Юрий Невский "Игра в молчанку" рассказ

Юрий Невский

ИГРА В МОЛЧАНКУ

рассказ

 

Вы скажете, так не бывает. Да я и сам бы не поверил, если кто мне рассказал такое. Однако было. Сказка эта началась весьма прозаично. Случается в августе налетает посреди тихого, будто ватного тепла резкий холодный пасмурный день с обжигающим ветром. В один из таких дней, я вышел с работы пораньше, надо было отвезти кое-какие бумажки поставщику, передать и все, и я свободен как этот серый резкий ветер. В руках у меня полиэтиленовая папочка со счетами-фактуры, на плечах тонкая ветровка без подкладки (утром светило солнце), я шагаю, радуясь, что вырвался раньше, но поеживаясь от холода. Отдал бумаги и направился к метро. Прохожие бегут, торопятся, втянув головы, ссутулив плечи. Вот тебе и август, короткий привет от грядущей осени. Молодежь, конечно, топает в майках с коротким рукавом, кровь горячая, ей все ни почем. Я, короче, продрог. Надо было принять. Случилось это в девяносто шестом году (страшно подумать - прошлый век!). В те времена ларьках встречалась такая достопримечательность, как русский йогурт - водка в стограммовых пластиковых стаканчиках. Купил, сдернул фольгу, запрокинул голову и накатил. Теплая струйка потекла к желудку, однако на вкус это пойло оставляло желать лучшего.

Постоял, посмотрел на людей возле метро, не торопясь выкурил сигарету. И, естественно, решил добавить. Но уже с закуской, взял какой-то шоколадный батончик. Выпил, зажевал, стою, курю, смотрю на людей. Забирает, но не сильно. И уже собираюсь спуститься в метро, уже поворачиваюсь спиной манящему меня ларьку, и за секунду до того как влиться в поток, подхлестываемых холодным ветром людей, боковым зрением замечаю, спрятавшийся в кустах у дороги мужичков с пивными кружками. Значит, поблизости бьет источник. А тут еще эта водка противная в горле застряла, короче, иду. Пиво, как пиво, кислое и невкусное. Но все как-то к лучшему оформляется в душе, как-то проясняется. Выпил кружечку, закурил, поболтал с каким-то мужиком о футболе. В этом ларьке продавали и водку в разлив, а также бутерброды с пожухлой полукопченой колбасой. Взял сто грамм и бутерброд. Выпил, покурил, ну и потом еще кружечку, что бы до полной гармонии души с телом. И только тогда двинулся к метро. Триста водки, литр пива - для меня не доза, но вот что интересно, помню, как вошел в метро, как зашел в вагон, как сел, смежил веки... а дальше как отрезало.

Очнулся я утром в чужой незнакомой мне комнате, в чужой незнакомой постели. Вот так! Правда, странно?

Но это еще не все странности, а главная заключалась в том, что рядом со мной оказалась девушка. Конечно, поначалу, я принял все за это за сон, пошлейший эротический сон. Со сна и взятки гладки, и потому у меня возникает нормальное желание овладеть этой незнакомкой, да какой там овладеть, просто трахнуть побыстрее, чтобы успеть кончить до пробуждения.

Тем более мой верный друг и товарищ уже готов. Девушка смотрит мне в глаза. Она миловидная, у нее короткая стрижка русых волос, голубые насмешливые глаза и пухлые губки, нос - курнос. Она чем-то смахивает на мою давнишнюю институтскую любовь, что еще раз меня убеждает, что я нахожусь в объятиях Морфея. Она абсолютно голая, я протягиваю руку и трогаю ее маленькую грудь, упругую, как теннисный мячик. Ее пальцы касаются моего живота, и короткими шажками подбираются к члену.

Е-мое! - говорю я себе. Да не сон это, и не надо щипать себя за ногу, это реальность! Пальчики шагают уже по моему вздыбленному приятелю, и я вот-вот просто кончу, потому что с похмелья сильнее всего хочется двух вещей: пива и кому-нибудь въехать.

Когда ее пальчики мнут горячую головку, я пытаюсь судорожно вспомнить, кто это, и как я сюда попал. Не вспоминается. Я хочу это девушку так сильно, что мне уже все равно, есть ли у нее СПИД и сифилис, муж или триппер. Кто она, и что я здесь делаю, меня уже мало интересует. Она смотрит на меня с какой-то любопытной сосредоточенностью, продолжает ласкать руками член, а мои руки начинают блуждать по неведомому и невидимому телу (мы под одеялом), находят тонкую талию, прохладную попку, крепкие шелковистые на ощупь бедра. Я уже впиваюсь ей в губы, чувствуя запах мятной пасты, с ужасом понимая, какой дрянью пахнет от меня, но ее язык бесстрашно проникает в мой рот трется о десны... И тут я кончаю ей в руку...

Я жду капризного: "Ну вот..." Я-то даже не успел запустить пальцы в ее лоно на мокрую разведку. Но она ничего не говорит, а только улыбается. Молчит и улыбается. А дальше следует вот что. Она вынимает свою ладошку и начинает слизывать с нее мою сперму. Зрелище, между прочим, очень возбуждающее.

"Как тебя зовут?" - спрашиваю я, вопрос банальный, но сейчас вполне уместный.

Она молчит и улыбается.

Я повторяю свой вопрос.

Тогда она приподнимается на локте, показывая мне хрупкую спинку с грядой мелких позвонков, берет с тумбочки листок бумаги и карандаш и что пишет, и протягивает мне.

Меня зовут Лена. Я глухонемая.

Я ошарашен. Скажите разве мог я представить вчера, согреваясь водкой и пивом, что утром буду заниматься любовью с совершенно незнакомой мне девушкой, да еще глухонемой. Честно говоря я расстроился, так, не много, все таки раньше с глухонемыми сталкиваться мне не приходилось тем более при таких обстоятельствах.

- Андрей, - пишу я на маленьком листочке в клетку. Она кивает. Я протягиваю к ней руки, прижимаюсь к ее телу (какая мне разница, глухая, немая, слепая, главное не резиновая, теплая красивая девушка, мы так близки, что слов не нужно), она не сопротивляется. Я откидываю одеяло, чтобы рассмотреть ее всю подробнее, вижу смуглое изящное тело юной женщины, тело практически без изъянов, я просто любуюсь ей, глажу ее грудь, целую живот, глажу влажное межножье, с шелковистый дорожкой. Тут наступает эрекция, я встаю на колени, закидываю ее легкие ноги себе на плечи и только собираюсь войти в нее... Тут она резко сбрасывает ноги с моих плеч сворачивается калачиком на кровати, а я как дурак стою и моргаю. Она обнажена и беззащитна, я чуть не плачу от этого зрелища.

- Что случилось? - спрашиваю я. - Что произошло? Ты не хочешь?

Я вспоминаю, что она ничего не слышит. Беру с тумбочки листочек бумаги, глупейшее положение, между прочим, царапаю: Что случилось? Тебе нельзя?

Тут она встает на колени смотрит мне в глаза взглядом в котором мольба.

Затем она берет мой член в рот. Я закрываю глаза... и улетаю.

Я забываю какой сегодня день, что надо идти на работу. Я ничего не понимаю. Моя третья и четвертая попытки овладеть незнакомкой окончились все тем же искусным минетом.

Мы позанимались этим пять или шесть раз, резервуары сперматозоидов побаливали. Она была виртуозкой в своем деле, надо признать. Обращалась с моим выкормышем, как и советуют учебники, как с эскимо на палочке.

Я задумался, может у нее была какая-то травма, так бывает, кто-то неумело лишил ее девственности, а может попросту изнасиловал.

Глухонемая...

Моя бывшая жена была трещоткой, тараторила без перерыва. Я научился слушать, не слыша. И это порой ее очень обижало, я спрашивал порой то, о чем она несколько минут мне говорила. Каждый день я получал огромное количество совершенно ненужной мне информации. Но полное молчание это мне показалось перебором. Да и где она, эта золотая середина?

Мы начали жить вместе. Маленький блокнотик на пластмассовых пружинках, записочки на листочках в клетку. Очень лаконичные. А что я хотел? Что она будет писать мне пространные приветствия. Общение становится весьма функциональным, ничего лишнего. Есть жесты, кивки, например, отрицательные покачивания головой, улыбки, разнообразные мимические движения. Однако без живого голоса, согласитесь тяжело. Карандашик или ручка, маленький листочек, только и всего.

Я слышал, что глухонемые умеет читать по губам, но с другой стороны говорить что-то без возможности услышать в ответ чужую речь глуповато.

Правда, я забыл про глаза, тут начинаешь понимать, что глаза действительно зеркало души. В них, оказывается, отражается все. Часто ли мы смотрим в глаза? Да, мы периодически бросаем взгляд на лицо собеседника, и часто лишь потому, что смотреть в сторону или себе под ноги, разговаривая с человеком, неприлично. А здесь я был вынужден постоянно смотреть ее глаза...

Но меня больше волновал другой вопрос, почему она не разрешает мне войти в нее, побывать у нее внутри. Она мне нравилась, она замечательно готовила, у нее была удивительная улыбка, мне было интересно подумать о перспективах наших взаимоотношений. Я был не прочь жениться во второй раз, но имеет ли смысл брак без детей, хотя может со временем страх перед проникновением мужского органа пройдет, можно, наконец, обратиться к врачу. Проблема-то психологическая, наверное... Я действительно, не знал, что мне делать. В конце концов, есть же варианты, искусственного переноса спермы, тут вопросов нет. Подождем.

"Чем ты занимаешься?" "Работаю в издательстве". "Подробнее можешь рассказать". "Набираю тексты, иногда верстка не большая" Жесты.

"Какой сегодня замечательный день, правда?" Кивок. У тебя нежная замечательная кожа. Улыбка.

Я тебя хочу. Ее жест красноречив, пальчики устремляются ко мне в ширинку.

Где мы только с ней этим не занимались, точнее этим она занималась со мной.

Кстати говоря, к оральному сексу моя жена относилась настороженно, считая его некой наградой за хорошее поведение. Сделал я что-нибудь общественно-полезное, скажем, покрасил окно, повесил полку, купил ей подарок, сварил борщ, погладил ворох белья - будьте любезны, иди сюда, доставай своего приятеля. Минет она дела невыразительно, однообразно, при этом глаза ее были чересчур серьезными, будто она исполняла повинность, но и черт с ним, ну не нравится ей это занятие, ничего не попишешь. Ни минетом единым жив человек.

Тут все иначе: творческая работа языка губ и аккуратных зубчиков. В парке, на последних рядах кинотеатров, в лифте, в пустынных уголках пляжа...

Уместно тут вспомнить два случая. Ну это был, типа шок, не иначе. В детстве вечерами мы любили с одним моим приятелем покуривать в парке, а заодно и подсматривать ласки (чаще всего целомудренные) влюбленных парочек. А тут наткнулись и замерли в кустах, увидев, как красивая молодая женщина лизала член исполинских размеров у старого седого плешивого козла. Мы, как завороженные, смотрели, как она обрабатывала эту красно-сиреневую елду. И в трусах у нас, конечно, было неспокойно. Сейчас то я понимаю, что тот мужик был не так уж стар, лет пятьдесят не больше. Это сейчас молодежь продвинута в сексуальных вопросах, а тогда оральный секс был нечто вроде преступления, мне например, никогда не приходило в голову даже помыслить, что этим занимались когда либо мои родители. И не было более обидного прозвища, чем "вафлер". Причем почему мужской орган ассоциировался с вафлей, до сих пор понять не могу.

Второй раз, нечаянным свидетелем трогательного минета я стал в лет девятнадцать. В одиночестве с баллончиком пива забрался в подальше в парк, взял детективчик, присел на пенек. Потягивал пиво, читал книжку, покуривал. Затем услышал девичий смешок, какую-то возню, а потом характерные звуки, полувздохи. полустоны. Ситуация была щепетильная, мне же не тринадцать лет и не вуайер, чтобы подглядывать. Там совершалось нечто интимное, понял я. Вообще говоря, за это можно было и по мордам схлопотать! Тем не менее, любопытство пересилило. Кругом лес, самое начало лета, сухих ветки под ногами не трещали, и я потихоньку двинулся на шумок. Достаточно оказалось сделать несколько шагов, как сквозь листву кустарника, я узрел довольно пикантную картинку. На широком пне сидел молодой человек в вальяжной позе, откинувшись назад и держась руками за края пня. Девушка ласкала ртом его вздыбленного петушка довольно сосредоточенно, лица ее я не видел, ниспадающие волосы скрывали ей профиль. Картинка была возбуждающая, я поспешил ретироваться и, спокойно вернувшись, продолжил то за чем сюда и пришел, читать книжку и пить пиво. Вскоре шум стих, я услышал звук удалявшихся шагов. Кроме зависти у меня не было никаких эмоций.

И еще, пожалуй, стоит упомянуть о своем первом опыте, который я постиг мне на заре туманной юности. Студенческая вечеринка в таком довольно узком кругу, на даче. Сами понимаете обстановка романтическая, конец восьмидесятых, с великим трудом добытый в боях портвейн и сухое для дам. Три юноши и три девушки. Особенно ничем не связанные, кроме как совместным обучением. Девушки были разные. Одна стройненькая и очень даже ничего с таким острым носиком и прямыми волосами, вторая невысокого роста пухленькая со смазливым личиком, и третья высокая широкоплечая, крепкая с широким станом и немного лошадиным лицом. Все понимали что едут на дачу не только выпить, но и позаниматься обычным для юного поколения делом. Погуляли по довольно унылым окрестностям , кругом поля, лес чахл, реки никакой, пруд с водой желтоватого цвета. Затем уединились в домике, стали готовить еду, потом пили, я напился, и пребывал в меланхолической нерасторопности, когда первую и вторую уже зацепили мои приятели, мы предварительно не договаривались, порешали, что как выйдет, так и выйдет. Я был максималистом в питии и не рассчитал своих сил. Таким образом, крепенькая "лошадушка", как я ее окрестил про себя, досталось мне. Ну, короче, мы с ней начали целоваться, и в голове у меня вертелась несколько обидная для слабого пола поговорка, не бывает некрасивых женщин, бывает мало портвейна.

Мы оказались в постели, то есть на каком-то топчане, покрытым пыльным шерстяным одеялом, освободившись от одежды, прильнули друг к другу, ну и сказалось выпитое... Не смог я соответствовать ответственности момента. Кстати девушка оказалась, очень разумной, ну и ладно, сказала она, и взяла моего поникшего друга в рот, тут проявил норов, почувствовав это, я попытался совладать с ее телом, но мой приятель опять потерял дееспособность. Тем же финалом закончились еще несколько попыток. Ну и ладно, сказала она и довершила языком свое благое дело. Трудно сказать о каких-либо позитивных ощущениях, после литра портвейна. Тем не менее, в скобках замечу, что несколько позже через пару недель, мне предоставилась возможность реабилитироваться. Кстати, девушка оказалась милой, и мы с ней тепло здоровались во время всей учебы, она вышла замуж, на четвертом курсе, чему я порадовался.

Вернусь к Лене. Так вот я понемногу стал, как это говорят писатели - охладевать. Приедается все и тут ничего не поделаешь, когда тебе перевалило за тридцатник начинаешь задумываться о семье, доме, каких-то мелких радостях, а тут пусть и приятное, но скольжение в никуда.

Я пытался что-то Лене объяснить. Но мои письменные обращения о лечении, переносе спермы, она говорила (писала) потом, потом, потом... Удивительное это слово потом. Когда потом, через месяц, год... На работе я стал чересчур болтлив, на перекурах сослуживцами слишком много трепался. Что не осталось незаметным для моих коллег по институту. Раньше ты такой замкнутый был, сказали мне как-то, (действительно, я плохо схожусь с людьми). Я пожимал, плечами, а что мне было сказать, что я живу с глухонемой женщиной, и мне просто хочется поболтать. Я стал чаще ночевать у себя дома под разными предлогами, раз в неделю, обзванивал какого-нибудь приятеля и усердно зазывал его в гости, выкапывал бывших сослуживцев, однокурсников и даже однокашников, мы сидели вспоминали, и я очень тяготился, когда в гости никого не удавалось залучить. В конце концов, перешел на женщин, даже позвонил той девушке, с которой случился первый минет, мы мило провели время, но без секса. Она сказала, что мужу не изменяет, это ее принцип. Замечательно, подумал я, просто поболтаем. Я сделал вид, что огорчился. Правда, пару старинных подруг пришлось трахнуть, и я получил от этого несравненное удовольствие.

Может, от ее внимания Лены некоторое мое охлаждение не скрылось, не скрылось. Я возвращался к ней, возвращался и возвращался, сколько это могло продолжаться, я не знал, бросить ее это как бросить ребенка, так преданно она смотрела на меня своими серыми глазами. Я возвращался в эту маленькую квартирку, с маленькими в клетку за пять рублей блокнотиками на пружинках. Я даже подумал, а не освоить мне язык глухонемых, но, встав перед зеркалам, я увидел идиота лишь размахивающего предо лицом руками.

Однажды утром она написала мне записку: "Я должна съездить к родителям, пробуду две недели". "Хорошо" написал я. Действительно мне и в голову не приходило, что у нее есть родители, хотя это должны были быть еще молодые люди, может у нее есть и другие родственники, брат, сестра, тетки. У них можно было хоть что-то узнать о ней. Но напрашиваться, поехать с ней, к ее родителям мне не хотелось, хотя если б она предложила, я скорее бы всего согласился, взял отпуск за свой счет. Все-таки после получения этого известия, я все-таки для очистки совести накарябал: Хочешь, чтобы я поехал с тобой? Я специально так написал, в духе американского диалога. Может, если б я вывел более твердо: Я хочу поехать с тобой, тогда все было бы иначе. На мою записку она ответила: "Не надо, не волнуйся, все будет хорошо". Я и не волновался, скорее наоборот обрадовался. Две недели пожить дома, подумать о дальнейшей жизни, может в выходные, что-то сделать полезное, переклеить обои в прихожей, сменить воду в аквариуме.

Когда ты едешь? Сегодня вечером. Я тебя провожу.

Не надо, я еду с подругой, не волнуйся. Ну что ж с подругой так с подругой. Я приду через две недели. Хорошо.

И дальше.

Я пойду. Счастливо. Я буду скучать. Я тоже. Пока, пока. Целую. Целую. Люблю. Люблю.

Вот такой краткий эпистолярный роман. Без конвертов. Я положил эти записочки в карман, сам не знаю почему.

Две недели я даже не скучал, взяв все равно отпуск, напивался с приятелями, поклеил обои, поменял на кухне мойку на металлическую, сменил сантехнику, почистил аквариум. Прочитал несколько книжек, сходил даже в театр.

Через две недели, то есть через пятнадцать дней (я же не знал точного прибытия поезда, даже не знал, откуда он придет, с букетом цветов, после парикмахерской, щедро политый одеколоном стоял у дверей ее квартиры. Никто не открыл. Я стоял звонил, но все без толку, вышел улицу, выпил бутылку пива у ларька. Погода была хорошей. Теплый августовский вечер. По удивительному совпадению, меня кольнуло, господи, так ровно год, прошло с того дня, как я напился и оказался здесь. Целый год! По этому поводу взял еще бутылку пива и, не торопясь, выпил ее. Потом поднялся, позвонил, без результата. Задерживается, подумал я, а что делать с цветами?

Я пришел домой поставил цветы в вазу, день постоят ничего страшного. Вечером я хорошенько выпил в одиночестве, так что утром пришло выкушать перед работой маленькую банку "отвертки" и старательно прожевать жвачку. Вечером я снова был у ее двери с цветами, звонил и без бес толку, снова выпил две бутылки пива, каждый час поднимаясь и давя на звонок. Вышел уже под вечер, настроение было отвратительным. Со стороны посмотреть какой-то мудак ходит два дня вокруг дома с букетом. Я швырнул цветы в мусорный контейнер. Пошел прочь, а обернувшись (а вдруг именно в этот миг?) заметил, как контейнеру метнулась сидящая на лавочке бабка. Сегодня кому-нибудь вотрет эти цветы запоздалые, подумал я не без злорадства. Дома я опять выпил, но уже меньше чем накануне. И решил не показываться дней пять не меньше.

Через пять дней, я уже без цветов стоял перед дверью, звонил, и мне ее открыли. Открыла средних лет женщина, миловидная. Я назвал имя. Она здесь больше не живет, сказал женщина.

Я опешил. Я остолбенел. И сморозил, куда она уехала. Я не знаю, там был сложный вариант обмена... А? Спасибо извините... Ничего, она мне позвонит, ничего, ничего...

Вот-так штука! Она меня бросила, кинула, швырнула, как угодно... За что? Я бы ее никогда не бросил сам или она почувствовала, что-то в моем лице, разговоре, этих моих отлучек домой. Думаю, найти ее можно, ведь наверняка в самом замысловатом варианте есть фамилии, паспортные данные, можно узнать сейчас, а надо ли?

Короче говоря, я ожидал всего только не этого. Сидит она в каком-то издательстве, набирает тексты. Думает ли она обо мне? Она обо мне ничего не знает, а что я знаю о ней? Какого черта, не понятно зачем я прохожу мимо ее дома, одноподъездная двенадцатиэтажка. Ничего особенного, я беру пива в ларьке и смотрю на балкон, там висит белье. И так я ходил до ноября, каждый день. А потом балкон застеклили, и я перестал ходить.

Пришла ниоткуда и ушла в никуда - хорошая фраза за для дешевого шлягера. Кстати я опять стал меньше говорить, меня окружает молчание, я, по-моему, забыл сказать, где я работал все эти годы, это сейчас мне представляется очень важным, я продавец-консультант в магазине "Все для аквариума", торгую рыбками. Они молчат. Может, это судьба?

"НАША УЛИЦА" №109 (12) декабрь 2008