Евгений Уманов родился 16 апреля 1985 года
в Николаеве (Украина). В 2002 окончил среднюю школу №42. В 2008 получил
диплом Николаевского Кораблестроительного Университета по специальности
инженер-программист. Первая публикация в 2003 году в университетской
газете. С тех пор были студенческие и рок газеты, литературные и глянцевые
журналы. Практически все рассказы были напечатаны в николаевском журнале
поэзии "Литера Н".
вернуться
на главную страницу |
Евгений
Уманов
...И СОБАКУ ЗАРАТУШТРУ
рассказы
СКАЗКА ПРО СТРЕМНУЮ СТАРУХУ
В
Соляных. За супермаркетами бесчисленными, загородившими университет кораблестроительный,
у самых гаражей, практически у вод реки Ингул. Дом стоит. О девяти этажах.
Второй подъезд от дороги или пятый. По странному и мне неведомому официальному
счету.
Казалось бы подъезд как подъезд, если бы не библиотека на первом этаже.
Мало того, что она там есть! Так еще и работает. Ну не парадоксально?
Так вот, вся прелесть указанного выше подъезда как раз в библиотеке, точнее
в том, что свет на первом этаже работает, даже когда его повырубают во
всех тамбурах. Прелесть. Еще и лифтер, вечный синяк с полтора метра ростом,
живущий на девятом этаже. Дядя Лёня не дает нашему лифту сломаться окончательно
и бесповоротно.
Вчера захожу в родной подъезд, и прямо на площадке, свесив ноги, прикрытые
полами серого заношенного плаща, сидит длинная как рабочий день и худая
как зарплата соцработника в кризис… Вобщем сидит старуха. Обычная такая
старуха, которой перевалило за 80 и дальше сколько ей, понять уже сложно,
ибо редко встретишь таких долгожителей с нашей-то экологией. В руках держит
палку. Не клюку, а именно палку – вроде как для косы. Только (хвала Всевышнему)
без железного резака на конце.
– Деточка, – обратилась ко мне бабка неожиданно грудным гулким голосом,
– это одиннадцатый дом?
– Да, бабуля, – сказал я и, подумав, уточнил, – пятый подъезд.
– Ага! – старуха махнула головой и, видимо чтобы показать свои дружелюбные
намеренья, обнажила ряд янтарных зубов. – Деточка, а лифт у вас работает?
– Нет, – мысленно несколько извиняясь за лифт (или за дом в целом?), сказал
я, – лифтёр заболел. Уже неделю не работает.
– Да-а-а, – укоризненно протянула старуха, – лифтер, это который на девятом
живет?
– Он самый, а вы собственно…
– К нему родной, к нему, – бабуля встала во весь свой двухметровый з гаком
рост, достала из закромов плаща какую-то наточенную железяку и насадила
её на палку. – Проводи-ка, дорогой.
Меня начала бить мелкая дрожь и непроизвольно дёргаться левый глаз. Старуха
медленно захватила ледяной кистью мое плечо.
– Пойдем.
Мы двинулись наверх. Мои ноги слушались, как плохо сделанные протезы,
плечо там, где держалась старуха, сводило судорогой, а в голове шуршали
неопознанные белые шумы.
Так мы дошуршали до площадки второго этажа.
– Виктория Сергеевна здесь проживает, – непонятно зачем прокомментировала
старуха деревянную дверь с давным-давно выбитым стеклом и в альтернативу
повешенной тряпочкой.
– А-а, – жалобно попытался поддержать я разговор.
– Немолодая уже, курит много, когда выпьет, – продолжала бабуля, преодолевая
новую ступеньку, – видно зайти надо будет скоро к ней.
Я смолчал. В животе образовался тяжелый камень, и нести его вверх было
затруднительно.
Тем не менее, мы подходили к третьему этажу.
– Не та молодежь пошла, – не брюзжа, а просто констатируя факт, сказала
старуха. – У тебя вот, Женя, с желудком проблемы, на диете сидеть надо.
– Н-н-н-а. Д-а.
– А ты себе спиртное позволяешь. Жирное. Нехорошо.
Мы приближались уже к четвертому этажу, старуха посмотрела на дверь моего
тамбура.
– Попугай у тебя красивый. Бирюзовый, – бабуля словно читала объявление
на двери, в котором русским по белому было написано что «Попугай – красивый.
Бирюзовый», – жаль, они долго не живут.
– А вы и по по-по-по-пугаям? – непонятно откуда взялся этот глупый вопрос.
– Нет, не по попугаям. Сосед у тебя молодой. На машинке гоняет быстро,
неаккуратно, а до этого пива выпивает.
Мы миновали пятый этаж. Старуха неожиданно остановилась и както укоризненно
посмотрела на меня.
– Устал? Дышишь часто, родимый.
– Н-н-е-т. Что вы, – соврал я.
– Спортом надо заниматься, бегать по утрам. А то оно мне надо к тебе еще
заходить?
– Н-н-н-е-н-а-д-о.
– А что, Женя, думаешь выбор есть? Думаешь отдохнуть не надо мне? Да если
бы вы вели здоровый образ жизни… Зачем пиво по пятницам пьешь? Или думал
я не знаю? Или думал мимо меня все это пройдет? Вот к Лёне лифтеру идем,
бухает по черному, у него уже печень выпирает. Он на здоровье жалуется,
а меж тем сам виноват. А меж тем не контролирует себя. Силы воли нет!
Я к нему вот неделю назад заходила. Ползал на коленях, у унитаза молил
о пощаде. А у меня что? Работа. Призвание, знаешь ли.
– Как это? – абсолютно ничего не понимая из ворчания старухи, спросил
я.
– Что как?
– Вы к нему на прошлой недели заходили? Я думал, вы один раз приходите,
и всё.
– Э не милок, – мы дошли до девятого этажа, и старуха укоризненно посмотрела
на облезшую синюю краску на тамбурной двери. – Видишь, какой у меня нож
на косе тупой? А ты меня за смерть принял, небось. Похмелье я, причем
жуткое. Так что будешь себя плохо вести, загляну ещё. А сейчас иди.
Старуха отпустила мое плечо и позвонила к дяде Лёне.
КРЕСТ
Из-за
угла вышел худощавый патлатый парень. На небритом лице была то ли сажа,
тол и въевшаяся грязь, а тело прикрывали лохмотья, которые в прошлом,
видимо, были белого, а сейчас серо-грязного цвета. Патлатый посмотрел
на розовую стенку модного магазина и по его телу пробежала дрожь. “Как
же так, всего на минуту отошел, а его уже и нет”, – парень пробегал пару
секунд в одну сторону, потом возвращался на прежнее место, снова что-то
бормотал, кидая взгляды на туже розовую стенку, и заикаясь спрашивал у
прохожих:
– Вы не видели, крест здесь стоял, деревянный такой, большой? Нет? А вы?
Не видели?
Прохожие шарахались от патлатого, называя его бомжем или никак не называя,
но крутя пальцем у виска. Рядом с парнем остановилась необъятная бабка
с большой соломенной сумкой в одной руке и внучкой в другой. Внучка, худое
и бледное существо с красным портфелем за спиной толще самой спины, снизу
смотрела на дородную бабку с крашеными волосами в дикий рыжий цвет и внимала
каждому движению.
– Хулиганьё! – крикнула рыжая бабка на ухо парню и с чувством выполненного
долга потащила внучку дальше по улице.
– Здесь крест стоял, большой такой, вы не видели? – обратился парень к
двум работникам ОМОНа, проходившим мимо. Работники, которых было трудно
отличить друг от друга, начали умелый и противный допрос:
– Крест?
– Твой крест?
– Мой, мой.
– Стоял, говоришь?
– Стоял, я минуты на три отошёл, по нужде за угол, вернулся, а его уже
и нет.
– Вернулся уже нет… Хто ж те доктор, если ты его без присмотра оставляешь?
– Ну чо, заявление писать будем?
– Зачем заявление?
– Напишешь заявление о пропаже особо ценой вещи.
– Большой крест был?
– Два моих роста.
– Тем более: особо ценной и большой вещи. Из чего крест был сделан?
– Из дерева.
– Как из дерева? Это мы что деревянный крест искать будем?!
– Ты, что панк, совсем одурел?!
В рации одного из служителей правопорядка раздалось не разборчивое шипение.
Таким же неразборчивым шипением ОМОНовец ответил в рацию и оба спортивной
походкой зашагали от «панка».
– А вы не видели? – обратился патлатый к сутулому парню в кожаной куртке,
спортивных штанах и синей кепке надвинутой на лоб.
– Опаньки, ¬– поздоровался сутулый.
– Крест у меня тут стол, я на минутку отошел, а его уже и нет!
– Креста нет?
– Нет.
– А мелочь есть?
– Нет…
– А если найду?
– Крест?
Сутулый напрягся и плюнул через щель между передними зубами.
– Тебя в детстве били?
– Нет.
– Ну и зачем тебе тогда крест?
– Я с ним живу, хожу.
– Ходишь? Куда?
– Да никуда, просто.
– Ну ты и овца, я тебе отвечаю! Нах тебе крест? Живи без него, легче будет!
– Не могу я без него, привык я.
– Ну на груди его наколи! Потому у тебя и мелочи нет, что крест тащишь!
“Ну ты и овца!” - донеслось от уходящего cутулого.
К Патлатому приближался дородный поп, с пузом, крестом на пузе, рясе и
тщательно расчесанной бородой.
– Батюшка, вы мой крест не видели? Я его у этого магазина оставил?
– Крест потерял? Нехорошо сын мой, вот мой крест всегда на мне висит и
по нужде я с ним хожу, тоже. Золото ведь! А нород знаешь кокой? – видимо,
батюшка хотел сказать еще что-то, но причмокнул губами и пошел своей дорогой.
Через два часа с начала поиска креста Патлатый захотел по нужде. Он снова
зашел за угол и с выпученными глазами уставился на стенку. Облокотившись
на обшарпанную, обосанную и потрескавшуюся стену с надписью «Цой жив»
стоял …
Высокий пухлый парень, так же вымазанный в какой-то саже, небритый и одетый
в какие-то лохмотья. Только что он погрузил себе на спину огромный деревянный
крест, и собирался уже уходить.
- Стой! Это мой крест!
- Неважно, уже мой.
- Важно, я его сюда принес, поставил что бы в туалет пойти.
- Тебе - важно, а мне нет. Мне этот крест понравился, свой я вот так тоже
когда-то оставил, а как кинулся его и нет.
Пухлый приподнял крест повыше на спину, что бы было удобней нести и зашагал
в противоположном направлении от Патлатого.
- Отдай крест! - Закричал патлатый и кинулся на Пухлого, пытаясь забрать
крест. Схватившись за нижнюю часть креста он что было сил дернул на себя.
Крест выскользнул их рук Пухлого, но и Патлатый падая не удержал крест.
Крест упал на землю. Почернел, превратился в недогоревшее паленье, а затем
и просто в пепел.
- Как же так? - Патлатый собрал пепел в руку, но он почти весь просочился
сквозь пальцы, оставив лишь черноту на ладони.
...И СОБАКУ ЗАРАТУШТРУ
Полвосьмого вечера. 12 Ноября.
Темно и льет дождь. Такой мелкий и особо противный. Мне, да и Ване холодно,
мокро и почему-то немного весело. Мы идем по кладбищу, несем гроб. Несем
уже минут двадцать между могилами, шлепая берцами по размокшей глине и
проклинаем водителя гробовозки. Жирного козла, который побоялся застрять
и не повез нас дальше основной дороги на новый сектор. Именно там Ваня
заказал могилу для своего самого близкого из остававшихся родственников
— бабушки. Ваня — спереди, держа гроб с бабушкой на горбу, я — сзади,
и по этому мне легче. Вроде как легче. Сверкнула молния. Большая, яркая,
светло-голубая.
– …ядь! - расслышал я после раската грома. Ваня попытался поудобней устроить
гроб на горбу. Подкинул его на пяток сантиметров, потерял равновесие и
завалился на левую ногу. Его край гроба выскользнула из рук и мягко шлепнулся
рядом с ним. Свой край я тоже поставил. Ваня тер ногу и злобно постанывал.
– Может тут оставим? - предложил я. - Завтра дохороним. Еще хрен могилу
найдем. А кто ее возьмет? Не украдут, в конце концов.
– В конце концов, - пробурчал Ваня, - в конце концов - это моя бабушка!
– Ну? И кому нужная ТВОЯ бабушка? - из внутреннего кармана куртки я вытащил
початую бутылку водки и сделал пару глотков. Голова ясная, хоть диф. уравнения
решай. Снова молния, меньше чем первая, видимо дальше.
– Пришел бы в обед… - раздался гром, - …был бы. - Закончил не совсем понятную
мне мысль Ваня.
– Не мог я с работы раньше уйти, - уже раз пятый за вечер повторил я.
– Ладно, - Ваня, пошатываясь, встал и наклонился к гробу, – хватай, работничек.
– Знаешь, древний типо-бог Заратуштра запрещает анальный секс, - я поднял
гроб и решил рассказать то, что прочел сегодня про древнего бога.
– И пидорасам? - заинтересовано спросил покачивающийся Ваня.
– Ну да, наверно, про это я не читал, но, пожалуй, так и было.
– Странно, - у Вани поплыла на глине левая нога, и он стал похожим на
балерину из «танца маленьких лебедей», - а еще что этот типо-бог запрещает?
– Еще говорит что тело человека после смерти, это просто кусок мяса, и
его надо оставить в пустыне на съедение зверям и птицам.
– За нами увязалась собака. Большая, желтая и пушистая. Видимо кладбищенская,
то есть которая питается с кладбища. Собака гордо вышагивала слева от
меня и смотрела строго вперед.
– Вань, у нас новый друг.
– А?
– Оборотень говорю за тобой.
Ваня остановился и поглядел на собаку. Собака тоже остановилась и посмотрела
на Ваню.
– Придурошно мы наверно в ее глазах смотримся, – Ваня снова закинул поудобней
ношу. - О! Давай назовем ее Заратуштра!
– Ваще это вроде мужское имя, - мы снова двинулись вдоль могил.
– А разница? - последний звук «а» разнесся над ближайшими могилами от
падающего Вани и шлепнулся с ним в глину. Мягкую, абрикосовую. Гроб с
Ваниной бабушкой я не удержал, и он плашмя накрыл Ваню. Новоиспечённая
Заратуштра понюхала Ванин ботинок. Я выплюнул ком слюны.
– Живой?
– А чо мне будет? – отозвался Ваня заливаясь в истерическом смехе. – Бабушка-то
легкая! – он смеялся и трясся. На нем подпрыгивал гроб. – С месяц толком
не ела!
– Его истерика зацепила и меня. Не знаю, что меня рассмешило больше: то
ли то, что бабушка месяц ничего не ела, то ли Ваня мордой в глине и на
спине та бабушка, которая месяц толком не ела. Я повалился на маленький
глиняный холмик и держась за надрывающийся живот ухахатывался. Наверно
у меня от смеха даже потекли слезы.
– Сверкнула молния. Заратуштра грозно гавкнула. Раздался гром.
– А мы вроде как пришли, - Ваня спихнул гроб в сторону и огляделся.
Метрах в пяти от нас была яма и небольшая горка глины, в горку была вставлена
лопата. За лопату Ваня договорился заблаговременно и на обратной дороге
обещал отнести сторожам. Мы по-дошли к яме и заглянули вовнутрь. Яма была
добротная. Метра два глубиной и по ширине как для настоящего буржуя из
сказки «Мальчиш кибальчиш», совсем не для скромного гроба бабушки, которая
месяц толком ничего не ела. Но самое плохое в этой могиле было то, что
на дне было уже с полметра воды. Вода просто стекала струйкой в эту яму.
– Дай водку.
Я дал Ване бутылку, он отхлебнул. - Гроб всплывать будет, тут воды немеряно.
– Не будет, он же не из цельного дерева! Вода проникнет внутрь, и он потонет.
– Не потонет.
– Потонет.
Заратуштра встала между нами и гавкнула сначала глядя на меня, потом на
Ваню. Мы кинули гроб в яму, он шлепнулся и всплыл. Ваня начал тупо хихикать.
– Спокойно! Ваня! Спокойно! Я встану на гроб, он потонет, а ты будешь
закапывать.
– Нет! Так нельзя, - строго посмотрел на меня Ваня. - Это моя бабушка,
я должен на нее встать.
– Дальше Ваня стоял на гробе в яме, а я закидывал лопатой глину. Он выпил
полбутылки водки, а я разодрал руки и даже под дождем весь запрел. Когда
гроб перестал всплывать, а я совсем замахался, закапывать продолжил Ваня,
а я угостил Заратуштру водкой и остаток допил сам. Заратуштра пила, трясла
головой, но пила.
– Ну, шо? Пойдем? - сказал я Ване, когда закапывание было окончено.
– Пойдем.
Дождь начал идти крупными каплями. Мы сделали несколько шагов от могилы.
Заратуштра окликнула нас троекратным «вав».
– А, да, - Ваня начал возвращаться к могиле, - лопату забыли, отдать ведь
надо. А то неудобно как-то.
Николаев
(Украина)
“Наша улица” №126 (5) май
2010 |
|