Валерий Роньшин "На небо выползла мёртвая луна" рассказы

Валерий Роньшин "На небо выползла мёртвая луна" рассказы
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин

 

 

 

вернуться
на главную страницу

Валерий Роньшин

НА НЕБО ВЫПОЛЗЛА МЁРТВАЯ ЛУНА

рассказы

 

НЕПРИМЕТНЫЙ ГОСТЬ ИЗ ТАРТАРАРЫ

По берегам светлой речушки Светлушки привольно раскинулся маленький городок Новозыбков. В этом городке, в летний погожий денёк, в кафе «Ландыш», шло не менее привольное веселье: пелись песни, пилась водка, закусывались закуски, танцы танцевались, «горько» кричалось; молодожёнам желалось, как водится, «жить долго и счастливо и умереть в один день»... Одним словом - свадьба.
Среди множества гостей, которые, каждый на свой манер, выделывались и выделялись, один гость был, что называется, «с точностью до наоборот»; то есть - совершенно неприметный. Он абсолютно не блистал своим присутствием, а если бы вдруг вздумал уйти, то не стал бы блистать и своим отсутствием. Кем и кому он здесь приходился - другом ли жениха, родственником ли невесты - тоже было абсолютно непонятно... Свадьба, между тем, продолжала петь и плясать, счастливая невеста с чувством глубокого удовлетворения думала: «ну, блин, наконец-то»; пьяному жениху нет-нет да и приходила на ум трезвая мысль: «неужели, бля, на всю жизнь»; родственники же ни о чем таком не думали, а просто умилялись, глядючи на сладкую парочку - в отличие от лучшей подруги невесты, которая вся внутренне кипела от возмущения: такая дурища и уродина, и на тебе - жених, а она - подруга - такая умница и раскрасавица, и на тебе - шиш... А развлекали и веселили свадебную публику аж целых три тамады - создавая атмосферу праздника.
Между тем, совсем иная атмосфера уже витала в воздухе, но пока что неуловимая. А так как она была неуловимая, то её никто и не улавливал. Это как тромб, который оторвался у вас от стенки сосуда и идёт скоренько по вашей вене к вашему сердцу, а вы ничего и не подозреваете, читаете себе этот рассказик и читаете. А вот дочитаете ли вы его до конца - это ещё баааааааааальшой вопрос.
В общем, свадьба была в самом разгаре, тосты следовали один за другим, гости не уставали кричать «горько», жених с невестой не уставали демонстрировать свои поцелуи. А у пристани светлой речушки Светлушки покачивался прогулочный теплоходик, ожидая всё тех же самых гостей для романического водного променада.
И вот когда все, наконец, наелись и напЕлись, нацеловались и натанцевались, надрались в стельку и подрались в сласть (какая ж свадьба без пьяной драки) и уже хотели отправляться на теплоходик; встаёт из-за стола этот самый неприметный во всех отношениях гость. «Позвольте мне сказать буквально два слова...» - просит. Ему, разумеется, позволяют, и он начинает говорить эти самые свои «два слова». И в то время, как он их говорит и говорит, свет в кафешке тускнеет и тускнеет... Да что там - «свет в кафешке», на улице только что был летний погожий денёк - а вот уже и дождь осенний накрапывает. Мало того, по всему банкетному залу вдруг ка-а-к пахнет тухлятиной с плеснятиной... А неприметный гость всё никак свои «два слова» не закончит. И чем дольше он их говорит, тем больше лица гостей сереют; и одежда на гостях тоже сереет, да что там «на гостях», - даже чёрный костюм жениха и тот посерел, не говоря уже о белоснежном платье невесты. Короче, сплошная серятина со сплошной тухлятиной получается в кафе «Ландыш». А неприметный гость всё говорит себе и говорит, как ни в чём не бывало... И речь-то его, в общем-то, ничем не примечательна, как и сам говорящий; тем не менее, кого-то от этих слов уже в жар бросает, а кого-то - в холод; а кто-то уже и за сердце хватается, а кто-то - за живот... Те, кто пошустрее и помоложе, вскакивают из-за столов и к дверям опрометью несутся. А дверей-то и нет! Нет дверей!.. Вот только что были, а уж и нет. Сплошные стены кругом. А через стенку, понятное дело, не очень-то на улицу выбежишь. И окон, кстати сказать, тоже нет. Вот буквально только что по оконным стёклам дождевые капли барабанили - плям-плям-плям... А уже и не барабанят. Не по чему барабанить. Нет ни стёкол, ни окон. Прямо, как в детской загадке: «Без окон, без дверей - полна горница людей». Что это такое?.. А это кафе «Ландыш» в городке Новозыбкове, где свадьбу справляют. Точнее, справляли. Какая уж теперь свадьба, если все, как один, на ладан дышат. Задыхаются, проще говоря. А всё потому, что воздух хоть и имеется в наличии (в отличие от окон и дверей), но всё меньше и меньше его остается. Явно он куда-то улетучивается. Хотя, казалось бы, куда ему улетучиваться, если кругом сплошные стены? А вот куда-то улетучивается, вопреки всем законам физики.
А тут вдобавок ещё - и тоже вопреки всем законам - дзынь-дзынь-дзынь - явственно так посуда начала позвякивать и побрякивать, будто за окнами - которых нет - трамвай прогремел или там поезд прогрохотал; но в том-то и дело, что ничего там не гремело и не грохотало, так что не отчего посуде звякать и брякать. А она, тем не менее, звякает и брякает. Ни от чего. Причем звякает не друг о дружку, а порознь - сама по себе. То есть налицо не только нарушение физических законов, но и полное несоответствие древней восточной мудрости, гласящей: «нельзя хлопнуть одной ладонью». Но Новзыбкову древняя восточная мудрость не указ - здесь и одна тарелка сама по себе брякает, и одна рюмка сам по себе звякает, и одна ладонь сама по себе хлопает.
А неприметный гость продолжает продолжать свои нескончаемые «два слова». А все сидят и слушают (а куда им деваться) - выпучив глаза и судорожно хватая ртами жалкие остатки воздуха. «Ну и напоследок...» - заключает гость. И как только он это заключил, так сразу же по полу трещинка побежала, юркая такая, словно ящерка. Побежала, побежала, побежала... Добежала до стены и по стене вверх помчалась, домчалась до потолка - и по потолку понеслась... А как добралась до противоположной стенки, так весь банкетный зал - р-р-раз! - и разломился на две равные половинки, да ещё и - хоть в это и трудно поверить - по половому признаку: с одной стороны от разлома одни только женщинки оказались, а с другой стороны одни только мужчинки очутились. А посерёдке - одна нога здесь, другая там - стоит неприметный гость. «Спасибо за внимание», - благодарит. И как только он всех за внимание поблагодарил, так сразу же разверзлась бездна и поглотила кафе «Ландыш», а следом и весь Новозыбков в придачу. А речушка Светлушка сама по себе в эту бездну стекла, вся до последней капельки, вместе с речной рыбёшкой и теплоходиком прогулочным, на котором так и не суждено было никому прогуляться.
Так что, мои маленькие читатели и читательницы, нет больше такого городка - Новозыбков. Нет, как нет. Сгинул в тартарары со всеми своими улочками и переулочками... И след его простыл. И не только след - всё простыло. И не спрашивайте ни у кого, всё равно вам никто про этот городок ничего не скажет. И не ищите его ни на карте, ни в интернете, всё равно ни там, ни там вы его не найдёте... «Вот и вся любовь», - как говорится. Мне так лично больше всего молодоженов жалко. Увы, не удалось им пожить «долго и счастливо», но - нет худа без добра - зато они «умерли в один день». Ну а чтобы в этом рассказике была сверхзадача, а точнее сказать - сверхмораль, закончим мы его на пафосной ноте: боже мой, как тонка, как безумно тонка, плёночка отделяющая нас от Мрака, Хаоса и Небытия.


ОБЫЧНАЯ ИСТОРИЯ

Жил-был обычный мальчик с обычным именем. В школу он ходил в самую что ни на есть обычную и обычно там учился. А после школы обычно возвращался домой, где обычная мама готовила ему обычный обед, который он обычно и съедал. После обеда обычный мальчик обычно шёл погулять со своими обычными приятелями. А после обычного гуляния - обычно готовил уроки. И так обычно проходил день за днём и год за годом.
А потом обычный мальчик закончил обычную школу, получил обычный аттестат и дальше продолжил свою обычную жизнь - уже не обычным мальчиком, а обычным молодым человеком. И как это обычно и бывает с обычными молодыми людьми, познакомился с обычной молодой девушкой, которую принял поначалу за необычную - так тоже обычно и бывает.
И дальше тоже всё пошло обычнее некуда: обычный молодой человек начал гулять уже не со своими обычными приятелями, а с этой обычной молодой девушкой, и вскоре состоялась их обычная свадьба, а ещё вскоре его обычная жена родила ему обычного ребенка, который, как обычно, начал расти…
К тому времени, когда обычный ребёнок вырос в обычного молодого человека и женился на обычной молодой девушке, тот - первый - обычный молодой человек обычным образом состарился и стал обычным старым человеком. А когда он пошёл на самую обычную пенсию (так как всю свою жизнь проработал на самой обычной работе), то второй обычный молодой человек тоже уже начал постепенно становиться обычным старым человеком. Когда же и он окончательно превратился в обычного старого человека, то первый обычный старый человек, который был на пенсии, взял да и умер - тоже обычное дело И его, как обычно, похоронили.
А в это же самое время, обычная дочка второго обычного человека, родила самую обычную девочку, которой дали самое обычное имя. И вот эта обычная девочка, научившись ходить, однажды переходила через самую обычную дорогу и угодила под самую обычную машину (тоже довольно обычная ситуация - дорога, светофор, машины)... Потому-то, мои обычные читатели и читательницы, хочу вам дать самый обычный совет: если вы хотите закончить свою обычную жизнь как обычно, а не так, как эта девочка, не переходите дорогу на красный свет - минуту вы, может, на этом и сбережёте, а вот жизнь свою рискуете потерять; переходите только на зеленый - минуту вы, может, и потеряете, зато жизнь свою сбережёте... Впрочем, вряд ли вы этот мой обычный совет всё время помнить будете. Как это обычно и бывает.


ТИПИЧНАЯ ИСТОРИЯ

А эта история скорее типичная, чем обычная; поэтому, никаких имён мы здесь называть не станем - сюда подходит любое имя, какое ни назови.
В общем, так же, как и в предыдущей истории, жил-был мальчик. Пятнадцатилетний. И жила-была девочка. Тоже пятнадцатилетняя. Учились они в одном классе. И вот этот пятнадцатилетний мальчик влюбился в эту пятнадцатилетнюю девочку. Вполне типичная ситуация. И из общей фотографии, на которой был запечатлён весь их класс, мальчик аккуратненько вырезал «прекрасные черты» любимой девочки и носил их у самого сердца, в левом кармане пиджачка. Но вот однажды в школьном коридоре «прекрасные черты» каким-то образом выпали из кармана на пол. А рядом было полным-полно одноклассников. Ясно, чем это могло обернуться как для мальчика, так и для девочки. Обидными насмешками. Поэтому мальчик стремительно поднял снимок любимой и... съел его. И из-за этой его стремительности никто ничего не понял.
«Подумаешь, - скажет кто-то, - кусок бумажки проглотил. Ерунда какая». А вот и не ерунда. Это был самый настоящий подвиг во имя любви. Потому что фото упало не где-нибудь, а рядом с дверью, ведущей в школьный туалет. К счастью, у мальчика была ещё одна общая фотография класса - за другой год, и он вновь аккуратненько вырезал «прекрасные черты» и опять стал носить их у самого сердца. Но на этом втором снимке имелся кро-о-о-хотный такой дефектик - чуть заметное пятнышко на щеке у любимой. И это несчастное пятнышко мучило и терзало мальчика со страшной силой. Поэтому он, в конце концов, скрепя сердце, сжёг «прекрасные черты». И это тоже был самый настоящий подвиг во имя любви... Больше подвигов во имя любви мальчик в своей жизни не совершал. Правда, уже после окончания школы, он как-то раз встал с кровати аж в пять утра и пошёл к дому любимой девочки, чтобы увидеть «прекрасные черты» воочию. И, стоя на морозе возле парадной, дожидался, когда же девочка выйдет на работу, ну или там на учебу. Но любимая девочка, вернее, уже девушка, не вышла ни на работу, ни на учебу, а вышла замуж. И поменяла фамилию, а заодно и местожительство. Новая её фамилия была столь же типична, как и старая, а уж про новое местожительство и говорить нечего.
А дальше всё пошло, как в давней песне поется: «обычная совсем история, немножко грустно всем, не более...» Мальчик недолго оставался мальчиком, вскоре ему стукнуло двадцать... тридцать... сорок... и вот однажды ему стукнуло пятьдесят. И пятидесятилетний «мальчик» через адресную базу в интернете нашёл «девочку», тоже уже пятидесятилетнюю, и выяснил, что она вернулась из замужества в родительский дом. Родители же, наоборот, ушли из дома, понятно куда. А вот «девочкин» муж непонятно куда ушел: то ли туда же, куда и «девочкины» родители, то ли к другой «девочке». Для подавляющего числа мужей оба эти варианта вполне типичны. А следом вытекает тоже вполне типичная ситуация: «девочка» ещё совсем не старая, но уже совсем одна. Точнее, не одна, конечно же, а с «ребёночком» двадцатилетним. В общем, и одна, и не одна - в одно и то же время. Типичный парадокс, так сказать. Короче, бери её голыми руками и осчастливливай. Но дело-то в том, что пятидесятилетнему мужчине не нужна пятидесятилетняя женщина, не говоря уже о её двадцатилетнем «ребёночке». Более того, ему не нужна даже та пятнадцатилетняя девочка, фотографии которой он глотал и сжигал. И ещё более того, тому пятнадцатилетнему мальчику, которым он был когда-то, тоже была не нужна та пятнадцатилетняя девочка. Просто пятнадцатилетней мальчик об этом тогда не знал. А узнал только теперь, когда стал пятидесятилетним. В этом-то и заключается разница между пятидесятилетними и пятнадцатилетними. Пятидесятилетние уже знают, что было, а пятнадцатилетние ещё не знают, что будет. А ещё одно различие между ними в том, что у пятидесятилетних больше шансов стать семидесятилетними, а у пятнадцатилетних, соответственно, шансов меньше. А вот что уравнивает и тех, и других, так это то, что молодость проходит так же быстро, как и старость, а старость проходит так же быстро, как и молодость. Поэтому эту типичную историю мы и закончим вполне типичной фразой: жизнь коротка.


В ЛЕСУ РОДИЛАСЬ ЁЛОЧКА…

В лесу родилась ёлочка, в лесу она и росла. Зимой и летом стройная, зеленая была. Метель, чтобы ёлочке было не скучно, пела ей песенку: «Спи, ёлочка, бай-бай». Мороз ёлочку снежком укутывал, говоря ей: «Смотри, ёлочка, не замерзай». Трусишка зайка серенький частенько под ёлочкой скакал. А порой и сердитый волк под ёлочкой пробегал. И вот как-то раз, под Новый год, пришел в лес старичок и срубил ёлочку под самый корешок. А дальше, как в новогодней песенке поется:

И вот она, нарядная,
На праздник к нам пришла
И много-много радости
Детишкам принесла.

«А что же случилась с ёлочкой после Нового года? - спросит меня какой-нибудь пытливый маленький читатель. - Старичок отнес её обратно в лес и приставил к корешку?» Нет, дружок, если ёлочку срубили под самый корешок, она к корешку уже обратно не прирастёт. Старичок отнес ёлочку не в лес, а на помойку. И вот лежит бедная ёлочка на помойке, совсем уже не нарядная, и думает: «Ну и гондоны же эти детишки, я им много-много радости принесла, а меня за это на помойку. Ну, ничего-о-о. Недолго им в детишках-то ходить; детство быстро пройдет, все детишки состарятся и из мальчишек и девчонок превратятся в старичков и старушек». И как ёлочка думала, лежа на помоечке, так оно и случилось: все детишки из мальчишек и девчонок довольно быстро превратились в старичков и старушек. А от детства остались у них одни лишь воспоминания - как они когда-то ходили на новогоднюю ёлочку, водили вокруг нее хоровод и дружно пели:

В лесу родилась елочка,
В лесу она росла,
Зимой и летом стройная,
Зеленая была...

Вот именно, что - «была». А теперь её давно уж нет. Как нет уж давно и тех детишек.


ВСЮДУ СМЕРТЬ

День умирает... Бесчисленные мошки летят на свет бесчисленных ламп - сгорая в огне. Летит скорый поезд - под откос. Летит самолёт - камнем вниз. Пассажиры вместе с экипажем песню поют. О чём?.. О приближающейся смерти, конечно же:

Зва-а-а-ть её не-е на-а-до, я-а-а-вится незва-а-аной…

Душевно у них это получается... Бредут стада на водопой... ой, то есть - на убой!.. И - тоже на убой - поджидает свою жертву киллер, не подозревая о том, что и сам он - жертва, потому как в почках у него - камни, а под камнями - рак.
Солнышко заходит... Но сладкоголосый петух не спешит прокукарекать «вечернюю зорьку» - попал в ощип, а следом во щи. Поэтому тихо вокруг... Никто не мявкает, никто не гавкает... Хотел было мяукнуть котенок, да не успел - оказался под колёсами «мерседеса». Непременно загавкала бы собака, да не может при всём своем желании - лежит на дне колодца с камнем на шее; ребятишки подшутили. Ну да и над ребятишками кто-то подшутил. Заманил их в густой тёмный лес шоколадными конфетками. И - где ребятишки? - нет ребятишек!..
Солнышко, между тем, всё заходит и заходит... На вечерней автостраде «поцеловались» грузовик с «мерседесом» (тем самым, который котёнка задавил). В «мерседесе» - алкаш-водила, в грузовке - поп-певица модная. Точнее, наоборот. Да теперь уж без разницы. Алкаш - отпился, певица - отпелась. «Каждому своё», - как говорится.
А день всё умирает и умирает... А в придорожных кустах лисичка-сестричка зайчика-побегайчика доедает. Но не долго ей зайчатинкой лакомиться - разорвут её на куски голодные волки. Но и самим серым до утра не дожить - волкодавы-охотники всех их до единого постреляют, а затем и друг дружку перестреляют - по пьяному-то делу.
Солнышко продолжает заходить... Куры уже на насест сели, обсуждая «последние известия» - своего петуха попавшего во щи, а заодно гадая - кто же следующий во щи попадет; ведь к «ихней» бабке внук приехал погостить - бааааааааааальшой любитель курятинки... А сама бабка, между тем, кончается и кончается, да вот беда, никак скончаться не может. «Ну ни на что ваше поколение не годное, - журит её внук. - Помереть - и то как следует не умеете... Учись, бабуля, пока я жив!..» И - с разбегу - головой об стенку. Эх, если б старость могла вот так!..
В поселковом клубе кино показывают - с морем крови и горой трупов. Зрители чинно на своих местах сидят «без признаков жизни» - как раньше в советских газетах писали про героев-космонавтов. Умерли все, вкусной грибной пиццей отравившись, которой перед сеансом бесплатно угощались в рамках рекламной компании.
А мимо клуба в лучах заходящего солнца медленно движется свадебный кортеж. Вернее, похоронный. Ну да хрен редьки не слаще. Свадьба - это ведь те же похороны, только наоборот. А похороны, стало быть, та же свадьба. Невеста вся в белом гробу лежит. Красивая-прекрасивая. А жених на своей свадьбе-похоронах не присутствует. Но по уважительно причине. Его ещё вчера схоронили.
Вечереет... А детишки что-то из школы не спешат возвращаться. Давно уж уроки закончились, а их всё нет и нет, нет и нет. Как, впрочем, нет и самой школы. Сгорела дотла; только один директор и успел из окна своего кабинета выпрыгнуть; правда, о землю насмерть разбился; зато не сгорел. Считай, повезло.
День продолжает медленно, но верно умирать... А ревнивый муж продолжает свою гулящую жену поджидать. С топором. А она всё не идёт и не идёт с любовного свидания. Запаздывает. Наконец хлопнула дверь... покатилась голова с плеч... А следом ревнивец и себя этим же топором на мелкие кусочки изрубил. Так теперь никогда и не узнает, что в скупом свете умирающего дня соседку за жену принял, А жена уж давным-давно в другом месте другим топором зарублена; столь же ревнивым, как и муж, любовником. Сам же любовник от своей большой любви на маленьком крючочке повесился. Ах, любовь, любовь. Это вам не банка с червями.
Лучи заходящего солнца уже позолотили верхушки деревьев, в том числе и верхушку ели, в лапнике которой жужжжжжжжжжжит муха, попавшая в паутину. Но нет поблизости паука, чтобы ею полакомиться. Ещё утром его склевал прожорливый дятел, да подавился от жадности. Лежит рядом с ёлкой. Околевает.
Всё вечереет и вечереет. А припозднившийся косарь на лугу всё косить и косит сочную травушку-муравушку. Вжиииииик-вжииииик - косою острою вжикает от косой сажени в своих плечах. Падает подкошенная трава, вечернею росою, как кровью обливаясь. Ну да и самому косарю не жить. Ступил он ногой в гадючий клубок. Вот диво-то дивное - гадюки на лугу. Обычно-то они по болотам клубятся. Так вот с болот на луг и приползли - умирать; отравленные химическими отходами, которые в те болота сгрузил тот самый грузовик, что с «мерседесом» на автостраде «поцеловался». Ну а где же бравый гибэдэдэшник, почему его нет на месте аварии?! Да потому что он в своей гибэдэдэшной будке лежит у телевизора, который его на смерть током убил.
Продолжает продолжать вечереть... Молодая мамаша Глаша при последнем дневном свете выкидышу своему носочки шерстяные вяжет. А сама-то уж мертвее мёртвой. Позеленела вся... Вот она, настоящая материнская любовь.
Хлоп-хлоп! - хлопает мухобойка, оставляя на стене мокрые пятна. Это сестра мёртвой Глаши - пока ещё живая Стеша - мух бьет. Но уж и она на ладан дышит. Ночью непременно помрёт. А телушка Пеструшка, будто чуствуя приближение Стешиной смерти, затихла у себя в коровнике: не мычит, не телится... ах, да!.. ну как же ей там мычать-то и телиться, если её ещё поутру зарезали.
От умирающего дня темнеет вода в речушке, по берегам которой задыхаются выловленные рыбки. А на дне реки заядлые рыболовы лежат, утонувшие, опять же, по пьяному делу; тела их разбухшие водоросли ласкают.
Вот-вот день скончается... До агонии буквально рукой подать.
Прощай, прощай, умирающий день. Больше я тебя никогда не увижу. Темнеет в глазах... А на ум приходят предсмертные мысли. Почему люди не летают, как птицы; отчего люди мрут, как мухи?.. Ну да не летают-то понятно почему: рождённый ползать, летать не может. А мрут-то от чего? Не от того ли, что - живые?.. Были бы мёртвые, разве ж умирали бы?..
Солнце исчезло, будто в могилу провалилось.
День приказал всем долго жить. (Но, похоже, никто этот приказ не выполнит.)
На небо выползла мёртвая луна.
Конец-ц.

Санкт-Петербург

“Наша улица” №129 (8) август 2010

 


 
  Copyright © писатель Юрий Кувалдин 2008
Охраняется законом РФ об авторском праве