Григорий Сухман "Интерпретации" стихотворения

Григорий Сухман "Интерпретации" стихотворения
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

 

Григорий Александрович Сухман родился в 1950 году в Астрахани в семье интеллигентов, там окончил с отличием школу и мединститут. Работал в Белгороде, Харькове, последние 20 лет - в Иерусалиме, специалист-анестезиолог, 3 детей и 4 внуков. Опубликованы 2 книги из трилогии "Охламон" (закончены ещё в 20 веке), стихи с прозой "Зоопарк", путевые заметки в израильских русских СМИ, критика - в ИЖ ("Иерусалимский журнал" №30) и др. В "Нашей улице" публикуется с №136 (3) март 2011.

 

вернуться
на главную страницу

 

Григорий Сухман

ИНТЕРПРЕТАЦИИ

стихотворения

 

Знаменитая Фуга Смерти

По мотивам П.Целана

Смерть - это немецкий учитель, глаза у него голубые,
он поит нас днем, утра чёрного пьём молоко,
пьём бЕз перерыва, все вместе, склонив над могилами выи,
копаем мы их в небесах жёлтых звёзд, это недалеко.

Мы роем могилы в воздушном пространстве, не будет там тесно -
учитель-ариец велел под охраной немецких  собак.
Мы круглые сутки рассвета пьём чёрные, верные вести,
копаем на небе, копаем в земле, в дым себя превратить просто так.

Под музыку Баха, овчарок лай будем культурно убиты.
Копайте могилы, евреи! Устанешь – и будешь убит.
Вплетается в золото кос твоих смерть, Маргарита,
цвет пепла покрасит причёску подруги, Шломит.

Мы сутками пьём свою смерть, поглощёны всецело,
хозяин  играет со змеями, Бахом гремит патефон,
отлично стреляет и пишет, начищен его "Парабеллум",
могилам не тесно над небом, под небом в работе"Циклон".

Пьют смерть, концентрат молока, иудеи из множества родин,
учитель – ариец, философ, играет как бог в пистолет.
Он голубоглаз и умён, не кричит, пишет письма, свободен,
мы роем могилы на небе, где места учителю нет.

Там - жизнь за оградой, учитель под облаком с краем завитым,
евреи рассвет пьют молочный, но чёрный, чтоб каждый был сыт...
Вплетается в золото кос твоих кровь, Маргарита.
И выкрасил пепел  причёску подружки, Шломит.

Да,золота пепел волос Маргариты, Шломит ищет место,
мы выпили чернь молока, вознеслись, облака новых ждут,
циклонов клубки пишут ноты на небе для фуги и мессы.
Арийский философ, Бах И волкодавы: особый уют.

 

 

Крови твоей мы стали зеркалами

По мотивам П.Целана


Идём, качаясь на ветру прогресса,
молись за нас Господь,  уже близки.
Мы - под руками врозь, играют мессу.
Сплелись с тобой. Молись! Темно. Ни зги.

Склонили шеи по пути к вулкану,
где кровь твоя, идём на водопой.
Молись, Господь, мы все себя обманем,
молись, чтобы пришли к тебе, домой.

Ты нам молись, с тобой срослись телами,
глаза и рот открыты, но – пусты.
Крови твоей мы стали зеркалами.
Себя в нас - отчего не видишь Ты?

 

 

Да! - отвечают враги

По мотивам Г.М.Энценсбергера

Верная в кости игра – или нет?
Странно. Не видно ни зги. –
Выигран проигрыш? Наоборот?
- Да! - отвечают враги.
Я утверждаю: исправить всё можно,
в центре прогресса – кровь.
Если это прогресс – он ложен!
Факты убиты. Вновь…
А секретарши портят копирку.
Блага- главный аспект.
Все учёные – над пробирками:
будущего рецепт.
Я сомневаюсь: завтра – настанет?
Это – кровать или гроб?
Правда и ложь – биржевый танец?
Лёг, не чёкнуться чтоб.
Вслушиваюсь, что шепчут враги.
Я – чёрным бел, белым – чёрн.
Я – на верном пути!?.Не лги.
Верный путь знает чёрт.
Странные люди, эти враги:
мне желают добра.
- Ты, дружок, от нас не беги,
знаем, ты тоже прав!
На, бери безразличный уют…
Вот где их список вЕщий!
Я примирён, раз враги не лгут.
И спокойно повешусь.

 

Пустыня

По мотивам Анны Каменской

В середине огромного города,
облепляя песчинками бороду -
жизни знак - есть пустыня немерена,
годы жизни: от детства до берега.

Вплавь, пешком, на трамвае, на ослике
к миражу горизонта нам хочется,
но пустыни валы да барханчики
топят девочек точно как мальчиков.

Тяжесть непонимания взвесив,
выбирай, с кем же выбраться - вместе...
Как огромна пустыни поклажа!
Выходя, ты не знал о ней даже.

Дни что? Сутки - песчинками, в ношу,
тонешь в ней, и вот-вот запорошит...
Выбрав путь, брат, не бойся, работай:
вдруг увидишь свет зА линзой пота?

 

Итака

По мотивам К.Кавафиса

В дни, когда стукнуло только семнадцать,
море(что - пена?)тебе по колено,
хочется взрослым тебе показаться
всем,кто на родине,в Итаке. Верно,
скоро забот будет - море,по горло,
ты не спешил бы сражаться с циклопом,
что встретишь,точно,в дороге,бесспорно
раньше, чем свяжешь судьбу с Пенелопой,
ждущей тебя из твоей одиссеи
по островам в дымке множества Итак.
То ли пожал, что когда-то посеял,
стал ли собой? Очумел после пыток
странствий, базаров, чужих горизонтов?
Так же завидуешь славе чудачеств
ли удаче соседей по Понту,
врущих про мощь циклопических качеств
собственных,что увлекали Сирены,
спрятавшие за спиной Посейдона
сети простых, молодых приключений?
Пусть попоют под кифару гормонов.
Пусть эта Итака будет под боком,
цель,как обычно,прикинется средством.
В мнении всех,совершенно убогом,
повремени мечту выбросить детства.

 

В ожидании варваров

По мотивам К.Кавафиса

Царь у ворот,сидит в короне,
ждёт наполнения врагом
агОры,улиц всех.Да,трону
не устоять.Вперёд,с мечом,
на варваров? Они, по слухам,
близки. Отнять готовы власть.
Или принять.Пусть будет пухом
земля царю,раз надо пасть.
Классика,то есть музы греков,
исчезнут.Варвар за углом
ждёт - чуждых бросить,в реку
геенны огненный проём.
День,год. Король ждёт. Город стонет
под бременем войны. Налог
всех захлестнул. Торговля тонет...
Несчастья или их пролог?
Измену ищет царь. Спокоен.
Разведка точно донесла:
НЕТ варваров за частоколом...
Страх кормит лучше ремесла.

 

Певец Бенгалии

Подражая Рабиндранату Тагору

Одиноко сижу у окна,вижу мир краем глаза,
бесконечности звук ловят уши в морях тишины.
Свет сплетается с тенью, питоном по дереву лазит,
предлагает дружить,но я к дружбе такой не привык.

Лента,змейкa дороги,ползёт за закатную гору,
постоялый двор вечера полон последних огней.
Песнь из храма летит, подпевая и радуясь горю
дня конца, ведь за ним снова день и он будет длинней.

После долгих скитаний душа песней тянется к храму,
полнотой бытия сыт, и большего мне не объять,
прочь сомнения, Яма*, я кланяюсь Кришне и Раме**,
недалёк день последний,я смирен. Мне трудно. Опять.

* - бог смерти и правосудия

** - верховные боги индуисткого пантеона


 

Иерусалим

 

 

“Наша улица” №148 (3) март 2012

 


 
  Copyright © писатель Юрий Кувалдин 2008
Охраняется законом РФ об авторском праве