Евгения Монастырская "Мысли"
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин

Евгения Монастырская родилась 21 марта 1971 года в Москве. Как журналист выступает в периодике на темы этнографии, психологии и др.

вернуться
на главную страницу

Евгения Монастырская

МЫСЛИ

Как вам с ними? Греют ли? Покусывают? Бездомными псами, визжа и подвывая, семенят по заснеженному городу, клацая зубами, выдирая друг у друга клоки свалявшейся шерсти. Мысли… Оголодавшей стаей шатаются по извилинам мозга. Докучливые, агрессивные, уродливые, ненасытные… Мысли… Когда ни будь они разнесут мою черепную коробку вдребезги. Соседи услышат громкий хлопок или взрыв. И судмедэксперт склониться над тем, что раньше было человеческой головой. Стены, забрызганы кусочками мозга. Как это? Что это?
Эксперт в недоумении. Нет, он в ужасе! Кривит давно не бритую физиономию, дышит на осколки черепа перегаром. Да, пил. Да, вчера. Да, считает себя неудачником. И тщательно скрывает это от тех немногих друзей, которые еще в состоянии общаться с ним. Хорохориться, убеждая, что все у него «окей». Друзья делают вид, что верят. Квартира его пустынна, неуютна и колюча, как двухдневная щетина. Батареи центрального отопления греют слабо, невнятно. Иногда, напившись, он опускается рядом с ними и кладет на батареи уставшие руки, поросшие редкими рыжими волосами. Поглаживает их теплые ребра, на которых облезла краска. Хоть какое то тепло. Хоть что-то. Хоть намек на….
Но сегодня лысеющий, эксперт стоит над тем, что когда - то было человеческой головой. Как это! Что это? Похоже, у этой девицы в черепе сработало взрывное устройство! Его руки в медицинских перчатках дрожат. Опохмелиться хочется невыносимо. Или дрожь эта порождена ужасом?
Мысли… Одичавшие псы. Рыскают по извилинам… вынюхивают идею. Неутомимо преследуют ее, держа нос по ветру… настигают, накидываются стаей, насилуют… терзают и рвут друг у друга из пасти идею - кость. Обгладывают долго и сладострастно... хрустят.
Иногда, какой ни будь старый пес, ломает свои слабые клыки. Выплевывает кость вместе с осколками зубов. Теперь он стал беззубой мыслью. Он не страшен, не агрессивен. Я могу пнуть его ногой, - он лишь слабо оскалится, заворчит, и слегка вздыбив рыжеватую шерсть на загривке, отойдет в сторону. Бредет понуро, еле волочиться, опустив голову. С трудом перетаскивает дрожащие слабеющие лапы, с завистью наблюдает, как пирует сильный молодняк. Лакомятся! Он садится на задние лапы, задирает морду к верху… И я слышу в своей голове протяжный жалобный вой, - это тоскует, дрожит, взывает моя беззубая дряхлеющая мысль.
Мысли заставляют мое тело двигаться иначе. Они выкручивают его. Подчиняют своему прерывисто – истеричному ритму.
Куда выблевать их? Как исторгнуть из своего существа? Они растеклись по телу; струятся кровью по жилам, входят в обмен веществ, омывают сердечную мышцу. Мышца болит.
Я кидаюсь на улицу, судорожно вышагиваю по своему району, замершему в промозглых сумерках. На встречу идут другие носители, - носители иных мыслей.
Я выгуливаю на свежем воздухе своих псов; молодых и старых. Я глазами шарю вокруг, сканирую пространство, надеясь, что увиденная мной картинка, воспринимаемая мозгом, заткнет голодные визжащие пасти моим псам. Тщетно. Они назойливы, ненасытны, безжалостны. Иногда я молю их отпустить меня, хоть не надолго, иногда злюсь, кричу, нет, ору, в попытке перекрыть их коллективный рык.
Они неутомимы. Все, все устают! Живые существа чувствуют в своих членах усталость, и забиваются в норки, отдыхают. Долго работающие механизмы изнашиваются и дают сбои. Но не мысли! Подобно вечному двигателю, пока жив мозг, они крутятся в извилинах, циркулируют. Своя тайная жизнь у них. Возможно, они готовят заговор, бунт. Извилины изнашиваются, – не мысли!
Неистощимы и плодовиты как взбесившиеся кролики. Отпочковываются друг от друга, растут, жиреют, корчатся, мутируют в изломанных пространствах сознания, становятся неузнаваемы. Сколько не выблевывай их на бумагу, все равно - черепная коробка полна до краев. Выплескиваются! Из глаз, ноздрей, ушей…
Когда пытаюсь озвучивать их, открыть рот и исторгнуть, они застревают в глотке, упираются, скалятся… прячутся по норам, и, затаившись, выжидают, - когда же заткнусь. Трусы! Боятся быть высказанными - проявленная мысль теряет свою агрессию и власть. По крайней мере, для ее носителя.
Я расставляю капканы, устраиваю облавы, пытаюсь заарканить… Иногда удается, накинув веревку на шею огрызающегося пса, вытащить его сопротивляющуюся плоть на свет, и, закодировав его дрожащее существо в знаки – буквы, затолкать в тесную клетушку своего рассказа. Навесить огромный замок, а ключ выбросить и забыть.
Теперь он на моей территории. Замурован. Размазан по белому листку бумаги, расчленен на слова, распят.

Но снова слышу поступь сильных лап на пустынным улицах… горячее дыхание совсем близко… возбужденно хрипят… Стая вышла на охоту.
Я больше не буду убегать. Приказываю себе остановиться… Медленно поворачиваюсь к ним лицом. Вглядываюсь… Они шумно втягивают носом мой теплый запах… облизываются жадно, нетерпеливо… Подходят ближе. Еще ближе… Стая жаждет.

Я сижу дома. Стучу по клавишам, в надежде исторгнуть навязчивых, без спроса оккупировавших мой череп, существ. Тщетно…
Скоро вы услышите хлопок. Или взрыв. «Сработало взрывное устройство!» – подумают или даже вскрикнут соседи, дрожащими пальцами набирая телефон милиции.
Нет. Это просто мысли. Всего лишь…

“Наша улица” №133 (12) декабрь 2010