вернуться
на главную страницу
|
Николай
Толстиков
БОЖИЙ МИР
короткие рассказы 3
ЛЕСОВИК
На тетеревиный ток мы не
попали. В предрассветных сумерках шли вначале вдоль лесной опушки и, чтобы
побыстрей попасть на заветную поляну, надумали по тропе промахнуть напрямик
перелесок, но в сумраке потеряли дорогу, забрались в густой крепкий чапарыжник,
битый час продирались в нем, и , когда уже поднялось солнце и грянул лесной
многоголосый птичий хор, поняли, что заблудились, что нужно остановиться
на привал и как следует обмозговать наше положение.
- Натоковались! - Виктор со злостью швырнул рюкзак на землю и , присев
на ствол поваленной древоломом сосны, обхватил голову руками.
Я представил его радостные глаза, все суетливые сборы накануне и мне,
вроде бы никогда не унывающему при временных неудачах, стало как-то не
по себе. Мой друг детства приехал в гости из столицы, откуда редко выбирался,
и его, наверное, каждые травинка или цветок восхищали.
Насобирав сушняку, я развел костер, и, чего уж там, достал из котомки
выпить и закусить, как предупреждающий свист Виктора заставил меня насторожиться.
В лесной чаще потрескивал хворост под чьими-то шагами.
- Кто? - одними губами спросил Виктор и испуганным взглядом указал в ту
сторону.
Наслушался он от кого-то в нашем городке рассказов о медведе-подранке,
якобы бродящем в здешних местах и теперь хватался за маленький топорик,
висевший в ножнах на поясе - видимо, хотел незадешево жизнь отдать.
Тот, неизвестный, остановился за крохотным колком распустивших уже листву
молодых березок, рассматривая и изучая нас, постоял так недолго и, наконец,
решительно раздвинул ветки.
- Хлеб да соль, мужики!
Перед нами стоял старичок лет семидесяти с крупной сеткой глубоких морщин
на лице, обрамленном рыжеватой, с проседью, бородой, в поношенной фуфайке
на сутулых плечах, ушанке, сдвинутой на затылок.
- Чую, дымком попахивает, дай, думаю, подойду!
В нем не было той настороженности, с какой обычно встречаются люди в лесу.
Опираясь на батожок, он оглядел нас доверчивыми добрыми глазами.
Я предложил деду место у костра. Старик сел, степенно разгладил бороду.
- На тока собрались?
- А вы откуда знаете? - само собой вырвалось у Виктора.
- Да уж знаю. Плохие вы, однако, ребята, токовики.
- Как сказать. Вот не повезло сегодня, заблудились.
- Ну и как выбираться думаете?
- А вы-то тут зачем? - удивился Виктор. - Дорогу покажете?
- Может, ребята, нам не по пути? А?.. - старик испытующе осмотрел наше
немудреное снаряжение, состоящее из рюкзаков да "томагавка"
Виктора. Ружей при нас не было.
Сам дед тоже был без ружья, на егеря не похож, а промышлял бы в лесу "по-темному",
то вряд ли бы и к нам подошел.
- Иваном меня зовут, Фроловичем! - неожиданно представился он и протянул
мне сухую жилистую ладонь. - Охотник я.
После "подкрепления" разговор пошел свободнее. Иван Фролович
не собирался уходить. Узнав из рассказа Виктора про наши несчастья, старик
от души смеялся тихоньким дребежащим смешком.
- Э-ва, куда вас с дуру занесло! Тут птичек таких, каких вам надо, и в
помине нет... Да и мало их нынче стало. И зверя и птицы. Зато много брата
нашего, охотника, расплодилось.
Гость, свернув махры, закурил, окутался облачком пахучего сладковатого
дыма.
- Ведь охотники - народ разный. Есть настоящие, которые птицу или зверя
зазря не тронут. А есть и другие...
- Слушайте, Иван Фролович! Как бы вам это сказать... - Виктор задумался,
подбирая подходящие слова. - Я вот сам жил раньше в этих краях, родился
здесь. С малых лет на охоту хожу. До сих пор, как захватит такой азарт
- тогда все даром, ни о чем не думаешь!
В ответ старик покачал головой.
- Эх, кровь горячая! Сам знаю! Пощелкал же по молодости всякой птицы,
зверя - счету нет! Идешь, бывало, по лесу и, что ни попадется на глаза,
все пуляешь. А теперь стыдно, - Иван Фролович снял ушанку, вытер капли
пота на лысине. - И перед собой, да вот и перед вами. Больше десятка лет
в руки ружья не беру.
- А что в лесу, да когда самая пора, без ружья делать? - воскликнул Виктор.
- Просто так душа бродить не даст!
- Что же вы тогда без ружей?
- Так ведь...
- Ну вот, вас запрещение сдерживает. И больше ничего.
- А что еще? - мы оба разом развели руками.
- Совесть еще должна быть, совесть! Ведь же убиваем и портим свое... Вот
подходи, бери , сколько хочешь! Не обхватишь! Да вот не умеем мы брать!..А
без леса я не ведаю, как и прожить. И старуха моя вовсю ворчит, скворчит,
как сковорода с салом, хоть и знает, что в лес все равно убреду. И ничего
не сделать. Как друг он мне.
По указанной Иваном Фроловичем лесной дорожке мы довольно скоро выбрались
к проселку и торопливо зашагали к деревне. Виктор шел впереди, размахивая
прутиком. Неожиданно он обернулся ко мне:
- Вспомни, как он сказал, этот старик-лесовик, головастый боровик! - Виктор
с удовольствием пробормотал детскую скороговорку. - Прожить без леса нельзя...
Он повторил еще раз. Я заметил, что хотя он и улыбался, но серьезный взгляд
грустных глаз выражал другое.
- А нам с тобой в детстве такими вот лесовиками пугали, чтобы не шастали
в лес зря. Побольше бы таких лесовиков...
Светило солнце в голубом, с легкой пенкой облаков небе. Где-то там, в
вышине, заливался невидимый жаворонок. Мы подходили к деревне...
НИЧЬЯ
Крепкий спор зашел между Юркой и Сан Санычем - кому из них зайчика под
Новый год доведется добыть. Люто спорил мой растоварищ со старым охотником.
- Вот увидите - будет! На стол перед вами положу!
- Посмотрим! - улыбался Сан Саныч. - Посмотрим и скажем!
Смешно было над этим баламутом Юркой, когда я разбивал сцепленные руки,
да что поделаешь - вольному воля. В то, что ему повезет, я не верил -
куда там: Сан Саныч в охотничьих премудростях собаку съел, без него мы
с Юркой в лесу, как слепые котята.
Времени заняли сборы немного, едва смеркалось - охотники уже были в пути.
Сан Саныч вышел пораньше. В снежном, перед лесом, поле Юрка обогнал его,
крикнул бодро: " Выше нос, старина!" и юркнул в распадок под
низко нависшие, утяжеленные снегом, еловые лапы. Только красная шапка
мелькнула.
Вид леса был мрачен. Насупившиеся в зимнем наряде вековые ели вставали
неприступной стеной, переплетаясь закуржавевшими, в бахроме, лапами, кусты
на опушке почти по вершину увязли в снегу. Лишь молодой березнячек стоял
светел: казалось, каждый его стволик излучал свет. И над лесом, и над
белой скатертью поля нависала торжественно-строгая тишина.
У места, на краю осинника, где снег был испещрен заячьими следами, охотник
срубил две молодые осинки, вытащил их на середину полянки, достал из рюкзака
припасенный заранее клок сена.
Скоро в лесу стало темно. Морозец мало того, что щипал щеки и нос, но
и норовил забраться в рукава полушубка. Сан Саныч ежился, осторожно растирал
варежкой лицо, боясь подшуметь подбирающегося где-то по лесу к месту постоянной
кормежки зайчишку. Затекла, заныла сломанная еще в детстве нога.
" Вот разболелась, проклятая! Будь ты неладна! - подумал он. - Лежал
бы сейчас себе на печи: ни заботы, ни горюшка... Так ведь нет - понесло!
Да и как ведь без лесу-то быть, без охоты? Только тем и живу...А еще эти
парнишки! Прилипли, как родные сыновья. Все-то покажи, всему-то научи.
"
И тревожно стало у Сан Саныча на сердце. Готовясь к охоте, он нет-нет
да и поглядывал в просвет между деревьями - не мелькнет ли где в поле
человечек в красной шапке. Только не увидел.
" Замерзнет ведь парнишка, пропадет!"
Выкатилась луна, ярко осветила поляну, и тут Сан Саныч услышал слабый
шорох. Все мысли улетели прочь, тело напряглось, как сжатая пружина. Точно!
Легкая тень отделилась от дальнего края поляны, прыжками оказалась у положеного
на срубленные осинки клока сена.
Косой! Присел, поводит длинными ушками - прислушивается. Ах, только бы
не скрылась луна!
Сан Саныч зубами стянул варежку, непослушными, прилипающими к железу пальцами
взвел курки и стал прицеливаться, пытаясь поймать слезящимися глазами
мушку. Ничего не подозревающий заяц скакнул еще и , опустив уши, потянулся
к сену. То, что случилось дальше, охотник потом толком не помнил...
Откуда-то сверху будто бы большой снежный ком свалился на зайчишку, и
дикий злорадный хохочущий крик слился с заячьим верещанием. Сан Саныч
нажал на оба спуска сразу. От грохота выстрелов заложило в ушах, ослепило
вырвавшееся из стволов пламя. Пока охотник, оклемываясь, тряс головой,
предательски скрылась луна, и поляна вновь оказалась в темноте.
Он попытался перезарядить ружье, но замерзшие пальцы не слушались. И тут
страх охватил Сан Саныча. Лишившись надежной защиты, он остался бессильным
перед тем, кто был сейчас на поляне, затаившись во тьме. Кое-как попав
ногами в лыжные лямки, Сан Саныч, не оглядываясь, припустил к светлеющему
прогалу в лесной опушке.
Я, досматривавший десятый сон, был разбужен стуком среди ночи. Сан Саныча
было трудно узнать: брови и ресницы побелели, на усах тоже висела бахрома
инея. Посиневшие губы тряслись, едва в силах вымолвить слово.
- Что хоть случилось?
- Потом расскажу, - отмахнулся Сан Саныч, взгромоздился на печь и тотчас
уснул.
Утром, он собрался что-то обстоятельно рассказать, но в дверь влетел Юрка
и прямо с порога крикнул, потряхивая мешком:
- Ну что, моя взяла?!
- Заяц?! - Сан Саныч привстал со стула.
Юрка, ухмыляясь, развязал мешок, тряхнул над столом и из него шлепнулась
большая птица с крючковатым клювом и кривыми острыми когтями - филин.
Сан Саныч так и застыл с открытым ртом. А Юрка рассказал, что вместо того,
чтобы ставить силки, он дал круг по лесу и, приметив место охоты Сан Саныча,
затаился от него вблизи. Что было - все видел. Только не понял вот: почему
старик деру задал, ведь не каждый день такой фарт.
Зайчишка же уберегся, убежал с ободранной спиной.
“Наша улица” №123 (2) февраль
2010 |
|