Юрий Кувалдин "Джульетта" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

На снимке: Юрий Александрович Кувалдин в редакции журнала "НАША УЛИЦА" на фоне картины своего сына художника Александра Юрьевича Трифонова "Царь я или не царь?!"

вернуться
на главную страницу

Юрий Кувалдин

ДЖУЛЬЕТТА

рассказ

Актрисе Ольге Гаврилюк из Театра Вахтангова

Какие-то совпадения. Это всё оттого, что прожил уже изрядное количество лет. Юрий Кувалдин встречает у сберкассы Валентина Смирнитского.
- Вы не читали мою последнюю книгу? - спрашивает писатель.
- Я только из Испании вернулся, - говорит артист.
Юрий Кувалдин и Валентин Смирнитский живут в доме под одним номером, но в разных корпусах. И через пару дней Юрий Кувалдин дарит соседу свою новую книгу.
Легкое воспоминание. Почему всегда так легко возникают воспоминания? Но вспомнился Меркуцио на Малой Бронной в блестящем исполнении Валентина Смирнитского.
Сорок лет назад. Юрий Кувалдин тогда бредил актерской славой. Мечтал сыграть Ромео. Ромео и Джульетта, представляете, трагедия в 5 действиях Уильяма Шекспира, и он - Ромео! А она - Джульетта. Маленькая, звонкая, как Мария Бабанова. И Монтекки и Капулетти из 1595 года.
Рига уже в другом государстве. Ну что ж, это замечательно, должно быть как можно больше мелких государств, причем, без границ, впрочем, и теперь Юрий Кувалдин ехал в Ригу на прекрасной машине беспрепятственно, как и по всей Европе разъезжал, он, известный писатель.
На сиденье лежит раскрытая книга. Анатолий Эфрос «Репетиция - любовь моя». Юрий Кувалдин видит себя в роли Ромео, а Ольгу Гаврилюк - Джульетты. День, когда в репертуаре стоит «Ромео и Джульетта», для Юрия Кувалдина мучителен. Потому что он знает, каких нервов он будет стоить исполнителям. Кто не играл Шекспира, тот, возможно, этого не поймет. Даже здоровые, крепкие мужчины выходят после спектакля измочаленными. Они бесстрашно дрались, видели смерть родных. Буйно радовались, плакали и впадали в отчаяние. И после этого, взвинченные, еще полные трагических сцен, они снимают с себя совершенно мокрые костюмы. И это такие молодцы, как Дуров, Смирнитский, Броневой, Сайфулин. Что же сказать об Ольге Гаврилюк, играющей Джульетту? Похудевшая, с сумасшедшим взглядом, она даже не в силах разгримироваться. Она сидит перед зеркалом с опущенными на колени руками и смотрит неподвижно в одну точку.
Юрий Кувалдин был одет превосходно, этакий довольно высокий красивый мужчина, совсем еще не отяжелевший. Когда он с Ольгой Гаврилюк приезжал в Ригу, ему было двадцать два года, а теперь, когда он катил по гладкому шоссе воспоминаний, ему было уже за шестьдесят.
За окном у Домского собора взад и вперед двигались люди. Мягко пригревало солнце. Хотя Юрий Кувалдин столько лет не был в Риге, в нем до сих пор где-то глубоко таилось страстное желание увидеть места, где он ходил с Ольгой Гаврилюк. Странно все это, а? Ну хорошо, а что прикажете делать? Живешь ведь на свете только раз. Надо же и о себе подумать...
В то время оттепели все хотели создавать свои театры. В каждом дворце культуры был свой театр. Это время, как сказал один поэт, "убавилась покорность, разверзлись уста и в город, словно конница, ворвалась красота". Когда открыли этот клапан, то столько талантливых людей оказалось, столько не растраченных сил и все хотели их применить. Выпускники курса Павла Массальского создали свой театр! Потом Азу Лихитченко в программе "Время" вся страна видела. Что уж говорить о Владимире Высоцком! Тот еще был курс в Школе-студии МХАТ! Конечно, творческой личности нужно себя высоко держать. В юности я страстно хотел быть драматическим актером, бегал в студию МХАТа, а потом в начале 60-х годов, юнцом, поступил в студию Владимира Высоцкого и Геннадия Яловича. Они создали Московский экспериментальный театр и студию при нем. Ибо все в те времена завидовали "Современнику" Олега Ефремова. Студия и театр помещались в клубе милиции на улице Дзержинского (ныне Лубянка). Там-то я начал понимать, что хороший актер - это пустой сосуд, который с максимальной точностью вмещает в себя другие жизни, каждый раз новые. Андрей Синявский в "Прогулках с Пушкиным" приходит к парадоксальной мысли, что Пушкин был абсолютно пуст в этом смысле. Такое высказывание тончайшего критика многих специалистов по Пушкину, да и рядовых читателей, ошеломило. Как, Пушкин - и пуст?! Моя задача в художественном тексте заключается в том, чтобы максимально выразительно вывернуть себя наизнанку по системе Станиславского, сыграть все роли всех своих персонажей. Чтобы изобразить влюбленного, нужно серьезно влюбиться, чтобы показать пьяного, следует пить неделю без перерыва, чтобы, дойдя до точки, понять, что пьянство очень тяжелое и предельно ответственное дело. Вот читатели и будут верить тогда тебе, и станут восторженно восклицать: "Гляди-ка, вот это по-нашему, взял и стакан водки под соленый огурец выпил!" И тут я опять вставляю Пушкина: "Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок - не так, как вы - иначе". (Александр Пушкин. Из письма Петру Вяземскому из Михайловского во второй половине ноября 1825 года.) Я актер и я режиссер своих произведений. И в этом смысле - я полифонист.
Я перешел Большой Устьинский мост, поглядывая то на золотоглавого прямого Ивана Великого, то на готический собор высотного дома на Котельниках, перешел не спеша этот мост однопролетный, находящийся недалеко от впадения Яузы в Москву-реку и соединяющий улицу Садовническую (Осипенко) с Яузским бульваром. Юнцом с подружками я перебегал этот мост за минуту. Я любил перезжать его на "Аннушке". Потом от остановки "Улица Обуха", от угловой булочной, через Николо-Воробьинский переулок вниз мимо "Грозы" Островского к врачу, любившему портвейн. Оглядываясь, я вижу Дом культуры "Энергетиков", в котором после клуба МВД на Дзержинке занималась наша студия с Яловичем, уже без Высоцкого, хотя он приходил на некоторые наши премьеры. Камни ничего не помнят. Это миф, что архитектура, мосты, акрополи и кремли что-то помнят. Материальная культура трагична и гибельна. Все превратится в песок. Писатель Юрий Кувалдин изо дня в день долбит: только Слово остается. Вот только то, что записано, то и останется.
А Малый Устьинский Мост интересен тем, что фасад моста со стороны Москва-реки длиннее фасада, обращенного к реке Яузе, что придает мосту форму трапеции.
В кино часто видишь такие истории: человек после двадцати лет отсутствия возвращается в родной город, и новая красавица сменяет увлечение юности - что-нибудь в этом роде. Весной листья кленов прекрасны, но еще прекраснее они осенью, это какой-то пожар красок - мужественности и женственности.
Настроение у Юрий Кувалдина после завтрака было неважное. Он зажег сигару и отправился на прогулку по улицам Риги, где когда-то бродил с Ольгой Гаврилюк. И вдруг с какой-то щемящей болью Юрий Кувалдин осознал, что жаждет темноты, приветливости тихих вечерних огней. Ольга Гаврилюк... Он так весело проехал по Новорижскому шоссе... В полях и городах люди были заняты работой. Около какого-то моста он остановил машину и немного погулял по берегу ручья, который, извиваясь, исчезал в лесу.
«Ромео и Джульетта» начинается со сцены уличной драки. Уличная драка, а перед ней - небольшая экспозиция типов дерущихся. Они ведут себя столь же низменно, как обычно ведет себя всякое уличное хулиганье. Идиотски настраивают себя на драку. Потом - ищут, к чему бы придраться. И, наконец, начинается поножовщина.
- Сколько крови! - говорит Ромео.
Каждый нормальный человек никогда не перестанет удивляться тому, с какой легкостью хулиганы хватают друг друга за лицо. Даже когда нет никакой драки, когда группа кажется мирной, дружественной. Раз! - и всей пятерней «дружественно» ухватил за лицо приятеля. Потом толкнул его в стенку, а тот и не думает обижаться - это их норма. Первобытное презрение к неприкосновенности личности. А в те времена, я представляю, что вообще делалось в определенной среде! Стараясь объяснить природу шекспировских пьес, среди прочих рассуждений можно привести следующий довод: теперь человек, получивший, допустим, оскорбление, довольно редко пускает в ход руки. Хорошо ли, плохо ли, но он научился сдерживаться. Тогда же вслед за оскорблением совершенно свободно шел удар. Так вот, я представляю себе эту толпу безграмотных, полупьяных, жестоких слуг, стоящих между домами на маленькой площади. Они распаляют себя, самолюбиво гарцуют друг перед другом и ищут разрядки давящей их бессмысленной пустоты. Когда видишь, как несколько парней часами стоят в воротах какого-нибудь дворика, толкаются, хохочут, на спор бросают монету, чтобы продемонстрировать, как ловко кто-то ловит ее на лету, понимаешь, что причина этому духовная и умственная пустота. Полная незагруженность чем-либо существенным. Впрочем, шекспировские слуги загружены. Их загрузили ненавистью одной группы к другой, одного рода к другому. Эта ненависть стала единственным содержанием их жизни. Пожрать, выпить, пуститься в загул - это как бы животные отправления, а вот побить монтеккиевых слуг - это уже для них переход от животного начала как бы к началу сознательному. Новый герцог, правда, осуждает вражду. Вражда при новом герцоге официально преследуется. Однако в самих душах нет запрета для ненависти, и потому слуги в «Ромео и Джульетте» ищут лишь такой повод для драки, чтобы закон оказался на их стороне. Но при появлении Тибальта и эта сомнительная доля разумности исчезает, ибо ему ненавистно само слово «мир», а он, что называется - непосредственный хозяин. Стало быть, надо действовать.
Писатель Юрий Кувалдин пришел в Театр Российской армии и начал беседу:
- Вот передо мной в гримерной комнате Театра Российской армии сидит артист Александр Чутко. Я бы хотел начать беседу с того, спросить моего собеседника о том, что явилось побудительной причиной к творчеству. Почему он решил заняться творчеством. Для меня важно творчество. Это феномен, который далеко стоит от социума. Двигаться в жизни по течению: окончить школу, окончить институт, распределят тебя, и всю жизнь работаешь - просто. Как просто и то, что в этом случае исчезнешь с лица земли бесследно. Художник - это нечто иное. Художник - чувствует в себе некие душевные позывы к чему-то неопределенному сначала, как это я чувствовал, когда пришел в театральную студию, когда хотел быть актером, но одновременно писал. В то время я познакомился с Александром Чутко, который произвел на меня сильное впечатление последней своей работой в театре Армии в спектакле Уильяма Шекспира "Гамлет", где он играет заметную роль Актера. Александр Яковлевич, скажите, пожалуйста, с чего начался первый импульс к творчеству и как вы пришли до такой замечательной работы в театре?
- Дорогой мой старинный друг, Юрий Александрович, с начала шестидесятых годов мы знакомы, вместе были в театральной студии при Московском Экспериментальном Театре, основанном Владимиром Семеновичем Высоцким и Геннадием Михайловичем Яловичем. Да, мы съели много соли. Многому вместе научились. Я рад, что в жизни был опыт, я знаю сам и от вас, вижу по вашим замечательным сочинениям, насколько это помогает, насколько это делает разнообразной вашу жизнь, насколько это делает интересным ваши подходы к тексту. Вы его не просто сочиняете, вы его и проигрываете. Этим ваша замечательная проза сильно отличается от других авторов. Она насыщена действием, внутренней упругостью, внутренней тайной, подтекстом, вторым планом. Это очень хорошо. В лучшем смысле, когда театральность так хорошо работает и так здорово включена в прозу. Это замечательно. Дай Бог, чтобы это продолжалось. Наши с вами учителя положили в нас хорошую закваску. Хотя, по своей профессии, я исполнитель, а вы сочинитель, но театральная закваска сидит в нас обоих, нам обоим хорошо помогает жить...
Беседа с заслуженным артистом России Александром Чутко будет долго длиться и затем обретет законченный вид, из устной речи превратившись в письменную, благодаря писательской усидчивости Юрия Кувалдина. Слово устное - смертно. Слово записанное - бессмертно.
К людям Юрий Кувалдин относился сочувственно. Только раньше он никогда не уделял им много времени, мыслям о них самих, об их делах. «Мне некогда», - говорил он себе. Юрий Кувалдин всегда отдавал себе отчет в том, что хотя он и неплохой писатель, но должен помнить, что все в Москве движется стремительно. На арену выходят новые люди. Не может же он вечно опираться на достигнутую репутацию. Каждое мгновение приходится быть начеку. Юность, дикая и необузданная, способная кинуться вперед очертя голову! Не понимаю, почему я никогда не был на это способен и даже к этому не стремился. Ах, если бы он был хоть чуточку более диким, более отчаянным в ту ночь, в те времена, когда он с Ольгой Гаврилюк...
«Да, когда ты готов черт знает на что в собственной жизни - очень хорошо, прекрасно, но если тут замешан еще кто-нибудь, например, миниатюрная девушка из твоей театральной студии, да еще когда ты остаешься, а она удирает...» Он с необычайной отчетливостью вспомнил, что в ту ночь, много лет назад, когда он сидел с Ольгой Гаврилюк на верхотуре под крышей старого дома в узкой улочке Риги... Казалось, Ольга Гаврилюк в тот вечер не стала бы возражать, даже если бы ему на ум взбрело бог знает что. Но он подумал, да, он подумал о последствиях. Мужчины должны защищать, охранять женщин, и всякое такое. Ольга Гаврилюк, видимо, была ошеломлена, когда он не стал её задерживать, хотя, собственно, было уже три часа утра. Юрий Кувалдин очутился в положении покинутого человека. Это очень хорошее положение. Пусть Джульетта уходит всё дальше и дальше. Время рассудит. Именно тогда и зажигаются огоньки новых произведений. Да, Юрий Кувалдин все-таки поступил правильно.
Юный Юрий Кувалдин как только увидел Ольгу Гаврилюк в студии Геннадия Яловича на Раушской набережной в Доме энергетиков, сразу почувствовал себя в роли Ромео, а Ольгу Гаврилюк в роли Джульетты. В клубе милиции, где Юрий Кувалдин занимался в студии при Московском молодежном экспериментальном театре, организованном Владимиром Высоцким, Геннадием Яловичем и однокурсниками школы-студии МАХАТ, там еще Ольги Гаврилюк не было. Она пришла сюда на Раушскую набережную. Пришла сюда и Марина Давидсон, будущая жена Михаила Швыдкого. Пришла и Наталья Сагал, будущая жена Геннадия Сайфулина. Искусству нужна жертвенность, вся жизнь без остатка. Либо бытовуха, семейная жизнь, либо полностью отдаться искусству. Этого девочки не знали, и поэтому ошиблись адресом. Не совсем ошиблась адресом красивая, глазастая Инночка Пороховникова, вышедшая за телевизионщика Ермилова, и ставшая диктором первой программы Инной Ермиловой, прочитавшей коммунистический, антигорбачевский ультиматум ГКЧП. Это из нашей, антисоветской студии!
Мир ничем не удивишь. Именно так и следует понимать. Удивить можно дураков, но мир удивить нельзя. Всё проходит, и всё пройдет. Кроме Слова. Тут писателя Юрия Кувалдина не сдвинешь с места. Тут он окаменел, как Аполлон Микеланджело. Вчера видел его в Пушкинском музее, из которого выскочил, как из парной. Никаких кондиционеров в лучшем музее страны нет. Жара под сорок, жарче, чем на улице, и всё старо, как стара Ирина Антонова, у которой головка уже трясется, а всё не хочет уступить место молодому директору. Пятьдесят лет хожу в этот музей, так ничего и не изменилось. У нас никто никому места не уступает на должностях, так до гроба и сидят. Понятно? Цель творчества - сохранение. С этой истиной с античных времен враждует театр, который живет одним днем, ничего не сохраняет, он работает только здесь и сейчас, и старается всегда удивить, чтобы после закрытия занавеса публика сразу же всё забыла, о чем там толковали на сцене, зачем ходили по сцене, почему молчали на сцене. Особенно люблю, когда на сцене молчат. Не разговаривают, то есть. Разговаривать на сцене не умеют. Они все время кричат, как на пожаре. За это я невзлюбил сценическую речь и всех театральных актеров сразу. Кино дает срок побольше. Кино даже претендует на бессмертие. Вот почему тараканы театра не выпускали наиболее ретивых сниматься в кино. Догадывались, что они умрут прямо на сцене, а те - никогда на пленке не умрут, и вечно будут молодыми, как Леонид Харитонов, презираемый в то время во МХАТе. Сохраняет душу только Слово. Поэтому его писатели и назначили Богом, связав с системой воспроизводства себе подобных. Это я говорю с точки зрения тысячелетий. Скажем, по аналогии с Данте. Правда, от театра тоже остается хоть что-то, в виде текстов пьес. Слово. Театр можно сравнить с патефоном, который проигрывает пластинки пьес.
Пьеса «Ромео и Джульетта» основана на рассказе итальянского писателя XVI века Банделло, но сюжет разработан ещё Овидием в истории о Пираме и Фисбе. В Вероне жили слишком кратко - как бы временно - Ромео и Джульетта. Столь же недолговечной оказалась и жизнь Меркуцио. Остался только Бенволио, которому трудновато будет на первых порах одному, хотя после смерти Ромео и Джульетты на некоторое время установится относительное благоденствие. Враждующие стороны будут ставить памятники жертвам своей вражды и т. д. и т. п. Молодежь эта была цветом нации. Среди грязи они ходили, по выражению Ромео, «как голуби среди вороньей стаи». Это были поистине интеллигентные молодые люди. Подобно Гамлету, они принадлежали как бы иному миру, чем тот, в котором жили. Но они не были не от мира сего. Они варились во всех тех проблемах, которыми болели все. Они не витали в облаках, они стояли на земле, они умели и драться и ненавидеть, но они были цветом нации, и потому им в той Вероне было трудно. Духовным отцом Ромео, а может быть и всех этих ребят, был Лоренцо. Лоренцо, вероятно, тоже не сможет больше жить здесь, даже если после всего случившегося герцог оставит его в живых.
Тогда ему нестерпимо хотелось взять Джульетту. Но какая-то непреодолимая сила тормозила все его движения, и он даже дотронуться до Джульетты боялся. А она сидела, подтянув колени к подбородку. Это была ее частая поза - подбородок на круглых коленях. Она была в мини-юбке, и бедра ее притягивали. Ромео стоял перед ней с напряженным выражением лица, появляющимся у него всегда, когда он чего-нибудь очень хочет. Место действия Ромео видел точно в тумане, но угол и её соблазнительную фигуру помнит ясно. Во сне Ромео наблюдал, как он быстро подступал к ней, как Раскольников к старухе, абсолютно не заботясь о последствиях, потому что для Ромео было важно только одно - немедленно овладеть Джульеттой. На лице его было написано: "Ты можешь потом убить меня, но сейчас... сейчас я должен... должен!" Какой чудесный сон! Он резко наклонился над ней, и их головы ударились о низкий потолок, сильно скошенный в одну сторону. Но Ромео так был эротически возбужден, что любовь оказалась, как это часто бывает во сне, невозможной. Он кончает Джульетте на живот чуть выше кудрявых русых волос. Мужчина в любви быстро забывается. Это, собственно, все, чего он хочет от них, - чтобы помогли ему забыться. Иногда Ромео так уходит в себя, что не может даже вспомнить - как женщину зовут и где он с нею познакомился. Люби пока любится! Смешно, правда? Хорошо, проснувшись утром, почувствовать рядом с собой новое женское тело, тогда и сам чувствуешь себя новым. Это возбуждает вновь и вновь... пока они не начинают свою тоскливую песню, как и на что они будут жить. Там где начинается экономика, там любовь кончается... Брак нужен только для любви, об остальном нужно заключать производственный договор. Почему женщины столько говорят о любви? Да потому! То, что ты хороший партнер, им недостаточно, они маниакально хотят командовать тобой и залезать без спросу в твою душу.
Вдруг по телевизору Юрий Кувалдин увидел Ольгу Гаврилюк, и узнал, что тогда она вышла за Виктора Проскурина, из Целиноградской области, сельского вида актера, каковых пачками штамповала советская актерская школа, на амплуа рабочих и крестьян. Такой тип из школы рабочей молодежи. И его самая «звездная» роль именно такого типа в «Большой перемене».
После телевизора Юрий Кувалдин набрал в поисковой системе «Яндекса» имя: «Ольга Гаврилюк» и понял, что Ольга Гаврилюк за всю свою долгую жизнь в театре, в сущности, вообще ничего не сыграла. Стала крепостной театра. Ради зарплаты, что ли, туда ходила? Уж работала бы на, как смеется Юрий Кувалдин, заводе «Серп и молот», получала бы хорошие деньги.
Юрий Кувалдин сильно разочаровался.
Все эти сорок лет Юрий Кувалдин этого не знал. Конечно, он был уверен, что если бы Ольга Гаврилюк осталась тогда в Риге с ним, то непременно играла бы Джульетту. Кто-то верит в настоящую любовь, одну на всю жизнь, кто-то считает ее мифом. У Ольги Гаврилюк были бы все основания для того, чтобы ждать и искать искреннее, романтическое чувство, стать знаменитой, хотя это, как некоторые говорят, некрасиво.
Пустая сцена. Как хорошо смотреть на пустую сцену!
Молчание.
Сначала Юрий Кувалдин услышал ее голос, она занималась сценической речью с Татьяной Федоровной Ситко, матерью Елены Ситко, артистки, которая, как и Ольга Гаврилюк, ничего не сыграла, но училась вместе с Владимиром Высоцким и Геннадием Яловичем.
Круг замкнулся.
Юрий Кувалдин стоял за дверью. И потерял голову от звонкого чистого голоса Ольги Гаврилюк. Голоса-колокольчика. И он пригласил ее летом с собой на несколько дней прошвырнуться в Ригу.
Друзья Юрия Кувалдина недоумевали. Чем смогла его привлечь столь маленькая девочка? Как говорил устроивший их в Риге под крышей художник Юрис Звирбулис: "Маленькую девочку лаская, от обид в грозящий лифт!". Ответ был прост: Ольга Гаврилюк хотела стать актрисой именно в то время, когда и Юрий Кувалдин хотел стать артистом.
Но он быстро оставил эту мечту, не желая быть крепостным.
Когда-то Гена Шпаликов написал:

По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем,
Ни тебе, ни мне.

Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте.

"Наша улица” №130 (9) сентябрь 2010