Валерий Роньшин "Душечки (Ирочка. Верочка)" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин

Валерий Михайлович Роньшин родился 19 июля 1958 года в городе Лиски Воронежской области. Окончил Петрозаводский государственный университет по специальности «история», и Литературный институт им. М. Горького по специальности «литературное творчество». Дебютировал как прозаик в журнале «Континент» (1991). Публиковался в журналах «Знамя», «Дружба народов», «Октябрь», «Нева», «Юность»; в детских журналах: «Трамвай», «Жили-были», «Костёр», «Куча Мала", «Кукумбер» и пр. Автор более 20 книг. Живет в Санкт-Петербурге. В "Нашей улице" публикуется с №126 (5) май 2010.

вернуться
на главную страницу

Валерий Роньшин

ДУШЕЧКИ
(ИРОЧКА. ВЕРОЧКА)

рассказ

Ирочка

По утрам ей открывалась тайная суть вещей. Стены спальни начинали колыхаться, словно поверхность океана, зеркала растягивались, как резиновые, а двери становились прозрачными.
Ирочка слюнявила указательный палец и стирала лицо мужчины, лежащего рядом. Сначала она стирала его глаза, потом рот, брови, ресницы… Затем она брала кисти, краски и снова рисовала лицо воображаемого возлюбленного. Ирочка была художницей.
Когда Ирочка закончила работу, нарисованный возлюбленный сел в бежевый “бьюик” и укатил в офис. А у Ирочки, как всегда, по утрам начала побаливать голова (в прошлой жизни Ирочка была белкой, и охотник убил её выстрелом в правый глаз). Она помассировала бровь над правым глазом – самая болевая точка – и решила принять ванну.
После ванны Ирочка отправилась на кухню, готовить себе тосты с сыром. По дороге она прослушала сообщение на автоответчике от мужа Эдуарда из Нью-Йорка. Эдуарда она тоже, кстати сказать, нарисовала – года три назад. Но так до сих пор и не стёрла.
Когда Ирочка наливала себе кофе, заиграл мобильник – тра-ля-ля-ля-ля-ял-ля... Звонила Ирочкина подруга – Ада.
- Ну, как твой роман? - привычно интересовалась Ада.
- Какой роман? - привычно отвечала Ирочка.
- Что, опять нет никакого романа? - разочаровывалась Ада.
У  самой-то Ады романы бывали чуть ли не каждый месяц. Впрочем, один из её бурных романов закончился-таки пышной свадьбой. Но… Но буквально на следующий день Ада сообщила Ирочке трагическим голосом:
- Я разлюбила своего мужа. Я ничего к нему не чувствую. Я словно «чёрная дыра». Всё куда-то уходит… уходит…
И вот теперь Ада  кричал в трубку уже счастливым голосом:
-  У меня всё прекрасно, прекрасно!..
- Ты уже не «чёрная дыра»?
- О, нет! Я завела любовника!.. Как он за мной ухаживает, какие дарит цветы, какие говорит слова…
- А что будет дальше?..
- Ой, отстань, - говорила Ада. - Я не хочу думать о том, что будет дальше. Сейчас-то мне хорошо. Зачем думать о том, что будет после... Вчера я была у него дома и увидела красное платье его жены. Ну, примерила, конечно. А затем надела её чёрные колготки, её черные замшевые туфли на высоком каблуке… И вдруг ощутила, что я - это она. Представляешь?!
Ирочка представляла. Но совсем-совсем другое. Мчащийся поезд. Двухместное купе. Она и Руднев. На сей раз Ирочка не нарисовала возлюбленного, а сделала его из фарфора. Руднев был обыкновенной фарфоровой статуэткой и даже не подозревал об этом.
- О чём вы думаете? - спросила его Ирочка.
- О вас, - ответил Руднев. - Мне вдруг показалось, что мне хочется, чтобы вы умерли. А затем я подумал, просить ли за это прощения. И тут же понял: нет, действительно хочется… Я бы ходил на вашу могилу, и душа бы рвалась, рвалась от полноты жизни, от того, что вас нет и никогда уже не будет… 
Руднев продолжал тихонько говорить. Вагон продолжал тихонько покачиваться. Быстро темнёло. И время в темноте уже не тянулось сплошной лентой, а было нарезано узенькими полосками. И был мир, где Ирочка спала с нарисованным Эдуардом в Нью-Йорке; и мир, где она ехала в поезде с фарфоровым Рудневым; и мир, где она разговаривала по телефону с Адой… и мир, где она пошла налево, и мир, где она пошла направо, и даже мир, где она просто взмахнула руками и… полетела.
Но Ирочка выбирала мир, в котором у неё была дочка Сонечка. Ирочка в порыве чувств подхватывала дочку на руки и крепко прижимала к себе.
- Я тебя люблю, доченька! Лучше тебя нет никого во всем свете!..
- Да, - отвечала Сонечка. - Только ты, мамочка.
Ирочка плыла по бескрайнему морю, наполненному бескрайним счастьем.
Рядом храпел фарфоровый Руднев.
- Руднев, - раздражалась Ирочка, - вы хоть понимаете, что у вас фарфоровое лицо? Когда-нибудь оно упадёт и разобьётся.
Лицо Руднева тотчас падало и разбивалось.
За окном текла река. На берегу стояла церквушка. Это был Смоленск, а может, Новгород.
Сыпал редкий снежок.
- Где вы живёте? - спрашивала Ирочка у Руднева.
- В Москве. А вы?
- А я вообще не живу, - говорила Ирочка. - Я утонула в бассейне. Народу было много, но никто не заметил, как я утонула.
Руднев узнал об этом только через год. Ему позвонила Ада.
- Как?! Как утонула?! - кричал в трубку потрясённый Руднев.
- Подождите, - меланхолично отвечала Ада. - Я зажгу сигаретку. - Она зажигала сигарету и, красиво выпустив в потолок струйку дыма, продолжала: - Ещё год назад. В бассейне. Никто и не заметил.
Событие было исключительное, и из Нью-Йорка прилетел нарисованный муж Эдуард. Всю дорогу, пока он летел, Эдуард смотрел на страницу журнала. На странице был нарисован человек в виде надкушенного яблока. «Что же делать?» - думал Эдуард.
«А в самом деле, что он будет делать?..» - спросила себя Ирочка, сидя на открытой террасе небольшого ресторанчика. День был солнечный. Невдалеке плескалось море. Звучала томная латиноамериканская песенка с несколько длинным названием: «Я разлюблю тебя только тогда, когда остановится моё сердце».
К столику подбежала рыжая такса.
- Ой! - взвизгнула Ирочка. - Она мне ноги облизывает.
- Дина, перестань! - послышался резкий окрик хозяйки. И Ирочке: - Дина у меня лесбияночка.
- Пожалуй, я тоже заведу себе таксу-лесбиянку, - тут же решила Ирочка.
- Хотите, я буду вашей таксой? - предложил Руднев.
Потом они сидели в маленьком кинотеатрике и смотрели фильм про то, как мужчина и женщина сидели в маленьком кинотеатрике и смотрят фильм про то, как мужчина и женщина сидели в маленьком кинотеатрике и… И когда они вышли из маленького кинотеатрика, на небе уже сияли большие звёзды. А горы, окружающие Новгород или Смоленск, были похожи на спящих чудовищ.
- Почему вы не женитесь? - спросила Ирочка.
Руднев загадочно улыбнулся.
- Женщина для меня – это пропасть, в которую я могу смотреть до бесконечности, но никогда не прыгну… Впрочем, - добавлял он, - я был два раза женат.
- Врёте, - лукаво щурилась Ирочка. - Никогда вы не были женат.
- Я не вру, - серьезно ответил Руднев. - Просто иногда я вспоминаю то, чего не было… Женщины вызывают во мне благоговение, - продолжал он. - Вернее, не сами женщины, а та тайна, которая в них заключена.
- А вам никогда не хотелось стать женщиной? - спросила Ирочка.
- А я женщина, - с громким смехом ответил Руднев. - Меня тестировали, и я оказался стопроцентной женщиной. Хотите, я надену вашу клетчатую юбку?..
Теперь громко смеялась Ирочка.
- Я сразу представила себе такого шотландца с волынкой. - Она поиграла на воображаемой волынке.
Тем временем ночь прошла, и наступило утро.
- Как?! - ахнула Ирочка. - Уже утро?!
Руднев, ни слова не говоря, снял с её запястья маленькие часики и перевёл стрелки на несколько часов назад. То же самое он проделал и со своими часами.
- Сейчас снова наступит ночь, - заверил Ирочку Руднев.
И действительно – наступила ночь.
Под одеялом было тепло и уютно. Ирочка лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к едва уловимому шороху мужских и женских голосов – всё, что осталось в номере от тех людей, которые когда-то здесь жили. Скоро и их с Рудневым голоса вольются в этот общий хор, думала Ирочка, и будут плавать под потолком, словно сигаретный дым, постепенно тая… тая… тая… Незаметно для себя Ирочка уснула. Ей приснились тишина и одиночество. «Особенно хорошо, - продолжала думать Ирочка уже во сне, - что снятся и тишина, и одиночество. Одновременно». Затем она долго блуждала по запутанному лабиринту своих мыслей, пока наконец не вышла к морю. Оказывается, это был никакой не Новгород и уж тем более не Смоленск. А Феодосия. Напротив домика-музея Грина располагалась какая-то забегаловка. И, конечно же, называлась «Ассоль».
Ирочкина жизнь стала походить на бесконечный праздник.  Но это не могло продолжаться вечно. С каждым днём Ирочка чувствовала себя всё более опустошённой. Однажды она подошла к зеркалу и попыталась увидеть свою душу. У неё ничего не получилось. «Надо уезжать», - подумала Ирочка. Ей стало легко и хорошо от этой мысли. Что-то заканчивалось, и это означало, что что-то начиналось.
- Знаете, мне стали сниться вещие сны, - доверительно сообщила Ирочка Рудневу. - А после, уже наяву, происходит то, что я видела во сне. Сегодня мне приснилось, что мы с вами расстаёмся. Так что я уезжаю.
- Вы не можете вот так взять и уехать, - сказал Руднев.
- Могу, - ответила Ирочка, и направилась к двери.
- И вы уверены, что поступаете правильно? - спросил ей вслед Руднев.
Ирочка не ответила. Она открыла дверь и навсегда исчезла для Руднева в этом огромном мире.
На улице было раннее утро. Светило солнце. Пели птицы. С моря дул тёплый ветерок. Ирочка села в свою вишнёвую машинку и поехала. Ехать было одно удовольствие. Положив в рот шоколадную конфетку, Ирочка включила плеер. «Мир прекрасен, пока ты в нём существуешь», - пела певица.
У церквушки с жёлтыми куполами, Ирочка притормозила. В открытых дверях стоял молодой священник. Он приветливо улыбнулся Ирочке.
Ирочка решила чуточку похулиганить.
- Здравствуйте, - сказал она священнику с серьёзным выражение лица. - Я – богоискательница. Богу ищу. Вы случайно не знаете, где мне его найти?
- Случайно знаю, -  ответил священник, всё с той же приветливой улыбкой.
-  И где же?.. -  тоже улыбнулась Ирочка.
-  Да вот он,  -  священник указал на маленькую птичку, сидящую на ветке.
- Ты Бог? - спросила Ирочка у птички.
- Чирик-чирик, - ответила ей на это птичка, вспорхнула с ветки и улетела.

Верочка

Верочке снилась зима. Зима не часто снилась Верочке. А вот сейчас снилась. Падал снег. В Верочкиных снах  ещё никогда снег не падал. А вот сейчас падал.
«К чему бы это?  - думала Верочка во сне. - Снег, да ещё  летом?» 
Если бы зимой снег снился – дело понятное: на улице зима и во сне зима. А тут, в самый разгар лета – в июле – снится снег. «А может быть, я тоскую по зиме?»  - продолжала во сне думать Верочка. Хотя, с другой стороны,  чего бы это ей о зиме тосковать? Верочка жила на севере – и зима здесь была чуть ли не десять месяцев в году. Даже в июне иной раз шёл снег. А вот в снах у
Верочки снег не шёл ни разу. И вот нА тебе – пошёл.
И шёл, и шёл, и шёл…
Вдруг снег перестал идти и зазвонил звонок. Дверной. И звонил, и звонил, и звонил…  Верочка проснулась. 
Звонок всё звонил. 
Верочка встала с кровати. 
А звонок звонил…
Верочка  ходила голая по комнате. «Куда же подевалось моё платье? - думала Верочка. - И трусики куда-то делись,  - продолжала думать она. - И бюстик…»   Впрочем, бюстгальтер Верочка никогда не носила. А вот курточку носила. А её тоже не было. И пальто не было. И зимней шубки. Норковой, между прочим.
Словом, никакой одежды в квартире не было.
«Может, её украли?» - думала Верочка. А что, вполне возможно – залез в окно вор и всю одежду утащил, пока Верочка спала. Но почему он украл только одежду? Загадка...
А в дверь всё звонили, звонили и звонили...
- Кто там? -  наконец спросила Верочка. 
- Водопроводчика вызывали?
Верочка вспомнила – да, вызывала. У неё на кухне капала вода из крана: кап-кап… кап-кап… 
«Так вот к  чему снег снился,  - поняла Верочка, -  к водопроводчику».  А вслух Верочка сказала:
- Я голая.
Водопроводчик не понял. Он так и ответил:
- Не понял.
- У меня куда-то исчезла вся одежда, - пожаловалась Верочка. - И летние вещи, и осенние, и зимние… И трусики тоже, - добавила она почему-то. 
- Трусики? - повторил водопроводчик. - А какие у вас были трусики?
- Такие розовенькие, в цветочек. Ищу, ищу, нигде нет...
- Так откройте дверь, вместе поищем, - предложил водопроводчик.
- Ишь хитренький какой, -  ответила Верочка. - Я, значит, вам открою, а вы…
- Что – я? - спросил водопроводчик.
- То самое, - сказала Верочка. - То самое…
Кап-кап… капало между тем на кухне из крана…  кап-кап…
- Я пришёл кран чинить, -  сказал водопроводчик, - а «не то самое».
- Ну хорошо, - решилась Верочка и открыла дверь. - Только заходите спиной.
У водопроводчика были длинные-предлинные усы. Точно такие же  усы были у Верочкиного дедушки.
Впрочем, это и был Верочкин дедушка. 
- Дедуля?! - ахнула Верочка. - Как ты здесь оказался?!
- Так это ж мой участок, - ответил дедушка-водопроводчик.
- Но ты же умер, - сказала Верочка.
- Здрасте, я ваша тётя, - хмыкнул дедушка. -  Когда это я интересно умер?
- Когда мне было восемь лет, - напомнила Верочка. - Ты  шёл с футбола. В парке присел на скамейку. И умер. Вспомнил?..
- Нет, не вспомнил, - ответил дедушка. - А по-моему, так это ты умерла. Точно, точно... Под машину угодила, когда со школы возвращалась.
- Да нет же! - воскликнула Верочка. - Это ты возвращался с футбола!..
- Нет, ты - со школы!..
- Нет, ты – с футбола!..
- Нет, ты!..
- Нет, ты!..
Они заспорили, и спорили до тех пор, пока дедушка не сказал:
- Да ладно тебе, внучка, какая, в принципе, разница, кто откуда возвращался? Есть дела поважнее. Где тут у тебя кран-то протекает?
- На кухне, - сказала Верочка.
- Счас исправим, - сказал дедушка.
Кап-кап... капала вода.
Вжик-вжик... лязгал разводной ключ.
Пам-пам... падали снежинки за окном.

Санкт-Петербург

“Наша улица” №146 (1) январь 2012