Елена Тюгаева "Буря и натиск" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Елена Владимировна Тюгаева родилась 12 августа 1969 года в городе Ленинабад (Худжанд) в Таджикистане. Окончила Калужский государственный университет. Специальность - история и социально-политические дисциплины. Работает системным администратором в школе. Проза и публицистика публиковалась в калужской и московской прессе.

вернуться
на главную страницу

Елена Тюгаева

БУРЯ И НАТИСК

рассказ

Самое приятное было - лежать на кромке берега, чтобы волны прокатывались по всему телу. Руслан и Ритка открыли для себя этот путь к блаженству позавчера, и теперь посвящали ему каждое утро, пока солнце не входило в зенит. Находиться на полуденном солнце рыжеватой и белокожей Ритке было опасно.
- Перевернемся? - спросил Руслан.
- Ммм, - ответила Ритка.
Они легли на спины, лицом к солнцу и набегающим волнам.
- Смотри, какая огромная идет, - сказал Руслан о волне - высокой, угрожающе зубастой, ярко-синей на фоне спокойно-блестящего моря.
Ритка вцепилась одной рукой в камень, другой - в плечо Руслана, обезопасилась якобы. Волна налетела, ударила, подбросила вверх девушку и швырнула ее на живот друга. Ослепленные липкой и горькой водой, Руслан и Ритка барахтались и хохотали, отплевывались и обнимались.
Лифчик на Ритке сбило волной вверх. Руслан целовал Риткины веснушчатые плечи и попутно завязывал мокрые тесемки у нее на спине.
- Что ты возишься, дай я сама!
- Смотри, еще одна идет!
Но следующая волна оказалась ленивой и робкой. Она только погладила два тела: женское семнадцатилетнее, белое, как недозрелый персик, и мужское, бывшее старше на год, загорелое и тоже подобное недозрелому персику своей твердостью.
- Ну, что это, - разочарованно сказала Ритка. Завязала тесемки лифчика и сама потянулась к губам Руслана.
Следующие пять минут пахли морской солью, мокрыми волосами, мятной жвачкой и всеми орхидеями рая. Потом Ритка ощутила то же самое, что вчера и позавчера на дискотеке, во время медленных танцев, которые у них с Русланом превращались в бесплатный эротический перфоманс для всех гуляющих по набережной Дагомыса. Твердое и горячее прижималось к ее животу, обжигало и угрожало. Ритка сразу вспоминала рассказ своей лучшей подруги Лизы, самый устрашающий его фрагмент: "...я никогда не думала, что это такое огромное, и что будет такая адская боль. Как будто бормашиной сверлят нутро, только конечно, гигантской бормашиной".
- Ну, хорош! - Ритка вырвалась из рук Руслана. А поскольку он ни за что не хотел отпускать ее, девушка вскочила на ноги. И тут же упала на четвереньки от удара мощной волны - предательский удар, прямо под коленки. Потом волна и Руслан швыряли ее по камушкам, пестрым чудесным камушкам Дагомыса, которые так смешно набиваются в купальник, приходишь домой и вытряхиваешь целую кучу каменной мелочи в ванной, вчера Ритке попался камушек в форме улитки. Настоящая улитка, только рожки короткие.
Рита победила и возлюбленного, и стихию. Побежала к своему ярко-синему полотенцу и крикнула, посмотрев на мобильник:
- Руська, бегом! У меня остался ровно час!

Дача Риткиных родителей стояла вплотную к санаторию, где жил с родителями Руслан. Поэтому юная пара не утруждала себя одеванием, и вошла в дачный сад в мокром и полуголом виде. Сад был тих и пуст, только вышел на гравиевую дорожку старый колли Барон. Ритка поцеловала его в лоб и крикнула:
- Мам! Ты дома?
- Я под виноградом! - отозвался голос, очень похожий на Риткин. - Идите чай пить!
Что не очень устраивало Руслана в Риткином доме - это как раз чай. Казалось, Ритка и ее мать (отца Руслан ни разу не видел) питались исключительно чаем, на завтрак, обед и ужин. Конечно, к чаю предлагались какие-нибудь печеньица или крошечные пирожки с вареньем. Но Руслану в его восемнадцать хотелось котлет с картошкой, борща или плова, а уж если пирожков - то крупных и с мясом!
Но он терпел голод ради Ритки.
Виноград, оплетший половину сада, образовывал романтический зеленый грот, в котором помещались плетеные кресла, круглый стол со столешницей синего стекла и лежак для Графа. На столе всегда валялись какие-то листки и записные книжки Риткиной мамы, пепельница и зажигалка в форме лошадиной головы - ее же.
- Я в душ! - крикнула Ритка, и ускакала за олеандровые заросли, а Руслан остался наедине с Риткиной мамой.
Тет-а-тет был сладок и мерзок одновременно. Руслан долго не осознавал, что Риткина мама, Юлия Романовна, ему нравится. От этих мыслей Руслану сначала было очень противно. Не может нравиться женщина, которая более, чем вдвое старше тебя! Потом он утешил себя теориями Фрейда и примерами великих личностей типа Наполеона.
"Просто она очень похожа на Ритку. Вернее, Ритка на нее. А Наполеон был моложе Жозефины не на двадцать лет, а всего на шесть".
Сколько не корми свой мозг умными примерами, Юлия Романовна все так же будет мутить душу: своей грудью ( в два раза больше Риткиной, чёрт, чёрт!) своим взглядом, в котором вечно играет то ли намек, то ли насмешка.
- Как самочувствие после вчерашнего? - спросила Юлия Романовна.
Вчера Руслан и Ритка вернулись с дискотеки глубоко за полночь, и не совсем трезвые. Вернее, это Руслан был не совсем трезв, а Ритка - едва стояла на ногах. Ее тошнило и выворачивало от подлого южного вина, которого нельзя выпить ни на рюмку больше нормы, а кто ее знает - норму? Риткина мама заглянула в ванную, где Руслан держал Риткину голову над раковиной и сказала без капельки гнева:
- Дай ей алкозельцер, Руслан, я оставлю на кухонном столе.
И ушла спать.
- Мы в порядке, - ответил Руслан, не зная, куда определить взгляд - в насмешливо-намекающие глаза женщины или на ее грудь. - Спасибо вам за алкозельцер.
Помолчал, глядя на ос, ползущих по виноградной кисти, и добавил:
- Мои родители оторвали бы мне башку за такое.
- Ты считаешь, что я плохая мать? - улыбнулась Юлия Романовна.
- Нет, наоборот, - Руслан не знал, как сформулировать, и взял пару листков, исписанных мелким почерком, - это черновики?
- Пока цитаты, - ответила она. - Если хочешь, вечером дам тебе прочитать черновик.
- Было бы интересно.
Юлия Романовна имела редкую и странную специальность - эссеистка. Руслан уже читал несколько ее работ в толстых журналах, Ритка показывала. Эссе притягивали и отталкивали одновременно, как и сама Юлия. Понятно, что одним интеллектуальным писанием не проживешь, семью содержал отец, очень успешный бизнесмен. Руслан сам был не из бедной семьи. Но он ненавидел и презирал деньги. А Юлия и Ритка жили с богатством в гармонии и дружбе, чем были немножко, слегка, исподволь неприятны Руслану.
" Ее эссе талантливы, мудры, даже в чем-то революционны. Но рафинированны. Из них выцежена правда", - думал Руслан. Он не знал, какая именно правда. Он просто чувствовал.
Пришла Ритка, мокрая после душа, в атласной тунике. Горничная принесла чай и меренги.

Руслан проводил Ритку по улице, ведущей от пляжа к поселку. Вдоль обеих сторон улицы располагались деревянные прилавки. По большей части, со съестными товарами: фрукты, домашний сыр, баклажаны, цветная капуста, копченая рыба, вино, колбасы... Голова у Руслана начала покруживаться от голода и от запаха южных специй, которым была густо напитана вся улица.
В очень дорогом санатории, где Руслан жил с родителями, через час будет обед. Но целый час - для молодого организма после морского купания?!
У белой калитки Руслан и Ритка поцеловались и подержались за руки.
- До пяти. Я тебе позвоню, - сказала Ритка.

Руслан представил себе дорогу назад через торговую улицу с запахами дынь, сыра и куркумы. Потом санаторий: мамин пеньюар, отцовская банка с пивом, телевизионная болтовня, сверкающий санаторный бар, в котором бессменно сидят Виталя и Рыжий. "А, Руся, дарофф! Как твое ничего? По коктейльчику для аппетита?"
Руслан решительно свернул в узкую улочку, вошел в крошечную продуктовую палатку, которая будто вросла между домишками, увитыми хмелем и "куриной слепотой".
- Триста грамм колбасы, полбатона, питьевой йогурт.
Присев на фундамент какого-то пансионата, он быстро, не ощущая вкуса пищи, загасил голод, вытащил из кармана шорт блокнот с замусоленными углами и написал:

"Волны,
Любовь, вожделенье,
Солнце, магнолии, камни,
Юлия, Рита, горы, вино,
Скука".

Проблемы с английским возникли у Ритки еще в школе. Английские неправильности и нелогичности просто не влезали в аккуратные шкафчики ее математического ума. Но программисту (а Ритка в июне поступила на факультет программирования) английский необходим. Просто повезло, что в Дагомысе отдыхает Валерия Аркадьевна, доктор филологических наук. Она дрессировала Ритку по два часа в день, и уже "пробила брешь в ее невежестве", как сама она сказала Риткиной маме.
Ритке очень нравилась Валерия Аркадьевна. Худенькая, элегантная, уверенная. Иногда девушка даже думала, что с удовольствием обменяла бы свою мать с ее вызывающей грудью, томными жестами, насмешливыми взглядами и заумной писаниной на Валерию Аркадьевну.
"Мы бы вместе занимались йогой. Вместе ухаживали бы за растениями. И разговаривали бы обо всем на свете. Может, даже по-английски..."
Муж Валерии был слишком красивый и обаятельный, чтобы годиться на роль отца.
Он был художник. Настоящий художник, правда, без длинных волос, бородки и берета. Ритка иногда подходила и смотрела, как он работает. Он рисовал на бумаге мягким карандашом какие-то фрагменты - свою борзую собаку, или старушку-мать, которой принадлежал этот дагомысский дом, или фрукты на столе. Иногда выносил во двор настоящий большой мольберт и все два часа, пока Валерия гоняла Ритку по Passive Voicе и Complex Object, писал маслом верхушки зеленых гор, они в Дагомысе везде, куда не обернись.
- Нравится? - иногда спрашивал Ритку художник (его звали Андрей).
- Да, - отвечала Ритка.
- А мне пока не очень.
Это было все, что он говорил ей, кроме "Здрасте" и "До свиданья". Ритка молча любовалась его синими глазами и идеальным профилем и говорила себе:
"Конечно, я банально влюблена в него детской платонической любовью. Все девчонки влюбляются в учителя или в какого-нибудь друга папы... это "период бури и натиска" по теории Шпранглера. Нечего забивать себе этим голову!
Иногда она спрашивала себя - а с кем бы ты согласилась лечь в постель - со взрослым художником или с Русланом? Ни с тем, ни с другим, яростно отвечала себе Ритка, хотя девственность невыносимо тяготила ее и заставляла чувствовать себя недоразвитым и трусливым ребенком-переростком.
Ни с кем, ни с кем!

- Смотри, опять переберешь, - Руслан хотел забрать у Ритки пластмассовый стаканчик с вином, но она не отдала.
- Не командуй, Руська! Я имею право расслабиться?
- От чего тебе расслабляться?
Они сидели вдвоем в крошечном кафе с занавесками вместо дверей. За стойкой полуспал хозяин-адыг, снаружи доносились звуки южной ночи: отдаленный смех, стрекот цикад.
- Мне надоело здесь. Я хочу домой, в Москву.
- Ты хочешь поскорее расстаться со мной?
- Ты обещал мне перевестись в московский вуз. Ты говорил с родителями?
- Пока нет, - Руслан резко глотнул вина.
- Вот видишь. Я не очень-то нужна тебе, правда?
Тон у Ритки был вызывающий. Руслан положил руку ей на запястье.
- Еще только начало июля.
- Время бежит незаметно! - Ритка заговорила громче, и глаза ее опасно заблестели. - Лето пролетит. Мы разъедемся. Будем писать друг другу дурацкие письма по электронке. Потом нам надоест. Время пройдет, чувства пройдут, жизнь пройдет, и мы станем дряхлыми стариками... не успеешь оглянуться!
- Плохо представляю тебя старушенцией, - Руслан сказал это, чтобы погасить ее агрессию. Но она оттолкнула его руки, заорала: "Да пошел ты!", выскочила из-за стола и побежала прочь.
Руслан посмотрел на разлитое на столе вино, на очнувшегося от дремы хозяина.
- Э, какой нервный девочка, - сказал хозяин, принимая от Руслана плату, - сильно много вино пил. К мама-папа проводи.
- Обойдется, - сказал Руслан.

Утром Виталя, Рыжий и Олька предлагали поехать на катере к скале "Парус", Руслан от нечего делать согласился, но в номере увидел на своем мобильнике неотвеченный звонок от Ритки.
- Привет. Что ты хотела?
- Извини за вчерашнее, Руська, - глухим голосом сказала Ритка, - я такая дура, когда выпью.
- Ничего страшного.
- Мама просила тебе передать. Приехал ее друг, поэт, о котором она тебе рассказывала. Сегодня в пять он будет у нас. Приноси свои стишки, покажешь ему.
Руслану почувствовал в горле нервную прохладу. Как будто мяты нажевался.

Валерия Аркадьевна закончила урок на десять минут раньше. Ее ждала старушка в горном поселке, она собирала для Валерии омолаживающие травы.
- Вы верите в какие-то травы? - удивилась Ритка.
Валерия засмеялась и впервые за все время знакомства тронула руку девушки.
- Когда перед тобой встанет проблема старения, ты тоже в них поверишь. Благо, это будет еще нескоро... Ну, я побежала, до завтра!
Она забыла взять конверт с деньгами за неделю обучения. Ритка понесла конверт художнику.
- Возьмите...
Ритке стало неудобно - она не знала отчества Андрея. Тот посмотрел на девушку, как будто впервые увидел:
- Рита, у вас есть немного времени?
Следовало сказать - нет, потому что скоро придут эти мамины гости, и Руслан будет читать им свои стихи. Но, если честно, Ритка терпеть не могла маминых интеллектуальных друзей, Руслановы стихи ей не нравились, а художник впервые посмотрел ей в лицо, и глаза у него были сейчас не синие, а пепельно-голубые.
- Неужели вы хотите меня нарисовать?

Юлия Романовна выглядела ослепительной в белом платье до земли, с приподнятыми волосами - женщина из стихов и грез. А гости ее были отвратительно неинтересны. Знаменитый поэт совсем не походил на поэта. Лысый. Желтый. Морщинистые руки. Буржуйский массивный перстень на пальце. Его жена в черном сарафане напоминала голодную драную галку.
Мятный холод в горле Руслана превратился в тошноту. Почему-то прекрасное декольте Юлии казалось противнее, чем потная лысина поэта.
- Позвольте, я вам налью вина. Тебе белого, Прасковья? - спросила Юлия Романовна у голодной галки.
Руслана не радовали подбадривающие взгляды Юлии, и даже дурацкое имя поэтовой жены не рассмешило. Стейки из осетра и мясо по-французски (первая горячая пища, которую Руслан пробовал в этом доме) были размякшими и безвкусными. Ему казалось, что над садом висит мохнатый серый туман. Надо бы убежать, да поздно.
Три выпитых почти подряд бокала красного не сняли горькой тяжести.
- Давайте же послушаем Руслана! - звук его имени среди мерного бормотания был подобен пощечине. Красные пятна выступили у Руслана на скулах, он чувствовал их, и от досады, презрения к себе самому начал читать нарочито дребезжащим голосом.

Реки высохли, адский жар
Пышет яростно из асфальта
Ураган довершит кошмар,
Отрывая куски базальта
Фараоновых гордых стел...
Всю историю - в прах и пепел!!!
...Я использую серый мел,
И немного добавлю сепии.
Мчит фантазия во всю прыть -
Апокалипсис уготовив,
Как легко демиургом быть
И писать для миров: "Game over"

Поэт и его жена переглянулись. Юлия по-прежнему блистательно улыбалась. То ли гордилась Русланом, то ли посмеивалась над ним, он не понял. Он смотрел мимо лиц, на свесившийся с блюда кусок осетрины.
- Фантазия во всю прыть - как-то не очень, - каркнула голодная галка. - Над выбором лексики тоже стоит подумать. Слишком много всего намешано. Хаотично.
- Пожалуйста, еще что-нибудь, - сказал поэт. И сам налил себе вина.
Руслан продолжил, упорно глядя на чертов кусок осетрины.

Можешь в квартире пустой и холодной
Пить вино и глотать колеса
Можешь голым ходить свободно,
И оторвать себе кончик носа,
Можешь есть на обед тараканов,
Спать на автобусной остановке,
Пить технический спирт стаканами,
И стрелять собак из винтовки.

А они будут пить пиво
Заедая чипсами с сыром,
А они хотят жить красиво,
В мире со всем этим миром

Можешь строить дворцы и храмы
Писать по ночам эпопею века,
Можешь заделаться далай-ламой,
Или раздать свои деньги калекам,
Можешь летать по небу без крыльев,
Лечь с прокаженным в одну постель,
Спасать зверей вымирающих или
За чьи-то грехи умереть на кресте

А у них - детишки в колясках
И красочные сериалы,
А им не нужны твои сказки,
Надежней - картошка и сало.

- Интересно, - сказал поэт, - кто ваши родители, Руслан?
Руслан перебросил взгляд от осетрины к поэту, и постарался изгнать из голоса стыдное дребезжание. Получилось дерзко, даже грубовато:
- А при чем тут они?
- Ваша агрессия, свойственная скорее рок-песням девяностых годов, неактуальный протест против, в общем-то, обычной человеческой жизни, скорее всего вызван подспудным конфликтом с родителями. Вы любите своих родителей?
- Люблю, - ответил Руслан, - как ни странно.
- Почему - как ни странно? - подалась клювом вперед галка Прасковья.
- Потому что мои родители - настоящие мещане. Самого дешевого разлива. Поэзия им неинтересна. Ни моя, агрессивная, ни ваша, актуальная, о белых березах и синих реках. Она им до лампочки.
- Руслан, не надо сразу так обижаться, - добродушно и снисходительно произнес поэт. - Никто не сказал, что у вас плохие стихи. Я с радостью напечатаю вашу подборку в своем альманахе...
- Им интересно только зарабатывать деньги, - продолжал Руслан, - они двадцать лет торчат на севере. Они содержат три зверофермы. Знаете, что такое зверофермы? - спросил он почему-то у Юлии Романовны. - Это концлагеря для животных. Лисы и норки заточены в узкие клетки. Пожизненное заключение без суда и следствия. Нет пространства для движения, насильственное спаривание, отбирание детенышей у матерей, распад психики, мучительная смерть.
- Господи, - прошептала галка.
- Вы, так же, как моя мама, думаете, что я - чокнутый? - спросил Руслан. - Потому что я жалею тупых безмозглых зверей, а пушнина - это деньги. А за деньги мы отдыхаем в элитном санатории. И за деньги я учусь в университете. На зооинженера, конечно, чтобы в будущем грамотно руководить концлагерями для животных.
Тут Юлия сделала какое-то мелкое движение рукой, может хотела показать своим друзьям - не обращайте внимания! От этого движения Руслан очнулся. И увидел застывшие лица поэта и его голодной галки, размазанный по столу соус и спускающегося на серебристой нитке серого паучка.
- Извините. Я, пожалуй, пойду.

- Я люблю контрасты цветов, а также света и тени, - говорил Андрей, набрасывая на большом листе бумаги Риткино лицо. - У вас внешность, контрастирующая с яркой природой Юга. Белая кожа, светлые волосы... вы рассеиваете нездешний свет, Аня...
- Я Рита, - сказала девушка совсем детским голосом. Хорошо, что художник был увлечен растушевкой, и не смотрел на нее сейчас. Лицо у Риты то краснело, то бледнело, и сердце внутри безумно прыгало. Добавилась и совсем постыдная деталь - захотелось в туалет. Но тут Андрей поднял взгляд, и все чувства Риты отключились. Как будто пробки выбило.
- Мне кажется, у вас и душа живет в контрасте с внешним миром, - сказал Андрей, - в противостоянии...
Рита хотела бы крикнуть - еще в каком контрасте! Ей захотелось немедленно рассказать художнику о своих противостояниях. Но она вдруг поняла, что не сумеет это сформулировать. Это можно было бы описать стихами или музыкой, но Ритка никогда не дружила с искусствами, у нее чисто математический ум.
- Рита, а может, выпьем по стаканчику домашнего вина? - спросил Андрей.
- Можно.
Когда он ушел, Ритка встала и походила туда-сюда по саду. Чтобы прийти в себя и настроить мысли на спокойную светскую беседу.
"Но только не таким голосом, как моя мамаша! Терпеть не могу ее гламурные ужимки!"
Андрей принес графин с вином, два бокала, тарелочку со жгутиками козьего сыра. Вино оказалось неописуемо вкусным. Мама сама делает, из ягод, пояснил Андрей.

С веранды было видно, как Руслан идет по саду быстрыми шагами. По тому, как он размахивал руками и пошатывался Юлия Романовна поняла, что он пьян. Руслан свернул было в сторону виноградного грота, но Юлия крикнула: "Я на веранде!". Он взбежал по белым ступенькам, задел рукой листья арековой пальмы в декоративной кадке, остановился напротив Юлии. Юлия посмотрела на все еще колышущуюся пальму, на красное лицо Руслана, и потушила сигарету в пепельнице.
- Что с тобой? - спросила она.
- Вы зачем меня выставили клоуном перед этими вашими уродами? - спросил он. - Вы забавляетесь, унижая людей, да?
Юлия засмеялась, встала, протянула руку, чтобы погладить его по волосам или по щеке, Руслан не дал ей тронуть себя, схватил Юлию за талию, яростно поцеловал в губы. Но от губ пахло табаком, а не Риткиной морской свежестью. Тогда Руслан опустил лицо в сумасводящий вырез белого платья.
- Дурачок, - сказала Юлия, погладив его макушку, - щеночек...
Нарочно спровоцировала этим сюсюканьем, сказал себе Руслан потом. Знала, что я способен озвереть от унижения.
Он подхватил Юлию на руки - не романтически-нежно, а грубо и даже злобно, втащил в ближайшую комнату. Самое ужасное, что чем сильнее была его ярость, тем больше Юлия смеялась, тем больше говорила жалеющих детских словечек. Она опытная, хитрая, развратная, злая, думал Руслан, но я не могу противостоять ей.

Андрей рассказывал Ритке сначала о секретах живописи, потом перескочил на годы молодости, учебы... Ритка не слушала его слова, а как будто впитывала их. Голос и блеск глаз Андрея растекались по Риткиному сознанию, обмазывали ее зрение, слух, даже осязание. Это было похоже на контакт с морем или солнцем - блаженство, которое ощущается всем телом и тем, что внутри тела - Руслан называл это "душа", и он искренне верил, что у человека есть душа. А Ритка не верила до сих пор, только сейчас, от Андрея, ее душа, кажется, дала о себе знать.
"Мистика. Глупости", - сказала себе Ритка, - "Я просто влюбилась. Игра гормонов. Как сильно, оказывается, действуют эти гормоны на человека!"
- Еще вина, Ритуля? - спросил Андрей. - Оно совсем не крепкое, не бойтесь.
Вино, действительно, пилось как компот. Но градусы в нем все-таки были, иначе Риткины мысли не обрели бы вдруг такую хрустальную прозрачность, такую дерзкую решительность.
- Андрей, - сказала она быстро, - я люблю вас, Андрей. Я хочу, чтобы вы были моим первым мужчиной.
Художник сделал большой испуганный глоток вина. И поставил стакан на стол, отстранившись как от вина, так и от Ритки.
- Чего вы боитесь? - почти крикнула Ритка. - Мне семнадцать лет! И я не буду разбивать вашу семью или преследовать вас!
Удивительно - Ритка сама потом удивлялась - она не заплакала.
- Рита, - смятым голосом проговорил Андрей (он глядел то вниз в траву, то вверх в виноградник), - я нисколько не хотел задеть твои чувства... ты очень красивая... пойми, иногда наши желания расходятся с нашими возможностями... а здоровье - это то, что мы не выбираем...
Ритка встала и пошла к калитке. Голова кружилась-таки от проклятого вина, но Ритка шла прямо и гордо, даже спиной демонстрируя Андрею свое презрение.
И только на улице она позорно, по-детски заревела.

Домой идти Ритка не могла - ее нервы сейчас не выдержали бы фальшивого щебета матери. Лицо у нее ужасно распухло от слез. Как плохо иметь белую и тонкую кожу, думала Ритка, пару минут поплачешь - на целый день обеспечена кривая рожа...
- Красавис, зачем плакаль? - крикнула торговка вином. - Купи вино, купи сыр, все пройдет!
Не пройдет, подумала Ритка, у меня теперь никогда не пройдет - ни от вина, ни от лекарств, ни от долгой и радостной жизни. Да и возможна ли радостная жизнь в мире, искаженном, как кино с плохо сделанной компьютерной графикой?
Ритка не пошла на санаторный пляж, где всегда купалась с Русланом. Он долго спускалась вниз с холма, обдирая ноги о выступающие корни сосен. Чем больше трудностей, тем лучше, упрямо говорила себе Ритка.
Внизу была крошечная бухточка. Два плоских камня и плавно разбивающееся о них изумрудное море. Один из камней был в форме трона с высокой спинкой. Когда Ритка вошла в воду, на троне шевельнулся человек, которого она не увидела сверху. Это был Руслан.
Ритке показалось, что лицо у него тоже было опухшее.
- Привет, - сказал он, - какими судьбами здесь?
Ритка молча села рядом с ним на краешек трона. И они без единого слова или паузы начали целоваться - оба поняли, что хотели видеть сейчас только друг друга.
- Рита, - сказал Руслан, - я должен тебе признаться кое в чем. Я переспал с твоей матерью. Не от любви или от желания... от ненависти. Оказывается, так тоже бывает.
Ритка медленно вдохнула носом соленый воздух, как будто втянула в себя ужасную новость. Но второй ее вздох был легким и даже счастливым.
- Я тоже хотела отдаться мужу Валерии. Мне казалось, что я его люблю. Он же красавец, художник и все такое...
- И что? - спросил Руслан мрачно.
- Ничего. Он оказался импотентом. Как смешно и как уродливо.
Они посидели минуту молча. Ритка болтала ногами в воде - морская соль пощипывала расцарапанную на холме кожу, и эта боль странно успокаивала все остальные боли.
- Как же мы будем жить - с этим? спросил Руслан.
- Обыкновенно, - сказала Ритка. И нервно коротко засмеялась. - По теории Шпранглера - был такой психолог, мы с тобой считаемся подростками в периоде "бури и натиска". Это пройдет. Понимаешь? Забудется.
Руслан хотел сказать, что он никогда не забудет отчаяния, унижения, ужаса и тоски этого дня, который вместил больше черноты, чем вся его предыдущая жизнь. Но потом промолчал. Слишком хорошо пахло морем, соснами и Риткиными волосами.

Медынь Калужской области

"Наша улица” №138 (5) май 2011