Юлия Бекенская "Три картинки минувшего лета"
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Юлия Бекенская родилась 17 июля 1973 года в Ленинграде. Окончила Политехнический институт. Несколько лет была автором-составителем в Издательском Доме «Литера». Публиковалась в журналах «The Chief», "Парадоксы творчества", "Зарубежные задворки" .

вернуться
на главную страницу

Юлия Бекенская

ТРИ КАРТИНКИ МИНУВШЕГО ЛЕТА

Ламинарность

Четыре утра. Суббота. Жду, сидя в машине напротив Московского вокзала. Позади пустая площадь. Город умыт поливальными машинами. Открыто окошко, будто экран, на котором на миг промелькнут люди-тени, да и исчезнут.
Два потока, не смешиваясь, протекают слоями – люди вчерашние, застрявшие в вечере пятницы, и люди нового дня, те, что зевая, топают в рассвет, и, сгоняя с лица паутину снов, пробивают дорогу субботнему утру.
Двое. Легкое платье, светлая прядь. Рубашка с распахнутым воротом, скулы. Рука в руке, и его пиджак накинут ей на плечи. У них еще вечер пятницы. У них вчерашние глаза тех, кто не спал. Это константа. Постоянные в формуле питерских дней: он, она и пиджак. Век двадцать первый, двадцатый ли. Зыбкая рябь утра может стереть их черты и сменить на другие. Пиджак останется неизменным.
Клубные стайки – девочки в каблучках, с походкой подломанной и утомленной, мальчики в невозможных гавайках. Щебечут, двигаясь от танцполов к кофейням. У каждого что-то невыносимое яркое: шляпа ли, банка с кислотным напитком, шар ли воздушный или сумка. Идут из вчера, и сегодня начнется у них не скоро – к концу субботы, когда отоспятся. Пиджачная пара проходит сквозь них, не касаясь.
Юноша офисного племени, тоже вчерашний: осанка, белая рубашка, галстук. Ниже – обрубленные по колено джинсы и шлепанцы на босую ногу. Компромисс между буднями пятницы и ночным разгулом субботы. Отражается в чистых витринах, бредет домой.
Утренние люди. От вокзала навстречу девчонки с раннего поезда. Огляделись азартно: на два дня этот город весь наш! И бросились во все стороны сразу.
Из подворотен на свет потянулись люди с тележками. Жестяной-стекляшечный промысел; связки картона. Работа такая: кто рано встает, тому Бог…
Чумные японцы-экскурсанты: куда их, болезных, в такую рань, повезли? На какую такую экскурсию? Даже улыбки, непременный признак туриста, в эту пору сонно пригашены.
Кот: роскошные усищи да серые полосы вдоль спины. Наверно, работает в кафе «Чижик-Пыжик», что на вокзале. Этот одинаково хорош и для пятницы, и для субботы.
Два потока – вчера и сегодня – текут друг сквозь друга. Вчерашние обтанцовывают ранних пташек нового дня, сегодняшние тактично обходят нахохленных на поребриках вечерних.
Слоями. Не пересекаясь. Ламинарное движение утра и ночи, слоистый коктейль из вчера и сегодня. Смешать, не взбалтывая.
А я? Как обычно. Наблюдаю за этими и за теми, островком не-вчера-не-сегодня.
Пока не откроется дверь. И мой пассажир не скажет «привет», запуская новый отсчет.

Девочка в красном платье

Поликлиника. Очередь из полусотни мамаш с малышами. Напротив – две девочки. Старшей лет тринадцать. Миниатюрная, светлая кожей и волосами, с мелкими чертами лица. Глаза подведены изнутри черным – как это принято у девиц, чтобы все было так, как у мамы. Выглядит юной, но очень взрослой, и на секунду кажется даже, что младшая – ее дочь.
Ее подопечная – некрасивая девочка в красном платье. Льняные волосы, бледные щеки, узко посаженные глаза и огромный рот. На ней новое платье с рукавами-фонариками, носочки и сандалики в тон. Она стоит, насупившись, и смотрит в пол. Неожиданно вырывает руку из ладони сестры и говорит басом (я не сочиняю, действительно, басом):
– Я спать хочу. Пошли домой.
Старшая тихонько, оглядываясь на слушателей, уговаривает:
– Скоро наша очередь. Потерпи.
Младшая продолжает угрожающе:
– Я домой хочу. Я из-за тебя не выспалась! – и резким движением выбрасывает вверх, в сторону сестры, правый кулак.
В кулаке фига.
Очередь хихикает. Сестра, громче:
– Подожди. Видишь, все стоят и ждут.
Взмах руки, фига. Бас:
– Это ты во всем виновата! Злая ты!
Сдавленный смех.
– Я маме все расскажу!
– Ты меня разбудила!
– Плохая ты!
Отработанным жестом, будто пассажир трамвая в попытке схватиться за поручень, девочка в красном платье вскидывает старшей в лицо фигу, сопровождая жестом каждую новую фразу.
Очередь давится от смеха. Наконец сестра не выдерживает и звонит маме:
– Мама, она не слушается. Даю трубку.
Девочка с фонариками долго слушает телефон и кивает. Отдает трубку сестре, застывает. Губы неслышно шепчут ругательное. Кулаки сжаты. Кривится рот.
Наконец, открывается дверь, и кабинет поглощает скандалистку. Через секунду очередь слышит ее басовитый и торжествующий рев.

Де жа вю

На изумрудном фоне болота рыжими фонарями россыпь моховиков. Прыгаю с кочки на кочку. Припекает. Болиголов пахнет сладко и пряно. Нарезаю круги вокруг точки «Х», стараясь не отдаляться больше, чем на десять метров. Из точки доносится:
– Маааам?
Притомившийся мой грибничок, в больших сапогах, в зеленой марле противомоскитной сетки, восседает на кочке с рюкзаком на коленях. У Козявки привал, и он добавляет мне еще минут двадцать лесных похождений. Пока у нее есть припасы, я могу еще побродить. Корзинка полна, но азартное это дело: а вдруг, вон там, за березой, в низине, под палым листом…
– Мааам? – интонации требовательные.
Подхожу. Сидит, как Марфуша из сказки, и уплетает хлеб с огурцом.
– Скоро уже домой, – оправдываюсь я, и ныряю в чащу, спеша ухватить еще хоть пару минут, надышаться-наслушаться. Подзарядится. Как делала это всегда: и этим летом, и прошлым… и в детстве.
– Подожди, я с тобой, – слышу вслед и оглядываюсь.
И ловлю.
Де жа вю. Так уже было. Маленький человек на поляне. Велики сапоги, велик рюкзак. Вполоборота ко мне, и не видно лица. Только нежный, детский овал из-под полей шляпы.
И я вспоминаю, как лет восемь тому, так же стоял ее брат, и выговаривал басом мне, что пора по домам, потому что все, что можно было, он уже съел. А что еще делать в лесу, как не перекусывать?
И схваченный мельком кадр: эта детская щека, эти густые, оранжевые, почти осязаемые лучи, косо пробившие кроны. Этот зеленый, пряный, светом напоенный лес – все уже было. Было. Восемь лет тому. И Козявкин старший брат теперь не залезет на багажник моего велосипеда с подушкой – он вырос большой, как медведь. И сам теперь может меня прокатить. И уже не пройдет через лес, с мордахой свирепого ангела и подушкой в пухлых ладошках, рыдая, что злая мать не хочет прямо сейчас его отвезти домой… А еще лет через восемь Козявка, оторвавшись от собственных дел, скажет рассеяно:
– В лес? Благодарю, без меня. Я лучше останусь...
Как же все быстро. А дважды и трижды восемь лет назад, когда не появились еще они на свет, также бродила здесь я, а со мною – бабуля и дед, и отец. И все были живы. Боги мои, как же быстро…
…Как всегда – не успев нагоститься, уходим. Груженые корзинкой с добычей, усталые, пьяные от запаха и дороги, возвращаемся, а лес – с синими кромками елей, с желтой рябью травы, с пуговицами сыроежек во мху – остается у нас за спиной.

Отрадное
Ленинградская область

"Наша улица” №144 (11) ноябрь 2011