Олег Хряпинский "Божья дудка" повесть
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Олег Хряпинский о себе: "Я, Хряпинский Олег Владимирович, поэт, прозаик, художник.
Родился в Москве 5 января 1974 года. Учился в обычной средней школе. Своим главным и единственным учителем на всю жизнь считаю Марию Алексеевну Валентей.
Оставив школу после восьмого класса, учился и работал в самых разных местах, но всюду было нестерпимо скучно и из всех возможных путей я выбрал единственно возможный для себя путь самообразования и ни сколько не жалею об этом.
Первые стихи написал в семь лет, но не был понят, ни в своей пролетарской семье, ни за её ближайшими приделами. В двадцать два года весь созданный мной литературный материал я уничтожил и начал с чистого листа.
Первые стихи я опубликовал в самиздатовском сборнике в 1999 году, тогда же состоялись и мои первые публичные выступления на вечерах в Музее-квартире Вс. Мейерхольда и ЦДРИ.
В 2007 году головокружительным тиражом 100 экземпляров была напечатана моя первая книжка стихов "Сквозь себя просеиваю звуки+", примерно в то же время несколько стихотворений из этой книжки, в исполнении народной артистки Маргариты Валентиновны Юрьевой и вашего покорного слуги были записаны для телевидения.
С тех пор написана ещё одна книжка стихов и немножко прозы, есть так же опыт работы в жанре мюзикла".

вернуться
на главную страницу

Олег Хряпинский

БОЖЬЯ ДУДКА

повесть

Рисунок Олега Хряпинского

Длинные чёрные волосы, тяжёлыми змеевидными прядями, подобно мантии, покрывали фигуру, стоящую на краю скалы к подножию которой, шипя пенными гребнями, неслись тёмно-зелёные волны. Холодный ветер по временам разбивался о лицо стоящего, тщетно пытаясь выбить слёзы из красивых миндалевидных глаз, цвета ночного неба, глубоких как небо и таких же холодных в своей бесстрастности. Они смотрели туда, где из мрака и небытия очень скоро должно было родиться солнце.
Гулкие вздохи моря отсчитывали время, завораживая и грозя. Первые острые лучи полоснули по вспухшему брюху небосвода, залив горизонт бледной кровью зари и осветив лицо, сочетающее в себе мужские и женские черты так сильно и ярко, что увидевший это лицо однажды, запоминал его навсегда.
Свет заполнял мир, стремительно срывая пелену мрака со всего, что встречалось у него на пути. Со всего, кроме этих холодных и бесстрастных глаз, смотрящих в самую середину огромного пылающего диска и не испытывающих ни малейшего содрогания. Казалось, что непроглядная бездна глаз скорее поглотит это светило, чем его свет ослепит их.
В какое-то мгновение солнце и тот, кто ждал его появления, как будто вырвались из окружающего их мира. Пространство для них перестало существовать, осталось только бешено проносящееся время.
Солнце пришло в зенит. Столб раскалённого добела света опустился вниз и почти растворил под собой того, кто уже, воздев руки над поднятым вверх лицом, всеми силами пытался противостоять ему, до тех пор, пока истошный звериный крик не слился с потоком времени и не захлестнул пространство, за которое они бились…

1

Город – проклятый и ненавистный, гудящий и воющий сутки напролёт, удушающий, оглушающий, калечащий и развращающий город встречал новый день, судорожно корчась в автомобильных пробках. Этот день должен был дать работу человеку, прожившему чуть более двенадцати тысяч таких же дней. Он ехал в центр, в один из ещё уцелевших маленьких переулков, в котором стояли небольшие, красивые, непохожие один на другой дома.
Выбравшись из смрадного кошмара метро, человек уверенной походкой подошёл к арке одного из домов, стоящих на самой главной улице этого города. Быстро сверившись с адресом, записанным на обрывке бумаги, он прошёл арку насквозь и оказался на тихой убегающей под гору улице. Что-то знакомое и родное было в ней, что-то далёкое и невозвратное как детство. Пройдя её до конца и повернув налево, человек оказался в переулке указанном в адресе.
А вот и дом, – подумал он, увидев трёхэтажное кирпичное здание конца позапрошлого века, чем-то напоминающее средневековую крепость. Островерхая крыша, узкие маленькие окошки, больше походившие на бойницы, толстые массивные стены из крупного кирпича, две тёмные арки по бокам, проходя которые, любой, даже среднего роста человек, чуть пригибался. Внутри был маленький квадратный дворик. В центре него росла старая липа, которая уже давно переросла свою угрюмую обитель и теперь раскидистой кроной укрывала от солнца почти всё пространство двора. Около дерева стояла такая же древняя деревянная скамейка, намертво вросшая своими скрюченными ногами во вспухший и потрескавшийся асфальт. Окна, выходящие во двор, были распахнуты и свежесть, благоухающая цветением липы, вливалась в сумрачные обиталища.
Немного осмотревшись и найдя в дальнем углу дома неприметную железную дверь, человек подошёл к ней и совершенно незаметно для себя, находясь в каком-то секундном замешательстве, вслух произнёс:
- Всё правильно, всё…
Нажав кнопку звонка и не услышав никакого дребезжания, человек уже собрался стучать, но дверь как-то неожиданно тихо открылась ему навстречу. На пороге стоял очень пожилой, но ещё довольно крепкий и уверенный в себе мужчина высокого роста. Лицо и руки его были испещрены глубокими морщинами, а смуглая огрубевшая кожа красиво оттеняла благородную седину длинных волос, ниспадающих подобием замёрзшего водопада. Из-за чего обычный деловой костюм, в который он был одет, смотрелся красиво и дорого.
- Что Вам нужно? – спросил он человека, как-то растерянно смотрящего на него из сумрака двора.
- Меня зовут Сергей. Я Вам звонил по объявлению о работе, – почти скороговоркой произнёс человек, мало чем походивший на своих современников.
И в одежде и в облике его было что-то, что удивляло и тут же раздражало большинство живущих в этом городе.
Это был человек среднего роста, нормального телосложения, он носил длинные волосы, зачёсанные назад, лицо его было приятным и располагающим к общению, а в каре-зелёных глазах всегда теплились огоньки доброго и успокаивающего света. Одет он был в какую-то старую хламиду, сшитую вручную из грубой толстой ткани, бывшей когда-то чёрной, но теперь вытертой до светло-серого. Две круглые, довольно массивные бляшки, с изображением льва и единорога по обеим сторонам груди, украшали это странное детище портняжной мысли, делая его чем-то похожим на сильно укороченный рыцарский плащ, из-под которого виднелись края грубой домотканой рубахи. Штаны, сшитые из телячьей кожи красно-коричневого цвета, тоже были изрядно потёртыми. Они не имели карманов и вообще никаких атрибутов хоть сколько-нибудь знакомых теперешним носителям этого вида одежды, но сидели на хозяине довольно сносно и были перехвачены широким плетёным поясом, увенчанным восьмигранной, бугристой металлической пряжкой. А на ногах его были, почти уже в прах растоптанные, сапоги такой же странной и грубой работы.
Старик вежливым жестом пригласил Сергея внутрь. Переступив высокий порог и спустившись по четырём каменным ступеням к дверному проёму, Сергей оказался вначале узкой больше напоминавшей коридор комнате, тускло освещённой двумя настенными светильниками. У самого окна стоял старый письменный стол, заваленный кипами пожелтевших от времени листов бумаги, исписанных разным, но всегда красивым иноязычным почерком. В противоположной окну, самой дальней и плохо освещённой части комнаты стояли друг напротив друга два старинных резных стула с высокими спинками. Старик закрыл дверь и предложил Сергею сесть, а сам, взяв со стола один из листов, сел напротив. Внимательно прочитав написанное, старик пристально посмотрел в глаза Сергею.
- Из нашей телефонной беседы я не совсем понял, чем Вы занимаетесь? Я спрашиваю, чтобы невольно не оскорбить Вас своим предложением. Итак, я Вас слушаю.
- Я поэт, – уверенно, но как-то подавленно произнёс Сергей.
- Ну, в таком случае Вам лучше уйти. Моё предложение будет для Вас слишком неприемлемо, так что не смею задерживать.
- А если я заранее согласен, что бы там ни было. В моём положении не до выбора.
- Уверяю Вас, выбор всегда есть. А что Ваше положение так плачевно, что Вы не глядя, соглашаетесь на любую работу?
- Да, и даже более того.
- Тогда к делу. Мне нужен человек, который будет следить за этим домом. Он как Вы успели заметить довольно просторный, а живу я в нём один, правда иногда у меня бывают гости… В общем, Вы должны содержать двор в порядке, убирать гостевые комнаты и делать мелкий ремонт. С оплатой не обижу, но и спрошу строго. Согласны?
- Согласен. Сколько?
- Тридцать.
- Тридцать чего?
- Тысяч, разумеется, тысяч, – сказал старик, пристально посмотрев на Сергея.
- Я согласен, – с нескрываемым облегчением произнёс Сергей, а в голове его пронеслось. - Только бы не сорвалось. Только бы не сорвалось, - и слова эти, внезапно и больно ударив в висках, заставили Сергея невольно сжаться и затаить дыхание.
- Простите, Вы не представились. Как Вас зовут? – спросил Сергей
- Да, действительно, я не представился. Но до сих пор у меня были слуги, которые не нуждались в этом. Я не хотел бы нарушать традицию.
- Воля Ваша, - как-то подавленно произнёс Сергей.
- Моя. – глухо, как бы себе под нос, буркнул старик.
- Когда я могу приступить?
- А сейчас и приступайте. Всё, что Вам понадобится, Вы найдёте в подвале.
Старик протянул Сергею большой проржавевший ключ от старого навесного замка.
- Ваши деньги вы будете находить там же, в последний день каждого месяца.
- Хорошо, – ответил Сергей, уже вставая со стула.
Старик прошёл к двери и так же бесшумно открыл её. Сергей вышел во двор, в котором было тихо и прохладно. Лучи света пробивались сквозь густую листву старого дерева. Сергей облегчённо вздохнул и направился к арке, возле которой была лестница, уводящая в подземелье этого странного дома.
Работа как работа, – думал Сергей. - Могло быть и хуже. А деньги, грех жаловаться, посмотрим, как пойдёт.
Спустившись по длинной лестнице вниз, Сергей с трудом открыл старый висячий замок, толкнул ногой дверь и очутился в полной темноте. Довольно быстро на ощупь он нашёл выключатель и зажёг свет. Лампочка оказалась такой яркой, что произвела на Сергея эффект фотовспышки. Он осмотрелся, нашёл новый комбинезон и плотные рукавицы, в углу за дверью стояли щётки, лопаты, разный инструмент, словом всё, что нужно. Помещение было настолько мало, что сверх перечисленного вмещало в себя только, старый, колченогий табурет и такую же рассохшуюся по всем швам тумбочку.
- Вот так и начинается новая жизнь, дальше вроде падать некуда, – вслух произнёс Сергей, гася свет в своей каморе и выходя во двор уже в своём новом придворном качестве.
Первый день прошёл быстро. Поздним вечером Сергей возвращался домой в маленькую квартиру, в безликой многоэтажке, затерявшуюся среди таких же бетонных призраков, бесприютной окраины. Пробиваясь сквозь рёв и улюлюканье города, который пытался удержать его в своём клокочущем и ослепляющем разноцветными огнями жерле.

2

Сергея никто не ждал, он уже давно жил один. Родители его умерли, когда ему не было и двадцати, старшие братья и сёстры разъехались, у них была своя нормальная жизнь и в ней не находилось места человеку, которого они стыдились и старались не вспоминать. Но Сергей не держал на них зла, он любил их и прощал им насмешки и обиды. Он часто думал о них, просматривая старые фотографии, а когда чувство любви и нестерпимой боли переполняли его, Сергей начинал молиться о своих братьях и сёстрах. Молитвы его были полны всепрощающей, вдохновенной любовью и самоотречением. Всё подчинялось ощущению минуты, слова рождались легко, наполняясь искренним порывом одинокой души. Души любящей и прощающей всё.
Вскоре, после того как Сергей остался один, в его жизни появилась женщина, которую он полюбил. Она стала его жизнью, его светом, его миром, в котором он творил и растворялся. И она, казалось, отвечала ему тем же. Но очень скоро она ушла, сказав на прощанье, что она устала от его безумной любви, что ей хочется тихого бабьего счастья рядом с обычным надёжным мужиком.
Её уход будто выжег Сергея изнутри, выжег дотла. Бесконечные безликие дни изводили его своей бессмысленной монотонностью, и даже ночи, которые он любил когда-то больше всего, не приносили его истерзанной душе ни малейшего утешения. Тишина этих ночей убивала Сергея, она сводила его с ума. Ему казалось, что его заперли в душном каменном мешке, из которого ему не вырваться. Его душа была пуста, а разум измучен, он совсем перестал писать, потому, что перестал слышать и понимать те звуки, которые когда-то его наполняли. Шесть долгих лет прожил так Сергей, перебиваясь случайными заработками и тщетно пытаясь забыться в бестолковом мотании по издателям, которые якобы признавали талант молодого поэта, но отказывались издавать его, мотивируя отказ, отсутствием спроса на современном литературном рынке. Так всё и катилось изо дня в день, из года в год. Пока мало-помалу душа Сергея не ожила и не обрела ещё более прекрасное содержание.
Квартира Сергея была пуста и аскетична, она больше напоминала келью. Но Сергей не думал об этом, он просто этого не замечал, его внутренняя жизнь снова обрела смысл. Сергей пришёл домой в тот час, когда обитатели соседних квартир, устав от дневной суеты, уже начали затихать. Скинув свою хламиду и стянув сапоги, Сергей умылся, затем налил себе большую кружку холодного сладкого чая, медленно с удовольствием выпил её, глядя в окно на тусклые огни засыпающего города и не раздеваясь, повалился на свою старую самодельную кровать. Какое-то неожиданное и давно неведомое ему душевное облегчение слилось с физической усталостью и погрузило Сергея в глубокий спокойный сон. Он видел молодых и счастливых родителей, братьев и сестёр, весело играющих с ним, совсем ещё маленьким и беспомощным и этот сон казался ему единственно возможной реальностью. Так думал Сергей, когда видел светлые и счастливые сны. Но наступает рассвет, и сны уходят, почти всегда безвозвратно, только размытые воспоминания увиденного и так явно прожитого, чуть скрашивают первые самые мучительные минуты пробуждения.
С большим трудом поднявшись с постели, Сергей кое-как собрался и отправился на работу. Путь был неблизкий, и нужно было торопиться. Добравшись до места, Сергей, уже почти по-хозяйски, вошёл во двор вверенного ему дома. В нём было сумрачно и прохладно. Хозяин видимо ещё спал, все окна были закрыты и плотно зашторены. Переодевшись, Сергей подмёл двор, немного разобрался в своём подвальчике. Найдя посреди инструмента железную щётку и грубую наждачку, а в тумбочке банку чёрной быстросохнущей краски и кисть Сергей вспомнил об обшарпанной скамейке под липой и решил до пробуждения хозяина дома подновить «старушку». Спустя каких-нибудь, полтора-два часа, скамейка избавилась от остатков старой отслоившейся краски и засияла новеньким чёрным глянцем.
«Неплохо!» – подумал Сергей, закончив свою работу и уже собираясь идти в подвал, чтобы вернуть всё на место. Как вдруг из густой кроны старого дерева, прямо на скамейку, сопровождаемая каким-то кладбищенским, омерзительно-протяжным карканьем, хлынула струя птичьего помёта и так испачкала половину спинки, что Сергей в негодовании выкрикнул:
- Чтоб тебя!
Подойдя поближе и заглянув под крону, Сергей увидел сидящего почти на самом верху дерева жирного смоляного ворона, надменно поглядывающего вниз. Краска ещё оставалась и Сергей быстрыми движениями кисти начал стирать этот мерзкий автограф. Всё это время ворон наблюдал за ним, как бы потачивая мощный клюв о ветку, на которой сидел. Сергей тоже посматривал наверх с явным желанием ощипать проклятую птицу. Когда последние потёки были закрашены, Сергей снова взглянул наверх и увидел, что ворон сидит уже намного ниже, почти над самой его головой.
- Ну, нет, такого удовольствия, я тебе не доставлю, – сказал Сергей, и не спуская глаз с ворона, потянулся за железной щёткой. Ворон прищурился, расправил крылья, опустил взъерошенную голову, сильно прогнувшись вперед и широко открыв глаза и клюв, снова заорал. Только теперь, вместо ожидаемого карканья, в маленьком, сумрачном дворике разнеслось:
- Ррраб! Рраб! Ррработай!
- Ах ты тварь! – почти прошипел в изумлении Сергей, и тут же швырнул щёткой в птицу, но не попал. Ворон будто растворился. Только тяжёлое хлопанье его крыльев и мерзкий голос раздавались в ушах Сергея. Вскоре одно из окон первого этажа открылось, и из-за бордовой портьеры показался хозяин дома. Он попросил Сергея войти внутрь:
- Дверь открыта, я жду Вас в этой комнате. Надеюсь, Вы не заблудитесь?
Сергей кивнул и направился к двери. Попав в ту комнату, где вчера состоялась их краткая беседа, Сергей с удивлением обнаружил в самой тёмной её части дверь, которой вчера, как показалось ему, не было. Повернув медную ручку старинного замка, сделанную в виде извивающегося змея, он очутился в длинном, тёмном коридоре, по обе сторонам которого, в шахматном порядке, располагалось несколько закрытых дверей. И только одна из них в самом конце была приоткрыта. Слабый свет, пробивавшийся из комнаты, указывал путь Сергею.
- Ну, где же Вы? Сколько можно ждать? – раздался громкий и уже раздражённый голос старика.
- Иду, иду, – отозвался Сергей. Повеяло какой-то сыростью, и дверь со старинным замком захлопнулась. Сергей невольно вздрогнул.
Чертов домик, – подумал он и тут же из комнаты, в которую он шёл, раздался смех. Смеялись трое, во всяком случае, Сергею так показалось. Первым был хозяин дома, вторым вступал очень низкий и хриплый голос, а третьим приятный женский. Внезапно смех оборвался, и Сергей снова услышал голос хозяина уже неестественно тихий:
- Не советую вам опаздывать, не тот случай.
Низкий голос подобострастно отвечал:
- Мы будем в срок.
А приятный женский, как-то мурлыкающе, продолжал:
- Всё будет сделано как нельзя лучше. Вы останетесь довольны.
На последнем слове Сергей подошёл к приоткрытой двери и, не желая помешать своим появлением, постучал.
- Ну, наконец-то. Войдите, – раздался снова слегка раздражённый голос хозяина.
Сергей вошёл в комнату, и с удивлением обнаружил в ней, только одного хозяина дома, сидящего в широком резном кресле.
- Здравствуйте, – растерянно произнёс Сергей.
Старик, небрежно кивнув головой в ответ, усмехнулся.
- Редко услышишь подобное пожелание.
- Почему? – с ещё большей растерянностью спросил Сергей.
Старик не ответил.
В комнате царил хаос. Старинная резная мебель была сдвинута со своих мест; стены комнаты, задрапированные лиловым шёлком и украшенные золотым восточным орнаментом, были изодраны; стулья разбросаны; с бронзовой люстры свисали обрывки алых кружев. Большой круглый стол хранил на себе руины шикарного пиршества: дюжину оплывших свечей на двух массивных канделябрах, сделанных в виде причудливых многоруких идолов; недоеденного поросёнка; развороченные салатники; рассыпанную всюду красную и чёрную икру; куски жаренного, обильно политого соусом, мяса; груды куриных костей; золотые и серебряные кувшины для вина; недопитые кубки из резного стекла, украшенные позолотой; вазы с фруктами и большое, почти в человеческий рост, блюдо, в центре которого, лежала огромная осетровая голова с воткнутыми в глаза вилками. Старинная кровать, под тяжёлым балдахином, украшенная кистями из плетёного золотого шнура и более напоминающая, огромный царский гроб, нежели место для сна была безжалостно растерзана; атласная простыня, порвана, а на вспоротых пуховых подушках и одеяле, зияли засохшие бурые пятна, разной величины. Это зрелище не могло не оставить следа на лице Сергея.
- Я вижу, Вы уже освоились и успели что-то сделать, – сказал старик, прервав ошеломлённое созерцание своего работника.
- Да я уже… - начал, было, Сергей, но старик прервал его на полуслове.
- Я знаю, знаю, не утруждайтесь. Здесь, как Вы видите, тоже надо приложить некоторые усилия. У меня были гости… - старик замолчал, а после сухо добавил:
- Приберитесь, сделайте всё, что сможете, об остальном я позабочусь.
Хорошенькое дело приберитесь, проще взорвать, – подумал Сергей, а вслух произнёс:
- Хорошо я постараюсь.
Старик окинул Сергея обдирающим до костей взглядом, и медленно, как будто вырастая из кресла, поднялся и пошёл к двери. Поравнявшись с Сергеем, он с силой толкнул дверь ногой и остановился. Сергея охватило неведомое ранее оцепенение. Машинально правой рукой он нащупал крест на груди и посмотрел на старика. Тот почти по-кошачьи, прищурил свои непроницаемые, холодные, почти что, чёрные глаза, приторно ухмыльнулся, и до хруста сжав кулаки, вышел. В голове Сергея вихрем пронеслось: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих…».

3

Вряд ли я задержусь тут надолго, подобные забавы не для меня, подумал Сергей, внимательно осматривая бурые пятна на постели, которые оказались ещё не запёкшейся кровью. Это сильно настораживало. В первые минуты Сергею хотелось бросить всё и уйти, уйти и забыть и этот странный дом и его хозяина и эту разгромленную комнату с залитой чьей-то кровью постелью. Но проклятая нужда крепко держала Сергея за горло и не давала ему принять это решение. Нужно было отработать положенный срок, чтобы ни для кого не стать обузой. Да и желание во что бы то ни стало помочь старому приходскому священнику Отцу Александру, который так много сделал для Сергея, а теперь сам нуждался в помощи своих прихожан, тоже делало своё дело. Нужно было восстанавливать Храм после пожара, помогать сиротам, которых Отец Александр взял на своё попечение, многое было нужно, а сил и здоровья у старого священника становилось всё меньше. Поэтому его духовные дети, к которым принадлежал и Сергей, всячески помогали ему с тем же самоотречением, с которым Отец Александр спасал их измученные и заблудшие души.
Сергей перемахнул через подоконник и быстрым шагом пошёл в подвал, чтобы взять необходимые ему мешки для мусора, какую-нибудь тряпку и щётку. Ему не хотелось лишний раз встречаться со стариком, поэтому он не стал повторять тот путь, которым он попал в эту комнату, а воспользовался окном, так было проще и удобней.
Неописуемое отвращение переполняло Сергея, когда он сгребал со стола объедки. Какое-то безотчётное чувство, всё больше прилипающей к нему смрадной душевной грязи, не покидало его. Весь день он промучился, ставя тяжёлую старинную мебель на свои места и выметая бесконечный мусор, оставшийся после гостей. Только когда двор затянуло густыми сумерками, уставший и подавленный Сергей собрался домой.
Сил на дорогу уже не осталось, - подумал он и решил отдохнуть немного под старой липой. Сев на скамейку, Сергей опустил голову на сложенные на коленях руки, прохладный ветер трепал его волосы. Какая-то необыкновенная тишина была в этот час во дворе дома, города совсем не было слышно, только лёгкое дуновение ветра и усыпляющий шелест листвы. Перед мысленным взором Сергея появлялись и исчезали образы близких ему людей, вызывающих за собой череду воспоминаний. Будто кто-то из маленьких, цветных осколков, впивавшихся своими острыми краями в сознание Сергея, выкладывал
причудливую мозаику его жизни. Всё было в ней: любовь и предательство, безверие и прозрение, грязь и боль, счастье и свет. Свет, который нёс в себе старый приходской священник, однажды наполнил измученную душу Сергея, наполнил её, и остался в ней навсегда. И всё, что писал Сергей после этого, также исцеляло и спасало всякого страждущего.
Внезапно ветер усилился, Сергей поднял голову и откинулся на спинку скамьи, была уже ночь. Яркая белая луна светила во двор, изредка скрываясь за быстро проносившимися перистыми облаками.
«Надо идти», – подумал Сергей и уже собрался встать, но чья-то тяжёлая рука не пустила его.
- Отдыхаете? Не возражаете, если я к Вам присоединюсь? - спросил старик, держа Сергея за плечо, которое вдруг налилось огнём.
- Пожалуйста, тем более что я уже ухожу, – ответил Сергей, вырвав плечо из-под руки старика.
- А Вы не очень-то вежливы, господин поэт. – сказал старик, обходя скамью и усаживаясь рядом с Сергеем, причём слово поэт, было сказано с нескрываемой издёвкой.
- По-моему вежливость Вас интересует меньше всего.
- Браво, браво, приятно встретить умного собеседника.
- Вы правы, меня интересует совсем другое, и я хочу это получить, за любую цену.
- И Вы уверены, что это получите?
- Конечно.
- В таком случае, вынужден вас огорчить.
Сергей встал и пошёл к арке.
- Как знать, как знать, разговор только начался, – произнёс старик вслед Сергею, но тот не слушал его слов, а стремился как можно скорее миновать тёмную арку. Но к своему удивлению он обнаружил, что арку закрывала мощная кованая решётка. Подойдя к ней поближе, Сергей оцепенел, это была не решётка. Мощные железные ветви, усыпанные острыми длинными шипами, росли прямо из стен дома и из-под взрытого асфальта. Едва Сергей прикоснулся к ним, как все они пришли в беспорядочное движение, переплетаясь между собой и раскаляясь докрасна. Сергей не мог и не хотел верить в реальность происходящего. Ему казалось, что он спит, спит и видит один из тех кошмарных снов, из которых он всегда вырывался, вспомнив какую-нибудь молитву. Но сейчас из всего множества спасительных текстов в его памяти всплывали только отдельные строчки, которые не давали ему возможности проснуться и забыть этот кошмар. Сергей решил проверить вторую арку, и, глядя только себе под ноги, побежал туда, но там было то же самое. В ужасе он выскочил в пространство двора. Жар бушующего пламени ударил ему в лицо. Двора не было, был огонь, его языки поднимались до самого неба, с которого дождём падали тяжёлые тягучие как смола капли крови. Сергей закрыл глаза, упал на колени и закричал:
- Боже, Боже спасения моего, помоги мне!
- Встань, – подобно грому раздалось над самой его головой.
Сергей открыл глаза, и понял что спал. Всё было по-прежнему: тихий маленький дворик, залитый лунным светом, большое старое дерево, источающее сладкий аромат цветения, скамья, на которой он сидел – всё это очень обрадовало Сергея, всё, кроме одного, старик сидел рядом.
- Сильны же Вы спать. Я битый час Вас пытаюсь разбудить, а Вы ни в какую. Вы, верно, заночевать тут решили? – сказал старик с явным неудовольствием.
- Нет, нет, что Вы, извините, я уже ухожу. Просто я устал или задумался, не знаю, – сбивчиво ответил Сергей, и с трудом оторвавшись от скамьи, пошёл к арке.
- Жаль, что мы не успели договорить, жаль. Вы приятный собеседник.- внезапный холод пробежался с этими словами по телу Сергея.
- Так мы всё-таки разговаривали? – замедлив шаг, но, не оборачиваясь к старику, спросил Сергей.
- А как же, конечно разговаривали. – и старик разразился громким раскатистым смехом, к которому примешивались, по мере того как Сергей проходил арку, два голоса, услышанные им утром в доме.
С ума схожу, – подумал он, и тут же смех усилился и подобно волне вытолкнул Сергея в тускло освещённый переулок. Он не помнил, как выбрался из переулка, как доехал домой, всё это было размыто. Только треск и рёв огня, перемешанный с запахом кровавого дождя, до сих пор были настолько им осязаемы, что Сергей боялся закрыть глаза и уснуть. Но тут, подобно спасительному предрассветному крику петуха, в его квартире раздался пронзительный звонок телефона. Сергей вскочил с кровати и снял трубку:
- Да, я Вас слушаю.
- Серёженька, здравствуй! Прости, что так поздно.
- Здравствуйте!
- Это Галина Андреевна, казначей храма.
- Да, да, я узнал Вас.
- Серёженька, у нас несчастье, батюшка наш Отец Александр в больнице, избили его звери какие-то.
- Как избили? Где?
- Да так и избили прямо в Храме. Они Спаса хотели украсть, а он заметил, ну тут они и накинулись проклятые. Хорошо я со старухами подоспела. Только Спаса-то они всё равно унесли, Серёженька, – уже плача говорила женщина.
Горло Сергея сдавило удушье, а из глаз выступили крупные слёзы. С трудом сдержавшись, он спросил:
- А в какой больнице Отец Александр?
- В центральной. Только дело-то плохо, врач сказал, хотите, чтобы выжил, готовьте деньги, а нет – можете прощаться. Мы все собираем, у кого что есть.
- Хорошо, завтра вечером я приду в Храм.
- Спаси Господь, Серёженька, я буду ждать.
Сергей повесил трубку, ему было нестерпимо больно. Он чувствовал, что теряет самого дорогого ему человека. Сергей так обессилел, что не мог двинуться с места. Ноги его не слушались, глаза ничего не видели из-за слёз. Он опустился на пол, закрыл лицо руками и дрожащим голосом произнёс:
- «Внезапно Судия придет, и каждого деяния обнажатся; но страхом зовем в полунощи: Свят, Свят, Свят еси, Боже, Богородицею помилуй нас».
Сергей сделал так, как наставлял его Отец Александр, говоря:
- Плохо ли, хорошо ли, а ты, Сергий, знай молись и благодари Господа нашего за всякий день, за всякую минуту, хотя бы и прожитую в страшных мучениях. Крепи дух свой, смиряй гордыню, ибо Господь посылает испытания тем, кого возлюбил, дабы очистить их от всякой скверны и даровать им жизнь вечную. Молись так же, о всех близких твоих, более же всего молись о врагах своих, ибо слепы они и не ведают, что творят. Так пусть же Господь им дарует милость свою в прозрении. Также помни о своём часе последнем, молись о прощении всех усопших и знай, если ты за кого попросишь, то и за тебя попросят.
Слова эти всегда помогали Сергею в трудную минуту, помогли и сейчас. Он вытер слёзы, поднялся, пошёл на кухню, нашёл свой тряпочный кошель на длинной верёвке, в котором он держал все деньги, остававшиеся у него, чтобы прожить этот месяц. Не пересчитывая и ни секунды не раздумывая, он повесил его на шею. Налив себе чаю, Сергей сел за стол. Уже рассветало. Он стал ждать, когда город проснётся.

4

Медленно и неохотно уходила ночная тьма, она цеплялась за стволы деревьев и старалась подольше задержаться под их кроной, расстилаясь широкими сизыми коврами подле высоких и низких домов, забиваясь в распахнутые окна, под днища машин. Но свет наступающего дня гнал её отовсюду, разжимая цепкие лапы тьмы острыми раскалёнными лучами. Город просыпался и наполнялся звуками, сливающимися в один оглушающий бурный поток, сметающий на своём пути одинокие голоса.
Выйдя из душной подземки, Сергей медленно шёл к дому старика по пустынной убегающей под гору улице. Было семь часов утра. Во влажной зелени дворов щебетали разноголосые птицы, солнце отражалось в оконных стёклах, бросая на потрескавшийся асфальт причудливые блики. Сергей шёл медленно, рассеянно посматривая вокруг. Дойдя до середины улицы, он почему-то остановился и поднял лицо к нежно голубому небу, солнце ослепило его и всё вокруг растворилось в его ярком свете. Сергей зажмурил слезящиеся глаза и ещё какое-то время простоял так, потом он опустил голову и открыл глаза, но яркий свет всё ещё был в них и не давал ему двинуться с места. Из этого света навстречу ему вышла молодая красивая женщина в длинном синем платье, волосы её были распущены и покрыты прозрачным бирюзовым платком, спадающим на плечи и грудь, в руках у неё была деревянная чаша с водой. Подойдя к Сергею, она спросила:
- Тебе плохо?
- Нет, мне хорошо. Хорошо потому, что я вижу тебя, это небо, это солнце и нет в моей душе ничего кроме света.
- Нет, есть, - сказала она, нежно проведя рукой по лицу Сергея, - Есть ещё боль и жажда, так утоли их и ничего не бойся.
И она подала ему полную чашу воды. Сергей принял чашу и выпил её большими жадными глотками.
- Вот теперь мне действительно хорошо, так хорошо, что я наверно похож на безумца.
- Нет, ты похож на поэта.
- А я и есть поэт, - горько улыбнувшись, сказал Сергей.
- Я знаю, - сказала женщина и заплакала.
- О ком же ты плачешь!? – дивясь внезапной перемене, спросил Сергей
- О тебе плачу, о тебе… - утирая слёзы, ответила женщина.
Сергей поклонился ей и пошёл к переулку. Подойдя к арке злосчастного дома, он долго не решался войти во двор, снова и снова вспоминая вчерашний кошмар. Но потом сомнения уступили место жизненной необходимости и он вошёл. Как только он прошёл арку и оказался во дворе, в то же мгновение всё, что окружало его, пришло в движение и изменилось. Обе арки были завалены огромными валунами, стены дома вытянулись почти до самого неба. Листва старого дерева вспыхнула зелёно-синими языками огня, и, источая сильный запах тления и копоть, непроницаемой чёрной тучей повисла над пространством двора. Обнажённые ветви дерева тут же покрылись острыми шипами, кора его потрескалась и из-под неё закапала кровь, дерево стало издавать оглушающие стоны и вопли, делящиеся на множество разных голосов. На ветках начали появляться плоды в виде изуродованных немыслимыми страданиями человеческих голов, каждая из них кричала что-то своё, и Сергею казалось, что все они обращаются к нему. Скамья стала большим столом, покрытым тёмно-синей парчой. Возле него стоял трон из червонного золота, усыпанный драгоценными камнями разной величины. Выходящие во двор окна дома, подобно зеркалам, все разом осыпались со стен и разбились вдребезги, а вместо них на тут же выросших из стен резных каменных карнизах, восседали рычащие и бьющие тяжёлыми крыльями химеры. Глаза их светились тусклым жёлтым огнём, а из пасти с хриплым дыханием вырывались языки пламени. Сергею приходилось видеть сны и страшнее, но теперь он был в ужасе не от того что видел, а от того, что увиденное не было сном и не подчинялось воле его сознания. Он не мог вырваться отсюда, потому что входы были завалены. Не мог кричать, потому что был оглушён криками адского дерева. Не мог молиться, потому что, поражённый и раздавленный ужасом происходящего, не владел собой. Он понимал, что ему придётся прожить всё до конца. Кровь, выступающая из дерева, полностью покрыла двор, подступив к ногам Сергея, но, не коснувшись их. Чёрная туча, покрывающая двор, опустилась вниз, утопив всё на какое-то время в полнейшей темноте, потом рассыпалась множеством зелёных молний и со страшным вихрем, снова взмыла вверх.
На стенах дома вспыхнули факелы, их огни заполнили двор пляшущими тенями, такими уродливыми и густыми, что Сергею они казались несметной толпою бесов, корчащихся в адской пляске. На троне, за уже обильно накрытым столом, сидел хозяин дома, облачённый в чёрную мантию. По правую руку от него стоял широкоплечий демон-горбун, одетый в серый монашеский балахон с широким капюшоном. На большой уродливой голове горбуна, покрытой волчьей шерстью росли бараньи рога, а в крепких когтистых лапах он сжимал массивную рукоять плети, состоящую из нескольких десятков узких кожаных ремней, усыпанных острыми железными крючьями. По левую руку, в ярко алом наглухо запахнутом плаще из тончайшей кожи, стояла очень красивая женщина. Её вьющиеся тёмно-каштановые волосы широкими струями стекали по красивым овалам плеч и ниспадали на большую высокую грудь. В глазах её отражались мерцающие огни факелов, а на влажных чувственных губах застыла лёгкая обольстительная улыбка. Внезапно весь этот жуткий балаган содрогнулся от властного голоса хозяина:
- Я вижу, Вы сильно удивлены, если не сказать больше, - чуть усмехнувшись, сказал старик, обращаясь к Сергею, - Не бойтесь, вас никто не тронет, подойдите и сядьте.
Тут же кровь перед Сергеем расступилась, и у самого стола из-под земли выскочил широкий резной стул с высокой спинкой.
- Ну же, смелей. Вам уже нечего бояться. Мы с вами не договорили, а разговор важный, его нужно закончить. Прошу простить мне излишнюю театральность обстановки, но виной тому моё окружение. Итак, вы уже поняли кто перед Вами?
К окаменевшему от ужаса Сергею с трудом вернулось дыхание и с потрескавшихся губ сорвалось:
- Вы дьявол… Вы…
- Ну, полно, полно, не трудитесь, я вижу, Вы поняли. К тому же Вы ещё не совсем пришли в себя. Не нужно перечислять мои имена, их слишком много и надо сказать они мне порядком надоели. Достаточно того, что я есть. Эти двое всего лишь мои тени и не нуждаются в именах. Но предвосхищая Ваше вполне законное любопытство, скажу – эта соблазнительная особа, моя лучшая жрица, она начала мне служить ещё в Вавилоне, а этот горбун, бывший когда-то палачом при дворе царя Ирода и обезглавивший по его приказу самого Иоанна Крестителя, мой самый верный слуга.
- Для особых поручений, - приятным, мурлыкающим голосом добавила жрица.
Дьявол бросил на неё недовольный взгляд, и она умолкла. Сергей медленно подошёл к столу и сел на предложенный ему стул.
- Ну, вот и замечательно, а теперь я думаю, мы можем поговорить. Не желаете вина или мяса?
- Нет, я сыт, - ответил Сергей, стараясь не смотреть ни на кого.
- Всё время мне говорят, что я кого-то обманываю, – с нескрываемым раздражением произнёс дьявол. - А теперь обманывают меня, стыдитесь, у Вас же волчий голод. Вот уже третий день, вы полощите, свои кишки одной водой и сверх неё у вас во рту не было ничего, кроме молитв, которыми Вы полны. Вы так любите своего Бога и так верно Ему служите, а Он держит Вас в нищете и голоде. Может быть, Вы плохо Его просите. Так просите Его лучше и пусть Он, наконец, хотя бы накормит Вас!
- «Не хлебом единым будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божьих» - ответил Сергей, не поднимая глаз.
- Опять проповедь, всюду проповеди, - взревел дьявол. - Вы даже стихи свои в проповеди превратили, одно «Крещение» чего стоит. - Он щёлкнул пальцами и тут же ужасные плоды осыпались с дерева и на их месте выросли листы бумаги, исписанные рукой Сергея.
Жрица сорвала один из листов и подала его дьяволу.
- Вот, чем не проповедь, - и он принялся читать:

Я не скулю от ран, не трушу,
Я терпелив, но неспроста,
В мою израненную душу
Вживили светлый лик Христа,

Где были раньше многоточья
Теперь понятно все вполне,
Крестом на теле кровоточа
Живет спасение во мне.

- И вы хотите, чтобы вас издавали? Да люди устали от проповедей, их тошнит от всякого рода нравоучений, они хотят просто жить и получать от жизни максимум удовольствия. Удовольствия, понимаете. А не уроки послушания.
- Утопая в грязи? Торгуя кровью и жизнями себе подобных? - так же спокойно произнёс Сергей.
- Браво, в своём окружении я не встречал такого самоотречения. У Вас поистине дьявольское терпение, Сергей, – восторженно продекламировал дьявол и расхохотался.
- И не встретите, потому что Вас окружают тени, проклятые и отверженные тени.
- Да, Вы правы, масса бездарностей. Одни сатанисты, чего стоят, редкие олухи… Если бы в своё время у меня под рукой оказалась дюжина таких как Вы всё могло бы сложиться иначе…
- А как же тот мусульманский поэт, который Вас так прославил, да и многие другие?
- Бросьте, прославил, такая же бездарь, как и другие, ему подобные. И нет в их пачкотне и малой доли той силы, которая заложена в Вас. Никто из них не способен своим стихом вытащить из петли самоубийцу, вернуть к вере отчаявшегося и даровать прозрение слепорождённому… А Вы, стало быть, господин поэт Божий человек?
- И другим не буду, - ответил Сергей, глядя дьяволу прямо в глаза.
- Мне кажется, наша беседа излишне литературна, пора добавить специй, из которых мне больше всего по вкусу, реализм. Вот Вы сидите передо мной – маленький, беспомощный человек. Вы непрерывно упоминаете, про себя, Вашего любимого Бога, молите Его о спасении, избавлении и так далее. А Он Вас не слышит и смею Вас уверить, не хочет слышать, потому что Вас просящих много, а Он один. Вы слабы, а слабость унизительна. А я могу сделать Вас сильным, всесильным, не в абстрактном будущем, а сейчас.
И тут же дьявол, жрица и горбун растворились в воздухе. Так же растворились, стол и дьявольский трон, стул на котором сидел Сергей. Потухли факелы, кровь с адского дерева ушла в землю, не оставив на ней и следа, листы со стихами Сергея, выросшие на его ветках, облетели лёгким серым пеплом, остались только химеры и Сергей, который стоял посреди двора и ждал когда они набросятся и разорвут его.
- Господи дай мне силы, чтобы вынести всё, что мне отпущено и мудрость, чтобы понять это! - что было силы, закричал Сергей, вытянув руки вверх, но голос его затихал где-то у середины высоких каменных стен.
И только встревоженные им химеры вспорхнули со своих мест и стали носиться вокруг Сергея, образуя чудовищный гулко рычащий смерч, который подступал к нему всё ближе и ближе. Комья грязи летели со всех сторон в Сергея, ветер сбивал его с ног, разрывая на нём одежду. Так продолжалось до тех пор, пока воронка этого смерча не подступила к ногам Сергея и не вырвала его с куском той земли, на которой он стоял. Грязного и оборванного его подняло так высоко, что небо почернело в глазах Сергея, он стал задыхаться и только после этого, подобно смертоносной комете, вся эта свора ринулась вниз, увлекая за собой почти бездыханного Сергея. Достигнув дома, химеры бросили его на краю крыши, а сами бросились вниз в зияющую черноту двора и исчезли в ней как в бездонном колодце.
Сергей какое-то время пролежал без сознания, но вскоре, разбуженный страшными молниями, которые начали бить вокруг дома, очнулся. Он лежал на краю крыши, над ним бушевала гроза. Огромные серые тучи, испещрённые бледно-розовыми жилками вздрагивающего в них огня, покрывали всё небо. Сергей приподнялся, желая посмотреть, что происходит внизу, в переулке, но переулка не было, города вообще не было. Стены дома взмыли на чудовищную высоту, и не было ничего вокруг, кроме сгрудившихся скальных хребтов разной величины, залитых ливнем и вспышками молний, рассыпавшихся по глубоким ущельям, образуя бурные огненные реки. Громадная чёрная туча ползла по грохочущему небу, казалось, что она раздавит и погребёт под собой и Сергея, и дом, и всё, что есть внизу. Но остановившись, она раскрылась подобно огромной звериной пасти и выпустила наружу гигантскую фигуру дьявола. Он шёл к Сергею по воздуху, его чёрная мантия развивалась бесконечным шлейфом непроглядной тьмы. Таким же бесконечным шлейфом над ним развивались его змееподобные смоляные волосы. Лицо его было молодо, а глаза темны и бездонны, даже вспышки молний не могли осветить их.
- Ты молишь об избавлении? – громом обрушился голос дьявола на Сергея.
- Да молю и верю в него, – прокричал Сергей.
- Так покажи силу своей веры, прыгни вниз и ты свободен, если ты так сильно веришь в своего Бога, он не даст тебе погибнуть. Как там сказано: «Ангелам Своим заповедает о Тебе сохранить Тебя; на руках понесут тебя, да не преткнёшься о камень ногою Твоею».
Едва живой Сергей тихо произнёс:
- «Не искушай Господа Бога твоего».
- Да кем ты себя возомнил? Ты жалкая Божья дудка. У тебя нет ничего, а будет всё. Посмотри, весь мир будет поклоняться тебе.
И разом перед Сергеем явились все богатства и почести мира.
- На тебя будут молиться. Весь мир, будет славить имя твоё. Всё это дам тебе, если падши, поклонишься мне.
- Отойди от меня, сатана, ибо написано: «Господу Богу поклоняйся и Ему одному служи».
- Так пей же свою чашу до дна, жалкий глупец, - проревел в раскатах оглушающего грома дьявол.
Далеко внизу скалы расступились, обнажив под собой бушующий океан огня, чьи волны разбивались о стены дома. Дьявол вошёл в огонь и исчез вместе с ним. Удушающий зной, поднявшийся снизу, обжёг Сергею глаза, залив их кромешной тьмой.

5

Эта тьма принесла Сергею страшную нестерпимую боль, сбивающую дыхание. Он закрыл ладонями глаза, пытаясь унять её, но от этого стало ещё хуже. Сергей упал на заливаемую дождём холодную крышу и, прижавшись к ней лицом, почувствовал, что он сам и всё, что было вокруг, смялось в единый стонущий и грохочущий ком, несущийся к неминуемой гибели.
Так продолжалось до тех пор, пока в сознание Сергея не ворвался резкий запах. Глаза его были залиты солнечным светом, он снова видел и понемногу приходил в себя. Грязный, оборванный и мокрый он лежал на тротуаре в том самом переулке, в который пришёл утром. Рядом с ним стояли какие-то люди, которые наперебой что-то говорили ему, пытаясь его поднять. Кто-то совал ему под нос пузырёк с нашатырём. Наконец им удалось поднять Сергея и поставить его на ноги. Убедившись в том, что он окончательно пришёл в себя, его оставили, наскоро сунув ему в руку пузырёк нашатыря и какую-то скомканную бумажку. Сергей прижался спиной к стене дома, возле которого его поставили, голова ещё кружилась, его тошнило, и всё тело было налито свинцом. Присев у стены, Сергей, совершенно остекленевшими и ничего не понимающими глазами, смотрел на склянку и скомканную бумажку, оказавшуюся старенькой сторублёвкой. Сергей сунул их в кошель, висевший у него на груди, и с трудом поднявшись, медленно пошёл вверх по улице, запруженной людьми, спешащими по своим делам. Многие, видя его, переходили на другую сторону, плевались, с отвращением глядя на него, и всячески выражали своё неудовольствие тем, что всякая опустившаяся шваль беспрепятственно слоняется по центру города.
Был час дня, когда Сергей добрался до подземки. Тут он вспомнил, что не может ехать домой, а должен сначала отнести деньги для Отца Александра. Сделав две пересадки, Сергей попал на нужную ему линию. Войдя в полупустой вагон, он сел в углу напротив двери и подсчитав, сколько ехать до конечной станции, прижался виском к холодному металлическому поручню и задремал. Когда до конца пути оставалось три станции, Сергей очнулся от шума и криков, внезапно заполонивших весь вагон. Шестеро крепких парней, бритых наголо, стояли возле него.
- Ты чего здесь делаешь? – крикнул прямо в лицо Сергею, один из них. - Я тебя спрашиваю, тварь, что ты здесь делаешь?
- Еду, - спокойно ответил Сергей, не чувствуя ни страха, ни обиды. У него уже не было сил чувствовать хоть что-нибудь.
- Кто тебе разрешил ехать? Ты падаль! Я тебя спрашиваю? - кричал уже другой.
- А что же мне делать, если мне нужно ехать? - медленно и обречённо отвечал Сергей.
- Ножками нужно ходить, чтобы нормальным людям не приходилось за свои деньги ездить с таким, как ты. Так что на следующей ты выходишь, – по-хозяйски заявил другой, отмеченный косым шрамом на свежевыбритой голове.
- Никуда я не выйду, – сорвался на крик Сергей.
- Что?! Зубки режутся. На-а-а!
И шквал ударов со всех сторон посыпался на Сергея, его повалили на пол и стали бить ногами.
- Ломай его, ломай! – кричали бритоголовые, смеясь и приговаривая при каждом новом ударе: - Ну что, падла, съел, а так?! Умойся кровью!
Сергей только один раз сумел позвать на помощь, но никто из ехавших в этом вагоне, не обратил внимания на жалкий крик убиваемого человека. Двое схватили Сергея за руки и, подняв его, прижали спиной к дверям вагона, четверо остальных стали бить его ногами в живот, в пах, в грудь, куда придётся. Они били беспомощного человека с нескрываемым удовольствием, наслаждаясь собственной силой и безнаказанностью. Лицо Сергея было в огромных подтёках, один глаз почти закрылся, а изо рта текла кровь. Когда состав влетел на следующую станцию, Сергея развернули лицом к дверям и как только они открылись, двое державших Сергея выволокли его за руки из вагона и с силой ударили лицом о ребро четырёхгранной колонны. Сергей отшатнулся от колонны и упал на спину. Затем человекообразные вернулись в вагон и уехали.
Сергей лежал на холодном заплёванном каменном полу и свет в его глазах медленно закрывался кровавой пеленой.
- Господи, что ж это делается, кто же тебя так? – раздался женский срывающийся на плач голос.
Сергей, с трудом приоткрыв один глаз, задыхаясь от побоев, чуть слышно произнёс:
- У…мо…ля…ю по…мо…ги…те… - и снова багровая пелена заволокла всё вокруг. Только капающие на его лицо слёзы, непрерывно причитающей над ним женщины, удерживали Сергея в каком-то едва уловимом подобии сознания. Он чувствовал, что его поднимают и тащат куда-то. По временам вспышки яркого света прорезали его слабое сознание, хлопали двери, раздавались чьи-то крики и смех, смешанные с утробной воркотнёй моторов и громкой музыкой. Всё это проносилось мимо Сергея единым потоком, и только спокойный чуть всхлипывающий женский голос был всегда рядом.
- Потерпи милый, потерпи, скоро приедем, – шептала где-то женщина и снова свет уходил, оставляя Сергея, в багровом полумраке, оглушённого бесконечным потоком городской разноголосицы.
Когда солнце уже клонилось к закату, Сергей очнулся. Он лежал в маленькой чисто убранной комнате, обстановка её была бедна, но опрятна. Сергей лежал одетый во всё чужое, на мягкой высокой кровати лицом к открытому окну, за которым шелестели листвой верхушки широких клёнов. Оранжевые лучи заходящего солнца освещали комнату нежным светом. Сергей попытался встать, но не смог и застонал от бессилия и боли. Тут же из соседней комнаты на его стон пришла пожилая женщина, подобравшая его на станции.
- Лежи, лежи. Куда ты собрался? Слава Богу, в себя пришёл. Живой, и слава Богу. На-ка вот лучше попей, всё сил прибавится, – и женщина поднесла Сергею кружку молока. Он приподнялся, сделал несколько глотков и снова лёг.
- Как зовут-то тебя? – спросила женщина.
- Сергеем.
- А меня зовут, Ольга Николаевна, вот и познакомились, – сказала женщина, присаживаясь на стул у самой кровати. Сергей грустно улыбнулся.
- За что тебя так? – спросила женщина, промакивая куском бинта сочившиеся ссадины на лице Сергея.
- А что, не за что разве? Они за чистоту борются, а я грязный был, вот они меня и помыли в собственной крови, – едва шевеля распухшими от побоев губами, сказал Сергей.
- Так что ж, за это убивать теперь что ли?
- Кто его знает, что теперь. Только идти мне надо.
- Куда это идти? Ты что с ума сошел, только что очнулся и сразу идти. Я ведь думала, что и не довезу тебя, а когда мыла да переодевала ты вроде и дышать перестал. Я уж думала за батюшкой бежать, а ты, слава Богу, очнулся. А ты говоришь идти, нет уж, лежи, лечить тебя буду, Бог даст, выхожу.
- Спасибо Вам за всё, если бы не Вы… - и из заплывшего глаза Сергея показалась слеза.
- Да ладно, ладно, чего уж там. Не рви сердце. Не я, так другой кто помог бы, – сказала Ольга Николаевна чуть дрогнувшим голосом.
- Не знаю как другой, а Вы помогли. Никто же кроме вас не решился, а вы привезли меня к себе домой, грязного, полуживого и не дали умереть. Спаси вас Господь. А идти мне всё равно нужно, потому что от этого ещё одна жизнь зависит…
- Чья же это?
- Священника одного. Плохо ему, он в больнице. Деньги нужно собрать для него, ждут меня, я обещал. Знаете Храм Троицы Живоначальной, что у реки стоит?
- Как не знать, конечно, знаю, сама там иногда бываю.
- Скажите, далеко от Вашего дома до Храма?
- Нет, совсем рядом. Тут у дома седьмой автобус останавливается, так он почти до Храма доезжает. Только как же ты пойдёшь?
- Пойду как-нибудь.
- Ну гляди, своя рука владыка.
Женщина вышла из комнаты и вскоре вернулась, в руках у неё был тряпочный кошель Сергея. Она отдала ему кошель, приложив к нему немного собственных денег.
- Храни тебя Господь! Видно Божий ты человек раз в такой беде о других думаешь, прими и от меня малую долю.
- Спасибо Вам, спасибо за всё.
Женщина помогла Сергею встать и проводила его до остановки. Автобус подошёл быстро, Сергей поднялся в салон и сел на освободившееся у окна место. Прильнув к стеклу и прижав к нему раскрытую ладонь, он смотрел на провожающую его женщину. И ещё раз с его губ слетело теперь уже беззвучное спасибо. Автобус тронулся и вскоре, одинокая женская фигура растаяла вдалеке.
Когда Сергей добрался до парка, на окраине которого стоял Храм Троицы Живоначальной, солнце уже было почти над самыми макушками деревьев. Обойдя парк по левой стороне, Сергей спустился к реке и пошёл вдоль песчаного, обрывистого берега, пока не увидел узкую пологую тропинку наверх. С трудом поднявшись по ней, он оказался возле Храма. К удивлению Сергея возле Храма никого не было, а ворота ограды и двери Храма были уже закрыты.
- Неужели все уже ушли. Так и не дождались меня, – подумал Сергей и постояв немного перед закрытыми воротами, решил позвать сторожа: - Андрей! Андрей, открой мне!
Но голос Сергея был слаб и никто не отозвался. Тогда Сергей поднял с земли камень и постучал им по прутьям ворот. На этот шум двери Храма открылись и к Сергею вышел церковный сторож Андрей. Он был ровесником Сергея и относился к нему по-дружески. Увидев избитого Сергея, он подбежал к воротам и быстро открыл их.
- Серёга!? Ты!?
- Я, я не пугайся.
- Где ж тебя так угораздило?
- В метро.
- Кто же это тебя?
- Борцы за чистоту города, – горько усмехнувшись, сказал Сергей. - А где все?
- Как где, дома. Батюшка отслужил и домой поехал.
- Как отслужил?..
- Да так, как всегда.
- А как же больница, ведь он вчера в больницу попал?
- Да ты что, здоров он, слава Богу.
- Как же, мне ведь ночью Галина Андреевна звонила, сказала, что какие-то звери избили его в Храме и Спаса украли.
- Да ты что, Серёга, не могла она тебе звонить.
- Почему?
- Ты что ничего не знаешь?
- А что я должен знать?
- Ну да, мы же так и не смогли дозвониться до тебя, мы ведь похоронили её сегодня.
- Похоронили? А как же Спас? Что с Ним?
- Да ничего, на месте Он, где ж Ему быть. Зайди в Храм сам увидишь.
Медленно и неуверенно Сергей вошёл в Храм. Большая потрескавшаяся от времени икона Спаса Нерукотворного висела на своём месте возле алтаря. Сергей подошёл к маленькому столику, стоящему у входа, на котором лежали свечи, он взял одну, положив на стол свой кошель. Андрей достал спички и зажёг Сергею свечу.
- Постой здесь, – попросил Сергей, а сам медленно пошёл вглубь храма.
Он шёл к Спасителю, ни на секунду не отрывая взгляда от большого истерзанного временем и людьми лика. Из глаз Сергея текли слёзы, а глаза Спасителя были полны света и утешения. Подойдя к иконе, Сергей поставил свечу на подсвечник и долго стоял, глядя в глаза Спасителю, не произнося ни единого слова. Вся молитва была во взгляде Сергея, и образ Христа внимал его беззвучному молению и отвечал ему. Когда свеча догорела до середины, Сергей вытер слёзы и приложился к образу Спасителя. Затем он встал перед образом на колени и, опустив голову, тихо произнёс:
- Господи, да святится имя Твое, да придет царствие Твое, да исполнится всякая воля Твоя.
Перекрестившись, он встал и медленно вышел из храма. Попрощавшись с Андреем, Сергей оказался в окутанном сумерками парке. Он снова и снова задавал себе один и тот же вопрос: с кем же он разговаривал по телефону прошлой ночью. Так, не замечая ничего вокруг, Сергей брёл по парку, пока не услышал крик женщины, молящей о помощи. Голос сразу показался ему знакомым и, забыв о своих болящих ранах, Сергей начал прислушиваться к нему. Вскоре, поняв, откуда доносятся крики, ни секунды не раздумывая, он устремился туда. Сергей пробирался сквозь заросли разросшегося репейника с каждой секундой с ужасом понимая, что это кричит женщина, которую он когда-то любил больше жизни, его жена. И не было в это мгновение в его душе ни боли, ни обиды, были только любовь и желание спасти её любой ценой.
Преодолев все препятствия, Сергей оказался на краю небольшой поляны поросшей высокой травой, вокруг поляны плотной стеной стояли высокие ели. На середине поляны горел костёр, а возле него на вытоптанной земле между четырёх вбитых в землю кольев, привязанная и растянутая за руки и за ноги, абсолютно голая, кричала и билась его бывшая жена, его Вера. Кинувшись к ней, Сергей с трудом вырвал из земли колья.
- Вера, Верочка как ты сюда попала? Кто тебя так? Ты их запомнила?
Но Вера ничего не отвечала, она только рыдала. Сергей попытался снять с неё верёвки, но Вера бросилась к нему на грудь, крепко обхватила его руками и зарыдала ещё сильнее. Сергей тоже обнял её.
- Серёженька, милый! Серёженька, как хорошо, что ты здесь! Спаситель мой! Какая же я глупая!
- Верочка, любимая моя, успокойся, я с тобой, всё будет хорошо, тебя больше никто не тронет. Любимая моя.
Сергей снял с себя рубашку и накинул её на плечи плачущей Веры.
- Серёженька, ты всё ещё любишь меня?
- Конечно люблю, люблю.
- Серёженька, поцелуй меня.
Сергей обнял Веру и нежно поцеловал её в лоб.
- Что ты меня как покойницу в лоб целуешь? – закричала Вера, ожесточённо оттолкнув Сергея. - Ты меня как живую в губы поцелуй или ты теперь мной брезгуешь? Конечно, я теперь грязная, кому я нужна?
Костёр разгорался всё ярче, тени становились гуще, солнце уже почти скрылось за горизонтом.
- Что ты Вера успокойся, я люблю тебя, люблю как прежде, несмотря ни на что, ты для меня всегда будешь самой прекрасной и самой чистой.
И Сергей потянулся к ней, чтобы снова обнять и поцеловать её, но тут он заметил, что подле них на вытоптанной земле лежит только одна тень, Сергей замер. С болью и ужасом он смотрел на Веру, тело её как будто светилось, волосы стали длиннее и гуще, а в глазах всё сильнее вздрагивали языки пламени, которые теперь не отражались в них, а были их сутью.
- Ты не Вера, – медленно произнёс Сергей, отстраняясь от изменяющейся на глазах женщины.
- А кто же я, Серёженька? – чужим мурлыкающим голосом, спросила Вера, медленно подползая к Сергею.
- «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его…»
- Будь ты проклят, святоша, – яростно прокричала Вера. – Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому.
Тело её вспыхнуло сине-зелёным пламенем и мгновенно обуглилось. Чёрный остов рухнул и рассыпался, а на его месте появилась обнажённая жрица дьявола.
- Глупец, ты сам всё испортил, а ведь мог бы жить и как жить, но всё поправимо, ты ещё можешь передумать, исправь свою судьбу и всё будет по-другому. Возьми меня, ну же, неужели ты не хочешь меня. Посмотри на моё тело, оно прекрасно, кожа нежна, груди упруги и высоки, бёдра широки и совершенны. Ни одна женщина не доставит тебе такого удовольствия. Возьми меня и насладись мной, я стану твоей рабой.
При этих словах, она легла перед Сергеем и раздвинула ноги. Сергей отошёл в сторону и, осенив себя крестом, трижды произнёс, Господи помилуй.
Жрица захохотала. Сергей понимал, что бежать бессмысленно и некуда и эту ночь, как и прежнюю, нужно прожить до конца. Единственное что отличало эту ночь от прошлой это то, что Сергея не покидали его душевные силы, он мог молиться и присев поодаль от хохочущей жрицы, он начал читать покаянный псалом царя Давида:
- «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот твоих очисти беззаконие мое…»
- Эй, горбун, где ты делай свою работу! – крикнула жрица.
В это же мгновение, что-то тяжёлое обрушилось со страшной силой на голову Сергея, полностью лишив его сознания. Очнулся он от жгучей разрывающей его на части боли выламываемых ему рук. Сергей был подвешен за связанные за спиной руки, перед ним в свете ярко полыхающего костра стояли жрица и демон-горбун.
- Ну вот, всё как положено, подправим кое-что и порядок, – сказал горбун и подошёл к Сергею. Обхватив его за ноги мощными когтистыми лапами, горбун дёрнул Сергея вниз. Раздался хруст сломанных костей и страшный отчаянный крик Сергея.
- Ну вот, теперь совсем хорошо, – довольно ухмыляясь, сказал горбун.
- А будет ещё лучше, – мурлыкающе добавила жрица. - Подрумянь его, горбун, – приказала жрица, хищно оскалившись и выпустив кошачьи когти.
Сергей уже не мог кричать, голос его был сорван, боль перебивала дыхание, он только судорожно шептал:
- Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй…
- Что ж подрумянить это можно, хорошего человека грех не подрумянить.
Горбун вытащил из-за пояса свою плеть, усыпанную железными крючьями, и принялся бить подвешенного за выломанные руки Сергея. Крючья впивались в его тело и рвали его на куски. Прежде разбитый глаз, был вырван одним из первых ударов по лицу. Кожа рук и ног была изорвана плетью так, что отстав от мышц, свисала окровавленными лохмотьями. На груди и спине Сергея кожи вообще уже не было, сквозь изодранные мышцы проглядывали рёбра. Сергей захлёбывался собственной кровью, он умирал страшной и мучительной смертью, но душевные силы не покидали его и с его кровоточащих изорванных губ всё ещё слетало:
- Господи помилуй, Господи помилуй.
- Смотри-ка, всё ещё шепчет, – раздражённо прошипела жрица. - Ну что ж, тем хуже для него, заканчивай своё дело горбун, пора, дьявол ждёт.
- Слушаюсь госпожа. Горбун достал нож и перерезал верёвку, на которой висело окровавленное и изорванное тело Сергея, оно с хрустом рухнуло под ноги демону. Одной рукой он схватил Сергея за волосы и поволок к костру, возле которого лежал шестиметровый, широкий чёрный брус. Одним движением горбун швырнул Сергея на брус и, встав в изголовье, он подтянул Сергея к краю бруса, ухватив его за выломанные руки. Как только кисти рук дотянулись до края бруса, горбун поднял правой рукой с земли тяжёлый молот, а в левой руке его появилась и запылала раскалённая металлическая скоба. Один её острый конец он приложил к ладони Сергея, а другой к локтевому сгибу и с двух ударов забил её до конца. Истерзанная человеческая плоть зашипела под раскалённым адским железом, потом появилась вторая скоба, и горбун проделал то же самое с другой рукой. Тело Сергея дрожало, он хрипел и всхлипывал, тщетно пытаясь что-то сказать. Горбун потянул Сергея за ноги, пока тот не застонал.
- Живой ещё, – с удовольствием прохрипел горбун, укладывая стопы Сергея одну над другой. Затем в его левой руке появился огромный, такой же раскалённый как скобы, четырёхгранный гвоздь. Направив его в самые суставы стоп, демон размахнулся и с одного удара пробил гвоздём оба сустава, но сумел забить его только наполовину. - Не хорошо, всё нужно делать до конца. - и нанеся ещё один сокрушительный удар молотом, он утопил гвоздь в истерзанной и содрогающееся плоти.
- Вот теперь ты почти похож на своего Бога, - прошипела жрица. - Поднимай, горбун, пусть его Бог полюбуется. Горбун поднял брус и воткнул его в приготовленную яму. Окровавленное, изломанное и изодранное тело Сергея поднялось над головами довольных собой демонов. Сергей уже не видел их и не слышал, кусок кожи в запёкшейся крови, нависший со лба, закрывал уцелевший глаз. А боль оглушала его несмолкающим ураганом, убивающим всё, что ещё оставалась живо.
- Господи, в руки Твои предаю дух мой, – задыхаясь прошептал Сергей и голова его упала на грудь.
- Когда же ты сдохнешь, святоша, – закричала жрица. Она подлетела к Сергею и когтями вырвала из его груди сердце. Неистово хохоча, жрица бросила его в костёр.
Всё было кончено. Дьявол стоял у подножья бруса, любуясь истерзанным телом Сергея.
- Вот так Ты любишь и награждаешь каждого, кто верит в Тебя и служит Тебе, – сказал дьявол, глядя на небо.
Тут же на поляну обрушился ураганный ветер, задувший яростно полыхающий костёр как спичку и пригнув деревья подобно траве. Небо вспыхнуло ослепительным белым огнём и осыпалось на землю миллионами чудовищных молний. Всей своей силой обрушилось небо на дьявола и его демонов и не осталось ничего, что было прежде: не осталось ни живых и ни мёртвых, и не было ночи и дня, и только дух Божий парил над водой, внимая тихому звучанию пастушьей дудочки.

“Наша улица” №133 (12) декабрь 2010