Виктор Крамаренко "У Чёрного озера" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Виктор Викторович Крамаренко родился 27 октября 1959 года в Днепропетровске. Окончил Московский институт народного хозяйства им. Г.В.Плеханова. Печатался в журналах «Огонёк», «Техника молодёжи», «Сельский календарь», «Молодёжная эстрада», «Брега Тавриды», «Проза», «Московский вестник», «Российский колокол» и др. Автор книг «Все начинается с любви», «Парус надежды» «Встречи с ангелом», «Зиронька», «У Чёрного озера» и др. С журналом «Наша улица» сотрудничает с 2001 года.

вернуться
на главную страницу

Виктор Крамаренко

У ЧЁРНОГО ОЗЕРА

рассказ

Ещё никогда отцу Михаилу так не исповедовались. Кто только не изливал ему душу, какие только сделки не предлагали через него заключить с Богом! Но подобное случилось впервые. Он многое повидал в жизни: и воюя в Чечне за правое дело, и обратившись в веру. Чувствовал сотворённую Богом милость, знал, что к этой милости не может быть причастен человек. И, пропуская сквозь себя все грехи и сомнения доверившихся ему прихожан, всё больше убеждался, что жизнь земная бесконечно далека от чуда. Божья милость становится чудом лишь в исключительных случаях, когда на карту брошено само существование человеческого рода, когда сама правда, низвергнутая сатаною, не в силах ему противостоять. Вот тогда и является чудо. А тут так просто, обыденно, даже не знаешь, как сказать… Он это чудо не только увидел, но и ощутил, потрогал своими руками, а затем долго и мучительно размышлял, как лучше применить его на благо церкви. Грех, конечно, но так было.
А случилось это двадцатого июля, «под Казанскую», когда перед службой под тёплым моросящим дождём вместе с трактористом разгружал битый кирпич для фундамента часовни. К нему обратился мужчина с просьбой уделить несколько минут. Получив немой отказ, тот ничего не ответил, сложил зонт и принялся так же, как и он, таскать кирпичи к сараю. После, помыв вместе руки и войдя в приход, они уединились.
- Что привело вас ко мне? - спросил он тогда, поправляя серый подрясник. - Если на исповедь, то мне надо переодеться.
- Отец Михаил, мне нужен ваш совет, - ответил тот.
- Я вас слушаю.
- Дело в том, что моя жена - ангел. У неё выросли крылья.
Сказал вот так запросто - взял и оглушил. Яро и дерзновенно. Без тени сомнения.
- В буквальном смысле… выросли на спине. С пёрышками, косточками, кровеносными сосудами… Размах - чуть больше метра. Сложенные, они почти не заметны под одеждой. Выросли за какой-то месяц. Она была обыкновенной женщиной, ничего такого с ней не происходило, а тут…
Священник молча закивал, соглашаясь.
- Вот… - выдохнул мужчина. - Вас это не удивляет?
- Нет.
- Что же, вам каждый день приходится слышать о появлении ангелов?
- Говорите, говорите, я вас слушаю, - спокойно ответил отец Михаил, он уже догадался, кто перед ним стоял, и решил, как учили, спокойно выслушать и не торопить несчастного. Захворавшие душой сами быстро сгорают. Таким чем поможешь, только молитвою.
- Но это же необычно, согласитесь? У человека выросли крылья…
- Необычно… соглашусь.
- Что же нам делать?
- Ничего… Жить в мире и согласии, растить чад, молиться Богу. Внимать благодать Божественную и по возможности не грешить.
- Не грешить… В каком смысле?
- В прямом. Исполнять все заповеди…
- А-а, ну да… Не убий, не укради, не пожелай жены ближнего… Так я, - мужчина перешёл на шёпот, - не то что чужую, свою жену не желаю. С тех самых пор, как выросли крылья. Как я могу желать ангела?! Она теперь святая и на это дело смотрит по-другому… Её чувства ко мне остались прежними, даже лучше, но в поведении появилась какая-то святость, совестливость, бережность к добру. Ни одного худого слова, ни одного дурного взгляда. И не только ко мне и детям, ко всем людям. Смотрит телевизор и плачет, если в нём кому-то плохо, улыбается, если радостно. Мы стали много разговаривать, и она вспоминает только хорошее, хотя, вы же знаете, всякое бывало между мужем и женой.
- Это правильно.
- Так вот… В желании она мне стала отказывать. Но не так, как раньше, придумывая какой-нибудь предлог, а честно: прости, говорит, я теперь другая - не женщина, а небесное создание. Да я и сам теперь понимаю, что нельзя. Она же - ангел! А ангелу ни к чему мирские радости, всякого рода удовольствия. Её тело теперь не для этого предназначено. Может, вслед за крыльями и плоть как таковая переродится во что-то неземное, воздушное, величественное. С каждым днём, с каждым часом я видел её преображение, очищение от прошлых обид. И что же, лезть грязными лапами в эту чистоту?! Да и вообще… вдруг после близости крылья пропадут, исчезнут, отвалятся… Я тогда всю жизнь проклинать себя буду.
- Так вы по этому поводу пришли ко мне? Вам нужен доктор, а не священник. Вам и вашей жене, вероятно. Здесь излечивают не плоть, а душу.
- Зачем нам доктор? Зачем?.. А-а, вы в этом смысле. Да нет, вы не поняли, это меня с недавних пор мало интересует, можно сказать, совсем не интересует, хотя никаких отклонений за собой не чувствую. Я пришёл за советом, а вы… - обидчиво опустил голову мужчина.
- Ну говорите, я вас слушаю.
- Куда же, если не в церковь, идти, когда у человека выросли крылья, - продолжал обижаться мужчина. - Ведь ангелы не просто так являются на землю, правда?
- Правда.
- И почему именно к нам, в Москву, в новостройку у Чёрного озера рядом с вашим захудалым приходом?
Отец Михаил не знал, что ответить. Какой уж есть приход, хорошо хоть с Божьей помощью его отстояли, и не ему, несчастному, ни разу в нём не причащавшемуся, об этом судить. Но слова сумасшедшего больно кольнули сердце, и в этой боли был не только укор, но и его, священнослужителя, вина за ёрничество и невежество, проявленные к мирянину, - ему сказали о чуде, а он и глазом не повёл.
Мужчина продолжал стоять с опущенной головой, вертя в руках сложенный зонтик. Казалось, вот-вот, и он сорвётся с места, убежит и забудет раз и навсегда дорогу сюда. Но, спустя минуту, как будто и не было обиды, мужчина поднял глаза и доверчиво заговорил:
- Вот я и подумал: что если она послана в помощь вашему приходу, чтоб, так сказать, быстрей восстановить церковь. Увидели Там, посмотрели на ваш долгострой и выбрали её… Может быть, именно на ней Господь остановил свой взор и подарил крылья?
- Что же они так прямо сразу взяли и выросли?
- Нет, конечно, - видно было, что проявившаяся наконец-то заинтересованность батюшки, мужчину вдохновила. - Вначале я не понял: ну появились два бугорка на спине, маленькие, как прыщики. Никакого дискомфорта жена не чувствовала. Потом эти бугорки стали набухать. И опять же, никак не беспокоили. Но когда эти бугорки закостенели, я стал бить тревогу. Мало ли что, думаю, опухоль какая, нарост или другая напасть. Хотели идти в больницу, но однажды утром просыпаюсь, а у неё на спине два крыла. Аккуратно сложенные, белые-белые, едва-едва покачиваются при каждом вдохе и выдохе. Я не решился будить жену, смотрел на крылья и постепенно сходил с ума.
- Ну это понятно… Что было дальше?
- Ну а дальше что? Жена - в трансе, я - в панике. Хорошо, что дети взрослые, они нас редко видят. И главное, никому не расскажешь, ведь не поверят, засмеют, а то и запрячут в психушку. Взяли отпуск. Сидим дома. Никуда не ходим, никого не приглашаем. Вначале что только не хотели с ними делать: и топором отрубить, и повыдёргивать, и ниткой перетянуть, они ведь мягкие, косточки-то, молодые, как хрящики младенца. Но пожалели - такая красота, тем более Богом данная! Мы это сразу поняли… Перемеряли всю одежду, вату снизу пластырем прикрепили, чтоб не так выделялись, всё равно когда-никогда, а выходить в город надо будет. Через неделю жена смирилась, уже перестала плакать, спит на животе, а у меня сердце кровью обливается. Что делать? Как дальше жить? Перед тем, как показать их кому-то, нужно хотя бы как-то себе самому объяснить. Но это необъяснимо: откуда они взялись и почему именно у неё? Ей хоть бы хны, она даже радоваться стала, поверила в свою исключительность, а я не находил себе места, вспоминал, что такого могло произойти за этот месяц, что могло свершиться с ней, со мной, с детьми, чтоб ей стать ангелом? Человек как человек: жила обычной жизнью, никого не спасла, ни за кого не заступилась, милостыню там или деньги какие большие никому не одалживала. Во всяком случае, я об этом не знаю. В Бога, конечно, верила, но молитву каждый день не читала, перед едой не крестилась… Жила себе и жила - дом держала, потихоньку работала… всё, как обычно. А потом меня осенило: она ведь честная, и как жена, и как человек. Никогда не обманывала даже в мелочах. Может быть, думаю, у всех женщин её возраста, сохранивших душевное целомудрие, и вырастают крылья, только никто об этом не знает, кроме мужей? Но и в этом я ошибся - таких, как она, нет. И в метро толкался, бродил по рынкам и магазинам, ездил даже в Серебряный Бор на пляж… Близко ничего подобного не обнаружил. За это время я изучил множество книг, в интернете какую только чушь не прочитал. Ничего даже мало-мальски похожего… Крылья всегда оказывались подделкой, обманом, выкрутасами иллюзионистов и писателей. А у моей-то они настоящие - нежные, хрупкие, как будто от рождения ей принадлежат. Они естественным образом сочетаются с лопатками, мышцами, соединяющими плечи со спиной. Снизу обтянуты нежной кожей, каждое пёрышко на своём месте, ложатся друг на дружку, как ни расправляй и ни перепутывай. Ну как от них избавишься! Это всё равно, что ампутировать ногу или руку. Жена-то их чувствует.
- Крылья?..
- Да. Теперь каждый день утром и вечером за ними ухаживает: чистит, промывает, брызгает дезодорантом, чтоб мошки не заводились. Неудобно, правда, носить, но она приспособилась, откопала какие-то гребешки, заколки, подтяжки… Повесила ещё одно зеркало в ванной, после душа каждое крыло зацепит клейкой лентой за плечи и ходит по дому, высушивает. Я смотрю ей вслед - ну чистой воды ангел! Она даже похудела, стала стройной, изящной, - все силы, наверное, пошли на рост крыльев. Я консультировался у врачей, конечно, не говорил о крыльях, сказал, что после перелома. Они посоветовали больше давать ей творога, чернослива, в общем, продукты, много содержащие кальция.
- Как беременным, всё правильно, - прошептал священник.
- Вот я и подумал: если Господь дал ей крылья, значит, Он хочет, чтоб она летала. А если летала, то зачем? Может быть, она послана во спасение России, славян, всего православного мира? Я даже хотел письмо написать патриарху, но не решился.
- Так жена ваша летает?
- Нет, к сожалению. Потому я к вам и обратился. Я подумал: есть же старинные церковные книги, предназначенные только для глаз священников, есть закрытые фонды, архивы, может, даже и в ФСБ, где служителям церкви не отказывают… Наверняка что-то подобное когда-нибудь случалось, и это кем-нибудь зафиксировано. Много необъяснимых когда-то вещей благодаря расшифровке секретных данных сейчас становятся понятными. И если удастся найти ответ, то она быстро научится летать. Понимаете, летать!
- Понимаю, - вновь, как ни силился, съехидничал священник.
- Ну не первая же она, у которой выросли крылья?! Правда?! - вдруг вспылил странный мужчина. - Вы же ближе к серафимам, херувимам всяким там, как-то с ними взаимодействуете, сотрудничаете, - он даже вскрикнул обиженно. - Посодействуйте, помогите… Может, кто-то оттуда прилетит и научит? Это же и вам в пользу, и приходу, и вообще… России!
- России… - пристально посмотрел в глаза гражданина отец Михаил.
- А если она первая? - он ещё ближе придвинулся к уху священника и как заклинание повторил: - А если - первая.
Отец Михаил молчал. Он понял, его первые догадки о душевном состоянии несчастного подтвердились, и теперь нужно дождаться, пока он выговорится, и отпустить с миром.
- Ну что же это!.. - опять возмутился мужчина. - Как вы не поймёте!.. Она научится летать, люди увидят её и будут больше верить в Бога. К этому же стремится церковь?
- Церковь никого не принуждает, сын мой. Господь милосерден ко всем чадам своим, каждый волен поступать, как велит ему его совесть. А совесть - это Бог! Он в каждом из нас, а мы все - в Нём! Каждая душа рвётся к Богу, ищет свою стезю к Нему...
Мужчина отстранился. По его растерянному виду было ясно, что он ждал от разговора с батюшкой совсем другого и теперь не знал, как поступить: попрощаться и уйти или всё же попытаться ещё раз убедить того в своей искренности, в чистых помыслах помочь церкви.
- Мы все, - продолжал отец Михаил, - созданы по образу и подобию Всевышнего, и каждый из нас обладает чудом. Чудом рождения, чудом жизни и совершенствования её, чудом смерти.
- Вы только представьте! - не унимался мужчина. - Над вашей полуразрушенной церковью парит ангел в женском обличии, собрался народ, газеты, телевидение, вспышки фотокамер, звон колоколов… всеобщий праздник, торжество… все ждут от неё проникновенных слов, пророчеств, истин. А мы её с вами научим, что сказать. С древних времён России покровительствует Богородица, ей особый почёт и уважение, ей особая любовь, вера… Так назовём её Богородицей, матерью Иисуса Христа, сошедшей с небес. Да за нами все пойдут! Вся страна, весь православный мир! Все будут стремиться увидеть её, услышать, помолиться ей. Политики, военные, учёные… Генсек ООН прервёт пленарное заседание и полетит в Москву… Прекратятся войны, исчезнут разногласия, террористы сами приползут на коленях, чтоб она их простила и направила на истинный путь. Мы победим голод, эпидемии, неизлечимые болезни. Наступит мир и благоденствие. Всё прогрессивное человечество только спасибо скажет! Да вы что!.. Такое будет, такое!.. И всё во благо, все средства пойдут на благотворительные нужды… Сиротам, бездомным, страждущим…
У отца Михаила закружилась голова. Были, конечно, были на его недолгом веку служения искорёженные души, одурманенные искушением и стяжательством, среди сотен исповедующихся в основном в прелюбодеянии и детоубийстве, корыстолюбии и воровстве, попадались сумасшедшие, но такой наглости ещё не было.
«Крылья, женщина-ангел, прогрессивное человечество… - бред сивой кобылы! Наверное, в Кащенко сегодня выходной, прости меня Господи, грех-то какой! Нужно с особым усердием помолиться за беднягу и отпустить с миром», - отец Михаил даже допустить не мог другого исхода. Ну а вдруг это правда, тогда всё его ёрничество и недоверие рухнут пред чудом Всевышнего.
- Вы мне не верите? - как будто прочёл его мысли мужчина.
- Признаться, нет.
- Тогда пойдёмте к нам домой, и вы убедитесь, - снова запросто, по-приятельски сказал он и потянул священника за рукав подрясника.
- Хорошо, но только после службы.

В тот день, в родительский день поминания усопших, отец Михаил впервые служил торопливо и без надобного усердия. Грешно сказать, он спешил быстрей пойти на зов прихожанина. Читая молитвы и скороговоркой называя имена в записках, спешил или возрадоваться чуду, развеять клокотавшие в душе сомнения, или убедиться в обмане. Но тут как Богу будет угодно.
Вскоре, оставив церковь открытой и наказав сторожу следить за порядком, он последовал за странным гражданином. Шли к высоткам через пустырь у Чёрного озера, шли молча. Дождь закончился, солнце начинало разогревать куцый кустарник и встречающиеся то тут, то там мусорные кучи.
Подойдя к нужному подъезду, мужчина остановился.
- Здесь? - спросил отец Михаил и, дождавшись утвердительного кивка, перекрестился: - Ну, с Божьей помощью.
И в лифте, и на этаже сердце бывшего взводного стучало, как автоматная очередь, отдаваясь трассирующими пулями по всему телу. И неизвестно, чтобы оно ещё выкинуло, если бы не улыбка женщины. Видимо, она их видела из окна, быстро отворила дверь и приветливо улыбнулась. Стройная, миловидная, с пышной, но короткой чёлкой. Её глаза сияли радостью и добротой. Одетая в джинсы и мужскую рубашку, она теребила в руках деревянный гребешок и неотрывно глядела на отца Михаила.
- Здравствуйте, - произнёс он дрожащим голосом, стараясь не выдавать волнения. - Тут ваш супруг…
- Здравствуйте, здравствуйте, батюшка, - перебила она его, отступая в глубь квартиры. - Проходите. Я была уверена, что вы нам не откажете.
- Познакомься, дорогая. Это отец Михаил, он непременно нам поможет, - прикрыв за собой дверь, произнёс хозяин. - Он будет первым священником, кто увидит твои крылья.
Женщина от смущения немного покраснела, но продолжала улыбаться. Видно было, что она рада своему исключительному положению и от этого была счастлива. Её предназначение теперь - нести людям добро, а как это сделать, подскажет вот этот священник из церкви, что за пустырём. Он ближе к Богу, а значит, ближе к ангелам. Кому, если не ему, первому показать чудо, дарованное ей за праведно прожитую жизнь.
Наступила пауза.
- Как вас величать, матушка? - первым заговорил отец Михаил, видя возникшую вдруг нерешительность мужа и всё больше проявляющуюся кротость женщины.
- Нина, - тихо ответила женщина.
- Нина? Царица по-ассирийски! Ну что же, Нина, показывайте. Если это чудо, то вы действительно будете царицей.
Отец Михаил шагнул к ней, мужчина последовал за ним.
Женщина покорно повернулась, медленно подошла к трюмо, положила на тумбочку гребешок и прошептала:
- Расстегните, пожалуйста, батюшка.
Отец Михаил только сейчас понял, что мужская рубаха на ней одета наоборот. Немного выпуклые лопатки явно под материей что-то скрывали, ряд пуговиц на голубом фоне бледным неровным рядком покачивались, словно поплавки на воде Чёрного озера. Дрожащими пальцами он притронулся к женщине. На удивление пуговицы легко поддались, рубашка быстро распахнулась, и к его ногам упала вата.
Отец Михаил вздрогнул, опустил голову и пристально стал всматриваться в белые комочки на полу.
- Давай помогу снять рубашку, дорогая, - предложил, не выходя из-за спины батюшки, муж.
- Я сама, - ответила женщина и мигом освободилась от неё, ловко стянув за рукава.
Отец Михаил оторвался от пола и, о Боже, перед его очами предстали два белоснежных крыла, аккуратно сложенных, переливающихся лилейной чистотой перьев. Они покоились на обнажённой спине женщины, водрузясь на лопатках, и ровными, один к одному, кончиками устремлялись к пояснице. Пробивающийся сквозь закрытые шторы свет нежно поглаживал и раскачивал их, словно два облачка на небе. Отцу Михаилу показалось даже, что они светятся.
Женщина через трюмо наблюдала за состоянием священника. Оно менялось каждую секунду, резко переходя от непонимания к изумлению и от восторга к нескрываемому страху. Его руки то тянулись, чтоб притронуться к ним, то застывали в воздухе, словно какая-то сила удерживала их и отторгала. Крылья были потрясающими, теперь понятно, с каким искусством древние скульпторы воспроизводили крылатых. Поистине они должны были ваять с натуры!
Для большего эффекта Нина встала на цыпочки, опустила прикрывавшие грудь руки и, не оборачиваясь, стала взмахивать ими, подобно птице. В такт взмывающим по очереди рукам крылья то распрямлялись во всю ширь, то вновь аккуратно складывались. И при этом каждое пёрышко знало своё место, каждая косточка, не поранив кожу женщины, осторожно складывалась, чтоб через мгновение вновь распуститься и озарить комнату. Они становились всё больше и больше. Казалось, за ними уже не видно было ни лопаток, ни плеч, ни пышной чёлки, угадывалось только трюмо с силуэтом женщины. В какой-то момент отцу Михаилу даже привиделось, что крылья, не касаясь подрясника, легко и непринуждённо подхватили его, подхватили, как пушинку, как дымок паникадила, подняли к потолку, пронесли по коридору, кухне и вернули обратно в комнату. Это было до того неожиданно, что он только и успел промолвить: «Господи, не надо!».
Но почему «не надо», отец Михаил? Отказываться от чуда Всевышнего, тем более священнику, не надо. Испугался!? Нет же. Ты же был в таких передрягах, стоял одной ногой в могиле, уже видел отражение своих глаз в чеченском небе!.. И не поверил?.. Ты же помнишь, Кто тебя спас, Кому дал слово уйти в веру и клятву свою сдержал? А тут… Нет, скорее всего, это проклятое «не надо» вырвалось само по себе. Вырвалось невольно из ещё сомневающейся, ещё не до конца уверовавшей души, и теперь оглушало, троекратно повторяясь, как повторялись, ослепляя, минуту назад женские груди в зеркалах.
И крылья, словно ждали этих слов, мгновенно превратились из белоснежных трепетных созданий в колючие, шершавые, огромные плавники, которые бесцеремонно стали хлестать по щекам отца Михаила, разбрызгивая соль и бурю, растрачивать зазря чудотворную свою силу.

Отец Михаил пришёл в себя только в храме перед иконой Богородицы. Он не помнил, как рухнул замертво под ошарашенными взглядами супругов, как выбежал из квартиры, пулей проскочил все лестничные пролёты и оказался на улице. Взмокший и грязный, с прицепившимися к подряснику колючками, влетел в приход, перепугав спящего в закутке сторожа свалившимся ведром с водоэмульсионкой, и пал на колени. Не помнил, что говорил Богородице, о чём просил-умолял… Перед глазами стояли те самые крылья на обнажённой спине женщины и её счастливое лицо, отражавшееся в трюмо. В ушах до сих пор скрежетал отвратительный голос мужа, визжавший: «Теперь верите? Верите? Они настоящие!»
Увиденное чудо настолько потрясло священника, что впору было снова обряжаться в военную форму и идти под пули, чтоб опять сотворённое Богом спасение обратило его в веру. Тогда только Всевышний мог его спасти, и Он это сделал. Уже сверкал нож в руках «мясника», уже оголили затылок и шею, перед камерой с арабским акцентом произнесли: «Аллах акбар!»… Но внезапный удар молнии прошил палача с головы до пят, превратив в вонючую мёртвую тушу, изо рта сквозь бороду сочилась кровь, стальной бронежилет, над которым зависло облако голубого дыма, расплавился и толстой ровной полосой разделил палача надвое. Тогда показалось, что этот дымок, тихо стелясь по земле, подполз к его уцелевшей голове и погладил её тёплыми невидимыми крыльями. Остальные бандиты не решились исполнить казнь, а только прошили пленника автоматной очередью.
Но то была война. Там чудо, свершённое Богом, сохранило отцу Михаилу жизнь, наделив искренним пониманием своего предназначения на земле. То чудо впоследствии даровало ему право ежедневно и ежечасно отдавать себя Господу. Оно вознесло его сознание к таким высотам смирения и благородства, о которых раньше и думать не смел. Оно было, то чудо, свершённое только для него, ведь похожий на крылья дымок видел только он. А это чудо совсем другое. Господь даровал его женщине, судя по всему, в надежде на помощь всем христианам, всем людям на земле. Ангелы ведь призваны помогать людям, вырывать из лап слуг сатаны достойных мирян, хранить и оберегать их. Они прилетают на зов души, на отчаянный крик, являются тогда, когда выхода уже нет… Нет, она - ангел, ей-ей, ангел! У человека не может быть крыльев, а у неё они настоящие. Как они светились, как озарялись лилейной чистотой!.. И она вся благостная, кроткая, счастливая… Первого позвала священника… А потом эти крылья отхлестали его за недоверие. И правильно сделали.
Отец Михаил служил вечернюю как в тумане. Мутно было оттого, что во время молитвы помыслы уносили далеко от прихода в завтрашний, а быть может, и в далёкий день спасения. Он был зол на себя и раздражителен за вырвавшееся «не надо». Такое раздражение он испытал ещё мирянином в только что возведённом Храме Христа Спасителя, где молящихся за всенощной было раз в пять меньше, чем просто глазеющих туристов. Да и молящиеся слушали беглую скороговорку псаломщика, ничего не понимая. Некоторые стояли спиной к алтарю, смотрели туда, где пел церковный хор, спокойно поворачивались и уходили, даже не взглянув на край амвона. И до того стало обидно, за себя обидно, что он оказался таким же, как и они. До этого редко удавалось постоять в храме больше часа, а тут выслушал, стоя на коленях, и «Слава в вышних...» и «Величит душа моя Господа...», и приложился, и подошёл к помазанию...

Как ни вслушивался в храме, как ни взывал всю ночь дома перед иконой, Мать-Богородица хранила молчание. Оно и понятно: сколько у неё чад на Руси великой, сколько неотложных дел нужно оставить, чтоб ответить бывшему взводному. На то он теперь и служитель Божий, чтоб принимать самому решение. Решение ответственное, судьбоносное, которое может или загубить мир в алчности и лицедействе, или направить христиан на путь истинный, ведущий к всеобщей любви и благоденствию. И что говорить, вера-то без дел - мертва есть! Без дел, а не без слов…
Вспомнилось, приехал после Чечни в отеческую деревню, там, у входа в старую церковь, грелся на скамеечке худой, чернобородый, мрачный, какой-то даже неблагостный, батюшка в чёрной рясе... Может быть, уставший, грустный, оттого, что за грехи или из немилости епархии получил этот нищенский приход, с каждым годом таявший и вымиравший? На фоне белой церковной стены тот батюшка казался ещё мрачнее. Таким, как он сейчас.
Церковь является и учителем жизни, и проповедником слова Божия, и объединением под своим кровом единоверцев. Если ниспосланный ангел в женском обличии не только поможет восстановить приход, но и сделает его центром паломничества, что же в этом плохого? Паломничество сплачивает нацию, она становится чище, целеустремлённее.
«С колокольни отуманенной кто-то снял колокола», - эта строка поэта засела в мозги и сверлила всю ночь. Почему «кто-то»? Известно кто, но теперь всё возвратится на круги своя: и власть, и народ будут вместе. Даже если отринут его за самовольство, не принять чуда Господнего - ещё больший грех, чем отступничество, но зато не будет терзаний всю оставшуюся жизнь. Ведь сказано: «Оставь всё и иди за Мной». За преподносящим чудо!
Отец Михаил встал с постели, прошёл на кухню, развёл в кипятке мёд, выпил. Что делать, как поступить? Всякая скороспелость опасна не только в миру, но и в религии. А с другой стороны - молниеносное крещение Руси повернуло историю к свету, к правде, вырвало из самого жестокого, изощрённого, самого пагубного рабства язычества.
Быть первым - это не только смелость и мудрость, это и избранность. Ведь не случайно тот мирянин пришёл к нему и заговорил! Его же кто-то вёл, направлял… Какой же после этого он бунтарь? Анафема ему не грозит. Всякое вероисповедание, любой способ общения с Богом имеет право на свободное существование. Он убеждён, что Церковь должна вернуться в своё первозданное лоно, досинодское, дониконовское, за которое ратовал и отдал жизнь протопоп Аввакум! Но для священного воссоздания потребно чудо! Чтоб оно всколыхнуло всех и всеобщей молитвой отвело от злобы и дьявольских соблазнов. Нет-нет, отец Михаил не старообрядец, он ратует, чтоб душа каждого молящегося стала бессмертной. А коль явилось чудо, то и добывать души станет легче. Ведь не им сказано и уже давно: «Дом Мой - домом молитвы наречётся». Всё вернётся в души православных: и чистота, и любовь, и святость. И его убогую церквушку осенит не только достойное убранство, но и фаворское сияние, отражающееся на благостных лицах прихожан. Преобразится всё: и колокольня, и алтарь, и столик-многосвечник, именуемый «кануном». Народ-то необразован: при чтении Святого Евангелия голов не преклоняет, при исполнении «Слава в вышних Богу» и «Величит душа моя Господа» на колени не опускается. Не знает истории возникновения христианства, даже то, что должен ведать каждый. Непонятна для него и фраза: во время Тайной вечери «этот любимейший ученик припадал к перстням Христа»… Нет, теперь всё будет по-другому, он не перестанет повторять в своих проповедях: «Дети, любите друг друга», «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь».

Только к утру отец Михаил уснул. И приснился ему хлев в Вифлееме: там, в стороне от плотничьего верстака Иосифа, в белом хитончике мирно спал мальчик Иисус; в отсутствии Марии, отгоняя мух и комаров, над ним кружила ласточка. Благостную картину дополнял звук колоколец, исходящий из долины, где паслись овцы и шёл верблюжий караван к Иерусалиму. Он проснулся, и сердце взорвалось от радости, воссияло небо за окном - значит, его услышали и благословили.
Вдохновенным и окрылённым, не заходя в приход, отец Михаил направился к новостройкам. Быстро нашёл вчерашний дом, поднялся на этаж и остановился у квартиры. Что такое: дверь была незапертой, в глубине кто-то негромко, но грубо спорил, употребляя слова, запрещенные произноситься в любых конфессиях.
Отец Михаил тихо вошёл. В темноте коридора он не сразу увидел стоящего перед комнатой долговязого парня. Тот находился к нему спиной, держал на плече кинокамеру и снимал. В комнате, сидя в кресле перед столиком, на котором лежал открытый портфель с под завязку набитыми пачками денег, холёный толстяк наставлял мужа, а полуобнажённая Нина, отвернувшаяся к закрытому шторой окну, тихо плакала. Её перья поникли, и свет от них был тускл и горек.
- Я вам говорю, - настаивал толстяк, - мы сделаем из неё звезду мирового уровня. Уж поверьте. Я и ни таких в шоу-бизнес двигал - ни рожи, ни кожи, безголосых и безграмотных… И ни одного провала. Я знаю, во что вкладываю деньги. Тут, извините, талант нужен и продюсерский нюх. А у неё, дорогой мой, и фигура, и мордашка, и скромность, что сейчас редко встречается на сцене. Но главное - есть крылья, не приделанные, не выращенные искусственно в лабораториях, а настоящие, живые.
- Нам надо подумать, - ответил задумчиво муж.
- Что тут думать?! Мы немедленно принимаемся за работу. Все расходы на стилистов, визажистов, разных софистов-кэгэбистов я беру на себя. Здесь потребуется целая команда педагогов: и по вокалу, и по танцу, и по дикции… Не волнуйтесь, она будет летать, я в этом уверен. Ну а пока подключу своих инженеров, пусть разработают такой механизм, чтоб она хотя бы на несколько метров поднималась над сценой. Мы придумаем ей сценическое имя - броское, оглушительное, запоминающееся, но в тоже время мягкое, женственное… Например, Ангелина.
- Если бы Господь не хотел, чтобы она летала, не наградил бы её крыльями, правда? Это награда за её честность, а вы хотите обратить дар Божий в шутовство, - упорствовал муж. На него было жалко смотреть. Сжавшийся, словно от холода, тот мерил шагами комнату, заставляя спрятавшегося за одеждой парня оторваться от крыльев и двигать камеру в его сторону.
Толстяк тяжело встал с кресла и подошёл к мужу:
- Не шутовство, дорогой мой, а искусство. Я не занимаюсь ярмарочными аттракционами, шапито и другой подобной мелочью. Высокое искусство без денег - пшик! Видимо, добродетель тоже имеет свои пределы, и чтоб научиться летать, нужно много-много денежков. С этим-то не поспоришь. Так что пересчитывайте свой задаток и прощайтесь, ваша жена поедет со мной.
- Но ни о каком задатке речь не шла, - опять взбрызнулся муж. - Мы говорили о миллионе и ни копейки меньше.
- Ну что вы, дорогой мой, опять упираетесь! Ведь крылья оказались не такими, какими вы их описывали. Где блеск, где чистота? Где то всё, о чём так самозабвенно вы рассказывали на телестудии? - Он подошёл к молчащей Нине, приподнял одно крыло, потом второе: - Где ширь, где размах? Вы же говорили, что они ангельской чистоты!
И действительно, каждое крыло, опустившееся как-то вяло и неохотно, редкими жёлто-грязными перьями складывалось на лопатку и висело брезгливой мокрой тряпкой, даже не доставая до поясницы. Отец Михаил глазам не верил - из вчерашнего сияющего великолепия ничего не осталось.
- Отдайте контракт, отдайте, он всё равно недействителен без нотариуса, и возьмите свои деньги.
- Ну не огорчайтесь вы так, - доставая из пиджака сложенный пополам лист бумаги, игриво протянул толстяк. - Что теперь поделать - таков закон шоу-бизнеса! Кому-то даны крылья, а кому-то - деньги, чтоб эти крылья летали и радовали публику. Вы же чем-то думали перед тем, как подписать его?!
- Я вас не отпущу! Я убью вас, негодяй!
- Не валяйте дурака. Контракт подписан, деньги получены. Прощайтесь, - приказал продюсер. - И вообще, дорогой вы мой, всё для вас не так уж и плохо. Вы, лично вы, ежегодно будете получать прибыль, пополам с женой, как зафиксировано в контракте. Накопите денег и выкупите.
- Как выкупите? Я что, вам её продал?
Нина в углу вздрогнула. Взъерошив перья, крылья, словно прощаясь с Божьим миром, совсем потускнели.
- И какова её цена?
- Не её цена, а цена чуда, заметьте, которое я раскручу, - поднимая указательный палец вверх, произнёс продюсер. - Для меня - это ежедневная работа, для зрителей - цена билета, а для вас - миллион и всё, что накапает за год. Смиритесь, чудо не может принадлежать одному, оно всеобщее достояние человечества.
- Хорошо, - согласился муж, понуро опустив голову. 
На предательство мужа Нина даже не шелохнулась. Казалось, она перестала дышать, скрестив на груди руки, и замерла, как перед казнью.
- Так я считаю деньги?.. - только и успел спросить хозяин квартиры, как был повален вместе с толстяком на пол. Это отец Михаил, до неприличия долго наблюдавший из темноты за происходящей сделкой, вышел на свет Божий. Со всей своей недюжинной силой, помноженной на солдатскую ярость и беззаветную веру в справедливость, он, как тайфун, как Тунгусский метеорит, пронёсся по квартире. Вначале схватил за шкирку долговязого оператора и выкинул на лестницу вместе с кинокамерой, затем огрел кулаком толстяка, прижал коленом к полу, вырвал контракт и так же, только не за шкирку, а за пиджак и брюки с болтающимися подтяжками, вышвырнул за дверь. Вслед за ними последовал и муж.
Все произошло мгновенно. Бывший взводный не мог остановиться. Трещали кости, рвалась одежда, возникали и затухали стоны в подъезде…
- Изыди, изыди, сатана, - дополнял проклятиями каждый свой бросок отец Михаил. - Изыди! - и силы прибавлялись, и становилось легче дышать.
Последним, что вылетело из квартиры, был портфель с деньгами. От удара о щитовую пачки, разрываясь, полетели вниз, покрывая копошащиеся тела ничего не значащей теперь бумагой.
Что произошло с отцом Михаилом? Проявленное бешенство было не только ответом на ничтожность, убожество, продажность человеческой натуры, но и на крушение мечты. Он представлял свою радость, когда объявит ангелу в женском обличии, что был знак свыше, что получил благословение небес, он ждал этого момента, как всегда трепетно ждёт главной минуты литургии. И вот теперь это чудо исчезло. А может, его и не было? К такому, наверное, именно к такому исходу он был готов в первую очередь.

В комнате было по-прежнему тускло. Отбросив стыд, Нина грустно посмотрела на отца Михаила, затем вздохнула, опустила голову и побрела к трюмо за рубашкой. Он глядел ей вслед и восхищался. Крылья вновь набухали, покрывались новыми пёрышками, ещё чище и белее, чем вчера, и сияли необыкновенно насыщенным счетом. И лучи от них озаряли его счастливое лицо.
Нина повернулась к нему и неожиданно взлетела. Для этого было достаточно одного лишь взмаха, одного вдоха, одного маленького движения руки. Крылья забились за её спиной, она поднялась и засияла.
- Матушка! - воскликнул отец Михаил и пал на колени.

Они пересекли улицу, свернули на пустырь и пошли к приходу. Она - вновь земная женщина, он - бывший взводный, облачённый в рясу. Ни медленно, ни сноровисто, шли, как обычно идут люди в церковь. Помолиться, попросить, покаяться, прикоснуться к тайне. Идут в надежде на чудо.
Они были спокойны, разговаривали о чём-то вполголоса, как будто ничего и не произошло в новостройке у Чёрного озера. Им стало ясно, что без Бога, как без чуда, жизнь - бессмысленна. И вскоре, поборов смущение, все это поймут.
- Да будет воля Твоя!

"Наша улица” №147 (2) февраль 2012