Ольга Кравчук родилась в 1986 году в Симферополе. Окончила филологический факультет Таврический национальный университет им. В. И. Вернадского. Писать начала в 2011 году. Печаталась в литературном журнале «Вокзал». Книжных публикаций не было. Участвовала в литературных конкурсах «Новые писатели-2012», «Метафорическая деформация», лауреат конкурса «Большой финал» /2011-2012/ (номинация «Триумф короткого сюжета»), призёр конкурса «Большой финал» /2011-2012/ (номинация «Капля воды»).
вернуться
на главную страницу
|
Ольга Кравчук
ПРОПАВШИЙ БЕЗ ВЕСТИ
рассказ
Вчера мне исполнилось семнадцать лет, и я чувствовала себя совершено взрослой. Особого празднования мы не устраивали, пришли только родственники и как это бывает, опрокинув несколько рюмок, шумно обсуждали события былых дней. Много из того, о чем они говорили, мне было непонятно, и правду сказать, я даже поверхностно не знала своего генеалогического древа, что мешало и слово вставить. Решительно вскочив на ноги, я пошла в дом. В комоде в гостиной я с легкостью нашла то, что меня интересовало - альбом со старыми фотографиями. Пролистав несколько страниц, мое внимание привлекло черно-белое пожелтевшее изрядно потрепанное фото, откровенно плохого качества. Я аккуратно вынула его из тяжелого альбома и пошла к маме на кухню с целью, узнать, кто этот молодой человек, изображенный на нем.
Мама в приподнятом настроении готовила ужин, напевая под нос какую-то незнакомую мне песню. Сколько я себя помнила, она возилась на кухне, наверное, мама провела здесь половину своей жизни. Усевшись на холодный стул, я осторожно положила фотографию на стол.
- Мам, я хотела спросить, кто это на фото? - начала я.
- А откуда оно у тебя? - спросила она, окинув фотокарточку удивленным взглядом.
- Достала из альбома, не хотелось его сюда целиком тащить.
Мама вытерла руки в кухонное полотенце и тяжело вздохнув, уселась напротив меня.
- Это мой дедушка, - задумчиво сказала она.
- Дедушка? - округлила я глаза.
- А что тебя удивляет?! У меня, как и у тебя был дед, - будничным тоном проговорила мама.
- Да, но я своего дедушку знаю, а о твоём, я никогда ничего не слышала.
- Это потому что ты никогда не спрашивала.
- А кем он был? - не унималась я.
- Он был солдатом и во время военных действий пропал без вести, - недовольным тоном ответила она. - Положи фото на место, чтобы не потерялось, - попросила мама и, встав из-за стола, продолжила готовить ужин, а я, молча, покинула кухню.
- Пропал без вести, - пробурчала я себе под нос, засовывая фото обратно в громоздкий альбом.
Больше я у мамы ничего не спрашивала, сообразив, что ей об этом говорить совсем не хочется. В девять часов вечера, я как обычно улеглась спать и уже спустя несколько минут провалилась в крепкий сон. Мне приснился мужчина с фотографии. Сначала его силуэт был размыт, но постепенно, он приближался ко мне и образ становился четче. Он выглядел так же как на фото: высокий, худощавый, приятной наружности, но не улыбался, скорее, был чем-то озабочен. На нем была надета потрепанная военная форма коричневого цвета: френч с четырьмя нашитыми карманами и полами с застежкой для пуговиц, а так же ременной пояс. Воротник френча был мягкостоячий и застегивался на пуговичку. Штаны были заправлены в сапоги, а на голове была каска похожая на шляпу с развитыми полями, на которой гордо выделялась кокарда.
- Ты - Бекки? - спросил он, насторожившись.
- Да. А вы?
- Я - Нолан, - прервал он меня на полуслове. - Какой сейчас год?
- Тысяча девятьсот семьдесят шестой! - с непонимающим видом ответила я.
- Значит, уже прошел шестьдесят один год? - задумчиво сказал Нолан, погрустнев ещё больше.
- А что с вами произошло? Мама говорила, вы пропали без вести?! - осторожно спросила я, не зная, насколько уместен данный вопрос.
- Наверное, она права. Я могу рассказать тебе все, что помню о тех событиях, - предложил он, нахмурив густые брови.
- Очень хочу! - незамедлительно выпалила я, снедаемая любопытством.
- В 1915 году у нас с Эшли родилась дочь, мы были очень счастливы, но нашу радость омрачала разгоревшаяся Первая мировая война. Я был патриотом и не мог позволить, чтобы Британия воевала без меня, считая своим долгом отправиться на поле боя. Эшли плакала, просила меня остаться, но я был непреклонен в своем решении. Англия во что бы то ни стало, хотела захватить пролив Дарданеллы и Босфор, чтобы вывести из войны Турцию, которая приняла сторону Германии. Развернулась сомнительная Дарданелльская операция, дела у нашей армии шли плохо, большое количество солдат погибло, и наши войска постепенно сдавали позиции, чтобы им помочь начали создавать новый полк, который планировали отправить им на помощь без должной подготовки в ближайшее время. В Норфолкский полк вошло всё местное ополчение и добровольцы, среди которых был и я. Эшли так и не смогла простить мне то, что я в такие тяжелые для всех нас времена оставил её одну с недавно родившейся дочкой на руках, но поступить иначе я не мог.
Нам выдали оружие, казавшуюся мне красивой военную форму, и мы выступили в Галлиполи в конце июля. Мы долго плыли на самоходном десантном лихтере в сопровождении трех крейсеров, его обширный трюм был открыт, и на борту не было никакого вооружения, но главное он имел собственный двигатель. Мы шли с маленькой скоростью, из-за непрерывной качки у меня разыгралась морская болезнь, о существовании которой, я раньше и не подозревал. Большую часть времени я проводил на палубе. Почти у всех солдат было отличное настроение, они были полны оптимизма и, казалось, в любой момент готовы ринуться в бой. Поднятая носовая часть лихтера позволяла подходить очень близко к берегу, благодаря чему нам удалось избежать перегрузки. Когда мы подошли к долгожданным пляжам, для выгрузки солдат с транспорта на берег, из прорезей в бортах были опущены трапы и деревянные вспомогательные лестницы, спустившись по ним, мы благополучно сошли в шаланды и высадились на вражеский берег в бухте Сулва в начале августа.
Ступив на горячий песок, я судорожно сжимал рукой карабин с примкнутым штыком. Было очень жарко, ветра почти не было, весь пляж был завален телами худых солдат, и от приторного трупного зловония к горлу подступала тошнота. Из песка то и дело выглядывали руки, ноги и даже лица погибших. Отягченный вооружением и снаряжением, я осторожно ступал по зыбкой поверхности, стараясь не наступать на останки собратьев. Недалеко от берега находилось высохшее соленое озеро, оно противно блестело на солнце коркой застывших кристаллов. Сразу за пляжем начиналось поле сражения - равнина Сулва, она была окаймлена цепочкой холмов, из-за чего превращалась в огромную грозную арену.
Надрывно дыша, мы добежали до траншей, которые больше напоминал душегубку. В глаза летела пыль, мешая смотреть на то, что творилось вокруг. Неподалеку была вырыта большая яма, в которую скидывали трупы и отходы. Над ней то и дело кружили большие мухи зеленого цвета и неприятно жужжали. Половина солдат погибла вовсе не от вражеских пуль, а из-за распространившейся дизентерии. Голова кружилась, я постоянно пил пресную воду и уже не было сил смотреть на жестяные банки с противной едой.
Тогда я был благодарен судьбе, за то, что перед самым отплытием наши коричневые матерчатые фуражки, входящие в униформы, заменили смешными касками. По форме они напоминали блюдо, и мы окрестили их «мисками». Каска неглубоко надевалась, зато широкие поля прикрывали плечи от осколков летящих сверху во время обстрела. Я верил в то, что запланированная атака будет удачной, и я вскоре вернусь домой к семье. Тогда я понемногу начинал жалеть, что пошел в добровольцы, но пути назад не было. Несколько месяцев назад мой друг погиб в небе. Он был летчиком и сам сбрасывал с самолета бомбы, что-то пошло не так и одна из бомб взорвалась прямо в его руках, но со мной такое произойти не могло. Я был на земле и от этого чувствовал себя в большей безопасности. Помимо карабина у меня была ручная граната и кинжал, что придавало уверенности, но тогда я не понимал, что могу и не дойти до противника.
Солдаты были как-то странно настроены по отношению к врагу, казалось, они непостижимым образом сблизились. Многие наотрез отказывались надевать шлемы, защищающие от газовых атак. Они были похожи на фланелевые мешки с отверстиями для глаз и очками из стекла. Нижний край шлема должен был заправляться под френч и затягиваться около шеи, защищая от хлора. Солдаты были уверены, что турки не станут их травить, но я не испытывал по отношению к ним какого-либо доверительного чувства и всегда держал шлем возле себя, но газовых атак так и не было.
Боевой дух постепенно падал и командир, решил не терять зря времени и отдал приказ начать наступление в четыре часа дня. Был прекрасный ясный день, над головой ни облачка, дул легкий ветерок, но и от него было дурно. По его расчетам именно в это время солнце должно было наиболее ослеплять турков, тогда как предполагалось, что мы их в вечерних лучах будем отлично видеть. Сначала планировалась мощная артиллерийская атака, но она не сработала так, как мы того хотели. Была плохая связь и никак не удавалось точно установить цели, мы фактически стреляли вслепую. У нас не было опыта участия в военных действиях и большая часть вновь прибывших солдат пала на поле боя. Было ужасной ошибкой атаковать противника при свете дня на открытой местности. Мы не ожидали, что вражеские силы настолько превосходят наши, за считанные часы земля у меня под ногами пропиталась кровью моих соотечественников. Напряжение нарастало, у многих сдавали нервы, мне невыносимо хотелось пить, но я боялся даже на секунду отвлечься от цели. Левой рукой я дотронулся до висевшей на ремне фляги с водой, и уже от этого становилось легче. Кто-то рядом шепнул: «Проклятый Дарданелл, он станет нашей могилой! Мы все обречены!», но ему никто не ответил. Казалось, невозможным в таких адских условиях пересечь местность, мы стали открытой мишенью, но командир не желал сдаваться. Наш отряд 1/5 не встретил сильного сопротивления на правом фланге и под командованием британского офицера продолжал наступать.
Взволнованные и на некоторое время оглушенные взрывами, мы не сразу заметили, как в нескольких метрах от нас опустился густой серебристый туман. Мы понемногу приходили в себя, продолжая движение. Выстрелы с нашей стороны постепенно стали стихать. Я оглянулся, артеллеристы-наводчики прикрывали лицо руками, словно их что-то ослепляло, не давая обеспечить нам должную поддержку. Командир отдал приказ не останавливаться, и несколько сотен солдат стали скрываться из виду решительно входя в странный туман. Я без малейших колебаний последовал за ними. Сделав несколько шагов вперед, я словно слился с плотной серой массой. Тело перестало ощущаться, ничего не было видно и слышно. Я все шел вперед, но туман не кончался, растянувшись вокруг бесконечной непроходимой пеленой.
Много лет мы блуждали в нем, в поисках выхода, но все тщетно. Несколько десятков солдат непостижимым образом все же выбрались, но назад за нами никто так и не вернулся. Мы будто застряли в тумане, в том месте время остановилось и я все ещё живой.
- Теперь понятно, почему мама сказала, что вы пропали без вести, - с озадаченным видом сказала я.
- Без вести? Нас что не ищут? - внезапно возмутился он.
- Я слышала о норфолкском полке, вас искали долгое время. Говорили, что вы вошли в странный внезапно опустившийся туман но, ни один человек из него так и не вышел. А когда он, наконец, рассеялся, то оказалось, что весь отряд исчез вместе с ним, - объяснила я, чувствуя себя несколько неловко.
- Но мы не исчезли, мы же, здесь, просто никак не можем выбраться! - крикнул Нолан и его образ начал развеваться.
Когда ленивое осеннее солнце заглянуло ко мне в окно, я нехотя приоткрыла тяжелые веки. У меня безумно болела голова, и резало глаза как от яркого света. Почти сразу я вспомнила свой странный ночной кошмар, навеянный разговором с мамой о её исчезнувшем дедушке, и по моей коже пробежала мелкая дрожь. А может это был вовсе и не сон?
Симферополь
“Наша улица” №156 (11) ноябрь
2012
|
|