Владимир Монахов
ЧЕЛОВЕК
эссе
Спасибо, пёс,
Гуляя с тобой по ночам,
Я вижу звёзды.
Надпись на площадке по выгулу собак
в Иркутске
Друг почувствовал носом приближение тепла и проснулся. Тепло всё усиливалось и увеличивалось. Друг сначала чувствовал его всей мордой, потом телом и так до кончика хвоста. Каждая клеточка начинала нежиться под действием этого тепла. И в этом было что-то очень-очень знакомое, но что именно, Друг вспомнить не мог.
Две недели Друг ночует на пустыре в небольшой выемке, в которой он еле-еле помещается. Всю ночь он не покидает её, боясь пропустить этот момент пробуждения. Но каждый раз ощущение тепла приходит к нему. Сегодня Друг решил идти навстречу теплу.
Он долго размышлял - времени для этого было предостаточно, - нужно ли это делать? Друг обдумывал целыми днями: долго ходил по пустырю, старательно принюхиваясь ко всему непонятному и странному, да всё никак не мог принять окончательного решения. За это время он успел изучить пустырь до мелочей. Пустырь Другу нравился! Это был его пустырь! На нём не было никакой пищи, но Друг готов изгнать с его территории любую собаку, боясь, как бы она не позарилась на его тепло. За своё тепло Друг готов стоять насмерть!
...И вот старые мышцы под действием неизвестного тепла совсем расслабились. Друг прикрыл глаза от удовольствия - было такое ощущение, будто он пробежал очень большое расстояние, а потом в изнеможении лёг на землю. Не хотелось даже шевелиться. Только кончиком хвоста Друг играл. Теперь всё тело было окутано теплом, казалось, что даже воздух вокруг нагревается.
Но Друг пересилил себя, недаром он считался когда-то дисциплинированной собакой. Он медленно стал выпрямляться. Места в выемке ему не хватало, и он легко катнулся, очутившись на ровном месте.
Друг лежал, поджав под себя задние лапы, а голову положив на передние. Он смотрел в сторону, откуда чувствовалось приближение тепла.
Теперь Друг чувствовал и запах еды. По языку скользнула сладковатая слюна и упала на землю.
И тут Друг увидел впереди пятно. Это оно излучало неизвестное тепло. Друг весь потянулся к нему, так что хрустнули косточки. Постепенно пятно прояснилось и приобрело очертания человека. Друг поднялся и сел.
Человек шёл пустырём очень быстро. Другу нравилось, как тот спешил, будто зная, что эта территория кому-то принадлежит и нужно пройти её незамеченным. Человек постоянно оглядывался по сторонам, иногда останавливался и прислушивался. Друг знал, что Человек боится неизвестности, и он чувствовал себя с ним на равных. Друг готовился, чтобы сейчас выйти к Человеку. Это было его единственным стремлением в последние две недели, оно должно было принести ему радость, и Друг не мог отказать себе в этом.
Между Другом и Человеком оставалось совсем короткое расстояние. Сейчас Человек пройдёт немного и начнёт удаляться.
Друг встал в полный рост. Ему даже показалось, что сейчас он намного выше себя обычного и, может быть, даже вровень Человеку. И Человек остановился, увидев Друга. Весь сжался. Друг почувствовал это, потому что резко убавилось тепло. И оттого сердце нервно затрепетало в груди собаки.
Человек зачем-то нагнулся. Другу было знакомо это движение, но он не мог подумать о Человеке плохо и сделал ещё несколько шагов навстречу. На этот раз они были увереннее. Человек поспешно выпрямился. Друг почувствовал, что они смотрят друг другу в глаза, но из-за темноты не могут ничего понять. И в этот момент Человек размахнулся - и что-то тяжёлое бухнулось с правой стороны. Друг попятился. Человек снова размахнулся - и что-то упало перед собакой и подкатилось совсем близко. Друг нагнулся и понюхал предмет. От него тянуло сыростью и землёй. Друг презрительно фыркнул и выпрямился.
Человек стоял на том же месте. Друг отвернулся от него и с пол-оборота наблюдал, что тот будет делать дальше.
Человек начал пятиться. Друг не сделал ни одного шага за ним. Человек повернулся и побежал. На ходу он постоянно оборачивался и следил за Другом. Но собака по-прежнему оставалась на месте.
Друг весь сжался: он чувствовал, как тепло сходило с его тела и его окутывал утренний холод. Потом только кончик носа ещё долго ощущал комочек тепла, а со временем и это пропало. Всё было, как и прежде, только значительнее, быстрее. Значительнее....
Друг стоял до тех пор, пока не закоченел. И только тогда пошёл к своему месту. Стал моститься. На этот раз выемка показалась ему просторной. Друг крепко сжался, приник головой к животу, а кончик хвоста закусил зубами. Это была его любимая поза.
Друг долго убеждал себя, что нужно непременно заснуть до прихода настоящего дневного тепла.
Одинокие
Земля не принадлежит человеку -
Человек принадлежит Земле.
Планетарная мудрость
Дерево - гимн
Корневой системе -
Выдохнула Земля!
Надпись в парке культуры в г. Изюме
С незапамятных времён жила на земле одинокая Большая Гора. Ничего за миллионы лет не проросло на её склонах, не поселились ни животное, ни птица... И вот однажды на склоне проросло Маленькое Дерево. Оно было таким крохотным, что Большая Гора не сразу его разглядела. Но когда обнаружила - очень обрадовалась и стала жалеть и оберегать его. Уже не скатывались огромные валуны с вершины Большой Горы, снег лавинами стекал по другим склонам. Большая Гора жалела единственное живое, что проросло на ней. И когда Маленькое Дерево окрепло - предложила:
- Взбирайся на мою вершину и живи там. Оттуда видно весь мир. Ты будешь всё знать и рассказывать мне по ночам, что делается вокруг нас за день.
- Хорошо, - согласилось Маленькое Дерево, немного подумав. И перебралось на вершину.
Почва на Большой Горе была трудной, но Маленькое Дерево не испугалось и решило:
- Я не уйду!
И чтобы исполнить это желание, оно стало пробиваться своими корнями в глубь Большой Горы, стараясь проникнуть до воды. Корни Дерева медленно разрастались в сердцевине Большой Горы. Проникая в глубину, они истощались и отмирали. Но отрастали новые корни и мужественно тянулись к живительной влаге. Дерево рушило своего нового друга, и Большая Гора, чувствуя это, утешала себя тем, что пройдёт ещё немного времени, и Маленькое Дерево достигнет воды - вот тогда они заживут свободно и весело. Большая Гора испытывала невыносимую боль, от которой хотелось кричать, но она крепилась, повторяя про себя:
- Всё вытерплю, но не прогоню Маленькое Дерево...
Большая Гора знает, что такое одиночество, она прожила в нём миллионы лет и теперь была готова вытерпеть любые муки, лишь бы иметь возле себя хотя бы одно живое существо.
И вот однажды Маленькое Дерево сказало Большой Горе:
- Я пью твою воду!
- На здоровье! - ответила Большая Гора.
Ей стало очень приятно, что Маленькое Дерево сумело прорасти её - такую большую.
- Ты знаешь, у тебя очень вкусная вода, - сказало Маленькое Дерево.
- Спасибо!
Большая Гора была смущена этой похвалой. За миллионы лет ещё никто не говорил ей таких приятных слов. И она подумала: "Какое прекрасное Маленькое Дерево растёт на моей вершине!" А вслух сказала:
- Если тебе будет мало этой воды, ты не стесняйся, ищи ещё. Я потерплю!
- А тебе было больно? - участливо спросило Маленькое Дерево.
- Мне было больнее, когда я тебя не знала.
- А к нам кто-то идёт!
- Как оно выглядит?
Большая Гора трепетала от счастья и хотела знать, кто же в этот прекрасный день будет их гостем.
- Оно не похоже на нас с тобой. И оно без корней...
- И без воды?
- Наверное.
А в это время к подножию горы подходил Человек. Вот уже много лет он ходил по земле один - и не было у него ни друга, ни любимой, ни верной собаки. Остановившись у Большой Горы, он посмотрел на её вершину и подумал:
- Если даже это Маленькое Дерево смогло забраться туда, почему бы мне не попробовать свои силы?
Он затянул пояс туже и стал карабкаться на вершину. Семь дней и ночей он был в пути, изранил руки и ноги, но добрался.
- А вот и я! - сказал он устало Маленькому Дереву.
Но Дерево промолчало. Оно не понимало языка Человека, как не понимала его и Большая Гора.
На вершине было одиноко и холодно. Человек посмотрел вокруг, и ему стало совсем тоскливо. Делать здесь ему было нечего, и он решил возвратиться. Но просто так уходить не хотелось.
- Срублю-ка я дерево, - подумал он вслух, - и погреюсь перед дорогой.
Так и сделал. Быстро запылал небольшой костерок. Человек сидел возле него, протянув руки к огню, и что-то нудно пел. Слов у песни не было - одно мычание. Но Человека это нисколько не смущало. Он был здесь один и пел как ему нравилось.
Когда костёр отгорел, Человек поднялся и пошёл вниз... И пока он шёл, за его спиной тлели головешки от Маленького Дерева... И чем дальше Человек уходил, тем сильнее его окутывала темень и тоскливее становилось на душе.
И вот снова Большая Гора осталась одна. Шло время, и корни, оставленные в её сердцевине Маленьким Деревом, сотлели. Большая Гора, которая была крепка этими корнями, развалилась...
Когда снова через много лет Человек пришёл на это место, он не узнал его. Проходя мимо, он думал о бесконечности своих владений и о своём бессмертии.
Гуманный донжуан
ДОНЖУАНСКИЙ СПИСОК
ЛЮБИМАЯ!
ЛЮБИМАЯ!
ЛЮБИМАЯ!
ЛЮБИМАЯ!
ЛЮБИМАЯ!
....................
Надпись в парке культуры Усть-Кута
Он сел в такси четвёртым. По дороге, как часто бывает, завязался разговор на женскую тему. Её раскрутил таксист - молодой трепливый блондин, который только-только открыл свой донжуанский список и готов был врать с три короба. Житейская философия подобных проста: все женщины мира только и заботятся о том, чтобы наставить рога супругам с такими бойкими и ловкими ребятами, как наш таксист. А поскольку в такси подобралась компания мужская, то разговор был поддержан. Чего-чего, а бахвалиться своими сексуальными успехами, расцвечивая их картинками, мужики любят. Нашего шофёра интересовало больше всего, сколько у нас было женщин.
- У меня было шесть жён, - сказал тот, что сел в такси последним.
- Всего? - рассмеялся признанию шофёр, призывая нас поддержать иронию.
- А ты считаешь, шесть раз жениться - это так просто? - заметил ему невозмутимо пассажир.
- Да я не про женитьбу, а про свободный ход! - и водитель стал хохотать пуще прежнего.
- Я так не умею, - откровенно признался пассажир.
- Подожди, подожди, - вмешался я в разговор, - ты действительно был шесть раз женат?
- А что, нельзя? - в голосе собеседника послышалась нотка обиды.
- Да ты врёшь. Тебя загс больше трёх раз не пропустит. У них по этому поводу указания имеются, - закричал шофёр.
Тогда пассажир молча полез в сумку, вытащил паспорт и подал мне. Я развернул его на девятой странице, где графа "Семейное положение".
Пересчитал.
- Ну что там? - не унимался шофёр.
- Всего три женитьбы, - посмотрел я удивлённо на обладателя паспорта.
- Правильно, в паспорте на женитьбу отведено две страницы, ты полистай дальше, - невозмутимо заметил тот.
Я перелистал и, действительно, в конце паспорта обнаружил ещё три отметки о семейном положении. Судя по паспорту, пассажир был холост.
- Он, братцы, шесть раз был женат и опять свободен! - доложил я честной компании.
- О, небось жениться надумал? - тут же насел водитель.
- Ты прав, задумал, - сообщил как о чём-то обыденном пассажир. - Вот сейчас к ней и еду.
- С ночёвкой? - сразу затянул свою песню водитель.
- Нет, я до женитьбы в такие игры не играю, - отрезал пассажир.
- Во даёт! - распетушился парень. - Ты у нас гуманный донжуан? А сколько у тебя детишек?
- Бог миловал, через одну - всего три. Я не признаю, как ты тут рассказывал, похабщины. Я если женщину люблю, то хочу, чтобы всё по-честному было, чтобы она зла на меня не держала.
- Через загс, что ли? - не утерпел шофёр.
- Да, через загс.
- А потом другую полюбил, и всё снова?
- Да, снова!
- Ну, знаешь - крыша едет от такой честности.
- Это твои проблемы, - первый раз улыбнулся пассажир.
- Разводился со скандалами? - поинтересовался я у опытного человека.
- Нет. Меня женщины всегда с миром отпускали. Они мне верили и понимали. Я ведь не ленивый человек, не жадный. В чём был, в том и ухожу, а всё нажитое оставляю. Да и потом не обижаю. Они у меня, между прочим, недолго девуют - все замуж выходят.
- Так это какие бабки зарабатывать должен, чтобы всю ораву прокормить? - удивился водитель.
- Врёшь небось, покрасоваться хочешь: вот какой я необычный.
- Что мне перед тобой красоваться - красоваться надо перед женщиной, которую любишь.
- Стой, стой, - неожиданно прикрикнул он, - мне на углу останови. Я прибыл.
Посмотрев на счётчик, полез в карман за деньгами.
- Не надо денег, считай, я тебя даром довёз! - махнул рукой таксист.
- Я к дармовщине не привык, - протянул деньги пассажир, но увидев, что водитель не берёт, положил рядом с ним. - За чужой счёт жить не приучен.
Пассажир вышел, а машина тронулась дальше. Водитель продолжал хохотать, всячески обзывая случайного попутчика. Но никому разговора поддерживать не хотелось. Как-то всё переменилось в салоне. Гуманный донжуан что-то неуловимое оставил в атмосфере, словно невидимый запрет наложил на тему. Так она и угасла до того, как мы рассчитались за проезд и разошлись каждый своей дорогой.
Каждый раз, когда я рассказываю людям об этой встрече, меня обвиняют в том, что я всё придумал. Мужчины наотрез отказываются верить, и только отдельные женщины соглашаются, что такое может быть.
Душевный порыв
домашнего путешественника
Я живу на краю света,
Где в мае бывают снегопады,
В июне - заморозки,
А на поездку к морю
Глупо зарабатывать стихами.
Откроешь окно - берег тёплый!
Надпись на камне в заповедной зоне Байкала
Жить нужно налегке, чтобы встать однажды утром и отправиться куда глаза глядят без сожаления о том, что осталось. Ведь копить в России всё еще бесполезно. Всё накопленное или родственники растащат, или государство отберёт во имя непонятных нам целей, с которыми нам явно не по пути. Выйти налегке в дальнюю дорогу и взять с собой в путь только вещь бесполезную, пустяковую и потому не обременительную, вещь крохотную, что способна поместиться в нагрудном кармане походной курточки. Например, выпиленный кусочек из некрупного бивня мамонта, который однажды раскопал в Якутии, на Алдане, в Томпонском районе, недалеко от Хандыги, известный в узких кругах палеогеографов новосибирский учёный Сергей Сухов, занимающийся историей Земли. Таких учёных в мире очень мало, всего душ 200. Они выпускают журнал "Journal of sedimentary re", который читают только специалисты, рассказывают в нём друг другу о достижениях своей науки на понятном только им научном языке. Сергей аккуратно выпилил кусочки из бивня мамонта и раздал знакомым и малознакомым людям, среди которых по чистой случайности оказался и ты.
И вот теперь ты с этим кусочком отправляешься в далёкий, даже тебе неведомый путь. И пока будешь идти вперёд, этот маленький осколок, в котором поместилось всё прошлое Земли, станет согревать душу воображения, напоминая тебе, что жизнь не закончилась. Бесполезный, не растворившийся в бытии кусочек бивня мамонта движется вместе с тобой по дороге, которую ты сам для себя выбрал. По пути ты будешь доставать его из кармана и показывать всем, кого это заинтересует. Не исключено, что кто-то, заворожённый твоими удивительными рассказами о прошлом Земли, которую когда-то заселяли эти мощные животные, присоединится к тебе, и вы пойдёте дальше вместе, весело, потому что всё так же налегке. И у вас на двоих будет один кусочек бивня мамонта. Вещь, как ты догадываешься, по-прежнему бесполезная, но способная сдружить для далёкого путешествия по будущему прошедшего времени двух прежде незнакомых, но теперь таких нужных друг другу людей.
Свет попутный по краю
Вдоль горизонта ребра
Адамова в сторону рая
Движется по утрам
Гущей воды и хлеба
Замесом текущих дел
Корочкой чёрствого неба
Но к путеводной звезде
Душа есть, а Бога нет?!
Всё хорошо!
Но не слава Богу!
Но хорошо ведь!
Надпись на заборе в Братске
Бесконечность неподвижна...
И потому в ней Бог бессилен!
Там, где всё замерло, - Бог бездействует.
Иногда из прошлого приходят в голову такие глупые мысли древних сверхлюдей, что современный маленький человек во мне и в тебе чувствует себя хотя бы изнутри героем, хотя бы у выключенного экрана телевизора, накануне очередной эпохи сновидений... Я знаю, что Слово, как атом литературной веры, когда-то и где-то отзовётся,
даже там, где будущего - нет. Но иногда так хочется, чтобы вечернее слово - уже с утра, с экрана телевизора, сразу же после дурной фразы "Доброе утро, страна!" вместо ритуальных сводок о плохой погоде на Земном шаре отозвалось живой деталью жизни... Например, как вот это.
Рано утром спускаюсь по лестнице. На первом этаже сталкиваюсь с соседом, несущим лицо не выспавшегося после тяжкого ночного перепоя гражданина Российской Федерации. Поздоровались и стали расходиться. Но тут он спохватывается и пытается что-то мне сказать:
- Э-э-э, - видимо, не может вспомнить имя, а попросить денег у безымянного соседа ему ещё сложно. - Слушай, дорогой, ты...в Бога веришь!? - наконец-то выдавливает он из себя первую утреннюю мысль, от которой я запнулся и тщательно оглядел его пропитое лицо. Лицо как лицо - скованное синдромом мучительного похмелья.
- Нет, не верю! - быстро, без запинки выпалил я.
- Вот и я тоже не верю! - поддержал меня сосед. - И нас таких неверующих в подъезде только двое - ты и я.
- А ты откуда знаешь? - интересуюсь.
- Я всех уже опросил, остался только ты! Сомневающихся, скажу честно, много, но все они склоняются больше к тому, что верят в Бога. А ты первый сказал не задумываясь - не верю! И баста. Молодец!
- Но о Боге хоть и не верю, всё-таки думаю, - решил я уточнить и расширить свою мысль.
- И я вот много о нём думаю, но не верю. И теперь нас двое! - настаивает на своём сосед.
И он стал подниматься вверх по лестнице, я, потрясённый, вышел из подъезда: не каждый день меня встречали по утрам таким простым, но всё же неординарным вопросом. И вот теперь весь день размышляю, почему в России первый встречный спивающийся мужик с утра задаёт вопросы о Боге и к чему бы это?
Маленькая смерть в багете вечности
Фальшь улыбки
Застыла на твоих губах.
Дождись слезы -
Она восстановит
Правду лица.
Надпись в туалете в Чите
Всю жизнь он чувствовал во рту привкус смерти. Но когда ему исполнилось сорок лет, он ощутил, что за его спиной стоит вечность и пристально разглядывает его жизнь, дескать, принять её в свои объятия или не принять? Он сначала не осознавал всю травмирующую глубину своего ощущения, даже тревожно озирался, чтобы подтвердить или опровергнуть сей метафизически навеянный артефакт. Но потом, по ходу распада времени на было, есть и будет, как-то свыкся с сознанием, что его короткая жизнь и вечность породнились не в прописанном книжками вымысле, а наяву, в трухлявой повседневности.
Теперь каждое утро, просыпаясь, потягиваясь вдоль кровати всеми сантиметрами своего тела и здесь же, в постели, делая лёгкую гимнастику, затем три минуты вычищая зубы и пристально рассматривая своё отражение в зеркале, он каждый день видел у себя за спиной вечность, которая стояла неподвижно на всю широту его воображения.
Это ощущение усилилось на похоронах друга, где лечащий врач сказал ему о смертельной болезни его жены. Сказал всего двумя словами: диагноз подтверждается. И жена, с которой он прожил двадцать лет, в один миг стала смертным человеком, а он окончательно породнился с вечностью и закрепился в ней. И не потому, что ощутил себя неоправданно бессмертным и теперь, с этого момента, никогда не умрёт, а потому, что её переживёт, хотя по всем физическим данным должно быть наоборот.
На похоронах друга ему предстояло сказать речь, но мысли его путались между страшной вестью, которая захлёстывала сердце до боли, и тем, что нужно сказать прощальные слова, не сбиться, не дрогнуть, не расплакаться на людях... Хотя место для слёз подходящее и такое удобное, что можно и поплакать, люди поймут, оценят, какой он добрый и чувствительный: не сдержал слёз по товарищу.
И он заплакал. Он плакал о всей несправедливости, что накопилась тяжёлым грузом внутри и снаружи него за сорок лет. Плакал впервые, сглатывая крупные слёзы, удивляясь, что они не солёные, а сладковатые. Плакал, отвернувшись к стене, повторяя хрестоматийную мысль сорокалетних мужчин, что он никому и ничего больше не должен, но при этом неожиданно заворачивая мысль в другую сторону: а должен ли кто-то за это ему? Он уже знал эффект сказанного или записанного слова. В разговоре слово промелькнёт и будет забыто, но стоит его записать на клочке бумаги, как оно приобретает функционально управляющее значение в твоей жизни, угрожая самой жизни. И вечность как-то сузилась, потому что во время похорон в углу сидела такая маленькая смерть, совсем крохотная, никому, кроме него, не заметная, но только сейчас он стал понимать, как это много для одного человека, такого как он. Хотя он и был окружён со всех сторон вечностью, но не было гарантий, что вечность его защитит.
ЛЮБОВЬ - ДАР!
НЕ РАЗЛЮБИТЬ - НАКАЗАНИЕ!
Одной строчкой
Увековечиться в мире:
"Я тебя люблю!"
Одной строчкой -
Единственной!
Надпись в ЗАГСе в городе Вихоревка
Только по большим праздникам мой деревенский дед надевал яркую рубашку
и, внимательно рассматривая себя в потускневшем зеркале, где все старые записи стёрты были его праздничным отражением, громко возвещал на весь дом, хотя обращался только к жене:
- Фу, мать, дюже я нарядный, аж стыдно!
При этом даже старинное зеркало скрывало в нём все приметы возраста, акцентируя внимание на праздничной рубашке. Бабушка смотрела на дедушку восторженным взглядом и, не сказав ни слова, уходила к себе за занавеску, где надевала панбархатное платье, которое дед подарил в молодости, сватаясь к ней, и этим роскошным поступком навсегда покорил девичье сердце.
- И я у тебя ещё красавица хоть куда! - выходила в наряде к смущённому деду зардевшаяся бабушка.
****************
Ребёнком я обожал эту праздничную обстановку деревенского дома, потому что в длинные заскорузлые будни и дедушка, и бабушка носили бесцветную немаркую одежду, пригодную только для крестьянской работы. В повседневности они были банальны и малоинтересны. А в праздники, не стесняясь внуков, радовались друг другу и даже целовались на глазах детворы.
*******
- Надо же, - однажды сказала, выходя из комнаты, мать. - Им уже под шестьдесят, а они всё еще целуются, как голубки.
- И чего тут удивительного? - спросил отец.
- Так внуки уже по дому бегают, пора и угомониться. Не стыдно им?
- Доживём до их возраста, посмотрим на себя, любимых, - обнял мать отец. И тоже поцеловал при детях.
- Да ну тебя! - замахнулась на него мать, но тоже прижалась к нему...
*******************
Мне уже пошёл шестой десяток, а я ведь тоже целуюсь, хотя всю жизнь пронёс с собой знатное изречение, которое вычитал в одной мудрой старинной книге и запомнил, потому что оно показалось справедливым:
"ЛЮБОВЬ - ДАР! НЕ РАЗЛЮБИТЬ - НАКАЗАНИЕ!"
Но мои дедушка и бабушка об этой мудрости древних ничего не знали и потому чётко следовали первой половине этой старинной мысли и любили и целовались до самой смерти. Думаю, что и после смерти, поскольку Бог им дал место рядышком на том свете.
БОРОВСК Владимира Овчинникова
Вы, живописцы, покрывающие стены
Загадочными фигурами нашей истории,
Откройте младенцам глаза,
Развяжите уши...
Николай Заболоцкий
Россия задохнулась от продолжительного бега за экономическими достижениями
Запада и Востока, улеглась между ними, демонстрируя особый способ
наложения красок Боровска, куда я приехал званым гостем, хотя и с опозданием в несколько лет. Но меня здесь ждали все продолжительное время моего отсутствия.
Пешая жизнь по древнему городу замирает перед скважиной неба.
Из тюбиков звёздного чрева в замкнутое пространство пейзажа среднерусской полосы художник Владимир Овчинников выдавливает краски. А затем мазками проталин рисует весну, по итогам которой богатый урожай огурцов соперничает с космическими замыслами Циолковского, а Николай Фёдоров регулярно думает будущим воскрешать постоянное прошлое, чтобы поэты вслед за колесом истории гоняли колесо рифмы и спорили до хрипоты абзаца:
- А доедет это колесо до будущего или не доедет?
Я ощущаю всем своим внутренним содержанием, как здесь время повзрослело и отправилось путешествовать верхом на яблоне по временам года: то прошелестит молодым листочком, то упадёт оземь плодом созревшим, соперничая с падалицей звезд, то зависнет под луной снежной шапкой, отражая небо, а то замрёт сухостоем-поводырём для ветра, напевающего в отогретую флейту сада... Иногда время глубинки, как ребёнок, задремлет в жаркий день плодоношения в тени кроны и сквозь две проталины глаз с любопытством наблюдает, как целуются двое под вечно цветущим деревом-путешественником...
А трудолюбивый художник, нанятый за бесценок красотой, как заправский маляр, закрашивает стены города сюжетами русского прошлого, настоящего и будущего, с раннего утра вписываясь душой в опасный поворот будней заспанной провинции, где толпа с наступлением темноты плотно садится у телевизоров, на экранах которых бурным потоком гонят сквозь русский чистый разум сериал за сериалом засвеченного враньём бытия кино.
И не подозревают едоки хлеба, что их настоящее крепко спит по ночам в тюбиках художника Владимира Овчинникова...и лишь писающий мальчик перед уличной фреской
на случайной фотографии корреспондента "Огонька" заставляет очнуться на время Боровск, у которого на заднике покоится изящное, и с ним легче всего заходить в будущее.
- Может, зайдём в церковь? - вопросом приглашает меня художник.
- Нет, я не люблю в них бывать. Меня раздражает религия, хотя о Боге как научной формуле я постоянно думаю, - ответил я Овчинникову. - Но вокруг меня стало столько людей, которые обивают пороги храмов, что я избегаю этого. Вам кажется это странным?
- Нет, все люди разные. Те живут под куполами, и выше им уже не подняться даже в своих молитвах, а вы под Богом, который вам многое позволяет, - быстро нашёл Владимир ответ на мой вечный вопрос самому себе.
И в темноте вслед за художником Владимиром Овчинниковым выхожу к ночному краю, вдыхаю чистый глоток неба, поперхнувшись остроконечностью замертво падающей в мировую ноосферу звезды, что прорезает, как хлебный мякиш, тишину, звучащую с того света. Только в Боровске с подлинностью действа я ощутил, как Бог прячет концы в человеке, а человек - отдает концы Богу!
Проснувшись среди ночи, долго-долго хриплю всем своим внутренним содержанием песню безмолвия, цепляясь за последнее слово светотехники жизни, где по морщинам истории ползает божья коровка провинциальной мечты, обрушивая края памяти, где часы - чучело вечности, по стрелкам которых нам никогда теперь не узнать - сколько осталось будущего у Бога. И потому - в одиночной камере бытия перестукивается со временем. Художник - сердцем. Вечность - часовым механизмом у пульса на его руке.
Только в Боровске понимаешь: мы на пару с художником из тех - кому больше всех мало!
Братск
"НАША УЛИЦА" № 101 (4) апрель 2008