Николай
Толстиков
СВОЁ
МЕСТО
рассказы
ПОЧТИ
СВЯТОЧНАЯ ИСТОРИЯ
Дядюшка мой Паля был не дурак выпить. Служил он
на местной пекарне возчиком воды и, поскольку о водопроводах в нашем крохотном
городишке в ту пору и не мечтали даже, исправно ездил на своем Карюхе на реку с
огромной деревянной бочкой в дровнях или на телеге, смотря какое время года
стояло на дворе. Хлебопечение дело такое, тут без водицы хоть караул кричи.
Под Рождественский праздник в семье нашей
запарка приключилась. У мамы суточное дежурство в детском санатории, а у папы
какой-то аврал на работе. Как назло. Они ж со мной, годовалым наследником, по очереди
тетешкались. Сунулись за подмогой к тете Мане, жене дяди Пали; она, случалось,
выручала, да запропастилась опять-таки куда-то, к родне уехала.
Дома лишь дядя Паля, малость «поддавши»,
сенцом своего Карюху во дворе кормит.
- Какой разговор! - охотно согласился он,
когда родители мои пообещали ему по окончании трудов премию в виде чекушки. -
Малец спокойный, не намаесси!
На том и расстались…
Соседи потом рассказывали, что, понянчившись
некоторое время, дядя Паля забродил обеспокоено по двору, потом запряг в дровни
Карюху, вынес сверток с младенцем.
- Это ты куда, Палон?! - окликнул кто-то из
соседей.
- Раззадорили вот чекушкой-то… И праздник
опять же, - скороговоркой ответил дядя Паля, залезая на передок дровней с
младенцем на руках и в надвигающихся сумерках чинно трогаясь в путь.
Родители пришли за мной поздно вечером, и
каков, вероятно, был их ужас, когда они увидели, как из дровней соседи за руки
и за ноги выгружают бесчувственное, покрытое куржаком инея тело дяди Пали и
влекут в дом.
- А где ребенок?
- Что за ребенок?
Карюха дорогу домой знает, дядю Палю сам
привез: что человек тебе, только не говорит. А дядя Паля молчит, как партизан
на допросе, только мычит невнятно да глаза бессмысленные таращит.
Эх, как все забегали, заметались!..
В это самое время, ближе к полуночи, на
пекарне бабы готовили замес. Пошли в кладовку за мукой и вдруг услышали плач
ребенка. Те, что постарше, суеверно закрестились: «Свят, свят, свят…», а
помоложе, полюбопытнее прислушались и обнаружили младенца в ларе с мукой.
Тетешкали и долго недоумевали: откуда же
чудо-то явилось - хорошенькое, розовенькое, пока не вспомнил кто-то про дядю
Палю, видали, дескать, его в качестве няньки. А дальше бабье следствие
двинулось полным ходом: с мужиками-грузчиками дядя Паля тут, возле кладовки,
свой законный выходной и заодно праздник отмечал. Стал раскручиваться клубочек…
Родным находка такая в радость,
рождественский подарок! Об истории этой до сих пор в городке вспоминают, узнают
все - много ли я в жизни мучаюсь, маюсь, раз в муке нашли. Только об одном
хроники умалчивают: как и чем был премирован мой бедный нянька дядя Паля, это
осталось семейной тайной.
СВОЁ
МЕСТО
Рассказывали: в прежние времена - то ли в
войну, то ли еще до нее - встала на постой в нашем городке кавалерийская часть.
Тогда, как раз, пала у городского водовоза
лошадь. Покручинился старик, потосковал по усопшей кляче, но потом махнул рукой
и направился к конникам.
- Выручай, начальник, старого кавалериста! -
пристал дед к командиру. - Беда прямо, хоть сам в бочку впрягайся! А у тебя
тягловой силы - вон, сколь! Подсоби по-братски!
- Не имею права, дед! - развел руками
командир. - У меня что конь, что конник - строго по списку личного состава. Не
обессудь...
- Всяко клячонка-то нераженькая найдется, - и
не подумал отставать дед. - Выручай, не жадничай!
Мало-помалу командира и старика стали
обступать самые любопытные из кавалеристов. И чем пуще наседал со своей
просьбишкой под сочувствующий щелкоток их языков дед на командира, тем больше
тот приосанивался. Дошло до того, что гаркнул, что есть мочи:
- Раз-зойдись!
И пошел было сам, но дед не прост, уцепил его
за ремень портупеи. Теперь не ныл старик просительно, а понес на чем свет
стоит:
- Ишь, ты! Раскукарекался! Где ты был, когда
я контру всякую вот энтакой, как у тебя, шашкой крошил?! Небось, без порток еще
бегал! Нету у тебя почтения к старому кавалеристу! Мне да - разойдись!
Хохот поднялся кругом несусветный, даже кони
и те заржали. Командир с каменным выражением лица пытался стряхнуть с себя
рассвирипевшего дедка, но куда там! Дед аж повис на ремнях командирской
портупеи - ноги над землей болтаются.
Пришлось командиру сдаться:
- Ладно, дед, отдам тебе коня! Уважу, - он
хитро сощурился. - Пошутил я, что все по списку. И лишние имеются. Выбирай сам,
чтоб потом не обижаться!
Дед, верно, потерял голову от радости.
Схватил под уздцы первого попавшего и - долой со двора!
Хвастовства у старика потом было!.. Конь
сытый да гладкий вышагивает. Кавалерийский, боевой - одно слово! Дедок
восседает на бочке с водой и головой вертит-крутит, того и гляди она, бедная,
отвалится. Гордый старик стал: как же, пальцами аж все показывают - завидуют,
значит!
Дни шли за днями. Народ в городке к дедову
приобретению привык, перестал восхищаться: примелькалось.
Однажды вез дедов конь, как обычно, воду.
Старик, раз теперь не обращали на него внимания, спокойненько подремывал на
бочке, как в старые времена. И вдруг на окраине городка - там, где
квартировались кавалеристы, пропела труба. Коняга запрядал ушами, тихо заржал…
Старик опомниться не успел, как понесся конь.
- Тпру-у! Тпру-у! - дедок и вожжи растерял,
обнял бочку, как жонку в молодые годы, из телеги лишь бы не вылететь. А телега
за угол зацепилась. Тресь!.. Дед глаза зажмурил…
Заросли крапивы быстро привели старика в
чувство. Огляделся он вокруг - сердце зашлось. Бочка на другой стороне улицы
валяется, телега на бок перевернута и оглобель нет.
Постонал, поохал старик, поскреб пятерней
поясницу, да и заковылял к кавалеристам.
А там - построение, не иначе в поход
собрались. И дедов Карюха тоже в строю стоит. Оседланный, оглобельки тележные в
сторонке валяются.
Вздохнул тягостно дед и побрел обратно к
своей бочке. Сел на нее верхом, загрустил.
Мимо него по улице на «рысях» двинулся
эскадрон…
Опять завздыхал дед, когда увидел дареного
Карюху под молодым кавалеристом.
- Вон, даже лошади свое место знают! -
размышлял вслух старик. - Чего бы уж и про людей говорить… Но только всегда ли
это разумеем!
Дед сердито стукнул кулаком по бочке.
Откуда ни возьмись, подскакал к деду
командир. Улыбнулся, вытянулся в седле, и - ладонь под козырек!
Дед тоже, не будь промах, приложил скрюченные
пальцы к кепке. На душе у него отмякло: « Вот, чертенок, как меня объегорил за
портки да кукуреканье! Не смотри, что молодой, а голова! - дед и вовсе развеселился.
- Ей Богу, пошел бы с ним в разведку!»
Вологда
"НАША
УЛИЦА" №115 (6) июнь 2009