Алексей Некрасов-Вебер "Лестница" повесть

Алексей Некрасов-Вебер

ЛЕСТНИЦА

повесть

Пейзаж вокруг почему-то казался знакомым, но краски были неестественно яркими, ощущение перспективы сбивалось, и я уже догадывался, что вижу сон. Однако никаких попыток окончательно убедиться в этом я не предпринимал. В большинстве своем сны мои были лишь дурным отражение житейской накипи, а этот явно прилетел из какой-то далекой сказочной страны, и мне очень хотелось в него поверить.

Лестница начиналась у подножья маленького храма и, огибая оливковую рощу, спускалась к бухте. Солнце щедро поливало расплавленным золотом поверхность ступеней, и, казалось, что теплый мрамор струится под подошвами сандалий. С высоты море в тисках в сочно зеленых холмов выглядело огромным темно- синим блюдом. Оно сердилось, и ветер, оттолкнувшись от белых барашков мелкой волны, уносил вверх сверкающие брызги. Придерживая полы длинного плаща, я спускался к воде. Рядом, задевая мою ногу краем туники, шел собеседник. Одной рукой старик опирался на мой локоть, другой водил по воздуху, энергично дополняя речь жестикуляцией. И, казалось, старческий палец выводит под облаками золотистые островерхие буквы, и они тут же рассыпаются на множество мелких звездочек.

Говорил о Вечности. О том, что река, отдавая свою душу морю, в тот же самый миг заново рождается в крохотном горном ключе. Что звери и рыбы обретают бессмертие, бесконечно копируя себя в потомстве. И лишь только человек в своей неповторимости уходит навсегда. Может быть, поэтому он так стремиться разорвать путы природных циклов, строит пирамиды и храмы, переносит свои мысли на камень и нетленный пергамент, на утлых суденышках пытается достичь пределов Крайнего Моря. Но ни какие труды и подвиги не избавят его от неизбежности ухода. А что если разорванный круг человеческой судьбы тоже должен замкнуться? Но ни здесь, ни под этим солнцем, а где-то очень далеко, где одна бесконечность переходит в другую. Может быть именно туда устремлены все “бесполезные” земные усилия…

Над головой, шелестя крыльями, пролетел грифон. Оставляя на небе огненный след, он быстро скрылся за горизонтом. Но все-таки удалось разглядеть напряженный изгиб лебединой шеи, и сверкнувший на солнце спинной гребень. И тут же с комариной назойливостью засверлила мысль:

- Грифоны не существуют! Значит все-таки сон.

Старик стал отдаляться. Голос философа еще звучал в ушах, но самого его уже не было рядом. В отчаянии я пытался зацепиться взглядом за зеленый холм, покрытую барашками волн бухту. На небе еще горел след грифона, но и небо тоже стремительно исчезало, уступая место замкнутому пространству малогабаритной комнаты…

Приподнявшись над кроватью, я посмотрел на часы, и снова опустился на смятую постель. Без пяти семь. Еще можно было поваляться минут пятнадцать. Потом завтрак, метро, работа, снова метро, и, наконец, событие которого ждал всю неделю. Сегодня пятница, собрание философского клуба.

Хотя, какой это клуб! Собираются пять мужиков в баре берут по два литра пива с сухариками и болтают о вселенских проблемах. А у каждого своих проблем выше крыши. Колька уже пол года безработный у жены на шее сидит. Как только терпения у женщины хватает! Другая давно бы скалкой на улицу, а эта кормит, да еще и деньги на пиво дает. Правда в последнее время все-таки ввела санкции. Теперь за Николая Стас платит. Ему это не в тягость, Стасик у нас олигарх. Дорогая иномарка, квартира в Куркино, отпуска на Канарах. Когда фотографии девушек своих приносил, у Николая чуть слюни на стол не потекли. Впрочем, не у одного Николая. Только Александр снимки ни как не прокомментировал. Он вдовец и с тех пор как перешел в это состояние острот и комментариев на тему женского пола избегает. Бог знает, что у мужика на душе твориться. Только один раз, когда после пива еще водки заказали, Сашка вдруг о себе говорить начал. Даже не о себе, а о том, как вечером в пустой квартире настенные часы тикают. Всем сразу неуютно как-то стало, глаза опустили, замолчали. Сашка и сам смутился и потом весь вечер молчал. Да и он вообще человек не особо разговорчивый. А вот Влад поговорить и покрасоваться любит. О чем ни начнешь, он все это уже знает, все изучил, во всем преуспел. Ребята над ним за глаза посмеиваются. Интересно догадывается ли он об этом? Скорее всего, да, но поделать с собой ничего не может. А, может быть, он уже настолько в свою гениальность уверовал, что наши жалкие смешки ему не более чем комариные укусы.

А ведь на самом деле проблема эта всеобщая! Каждый пытается утвердить свое преимущество и только о своем хочет говорить и слушать. И собеседник интересен, только когда его мысли с твоими совпадают. А если чуть в сторону, интерес уже и пропал. Конечно если ты человек вежливый, то продолжишь беседу. Но это уже не радость общения, а поиск компромиссов. И если копнуть глубже все наши взаимоотношения на этом хрупком равновесии компромиссов и держатся. Кстати, чем не тема для сегодняшней беседы...

- Ты бы лучше подумал, что для дома сделать! Посмотри, до чего квартиру довел! – вторгся в мой мысленный монолог внутренний голос. Невидимка так хорошо воспроизвел интонации супруги, что я с испугом посмотрел на ее кровать. Но жена еще спала. Безмятежно улыбаясь во сне, она, наверное, видела сверкающую после ремонта квартиру, и меня в бумажном колпаке и спецовке, приклеивающего последний краешек обоев. Мне искренне стало стыдно и одновременно страшно, что супруга рано или поздно осуществит свои планы. Уже на кухне, приготовляя себе яичницу, я попытался мысленно с ней поспорить. Обычно она встает раньше и готовит завтрак мне и дочери. Но сегодня пятница. Дочь по сложившейся традиции гостит у бабушки, и моя лучшая половина, как женщина со свободным графиком позволяет себе поспать. Поэтому спор наш сегодня был мысленный и односторонний. Извлекая из памяти до боли знакомые упреки, я пытался находить контрдоводы. Сейчас это у меня получалось куда лучше, чем в настоящих словесных баталиях.

…Я понимаю твои желания, дорогая. Чтобы дом был полная чаша, чтобы все не хуже чем у других. Понимаю, что подруге твоей Светлане очень повезло с мужем. Но где найти нам столько управляющих отделением банка, чтобы осчастливить каждую российскую женщину? Хочешь сказать, что для всех тебе нет никакого дела? Ох уж эта женская солидарность! Вроде бы в любой момент вы готовы выступить против нас единым фронтом, но он тут же распадается на множество мелких семейных окопчиков. Пускай каждая сама решает свои проблемы, а ты будешь выводить в люди своего мужа. Согласен! Даже очень сочувствую твоим планам. Но будешь ли ты счастлива, если они вдруг осуществятся?

Представь на секунду, я все осознал и перевоспитался. На философские посиделки не бегаю. На работе с утра до позднего вечера. Усердие, рвение, угождение начальству, и как результат быстрый карьерный и материальный рост. По субботам опять же, ни каких встреч с друзьями, ни каких книжек с непонятными и потому ненавистными тебе названиями. А сразу же с утра на строительный рынок. Все для дома, все для семьи!

Ты скажешь, что такая идиллия вряд ли когда наступит, и будешь совершенно права. Во-первых, я так долго не выдержу. А во-вторых, или даже, во-первых, этого ли тебе на самом деле от меня надо?!

Далек от мысли, что ты любишь меня только таким, какой есть. Но ведь и домовитый карьерист с жизненным кредо хомяка-хапуги тоже не твой идеал. Не раз с ревностью замечал, что тебя привлекают люди авантюрного склада. Наверное, тут сказываются генетические пережитки минувших веков, когда барышни влюблялись в красавцев гусар и байроновских злодеев. Однако, на дворе нынче иные времена, и как женщина современная ты это великолепно понимаешь. Да и таких людей ты на самом деле боишься, и никогда судьбу с авантюристом не свяжешь. Так что, дорогая, я не такой уж и плохой вариант, и будем ценить, то, что нам послала судьба…

Порезав на сковородку остатки ветчины, я кинул сверху несколько кусочков помидора, слегка обжарил их и залил яйцом. Вскоре вся эта смесь весело зашипела, распространяя вокруг аппетитные ароматы. Проявив фантазию, посыпал пузырящийся белок мелко порезанной петрушкой. Запахло еще вкуснее. А в окно уже весело светило осеннее солнце. Самый конец октября, а погода стоит великолепная. С утра чуть подмораживает. Лужи подернулись тоненькие белой коркой. На деревьях оранжево-желтый пожар еще не опавших листьев. Чистое голубое небо над крышами, и свет вокруг яркий осенний бодрящий. Чтобы не было накануне, как бы не угнетала ранняя осенняя мгла с холодом, мелким дождем и фонарями призраками, в такое утро чувствуешь себя счастливым.

Завтрак закончен, и уже надо бежать на работу. Запахивая на ходу куртку, я вышел из подъезда и поздоровался с дворником. Тот ответил вежливо и с достоинством. Восточное лицо как всегда невозмутимо, и, поздоровавшись, он тут же возвращается к работе. Я не знаю, как зовут этого парня, но всегда приветствую его первым. Не из соображений пресловутой политкорректности, а потому, что этот человек мне действительно нравится. Иногда я даже пытаюсь поставить себя на его место. Представляю, как убирал бы тротуары где-нибудь на улицах Нью-Йорка. Метлу там, наверное, давно уже не используют, но тут главное увидеть не детали, а сам образ.

И вот я в спецовке, за штурвалом уборочной машины. Рядом темнокожий обормот-напарник беспрестанно жует резинку, и слушает реп. А мимо, обтекая нас, спешат куда-то обитатели респектабельного квартала. Лощеные, деловые, кто-то тоже здоровается, но это уже чистая политкорректность. Всем понятно, какая социальная пропасть нас разделяет. А ведь мы с напарником такие же люди с правами, данными нам от рождения Богом.

Смог бы я сохранить достоинство в такой ситуации? Кем бы я чувствовал себя среди преуспевающих граждан сверхдержавы? Ответы я к сожалению знаю, и они не утешают…

Так что же все-таки определяет наше самоуважение? Успех, признание окружающих? Получается что мы изначально рабы чужого мнения, чужого взгляда. А если ты ничего в жизни не добился, значит, тебя вроде бы и нет? Но как же данные от рождения права, и образ, который вложил в тебя Создатель! Выходит, что надо учиться уважать себя, не взирая на успехи и неудачи. Но тут подстерегает другая крайность. Перед глазами встает ленивое никчемное существо, с раздутым до вселенских пределов самомнением. И как пройти между этими двумя ловушками? Как оправдать надежды Творца?

- Видишь, дорогая, нельзя нам никак без философии! – продолжил я свой мысленный спор с супругой. Но спорить почему-то расхотелось, и я неожиданно почувствовал себя необыкновенно счастливым. У меня есть семья, есть работа, которая кормит, и иногда даже приносит удовлетворение. Нужда не заставляет скитаться по чужим городам и странам в поисках лучшей доли. И, наконец, есть наш философский клуб. Что надо еще человеку, чтобы спокойно встретить старость?

И тут вдруг нахлынул внезапный, безотчетный страх. В одну долю секунды я осознал, как хрупко мое счастье. Сколько случайных и не случайных событий могло разрушить, пустить по совершенно другой колее мою судьбу. А сколько еще подводных рифов караулит мой семейный корабль в будущем! Вспышка пророческого озарения высветила разбегающиеся в стороны дороги. Одни были широкими, тянулись почти параллельно и напоминали уходящую за горизонт автомагистраль. На изломах других я увидел беды. Рассмотреть не успел, но страх подступил еще сильнее, и заколотил мелкой дрожью.

- Хватит! Возьми себя в руки! – мысленно прикрикнул я на самого себя: - Беды подстерегают любого. Надо учиться обходить и предотвращать их, ежечасно, ежеминутно защищать свое счастье. И тогда твой путь прямая магистраль. А извилистые опасные дороги пусть улетают в небытие, или портят жизнь твоим менее удачливым двойникам где-то в другом параллельном мире.

Когда добрался до метро, страх уже отступил. Стиснутый со всех сторон, я двигался в общем потоке, и через полчаса он вынес меня на поверхность. До начала рабочего дня оставалось около десяти минут. Пока я пешком преодолевал последнюю часть маршрута, минуты пролетели как одно мгновение. Однако стоило переступить порог, и время потянулось гораздо медленнее.

Пятница, душа рвется на волю, но приходиться делать вещи, вдруг ставшие совершенно неинтересными. Утром я обманывал себя, что работа приносит удовлетворение. Она тяжкий крест. Печка, в которой сгорает почти треть моей жизни. Но не всем дано право уподобиться птицам небесным. Кто-то должен зарабатывать хлеб свой в поте лица, и я отношусь к этому не очень счастливому большинству. В конце концов, не одному же Стасу оплачивать сегодняшние посиделки! Он потянет, но я не Колька и амплуа альфонса мне никогда не импонировало. И даже если б очень захотел, прожить за чужой счет вряд ли бы получилось, я не из тех, за кого охотно платят другие. Так что хочешь, не хочешь, а приходится отрабатывать самоуважение, право иметь семью, и сегодняшнее пиво с сухариками.

Когда стрелки настенных часов все-таки доползли до половины шестого, я уже выбегал на улицу. Людской поток опять внес меня в подземку, и вскоре я уже выходил на Новокузнецкой.

Замоскворечье. Московские улочки уютно переплелись с призраками парижских бульваров. У метро молодые парни под гитару поют что-то из бардовского репертуара. Навстречу движется нарядная хорошо одетая толпа. Никто никуда не спешит. Беспечность и праздность разлиты над вечерним городом, и в обманчивом свете фонарей роятся мотыльки ночных соблазнов. Французская элегантность в силуэтах идущих навстречу незнакомок. Из музыкальной палатки доносится голос Шарля Азнавура, и только рюмочная “Второе дыхание” напоминает, что ты еще в России. Сквозь ее открытые двери видны силуэты мужчин, но мой путь лежит дальше по маленькой улочке мимо Рынка Морепродуктов к стеклянным дверям торгового центра. В просторном холле полной грудью вдыхаю запах красивой жизни, поднимаюсь по эскалатору и вот уже передо мной пластмассовый американский полицейский и ярко красные сидения бара.

К моему приходу Александр и Стас уже успели занять столик. Влад и Николай как всегда задерживались. Один слишком деловой, другой бездельник, но по стилю поведения они почему-то очень друг на друга похожи. Могу поспорить, что сегодня столкнутся где-нибудь на выходе из метро и придут вместе.

Поздоровавшись, я опустился на сидение рядом с Сашкой. Куртку повесил на перегородку разделившую ряды столиков. Высота ее чуть больше метра и весь зал виден как на ладони. Бар обставлен в стиле американской забегаловки и, наверное, такая открытость символизирует идеалы демократии. Впрочем, мне это даже нравиться. Вокруг множество лиц, и часто краем глаза с интересом наблюдаешь за другими посетителями. А со стен улыбаются голливудские звезды. Кажется, они смотрят прямо на тебя, я же в основном смотрю на Мэрилин. Этой легендарной блондинке я симпатизирую еще с юности. Кстати, моя супруга чем-то похожа на Мэрилин, во всяком случае, внешне. Но она почему-то это упорно и даже с возмущением отрицает, предпочитая сравнивать себя с Шерон Стоун. Наверное, назло мне. Потому что кино-образы этой актрисы я ненавижу искренне и бескомпромиссно.

- Ну что, может быть, заказ сделаем? – прерывая мои размышления, предложил, Стас. Сашка с ним тут же согласился:

- Конечно, давай, а то этих обормотов до бесконечности ждать можно!

Оторвавшись от меню, Стас подозвал официантку. Она двинулась к нашему столику, улыбаясь и чуть покачивая на ходу бедрами. На девушек Стас действует как удав. Хотя внешне вроде бы ничего особенного в нем не просматривается. Нормальный тридцатипятилетний мужик. Довольно крепкий. Живот уже означился, но еще не сильно выпирает. Стрижка под ежика, черты лица грубые, правда, когда смеется сразу видно, что человек не злой и не глупый. Хотя и жесткость во взгляде иногда проскакивает. Одет Стас так же как мы все – свитер, джинсы. Уж не знаю, что девицы в нем находят. Может быть, хваленая женская интуиция сразу помогает разглядеть натуру сильную, удачливую и по-мужски красивую. Хотя тут уж только им и судить.

Остановившись напротив столика, девушка грациозно изогнулась и приготовилась записывать. Пока слушала, улыбка стала совсем обворожительной. Даже румянец проступил на щечках. Можно подумать, что говорил Стас не о пиве сырных палочках, а о чем-то пикантном. Обычно официантки здесь со всеми одинаково вежливые и кокетства не позволяют, но видно наш Стасик исключение.

Приняв заказ, официантка удалилась, вкладывая в каждый шаг все свое женское обаяние. Но кумир уже и не смотрел ей вслед, а сосредоточенно пытался извлечь огонь из зажигалки. Достав каждый свою пачку, мы закурили. Стас взялся за мобильник. Александр, откинулся на красную спинку сидения и медленно выпускал изо рта струйки дыма Почему-то только сейчас я заметил, что виски у него под цвет пепла на кончике сигареты. За последний год белая масть разлилась по его волосам, покрыв собой большую часть все еще не плохой шевелюры. Он сильно изменился. Нельзя сказать, что постарел. Но лицо как-то заострилось и в чертах проявилось что-то от иконописных образов.

- Какая сегодня будет тема?- поинтересовался Стас. Сашка пожал плечами:

- Витькина очередь. Пускай он объявляет.

Все посмотрели на меня. Я попытался еще раз мысленно оформить идею, которая пришла в голову утром.

- Человек и его дело. Что главнее? …Нет, как-то слишком торжественно звучит. Влад обязательно сострит по этому поводу…

Легкий на помине Влад появился у входа в бар. Как я и предполагал, пришли они вместе с Николаем. Вместе эта парочка смотрелась очень колоритно. Колька остроносый жгучий брюнет, высокий, худой, с несоразмерно длинными конечностями. При ходьбе руки свободно болтаются и напоминают веревки. Влад наоборот маленький аккуратный, с небольшим и тоже очень аккуратным брюшком. Круглое лицо и сверкающая залысина предают ему сходство с колобком, и в исполнении Влада этот сказочный герой получается очень самоуверенным и амбициозным.

Пока здоровались, у Влада для каждого из нас нашлось несколько фраз, дружелюбных, но с изрядной долей иронии. Колька наоборот буркнул что-то невразумительное и руки пожимал очень нехотя. Сразу стало видно, что опять не в духе и зол на весь мир.

Не успели вновь прибывшие занять места, как на столе уже появилось пиво. Мы чокнулись кружками, отпили по глотку, и Сашка напомнил, что я собирался объявить тему.

Когда приходиться выступать перед аудиторией, пускай даже очень маленькой и хорошо знакомой я всегда испытываю волнение. Фразы, которые в мыслях звучат убедительно, сбиваются, комкаются или наоборот растягиваются в нечто длинное и тривиальное. Вот и сейчас, я честно старался заинтересовать ребят вопросом :

- Кто же все-таки мы есть? Внешний образ, совершающий дела поступки, или что-то более глубокое, независящее от наших свершений, неудач и успехов?

Но получилось очень затаскано. Наподобие пресловутого: -“ Человек и его дело”.

Моей неудачей в риторике не преминули воспользоваться.

- Ты, Витя в Высшей Партийной Школе не обучался?- ласково поинтересовался Влад.

- В отличии о тебя, нет! – огрызнулся я, но оппонента мой тон совершенно не смутил, и он вкрадчиво продолжал:

- Так вот, там бы тебе очень доходчиво объяснили, что дела, поступки, а также участие в жизни коллектива и процессе создания материальных ценностей, в конечном счете, и формируют то, что мы называем человеческой личностью.

- Ладно, все понял, тема закрыта! – обиженно заявил я.- Но дальше о чем говорить будем? Как в прошлый раз о бабах?

И тут неожиданно подал голос Сашка.

- Кстати не плохая идея! В прошлый раз мы эту тему в пошло- бытовом аспекте рассмотрели, а вопрос на самом деле куда более глубокий…

- Хочешь сказать, что разделение полов проблема метафизическая? – перебил его Влад. Сашка кивнул, и Влад тут же начал его опровергать:

- Читайте Фрейда ребята! Нет тут никакой метафизики. Просто психика наша базируется на этом самом половом инстинкте. Продолжение рода ничего не поделаешь!

- Ну положим Фрейда уже не раз опровергали – парировал Сашка, и в спор тут же вклинился Николай:

- Фрейда никогда никто не опровергнет! – с пафосом заявил он.

Я пока не спешил вмешиваться дискуссию, наверное, потому, что смог осилить не более десяти страниц “Психоанализа”. Но, зная Кольку, могу поспорить, что и он дальше пяти страниц не продвинулся. А за Фрейда он горой стоит по одной простой причине: - очень уж привлекательно, для Колькиного самолюбия свести все к животным инстинктам. Во всяком случае, так он учение основателя психоанализа упрощенно трактует. “Человек животное!” - любимый Колькин лозунг. С этим утверждением ему спокойнее, меньше зависти к тем, кто чего-то в жизни добился. И слабость собственную, и черноту внутри себя оправдать легче. Со зверя, какой спрос. Впрочем, себя к братьям нашим меньшим Колька не спешит причислить. Да и с теми, кто под его лозунг действительно подпадает, он вряд ли сядет за стол…

- В инстинкты веришь? Так по вере Вашей и будет Вам! – в пылу спора заявил Сашка. Колька вспыхнув, бросил в ответ, что некоторые о себе много возомнили, но тут обстановку разрядил Стас.

- “По вере Вашей…” – это откуда?

Вопрос вызвал улыбки. Стас периодически поражает всех неосведомленность. Вроде бы разница в возрасте не очень большая. У большинства из нас молодость пришлась на конец “застоя”, а у него на самый разгар шальных девяностых. Всего лишь каких-то десять пятнадцать лет, а порой кажется, что мы из разных эпох. Бизнес тоже накладывает отпечаток. Все остальное время Стас находится там, где вращаются недоступные даже нашему воображению суммы денег, а нравы и духовные ценности очень далеки от тех, к которым мы привыкли. Но почему-то свой пятничный вечер он предпочитает проводить не в своем кругу, а со стареющими побитыми жизнью любителями пофилософствовать.

Александр и Влад сцепились не на шутку. Один доказывал, что проблемы разделенного на два пола человечества, уходят в иные миры, в духовное предсуществование и грехопадение рода людского. Другой бил на физиологию, на необходимость более эффективной передачи генетического фонда. Николай изредка бросал язвительные реплики, Стас внимательно слушал. Я тоже участвовал в споре, но большей частью мысленно. В общем, я был согласен и с тем и другим. Бесспорно, что соединение генов разных особей дают результат более эффективный, точнее поставляют более разнообразный материал для естественного отбора. Корни вопроса, наверное, лежат все-таки здесь в физиологии. Но разве дерево равнозначно своим корням или семени? Разве кирпичи или глина, из которой их лепят и обжигают, равнозначны построенному зданию? Корни трудятся в беспросветном мраке почвы, дерево своими зелеными ветвями и пышным весенним цветом предстает перед небом. Вся человеческая культура пронизана историями любви мужчин и женщин. Трагедия и счастье, взлеты вдохновения и распад человеческой личности, жизнь и смерть извечно вплетаются в запутанные отношения противоположных полов. Не сведешь тут все к животному инстинкту, как ни старайся! Впрочем, запросы эволюции в этих отношениях часто выходят на первый план. Тут и пресловутая тяга женщин к “сильным личностям”, а порой просто к негодяям. Так прекрасная половина человечества почти неосознанно выбирает более жизнестойких мужчин для продолжения рода. Но ведь есть множество примеров, когда женщины влюблялись в людей не от мира сего обреченных естественным отбором на вымирание. Но и в этом можно усмотреть некоторую закономерность. Такие исключения помогают человечеству не превратиться в агрессивную толпу из особей с волчьей хваткой и стальной мускулатурой. Получается, что подобная нелогичность тоже служит эволюции, но здесь уже просматривается замысел куда более высокий, чем простая биологическая целесообразность.

Я поймал себя на том, что давно уже смотрю на двух молодых женщин в противоположном конце зала. Одна сидела ко мне спиной и, когда откидывала волосы, взгляд спотыкался на белой полоске полуоткрытых плеч. Лицо ее подруги можно было хорошо рассмотреть. Не классическая красавица, но очень живая, эмоциональная и со стороны ее диалог с подругой смотрелся как готовый концертный номер. Жестикуляция, мимика движения головы и плеч были пронизаны экспрессией недоступной мужчинам. Сашка и Влад могут выдвигать друг против друга сколь угодно логичные и умные аргументы, но вот так эмоционально и грациозно преподнести какую-нибудь банальную глупость им не по силам. Могущество женщины не в логике, она подчеркнуто алогична и презирает все доводы разума. Ее сила в извечной неразгаданной красоте, которая как сверкающая алмазная тропа протянулась над темной пугающей бездной. Кажется это у Достоевского “ …красота – поле, где дьявол сражается с Богом…”. И, наверное, женская сущность, тоже плацдарм, за который ведется эта великая битва. Сражение в масштабах человеческой истории бесконечное, но в любом длительном противоборстве, кто-то временно одерживает верх. И в последнее время есть у меня очень нехорошие догадки на эту тему…

Проблема действительно оказалась глубокой и многогранной, так что опять пришлось к пиву добавить еще пару бутылок “Парламента”. По дороге домой я чувствовал, как разрушаются жесткие границы мира, и иные вселенные проступают сквозь беззвездное московское небо. В вестибюле метро блюститель порядка подозрительно покосился в мою сторону. Но помогла многолетняя привычка сосредотачиваться, и вот я уже за турникетами и вступаю на эскалатор…

…Лестница начинается у подножия храма, по зеленому холму мимо оливковых рощ спускается к бухте, и я радостно бегу по ней навстречу белым барашкам волн. Наконец я вернулся!!! Как долго пришлось странствовать в чужих краях, учиться любить чужие земли, называя их отчизной. Темны были их ущелья, запутаны тропы. Но вот я дома и нет больше ни тоски, ни страхов, ни одиночества…

Но вот под ногами снова ступени эскалатора, и мимо, слегка покачиваясь, плывут круглые фонари.

“Только женщина может нас хоть на время избавить от одиночества, и не объяснить это ни какими инстинктами или рефлексами”.

- Где-то я эту фразу уже слышал? Да ведь это один из аргументов Сашки в сегодняшнем споре!

Его я принял безоговорочно. Ни какая мужская дружба, ни какие коллективные ценности и идеалы от одиночества тебя не избавят. Все твои успехи и победы ничто, если нет той единственной, к ногам которой ты кинешь свои трофеи…

Я снова начал терять чувство реальности, и, сойдя с эскалатора, чуть было не наскочил на бредущего навстречу человека. Подняв глаза, я хотел извиниться, ну тут же обомлел и не смог выдавить из себя ни одного звука. Передо мной стояла точная моя копия. Правда копия какая-то осунувшаяся и жалкая. С плеч двойника понуро свисала моя старая куртка, которую жена года три назад пустила на тряпки. Щеки его покрыла недельная щетина, а в руках как-то очень сиротливо болталась авоськи с пакетом молока и батоном хлеба. Не сказав ни слова, он повернулся и почему-то пошел в противоположную сторону к переходу. Впечатления было такое, что двойник специально совершил обходной маневр, чтобы встретиться со мной. А я смотрел вслед его сгорбленной фигуре и чувствовал, как трезвею. Двойник шел к переходу на Калужскую линию, а я сразу же почему-то вспомнил, как пять лет назад чуть было не переселился в однокомнатную квартирку в районе Черемушек.

В тот год мы с женой постоянно ссорились. Дело уже шло к разводу, и супруга подыскивала варианты обмена квартиры. По ее генеральному плану мне предстояло отправиться со своим личным скарбом в крохотную коморку под крышей хрущевской пятиэтажки. Нельзя сказать, что меня сильно пугала подобная перспектива. Временами я даже храбрился и пытался убедить себя, что наконец-то обрету долгожданную свободу. Но тогда от окончательного разрыва нас обоих удержало некое плохо объяснимое чувство, связь куда более глубокая и важная чем все горы взаимных обид и обвинений.

“Только женщина может избавить нас от одиночества” - этот постулат усвоился где-то на подсознательном уровне. А одиночества я ох как боюсь! Наверное, это одно из самых страшных зол нашего времени. Ощущение что ты один в этом чужом мире мучило людей и в прошлые века. Но тогда они искали и находили утешение в общение с Богом. Да и сами страдания имели смысл и ценность, как обязательный этап становления человеческого духа. Люди уходили в монастырь лишь потому, что стыдились своего счастья. Теперь же, когда цивилизация окончательно свернула с духовного пути, страдания и одиночество стали чем-то аномальным и стыдным. А болезнь, которую ты вынужден скрывать от других, угнетает во сто крат сильнее. Пять лет назад я интуитивно понял это, испугался и стал искать компромиссы. А мой двойник, наверное, не понял, не испугался, или просто не хватило сил противостоять стихии разрушения и злости…

- А все-таки кто он?!

Мысли одна фантастичнее другой крутились в моем сознании:

- Вдруг, тогда пять лет назад все пошло по худшему сценарию, и моя счастливая семейная жизнь лишь вспышка пьяного бреда. Видение просто напомнило мне, куда я должен возвращаться на самом деле. Или двойник пришлец из параллельного мира, где моя судьба сложилась иначе? А вдруг это я сам провалился в иной мир?

Окончательно протрезвев, я запрыгнул в вагон. Страх не оставлял всю дорогу. Представлял, как дверь квартиры открывает совершенно чужая женщина или какой-то пьяный мужик в спортивных штанах и грязной майке.

- Куда тогда идти? В каморку в Новых Черумушках, где коротает одинокие вечера моя копия? Да он, то есть я, перепугается до смерти! К тому же и точный адрес уже давно стерся из памяти.

Забегая в подъезд, я со страхом искал признаки изменений. Их не было, но это еще не повод для оптимизма. Может быть, и в параллельных мирах подъезды такие же грязные, и стены так же исписаны откровениями молодежи. И вот наконец-то дверь моей квартиры. Трясущимися руками я с трудом попал в замочную скважину. К счастью замок не стал меня пугать и поддался с первого раза. В коридоре, вызывающе подпирая руками талию, стояла женщина. Невысокая хрупкая блондинка выглядела решительной и бескомпромиссной. Чувствуя бешеный прилив радости, я узнал свою супругу. Раздвинув для объятий руки, двинулся вперед, но тут же сурово был остановлен:

- Ну, и какую же тему мы сегодня обсуждали?

 

 

 

Субботнее утро. За окном опять солнце, а мне что-то совсем не радостно. Чувство стыда, усиливая страдания, примешивается к похмельным болям. В одиночестве пью кофе. Напиток хорошо гармонирует с чашкой. Глянцевая черная поверхность вопреки законам физики отражает солнечные лучи. Гуляя по кухне, солнечный ветерок расцвечивает обои, играет на круглых лепестках денежного дерева, изящно преломляется в изгибах хрустальной вазы. Красота простых вещей, красота мира, пытается вытянуть меня из пелены уныния, но организм предательски тащит обратно, в слабость, в опустошение, в похмелье.

В соседней комнате жена уже минут десять говорит с подругой по телефону. Обсудили новости, последнюю осеннюю распродажу, теперь, кажется, добрались до мужчин:

- Нет больше мужиков! Точно тебе говорю, выродились как биологический вид…

Самое смешное, что вчера в ходе дискуссии мы тоже приблизились к подобным выводам. Но если женщины просто констатируют это как эмпирический факт, мы попытались докопаться до сути.

…Испокон веков мужчины старались изменить этот мир, сделать его более комфортным для проживания. И вот они почти достигли цели. Но, как часто бывает, плоды победы отравляют победителя. Гигантская, созданная многими поколениями мужчин машина работает на ублажение прекрасной половины человечества. Чтобы управлять этой махиной, скоро достаточно будет только нажимать кнопки. С этим, даже не испортив маникюр, вполне могут справиться хорошенькие тоненькие пальчики. А что же остается создателям индустриального монстра? По безжалостным законам рациональности все лишнее и ненужное постепенно вырождается и исчезает…

За окном по холодно-голубому небу плыли облака. Впереди целый день отдыха, и его как-то надо было прожить. Погода звала на прогулку. Но силы чтобы добраться до центра я сегодня в себе не чувствовал, а пейзажи спальных микрорайон еще с детства вызвали уныние. Когда-то домашнего мальчика-тихоню, отрывая от любимой книги, гнали гулять со сверстниками. Казалось бы, прошла целая вечность. Мальчик давно вырос, но все равно откуда-то из глубин подсознания временами выплывает неприязнь к враждебной стихии, которая начинается сразу за порогом квартиры. Наверное, с педагогической точки зрения все было правильно, надо было проходить школу жизни, слоняться по двору, гонять мяч, проигрывать мелочь от школьных завтраков в “расшибаловку”. Но сейчас, оглядываясь назад, понимаю, что книги мне все-таки дали во сто крат больше. Вращаясь в обществе себе подобных, учишься выживать, сохранять себя как биологическую особь. Книга же позволяет прикоснуться к иным мирам, хоть на мгновение окунуться в сферы более высокие, чем жизнь школьного двора, казармы, трудового коллектива. Нет, и никогда не будет среди моих друзей и знакомых Платона и Канта, бунтаря Ницше, защитника сословий и обличителя буржуазной пошлости Леонтьева. Но стоит только дотянуться до книжной полки, и они заговорят со мной. Сквозь бездну времени, я услышу их голоса, прикоснусь к мыслям неизмеримо более глубоким, чем те, что рождает наш суетливый и практичный век.

- Ну что ж, теперь-то на прогулку во двор меня уже никто не выгонит! - констатировал я с некоторым удовлетворением, допил кофе и отправился в спальню. Заложенный в середине томик Бердяева, наконец, дождался своего часа. Но сегодня чтение как-то не складывалось. Со свойственным ему темпераментом великий философ пытался прорваться сквозь объективированный и падший мир к истинному бытию. У меня же мысли упорно вертелись вокруг этого самого падшего мира. А потом в воображение с каким-то садистским удовольствием стало рисовать бытовые картины шумевшей за окном улицы. Крепкие молодухи катают малышей в колясках. У открытых гаражей мужики копаются в машинных моторах. Пахнет бензином и еще чем-то мало приятным. В кафе у метро гремит на всю площадь музыка. Возле ларьков парни с бутылками пива, а у стены грязным пятном компания бомжей. И над всем этим безжалостно яркое солнце. Под его прожектором, как на ладони, каждая трещинка на асфальте, грязная лужица у торговой палатки, нарыв на серой щеке бомжа. И ни в какое истинное бытие из этого объективированного мирка не вырвешься. А чтобы не гневить жалобами судьбу, лучше вспомнить о том, что бывают местечки куда хуже!

Предаваться любимому занятию мне позволили только до обеда. Несмотря на заявления о трудной неделе и общей усталости, я безжалостно был низвергнут с дивана и мобилизован на закупку продуктов. И вот уже в заполненном людьми зале супермаркета с унылым видом толкаю перед собой огромную тележку. Впереди шествует супруга, как всегда решительная и энергичная. Здесь, среди тысяч наименований товаров она как рыба в воде. Останавливается около полок, внимательно изучает надписи на этикетках, подолгу задумывается, чтобы сделать выбор. Наверное, наш потребительский век действительно идеально подходит для женщин. Но, как же тогда романтический ореол прекрасной половины человечества? Может быть, мы мужчины сами придумали и водрузили этот нимб над прическами наших спутниц, а женщины просто нам подыграли?

Иногда супруга оборачивается и призывает меня принять участие в выборе товара. По мере сил стараюсь изобразить заинтересованность. В противном случае сразу же начнутся обиды:

- Почему я одна должна стараться?! Все, все на мне! А этому только на диване лежать и философствовать…

Доля истины в этих обвинениях есть. Но только доля! Женщины как всегда слишком категоричны. Выхватывают только малую часть явления или проблемы и тут же возводят ее в абсолют. Не свойственен им беспристрастный объективный анализ. Не их это стихия.

Но сегодня, слава Богу, поход в магазин закончился без скандалов. С полными сумками мы ввалились в дверь квартиры. Когда разложили по полкам холодильника скоропортящиеся продукты, жена с усталым вздохом опустилась на стул, а я достал только что купленную бутылку горилки.

- Рюмку за примерное поведение заслужил?

Жена махнула рукой.

- Давай, что уж с тобой делать. Можешь и мне налить…

Мы чокнулись, и выпили за здоровье. Воспетый Голлем напиток пришелся очень к месту. По телу, разгоняя уныние, разлилось тепло малоросской ночи. Вообразив усыпанное звездами небо над соломенной крышей, я погрузился в мечтательное настроение. А супруга отвернулась к окну, и взгляд почему-то стал очень грустным. Я подошел сзади, наклонился и обнял ее за плечи:

- Что с тобой, дорогая?

Прохладная щека прижалась к руке, и кожа ощутила робкое прикосновение слезинки.

- Не знаю, тоскливо как-то. Живем, живем, суетимся. А зачем все? Вчера у метро женщину встретила. Представляешь, точная моя копия! Только какая-то она очень несчастная и одинокая. Даже страшно стало, Вроде бы она это я…

Супруга с трудом подбирала слова, а я чувствовал, как сверху наваливается ужас. Только в последний момент удержался, чтобы не рассказать о своей вчерашней встрече с двойником. Нельзя взваливать на ее плечи и свой страх! Это я призван защищать ее от бед, и сейчас, когда откуда-то послано предупреждение, должен принять на себя все возможные удары.

Нагнувшись, я обнял ее сильнее, и стал целовать светлые мягкие волосы. Нежность и грусть поглотили нас. Двадцать лет назад каким-то чудом мы отыскали друг друга в мире всеобщего одиночества. И сейчас, когда за окном грязные осенние сумерки наползают на город, нам вдвоем так хорошо и уютно на нашей маленькой кухне.

Помни, чтобы не случилось, я рядом, дорогая! И пусть скоротечна наша земная жизнь, и за ее пределы попытаюсь унести это чувство. Кто знает, что ждет нас в Вечности. Но и там я хотел бы быть рядом. Во всяком случае, я постараюсь…

 

Новую тему для обсуждения выбирал Влад. Предложил он почти тоже, за что прошлый раз высмеивал меня. Правда, в редакции Влада проблема, на мой взгляд, звучала более запутано:

- Насколько важен успех для выполнения человеком его жизненной миссии? Обязательно ли мы должны чего-то добиться, или достаточно с нас самих усилий? Да и нужно ли вообще прилагать какие-то усилия. Не лучше ли просто наслаждаться жизнью, если есть такая возможность.

После традиционного приветствия кружками разгорелась жаркая дискуссия. На этот раз обозначилось не два, а сразу несколько взаимно-противоположных мнений. Одно из них, принятое в широких кругах, отстаивал Стас:

-Успех необходим. Добиваясь чего-то, ты приобретаешь уважение окружающих и начинаешь уважать себя. При этом успешный человек не обязательно должен быть бездушным сметающим все на пути киборгом. Успех дает силу, и ей ты можешь воспользоваться по своему усмотрению, в том числе и на благо ближнему. Что толку в твоей доброте, если никому в мире ты не можешь помочь!

Стасу яростно оппонировал Николай. С пеной у рта он пытался доказать, что все, кто добивается успеха, рано или поздно должны переступить через ближнего. А раз переступив, ты уже не можешь вернуться в исходное “невинное” состояние. Однажды почувствовав вкус крови волк в душе человека уже не может и не хочет считать себя безобидной овечкой. А логика конкурентной борьбы уводит все дальше и дальше от первоначальных благих намерений. Тот кто, начиная борьбу за власть и успех, мечтал осчастливить весь мир, постепенно превращается либо в тирана, либо в озлобленного человеконенавистника. Так не лучше ли не ввязываться в драку, а со стороны наблюдать, как клоуны на арене вырывают друг у друга перевязанную красивыми бантиками подарочную коробку.

- Конечно так лучше! Главное чтобы место в партере кто-то оплатил! – не без ехидства заметил Влад. Намек был слишком прозрачным и Николай не на шутку обиделся. В какой-то момент мне показалось, что сейчас на круглую физиономию Владика обрушится пивная кружка. Но ничего подобного, к счастью, не произошло.

…Цивилизованные все-таки мы люди! В тьму диких веков улетели вопли ярости, отзвенели в ночных переулках шпаги, не гремят больше на лесных опушках дуэльные пистолеты. Однако в мыслях еще свершаются акты мести с жестокостью достойной необузданной ярости предков. Воображаемый топор с душераздирающим хрустом падает на голову врага, виртуальные кинжалы мягко вонзаются под ребра обидчика. И кто знает, насколько надежны выстроенные цивилизацией перегородки. Не прорвется ли однажды в реальность мутный поток древней жестокости…

Тем временем в дискуссию вступил Александр. В чем-то его позиция совпадала с утверждениями Николая, в чем-то кардинально отличалась. Стоять в стороне - позиция слишком удобная для лентяев. А доброта и милосердие тоже имеют свои границы. Только немногие избранные действительно могут находиться над схваткой. Святой человек может и должен проявлять жалость и снисхождение даже к демонам. Но, упаси Господи, от такого великодушия обычного человека! Сам не заметишь, как окажешься в прислужниках у того, кого пожалел. А тот, кто обличен властью и отвечает за судьбы других, иногда вообще не имеет право на доброту. То же самое относится и людям, которые по долгу службы должны бороться со злом.

В качестве примера Сашка привел историю из жизни своего друга детства. Еще в советские времена, окончив юридический институт, молодой человек устроился работать следователем. Одним из первых служебных поручений для него стало дело о хищениях социалистической собственности в небольшом промтоварном магазине. Задание казалось не особо трудным. Тридцатипятилетняя директриса уже находилась в предварительном заключении. Нужно было собрать еще кое-какие документы, довершить оформление дела и передать его в суд. Но тут произошло непредвиденное. Актерские способности и зрелая красота подследственной сыграли роковую роль. На допросах он все больше проникался симпатией и жалостью к хрупкой несчастной женщине, вынужденной выживать и бороться в жестокой торгашеской среде. В итоге, вместо того, чтобы просто завершить работу, молодой человек стал усиленно искать доказательства невиновности директрисы. Даже выходил с ходатайствами к руководству. Там быстро поняли, что происходит и дело передали более опытному следователю. Примерно через неделю, повстречав коллегу в коридоре, молодой человек поинтересовался как дела у его “подзащитной”.

- Да все нормально, расколол на чистосердечное,- пожав плечами, произнес старший товарищ. Увидев сложную гамму чувств на лице молодого коллеги, он улыбнулся, похлопал его по плечу, и предложил пройти в его кабинет. Вскоре туда привели и директрису. Женщину словно подменили. Куда-то исчез трагический ореол невинно пострадавшей. Держалась дама весьма раскованно. Закинув ногу на ногу, курила предложенные следователем сигареты, по-деловому обсуждала смягчающие обстоятельства в обмен на чистосердечную помощь следствию. Присутствие своего недавнего защитника она совершенно игнорировала. Только под самый конец беседы с какой-то сатанинской улыбкой вдруг заявила:

- Михалыч, а ты мне нравишься. Настоящий мужик! Кстати, я тоже женщина не без способностей. Оцени, как я этого сопляка раскрутила!

Молодой человек не помнил, как добрался до курилки. Дрожащими руками достал сигарету, и тут из глаз помимо его воли хлынули слезы. Когда сзади на плечо легла рука, он испуганно дернулся в сторону. Думал, что над его слабостью будут смеяться. Но коллега понимающе произнес:

- Ты так не переживай. Просто мотай на ус. И не спеши весь мир черным мазать. Люди они разные бывают…

История почти на всех произвела впечатление. Наверное, у каждого кто когда-то искренне хотел помогать людям, найдется в жизненном багаже случай чем-то похожий на этот. Один только Влад остался равнодушен и напомнил, что мы отклонилась от темы:

- Ведь, кажется, об успехе говорили!

Александр против возвращения к истокам дискуссии не возражал

- Об успехе, извольте! Только, вот вопрос в том, что это такое?

- А что тут непонятного. Бабла больше срубить!- нарочито грубо перебил его Николай. В ответ Сашка равнодушно пожал плечами:

- Ну, это ты слишком просто трактуешь. А вообще-то сейчас все действительно упрошено и опошлено. Но если успех рассматривать как признание окружающих, то тут сразу вопрос “ А судьи кто?!”. Набор ценностей у толпы во все времена стандартный и примитивный. А теперь еще и средства массовой информации появились. Кучка “успешных” может промывать мозги миллионам.

Разговор тут же перекинулся на телевидение и прессу. Николай стал утверждать, что свобода слова опять задавлена государством. Сашка возражал. А точнее утверждал, что это не так уж и страшно. Государство если оно еще совсем не выродилось, неизбежно заинтересованно в воспитании здорового общества. Даже из чисто прагматических целей оно должно бороться со злом. Другое дело свободный рынок. Тут свои законы. Если зло приносит прибыль его можно и нужно пропагандировать. В мире, где господствуют деньги, искусство тот же товар, рассчитанный на массового покупателя. И если сейчас еще появляется что-то действительно выдающиеся, то это лишь отголоски прошлых не “коммерческих” столетий. Только в примитивных заокеанских мозгах могла родиться идея, что нынешнее господство рынка и демократии конец Всемирной Истории. Хотя возможно это действительно конец, если из сегодняшнего тупика не будет найден выход.

Вклинившись в Сашкин монолог, Влад как бы между прочим заметил, что идея о конце Истории впервые озвучена великим Гегелем. Сашку это вовсе не смутило. Он тут же заявил, что Гегель ошибался, а может быть он вовсе не такой уж и великий.

Сегодня Александр был явно на взводе. Говорил много и напористо. После “конца истории” опять перешел к проблеме успеха. По его утверждению жить надо как советовал апостол Павел: “не сообразуясь с веком сим”. На этом пути успех как сиюминутное признание окружающих вряд ли возможен. Те, кто избрал эту тернистую тропу, в лучшем случае могут рассчитывать на признание после смерти. Но только их дела могут остаться в Истории, так как все по настоящему великое выходит за рамки “века сего”.

Я во многом был с ним согласен, но интуитивно чувствовал, что и на этом вроде бы правильном пути человека подстерегают коварные ловушки. В качестве негативного примера рассказал ребятам историю одного моего бывшего сослуживца. Звали его, кажется, Петром Александровичем. Впрочем, доподлинно утверждать это я теперь бы не взялся. Имя и история одинокой судьбы растворились в мутных потоках обрушившихся на страну перемен. Но отдельные моменты его биографии я почему-то хорошо запомнил.

Вместе с Петром Александровичем мы работали в рядовом советском НИИ. Там тоже существовало некое подобие демократии. Кто любил технику занимались техникой, те, кто не имел к этому призвания, подвизались на ниве общественной работы или вообще могли годами ничего не делать. Герой же моего рассказа решил посвятить свою жизнь науке. Правда место и время выбрал для этого весьма неудачное. Это во времена Аристотеля можно было, растянувшись на травке под оливковым деревом, силой интеллекта обнимать Вселенную. Теперь, даже в очень узкой области, годы упорного труда требуются только для того чтобы в общих чертах постичь то, что сделали предшественники. Процесс познания все больше превращается в гигантскую фабрику, где отдельный человек лишь труженик конвейера или, хуже того, шестеренка приводного механизма. И мог ли скромный инженер в организации, занимающийся чисто прикладными проблемами, рассчитывать на какую-то научную карьеру? Тут даже гению пришлось бы очень туго, а он был далеко не гений.

Но Петр Алексеевич этого никак не хотел понять. С маниакальной настойчивостью он придумывал глобальные теории, ставил никому не понятные эксперименты, осаждал редакции солидных научных журналов. Над ним смеялись в курилках. Начальство от одного упоминания его имени впадало в агрессию. Если бездельники умело находили прикрытие, то наш “гений” вызывающе с открытым забралом игнорировал плановую тематику. Его лишали премиальных. Не продвигали по службе. Запрещали обращаться за помощью к лаборантам и техникам. Но наш герой стойко сносил все гонения. Большую часть своей крохотной зарплаты тратил на покупку необходимых для научной работы материалов. Явно не доедал. Сколько я его помнил, ходил в одном и том же затасканном костюме.

Человек жил “не сообразуясь с веком сим”. И чего он достиг в итоге? У него никогда не было своей семьи. Не было детей. Мелкие радости жизни он игнорировал, отдавая все свое время главной страсти. Признание последующих поколений бедняга тоже не заработал. Когда в отраслевых институтах началась волна сокращений, его уволили одним из первых, не дав досидеть три года до пенсии. Осунувшийся с бегающими глазами он уносил с собой кипу исписанных тетрадей. На полках стеллажа еще некоторое время пылились несколько его приспособлений для экспериментов. При очередном “уплотнении” их вынесли на свалку…

Печальная история подстегнула новый виток дискуссии. Но я уже почти не слушал, и, погрузившись в какое-то отрешенное состояние, осматривал зал. Народ в основном здесь собирался молодой. Влюбленные парочки, шумные компании, девушки, забежавшие после работы выпить кофе и поболтать с подружкой. Дым стоял коромыслом. Публика курила, болтала, потягивала коктейли, пила пиво. Кто-то листал журнал с глянцевыми картинками, кто-то игрался с сотовым телефоном. Наглядный срез современной жизни пустой и безыдейной. Но кто дал нам право судить? Кто сказал, что наши заумные дискуссии для Вселенной важнее, чем болтовня вон тех двух симпатичных девчушек, или влюбленные взгляды парочки за соседним столиком. Мы со своими спорами, дамочка, листающая гламурный журнал, девушка с вычурной прической и трогательно пустым взглядом – лишь мелкие грани чего-то неизмеримо большего. Чей-то великий проект уходящий началом в тьму веков и исчезающий в тумане будущего. И кому решать, какой персонаж, какая грань лучше или важнее!

В тот вечер мы разошлись, недовольные друг другом. Споры зашли в тупик. А у меня вообще появилось ощущение, что наш кружок скоро распадется. Может быть потому, что мы начинаем надоедать друг. Потому что мы все-таки очень разные, и сама идея философских посиделок слишком уж необычна и даже противоестественна для современного мира.

Ночью я долго не мог заснуть. За стеной, обрывая последние остатки листьев, бушевал ветер. Скоро грушевое дерево у нашего подъезда превратится в скелет, похожий на план лабиринта, висящий на фоне холодного неба. И только один или два желтых листочка, как обычно, до-последнего упорно будут цепляться за свою ветку. А пройдет три четыре недели, и за завтраком из окна кухни я смогу наблюдать только огни фонарей и убегающие в утренний полумрак озябшие спины. Старая ведьма зима притащить за собой холодные ветра, снегопады, тоскливые ранние сумерки. В один из воскресных дней моя энергичная женушка, облачившись в рабочий халат, начнет заклеивать окна. Потом отправит меня выбивать ковры на свежевыпавшем снегу. С философским смирением я отправлюсь выполнять это и другие ее поручения. В будни, проглотив завтрак, в кромешной тьме буду выходить из дома, и в кромешной тьме возвращаться вечерами обратно. Веселый праздник Нового Года как всегда пролетит, оставив разочарование от несбывшейся надежды на чудо. К концу зимы наваляться простуды, авитоминоз, хроническая усталость. А снег, издеваясь над твоими ожиданиями, будет лежать, словно пришел на эту землю навечно. И почему-то заранее знаю, что наступит год, когда очередной весны я так и не смогу дождаться…

В ночь с четверга на пятницу я снова увидел лестницу. Сон тоже был цветным, но в поблекшей палитре проступали унылые тона поздней осени. Дул резкий ветер. Сгибая деревья, он заметал на ступени солнечный свет и высохшие трубочки листьев. Внизу бесновалось море. Грязно белые барашки волн вспенили поверхность, и казалось что притаившийся за скалой чертенок из пушкинской сказки остервенело взбивает кончиком хвоста воду. Подавленный безотчетной тревогой, я стоял где-то на пол пути между бухтой и храмом. Страшно было спускаться вниз к бушующему морю, не было сил подниматься выше. Ветер кидал на мои сандалии охапки сухих листьев. И с каждым его порывом усиливалось чувство близкой или уже свершившейся потери.

Проснувшись, я стал допытываться у супруги, какие сны сбываются с четверга на пятницу или со среды на четверг. Она, как ни странно, отнеслась к этому серьезно и даже позвонила подруге хорошо разбиравшейся в снах, гаданиях и приметах. Правда предварительная беседа подружек затянулась надолго. Обсуждая новости, жена, похоже, забыла, о чем собиралась проконсультироваться. Мне нужно уже было идти на работу, и поэтому из дома я вышел в неведении был ли мой сон вещим. Очень хотелось надеяться, что все мои ночные страхи лишь гримасы подсознания, но чувство непонятной тревоги не оставляло.

На работе случился очередной конфликт с Кулькиным. Мы работаем вместе уже много лет, и все это время коллега меня искренне ненавидит. Временами неприязнь его переходит в скрытую форму и порой даже кажется, что Кулькин честно старается меня полюбить. Но это у него плохо получается, и из-под тлеющих углей огонек ненависти то и дело вырывается наружу. Возможно, причина весьма банальна. Как человек с высшим образованием в иерархии нашей фирмы я оказался на ступень выше Кулькина. Нельзя сказать, что я его начальник, скорее промежуточное звено между ним и начальством. Вот это все и определяет! У российского человека ( а Кулькин человек типично российский) в отношении к начальству искреннее обожание перемешано с со столь же искренней ненавистью. Чем дальше и выше начальство, тем сильнее обожание. А вот на том, кто чуть выше тебя по статусу, можно и отыграться. Сравнивать с землей горы никто не берется. Далеко они эти горы, да и труд это непосильный. Зато срыть бугорок святое дело. При первой возможности лопатой его по макушке! Чтобы ничего рядом с тобой не выпячивалось, и никакая земная выпуклость не оскорбляла взгляд равнинного жителя. Хотя, вполне возможно я ошибаюсь и причины ненависти ко мне коллеги, куда глубже.

Подловив на незначительной оплошности, Кулькин весьма неуважительно высказался по поводу моей квалификации. Я взорвался, позволил втянуть себя в дурной и пошлый спор о том, кто больше работает и кто как специалист лучше. Для Кулькина такие выяснения отношений родная стихия. Я же, понимая всю глупость подобных прений, заранее обрекаю себя на проигрыш. Трижды прав был Николай - сидеть в партере и наблюдать за клоунами куда достойнее, чем вмешиваться в их драку. Но стоит лишь только зазеваться, и ты уже на арене получаешь по голове хлопушкой.

Настроение на весь день было испорчено. Вечером, направляясь в сторону нашего бара, я мысленно прокручивал сегодняшнюю ссору. Знаю, что только извожу себя этим. Но сознание с каким-то мазохистским наслаждением снова и снова проигрывает неприятные сценарии. В какой-то момент я даже почувствовал, что не способен сегодня нормально общаться с друзьями, и чуть было не повернул обратно. Но в итоге все-таки удалось себя пересилить. Вступая на эскалатор, я с шумом выдохнул мучившие меня мысли, и к бару уже подходил оставив все дурное и раздражающее за порогом.

За нашим столиком сегодня сидел один только Александр. Поздоровавшись, он сообщил, что у Стаса какие-то неприятности по работе, и сегодня он не придет. С того времени, как возник наш клуб, такое случилось впервые. Стас всегда был примером верности традициям, и известие о его неявке опять разбудило неприятные предчувствия близкого распада.

Мы заказали по кружке пива, и курили, изредка обмениваясь общими фразами. Мне хотелось спросить Сашку, как у него дела. Но я заранее зал, что он ответит “ Все хорошо”. И так же ясно понимал, как мало хорошего в его нынешнем существовании. За последние двадцать лет я, пожалуй, только один раз испытал одиночество, когда жена с дочерью надолго уехали на Юг в санаторий. До сих пор помню эти вечера и ощущение пустоты в квартире. Но тогда я знал, что пройдет еще некоторое время и комнаты снова наполняться веселыми голосами моих самых любимых людей. Знал, что мне устроят выволочку за растраченный семейный бюджет, за плохо прибранную квартиру. Знал что ненавистная мертвая тишина, раствориться в суете и шуме, которые давно стали неотделимой частью меня самого. У Сашки все по-другому. Сын женился и ушел примаком в чужую семью. Свою жену мой друг на этом свете больше уже никогда не увидит и не услышит. Кассету с записью ее голоса он закинул куда-то на самую дальнюю полку. Потому что не хватило духу ее уничтожить, и нет душевных сил, снова слышать живой и веселый голос навсегда ушедшего человека. А может быть он все-таки достал кассету, и сотни раз за вечер прокручивает ее, пытаясь создать иллюзию, что в дом вернулось счастье. Конечно, Сашка еще не стар. Возможно, он еще может кого-нибудь себе найти. Но это только на словах все вроде бы легко. Попробуй найти кого-нибудь в мире, который сошел с ума от денег, от изобилия, от индивидуализма. Да и прошлые годы уже ни как не вычеркнешь. Они вечно будут стоять за спиной, не позволяя начать жизнь с чистого листа.

Николай на этот раз явился один. Развалившись сразу на двух сидениях, он поинтересовался, где Стас. Узнав, что Стаса не будет, Колька явно растерялся. Я уже принял решение взять на себя его долю в расходах, но объявлять об этом не спешил. Хорошо понимая что это чувство меленькое и гадкое, все равно испытывал удовлетворение, наблюдая как взгляд приятеля утратил свою надменность. Правда, когда я подозвал официантку, Николай тут же преобразился. Наверное, понял, что и в отсутствии основного спонсора без финансовой поддержки его не оставят.

- Как дома дела? – поинтересовался я, после того как сделал заказ. В ответ Колька неожиданно ощерился:

- А чего у меня может быть дома?!

- Да так, просто как дела хотел спросить – пробормотал я, смутившись, а Сашка, улыбнувшись краешком губ, поинтересовался:

- Что, такой злой? Нина Павловна запилила?

Колька поморщился:

- Да ну их, этих баб! Только и знают что деньги, деньги. Мужское плечо им опять же подавай. Самих что ли ноги не держат…

- Да твоя Нина просто святая. Другая бы давно выгнала или прибила – вставил я, не удержавшись. Колька тут же парировал:

- Это тебя бы давно выгнали или прибили. Потому, что ты подкаблучник. А я знаю, как с этим народом обращаться. Так что, Нинка никуда от меня не денется.

Я с усмешкой посмотрел на Николая, но вдруг понял, что он по-своему прав. В его положении подобная самоуверенность лучший выход. Начни он комплексовать из-за собственной несостоятельности и все, конец женскому терпению. Окажись я на его месте, то давно бы остался без семьи и дружеской поддержки. Потому что сознание своей зависимости и вины почему-то трактуется не в пользу кающегося. Зато Колькина наглость создает иллюзию уверенности и силы. На это и покупаются женщины. А, может быть, Николаю просто очень повезло в жизни.

В зал стремительной походкой ворвался Влад. Извинившись за опоздание, он стал рассказывать, что у Стаса неприятности с партнерами по бизнесу, и сегодня он отправился на внеплановую встречу, улаживать отношения. Впрочем, знал Влад не многим больше чем Сашка, но претендовал на полную информированность.

- Ну что, тему уже выбрали? – поинтересовался он, закончив рассказывать о проблемах Стаса. Узнав, что еще не успели, предложил:

- Давай те о конце Всемирной Истории. Фрэнсиса Фукуяму, надеюсь, все знают? Мы в прошлый раз как-то вскользь этого коснулись. А можно подробнее, и шире. Так сказать, о перспективах развития. Иными словами, куда этот мир катится.

- Хочешь, скажу куда! – мрачно процедил Николай.

- Поручик, молчать! – остановил его Влад. Театрально взмахнув пухлой ладонью, он начал говорить, не давая больше никому взять инициативу. По его утверждению классическая Всемирная История действительно подходит к своему концу. Столкновение стран, цивилизаций, непримиримых концепций постепенно уступает место единому миру. Побеждает строй наиболее оптимальный, наиболее приспособленный к восприятию достижений технического прогресса. Участившиеся в последнее время конфликты всего лишь конвульсии старого миропорядка основанного на религиозной вражде, непримиримых национальных или общинных интересах. Прогресс стремительно разрушает все эти перегородки. Свободное продвижение товаров требует культурной унификации и, в конечном счете, достижения полного единства.

Я видел, как мрачнеет лицо Александра, и почему-то догадывался, что он хочет возразить. Подобные процессы действительно происходят. Но нельзя их воспринимать как благо. Стирание различий уничтожают красоту мира. И именно прогресс с его унификацией раскрывает перед людьми всю бездну одиночества. Человеку жизненно необходимо сознавать свою причастность к чему-то общему: народу, клану, общине. И тут не отделаешься бутафорией вроде праздника в национальных костюмах. Связь должна быть глубинная мистическая, как тайные обряды на перуновом капище. Прогресс действительно рвет идущие из глубины веков нити, но против него, как и против любого агрессора поднимается сопротивление. Пока оно еще плохо осознанно. Слишком уж убедительны преимущества современной цивилизации. И, тем не менее, уже намечаются линии будущих разломов, и в тайных мастерских человеческого сознания куются мечи и лозунги к будущим битвам.

История не может закончиться. Конец возможен лишь с достижением всеобщего счастья, либо он наступит с гибелью человечества. От торжества счастья мы возможно еще дальше, чем в иные века. От гибели да хранит нас Бог! Хотя пророчества говорят именно об этом.

Сашка начал отвечать, но не совсем так, как я думал. Он говорил о том, что технический прогресс действительно величайшая сила. Перед человечеством действительно раскрываются возможности неограниченного удовлетворения потребностей. Но все это меркнет перед одним простым фактом. Человек смертен.

Влад тут же возразил, что прогресс со временем решит и эту проблему. Развитие науки неизбежно приведет и к победе над смертью.

-А вот этого Бог уже не допустит! Человек не должен жить вечно - неожиданно резко ответил Александр. Влад опять начал возражать, что хорошо так философствовать, до тех пор, пока не потеряешь близкого тебе человека. Но, осознав, кому он это говорит, осекся и пробормотал:

- Извини!

Сашка в ответ махнул рукой.

- Да, ладно. Все нормально. Я много про это думал. Даже Николая Федорова начал читать. Интересный философ. Наверное, только русская мысль могла до такого подняться. Прогресс - как десница божья. Прогресс не для того чтобы бесконечно наслаждаться и хрюкать в золоченых корытах, а воскресить всех умерших. Не знаю чего тут больше наивности или провидения. Правда, для себя лично я несколько другое утешение подыскал. Я сам здесь не надолго. Я сам смертен… Хотя в федоровском “воскрешении отцов” есть все-таки что-то пророческое. Может быть, это одна из будущих альтернатив нынешней потребительской вакханалии.

В тот вечер мы разошлись раньше, чем обычно. По дороге я думал о учении Федорова. Спорно, фантастично, но как знать. Неспроста же через столько лет о нем опять вдруг вспомнили. И обнаружили, что Циолковский ученик того самого Федорова, а освоение космоса первоначально рассматривалось, как составная часть задачи “воскрешения отцов”. Надо же расселять где-то воскресших!

Постепенно моя сугубо практичная инженерная мысль переключилась на конкретные детали великого плана. Как вытащить человека из небытия, если даже могилы его не осталось? Предположим, что способ воскрешения найден, но должно быть хоть какая-то зацепка, ведущая к индивидуальному коду души. И тут меня вдруг осенило:

- А что если логически плохо объяснимое желание оставить что-то после себя потомкам и есть заявка на будущее возвращение? Почему люди с таким маниакальным упорством стремятся запечатлеть себя в камне, в слове, в исторической памяти? В ином мире ничего этого им не понадобится. Да и в мир иной многие из них просто не верят. Может быть, на уровне подсознания они понимают, что оставляют своими делами повод и возможность воскресить себя?

Вместе с этой сумасшедшей гипотезой пришла и тревога.

- А что я сделал для того, чтобы мой далекий потомок однажды пожелал и смог вернуть в этот мир прапрадеда?

Когда-то я был не плохим инженером. Теперь зарабатываю на жизнь, продвигая на рынок продукты иностранной инженерной мысли. Когда-то пробовал писать, но после нескольких визитов в редакции оставил это занятие.

- А может быть, слишком рано сдался? Слишком рано объявил тупиком единственную тропинку к собственному спасению.

Но тут же я подумал о своих самых близких людях. Если у меня есть хоть гипотетический шанс отправить “заявку в будущее”, то они уж точно не смогут это сделать. Хотя бы потому, что сочтут эту идею полным бредом.

- А что если всеобщее воскрешение пойдет через тех немногих, кто сумел оставить след? Вернувшись из небытия, они помогут вырвать оттуда тех, кого любили, кто создавал им уют, спасал от одиночества.

Страшный груз ответственности обрушился на мои плечи. Не только ради себя, но и для всех моих дорогих и близких я должен сделать хотя бы еще одну последнюю попытку вырваться из колеи, в которую загнала меня жизнь.

Я хорошо понимал, на сколько все это наивно. Но все рано ощущал небывалый прилив энергии, и чувство благодарности к философу переполняло меня. Чудаковатый одиночка, большая часть жизни которого прошла в стенах библиотеки, не жаждал для себя ни всемирной известности, ни богатства, ни славы. Он просто хотел исполнить долг перед человечеством, передав нескольким ученикам свои идеи. И вот через бездну времени долетел до меня его тихий голос. Его мысли всколыхнули мое сознание, и хоть и не надолго помогли вырваться из той бессмыслицы, из уныния в которое вверг меня век нынешний.

- Спасибо тебе, человек не от мира сего! Спасибо за твою веру. За стойкость на однажды выбранном пути. Может быть и нам, погрязшим в суете, твой пример даст крупицу надежды, станет путеводным лучом в сегодняшних сумерках духа и тьме грядущей.

 

Подходя к подъезду, я посмотрел на свои окна, и очень удивился, что ни где не горит свет. Сначала подумал, что жена в затемнении смотрит телевизор. Но квартира встретила подозрительной пустотой. Дочь с четверга по субботу традиционно гостила у бабушки. Зато жена всегда встречала меня после философских посиделок. Не одно появление мое, не обходилось без ее едких комментариев, за исключением тех дней, когда мы были в ссоре и вообще не разговаривали. А вот сегодня сострить по поводу “явления философа” было просто не кому.

Обойдя пустые комнаты, я посмотрел на часы. Стрелки показывали без пяти десять. Обычно я прихожу около одиннадцати, а то и позже. И тут меня словно ударило молнией.

- А вдруг это происходит каждый раз?! Зная мой распорядок, она приходит где-то за пятнадцать двадцать минут до моего появления. А потом уже в халате, как добропорядочная домохозяйка встречает на пороге загулявшего мужа.

В самом факте, что она тоже проводит где-то вне дома свой пятничный вечер, я никакого криминала не видел.

- Но почему мне об этом никогда и не единым словом?! И это при ее то неумении молчать!

Я вдруг почувствовал себя героем анекдота - внезапно вернувшимся из командировки мужем. Почему-то никогда даже не представлял себя в этой роли, а сейчас мысли одна хуже другой полезли в голову. Я честно пытался найти объяснения, и звучали они вроде бы убедительно:

- Какие у тебя поводы ее в чем-то подозревать? Есть масса уважительных причин, по которым современная женщина в пятницу вечером может придти домой поздно. Можно заглянуть в кафе с подругой. Можно посвятить целый вечер посещению магазинов. И потом случаются же у коллег по работе дни рождения!

- Ну конечно, конечно! Одну из этих причин тебе обязательно назовут! – ехидно заявлял в ответ на мои мысли кто-то из моего же подсознания.

Я расхаживал по квартире, то и дело, посматривая на часы. Стрелки, словно издеваясь, застыли на месте. А невидимый “доброжелатель” подливал масла в огонь:

- Вот сейчас мы все и проверим. Если нехорошие предположения верны, то придет она в половине одиннадцатого, плюс-минус минут десять.

Я очень хотел, чтобы он ошибся, но ровно в тридцать две минуты одиннадцатого услышал, как в замке поворачивается ключ. Цифру я эту я почему-то очень хорошо запомнил.

- О, так мы уже дома! Что, клуб бездельников разогнали?

Голос супруги звучал нарочито бодрою, но мне показалось, что она пытается скрыть испуг.

- А ты где была?

- Это что, допрос?! – теперь она говорила с вызовом, а я все больше убеждался в том, что подозрения верны. Атака лучший способ защиты. Еще в древности это знали полководцы, и, наверное, намного раньше их усвоили женщины. Все происходило словно по написанному сценарию. Я даже мог заранее предугадать следующую ключевую фразу:

-…Он каждую пятницу неизвестно где пропадает, а я должна отчитываться! Нет, дорогой, у нас пока еще шариат не вводили. А введут, так тебе первому не поздоровится. Там пить нельзя. И мужчина, между прочим, жену должен обеспечивать!

- Не жену, а жен! - хотел, было поправить я, но вместо этого начал занудно доказывать, кто на самом деле обеспечивает семью. Что скудные заработки в ее конторе уходят ей же “на шпильки”. Что дом держится именно на мне. Я вкручиваю лампочки, таскаю из магазина сумки, чиню сантехнику, свинчиваю разваливающуюся мебель.

- А почему в этом доме все разваливается?! – тут же заявляли в ответ. И чем дальше я втягивался в этот спор, тем ниже падал даже в собственных глазах. Зато лицо супруги светилось гордым презрением. Она безоговорочно побеждала, и любовалось победой. В ее чистом праведном взгляде, словно в зеркале, можно было разглядеть отражение мелочного склочного существа мужского пола, которое кичится своими жалкими заслугами.

- Да и заслуги ли это!

Мое поражение было полным. И так как милосердие к побежденным в длинный список женских добродетелей не входит, меня решили добить:

- Хочешь узнать, где была? У любовника. Устраивает такой ответ?!

Я понял, что сейчас ее ударю, и тут вдруг почувствовал, что и она хочет от меня того же.

Почему!? Откуда в цивилизованной женщине такое настырное желание разбудить в мужчине приступ первобытной ярости? Может быть, цивилизация действительно надоела нам всем и женщинам в первую очередь…

Рука поднялась для удара, супруга вскрикнула и, даже не пытаясь закрыться, покорно застыла на месте. Но и на этот раз цивилизация все-таки одержала вверх.

- Ответ принят! – проговорил я мертвым голосом, повернулся и пошел в комнату.

Помирились мы только в воскресение утром. Однако былой эйфории от возобновления отношений не было. Видно на этот раз ссора завела нас слишком далеко, в какое-то разорванное дурное пространство, из которого ввернуться в нормальную семейную жизнь уже не так просто. А может быть за той нелепой и по сути беспричинной стычкой стояло нечто большее?

С утра мы как обычно пополнили недельный запас продуктов, потом отправились выбирать мне подарок к Новому Году. Супруга всегда относится к подобным вопросам очень серьезно. Подарки в нашей семье выбираются тщательно и обычно задолго до торжественной даты. В некоторых случаях жена сама покупает их для меня и дочери, но иногда вовлекает в процесс и самого получателя подарка. Так было и на этот раз.

По обледенелым ступенькам мы поднимались на пригорок к нашему районному универмагу. Лестница была старая. Бетон потемнел, поверхности ступеней стала покатой, а сейчас еще и покрылся невидимой наледью. Чтобы не поскользнуться я держался за перила. Жена шла рядом, опиралась на мой локоть, и почти не переставая, говорила:

- … Парочку красивых свитеров тебе обязательно надо. Конечно, на такое чучело как ты, что не надень, все без толку. Но в тех кофточках, которые еще твоя мама связала, уже просто не прилично ходить. Да, да, именно не прилично! Тебе все равно, ты на себя рукой махнул, но что люди о твоей жене подумают!

Но вещи лучше всего на больших распродажах брать, а это не раньше конца января. А что тебе сейчас к Новому Году, я уже и не знаю! Мужской дезодорант? Нет уж, хватит. У тебя еще с прошлого года стоит, не разу не пользовался. Может быть сумку новую, или портфель?...

Я рассеянно слушал и изображал участие в разговоре, но сам думал о другом. Хотя тема во многом была близкой. На прошлой неделе неожиданно и слишком рано она завела разговор уже о своем новогоднем подарке. Как человек в подобных вопросах абсолютно невежественный я обычно просто выделял деньги. Жена покупала себе подарок, вручала мне, я его прятал, и в нужный момент торжественно дарил. Так что и в тот раз разговор зашел о сумме, которую планирую выделить. Цифру я назвал исходя из обычной практики, с небольшой поправкой на тяжелые времена. Думал на этом разговор и завершиться. До Нового Года еще целый месяц!

- И это все, что ты планируешь?! – прозвучало с неожиданной экспрессией. Опешив, я стал осторожно поднимать планку, но меня быстро перебили:

- Хорошо. Вообще ничего не надо. Перебьюсь как-нибудь без подарка.

Но тут уже взорвался я:

- Слушай, ты меня с кем-то путаешь! Я деньги не ворую, а зарабатываю. Не устраивает, ищи себе олигарха.

Она посмотрела на меня как-то странно, и тихо почти шепотом произнесла:

- Что ж, очень печально. Не думала, что ты сам мне это предложишь.

Размолвка тогда не успела перерасти в полновесную ссору. А последнюю фразу, я просто проигнорировал. Какие еще олигархи! Они живут где-то на другой планете. Страдают от дорогих излишеств, от резкой смены климатических и часовых поясов. Женятся они на эстрадных дивах, топ-моделях – молодых, красивых, длинноногих и очень жадных. И, наверное, по-своему эти парни тоже несчастны.

-Так что дерзай, дорогая! А я посмотрю, как у тебя это получится.

Но сейчас, вспоминая прошлый разговор, я уже не был столь самоуверен. Конечно не олигарх, но человек в несколько раз богаче меня вполне мог повстречаться на жизненном пути моей супруги. При моих скромных заработках таких людей вокруг хоть пруд пруди, наверное, даже в метро встречаются. Москва ведь город особый. Впрочем, в то, что она отважится познакомиться с кем-нибудь в транспорте, я как-то не очень верил. Но это могло произойти и в любом другом месте. Например, на работе.

Трудилась моя спутница жизни в обветшалом отраслевом институте, который уже лет десять балансировал где-то на грани полного закрытия. Платили там смехотворно мало. Зато можно было не каждый день ходить на работу, и профком иногда выделял льготные путевки. Пару раз мы всей семьей проводили новогодние праздники в подмосковных санаториях. До сих пор вспоминаю эти времена как одни из самых счастливых. Тихо падающий снег, скрип лыж, застывшие в сказочном зимнем сне ели. Чинные семейные походы в столовую, торжественно оформленный рождественский ужин. И откуда-то из старого доброго прошлого подвыпивший массовик-затейник с микрофоном…

Но в наступающий Новый Год мы уже никуда не поедем. Вокруг по обочинам асфальта подтаявший снег - городской грязный унылый. Под куртку лезет сырой промозглый ветер. Суставы ломит не долеченная простуда, и мысли в голове какие-то нехорошие больные:

- Помнишь, как она хвасталась, что у них с коммерческими организациями какие-то договора появились. А ты еще что-то острил по поводу молодых аппетитненьких юношей-бизнесменов и старых похотливых козлов с кучей денег…

Теперь я уже почти верил, что с одним из таких персонажей судьба ее действительно могла свести. В свои сорок два года супруга моя выглядела почти на тридцать. Всегда очень хорошо со вкусом одевалась. От природы была кокетлива. Мудро скрывала острый цепкий ум под маской женщины легкомысленной и болтливой. Так что поклонники у нее всегда были. Но к этому я относился спокойно, может потому, что ощущал свое преимущество.

-А вдруг она действительно повстречала человека удачливого и богатого?

Только от одной мысли об этом я чувствовал, как над головой рушится крыша, под сенью которой прошла добрая половина моей жизни. Что я мог противопоставить такому сопернику? Только статус законного мужа и постоянного спутника жизни. Но теперь это не достоинство, а скорее наоборот. Рассчитывать на верность по отношению к себе и семейным ценностям глупо. Тут и на собственные принципы не всегда надеешься, а женщины вообще никакими кодексами и правилами себя обременять не привыкли. Ну и как теперь жить?!

Из черной дыры, в которую я все глубже проваливался, меня выдернули и вернули к автоматическим дверям универсама.

- Ты вообще слушаешь, что я говорю?!

Я тут же подтвердил, что слушаю и очень внимательно. На слово мне естественно не поверили и заставили пересказать. Но из этого испытания я вышел с честью. Пока сознание мое терзалось ревностью, подсознание педантично записывало монолог супруги. Во всяком случае, в общих чертах я его смог воспроизвести. И все же на меня посмотрели с подозрением:

- Странно. А мне показалось…

- Когда кажется, креститься надо! – отрезал я.

Взявшись за руки, как примерная семейная пара мы вступили под крышу торгового центра. Почти весь первый этаж занимал продуктовый супермаркет из сети магазинов “Перекресток”. Универмаг располагался выше. Мы поднялись по эскалатору и приступили к осмотру торговой экспозиции. Надо сказать, что занятие для меня это ненавистное. Всеми силами всегда старался от него увильнуть. Но сейчас речь шла о моем подарке, и приходилось терпеть. Парадокс в том, что мне самому это не особо и нужно. Вполне обойдусь брелком с новогодней символикой. Но это нужно ей. Подарки часть ее восприятия мира, символика без которой жизнь теряет свою магию и превращается в набор голых каркасных конструкций. Магазинные прилавки для женщин тоже особая магия. Так что поход обещал быть долгим, и я заранее смирился.

Прошло пол часа, а может быть и больше. Чтобы как-то скоротать время я рассматривал экспозицию фарфоровых статуэток. И тут меня дернули за локоть:

- Мне кажется это как раз то, что ты хотел! – заявила супруга, предъявив сумку-барсетку. На ее лице читалась радость от удачно сделанного выбора и одновременно страх перед моей возможной реакцией.

Это было так искренне! В тот же миг я почувствовал, что все мои подозрения лишь бредовый продукт усталой, истерзанной стрессами психики. Чтобы не случилось, мы любим, друг друга, и рука об руку пройдем всю жизнь вместе! Наклонившись, я поцеловал ее в щеку. В искреннем порыве заявил, что мы сейчас же должны подыскать что-то и для нее. А потом назвал сумму, которой просто на тот момент не обладал. Она посмотрела на меня как-то очень странно и тихо произнесла, что это будет, пожалуй, слишком дорого. И еще неожиданно добавила, что я человек благородный.

Обратно мы возвращались с покупками и вроде бы довольные друг другом. Но это только казалось. Как бесы из евангельской притчи, найдя дом не занятым, ко мне вернулись все мои подозрения и недобрые мысли. Только что меня вполне искренне назвали благородным, и при этом милосердно не позволили на своем благородстве разориться. Но я лучше других знал себе цену. Да и насколько само это качество востребовано в современном мире?! Беспощадный разум возвращал меня в реальность. Я великолепно понимал, что прошли времена, когда хоть что-то значили преданность, самоотверженность, благородство. Может где-нибудь в девятнадцатом веке юноша, потратив весь свой месячный заработок на огромный букет роз для любимой, мог рассчитывать на успех. Оценив жертву, его даже могли предпочесть богачу, сорящему деньгами от их переизбытка. Хотя, скорее всего это просто легенды. Но теперь даже и легенд таких не сочиняют! Размер, сумма, масштаб вложений – вот что только имеет значение! Мужество пока еще в цене, но опять же, как вспомогательный инструмент, для добывания или защиты материального богатства.

Как же я в тот момент ненавидел деньги! Бумажки, возомнившие себя богами, намеривались украсть любимую, разрушить мою жизнь. Хотя в то же время я великолепно понимал, что сами по себе деньги не зло. Они лишь инструмент, а любой инструмент имеет двойное применение. Вот топор, например. Им и бани рубят, дрова колют, и на “большую дорогу” тоже с ним выходят. Даже щи случаются из него варят, но это уже парадокс из области русского фольклора.

В самом факте разделения людей на богатых и бедных я тоже большой беды не видел. Общество, уважающее успех и достаток, вполне может быть здоровым добропорядочным пуританским. А современный мир, кажется, съезжает к очень опасной черте, за которой уже нет ничего святого. Корень зла лежал не во всевластии денег. Он прятался глубже. Я пытался его ухватить, но он вырывался, уходил глубже в почву, оставляя в испачканных глиной пальцах лишь жалкие обрывки догадок. И тут неожиданно мысли развернулись в несколько ином направлении.

Напрасно я пытаюсь идеализировать прошлое. В людском обществе жестокая, не знающая благородства борьба велась всегда. В первую очередь она шла за право продолжения рода, за особь противоположного пола. В первобытно стаде формы ее были весьма примитивны – зубы, кулаки, дубины. Потом началась борьба за власть, авторитет и, наконец, материальное богатство. Внешне соперничество порой очень далеко уходило от первопричины, обрастало легендами ритуалами, освящалось обычаями. На примитивном фундаменте может вырасти дворец мало похожей на плохо отесанные глыбы своего основания. Но когда стены рушатся, фундамент опять выходит на поверхность. И вот сейчас большие деньги предоставляет их владельцам возможность дать волю своим инстинктам. Моральные убеждения тут не преграда. Инстинкт их просто не признает, а деньги успешно разрушают слабенькие преграды старомодных запретов. И противостоят этому можно с помощью той же самой силы. А я этой силой сейчас не обладаю. Во всяком случае, в достаточной для обороны мере.

Я очень хотел, чтобы это оказалось неправдой. Хотелось верить в доброе, наивное, в мелодраму с хорошим концом. Но что-то мне подсказывало, что у моей мелодрамы хорошего конца, возможно не будет.

 

 

В конце следующей рабочий недели я опять встретил двойника. Одетый в ту же старую куртку, продрогший с красным шмыгающим носом он в одиночестве пил пиво и, кажется, был счастлив. Все происходило у станции метро поблизости от моей работы. Когда-то здесь стояла торговавшая в разлив пивная палатка. С тех самых времен у стены в подъездной арке остались стойки. Длинные потемневшие от времени куски пластика, вечно покрытые рыбной шелухой и обертками из-под плавленого сыра. Компании, состоящие преимущественно из плохо одетых мужчин распивали здесь бутылочное пиво и портвейн, купленный в магазинчике по соседству. Но мой двойник стоял совершенно один, и сразу было видно, что никто в мире ему не нужен.

Я тоже купил себе банку “Невского”, пристроился по соседству, и краем глаза наблюдал за своей копией. Возможно, сходство было далеко не полным. Но я редко заглядываю в зеркало, и воспаленное воображение опять кричало мне, что это пришелец из какого-то параллельного мира, где моя судьба сложилась иначе. Еще недавно я думал “… сложилась менее удачно”, но теперь даже не знал, кому повезло больше. На лице двойника был огромными буквами написан вердикт “одиночество”. Но он, похоже, уже привык к этому состоянию, а мне, возможно, еще придется привыкать. Весь его облик кричал, что этот человек проиграл, но также видно было, что к поражению своему он относится стоически. Я же проиграть смертельно боялся.

Все прошедшие дни, начиная с той злополучной пятницы, я боролся с призраком. Видение дразнило меня полунамеками, убегающим взглядом, случайно перехваченными из-за двери фразами телефонных разговоров, новым колечком, обнаруженным в шкатулке супруги. Все это могло толковаться по-разному. Но у меня в голове уже выстроилась версия. И новые факты только ее подтверждали.

Я уже верил, что у меня есть богатый соперник. Почему именно богатый объяснить трудно. Может быть, сказывалась моя былая самоуверенность. “ На ровню меня вряд ли променяют!”. А может быть, я подсознательно давно боялся, что и по моей судьбе проедется каток, растоптавший в последнее время многие семьи. Уже не раз слышал я истории, как люди расходились из-за проклятого финансового вопроса. Причем инициаторами разрыва, как правило, выступали женщины. Видно что-то все-таки сместилось в сознании этого мира, и в первую очередь в сознание прекрасной половины человечества.

А ведь и времена вроде бы не из самых тяжелых! Бывало и похуже. Даже в своей не богатой событиями биографии могу найти периоды лихолетья, когда голод стоял у порога и дразнил нас костлявыми пальцами. Помню как однажды приятель, держащий коммерческую палатку, пригласил меня поработать вместо ушедшего в запой напарника. Тогда это было настоящим подарком судьбы. Несколько дней с утра до вечера я торговал сосисками и водкой в разлив. Выслушивал истории разномастного люда. Иногда, исполняя роль вышибалы, отводил от стойки слишком разгулявшихся клиентов. В редких перерывах с жадностью поедал бесплатные для меня сосиски. Помню, какими сочными и аппетитными они мне тогда казались. Как кетчуп капал на подбородок, а я вытирал его салфеткой и запивал свой спонтанный обед дешевым растворимым кофе. В уме я прикидывал, что если даже не получу оговоренной суммы, то хотя бы сэкономлю в эти дни на собственном питании. Но со мной расплатились, даже лучше чем рассчитывал. Унося в кармане двадцать долларов (на тот момент это равнялось моей месячной зарплате) я чувствовал себя очень счастливым человеком. Продав их в ближайшем обменнике, вернулся на рынок, ставший мне уже почти родным. Накупил еды и под конец, не удержавшись, взял у приятеля по оптовой цене бутылку импортного ликера.

- …Помнишь, дорогая, как в тот вечер на нашей маленькой кухне мы смаковали вкус иной красивой жизни. Пили за то, что все наши беды пройдут и все у нас наладиться. За окном город медленно погружался в теплые летние сумерки. Ты сидела напротив – молодая, красивая, верная спутница жизни. И были мы вместе в беде, в радости, и в горе. Так что же с нами происходит сейчас?!

Сделав последний большой глоток, двойник поставил бутылку на стойку и неспешно двинулся в сторону метро. Я пошел следом, держась на некотором расстоянии. Пора было ехать на собрание клуба, но мной овладела сумасшедшая идея, проследить, где он живет. Попав в людской поток, я старался не терять из виду его спину. А у турникетов он замешкался, и толпа почти прижала нас друг другу. Я тоже полез в портфель за карточкой, долго не мог ее там найти, а когда поднял глаза, его рядом уже не было.

Слыша вслед раздраженные женские выкрики, и приглушенные мужские угрозы, я прорывался через толпу. Но он словно растворился в насыщенном человеческими эмоциями воздухе метрополитена. Может быть, решил вернуться к себе в параллельный мир, а, может быть, просто существовал только в моем сдвинутом набекрень сознании. И та и другая версия, пожалуй, были равнозначны по своим последствиям. Какая разница действительно ли ты общаешься с параллельными мирами или ты сумасшедший! И в том и в другом случае видишь то, что не видят другие, и живешь по каким-то иным правилам. Сейчас меня такая перспектива не особо пугала. Намного страшнее, казалось, что двойник так внезапно исчез. В этом я видел какой-то нехороший знак, и не мог понять, что он предвещает.

Всю прошедшую неделю я лихорадочно перебирал варианты ответов на брошенный судьбой вызов. Правда, поиск производился только мысленный без каких либо внешних действий. Со стороны все выглядело вполне обычно. Я старался выполнять свои служебные обязанности. Может быть, только вел себя слишком нервно. Коллеги почему-то меня сторонились, и даже Кулькин воздерживался от своих обычных шуточек с намеком. Наверное, чутьем простого человека угадывал, что сейчас лучше держаться подальше. Тем временем в голове моей происходила титаническая работа. Я искал, думал, просчитывал все возможные способы вырваться из ниши, в которой еще недавно вполне комфортно себя чувствовал. В поступках это по-прежнему никак не проявлялось. Но в том я пока большой беды не видел. Любому предприятию предшествует подобная мысленная работа. Человек должен внутренне созреть, подойти к какому-то рубежу в своем сознании, а уже потом действовать. Если, кажется, что ты втянут в водоворот событий спонтанно, внутренне ты уже как-то был к этому готов. Иначе бы остался сидеть на берегу или бы быстро оказался на дне потока.

Беда была в другом. Не находил я пока даже теоретического способа разбогатеть! Лет пятнадцать назад еще можно было броситься в рискованные предприятия. Но теперь мир вокруг казался устоявшимся, жестко разделенным на секторы и зоны влияния. В этом были определенные преимущества, которые несет стабильность. Но сквозь фасад внешнего благополучия сочилась горечь безысходности. Все, на что я мог рассчитывать в дальнейшем это небольшая прибавка к окладу. Еще совсем недавно это меня вполне устраивало, но теперь это звучало как приговор без права помилования.

Я понимал, что проигрываю. Пытался думать, что проиграть тоже надо красиво и достойно. Но очень быстро пришел к выводу, что в наше время красивых поражений не бывает. Это когда-то и где-то можно было направить себе в живот самурайский кинжал, и враги почтительно отступали в сторону, давая завершить “дело чести”. Можно было с гвардейским прононсом крикнуть merde прямо в жерла пушек. А потом, вместе с их залпом улететь в вечность и войти в Историю. Сейчас правила изменились. Наверное, я опять идеализирую прошлое. С годами грязь в углах заброшенного дома покрывается серебристой паутиной легенд. Но нельзя не признать, что когда-то духовная составляющая жизни была намного весомей и значительней чем сейчас. И именно духовная победа на фоне физического проигрыша могла предать поражению смысл и красоту. Век нынешний лишил нас и этого.

Я поднимался по эскалатору на Новокузнецкой. Всего лишь неделю назад, спускаясь в обратном направлении, я причислял себя к неисправимым идеалистам. Чего стоит только мое восхищение федоровским учением о “воскрешении отцов”. Сейчас же я с великим сожалением констатировал, что библиотекарь мечтатель впустую потратил свои лучшие годы. Время все расставило на свои места. Не случайно же сначала учеником Николая Федорова был Циолковский, а в наши дни его последователем объявил себя скандально известный мошенник, заявлявший, что может возвращать с того света людей.

Хотя сама идея бессмертия всегда будет владеть умами. Возможно, она даже осуществиться. Но это будет не “воскрешение отцов”. Горстка людей обладающих несметным богатством возжелает и получит вечную жизнь для себя и может быть для детей, жен, любовниц и самых верных прихлебателей. Когда это случится, отойдут в небытие все прежние межгосударственные, межнациональные и религиозные распри, и грянет последняя великая битва.

Вот он Армагеддон грядущий! Две непримиримых рати сойдутся на поле, поглотившем весь мир. С одной стороны слуги Кащея, которым за храбрость обещана вечная жизнь. С другой встанут те, кто ненавидит бессмертных, но в тайне желает их судьбы для себя. И только горстка людей, возможно, будет сражаться за совсем иное…

Последние двести метров я преодолел бегом. Нервы были взвинчены, и хотелось хоть как-то успокоить их движением. Поднимаясь по последнему эскалатору в торговом центре, я вытирал пот со лба и пытался восстановить дыхание. Не хотелось признаваться ребятам, что в целях психотерапии занимаюсь подобными пробежками. Но вскоре выяснилось, что оправдываться мне не перед кем. На это раз я пришел первым. Заняв свободный столик, посмотрел на часы:

- Очень странно! Александр и Стас должны были давно быть на месте. Даже Николай и Влад в это время обычно появлялись.

У подошедшей официантки я попытался узнать о своих товарищах. Она пожимала плечами, корректно улыбалась, и, приняв заказ на чашку кофе, поспешила уйти. Наверное, вообразила что дяденька таким образом пытается с ней познакомится. А я достал мобильный телефон и попытался до кого-нибудь дозвониться.

Оказалось, что странные события в этот вечер только начинались. Телефон Стаса все время был в недоступной зоне. Сашка к мобильнику не подходил. А номеров Николая и Влада, как объявил автоматический голос, не существовало вообще! Через некоторое время я повторил попытку. Результат получился то же, с единственной разницей, что и номер Александра был объявлен не существующим. Сначала я испытывал недоумение:

- Что-то со связью или с моим мобильным телефоном? Но тогда почему такая массовая неявка?

От неожиданной и страшной догадки я чуть было не пролил кофе на свитер.

- Не существует в моей жизни никакого философского клуба! И люди, которых я вообразил своими товарищами, либо не существуют, либо я давно с ними порвал отношения. Так что же тогда существует?!

На бегу, надевая куртку, я сунул оторопевшей официантке пятисотрублевую купюру и выбежал из бара.

Плохо помню, как, расталкивая прохожих, несся к метро. Как сердце пыталось вырваться из медленно ползущего вагона. Страх и неизвестность гнали меня, как сорвавшие с цепи собаки, а общественный транспорт издевательски медленно исполнял свой долг. Подбегая к дому, я увидел, что в окнах моей квартиры нет света. Это еще ничего не означало, но я уже верил в самое худшее.

Дверной замок долго не хотел поддаваться. Я так и не понял, сумел ли его открыть или выбил дверь плечом. Ворвавшись в коридор, сразу же ощутил пустоту. Любимая не просто отсутствовала в данный момент, ее здесь не было уже много лет, а может быть и целую жизнь. Я ходил по комнату и всей кожей, всеми вибрирующими клетками мозга ощущал вокруг пелену беды и одиночества. Заглянув в шкаф, не увидел ее платьев. Перерыв тумбочки не смог найти ее фотографий, кроме одной очень старой. Молодые счастливые и глупые мы стояли возле детской прогулочной коляски и кормили лебедей в пруду парка. Я швырнув альбом на диван, который сменил форму и цвет обивки, и опустился на пол. Теперь стало понятно, почему я не смог догнать своего двойника в метро. Догонять было некого, мы тогда уже были одним целым.

В тот вечер я понял, что заставляет выть на луну волка. С протяжным криком уходит в ночное небо твоя тоска. Желание освободиться из тисков злого мира вибрирует в твоем голосе и улетает к звездам. И может быть какая-то частичка души тоже вырывается из капкана тела, летает в сферах более счастливых и умиротворенной возвращается обратно. Во всяком случае, мне стало легче. К счастью соседи не вызвали ни милицию ни скорую помощь. К крикам и вою в последние годы все привыкли.

Одевшись, я вышел на улицу. Главным сейчас было подольше находиться вне дома. Пока я еще не мог переносить заключенную в стенах пустоту, с которой отныне и возможно до конца дней придется мириться. Была и еще одна причина, по которой я как можно дольше не хотел возвращаться. Не умирала надежда, что за время моего отсутствия таинственные силы проявят милосердие, и я снова попаду в прежнее счастливое пространство.

Я шел, не разбирая дороги, и почти не узнавал свой район. На встречу то и дело попадались гаражи, низенькие бетонные заборы, металлические конструкции детских площадок. И, наконец, я увидел лестницу из своих цветных сновидений. В лицо дохнул свежий морской ветер. Стало так тепло, что захотелось скинуть куртку. В темноте я не различал контуры бухты, но хорошо слышал шум бьющихся о камни волн. Миражи с некоторых пор стали частью моей жизни, и поэтому я не удивился, а радостно побежал вниз по ступеням. Хотелось ни о чем больше не думать, а навсегда уйти в этот сон. Но по краям лестницы стали возникать светящиеся фигуры. Они протягивали руки и пытались меня остановить. Сквозь шум похожий на треск перенасыщенного радио-эфира, я услышал, как меня призывают вернуться обратно. Я пытался возразить, что вряд ли смогу жить в этом мире дальше, что не вынесу пустоты, которая меня окружила. Но голоса меня тут же устыдили. Они говорили, что я столько лет имел возможностьг прикасаться к мудрости великих, но видно на плохую почву упало семя. Подул ветер, сорвал шелуху знаний и вот уже я нагой и растерянный содрогаюсь от страха и холода. Голоса говорили, что безграмотный крестьянин, потерявший урожай во время урагана, проявляет порой куда больше мужества и мудрости.

Мне действительно стало стыдно. Я остановился и повернул голову. Петляя среди серебрящихся в лунном свете оливковых рощ, ступени убегали вверх. Сразу же за площадкой храма начиналась плоскость, из которой торчали коробки девятиэтажек. А еще выше разворачивалась грандиозная батальная панорама. Битва еще не началась, но войска уже собирались. Ветер рвал полотнища знамен и их гигантские тени колыхались на оранжевых скалах. Герольды на крылатых конях носились под багровыми облаками и трубили сбор. Над одном из холмов я увидел лагерь и почему-то понял, что мне надо именно туда. Но чтобы попасть на поле, надо было еще пройти пространство и время. В какой-то миг над убегающей вверх лестницей вспыхнули огненные зарубки, но сосчитать их я не успел, так как сквозь мираж, прорвалась мелодия мобильного телефона.

Я стоял на детской площадке перед моим домом. В руке с нарастающим звуком вибрировал мобильник, и на экране высвечивалась надпись “Влад”. Поднеся трубку к уху, я услышал скороговорку приятеля:

- Слава Богу, дозвонился! У тебя что с телефоном, старик? То занято, то недоступен, то вообще такого номера не существует. Ты в курсе, что сбор сегодня отменяется?

- Да уже понял! – угрюмо ответил я, и буквально был оглушен последующей новостью:

- Стас погиб! Вроде бы несчастный случай, но есть подозрения, что все подстроено.

Влад замолчал, видимо давая мне время, осмыслить известие. И в этот самый момент я увидел, как в окнах моей квартиры зажигается свет.

- Все понял, Влад. Извини, позвоню позже,- крикнул я в трубку и кинулся в подъезд.

Дверь распахнулась, когда я еще выходил из лифта. Меня буквально втащили в квартиру и на лице супруги, я прочитал неподдельный испуг.

- Что случилось?! Дверь не заперта, тебя нет, по полу фотографии разбросаны.

- С сердцем очень плохо стало. Срочно на воздух надо было выйти – соврал я первое, что пришло в голову. Супруга засуетилась вокруг, помогая снять куртку.

- Да кто же так делает! Прямо как маленький. Стало плохо, окно на распашку, лекарство принял и ложишься. Скорую надо было вызывать. Мне позвонить!

Потом она посмотрела на меня подозрительно.

- Ты сегодня много выпил?

Я отрицательно мотнул головой, и она побежала на кухню, наливать корвалол . А я, провожая ее взглядом, думал, что, не смотря на страшное известие, в данный момент чувствую себя счастливым.

 

 

Стаса похоронил в самом начале зимы. Снег к тому моменту опять сошел, и над темно-серой землей как продолжения фона носилась стая воронья. Среди провожавших в последний путь не было тех, чьими фотографиями Стас когда-то перед нами хвастался. Из молодых женщин присутствовали только младшая сестра и какая-то дальняя родственница. Почти сразу же я заметил мужчину, который стоял чуть в стороне, и цепким взглядом осматривал собравшихся. Как я и догадался, это был следователь. Потом он даже разговаривал с Сашкой и Владом, выясняя круг знакомств погибшего. Но в дальнейшем так ничего и не удалось найти и дело, кажется, закрыли. Хотя, может быть, и нет, и виновные в гибели друга все-таки будут наказаны.

В первую неделю наступившего наконец Нового Года, состоялось последнее собрание нашего клуба. Проводили мы его уже втроем. По словам Влада, Сашка уже давно принял решение уйти в монастырь. Смерть Стаса, наверное, послужила последним толчком. В теперешнем составе и после того, что произошло, мы уже не считали возможным продолжать наши философские посиделки. Я смотрел на лица ребят, и с грустью думал, что теперь мы будем видеться очень редко. А, может быть, и не встретимся больше никогда.

По традиции мы пили пиво, но беседа была не философские темы, а просто о планах на будущее. И я мысленно пытался спрогнозировать, как у них сложится судьба.

Влад, наверное, до глубокой старости останется таким же округлым, энергичным, самоуверенным. Колька еще больше похудеет и окончательно озлобиться на весь мир. На работу он, наверное, когда-нибудь все-таки устроиться, но вряд ли задержится там надолго. Так и будет жить за счет своей благоверной. А она будет устраивать ему скандалы, может даже кидать в голову тарелки, но все равно не бросит. Нинка женщина очень красивая, но судьбы распорядилась так, что целый день она просиживает за кассой. Вечером же бежит либо в магазин, либо на родительское собрание. А Николай с его самоуверенностью, с умением рассуждать на разные темы для нее словно окно в мир иной. И никогда она его не решится захлопнуть. А может быть просто любит.

Свое же будущее я просто боюсь прогнозировать. Лагерь на холме у оранжевых скал ждет, и я об этом помню. Зарубки в воздухе посчитать не успел. Но оно и к лучшему.

Кстати недавно опят видел двойника. Но вблизи это оказался просто немного похожий на меня мужчина. Мы улыбнулись друг другу и разошлись в разные стороны.

"НАША УЛИЦА" №112 (3) март 2009

Рейтинг@Mail.ru