Юрий Кувалдин "Гилея" эссе
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Юрий Кувалдин родился 19 ноября 1946 года прямо в литературу в «Славянском базаре» рядом с первопечатником Иваном Федоровым. Написал десять томов художественных произведений, создал свое издательство «Книжный сад», основал свой ежемесячный литературный журнал «Наша улица», создал свою литературную школу, свою Литературу.

вернуться
на главную страницу

Юрий Кувалдин

ГИЛЕЯ

эссе

Я люблю Москву больше, чем её любил Антон Чехов, ибо он был из Таганрога, и знал город поверхностно. Я родился на Никольской в "Славянском базаре", и исходил её за 60 лет вдоль и поперек, знаю каждую улочку, каждый тупичок, даже Кисельный тупик, где был журнал "Театральная жизнь" и жил мой друг артист Александр Чутко. Я люблю Москву до самозабвения, и каждый день днем, в переревы между работой за письменным столом, навещаю какой-нибудь её уголок. Вот, к примеру, на днях под палящим солнцем немилосердного августа иду я Тверским бульваром к Никитским воротам, и замечаю вывеску: "Гилея". Наконец-то, книжная лавка «Гилея» в центре! Тверской бульвар дом 9, там, где Галерея современного искусства Зураба Церетели, где выставлялся лучший авангардист и мой друг Игорь Снегур. Захожу, высятся современные книжные стеллажи, и сразу взгляд упирается в «Дневник» Юрия Кувалдина. "Гилея" - это книжный магазин серьезной, симфонической литературы.

Пасмурным теплым весенним декабрьским деньком иду по любимому 1-му Казачьему переулку, в котором до сих пор стоит бревенчатый дом, в котором в начале 90-х годов торговал элитарными, то есть настоящими книгами Марк Фрейдкин. Настоящие книги - это Булгаков, Мандельштам, Платонов, Пильняк, Замятин, Волошин… Все эти авторы были изгнаны из книжных магазинов широким шопингом попсы. Марк Ильич Фрейдкин продавал и то, что я издавал: Лев Копелев, Юрий Нагибин, Фазиль Искандер, Юрий Кувалдин, Евгений Блажеевский, Станислав Рассадин, Лев Аннинский, Ирина Роднянская и т.д. и т. п. Из 1-го Казачьего, минуя Полянку, перехожу в 1-й Хвостов переулок. Тут прямо у метро "Полянка" расположился бездарный книжный магазин "Молодая гвардия" (одно название - убийственно), торгующий книжным ширпотребом - попсой. Это он изгонял писателей со своих прилавков. С книгопродАвцами с тех пор я окончательно разошелся. Недобитые комсомольцы!

Художественные особенности текста должны превалировать над содержанием. Содержание - стрельнул, упал, догнал - поле примитивной попсы, озабоченной сбором денег с нетребовательного населения.
В каждой новой вещи я стремился к постоянному восхождению по ступеням мастерства. То есть очень серьезно работал над формой. Я всегда помнил, что фраза должна становится все более напевной и простой, несмотря на то, что одновременно должна постоянно удлиняться. Вообще, в стиле писателя есть оптический обман для читателя. Простота достигается через сложность. Как это делает Лидер Третьего Русского Авангарда художник Александр Трифонов в картине 2007 года "Мир человека". Чехов кому-то говорил, что писать нужно сложными, сложносочиненными с подчинениями и вводными предложениями фразами, только в этом случае можно добиться простоты. Вот на таких парадоксах зиждется работа над формой в литературе.
Тележурналист Николай Карлович Сванидзе берется рассуждать о художественной литературе, о великолепном писателе Юрии Марковиче Нагибине, слабо понимая художественную литературу или вовсе оставаясь глухим к ней. Телеэкран, картинка - вторичны по отношению к литературе. Литература создается и читается в одиночестве. Адекватный разговор о литературе по телевизору - это показ текста для чтения на экране, как в интернете. Текст - для личностей. Экран - для попули, от этого и идет слово - попса (раньше это называлось ширпотребом). Ныне телевизор смотреть неприлично. Поэтому в интернете уже создан сайт - интернет против телевидения. В интернете - свободное выражение каждого, каждый имеет право показать себя. В телевизоре захватили экран манекены и топчутся там десятилетия, выражая волю властей. Власть управляет государством по телевизору. Но недолог их век. Власть в скором времени будет символичной. Общество не будет больше нуждаться в окриках и запретах. И телевидение станет таким же доступным для каждого, как интернет: миллион программ, и каждый будет светиться на голубом экране… Читают книги - единицы. Бизнесу нужны миллионы покупателей. Своевобразную попсу и изготавливает в ящике Николай Сванидзе. В телефильме о Юрии Нагибине по каналу "Россия" Николай Сванидзе с видом первооткрывателя цитировал "Дневник" Юрия Нагибина, послесловие писателя Юрия Кувалдина, ни разу не упомянув меня, не сославшись на меня, мало того, он придумал легенду, что Юрий Нагибин опередил Михаила Булгакова с его "Мастером и Маргаритой" (публикация в журнале "Москва" в 1967 году) именем "Гелла". "Дневника" Юрия Нагибина в том виде, в котором он теперь пошел по миру, не было бы, если бы не мое составление, моя редакция, мои примечания, мой писательский и издательский опыт и т.д. Это я - писатель Юрий Кувалдин - решил включить в "Дневник" эссе "О Галиче - что помниться" и "Голгофу Мандельштама". Я действовал свободно, как будто я сам был Юрием Нагибиным и сам писал этот дневник со всею ненавистью к тоталитарному режиму, к пропагандистам-функционерам этого режима, к манекенам на телеэкране.
В мае 1994 года Юрий Маркович Нагибин переправил имя "Белла" на имя "Гелла", чтобы не обижать поэтессу Беллу Ахмадулину, одну из своих жен в молодости.
"Я пролистал машинопись, поражался откровенности записей, а Нагибин увлеченно продолжал говорить. Потом вдруг рассмеялся:
- Тут на днях пригласили меня в музей Пушкина на Арбате. Шофер высадил меня в переулке. По Арбату ездить теперь нельзя. Вечер. Горят фонари. Нашел музей. Вхожу. Вахтер внимательно посмотрел на меня и говорит: “А я вас знаю. По телевизору показывали. Вы - Набоков!”
Я рассмеялся вместе с Нагибиным. Мне показалось, что он был рад мне как собеседнику. По всей видимости, здесь, в Пахре, за высоким забором писательской дачи он чувствовал себя одиноким. Любопытная деталь: слушающий, он мне казался стариком, но молодел, когда темпераментно начинал говорить. Я чувствовал в нем жажду разговора. Потом, прочитав дневник, нашел подтверждение этому одиночеству: “Друзей в литературе у меня нет”.
- Конечно, не принято печатать дневник при жизни, - сказал Нагибин, энергично проведя рукой по седой шевелюре, - но я напечатаю! Только нужно кое-что поправить... Люди живы. Могут обидеться…"
Юрий Маркович Нагибин полагал, что он будет свидетелем реакции знакомых на его "Дневник". Он мне все время повторял, мол, ну и врежу я всем этим слугам режима, хватит терпеть, я распустил все пояса, рванул рубаху на груди. И наливал в хрустальную рюмку холодную водку, и подавал горячие блины с маслом и с красной икрой. Гуляй! Но, увы, Господь уберег его от этого. 17 июня 1994 года писатель Юрий Нагибин умер.

Андрон Михалков-Кончаловский пил и ел рябчиков. Тем и войдет в историю литературы. Ибо литература вечна, а кино смертно. Сейчас невозможно смотреть советскую полуправду. Уж жил бы в Америке и гнал бы за бабки попсу про паровозы и стрельбу, сверкая вставными зубами хищника, как акула. Как они все тогда рванули за кордон! Думали, их там ждут. А там - такие же бизнесмены, не державшие в руках букварь. И опять все сюда, назад, почуяли - тут совок реставрируют. Ошибаетесь. Это временная уступка пережившим свое время наивным старикам с убеждениями. Интересное слово "убеждение". У беды. Принести человеку беду, значит - убедить его. Коммунизм принес беду. О Николае Сванидзе и говорить не хочется. Его ждет судьба Валентины Леонтьевой, как и всех манекенов с экрана - полное забвение. Кто такой Евгений Киселев? А ведь светился каждый день. Жен писателей просто презираю - они интересовались только гонорарами. А Нагибин все ставил и ставил штампы в паспорте.
Итак. Писатель Юрий Нагибин бессмертен. А эти, мельтешащие на экране, мотыльки. Согласно теории рецептуализма - бессмертие обретается в знаке. А Бог есть Слово.
Ночью мне звонит Юрий Нагибин, извиняется и кричит (именно кричит) в трубку:
- Юрий, ваша "Пьеса для погибшей студии" гениальна! А Клоун просто бесподобен. Кого вы имели в виду? - высоким, звонким своим голосом спросил Нагибин.
На стол вспрыгнул мой кот и посмотрел мне в глаза своими зелеными с черными вертикальными щелями глазами.
- Себя, - ответил я, чуть помедлив, и добавил: - Как Флобер говорил, что мадам Бовари - это он сам.
Я услышал заливистый смех на том конце провода, даже хохот. Потом, откашлявшись, Нагибин сказал:
- Я такой же!

Неважно, что говорит собеседник, важно, что напишет автор. Это умеет делать Татьяна Сачинская, она же жена Игоря Снегура - Татьяна Снегур. Он говорит, художник Игорь Снегур говорит, и разговор этот, казалось, является вполне обычным, рядовым разговором, но, воплотившись в текст, становится самостоятельным литературным произведением.
Художник уезжает в деревню.
Игорь Снегур говорит: "Сегодня у нас в деревне Петрово-Дальнее я, и три очаровательные барышни: Танечка, моя жена, Эля и Вика - ее подруги. Вот и хорошо, что мы в деревне. Сегодня нам повезло - небо совершенно чистое, без обещания дождей, и можно спокойно так посидеть..."
Как-то поэтесса Нина Краснова, беседовавшая с Игорем Григорьевичем для "Нашей улицы", спросила у него: "У каждого художника должны быть свои законы и свои правила?"
Игорь Снегур ответил:
"Главным законом для художника должна быть та сила, которая работает внутри него и которая заставляет его творчество дышать. И художник должен подчиняться только этой силе, чтобы его творчество дышало... Главный закон художника находится внутри него. А кто подчиняется общим правилам и законам и работает по социальным заказам, у того получается формализованное искусство. Формализованное искусство - оно очень легкое. Это не искусство, а его имитант. Его создают не созидатели, не творцы, а ремесленники. А созидателей сейчас становится все меньше и меньше. Но все легкое, как мы знаем, всплывает в воде и находится наверху (как та попса, которую мы каждый день видим на ТВ), и всем становится ясно, что это не искусство. А все тяжелое, то есть все весомое, мы знаем, тонет и находится внизу".
Дальше может идти беседа о чем угодно. Я частенько повторяю простую мысль, что дело не в смысле. И даже не в правде, а в удовольствии от беседы, от самой ткани текста, который нужно уметь ткать. А это умеют делать только мастера. А чтобы стать мастером, нужно обнаружить себя в метафизическом мире. Пока ты неизвестен, ты не существуешь. А как стать известным? Очень просто, нужно пожертвовать жизнью ради искусства, иными словами, писать новую картину, когда друзья идут в ресторан. Жизнь нужно положить на алтарь искусства. То, что прочим людям кажется главным: взаимоотношения с родными, близкими, воспитание детей, подбор и расстановка все новых и новых жен, положение на службе, радости жизни - все второстепенно по отношению к искусству.
Художник Игорь Снегур мастер ткачества.

Умер Василий Аксенов. В связи с этим многое окрашивается новыми красками. Я издал в память о советском литературоведении следующих советских критиков, работавших критиками за деньги: Ирина Роднянская "Литературное семилетие"; Лазарь Лазарев "Шестой этаж"; Вл. Новиков "Заскок"; Лев Аннинский "Серебро и чернь"; Станислав Рассадин "Очень простой Мандельштам" и "Русские, или Из дворян в интеллигенты", и еще некоторых авторов. Так что можно подвести некоторые итоги, как говорится, предварительные. Литературоведение (критика) - понятие советское. Штатные должности существовали, а их нужно было заполнять. Существовал уровень заработной платы литературоведа (критика). А все оттого, что тоталитаризм создал идеологическую базу для оправдания своего насилия над Словом. Создал колоссальную систему книгораспространения. Бойцы "литературного фронта" должны были строго соблюдать правила игры, и тогда они получали не только паек, гонорар, но даже дачу в Переделкино. В советской литературе не было деления на собственно литературу и на попсу, то есть коммерческое нечто, что жует губами толпа. В одном месте Рассадин говорит, что его раскупали. Он глубоко заблуждается, его "Союзкнига" распыляла до одного экземпляра от Брест до Курил, и этот экземпляр обязательно покупался учителем, врачом, графоманом... С падением СССР прекратила существование и советская литература, включавшая такие понятия как темплан, заявка, тираж, гонорар, Коктебель, должности в секретариате Союза и прочее. Быть писателем научить нельзя. Писателем может быть только одиночка, вышагнувший из социума и сидящий на облаке, наблюдающий бесконечное воспроизводство человеков. Странно, что еще существует Литинститут, аппендикс Советской власти - пора сделать операцию по удалению Литинститута. А всем, желающим изучить строительный материал литературы - Слово, Логос - добро пажаловать на филологические факультеты. Деньги из литературы ушли. Это место - Литература - для Христа, Платонова, Достоевского и Кувалдина. Серьезная литература не попадает в экономическую категорию. Литература - это Литургия, а из храмов торгашей давно вытолкали взашей. Следовательно, писательство - род духовной деятельности во благо Божественной программы. Люди - компьютеры. Рождаются в готовую программу - язык, загружаются этой программой и соответственно программе действуют. Работать нужно на заводе, а в свободное от работы время вносить свою лепту в обновление Красоты, ибо она спасет мир.

Всю ночь читал книгу Ингмара Бергмана «Картины».
«Земляничную поляну» я смотрел в конце 60-х годов в клубе «Красный текстильщик» у Дома на набережной. Я был поражен свободой мотивировок, неправильностью композиционных ходов, отсутствием сюжета. О, сюжет – главный враг художника (и друг строкогонов из продажной попсы и Голливуда). Ингмар Бергман дал мне ключ к пониманию многих вещей. Хотя и до встречи с «Земляничной поляной» я писал свои вещи так же свободно, без всякого плана, по наитию. Так писалась «Улица Мандельштама», в частности.
Сам Бергман пишет: «В "Земляничной поляне" я без малейших усилий и вполне естественно перемещаюсь во времени и пространстве, от сна к действительности. Не припомню, чтобы само движение причиняло мне какие-либо технические сложности. То самое движение, которое позднее - в "Лицом к лицу" – создаст непреодолимые проблемы. Сны были в основном подлинные: опрокидывающийся катафалк с открытым гробом, закончившийся катастрофой экзамен, прилюдно совокупляющаяся жена (этот эпизод есть уже в "Вечере шутов").
Таким образом, главная движущая сила "Земляничной поляны" – отчаянная попытка оправдаться перед отвернувшимися от меня, выросшими до мифических размеров родителями, попытка, с самого начала обреченная на неудачу. Лишь много лет спустя мать и отец обрели в моих глазах нормальные пропорции - растворилась и исчезла инфантильно-ожесточенная ненависть. И наши встречи наполнились доверительностью и взаимопониманием».
Родители из памятников превращаются в обычных людей. Все предшествующие писатели воспринимаются как родители, которые грозят тебе пальцем. И вдруг ты убираешь их с пьедестала, и сам становишься ведущим. Художник – это сильная личность освободившаяся от чьего-либо влияния. Одиночество – счастье художника.

И должен сказать, твердо сказать, что в Галерее А3 только и существует настоящее искусство, в противовес раскатавшей губы везде и всюду попсе. Еще почище попсы раскатывает смазанные долларами сальные губы биенальное (плохое слово, воспринимаемое как банальное) так называемое актуальное искусство, которое к искусству никакого отношения не имеет. Искусством можно называть только сохраняющиеся в бессмертной метафизической программе сейфированные шедевры выдающих художников. Лучший холст на выставке принадлежит художнику Александру Трифонову «Ангел». Блестящая фигуративная работа наиболее полно и глубинно отвечает заявленной теме «Небесные дела», все более приближаясь к постижению трансцендентности религиозной иконописи и модифицированого в черном квадратном знаке мышления Казимира Малевича. По уровню мастерства и художественности с картиной Александра Трифонова может посоревноваться скульптор Ольга Победова, в вертикальном застекленном шкафу показывающая свои шедевры из толстого прозрачного стекла, уходящие мыслью к началу знака – к пирамидам и Моисею. Сюда же бы я отнес нитяную, воздушную, небесную Клару Голицину, смело и гордо несущую знамя авангарда сквозь десятилетия. И как всегда, разумеется, прекрасен Игорь Снегур, чьи холсты с модернисткими овалами и углами я узнаю за километр. Особой благодарности заслуживает директор Галереи А3 Виталий Валентинович Копачев, приветливо открывающий двери всему не от мира сего.

Русский писатель балансирует на грани "жизнь-литература". Но этот баланс неимоверно труден и, по себе знаю, требует мужества и каждодневной самоотдачи. Собственно, это противоречие и побудило меня создать свой журнал "Наша улица". С одной стороны, он стал приманкой для всей самодеятельной литературы, в основном, стихов, которые я перестал воспринимать, как литературу, и, практически, за редким исключением, не печатаю; и, другой стороны, в журнал хлынули те, кто в советское время литературу сделал средством для зарабатывания денег. Эта категория (скоро она вымрет, или уйдет в попсу, ширпотреб) меня особенно раздражает. Они хотят совместить безбедную жизнь с искусством. Такого не бывает. Тот, кто чего-то и добивается в искусстве, тот уходит в монастырь ежедневной работы, напрочь порывает со всем мирским.

Я заканчивал свое эссе «После «Чайки»» так:
«Железная птица, вылетевшая из Апокалипсиса, неслась над океаном. Чехов понимал умом, что самолет несся, но зримо видел в окошко, что самолет как бы стоял на месте, над сплошным белесовато-свинцовым ковром, сотканным из облаков. Завис. Чехову надоело смотреть в иллюминатор (окошко) на один и тот же вид этих бесконечных - от горизонта до горизонта - облаков. Он открыл записную книжку и написал:
“Тригорин (глядя на чайку). Не помню! (Подумав). Не помню!
Направо за сценой выстрел; все вздрагивают.
Аркадина (испуганно). Что такое?”
Из публики (визгливо, с подковыркой). Постмодернизм, застрелился!
Ворона (в черных джинсах и черной водолазке). Жизнь - это одно, а искусство - совершенно другое! Мы присутствуем при конце христианской эпохи. Потому что Библия - всего лишь книга! А Христос - литературный герой!
“Боинг” (пролетая над Днепром). И какая там середина Днепра тревожит провинциальное поэтическое сердце, когда тут, черт знает, что происходит!»

Алексей Ивин написал в свое время прекрасную повесть «Игра в дурака», которую я напечатал в «Нашей улице». Гениальный скульптор Дмитрий Тугаринов позвонил мне со словами благодарности за публикацию этого шедевра. Да, это и впрямь шедевр. На днях мне по электронной почте Алексей Ивин из своего Киржача написал, что полный вариант его рецензии на мою книгу «Кувалдин-Критик» размещен на сайте проза ру. В «Экслибрисе» тогда Алексей Ивин писал:
«В одном из эссе Юрий Кувалдин (вероятно, с ходу, по памяти) перечисляет на целый лист русских и советских писателей, которых он посадил бы в самолет отечественной литературы (проверщиком билетов выведен Антон Павлович Чехов). Смех смехом, прием приемом, но в целом это впрямь люди, которые хорошо писали, внесли вклад, существенно обогатили наши литературные и духовные фонды, прославились, известны в мире как русские писатели. Жаль только, что еще шевелятся-то из них уже не многие, прочих же употребили, оприходовали, использовали, перевели в категории исторического опыта, а самих их, этих славных людей, и след простыл».
Насчет «след простыл» Алексей Ивин ошибается, ибо не нам, современникам, судить о том, чей след живет, а чей «простыл». Мы не будем свидетелями торжества всех тех, кого я упомянул при посадке в «Боинг». Но я твердо уверен, что дерни в будущем одного из пассажиров за ниточку, и все персонажи оживут пред глазами еще не родившегося читателя.

И, конечно, творить нужно бессознательно. Тогда получается что-то путное. Иначе - совок для редакции, секретарь парткома с правильными речами, и бригада, отказывающаяся от премии. Всё это называлось «искусством». Теперь честных коммунистов в попсе сменило мыло. Я уже определил, что коллективные виды деятельности, как то кино, театр, оркестры и прочее - не являются искусством, поскольку выводят среднеарифметическое нечто, подлежащее оплате. А там, где начинаются деньги, там кончается искусство. Искусством я называю только то, что создается одиночками. Там, где уже двое, там нет искусства. Вот в чем истина. Одинокий художник не заинтересован ни в деньгах, ни в успехе, ни в социальных благах. "Прекрасно то, - сказал мой друг Иммануил Кант, - что нравится незаинтересованно".

Книжный магазин «Гилея» о себе

Наш магазин открылся в конце 1992 г. на улице Знаменка, 10, став вторым независимым интеллектуальным книготоргом в Москве – после салона «19 октября», закрытого в конце 90-х. Как и возникшее тремя годами ранее издательство, он получил имя «Гилеи» в честь группы русских поэтов-футуристов и богатств русских лесов.
Магазин(чик) по крупицам собирал издания, посвященные авангарду, современную поэзию и разного рода маргинальные и умные книжки (которых тогда выходило крайне мало), чем и заслужил любовь просвещенной публики. Как раз на пике известности «Гилею» выгнали из крохотного помещения.
Реинкарнация магазина состоялась в подвале особняка Ф. Шехтеля, на улице Большая Садовая, 4. Место символическое: в этом доме член исторической «Гилеи» Владимир Маяковский и художник Лев Жегин рисовали первую книгу поэта «Я». Со временем в «Гилею» пришли работать ребята, увлеченные скорее современным искусством и политикой, чем культурными экспонатами и торговлей. И магазин, и издательство стали пропагандировать антибуржуазную тематику, художественный и поэтический радикализм, новое знание. Идей было много, а места мало.
Третьим по счету местом дислокации «Гилеи» стал ИНИОН – крупнейший институт РАН и самая большая в стране библиотека по гуманитарным наукам. Был открыт интернет-магазин, появился скромный, но содержательный музыкальный раздел (не вынесший, впрочем, испытания рынком). Начавшаяся к концу «институтского» периода модернизация в итоге привела к смене ориентиров: вместо книжного развала с научным уклоном (17 тысяч наименований на 50 м2!) – точечный подбор по принципу «лучше меньше, да лучше». Для этого понадобились новое место и новые книжки.
Летом 2010-го магазин переехал на Тверской бульвар, 9, в одно из помещений Московского музея современного искусства – в загадочную пещеру, зажатую двумя скалами-исполинами, магазином «Мир виски» и рестораном «Недальний Восток». Интерьер стал просторным и доброжелательным, как это бывает после удачного евроремонта. Узкоспециальные исследования по гуманитарным наукам потеснились в пользу книг и альбомов по классическому и современному авангарду, актуальному искусству и вечным ценностям, дизайну и фотографии. Расширилась секция малотиражных арт-книг, появилась авторская сувенирная продукция и совсем непонятные вещи. «Гилея» в ММСИ стала функционировать не только как торговая площадка, но и как мини-клуб, где регулярно (обычно по четвергам) проводятся презентации и круглые столы. Нововведения, однако, не повредили главному принципу нашей работы: хорошие книги по очень умеренным ценам.

Книжный магазин «Гилея»
Адрес: 123104, Москва, Тверской бульвар, д. 9, помещение Московского Музея Современного Искусства
Магазин работает без выходных с 12-00 до 20-00 (в четверг – с 13-00 до 21-00)
Телефон: +7 (495) 925-8166
E-mail: info@gileia.org

"Наша улица” №142 (9) сентябрь 2011