вернуться
на главную страницу |
Николай
Толстиков
ТОСТ
рассказ
Отец Федот - из прапорщиков,
низкий, коренастый, даже какой-то квадратный, всегда то ли под хмельком,
то ли просто так в узкие щелочки плутоватые глазки свои щурит.
Из армии его вытурили, не дали дослужить всего пару лет положенного срока.
По особой, он бахвалится, причине: тогда еще, в конце восьмидесятых, замполит-дурак
на построении сорвал нательный крестик с шеи солдата, а Федот заступился
за беднягу. Может, это и было последней каплей в его служебных прегрешениях:
проговаривался Федот по пьяной лавочке, что, мол, и тушенку в жестяных
банках у него на складе мыши успешно и много кушали, и спирт из опечатанных
канистр чудесным образом улетучивался.
Короче, оказался Федот в доме у стареньких родителей в деревеньке возле
стен монастыря. Тихую обитель, бывшую полузаброшенным музеем под открытым
небом, стали восстанавливать, потребовались трудники. Федот тут и оказался
кстати. Плотничать его еще в детстве тятька научил.
Потом забрали Федота в алтарь храма прислуживать, кадило подавать.
- Веруешь? - спросил игумен у перепачканного сажей Федота.
- Верую! - ответствовал тот.
- И слава Богу!
Самоучкой - где подскажут, а где и подопнут – продвигался Федот в попы.
В самом начале девяностых востребованной стала эта «профессия», позарез
кадры понадобились. А где их сразу «накуешь» средь напичканных советским
мусором головушек? У кого-то хоть чуть-чуть просветление в мозгах образовалось,
как у Федота, тому и рады…
В церкви, как в армии, единоначалие, и Федоту к тому не привыкать. Тут
он - в своей тарелке.
Нет-нет да и выскакивало из него прежнее, «прапорщицкое», командирское.
Бывало, служит панихиду. А какая старушонка глухая, не расслышит, как
прочитали с поданной бумажки родные ей имена - с соседкой ли заболтается
или еще что, затеребит настойчиво отца Федота за край фелони: уж не поленился
ли , батюшко, моих помянуть?
- Так! - сгребет за «ошерок» старую глухню Федот. И отработанным «командным»
голосом огласит ей на ухо весь список. - Слышала?!
- Ой, батюшко, чай, не глухая я! - еле отпыхается со страху старушонка.
Отец Федот развернется к остальным и с угрозливыми нотками в голосе вопросит:
- Кто еще не слышал?!
Все попятятся…
В определенные моменты на литургии все молящиеся в храме должны становиться
на колени. Но бывает так, что кроме богомольцев, просто находящихся и
случайно сюда забежавших людей куда как больше. Стоят, глазеют, а то и
болтают.
Отец Федот строг, тут вам не музей: выглянет, топорщась бородищей, из
алтаря и рявкнет, как на солдат на плацу, для пущей убедительности сжимая
кулак:
- А ну-ка все на колени!
И бухались дружно. Даже доски деревянного пола вздрагивали.
На солдафонские повадки отца Федота никто особо не обижался: что взять,
испортила хорошего человека армия…
Как раз в праздник Победы пригласили отца Федота освятить офис одной преуспевающей
фирмы. Хозяева и сотрудники охотно подставляли раскормленные холеные хари
под кропило батюшке, а потом, сунув ему «на лапу», и за банкетный стол
бы, чего доброго, «позабыли» пригласить. Но отец Федот – человек не гордый,
сам пристроился.
Только наскучило ему все скоро: был он, пока кропилом размахивал, главным
героем момента, а теперь и в упор никто его не видел - пустое место. Вели
«фирмачи» какие-то свои, непонятные ему, разговоры, лениво потягивали
из бокалов заморские вина, нюхали черную икорку.
Ощутил себя отец Федот тут инородным телом. И зацепило его еще: о празднике
никто из присутствующих и не вспомнил даже. Решил он тогда встряхнуть
всех старым армейским тостом. В большущий фужер из-под мороженого налил
мартини, плеснул виски, сухого, пива, водочки…
Кое-кто с недоумением косился на отца Федота. А он встал из-за стола,
под умолкающий шум вознес свою «братину», в почти полной уже тишине опрокинул
ее в себя и, зычно крякнув, выдохнул:
- Смерть Гитлеру! И всем буржуям!
Вологда
“Наша улица” №128 (7) июль
2010 |
|