Григорий Сухман "Сезон Голгофы" стихотворения
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Григорий Александрович Сухман родился в 1950 году в Астрахани в семье интеллигентов, там окончил с отличием школу и мединститут. Работал в Белгороде, Харькове, последние 20 лет - в Иерусалиме, специалист-анестезиолог, 3 детей и 4 внуков. Опубликованы 2 книги из трилогии "Охламон" (закончены ещё в 20 веке), стихи с прозой "Зоопарк", путевые заметки в израильских русских СМИ, критика - в ИЖ ("Иерусалимский журнал" №30) и др. В "Нашей улице" публикуется с №136 (3) март 2011.

вернуться
на главную страницу

Григорий Сухман

СЕЗОН ГОЛГОФЫ

стихотворения

На заданную тему ностальгия

Товарищ! Kолет наc за годом год
несовпаденья страхи, ностальгия.
Не рифмы, жизнь несёт на эшафот
отсечь былое...
Воскресит мессия?

Всё сумасбродство жизни в берегах
медовых, молока потоки речи
несут простейший, первобытный страх,
привычками общения калеча.

Друзей - банальный слог!- не предают,
в кругу закрытом лечится дыханье.
Вдруг самый задушевный друг мой - Брут!
...Привычек пир - к чертям, исчезло знанье.

Боимся секса золотых монет -
две стороны сладчайшей из медалей,
упала решкой, ночь с орлом - дым. Нет?
Свободы ноги утром убежали.

Там жизнь - судья, не нужен режиссёр.
В стране чудес живут одни актёры,
Не бойся: первый приз получит вор.
Играть на струнах - нервах арф! - умора.

Страх сытой жизни причиняет боль,
Кто точно скажет, это что за овощ?.
Удобства с кайфом всё сожрут, как моль-
летит из ржавых сундуков сокровищ.

Страшит, браток, простая штука, смерть -
на всех одна. Мне Шуберт дарит Аве
Мария. Мчимся дальше. Как не сметь?
Смердим ведь. Жизнь как радость. Даром разве?

Вопросы к уровням упаковки

Я земного ядра упаковку спросил - что вмещаешь?
Отвечала: как глуп ты - на перечень вся жизнь уйдёт,
отвяжись, брат, напейся чего-нибудь крепкого с чаем,
называюсь - Землёй я, микроб - ты: простой идиот.

Города я спросил упаковку - она что вмещает?
Выдан перечень длинный дорог, мостов…Транспорта тьма:
велорикши, автобусы, лодки, верблюды, трамваи -
всё в движеньи. Есть парки, антенны, дворцы и дома.

В ящик дома проник, в потроха, под бетон - что вмещает,
узнаваемый список: компьютер, еда, барахло.
Живность:четверо-шести-двуногие(эти почаще!) -
вот жильцов бы спросить, пока время их не унесло.

Заглянул в черепную коробку - чем не упаковка?
Центры - серы, их соединяя, бегут провода:
тайны в них упакованы, кем-то уложены ловко,
как открыть их без шифра, желанья, ключа? Никогда!

В клетку сунулся - там отвечают за всё органеллы,
производственный цикл умно замкнут - блестящий зaвод!
Тихо тикает жизнь, не пугают белки децибеллы,
что к чему - я не понял. Идущему вслед - повезёт?

Атом вскрыл, где под крышкой волнистой дрожат электроны,
семь у Данте кругов - там ространство, энергии власть,
столько мощи: протоны, нейтроны, нейтрино, нуклоны...
Хорошо там лишь физику: формул железная вязь.

Что ищу в упаковках, зачем всем мозги-то морочу?
Пусть вопросы глупы, задавать их умеет любой.
Нет ответа на главный, маяк, ярче всех, между прочим
где запрятано богом обычное слово - любовь?

Фюреров ищет народ

Года времени нет, нет границ, есть одно беспокойство.
Сны полны лишь бессонницей, дни - многоликим дерьмом.
Космос нем. Время - трость, погоняет разумные кости,
чтобы бросили спесь до аидова царства, их дом.

Не хотите страдать - не пихайте по норам запасы,
всем всегда - не хватает, борьба за них - сплошь суета!
Кстати, фюреры мясом кидаются в жрущие массы,
что содрали с костей, им подобных, чья вера - не та...

Года времени нет. Беспокойство пробрало. Погода
переменчива. Климат, теплея, всех бьёт. Перебьёт!
Нет запасов.Нет сала в башке у немого народа.
Виноватых, спасителей,фюреров ищет народ.

Сон пастушка

Приснилось: пастух я. Вокруг рифмоплеты с приветом
гуляют: кто гол, кто бормочет, кто молча следит небеса...
Пасу я конягу - крылатую лошадь поэтов.
ей корм задаю и уход, точно я себе сам.
И голосом мне возвестила она человечьим,
что очень устала к Парнасу таскать черти что.
Скотинке ответить - мол, очередь ей обеспечу,
билеты продам на полет за заветный чертог?
- Что им всем там надо? - погладил пегаскины крылья,-
что всех на Парнас-то влечет: деньги, слава, уют?
- Все сразу! - проржала лошадка, вздохнув от бессилья,-
желающих я доставляю, толпятся и ждут.
Харон - конкурент мой, он всех через Стикс перевозит,
Обол - всем усильям цена, знай, работай весло.
Болезни земные, словесные, скажем, поносы
он лечит простой переправой - его ремесло.
Пасусь да летаю - так время бежит незаметно,
а деньги потонут в песке дней - как слава и страх,
и Парки-трудяги с ПегасоХароном: все это
как дым. Я проснулся: вкус меди обола в зубах.

По ту сторону ветра

По ту сторону ветра не слышно, как кровь вытекает из жизни,
тишина по ту сторону жизни, немое кино,
до краёв анемия наполнит сосуды одышкой и тризной,
ветра пятая часть - кислород, мне процент изменить не дано.*
Не болит анемия, но в гору ей тяжко, вся зябнет,
по ту сторону ветра лишь рай, что релихии хапнуть хотят,
нет дыхалки, бутылка разлита в стаканы - дерябнет
каждый рвущийся в бой (для геройства как жертвы) ребят.
По ту сторону физики ветра частиц волноватых
весь безгазовый космос без жизни и без анемий,
там красивых созвездий, туманностей жуткая вата,
тут давление низкое, кровопотеря - поди, подними.
По ту сторону ветра нет звуков отдельных сознанью,
дух отпущен в пустыню, как слал праотец наш Агарь,
пустить-то отпустил, да потомок её по сказанью
стал будить пятикратно народ, голосистый звонарь.
Все пройдёт ощущенья головокруженье,
в жизни будущей, все старушонки уверены, мёд,
просто видимость смерти, зовущейся ими спасеньем,
не заметен обман, но имеющий уши поймёт.
По ту сторону насморка - горы, озёра, дорога,
глубь дыхания - с насморком, что не проходит. Трофей,
рая дар на Земле, неизвестно как сделанный богом.
Пой осанну ему, как лекарства простуженный - пей...

* - в воздухе 21% кислорода

Срок белого похмелья

Бредёт-метёт себе пожухлый веник,
обветренною кожей шелестя,
куда девалась теплота- бездельник,
кто взял на откуп жаркие места?
Кто приказал Земле вращенье шара -
наклоненный, гудящий гимн волчок -
где на спине желтеет одеяло
дырявое. Так греют жизнь? Молчок.
...Из листьев перезрелых выжав соки,
ноябрь подольёт в стакан винца
под прессом сильным - неба из свинца.
Похмелье белое вот-вот, наступят сроки...

Зрелость глазами весны

В зрелости стёртая память с глазищами грусти,
в зрелости губы усмешки в морщинах успехов,
в зрелости тяжесть вещей уже зависть не грузит,
в зрелости тяжесть потерь гасит проблески смеха.

В зрелости все короли шахмат - в пешек одеждах,
зрелость: дом, дерево, дети и мнения смелость,
зрелость – стеснённые планы движения, между
прочим, с горы только вниз - больше некуда! - зрелость.

Ливень в столице сапога

Байдарка волнами шьёт берега
на состязанье вышедшего Тибра
с фонтанами. В воде, издалека,
полоски света в тучах - шкурой тигра.

В лохмотьях мокрых листьев ждёт платан
судьбы другой, не веря тучам синим.
Юпитер бьёт в небесный барабан,
рвя перепонки в ухе: громко, сильно.

Петра храм растворился меж холмов,
шьют берега иголками байдарки,
жар высунул язык - и был таков,
день ливню сдав, желанному подарку.

Гобои стоков голосят про Рим
на все лады всех языков планеты.
Я удивлён ещё раз был таким -
в жаре, в снегу и под дождём раздетый.

Откашливают громко небеса
мокроту, переполнившую лёгкость.
Прикрыл глаза. Я в середине сна?
А может быть не трезв, совсем немного?

Амфибрахий в зоопарке

Ползет муравей по морщинистой коже,
он веер морщинок у глаз пересёк -
бог в помощь идущему! Или дороже
вода и питанье в пути?Телескоп
навёл я на тварь…Ужас!В местности дикой
осёл еле тащится через песок
с камнями.На морде не вижу улыбки:
он трещину в грунте с трудом пересёк -
вперёд! Уменьшая масштабы пустыни,
имеющей уйму неведомых троп,
я вышел путём непонятным и длинным
в сон утренний,что навевал этот трёп.
Уныло плетёшься собакой побитой,
минуя высоты,меж сытых низин,
и времени ветер сдувает с орбиты
друзей, годы, странствия, самую жизнь.
Поджатый хребет этой битой собаки
чертит, волочась, нотный стан, борозду,
и ляпают лапы мотив для кантаты,
как музыка - паузы. Вою. Иду.

Памяти Андрея Платонова

Птахолёт нёс голодным, распахнутым небу навстречу
ртам, что можно в энергию роста химически сбыть
раздробленьем на атомы. Но дробовик в этот вечер
не зевал и унёс в мир иной тварь, чихнув из избы.
Гром ружья обернулся пернатому залпом Авроры,
возвестив продолженье того, что малёк-пищеед
не планировал. И птахолёт не спланировал... Снова
самый слабый почуял желудком события след.
То ли сторож был пьян, то ли чудо крылатое сбилось
с курса (не было звёзд, снегопад или прочий сюрприз).
Метафизика дроби: всевышнему сдаться на милость,
без вопросов лететь себе из.
Птахолёт был задумчивей умных - глаза на макушке,
не по Канту он двигался курсом восточным к Москве.
Птахолёт бывшим яйцам желал принести пищу кушать
и погрязшим был полностью вэ.
Так погиб весь летучий рассказ вместе с главным героем,
что не волей инстинкта, подбитый, в падении сдох.
И семья вся ушла. В память, может, деревня провоет
гамму чувств. «Из» начнётся, а кончится - «до».

Сезон Голгофы

В месяце, где созревают лимоны,
ливни полощут засохшую степь,
то ли волхвы отбивали поклоны,
то ли детишкам готовили снедь
в честь дня рожденья. Все притчи и сказы,
все челобитья, крещенья, намазы,
клятвы с вендеттами - вся круговерть
возле того, абсолютно простого,
непостижимого слова немого
в остекленевших на время глазах,
где доброта веры,пнувшая страх -
в небо смотрящих...Взглянуть на себя
будет ли время? Потупят глаза,
снова взовьются в поклонах, намазах,
правду скрывая опять в пересказах
в месяце, где зажелтели лимоны,
степь и пустыня напоены, полны,
где ищут правду слов из века в век
все правдолюбы, а истины - нет.
Ради озарений любви
Продвигаюсь помалу на запад,
повернувшись лицом на восток.
Нет ни сил, ни желания плакать,
что ушло - тихо в прошлом живёт.
Запад ждёт...Не миную ловушки.
Желторотый восток убеждён:
обучённому играм\игрушкам
за труды плата - выжатый сон.
Тихой сапою - берегом Леты.
Вперемежку дожди и тепло.
Не заучиваются предметы,
если их вспоминать тяжело.
Знанья - пшик, завтра свежие будут,
их освоил бы, да ни к чему.
Почему безразличные судьи
закон мерят на мне? Не пойму.
И восток желторотый твердит мне:
к цели шлёпал какой? Мне не ври!
Отвечаю, подумав, вердиктом:
цель проста - озаренья любви.
Её взгляд - откровения чуда,
что желал желторотый восток
подарить. Я его не забуду,
он плод детства, дождался я. Смог.

Иерусалим

“Наша улица” №146 (1) январь 2012