Зухра Сидикова “Триумф” два рассказа
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

вернуться
на главную страницу

Зухра Сидикова по образованию филолог, специалист по русскому языку и литературе.

Зухра Сидикова

ТРИУМФ

два рассказа

Дружок

Маруся нашла его в лесу.  Он был такой маленький, этот щенок с белыми подпалинами на черной шелковистой спинке, что легко поместился в кармане ее старого  плаща. Как он оказался в лесной чаще, куда Маруся пришла за шиповником, она так и не узнала, но с тех пор они не расставались.
Маруся к колодцу за водой, и Дружок, семеня короткими ножками, за ней.
Она полоть картошку, и он тут как тут. Сидит на грядке, помахивая куцым хвостиком.
Она ближе к вечеру в контору мыть полы,  и щенок следом – мешается под ногами, хватает мокрую тряпку зубами. 
Два года пролетели  в молчаливой незамысловатой дружбе. В размеренной дневной работе. В тихих вечерах перед телевизором или за книжкой.  В совместных прогулках за деревенской окраиной, где подросшему веселому Дружку – раздолье, а Марусе – тишина и воспоминания.
В сентябре приехала из города дочь Ольга.
- Собирайся, мама, хватит одной мыкаться. И тебе тяжело, и мне помощь нужна. Лиза в первый класс пошла. А у меня работа.
Собрались быстро. Продали комнату в совхозном бараке, навязали узлов. Маруся робко заикнулась: можно Дружка с собой?
- Что ты, мама, - сказала Ольга. - У нас квартира, а от него грязь.
Дружок долго бежал за машиной, лаял недоуменно, звал Марусю. Она сидела, опустив голову, не оглядывалась. 
- Ишь ты, - сказала дочь, - бежит, не отстает…
Маруся промолчала. Перед глазами – веселая черноносая мордочка, блестящие глаза.  Дружочек мой, как же ты без меня? Соседка обещала  присмотреть.  Доведется ли еще увидеть?... Господи, больно как в сердце…
В городской квартире  Марусю поселили в детской, рядом с внучкой Лизой. За хлопотами, готовкой, уборкой проходили дни. Восемнадцатилетний внук  Димка заметил - с бабаней что-то неладное.  Молчит, все к окну подходит, глядит на улицу, по которой уже гуляют первые метели. И лицо такое грустное, темное, и глаза смотрят  как будто сквозь тебя… что-то свое видят…
- Бабаня, ты чего? – спрашивает Димка. - Болит что-нибудь?
- Нет, - качает головой  Маруся. – Устала…
- Собака у нее в деревне осталась, – тихонько сказала мать вечером. – Приблудная.  Дворняжка. Ну куда её в квартиру? Грязь одна. Вот бабушка и тоскует. Ничего, пройдет. К чему эти собаки?  Внуки вон есть.
Лизонька давно уже спит в своей кроватке. А к Марусе сон не идет. Вспоминает маленькое, тугое, дрожащее от радости тельце. Искупала,  как принесла из леса. А он все ластится, выскакивает из полотенчика, не дает вытереть. Намочил пол кругом. Молоко лакает так забавно, на нее, Марусю, поглядывает. Мол, не жадничай, еще наливай.  Лапки толстые, неуклюжие. 
Жив ли еще? Может, прибили  давно. Может, нет его уже, а все помнится.
Ночь чужая  беспокойная за окном. Память старушечья – цепкая, неумолчная. Лишь под утро засыпает Маруся. И все снится ей комнатка в деревенском бараке, беленная печка, и на порожке свернувшийся калачиком Дружок.
Проснулась от лая. Сон еще снится – подумалось. Но лай все громче, все звонче.
Маруся  встает с постели. Прислушивается. Что это? Боже, это же…
Дружок худой  грязный  влетает в комнату, прижимается к ее ногам, дрожит. Она гладит его, поднимает глаза на внука… Димка  смеется.
- Вот, бабаня, съездил в деревню с другом на машине. За ночь обернулись. Привез тебе твоего Дружка.
И мужским, не терпящим возражений, голосом сказал матери, стоящей на пороге.
- Теперь пусть здесь живет, с нами.
Ольга прищурилась… помолчала.  Улыбнулась.
- Конечно, мама, давай его искупаем… И пусть живет.
Проснулась Лиза, вскочила с кроватки.
- Ой, собачка!
Зазвенело за окном веселое морозное утро.
Родные мои, - подумала Маруся. – Как хорошо, как спокойно жить на свете!..

Триумф

Самое начало апреля и в воздухе яростное предчувствие весны. Безудержно тает снег, превращаясь в жидкую серую кашу, в которую так и норовит свалиться младшая сестренка Катюшка.
- Катя, ну скорей же! Опоздаем в сад.
- А я не хочу в сад! – ноет Катюшка.
- Что значит – не хочу?! – возмущается Таня. - А куда же я тебя дену? У меня  еще уборка, потом готовка, а потом еще в школу.
- Не хочу-у-у-у!
- Хватит, не маленькая уже!  – Таня продолжает тащить на буксире упирающуюся сестренку.
Сначала верх по улице, потом  через маленький парк, мимо школы, в которой учится  Таня, потом мимо пруда, который уже совсем оттаял, и только тоненькая кромка льда блестит у берега. Путь не близкий.  А ведь Тане еще нужно успеть забежать в магазин за хлебом и молоком.
И, конечно, на обратном пути  пройти мимо школы  до того, как прозвенит звонок на первый урок, тогда она успеет увидеть Сережу Беляева из десятого класса. Он всегда стоит на крыльце перед уроками. Он совсем уже взрослый, играет на гитаре в школьном ансамбле. И глаза у него синие-синие. Ни у кого больше нет таких глаз.
В детском саду Таня быстро раздевает хнычущую сестренку, обещает забрать ее пораньше, и бежит сломя голову, то и дело поскальзываясь на мокром снегу, одергивая пальтишко, из которого давно выросла.
Перед зданием школы она сбавляет шаг, поправляет волосы под шапочкой, так чтобы челка немного выглядывала наружу - чуть-чуть на глаза и набок -  и проходит мимо мальчишек, стайкой стоящих у главного входа.  Сергей, конечно, даже не взглянет в ее сторону. Девочка-шестиклассница, сколько их пробегает мимо и вздыхает по нему по школьным углам? Но Таня получает удовольствие от этого почти  ежедневного ритуала. На большее она не претендует. Для ее полудетской любви этого  достаточно.
Она забегает в магазин,  со всех ног мчится к своей старенькой двухэтажке,  взлетает верх по лестнице.
Из квартиры  напротив выходит соседка, учительница на пенсии Елизавета Петровна.
- Здравствуйте,  Елизавета Петровна, - выпаливает запыхавшаяся Таня.
- Здравствуй, Танюша. Как у тебя дела? Что-то ты давно не заходишь...
- Некогда, Елизавета Петровна, вы ведь  знаете…
- Знаю, Танюша, - сочувственно вздыхает Елизавета Петровна. – Но ты все-таки заходи. Скучаю по твоим песням и стихам. Написала что-нибудь новое?
- Некогда… - виновато говорит Таня. – Я побегу?
- Конечно. Беги, девочка. Я вечером зайду, поговорю с мамой.
Добрая Елизавета Петровна…  Все не теряет надежду уговорить маму отдать Таню в музыкальную школу. Она даже приводила к маме свою подругу, учительницу музыки, полную армянку с усиками над верхней губой, тетю Маргариту, которая послушала, как поет Таня и сказала, что у девочки способности – нужно заниматься.  Но мама лишь пожала плечами.  За музыкалку платить надо, а у меня лишних денег нет. И так концы с концами еле свожу.  На двух работах, еще и подъезды мою. И вообще, Елизавета Петровна, не морочьте девчонке голову. Пусть к работе приучается, нечего в облаках витать.
Дома Таня подметает пол, стирает Катюшкины  колготки. Чистит и заливает холодной водой картошку. Вечером останется просто сварить и заправить постным маслом.  Хорошо, что сегодня не нужно готовить суп, пришлось бы повозиться. А так осталось время сделать домашку по русскому. Вчера Таня не успела. Пришлось помогать маме мыть подъезд, а потом еще Катюша долго не засыпала.

 Ровно в час начинается вторая смена в школе. Нужно бежать. Мария Николаевна, классный руководитель, не любит, когда на ее уроки опаздывают.

В школе Таня старается быть незаметной. Она стесняется своего мешковатого школьного платья с вытертыми локтями, своей стоптанной обуви. Ей все время кажется, что одноклассницы  во главе с Аленой Пшенниковой смеются над ней. Поэтому она быстро пробирается в класс и тихонько садится на свою парту - последнюю у окна. Она сидит одна. Бывшая соседка и единственная Танина подруга Маринка Петрова в этом году перешла в другую школу, ее отцу дали новую квартиру, и теперь Таня осталась совсем без поддержки  в этом классе, который за шесть лет учебы так и не стал ей родным.
На первом уроке Мария Николаевна  объявила,  что двенадцатого апреля состоится торжественный сбор пионерской  дружины, посвященный дню космонавтики,  и что их шестой «А» должен достойно выступить на этом торжественном мероприятии. Нужно нарисовать стенгазету, и подготовить какое-нибудь выступление. Лучше, если это будет песня о  наших мужественных и героических космонавтах.
- Алена, - говорит Мария Николаевна  отличнице и активистке Пшенниковой. - Петь, конечно, будешь ты.
Конечно, кто бы сомневался?  Как всегда Пшенникова  со своей командой подхалимов и подлиз.  В каждой бочке затычка. И петь она, и рисовать она. И на сборы пионерских активистов в Москву тоже  она.
А ее, Таню, Мария Николаевна только дежурить оставляет в классе - полы мыть вместо кого-нибудь заболевшего, да цветы поливать на подоконнике.
Она  и не знает, что Таня поет не хуже Алены, а может даже лучше. Мария Николаевна никогда не привлекает Таню к общественным делам класса. Всегда только Пшенникова и ее команда.  Но когда-нибудь и Таня сделает что-нибудь заметное. Такое, что даже Сережа Беляев скажет: молодец, Васильева.
- Итак, ребята, - говорит Мария Николаевна, - первым делом нужно найти хорошую песню. Даю вам на это два дня. Алена, ты слышишь меня?
- Слышу, Мария Николаевна,  – важничает кривляка Пшенникова.
- Но только песня не должна быть заезженной. А то окажется, что на сборе ее будут петь все классы.  Послезавтра проведем классный час, выслушаем все предложения. 
Вечером, укладывая Катюшку, Таня пропела ей первый куплет и припев новой песни. Это была песня о Валентине Терешковой. О том, что Валя  была обыкновенной  девчонкой, которая мечтала о звездах. О том, как мечта помогла ей стать самой бесстрашной женщиной в советской стране.  Таня восхищалась Терешковой и считала, что и песня об этой необыкновенной женщине должна быть необыкновенной.  Катюшка засыпала, а Таня пела о звездах, которые сияли высоко и звали к мечте.
- Не вой! - крикнула мать из кухни.  - Укладывай ребенка. Поздно уже.

Через два дня  Мария Николаевна спросила.
- Ну что, ребята, как дела с песней?  Времени осталось совсем немного. Алена, выходи к доске.  Какую ты песню подготовила?
Алена спела  «Земля в иллюминаторе».
- Ну что ты, Пшенникова, – удивилась Мария Николаевна. - Эта песня не подойдет. Ее все знают. И 7 «Б» будет петь эту песню. Ну, есть еще у кого-нибудь варианты?
Стрельцов и Малютин спели о том, что и  на Марсе будут цвести яблони.
Толстая Маша Веретенина грустно спела  колыбельную медведицы.
Мария Николаевна была чрезвычайно расстроена.
- Нет, ребята. Все это не подходит.  Нужно что-то совсем другое.  Что же делать?
Таня робко подняла руку.
- Чего тебе, Васильева? Выйти нужно? Ну, иди, только по коридору не слоняйся. Иди, не отвлекай класс.
- У меня песня… - чуть слышно проговорила Таня.
- Что ты там бормочешь? Говори громче!  – Мария Николаевна не любила Таню. Таня это знала, и поэтому обычно старалась не попадаться ей на глаза. Но сейчас был особенный момент.
- У меня песня… - прошептала Таня. Все взгляды устремились на нее. Таня почувствовала, что у нее загорелись уши.
- Она говорит, что у нее песня!  – хихикнул низкорослый, очень вредный Славик Малютин.
- Песня? Ты песню подготовила?  – удивилась Мария Николаевна.
- Да! – горло у Тани перехватило. Теперь она не была уверена в том, что сможет петь на глазах у всего класса.
- Ну ладно, – развела руками Мария Николаевна. - Иди к доске. Пой. Или ты просто слова принесла?
- Нет.. Я.. спою. – Таня совсем съежилась.
Алена Пшенникова перешептывалась с соседкой  по парте Зойкой Толмачевой, которая бегала за ней как собачка. Обе хихикали.
- Ну ладно, Васильева. Пой уже как можешь. Не задерживай нас, скоро звонок.
Таня встала у доски.  Откашлялась… Помолчала… И запела. Она отвернулась к окну и  старалась не смотреть на класс.  Сначала голос срывался, не слушался. Но с каждой новой строчкой все более крепчал, становился выше, звонче. Она забыла обо всех и обо всем. В окно заглядывал кусочек совсем уже весеннего голубеющего неба,  а  Таня пела о звездах, которые сверкали в темной бездне и звали к мечте обыкновенную девочку  Валю.
Закончила она песню в полнейшей тишине. Было слышно, как звенит под потолком первая весенняя муха. Прошло несколько секунд…  Наконец заговорила Мария Николаевна.
- Васильева, ты меня удивляешь. Я и не знала, что у тебя такой хороший голос. Как красиво ты поешь! Вот уж никогда бы не подумала. Почему ты никогда об этом не говорила? И какая хорошая песня!  Что-то я никогда ее не слышала. По радио передавали?
Таня взглянула на Пшённикову и Толмачеву, глядевших на нее во все глаза, перевела дыхание и сказала.
- Я сама сочинила.
- Как это сама? - Похоже, мир Марии Николаевны рушился. Таня Васильева, которая мыла полы в классе за всех болеющих и тихонько сидела на последней парте тише воды, ниже травы сочинила песню! И какую песню!
- Да врет она! - сказала Толмачева. – Сама сочинила, как же! Эту песню вчера по радио передавали.
Таня от возмущения не знала, что сказать.
- Это ты врешь, Зойка! – вдруг сказал Гарик Оганесян. – Она сама песни сочиняет. Мамина подруга тетя Лиза говорила моей маме, что Танька сочиняет песни, и что она - талант.
Таня удивилась, потом поняла:  тетя Лиза – это Елизавета Петровна, а мама Гарика – это полная женщина с усиками - тетя Маргарита, которая тогда приходила к ним домой слушать, как поет Таня.
- Замечательная песня!.. - сказала Мария Николаевна   и заходила по классу, стуча каблуками. - Нужно обязательно отправить ее в комитет советских женщин. Валентина Терешкова – председатель этого комитета. Думаю, ей понравится песня, которую написала наша Таня.  -  Мария Николаевна  так загорелась идеей, что не заметила, как приобняла за плечи Таню, которая вдруг из просто Тани-тихони с последней парты стала нашей, совсем как в детском стишке.
- Итак, Таня, на сегодня ты освобождена от уроков. Сейчас мы пойдем с тобой к Петру Кузьмичу. Он подберет нам музыку. И на празднике  ты сама споешь эту чудесную песню.  Остальные все  на математику! Пшенникова, Толмачева, вы сегодня дежурные!  Вымоете полы в классе! И не забудьте полить все цветы!
Растерянные девчонки уныло переглянулись.  А Таня вспомнила, как однажды Елизавета  Петровна поругавшись с соседкой бабой  Аней, ехидной старушкой с первого этажа, вечно сующей нос не в свои дела, сказала, подняв вверх палец: «Справедливость когда-нибудь восторжествует!»

Петр Кузьмич – аккордеонист,  аккомпанирующий на всех школьных праздниках -  быстро подобрал музыку к Таниной песне, похвалил ее за хороший слух.

Таня репетировала два дня. Это были самые счастливые дни за всю ее двенадцатилетнюю жизнь.

И вот этот день - день ее триумфа – настанет завтра.

Таня очень волновалась. Но была уверенна – все будет хорошо. Голос звучал как никогда чисто, подружка Маринка Петрова, к которой она съездила вчера вечером, одолжила ей свою беленькую кружевную блузку, а Екатерина Петровна, у которой был очень маленький размер обуви, свои английские туфли на маленьком каблуке.  Шел последний урок. Таня сидела как на иголках. Сейчас она сбегает за Катюшкой в сад, покормит ее, уложит спать, и будет готовиться к празднику. Нужно помыть голову. Погладить юбку и пионерский галстук. В Танюшином сердечке прочно поселилась радость, которая тоненько звенела и лопалась маленькими пузырьками как малиновая газировка. Несмотря на неодобрительные взгляды  и  насмешки Алены Пшенниковой и Зойки Толмачевой.

Катюшка как будто нарочно никак не хотела уходить из группы.
- Танечка, еще чуть-чуть поиграю, пожалуйста!  Мы с Наташкой кукол кормим. Ну, пожалуйста, посиди в коридорчике. Ну, пять минут…
Таня посидела пять минут, потом еще пять, потом еще...
Если бы не эта задержка в саду, возможно,  все сложилось бы по-другому. Лучше для Тани, но хуже для того мальчика…
По дороге домой сестры обогнали Алену с Зойкой, которые шли из  школы.  Таня услышала за спиной смех и что-то о старых  калошах. Наверное, смеются  над черными резиновыми сапогами, которые были на Тане.
Таня встряхнула головой и прибавила шаг. Пусть смеются. Завтра все изменится.

Она еще издалека услышала крики. Кто-то звал на помощь. Крики  доносились со стороны пруда.
Таня  крепко схватила Катюшку за руку и побежала. Бедная Катюшка не успевала, несколько раз упала в грязный снег, испачкала колготки.
Трое мальчишек, совсем еще малыши, наверное, первоклассники,  стояли у самой воды. Кричали, плакали, звали какого-то Кольку.
И тут Таня увидела этого самого Кольку. Он барахтался в воде у берега, хватаясь за лед, который обламывался под его руками. Он несколько раз уже исчезал под водой, вязаная мокрая шапочка выныривала и снова исчезала.
- Стой здесь! -  крикнула Таня Катюшке, - стой и не сходи с места! Если уйдешь – прибью!  Слышишь меня?!  – затрясла Таня сестренку, – слышишь?!
- Слышу, - заревела перепуганная Катюшка, - не уйду-у…
Таня побежала к берегу…
Бежать было трудно.  Снег здесь совсем раскис, смешался с грязью. Она падала и снова вставала. Только бы успеть, - думала она, - только бы успеть.
Она оттолкнула мальчишек, скинула пальто, легла животом на берег.
Мальчик в этот момент как раз вынырнул. Она увидела его совсем уже белое лицо, огромные  глаза.
Она протянула руку. – Держись! Держись за меня!
Но он уже ничего не понимал. Еще несколько секунд и он утонет.
Таня разбила ногой лед у берега. Он легко поддался.  Сняла сапоги. Спустилась в воду, которая обожгла ее ледяным холодом. Она знала это место.  Летом они здесь купались. У самого берега на дне небольшой земляной выступ. Потом сразу провал в глубину – яма. Если встать на этот выступ, и зацепиться рукой за эту корягу, то можно успеть схватить мальчишку за пальто и вытянуть его.
Таня подождала, когда в очередной раз Коля вынырнет, и крепко ухватила его за воротник. Мальчик оказался тяжелее, чем она думала. Она не сможет его вытянуть, он сейчас сорвется. Она сама сейчас упадет и утонет. Катька кричит на берегу, плачет. Коряга трещит под рукой, выдержит ли? Какой он тяжелый этот Коля. И какая холодная вода! Не могу больше, сейчас отпущу.  Рука онемела. Ну же, Коля, помогай, держись!
Вдруг Таня почувствовала, что кто-то схватил ее за руку. Она с трудом повернула голову. Алена Пшенникова, лежала в своем красивом голубом плащике на грязном снегу и держала ее за рукав. Тянула изо всех сил.
- Держись, Танька! – кричала она. – Я тебе помогу! Зойка, на помощь!
Подбежала Толмачева, перепуганная, плачущая. – Тише ты! - крикнула Алена. – Хватайся за меня! Потащили, быстрей, быстрей!
Втроем они вытащили мальчишку из воды. Он стучал зубами, кашлял.  Но был жив, жив!..
- Девочки, - сказала Таня – отведите его домой!
- А как же ты? – спросила Алена.
- Я сама дойду…
Тане  было нестерпимо холодно. Но нужно было идти. Скоро придет мама.

Ночью у нее поднялась температура. Она бредила, металась по постели. Ей казалось, что она вышла на сцену. На нее смотрит зал. И Сережа Беляев смотрит своими синими глазами. Она открывает рот, чтобы запеть. Но не может. Голоса нет… И воздуха нет… Нет воздуха… Дышать трудно… И больно… Больно дышать… Мама!...
Скорая увезла ее в больницу с тяжелым воспалением легких.

- Здравствуй, Танечка!
- Здравствуйте, Мария Николаевна!
- Как твое здоровье? Может быть, тебе еще не нужно было приходить!
- Нет,  уже все хорошо! Я себя отлично чувствую! Мама сказала, что я могу сходить в школу. Ведь через три дня каникулы. И мы не увидимся целое лето!

- Привет, Таня!
- Привет, Алена! Привет, Зойка!
- Приходи ко мне сегодня, Таня!  Папа пластинки новые принес, послушаем.
- Конечно, Алена, приду обязательно!

- Здравствуй, Васильева!
- Здравствуйте, Петр Кузьмич!
- Ну как продвигается подготовка к поступлению в музыкальную школу?
- Все в порядке, Петр Кузьмич. Готовлюсь!
- Если будет нужна помощь, заходи.  Мы с тобой еще споем!
- Хорошо!

- Здравствуй… Таня!
- Привет, Коля! Как ты? Не болеешь больше?
- Нет… не болею… А ты тоже выздоровела?
- Тоже! На пруд не ходишь больше?
- Нет!..  Мама сказала, чтобы ты к нам еще приходила.
- Ладно! И ты к нам приходи. С Катюшкой поиграешь. Ну, беги – звонок скоро…

- Привет, Васильева!
- Привет…
- Ты – молодец! Смелая! И песня про Терешкову мне понравилась! Приходи к нам в ансамбль – споешь.
- Спасибо, Сережа. Обязательно приду!..

Казань

“Наша улица” №151 (6) июнь 2012