Валерий Перевозчиков
вернуться
на главную страницу |
30 лет назад – 25
июля 1980 года – умер Владимир Высоцкий
ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ. ОБРАЗ ОТРЫВАЕТСЯ
ОТ РЕАЛЬНОСТИ
Никита Высоцкий
в беседе с Валерием Перевозчиковым
Никита Высоцкий
- Никита Владимирович, вы играли в спектакле Театра на Таганке
– «Владимир Высоцкий». А кого вы заменили из первого состава?
- Это была ситуация, связанная с болезнью Леонида Филатова... В начале
девяностых годов меня попросили заменить Леонида Алексеевича просто на
какое-то время. А потом было совершенно неожиданное для меня предложение
- написать заявление о приеме в труппу театра. Я написал, но все осталось
на том же самом месте... Я играл почти весь сезон, но только в этом спектакле,
в другие меня не распределяли... И я сказал, что если в театре меня хотели
бы видеть только в спектакле «Владимир Высоцкий», то для этого необязательно
быть членом труппы... Вначале я вышел из труппы, а потом постепенно перестал
играть и в этом спектакле. Я понял, что я не актер этого театра, и у меня
не сложились никакие отношения - ни плохие, ни хорошие - с Юрием Петровичем
Любимовым. А ведь Театр на Таганке - театр абсолютно любимовский, и если
по каким-то причинам у него не складываются отношения с актером, то ждать
чего-то бесполезно.
- В спектакле «Владимир Высоцкий» актеры задают вопросы В.В. -
а он отвечает, как бы, из вечности... Это полностью фрагменты Пятигорского
интервью?
- Ну, Юрий Петрович - мастер монтировать материал, он такой «театральный
монтажер» - в хорошем смысле... И в этом эпизоде есть отрывки из вашего
интервью, есть ответы из анкеты 1971 года, которую отец заполнял в театре.
А вот ответ на Ваш вопрос - «Я хотел бы точно знать, сколько мне осталось
лет, месяцев, часов и минут творчества...»- это, конечно, хорошо.
- Ваш приход в музей Высоцкого - это целая история... Но что стало
побудительным толчком?
- Я вам скажу... Вначале у меня была такая позиция: да я - сын Высоцкого,
но я не должен вмешиваться в процессы, которые касались его памяти. В
том числе и в дела музея... Я не давал интервью для фильмов, которые снимались
о нем... Тогда были живы мой дед и моя бабушка, можно было обратиться
к Марине Влади - в те времена она часто бывала в Москве...
Но когда я увидел, что от этого дела стали отходить многие достойные люди...
Ведь свято место пусто не бывает - в музей пришли люди, которые стали
использовать Высоцкого на благо себе, а не памяти о нем, со всеми вытекающими
отсюда последствиями. Да еще они начинают мешать сбору настоящей, правдивой
информации... А раньше мне об этом говорили многие друзья отца и даже
люди, которые работали в этом музее. А я в это время был в стороне
В связи с этим у меня был короткий разговор с Булатом Шалвовичем Окуджавой...
Зашла речь о том, что ситуацию в музее надо менять и что, может быть,
это надо делать мне. Окуджава мне сказал,- если у тебя получиться, что
приличные люди не станут бросать телефонную трубку при упоминании музея
Высоцкого,- то имеет смысл это сделать.
Еще он говорил о ларьке у Ваганьковского, на котором было написано: «Музей
Высоцкого»... И только через два года после прихода сюда мне удалось добиться,
чтобы эту вывеску сняли. А ведь это было подразделение музея, но ведь
не дело музея торговать на кладбище... Сейчас это стало более цивилизованно:
Вишневский - самостоятельный бизнесмен, а ведь тогда он был сотрудником
музея...
Да и сам я к тому времени повзрослел,- стал понимать, что я не просто
сам по себе, я - сын Владимира Семёновича Высоцкого. И не мне годиться
заниматься своей карьерой, когда дело памяти отца попало не в очень хорошие
руки. И если не семья, не близкие бескорыстные люди, то кто?! Вот примерно
такой был побудительный мотив...
Да, вначале мы хотели, чтобы в ситуацию в музее вмешалось правительство
Москвы, - тогда еще и мысли такой не было, что я приду сюда.- Было письмо,
которое подписали многие деятели культуры, - люди с громкими именами,
к мнению которых прислушивались. Все они хорошо относились к Высоцкому
и желали делу музея добра…
Но все это затянулось, - было принято решение, что надо хорошо подумать
и во всем этом разобраться… Через некоторое время я понял, что ничего
не изменилось и не изменится... А в музее это восприняли как победу: значит,
мы правы, и ничего у них не получится... И тогда я пошел в «Комитет по
культуре» правительства Москвы и там со мной серьезно поговорили... В
частности, передали мнение Лужкова... Пусть нам не показывают, как там
плохо, - а пусть сделают так, чтобы в музее Высоцкого все было хорошо...
Вот тогда и возникла мысль, что мне надо прийти в музей... Вот примерно
так развивались события.
- Вы пришли, стали директором - а всем коллекционерам пришлось
уйти...
- Ну, не совсем так... Во-первых, я уверен, что коллекционер и музейщик
- это люди совершенно противоположные. Задача коллекционера: собрать для
себя какие-то материалы и владеть ими. То есть, удовлетворить свою страсть
к коллекционированию. Он заинтересован не в развитии музея, а в пополнении
личной коллекции. Например, люди, которые занимались видеоархивом... Когда
они ушли из музея, то оставили здесь копии, а оригиналы записей оказались
у них дома. Это касалось и фотографий, и магнитофонных записей... Я это
знаю совершенно точно.
Они, безусловно, хорошо знали творчество Высоцкого, но объективно сработали
на разрушение музея. А если бы в музее был надлежащий учет, то взять себе
оригинал, а здесь оставить копию - это было бы просто невозможно. Потом,
жизнь сложна, и в какой-то момент нужны деньги... И люди стали эксплуатировать
свои коллекции - делать копии на продажу... Одно время здесь был просто
пиратский цех по производству видео- и магнитофонных кассет.
- Но ведь было и по-другому - и радость по поводу каждой находки,
и общение людей из разных городов ...
- Конечно, все это случилось не вдруг. Первые руководители музея и Леонов,
и Бартельс, конечно, были энтузиастами... Они боролись за создание музея
Высоцкого: писали письма, собирали людей на митинги, то есть, поднимали
эту проблему.
И в 1991 году музею отдали это здание. Эти люди попросили денег на реконструкцию,
а их не дали. Сумма была колоссальная - шесть миллионов долларов. И они
стали ждать, когда им дадут деньги... А что-то же делать надо, уже был
штат, уже все получали зарплату... А потом в музей шли люди - приносили
материалы, с которыми надо было работать…
Сделали скрытую аренду... Нужны деньги - мы их истратим на музей... Но,
всякое бывает, - что-то истратим и на себя. А потом денег начинает не
хватать, и начинается коммерция. Я пришел сюда - это все существовало
последние 3-4 года.
- И с чего же вы начинали?
- С вывоза мусора. Этот мусор вывозили грузовиками! Вадим Иванович Туманов
давал грузовики, и мы вывезли около тридцати десятитонных кузовов… А ведь
его надо было вначале собрать... Не было отопления, не было нормальной
канализации. Одна женщина - она приехала из Магадана - пришла сюда в то
время... «Ну не может быть, чтобы вокруг музея Высоцкого так воняло!»
Надо мной тогда просто смеялись - но я в первую очередь поставил нормальные
туалеты. И, наверное, людей, которые там работали трудно обвинить в этом...
Мне ведь было проще. Я прихожу в какую-то фирму и говорю: «Здравствуйте,
я - Никита Высоцкий, Мне нужен кирпич и цемент». И там понимают - нужно
для музея отца...
- Кроме того, я не стал ожидать эти шесть миллионов долларов. Я решил
- пусть в год будет отремонтирована одна комната,- но я буду это делать.
И в принципе, мы это сделали... Это строение, изношенное на восемьдесят
процентов, - теперь нормальное здание, с нормальным фундаментом, в котором
работают - отопление, канализация, охранные системы. Есть специальное
оборудование, компьютеры, - работают выставочные помещения, галерея и
театральный зал...
- Да, ушли некоторые коллекционеры, но ведь идёт и обратный процесс. К
нам пришли люди со специальным образованием - филологи, которые за это
время сделали очень многое. И теперь они обладают не меньшими знаниями,
чем те люди, которые ушли, уверяю вас. У нас работает Юра Куликов, который
работает с фото архивом Высоцкого, и он один из лучших специалистов в
этой области. Да, были потери, иногда неоправданные, но эту систему надо
было сломать. Ведь здесь работали люди, которые знали друг друга ещё по
Театру и были связаны какими-то отношениями. Действительно, от старого
музея осталось совсем немного людей, но они есть и они работают.
- Один из упрёков новому музею – наверное, уже можно так говорить,
- что из него ушла живая жизнь, нет общения…
- Я бы хотел всё называть своими именами… Если под «живой жизнью» подразумевать
то, что несколько человек пришли с Ваганьковского и им тут налили по сто
грамм и включили Высоцкого, то этого действительно нет. Такого рода общение
ушло не только отсюда, ведь на Ваганьковском тоже собирались люди – разговаривали,
обменивались кассетами, они на самом деле нуждались друг в друге - этого
ведь тоже теперь нет. Одни повзрослели и вообще отошли от этого дела,
другие стали заниматься только записями, третьи собирают книги, - то есть,
это ушло само собой. А потом, это ведь не музейное дело – чтобы люди могли
прийти и каким-то образом пообщаться.
Что касается «живой жизни», то здесь устраиваются замечательные выставки,
сюда приходят интересные люди. И здесь люди общаются и общаются довольно
активно. Здесь проходит достаточно много интересных современных акций,
- и не только чисто художественных, но и связанных напрямую с Высоцким.
Кроме того, у нас большая библиотека, связанная с Высоцким, и туда приходят
работать люди. А потом я думаю, что здесь всё-таки присутствует энергетика
Высоцкого… Написать о нём: поэт, актёр, певец – этого мало. Он нравился
и шахтёрам, и академикам, - он объединял людей. Ещё и поэтому сюда приходят
люди. Я бы не назвал это клубом, но общение происходит здесь очень интересное.
Конечно, у нас есть проблемы и их надо решать, - в том числе и проблему
общения.
- Вышло несколько кассет, где песни Высоцкого обработаны, скажем
так, в стиле «Шансон». И не всем это нравится.
- Да, я этим занимаюсь. Помните позицию, высказанную Мариной: «Все, кто
хочет петь Высоцкого – могут его петь. Все, кто хочет играть Высоцкого
– пусть играют…»? Одно время я был с ней не согласен. Но теперь я несколько
скорректировал свою оценку. Все те, кто хочет вместе с Высоцким сделать
своё творческое дело – надо давать такую возможность. «Шансон» - это огромное
направление в нашей музыке сейчас, им занимаются достаточно серьёзные
люди. Они захотели это сделать, я это разрешил. И очень внимательно к
этому относился: ходил на записи, слушал варианты… Я слушал эту кассету
и не могу сказать, что мне это больше нравится, чем просто Высоцкий с
гитарой. Но я знаю, что огромному количеству людей – молодых людей, которые
через эти записи стали интересоваться другим Высоцким. И некоторые из
них, послушав Высоцкого, отворачиваются от того «блатного», что есть в
«Шансоне».
- Вы не считаете, что работа музея несколько заформализированна?
- Я считаю, что главная задача музея – собрать и сохранить – и в этом
он похож на коллекционера. И вторая, не менее важная задача – сделать
это доступным, показать людям. А коммерческая деятельность – это не его
задача. Если вы хотите увидеть какую-либо фотографию или прочитать редкую
книгу, то приходите к нам – это легко сделать… А если это надо для какой-то
серьёзной работы – недавно мы помогали группе, которая снимала фильм о
Марине Влади – то пожалуйста, мы им сделали копии фотографий… Но всё должно
быть под контролем.
- А отношения Ваши личные и музея с Мариной Влади? Они каким-то
образом изменились?
- Смотря в чём… Вначале об отношении к книге Марины «Владимир, или Прерванный
полёт». Я, конечно, повзрослел и теперь понимаю, что эта книга не лишена
писательского таланта, чего раньше я вообще не воспринимал. Книга просто
талантливо написана. И книга Марины выполнила свою цель: показать западному
писателю, что был такой поэт и актёр – Владимир Высоцкий. И через Марину,
через её известность эта книга много для этого сделала.
Кроме того, в этой книге много того, что никто другой об этом просто не
знал. И с этой точки зрения с этой книгой можно работать. Но в книге огромное
количество вещей, о которых Марина написала с чьих-то слов, там большое
количество просто небрежностей и неточностей. То есть, в том жанре, который
она использовала – практически художественный, - с документальностью очень
большие проблемы.
Кроме того, огромная проблема связана с тем, что многое в ней определялось
не тем, что было до 80-го года, а тем, что было после смерти отца. Если
бы это было написано в 81-м или 82-м году, то есть: «Я, Марина, так думаю,
- это предатель, это подлец, а это – негодяй», то я бы принял это. Но
ведь книга написана гораздо позже. Да, Марина имеет право не любить меня,
например, не любить мою мать – это её жизнь… Но когда это всё фактически
отдано Высоцкому: то есть, это он не любил этого человека… Что это не
я – Марина – с ним поссорилась, а Высоцкий… Я не знаю, каким словом это
назвать – это не ошибка, это просто очень плохо. На той пресс-конференции
я назвал это и несправедливостью и даже клеветой. В этом смысле, моё отношение
к книге Марины мало в чём изменилось.
Но прошло много времени, и я думаю, что к этой книге будут обращаться
многие люди, которые найдут в ней много позитивного и важного… На что
я тогда, от обиды, не обращал внимания.
Но возьмём, например, историю с Володарским… Эдуард Володарский – известный
сценарист, друг отца. Очень самобытный человек. При жизни отца у них были
достаточно дружеские отношения. Они были близкими людьми, они вместе написали
сценарий… А потом произошли какие-то события, которые испортили отношения
Володарского и Марины. Но ведь это отношения Марины с Володарским, а не
отношения Высоцкого с Володарским. И нельзя, даже если они поссорились,
в книге, в которой главный персонаж – не она, а Высоцкий, написать, что
Володарский – подлец и предатель. Володарский Высоцкого не предавал, а
просто поссорился с Мариной.
Тоже самое касается моего деда… Я точно знаю, откуда пошла эта информация
(о письме С.В.Высоцкого в КГБ. (См. В.Перевозчиков «Неизвестный Высоцкий»,
глава «Письмо в КГБ» - В.П.) И пусть это останется на совести того человека.
А ведь дед дожил до 82 лет, и он умер с этим. И до конца дней деду звонили
– его обвиняли, его оскорбляли.
- Я специально занимался этим вопросом и знаю, что такого письма
не было. А было другое письмо, в котором Семён Владимирович написал, что
к новой семье своего сына он не имеет никакого отношения.
- И это неправда. Да, у моего деда и моего отца были очень непростые отношения…
Дед был человеком «старой закалки» и понимал, что значил тогда брак с
иностранкой. И хотел и себя и его от последствий этого оградить. Оградить
от абсолютно реальных неприятностей, которые могли бы быть. Во многих
вещах дед был не согласен с отцом, и совершенно искренне считал, что должно
делать так, как он считал нужным и правильным. Скажем, уход отца от моей
матери был всеми – и моей бабушкой и моим дедом – был воспринят категорически
«в штыки». Они такие люди, они на самом деле конфликтовали с отцом по
этому поводу. Они были очень этим недовольны. И, вероятно, деду говорили,
что он – полковник и коммунист – каким-то образом должен повлиять на сына.
А иногда тоже самое он слышал от своих товарищей и сослуживцев. Могу честно
сказать, что скандалы такие были, - я сам разговаривал с дедом, и он мне
всё это примерно описывал. Но никаких обращений в какие-то инстанции –
не было и быть не могло. А вы почитайте, что написано в книге.
Как мне кажется, самое страшное в жизни – это полуправда. Это страшно,
потому что от этого очень трудно «отмываться» и очень сложно оправдываться.
Мой дед – наивный человек – пошёл в КГБ – или обратился туда через каких-то
людей: «Дайте мне справку, что я не «стукач» и не сексот». Потому что,
когда появилась эта книга, он был просто в отчаянии. Естественно, люди
там пожимали плечами – как можно дать такую справку и кто ей поверит.
А отмыться от этого – просто невозможно, - потому что люди считают: «ведь
что-то, наверное, было». И ведь деда об этом спрашивали, спрашивали напрямую
- и журналисты, с которыми он очень редко общался, и знакомые, и просто
подходили люди на кладбище. Он с этим и ушёл из жизни. Ему подбрасывали
письма в почтовый ящик, он мне их показывал. Это всё отвратительно. Это
мерзко. С такими вещами надо обращаться очень осторожно. Человек, который
запустил эту информацию, с моей точки зрения, просто подлец. А Марина
– хотя я понимаю её мотивы – поступила очень скверно.
- А вы не считаете, что семья «сглаживает» некоторые углы биографии
Высоцкого?
- Считаю, конечно. И это наша позиция. Я считаю, что есть личная жизнь
отца и его семьи. Я имею в виду не только отца, но и нас - семью. Ну,
представьте: появляется православный батюшка на телеэкране и говорит,
что Высоцкому не хватало материнской любви. Ну откуда он это взял?! Он
что, разговаривал с отцом? Или присутствовал при этом? И сейчас это происходит
очень часто. И я от лица семьи хочу сказать: мы не сглаживаем углы, а
просим не соваться и не лезть… Это наша жизнь.
Я могу сказать и про вашу книгу… И о людях, которые вспоминают о Высоцком
в этой книге, - ведь таких воспоминаний уже не одна тысяча страниц… Если
всё это прочитать, то можно составить мнение о Высоцком, как о не очень
порядочном, совершенно непонятно чем отличающимся от других людей, - человеком
с каким-то случайным даром. «Дар случайный, дар напрасный…». Человеком,
которому сильно повезло, что он умеет писать хорошие песни. А с другой
стороны, где рассказы о том, как он репетировал «Гамлета», где воспоминания
о том, как он работал над романом о девочках, - таких рассказов вы не
найдёте. Я спрашивал одного человека: вот вы с ним работали, ездили на
гастроли, и что – кроме уколов и «лекарств» вы ничего не можете вспомнить?!
А он мне: «Ну, как же, я всегда рассказываю, что он пел очень хорошо...»
И наше отрицательное отношение к подобным воспоминаниям – это ответная
реакция… Это понятная реакция, например, матери на то, что плохо говорят
о её сыне… Сейчас публикуется громадное количество вещей, и вы посмотрите,
- ведь это неправда, что его жизнь состояла только из этого. Да, это было,
но это то, чем Высоцкий на очень многих похож. А то, чем он отличался
от многих – этого нет.
Что касается вашей книги (В. Перевозчиков «Правда смертного часа») - хотите
публикуйте это, хотите нет – что те люди, которые давали вам интервью
(дело даже не в том, что они – участники событий и невольно «покрывают»
себя) – они всегда в чём-то необъективны. Ведь они выдали информацию,
которая, если хотите, является медицинской тайной. Они поступили по отношению
к своему товарищу нехорошо. Я думаю, что будь Высоцкий жив и услышав то,
что они наговорили… Я даже не знаю что бы он сделал… Но вот вопрос уже
к вам: многие из них говорили мне, что они общались с вами, но рассказывали
всё это не для печати. А вы это опубликовали. Но это уже другой разговор.
Я вам сказал, что мы «сглаживаем углы». Во-первых, это ответ на вал тех
мерзостей, которые на окончании своём имеют своеобразный эффект. Находятся
женщины, которые требуют эксгумации могилы Высоцкого, потому что её ребёнок
– это дочь Высоцкого. И находятся газеты, которые это печатают. И просто
мы более болезненно, чем другие реагируем на все эти мерзости. А что касается
людей, которые теперь вспоминают об отце, - им просто нечего о нём сказать.
Они его просмотрели при жизни. И когда все эти люди говорили о его пороках,
они просто не понимали, кто рядом с ними. Они описывают то, что они запомнили,
на что обратили внимание. Они другого искренне не помнят.
- Никита Владимирович, честно говоря, я делал эту книгу с самыми
благородными намерениями. У меня не было желания кого-то удивить, поразить,
эпатировать. Я думал, что через некоторое время всё это уйдёт. И если
бы я не опросил этих людей, то, может быть, этого бы не сделал никто.
- То что вы опросили этих людей – это хорошо. Но то, что вы потом всё
это опубликовали – это, на мой взгляд, не правильно. А с другой стороны,
и ведь я никак не повлиял на политику издательства, которое напечатало
вашу книгу. Я просто пришёл и выразил своё отношение. Но запретить – у
меня никогда не было такого намерения.
Хотя, конечно, я бы не хотел, чтобы она вышла. Тем более что я знаю, что
некоторые ситуации, описанные в вашей книге происходили не совсем так.
И у меня возникает вопрос: почему отец, с его силой воли от некоторых
вещей не мог избавиться? Я вам отвечу, потому что очень многие люди, которые
давали вам интервью, - ему бы стали совершенно не нужны. Они были ему
нужны именно потому, что доставали «это». И я скажу больше: они держали
его на «этом». Вы знаете, я послал Марине вашу книгу. Марина – человек
непредсказуемый. Трудно предсказать её реакцию, но я думаю, что она будет
негативная.
- Вы знаете, что на мысль о работе над этой книгой меня натолкнула
Наталья Анатольевна Крымова. Она же помогала меня во время всей работы.
А ещё Анатолий Фёдорович Карякин меня очень поддержал. Он прочитал рукопись
и сказал, что книга очень хорошая…
- Вы же знаете, что я говорю от имени семьи… А кто поддержал, не поддержал…
- Музей Высоцкого работает в полном объёме?
- Практически да. Быстро или не быстро мы это сделали, - не знаем. Всё
это произошло потому, что «благотворительный фонд Высоцкого» сумел аккумулировать
усилия людей, которые были готовы нам помогать. Но мы должны поблагодарить
всех людей, которые предоставили нам возможность всё это сделать. В том
числе и московское правительство, которое нас финансирует. Но я не могу
сказать, что у нас абсолютно всё хорошо. Нас поддерживали не только фирмы
и организации, но и простые люди, которые приходили просто поработать
– день или два или целый месяц… Всем им я очень благодарен, - всем хочу
сказать большое спасибо.
Беседовал Валерий Перевозчиков
Москва, май 2003 г.
Это расшифровка ТВ-передачи Валерия Перевозчикова - Пятигорское
телевидение - "Сто лиц" - в периодической печати не публиковалась.
Никита Высоцкий - младший сын
Владимира Семеновича Высоцкого и Людмилы Владимировны Абрамовой. Актер
театра и кино, продюсер.
С 1986 года - директор Государственного культурного Центра-музея В.С.
Высоцкого.
“Наша улица” №128 (7) июль
2010 |
|