Сергей Михайлин-Плавский "Крутицкое подворье" эссе

Сергей Михайлин-Плавский

 

 

КРУТИЦКОЕ ПОДВОРЬЕ

 

эссе 

 

12 февраля 2008 года. Сегодня встречаюсь с Юрием Кувалдиным на станции метро “Пролетарская”. Я жду его под переходной лестницей, как давно условлено, посматриваю на часы, хотя знаю, что Кувалдин не любит опаздывать. Точно в назначенное время я замечаю характерную походку легкого на ногу человека, обошедшего пешком многие любимые им уголки Старой и Новой Москвы. Он вручает мне пакет с журналами “Наша улица” (февральский номер, в котором опубликованы мой рассказ “Марья - Золотой голос” и цветная фотография на последней странице обложки).

- Как вы себя чувствуете, Сергей Иванович? - осведомляется внимательный Кувалдин. - Может быть, прогуляемся на Крутицкое подворье, здесь недалеко...

В ХIII веке много русских православных людей были пленены татаро-монголами и они вынужденно томились в Золотой Орде. Однако, они сохранили православную веру, поэтому “для их духовного окормления Русской Православной Церковью была учреждена особая епархия - Сарская и Подонская” с постоянным местом проживания ее митрополитов недалеко от Москвы, в местечке Крутицы, у некогда небольшой речки Сары. Там было построено подворье и православный храм в честь Святых Первоверховных Апостолов Петра и Павла.

Из Крутицкого подворья русские люди отправлялись в Орду, здесь они молились и просили у Господа благословения на благополучное возвращение с чужбины...

Мы проходим по Крутицкой улице и оказываемся на территории подворья. День сравнительно теплый, весна в этом году на полмесяца раньше календарного срока вышла на исходные рубежи, под ногами похрустывает подтаявший ледок, а поверх него - непонятно - откуда? - рассыпана какая-то соломенно-травяная труха: впечатление такое, будто здесь, на этой площади, только что перед дальней дорогой кормили ездовых лошадей.

Мы не спеша идем по территории подворья, рассматриваем таблички на стенах. Еще недавно в Успенском соборе и Метрополичьих палатах располагались фонды государственного Исторического музея. Успенский собор, а также знаменитый Крутицкий терем - это выдающиеся памятники русского зодчества. Кувалдин возмущается:

- Как же все здесь было запущено, Господи! Неудивительно, ведь здесь стояла и воинская часть. Сейчас вон хоть освободили бывшие казармы...

Успенский собор имеет два этажа: нижний - с теплым храмом святых Апостолов Петра и Павла (1667-1689 гг.), верхний (летний) храм с главным Успенским престолом (сооружен в 1700 г.). Выстроен собор из красного кирпича и является самым большим сооружением Крутицкого ансамбля.

Из Крутицкого теремка (1693-94 гг.) архиереи благословляли собравшийся на площади народ, любовались видами Москвы, раздавали милостыню нищим. Митрополичья палата (дворец Крутицких митрополитов) - двухэтажное кирпичное здание (1655 г.) с толщиной стен до 120 см. В 1769 году Крутицкий ансамбль дополнен Набережными палатами. Мы обходим все подворье, у Набережных палат выходим на крутой берег Москвы-реки, молча смотрим за реку, переживая увиденное, словно побывав в ХVII веке.

На обратном пути мы заходим в церковь Петра и Павла, ставим свечи за здравие живущих и любимой нашей литературы, во упокой усопших, молимся Господу нашему Иисусу Христу по уже установившейся нашей традиции, любуемся богатым иконостасом.

Кувалдин самозабвенно любит Москву, радуется возрождению любого ее уголка, восстановлению и реконструкции ее храмов. И даже проходя мимо грандиозного строительства (в 4-м Крутицком переулке) с бетонной опалубкой фундаментов, лесом арматуры, торчащей вверх из бетонных стен и предназначенной для заливки бетоном, он радуется:

- Представляете, когда закончат это строительство и облагородят окружающую территорию, как здесь будет чисто и аккуратно. От запустения и следа не останется!..

Еще бы! Я тоже так думаю, ибо здесь будет построен гостинично-деловой центр, как гласит щит, стоящий на углу строительной площадки.

За годы советской власти территория Крутицкого подворья была основательно запущена, заросла огромными сорняками - крапивой, репейником, бурьяном, а многие памятники были заброшены и даже разрушены. Бывшее кладбище было завалено строительным мусором.

С апреля 1992 года, после первого богослужения, состоявшегося после многовекового перерыва, началось возрождение духовной жизни древнего подворья. Храм стоял без крыши и купола, внутри храма не было пола, сохранялась большая сырость. В это время начались строительные и реставрационные работы: часть пола перед началом богослужений была наскоро выложена кирпичом, в храме соорудили иконостас, церковной общине было передано в использование здание Набережных палат, где сначала открылись трапезная и библиотека. Немного позднее было закончено устройство крыши и ее покраска в зеленый цвет, а над Никольским приделом была возведена изящная луковичная главка, увенчанная святым крестом.

Через год, ко дню Пасхи, был отреставрирован нижний этаж Успенского собора - зимний (теплый) храм святых Апостолов Петра и Павла, внутри которого раскрылась частично сохранившаяся настенная живопись XIX века. Над иконостасом сохранились изображения святых Апостолов, а с противоположной стороны - ветхозаветных Пророков. В трапезной части восстановлены настенные композиции, посвященные двунадесятым праздникам - Богоявлению Пресвятой Богородицы, Рождеству Христову и Крещению (Богоявлению)... На потолке трапезной хорошо сохранилось изображение возносящегося на небо Господа нашего Иисуса Христа - копия подобного изображения из Храма Христа Спасителя в Москве... Резной иконостас храма, покрытый сусальным золотом, был выполнен артелью вятских мастеров, иконы приобретены в антикварном магазине, а храмовый образ Апостолов Петра и Павла и св.мученицы Татианы написан художниками Мугрузиным и Золотаревым.

В 1991 году была открыта библиотека, тогда же было организовано издательство. К 2006 году общий тираж книг по истории церкви, богословию, выпущенных издательством Крутицкого подворья, превысил 500 тысяч экземпляров.

В настоящее время начата реконструкция здания бывшей гарнизонной гауптвахты, до 1996 года принадлежавшей Министерству обороны.

Крутицкие казармы названы по соседнему Крутицкому подворью. В 1798 году они были частично переданы частям жандармского корпуса, впоследствии использовались также, как политическая тюрьма. В 1834-35 годах здесь в течение 7 месяцев отбывал заключение А.И.Герцен, потом размещались различные воинские части... Архиерейский Собор 1997 года постановил превратить Крутицкое подворье “в образцовый молодежный центр Русской Православной Церкви”. В течение 2003-2004 годов купола Успенского собора были покрыты медью, старые кресты заменены новыми, покрытыми позолотой, а также обновлены гражданские сооружения подворья по Крутицкой улице...

Во время этой прогулки у нас с Кувалдиным заходит разговор об умершем накануне Станиславе Золотцеве, поэте, прозаике, критике, переводчике. Кувалдин рассказывает о гражданской панихиде, состоявшейся в ЦДЛ:

- Я сказал о том, что Стас не умер, он живет в наших сердцах, тело его уйдет в землю, а душа останется в его книгах, то есть с нами, живущими после него. Меня буквально перед Новым годом Стас просил напечатать его рассказ в “Нашей улице”. Этот рассказ “Кровь и слезы Словенских ключей” пойдет в юбилейном (№ 100), мартовском номере журнала... Писатель вопреки всем смертям создает новую реальность, поэтому он бессмертен. И книги пишет писатель не для рядового читателя, а для писателей, которые умеют читать эту книгу. Писателя не интересует “клубничка”, кочующая ныне из книги в книгу, ИЗ фильма в фильм у невзыскательных авторов... Человек в процессе жизни погрязает в мелочах, будничных делах, в нескончаемых мыслях о доходах-расходах, о погоде, телевизионных сериалах, о хлебе насущном, одежде, о подрастающих неслухах-детях и при этом все сопровождается бесконечной болтовней ни о чем. И получается, ты не успел ахнуть, а жизнь-то уже прошла, и поздно уже что-то начинать, а тем более заниматься самоанализам. Но где-то после шестидесяти человек спохватывается, праздника-то у него не было, праздника души, самозабвенного любимого дела, писательства, например, все свелось к сплошным будням, к простому существованию, непременно сопряженному с прозябанием, холостым ходом.

Так что реализуйте свой дар, Сергей Иванович, пишите. Ко мне в журнал идут толпы литераторов, звонят, просят напечатать рассказик. Я сейчас никого не беру из вновь объявившихся прозаиков-однодневок: написал человек рассказик, напечатал его в журнале и ... почил на лаврах, замолчал года на два, то ли устал, то ли запил от осознания собственного величия. Поэтому я сейчас оставил в журнале круг авторов, во-первых, талантливых, во-вторых, работающих под стать бульдозеру, постоянно, изо дня в день пишущих хорошую прозу. Я и сыну своему, художнику, говорю: “Работай каждый день. Что бы ни случилось - работай!” И он работает, и выставки своих картин устраивает... Для меня праздник - это одиночество, когда я наедине с компьютером, когда отключены все телефоны и даже электронная почта!.. Так что работайте!..

Я прошу Кувалдина разрешить мои сомнения в отношении Сухово-Кобылина о котором я в эти дни пишу эссе:

- Юрий Александрович! Я хочу это свое эссе назвать “Мой земляк Сухово-Кобылин”. Не будет ли это кощунством и самонадеянностью - ставить себя вровень с великим драматургом (а сам думаю: возможно, когда-нибудь кто-нибудь вспомнит о том, что вот, мол, был такой писатель Сергей Михайлин-Плавский, гулял по Москве с самим великим Кувалдиным, который уже к 48 годам написал знаменитый свой роман “Родина” и много других повестей и рассказов, а к 60-ти выпустил в свет 10-томник своих сочинений, в которых на века запечатлел эпоху второй половины XX столетия). Кувалдин живо откликается, удивленно даже останавливается посреди улицы:

- Будьте на равных с великими! Никого не слушайте! Пишите, как подсказывает сердце! Так и назовите это эссе: “Мой земляк - Александр Васильевич Сухово-Кобылин”...

Напоследок, уже на подходе к станции метро, я спрашиваю Юрия Александровича о моей книге эссе “Бабье лето”, которую незадолго до этого передал ему по электронной почте:

- Вы посмотрели мою книгу “Бабье лето”, как она вам показалась?

- Я не только посмотрел, я ее уже заверстал! (Куда заверстал, Юрий Александрович не сказал, а я спросить постеснялся). Я всем говорю: “Пишите, как Михайлин-Плавский!” Для меня ваши тексты стали уже брэндом!..

Наша прогулка в ХVII век подошла к концу. В метро “Пролетарская” мы расстаемся, Кувалдин стоит у переходной лестницы, сдержанно улыбается и машет мне рукой на прощание. Электропоезда развозят нас по домам: его - в Марьино, меня - в Выхино.

 

"НАША УЛИЦА" №116 (7) июль 2009