Григорий Александрович Сухман родился в
1950 году в Астрахани в семье интеллигентов,
там окончил с отличием школу и мединститут. Работал в Белгороде, Харькове,
последние 20 лет - в Иерусалиме, специалист-анестезиолог, 3 детей и
4 внуков. Опубликованы 2 книги из трилогии "Охламон" (закончены
ещё в 20 веке), стихи с прозой "Зоопарк", путевые заметки
в израильских русских СМИ, критика - в ИЖ ("Иерусалимский журнал"
№30) и др.
вернуться
на главную страницу
|
Григорий
Сухман
КАКОГО ЖЕ ЦВЕТА ЛЮБОВЬ?
стихи
***
И спросил я однажды: какого же цвета любовь?
В сон сходи, там увидишь! - с улыбкой ответило детство.
…Был в годах, только неуч, замучен другим, бестолков –
и намёка не понял… Куда же от истины деться?
И спросил я, блаженный: какая, любовь-то,
на вкус?
И ответило детство со ссылкой на дальнюю память:
это чистая нежность, не уксус, а сладкий укус,
сосунок это знает первейшим касанием к маме.
Вкус и цвет! Осязанья и запахи звуков не
в счёт,
цвет китайских гостиниц походкой мне высветил локон,
поцелуй в щёчку – вкус замирания сердца несёт…
Удивился, запомнил, не зная туманную "кто-то".
Пластырь склеил причёски простой переломы
надежд,
проявилось всё тайное чудом в бытийном тумане.
На кольцо безымянное палец, дрожащий в смятенье, одет.
Чувство - вкус, осязание, цвет в этот раз – не обманет.
***
Взглядом повеяло, веточкой вербы весенней,
смех зазвенел серебром, колокольчиком снов,
их сочетание действует всё внутривенней...
Сопротивляться наркозу? Я не бестолков.
Как пробуждаюсь - судьба остаётся на месте,
сон потрясённый живёт не в башке, наяву,
начал-то прозы словами, а вылилось песней,
между землёю и небом полгода живу.
Сердце недели стучит ожиданьем мальчишки,
глаз ищет место свидания с ней: колдовство.
Пусть про случайности разные пишутся книжки,
в жизни случайностей нет, есть Небес Ремесло.
***
Качелями песня движений, что радость развесили,
сон будней постели взъерошенный вестью, что вместе мы,
и губы улиткой раскручены в слабое деревце,
открыто - немного, но даже в "немного" не верится.
Услышана боль, цвет малины, на ощупь - всё
сладкое,
ложь не плодоносит, а правда набата - украдкою,
ткань кожи откинута ласками, нужным дыханием.
Смущён, как свидетель украденного мной внимания.
Туманом пусть простыня скроет секрет происшедшего.
Мы пили закуской крем взбитого облака вечером.
Душистый коньяк золотой, запах нежными пальцами,
ласкал так решительно: знак - это друг другу нравится.
Печали нет. Свойство постели - молчать от
усталости,
пожалуй, положен ей отпуск. Просила? Пожалуйста!
Чем слабый луч света звезде указал направление?
Как это случилось, контроль где? Пришла тем не менее...
Пресс действий бездействия глупыми жалит
вопросами.
Но - нежность! Нужны ли нам осы? Вот свежие простыни.
***
Цвет в бокале вина был - глубокий рубин,
и мужское начало в конце предложенья,
пожелало смутить целомудренность женщин,
пригубив пробу счастья, один на один.
Не напиток, смесь вечера с кровью пьянит -
свойства южной Италии в центре бокала:
от луны шла подсветка, и это немало,
но ничто по сравнению с лаской ланит.
Месяц пусть прослезится, услышав со сна
оглушённого радостью страсти гурмана,
что в пустыне нашёл с неба послану манну,
чувство смеси - вина и ответа - познав.
***
Надоело верблюду двугорбому
дни пытать пустых многожёнств.
Что гарем ему с разными мордами?
Миг с монистами - так ли прост?
Птицы радости тень накренилась.
Чу! Пролётом архангел был
без меча? А улыбка - женщины!
Сон - реален, проснулся - в быль?
И галопом верблюд в ночь бросился
сон смотреть про зарю\восход:
имя слышит своё ласкательно -
уменьшительным...Чей подход?
Как зарю меж горбами взвешивать,
уронить можно - дважды два!
В жизни место есть после месива
двух горбов - кружись, голова!...
***
Сквозь кости, скорлупу, руины,
жизнь замороженную для,
брёл Иов, волосы - что иней,
шёл вглубь, без завтрашнего дня.
Росток попутный! Смотрит прямо
в идущий мимо караван
со стенки придорожной ямы...
Как вырос - вдруг? Зачем, кем - дан?
Взглянув в глаза лучам росточка,
Иов, согрет, обезумел:
к нему льнёт зелень! Твёрдо, точно.
Он не бродил - искал свой хмель...
Из дальней мерзлоты пространства
росток поднялся в углей грунт
и, зацветя, взошёл на царство,
чтоб править бал над словом "грусть".
Иов цветочек свой лелеет,
обнёс оградою хлопот,
словами нежности из лейки
снадобья правильные льёт.
Стал удобреньем серый пепел,
поднялся горизонт свобод.
Цветочек Иова отметил,
глядит в его глаза, растёт.
***
Вошёл - к живой, а вышел - из портрета,
слова простые - очередь из пуль.
Был приговор в её сознанье где-то,
суд бастовал, мой адвокат - уснул.
Вновь арестован собственной персоной,
молчаньем краски залился конвой,
стыда и гнева.
Хочется спросонок
пойти к портрету, выйти - от живой.
***
Тёплые годы колоты льдом королевы
снежной, бегство нормально, ответ - наружу,
нервы едва живые, рваные нервы,
их крик о помощи ужасом обнаружен.
Мост бракованных нервов над пропастью жути,
кто обрывался, знает цену спасенья,
слёзы от оскорбления лавой будят,
гибели страх парализует мгновенно.
Скомканных слов ниже гортани мячик,
вырваться может огненным шаром действий,
день счастливый в памяти чуть маячит,
призраком тёмным требует место мЕсти.
Не со скалы тарпейской сброшены все загадки,
правила тона в прошлое не пускают,
происки искушений в зеркале адском
видятся смутно, но исчезают помалу.
..Жалобно тянутся к небу кривые руки
веток деревьев жаждущих жить худо\бедно,
там - целлюлозы жизнь по её науке,
тут мне - бессонный признак рассвета медный.
Иерусалим
“Наша улица” №141 (8) август
2011 |
|