Олег Гордеев "Пристанище страждущих" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Олег Степанович Гордеев родился 14 мая 1940 года в Саратове. Профессия - строитель. Значительную часть жизни преподавал в ВУЗе, кандидат технических наук, доцент. С начала 90-х годов занимался строительным бизнесом, который свернул несколько лет назад. Пишет тогда, когда образуется свободное время и возникает потребность изложить определённую тему. Последняя публикация в газете "Завтра" за 2008 год о проблемах высшей школы.

вернуться
на главную страницу

Олег Гордеев

ПРИСТАНИЩЕ СТРАЖДУЩИХ

рассказ

Я остановил автомашину перед закрытыми воротами базы металлолома. Сегодня рабочий день закончился раньше чем обычно. Небесный софит угасающим светом едва пробивал дымовую завесу от выгорающих машин, освещая безлюдную площадку в окружении декораций из искорёженного металла и ветхих строений. Недоставало только действующих лиц. И они появились.
Из жилого вагончика с пьяными воплями выбежали двое молодых мужчин. Они обменялись несколькими плохо скоординированными ударами, и, слегка отрезвленные, переругиваясь, вернулись допивать спиртное, пока усталость и опьянение не свалят их в тяжёлый сон. Один из них, Денис, не смог оправиться после контузии, полученной в горячей точке, и ушёл из семьи. Другой случайно забрёл на базу в поисках работы. Он не помнил свою прошлую жизнь и своего имени. Через некоторое время он исчезнет также внезапно, как и появился.
Я привычно наблюдал унылую картину. Ни единого деревца, ни травинки. Козловой кран; железнодорожный путь; вагон, поданный под погрузку лома. Поля вздыбленных усечённых элементов с ранящими поверхностями. Каждый осколок металла хранил память о безжалостной ломке и резке ранее работавшей цельной конструкции, удерживая в себе боль деформированных атомных решёток и разрушенных электронных связей.
Неорганизованная тёмная энергия, скопившаяся в металле от техногенных аварий, от жёстких излучений, усталости металла и криминальных способов завладения им, индуцируется в окружающее пространство и притягивает в зону своего распространения людей аналогичной энергетической наполненности из-за разбалансированности их душевного состояния. Тогда человек и металл входят в своеобразную гармонию, отличную от гармонии жизнеутверждающего мироустройства.
На крутом вираже судьбы меня выбросило из привычной колеи во владения босса, хозяина сети приёмок металлолома, который стремился на основе перворожденного бизнеса наладить выпуск производственной продукции. Ему это удалось в отношении корпусной мебели, которая реализовывалась в его собственных магазинах. Теперь он задался целью создать цех металлоконструкций, организацию которого поручил мне. Старое списанное оборудование было давно завезено с заводов на базу и ждало своего часа. На восстановление отживших свой век станков уходила большая часть средств и времени. Старое складское здание под цех также нуждалось в ремонте. Требовались рабочие руки.
До моего прихода уже работал электрик, мужчина 52 лет, который имел большой опыт и не видел безвыходных ситуаций, был добродушен, в деле безотказен. Но болезнь жены, которая большую часть времени проводила в больнице, угнетала его. Он временами замыкался, уходил в себя, много курил. Чтобы сбросить оцепенение, заставлял себя встать и во весь голос пропеть несколько строк из какой-нибудь бодрящей песни, поднимая свой дух подобием петушиного крика.
Пришли устраиваться ещё двое. У каждого из них была своя проблема, которая заставляла их цепляться за любую работу, хотя бы на короткое время и без официального оформления
Слесарь производил впечатление думающего, грамотного человека, недавно отметившего сорокалетие. Имел среднее техническое образование, был сообразителен и трудолюбив. Вынужден был уехать с семьёй из Туркмении ради качественного высшего образования детей. Квартиру на старом месте не удалось продать и, по слухам, её уже заняли местные жители. Семья жила в общежитии, в котором жена устроилась комендантом. Перспектив на приобретение квартиры практически не было. Однажды, в жаркий день, когда он разделся до пояса, я заметил на его груди длинный багровый операционный шов. «Делали операцию на сердце, меняли клапаны. Скоро предстоит следующая плановая операция», - пояснил он. Когда этот день наступил, он уже не вернулся на базу.
Молодой человек лет двадцати пяти оказался сварщиком, он не был уверен, что его возьмут, так как только что вышел из заключения. «За что?». Он привычно назвал номер статьи, как оказалось после разъяснения - за хулиганство. Рассудив, что это не клеймо на всю жизнь, я дал ему возможность показать своё мастерство. Работать он умел, но не утруждал себя и успевал выспаться, когда я был в отъезде.
В дальнейшем появился ещё один работник по восстановлению гильотины для рубки металла - пожилой мужчина, офицер в отставке, участник войны в Афганистане. Работал он легко и радостно; опыт работы с металлом как бывшего танкиста помогал ему справляться с заданием. Но однажды он надолго исчез. После появления объяснил своё отсутствие лечением старых ран в госпитале. Затем исчезновения его стали регулярными и всем стало ясно, что скрывается под фразой "лечь в госпиталь".
Сейчас он идёт в мою сторону, приближаясь к машине. Обычно быстрый в движениях, он шёл тяжело и неуверенно. Отёкшее и красное от высокого давления лицо свидетельствовало о глубоком похмелье. Я вышел ему навстречу. Он старался улыбаться и как будто был рад меня видеть. «Зачем Вы здесь в таком виде?» - «Пришёл узнать о зарплате». Зарплату задерживали, как правило, до одного месяца и это создавало многим трудности. Ясно, что у него не осталось ни копейки. Я дал ему, сколько мог, на выздоровление. Из прежних моих разговоров с ним я знал, что его жена погибла на производстве, где она работала автодиспетчером. Её задавил грузовик, сдававший задним ходом. «Водителя осудили?» - «Нет. Я сказал на суде, что его вины нет, потому что он не мог её видеть в той ситуации». Смерть жены была не единственной причиной запоев. Несостоятельность в жизни двух взрослых сыновей усугубляла его душевное состояние. Старший состоял в банде, которая действовала в другом городе, а младший был безнадёжным наркоманом.
Одни рабочие уходили, на смену им приходили другие, но в результате работы на объекте подошли к завершению. По обыкновению босс заказал молебен при открытии цеха и получил благословение на изготовление могильных крестов из металлических труб.
После этого он перевёл меня в офис и назначил на должность заместителя гендиректора, к коему факту следовало отнестись с определённой иронией, поскольку все распоряжения исходили только от босса, а отсутствие официального оформления по приказу делало меня не назначенным, а названным на эту должность.
Пора было возвращаться в офис. К этому времени начинали съезжаться держатели мелких приёмок, обустроенных в частных гаражах и разбросанных по всему городу. Они спешили отчитаться и получить деньги на новую партию металла. К моему приезду двор был почти полностью заполнен машинами.
Офис располагался в здании бывшего детского сада, проданного в своё время под квартиры. Босс купил три квартиры, которые уже долго использовал без перевода в нежилой фонд. Охрана офиса состояла из бойцов собственного охранного предприятия. Правда, бойцами их назвать было трудно. Одетые в камуфляж, это были обычные случайные люди, пенсионеры или больные. Вопросы экономии были выше проблем безопасности. Больший упор делался на антураж и обеспечение видимой крутости. В углу двора, у забора, маялся чёрный, угрожающего вида старый дог с отвисшей кожей на челюстях, уродливою красоту которого можно было оценить только со временем, когда страх к нему сменялся симпатией. Временами он срывался с цепи, гоняясь за воронами, но не причинял никому вреда. Босс укладывал монстра движением руки и тот покорно лизал его обувь.
Приёмная представала в контрастном виде. Слева от стола секретаря угол был украшен иконами, а справа на полках стояли тома Ленина и всякая разность из цветного металла: бронзовый бюст Сталина, пионерский горн, подсвечники, статуэтки и прочие вещицы, выуженные из сданного лома. Перед стойкой охранника на стене висела доска информации, на которой размещались приказы о выговорах, штрафах и о работе в субботние дни.
Приёмщики заходили по одному в кабинет, где совершался таинственный, строго охраняемый акт приёма-передачи денег. Деньгами оперировал финансовый директор, молодой человек лет тридцати, субтильного сложения, с бледным анемичным лицом. Он зажимал пачку купюр между пальцев двупалой левой руки и отсчитывал деньги выверенными движениями правой.
Закончив расчёты с держателями приёмок, он обычно ехал на своём подержанном «Мерседесе» («Кроме этой машины у меня ничего больше нет», - жаловался он мне доверительно) с отчётом к боссу в его коттедж. Обсуждали планы на завтра, касались религиозных тем, пили коньяк. На другой день он был в полуобморочном состоянии от пониженного давления. Падал на диван и секретарь отгоняла посетителей от двери его кабинета. Наглотавшись таблеток, как правило, через некоторое время справлялся со слабостью. Придя в себя, компенсировал тягостное общение с набожным шефом матерными шутками в окружении офисных девчонок, которые в ответ весело похохатывали, и сами были непрочь повыражаться.
Но в этот вечер все оставались в ожидании торжественной церемонии по случаю юбилея фирмы - её десятилетия.
Вскоре приехал настоятель строящегося храма в цивильной одежде, которому босс оказывал спонсорскую помощь Белый джип протоирея и чёрный джип босса стояли рядом как оставленные крылья светлого и падшего ангелов. Их владельцы к обоюдному удовольствию обнялись и троекратно расцеловались.
С некоторых пор босс ощутил на себе сильное влияние церковного уклада жизни, неуклонно выполнял все узаконения церковного календаря и стремился приобщить к подобному образу жизни своих работников. Однако православное воспитание его подопечных шло нелегко, да и ему самому не всегда удавалось справиться с той тёмной силой, что накопилась в нём во времена его греховного бытия. Мучимый частыми вспышками гнева, а также многочисленными постами, которые он старательно соблюдал, испытывая при этом физический дискомфорт, он подолгу ни с кем не разговаривал и временно прекращал деловые отношения. Тогда в офисе все погружались в атмосферу напряжённого ожидания и беспокойства, не понимая истинных причин перемен в поведении босса. Каждый начинал анализировать свои поступки, стараясь определить степень своей вины в отношениях с ним, терзаясь неопределённостью ситуации.
Между тем всё уже было готово к совершению службы. Помощник пресвитера разжёг угли в кадиле. Все стояли вдоль длинного стола с угощениями и напитками, держа в руках зажжённые свечи. Пресвитер начал молебен с просьбой у Бога процветания бизнеса и благополучия раба его Василия (босса). Имена всех присутствующих сподвижников также были названы в молении об их здоровье и праведной жизни. Босс стоял рядом со священником, лицом к своей братии, смиренно склонив голову с редкой сединой и принимая благословения осенением крестом, в некоторые моменты прикладываясь к нему губами.
В ходе молитвенного чтения крестилась только половина паствы, другая её часть не была подготовлена к таким обрядам и стояла скованно, не пытаясь делать лишних движений. Явно богомольными смотрелись только пять-шесть человек, которые, осеняя себя крестным знаменем и кладя поклоны, чётко попадали в ритм и смысл произносимой молитвы. Девчонки из офиса чувствовали себя неловко, казались растерянными, не крестясь по неумению и неверию, слегка при этом розовея от смущения. Воздух в помещении становился гуще и острее от запаха ладана и горящих свечей. Крупный мужчина не выдержал застойной атмосферы и слегка качнулся. Его вовремя поддержали и бережно вывели на свежий воздух.
По окончанию службы священнослужителей проводили, предварительно наполнив их сумки угощениями. После этого приступили к застолью. С речью выступил начальник службы безопасности (тесть босса), который обрисовал хронологию развития бизнеса, не затрагивая деликатных подробностей. Босс основал своё дело в 23 года. До этого закончил кулинарный колледж и неизвестно чем занимался ещё, пока вдруг не оказался при деньгах. То, что он несколько лет назад получил диплом юриста, благоразумно умалчивал, понимая, что знаний по специальности не приобрёл.
Когда все речи были сказаны, первые рюмки опрокинуты, босс, повинуясь какому то внутреннему порыву, подозвал к себе Пашу, худенького паренька лет восемнадцати, который выполнял обычно подсобные работы, налил доверху стакан водки и протянул ему: «На, выпей за моё здоровье». Недавно кем-то побитый на улице, с синяком вокруг глаза, тот принял стакан - «За Ваше здоровье, шеф», - осушил его до дна на глазах молчаливого сообщества и мышкой ускользнул в тень. «Вероятно, украшения его глаз будут сегодня более симметричны», - подумал я про себя.
Утро в офисе начиналось с появления во дворе “ Палёного”, водителя самосвала, получившего заглазно кличку за обширные ожоги на лице и теле, чудом избежавшего гибели в загоревшейся автомашине. Его обязанностью было свозить металлолом из приёмок на центральную базу. К этому времени подходил и “Бешенный”, прозванный так за свой вспыльчивый нрав и орущую манеру общения. Он выполнял обязанности диспетчера и держал при себе дежурную кассу, как правило, для откупа от ментов. У них начиналась обычная в таких случаях перебранка. “Палёный “ медлил выезжать со двора, тянул время; а “Бешенный” гнал его быстрее с глаз долой, распаляясь до истошного крика. Выпив с похмелья пива, он получил некоторое облегчение в голове и заряд вновь забродившей энергии, после чего голос его ещё более окреп и усилился.
“Палёный”, наконец, уехал, а “Бешенный” подсел ко мне в машину. Его разбирали какие-то масштабные идеи и государственные соображения, которые всегда заканчивались мыслью о необходимости народного восстания.
Около десяти подъехал босс. Среднего роста, плотный, одетый в модный костюм, при галстуке, пахнущий хорошим одеколоном. С радостной улыбкой его встречала секретарша - ширококостная, властная девушка, лишенная женского обаяния. «Вероника, сделай, пожалуйста, чайку»- обратился он к ней. Она вынесла ему чашку чая во двор, он перекрестил напиток, прошептав над ним краткую молитву и, отпивая маленькими глотками, беседовал со своими единомышленниками (так он называл своих работников). Подошёл поздороваться и “Бешенный”. Босс посмотрел в его мутные глаза и спокойно, с вкрадчивыми интонациями стал увещевать: «Иди, сдай деньги…» - «Вы мне не доверяете, шеф?» - упрямился тот, растягивая губы в хмельной улыбке. Установилась пауза, в которой они стояли друг против друга, напряжённо улыбаясь до момента, когда “Бешенный”, наконец, не поплёлся сдавать деньги. Но, вероятно, не дошёл до цели.
На другой день финансовый директор сказал мне официально строгим, взволнованным голосом: «имейте в виду, Петриков (это “Бешенный”) у нас больше не работает. Он обманщик и вор. Он проиграл деньги, которые получил под расчёт». Босса часто обкрадывали, но он спокойно переносил потери, очевидно имея в уме схему по возврату утерянного за счёт своих единомышленников. Что же касалось текущих затрат и повышения зарплат, то здесь он был до предела мелочен.
В один из летних, солнечных дней, когда босс был особенно благодушен и подстригал розы, взращённые им на маленьком пятачке земли во дворе, я напомнил ему о продаваемом строении в лесопарковой зоне. Он тут же согласился выехать и мы на его внедорожнике в считанные минуты преодолели перепад высот в триста метров над уровнем города и оказались в царстве тишины, зелёного буйства и безмятежности. Босс осмотрелся, оценил красивый вид на город, не обнаружив человеческого присутствия вокруг. Ностальгическая улыбка по ушедшей юности смягчила черты его лица: «Здесь хорошо “метелить”», - произнёс он, инстинктивно сжав пальцы рук. Только в этот раз я заметил в косых лучах солнца короткий шрам над его левой бровью.
Босс постоянно был занят собственным строительством, как правило, самовольным, поэтому держал при себе проектировщика, который профессионально помогал воплощать его фантазии в чертежах. Это был высокий, худощавый мужчина солидного пенсионного возраста, со своеобразной, неровной походкой. Он напоминал мне Дон Кихота, как по внешности, так и по своему внутреннему содержанию, Будучи принципиальным и правдивым, он одинаково откровенно отвергал как церковных служителей, так и партийных функционеров, но всегда остро переживал несправедливость в человеческих отношениях. Опытный и грамотный технический специалист был враждебно настроен к компьютерной технике и сотовой связи. Работал большей частью дома, а когда приходил в офис, читал мне по памяти обширные куски из произведений известных поэтов. И свои конструкторские разработки он воспринимал, мне кажется, как поэтические образы. Никогда не был женат, а когда однажды он решился на этот плохо обдуманный шаг в пятьдесят лет, судьба преподнесла ему жестокий урок за несвойственный его характеру поступок – у него парализовало ноги. Свадьба не состоялась, а он несколько лет боролся за возможность подняться с постели. Его отец, сострадая, и не видя признаков выздоровления, говорил ему: "Смирись, сын…». Когда он мне рассказывал об этом, в его глазах читалась пережитая боль и непрощённая обида. Но он победил и встал. Его звали Сергей Борисович.
Подошло время обновления лицензии. Метрологический центр производил проверку всех измерительных приборов, в связи с чем я привёз на базу проверяющую, симпатичную девушку, и вместе с ней пару тяжеленных тарировочных гирь, с которыми намучился при погрузке их в машину. Въезд на базу нам преградил джип босса, а сам босс в этот момент избивал палкой пса, которого прикармливал сторож. Палка сломалась, а пёс продолжал лаять и не отступал; тогда босс велел сторожу принести биту, которой он и утихомирил разъярённое животное. Бродячий пёс в своё время прижился на новом месте и взял на себя обязанность облаивать всех незнакомых ему личностей, а так как босс практически никогда не появлялся у ворот вне машины, то пёс по своему собачьему соображению посчитал его чужим, за что и был наказан.
Начальника базы я нашёл в вагончике. Он и его приятель увлечённо играли в нарды и курили какую-то вонючую смесь. Юрий Белов, на приятельском жаргоне « Белый», стокилограммовый мужчина лет сорока, пришёл из спорта после тяжёлой травмы и надолго вжился в производственный и бытовой характер этой работы. Воспоминанием о прошлом увлечении служила боксёрская груша, подвешенная за вагончиком, которую он иногда дружески похлопывал по кожаным бокам и лениво дарил ей несколько ударов. Моё появление вызвало у него досаду за прерванный кайф, но он молча пошёл открывать контейнер с весами. Когда же я предложил ему дать своих рабочих для перетаскивания гирь, то он вдруг взвился от приступа ярости, страшно матерясь и угрожая моему физическому состоянию. Я посчитал благоразумным не доводить дело до прямого контакта и в буквальном смысле сохранить лицо. Поэтому поспешил сесть в машину и через зеркало заднего вида наблюдал как “Белый” стал перетаскивать гири из багажника в контейнер.
На милую девушку всё увиденное и услышанное произвело угнетающее действие. Она машинально закончила свою работу и мы, испытывая неловкость по отношению друг к другу, покинули базу. Я извинился перед ней и, желая сгладить впечатление от безобразных сцен, попытался объяснить, что у нас работают трудные люди, вспыльчивые, но отходчивые, а виновата во всём патогенная зона, которая образовалась в границах базы. Она изменяет работающих здесь нормальных людей, делая их на время невменяемыми. Для девушки такое объяснение показалось слишком абстрактным, на что она только ответила неприязненно: «зачем мне всё это».
В тот же день я проезжал по улице с односторонним движением мимо диспетчерского пункта, со стоящими в ряд автобусами вдоль правого бордюра, по оставшейся узкой полосе дороги. Вдруг наперерез мне из-за головного автобуса выбежал мальчик лет семи. Он продолжал бежать, повернув ко мне лицо со счастливой улыбкой. Я нажал на тормоз и резко повернул руль влево, попал в яму и ударился в высокий бордюр, отчего меня завалило на пассажирское сиденье, а ноги оторвало от педалей. Мне удалось не выпустить руль из рук, но избежать столкновения не смог. Мальчика я задел правым углом бампера; проскочил между ним и деревом, с трудом поймал педаль тормоза и остановил машину уже на асфальте, проехав метров десять по газону. Когда я подбежал к месту, где лежал на дороге мальчик, вокруг него уже собрались люди. Кто-то подложил ему подушечку под голову, с которой натекла небольшая лужица крови. Босые ноги были в пыли, рядом валялись шлёпанцы, в которых он умудрялся так быстро бегать. Одна из женщин звонила по телефону, вызывая скорую помощь. Я повторил вызовы в скорую и в ГИБДД; наклонился к мальчику, ноги его были подогнуты, тело сотрясал озноб. «У тебя что-нибудь болит?». «Нет», - ответил он в очевидно шоковом состоянии. Та женщина, что звонила по телефону, с трудом расспросила его, где он живет, и уехала искать родителей. Вскоре она привезла маму, которая выглядела огорчённой, но достаточно владеющей собой. Всё это время она была дома, а мальчишка гонялся за три квартала по самым оживлённым улицам. «Я ему сколько раз говорила, дураку, чтобы он не отходил от дома», - в сердцах бросила она. Вскоре подъехала скорая, и увезла их в больницу. Тут же объявились сотрудники ГИБДД, которые занялись своим профессиональным делом. На меня с самого начала никто не обращал внимания - пострадавший на месте, виновник и его машина на месте, следы на асфальте, свидетели нашлись. Один из них был диспетчер, который, понимая всю картину происшествия, подошёл ко мне с просьбой не оставить семью без материальной помощи. В волнении я курил одну сигарету за другой. Наконец, схема ДТП была нарисована, свидетели опрошены. Ничто не указывало на мою вину, но гаишники старались блефовать, намекая на возможное обвинение. Чтобы иметь какой-то шанс уличить меня, решили проверить тормозную систему. Разогнали машину, резко затормозили. На тормозном пути наиболее чётко проявились следы от передних колёс. Так и должно было быть, но это обстоятельство решили квалифицировать как неисправность. Не желая спорить, я задал наивный вопрос: «Что теперь?» Пожилой гаишник сказал многозначительно, глядя себе под ноги: "С молодыми проще...» - «Сколько?» - спросил я. «Давай три рубля». Я полез было в карман, но он меня остановил: »потом». Ещё предстояла проверка моего физического состояния непосредственно в отделе. Пройдя медицинское освидетельствование и подписав протокол, я получил свои права и с давлением в двести двадцать поехал в офис. С этого момента я уже никогда не забывал, что такое сердечнососудистое заболевание. Следствие не выявит моей вины.
Но лично я отчётливо осознавал свою вину - я должен был интуитивно почувствовать опасное место и снизить скорость до предела. Ощущение этой вины осталось во мне навсегда. У мальчика оказался закрытый перелом бедра и черепно-мозговая травма. Я выполнил совет босса и заказал в ближайшей церкви молебен за выздоровление Коли. Уже через месяц он будет в порядке.
Этот день не хотел кончаться мирно и благополучно.
Босс решил освободить один гаражный бокс во дворе офиса и сделать в нём хранилище дорогостоящих вещей, изредка попадающихся в привозимом на сдачу металлоломе, этакую сокровищницу редких находок. Несколько дней назад покрасили пол, а сегодня босс обнаружил, что краска потрескалась и отходит от бетонного основания. Советы давал ему Сергей Борисович, но как-то мимоходом, особо не вдумываясь, что делает его шеф, считая, что в таком простом деле может разобраться каждый. Расстроенный босс призвал к ответу Сергея Борисовича. Раздосадованный, в свою очередь, Сергей Борисович сказал ему что-то не вполне дипломатичное. Это взбесило босса, он закричал, обращаясь уже к финансовому директору: »Виталий Иванович! Почему он разговаривает как старый маразматик?!» Лицо его было перекошено злобой, как в тот момент, когда он бил собаку. Бомба была брошена и она взорвала Сергея Борисовича: «Я ухожу от вас», - сказал он резко, уже на ходу. Он удалялся неровной походкой, прямой и высокий, с папкой в руке, стараясь сохранить достоинство твёрдостью своего шага. Волна негатива накрыла всех присутствующих во дворе. Движение остановилось. Люди были подавлены.
Уже вечером, когда я возвращался с автостоянки домой, мне повстречался человек среднего возраста и полноты, который был крайне взволнован и разговаривал с собой, внушая мысль о невменяемости по опьянению или душевном расстройстве. Когда мы поравнялись с ним, он остановился и протянул мне руку, как бы ища поддержку и заговорил: «Я виноват, я очень виноват, но я прошу Бога, чтобы он простил меня, Бог простит меня». В ответ я протянул ему свою руку и увидел, что он абсолютно трезв, глаза его чисты и наполнены невыразимым страданием. «Бог не всё может простить», - сказал я ему, предполагая, что вина его слишком велика. «Не всё?» - разочарованно произнёс он, постоял несколько секунд и пошёл прочь, погружаясь в темноту ночи.

Саратов

“Наша улица” №139 (6) июнь 2011