Григорий Сухман "Елена Аксельрод «Общая тетрадь»" рецензия
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Григорий Александрович Сухман родился в 1950 году в Астрахани в семье интеллигентов, там окончил с отличием школу и мединститут. Работал в Белгороде, Харькове, последние 20 лет - в Иерусалиме, специалист-анестезиолог, 3 детей и 4 внуков. Опубликованы 2 книги из трилогии "Охламон" (закончены ещё в 20 веке), стихи с прозой "Зоопарк", путевые заметки в израильских русских СМИ, критика - в ИЖ ("Иерусалимский журнал" №30) и др.

вернуться
на главную страницу

Григорий Сухман

ЕЛЕНА АКСЕЛЬРОД "ОБЩАЯ ТЕТРАДЬ"

рецензия

Общая тетрадь. Три поколения семьи Аксельрод (комплект из 2 книг)
Издательство: Мосты культуры / Гешарим, 2006 г.
Коробка, 248 стр.,
ISBN 965-90275-2-4
Тираж 1000 экз.

Первое, что оглушило - сразу! - издание как таковое, его оформление: под суперобложкой два отдельных тома, где каждая деталь продумана, любой цвет, каждая чёрточка - на своём месте: классика... И оригинально! То, что оказалось два тома, смутило меня: ждёшь стихи, а получаешь живопись, что и не мудрено: три(!) поколения служителей Аполлона, принадлежащих двум языкам одного народа - Меер Аксельрод (художник), его брат Зеелик (поэт), дочь Меера Елена (поэт) и её сын Михаил (художник). О живописи ученика Фаворского, Меера, отлично написал в предисловии Юрий Герчук, обзору произведений Михаила посвятил статью Вильям Мейланд, а мне хочется остановиться на стихах Елены Аксельрод, в недалёком прошлом москвички, а ныне жительницы Маале Адумим. В 1-м томе, переводах Зеелика, прочитал, вздрогнув, "Расстрелянные":

Ночь, пустотой пудовой налитая
Молчала, город замерший молчал,
Не выстрелы недавние считая,
А имена убитых наповал.

Здорово сказано, подумал, а ведь знающий идиш услышит больше... Впрочем, по мнению Давида Самойлова, в переводе удаётся воспроизвести не больше 3\4 авторских задумок, а Сервантес, автор "Дон Кихота", написал там, что "читать перевод - всё равно, что рассматривать гобелен с изнанки". Но - заявка сделана, сразу захотелось глянуть на авторские, 100% стихи Елены, не ссылаясь на трудности перевода: вот кто я такая, вот что я умею - поэт один, на подиуме, лицом к читателю, пусть покажет: мои чувства и талант - перед вами, слушайте, смотрите! Именно об этом речь ниже и пойдёт.
Ищущих сочный секс, эпатирующие признания и упражнения в инновациях на грядках рифм просьба не утруждать своё внимание: не найдёте. Зато звонко звучащее (Я) - почти в каждом опусе, при том, что пишущих в классической, силлаботонической системе, пруд пруди.

По Москве брожу в шубейке,
Взятой напрокат,
Окунаюсь в крупный, клейкий,
Детский снегопад.
То ль брожу я, то ли брежу,
То ли по живому режу
Десять лет подряд?

А это уже мастерство и признак Поэзии! Сколько её рыцарей обломало пики у подножия Парнаса в боях за право поцеловать край платья этой вечно юной дамы, заслужить её благосклонность! И ведь условия хорошо известны, заявлены перед турниром, но не все, видимо, умеют различать правила этой игры. Меня, как читателя, они тоже интересуют (с критической точки зрения), а уж понравится ли мне то или иное произведение - вопрос открытый до поры, зависящий от "химии" связки автор\читатель. Итак, что же меня с "Госпожой Поэзией" интересует в стихе? Рифма и ритм, аллитерации и концовка, искренностьи правда эмоций, аллюзии, а также применением арсенала средств для достижения внимания и симпатии читателей - неожиданные метафоры, интересные сравнения, нерв повествования и свежесть его, афористичность письма. Если все эти десять признаков в стихе наличествуют, то корреляция равна единице, это сама Поэзия, и чем больше их в одном опусе, скажем, метафор и открытий, тем больше у Госпожи причин для радости и гордости за соискателя местечка на Парнасе.
Иногда пара верных слов превращает банальность в поэзию, точно так несколько мазков мастера на полотне ученика превращают картину из заурядной - в произведение искусства.

Море далеко-далече
И дотянется ль до встечи
Слабая вода?

Вот с этой точки зрения мы и рассмотрим, чем же Елена Аксельрод меня в этом сборнике порадовала - по гамбургскому счёту, без экивоков и скидок на опыт или возраст - мол, ей-то давно пора знать что почём...
Что евреи и сегодня пишут стихи по-русски блестяще - секрет полишинеля (Ави Дан, Михаил Гофайзен - десятки, стоит лишь интернет открыть, сайты русских стихов). И не знаешь, радоваться этому или смущаться: этнические славяне - обижаются, при том, что Чингизом Айтматовым - гордятся. Впрочем, это тема обширная и не для этого сия рецензия пишется. В конце концов, покровителю муз, Аполлону, всё равно кто на каком языке - лишь бы красиво. Вот мы и подошли к вошебному слову Красота - значит пропорции, строй, блеск, виртуозность.

Встречались мы в жизни другой
Лет двести тому или двадцать?
Зачем вспоминать, дорогой,
Счастливо тебе оставаться.
Зачем меня в гору зовёшь?
Взбираясь, ты нажил одышку.
Спускаться пора, хоть похож
Ты всё на того же мальчишку.

Пока всё обычно, ритм, рифма. Но глаза округляются, прочитав:

Зачем меня в гору зовёшь?
Взбираясь...

Написано-то в 1986, разговоры о свободном выезде только начались, алия - грянет. Но это и есть "подъём". Я тогда, например, о том не помышлял, а некоторые уже стихи писали...

Ко мне загляни на часок,
Припомним доступные горы,
И девственный белый песок,
И храбрые бурные ссоры.

Для понимающих это сжатое четверостишие означает часы, (страницы!) дискуссий, очень бурных.

Что были легки, словно мяч,
Который мы в море ловили,
Холодный прибой был горяч,
Когда мы без всяких усилий
Ныряли в зелёную соль,
Ещё не травившую раны...
Короткая, жгучая боль,
Отходчивых слёз океаны.

Прежде всего, последняя строчка - отличная метафора. А теперь посмотрите, удивитесь тройной волне "ныряЛи в зеЛёную соЛь) - вы её уже видите, не правда ли, ведь буква "Л" очень волну напоминает начертанием своим.

Но ты не уходишь, сидишь,
Задёрнутый плотным туманом,
И память скребётся как мышь
В той жизни скреблась за диваном…

Тоска красной нитью проходит через весь сборник, где собраны стихи от 1986 до2005 года. Кто ж не затоскует, когда позади Москва с привычной обстановкой, кучей друзей на фоне 10 книг для детей и 9 поэтических сборников на фоне туманного будущего, а ты уже возраста пенсионного? И теперь перед глазами - ежедневная пустыня в прямом и переносном смысле, впрочем, идущая в ... небо:

Этот седьмой этаж
в небо ведёт прямиком
Отгорожусь дождём
на небе своём седьмом.

Метущаяся в поисках финала жизни - для чего\кого я здесь, чем могу быть полезной, не быть балластом, которому совсем не всё по душе, не лишним ртом, живым лишь воспоминаниями одними, открывается не только мудрость творца:

...кто-то из верхней ложи со сцены не сводит глаз.
Этому режиссёру порядок прощаний известен:
...кому рожать, кому провожать, кому на проклятый покой, -

но и прямая связь её с будущим - внук, продолжение, ради которого Бабушка готова терпеть ВСЁ:

Я выиграла проездной билет,
уже с подножки можно не срываться -
вновь в доме грудничок...
Ко мне всем телом льнёт, живой, колючий,
в после меня как будто дарит ключик.

Эти строчки можно размотать в целый рассказ! Но можно - афористичной метафорой: фигура поэзии.
Все мы, будучи детьми, пытались выковырять изюм из полезного, но "невкусного" творога. Так вот, в этой книге изюминок среди прозы жизни немолодой поэтессы хватит на всех.

Я возвратила ссуду, сдала свои дела,
Смахнула всю посуду с разбитого стола.
Но черепки сверкают часы, недели, дни
И будто намекают: очнись, нам жизнь верни.

Ещё в переводах Зеелик Аксельрод (через племянницу), 80 лет назад, в Минске, рисует на снегу буквы, видя в нём:

...Бумаги нетронутый лист,
И на нём белый снег имена наши пишет.

Как они похожи, дядя и племянница! Заменим лишь "снег" на "песок" - то же ощущение!

И пустыни песок имена наши пишет.

Да всё цело, фужеры полны, искрятся хорошим вином, играя в гранях богемского хрусталя поэзии, и все желающие могут этот настоянный на годах напиток продегустировать, сказав после: вкусно!

Иерусалим

“Наша улица” №140 (7) июль 2011