Юрий Кувалдин "А то" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Юрий Кувалдин родился 19 ноября 1946 года прямо в литературу в «Славянском базаре» рядом с первопечатником Иваном Федоровым. Написал десять томов художественных произведений, создал свое издательство «Книжный сад», основал свой ежемесячный литературный журнал «Наша улица», создал свою литературную школу, свою Литературу.

вернуться
на главную страницу

Юрий Кувалдин

А ТО

рассказ

Стриженый под ежик Толька, в белых узких брюках, осторожно, чтобы не испачкаться, заглянул в яму. Голова еще сильнее закружилась, и к самому горлу подступила тошнота.
Из ямы пахло не то водкой, не то бензином.
Вчера Толька начал с того, что выпил с матерью и дядей Колей. Было еще не очень поздно, а они улеглись за ширмой. Толька смотрел телевизор. Из-за китайской с пальмами и красными попугаями ширмы послышались сладостные стоны и реплики:
- Хорошо-то как! - женский голос.
- А то, - мужской.
Выключил телевизор. Покурил на лестнице. Подумал. Пошел на улицу.
Отслужив армию, где и выучился на шофера, Толька уже три месяца отработал в этом гараже.
Слесаря сидели на его собственном карданном валу у накрытого газеткой инструментального ящика, на котором отсвечивала в свете лампочки-переноски сильно отпитая бутылка водки, и лежал со следами зубов надкусанный пупырчатый соленый огурец с веточкой укропа.
Толька даже отшатнулся.
Хриплый голос слесаря из ямы:
- Толик, у тебя кардан усох!
Голос другого слесаря:
- Ты что это вырядился в белые брюки, как в Индии?
- А ты, что, в Индии был? - спросил другой.
- По телевизору видал. В белых брюках таких, да ещё с накрученными на головах белыми полотенцами, и на слонах сидят…
- Сам ты слон! Полотенца… Чалмой это дело у них там называется!
Срывающийся голос Тольки:
- Да я не из дома.
Вчера после того, как притащила техничка на буксире его громыхающий железными бортами длинновоз на ремонт, а было это часа в три, когда в последнею ездку у него застучал кардан, и после того, как посидел с матерью и дядей Колей, встретился с Зайцем, выпил с ним бутылку на двоих, и не известно как оказался в Текстильщиках у парикмахерши, маленькой, юркой, с вытравленными перекисью завитыми волосами. И всё. Дальше, хоть убей, Толька ничего не помнил. Всплывали какие-то отдельные предметы в узкой комнате парикмахерши. Какой-то перекошенный комод, покрытый вышитой гладью с лебедем салфеткой, на которой в рядок стояли слоники. Да, еще смутно Толик помнил, что Заяц налил ему полный стакан, который, расхрабрившись, он выпил залпом и без закуски.
- Хочется захмелеть! - бодро сказа Толик.
- Надо бы новый кардан поставить, - сказал один слесарь.
- Я кардан нового образца на складе видел. Крестовина меняется только так! И карданы туда-сюда подходят!
И карданный вал со слониками на комоде стал плавать по комнате, пока не вознесся к самому высокому потолку к трехрожковой люстре.
Утром Тольку рвало прямо у комода. Он валялся на полу. Хорошо, что без брюк, которые висели на спинке стула. Парикмахерша кричала:
- Идите отсюда, чтоб вашей ноги больше у меня не было!
Заяц лежал в одежде под столом, одни ноги высовывались, и, казалось, не дышал. Парикмахерша бегала от него к Тольке, трясла их, обливала из ковшика холодной водой, хлестала мокрым полотенцем по щекам, пока, наконец, Толька кое-как не натянул свои белые брюки-дудочки, и друзья не выползли на улицу.
Он ехал в троллейбусе. Справа показались трубы мясокомбината. Вошел контролер. Толька ехал без билета.
- Ваш билет, молодой человек.
- Билета нет.
- Пройдемте.
- Ладно.
Толька встал, огляделся. Зайца не было. Вроде бы вместе шли к троллейбусу от парикмахерши. Черт с ним, с Зайцем. Вечно куда-нибудь улизывал. А потом вдруг ниоткуда появлялся.
Следующие полчаса слесаря собирали пружинки и выпавшие "пальчики" из игольчатых подшипников. Шприцевали всё и прикручивали кардан.
На сундуке в кухне у Зайца спала тетка. Сундук был длинный, как гроб, и накрыт лоскутным одеялом. В глазах рябило от красных, зеленых, черных, желтых заплаток.
Четыре бокса. Один - двойной. Два подъемника. Яма. Бокс под покраску - есть камера. Есть карданбаланс - балансировка карданов и не только.
- У тебя, что, пяти копеек на проезд нет? - спросила контролерша с рыжими завитыми волосами.
- Откуда? - пробормотал Толька. - Вчера всё пропили.
- Эх, такой молодой, а уже пьянствуешь.
- Да не пьянствую я. Просто напились и всё.
Контролерша вывела Тольку на улицу. Моросил какой-то навязчивый дождик.
- Штраф нужно платить, - сказала контролерша.
- Чем?
Контролерша подумала.
- Ты работаешь?
- Ну.
- Зарплату получаешь?
- Ну.
- И чего ж без денег в троллейбус садишься?
- Да были вчера. Не осталось ни копейки. Сколько ни получу, всё время исчезают…
- Как вода?
- Ну.
- Ну, иди тогда, - сказала она.
Толька сказал: «Спасибо», - и пошел в горечи от вчерашнего до следующей остановки.
Было раннее утро. Серые люди спешили в разные стороны.
У Калины собрались отмечать восьмое марта. У Калины квартирка была, как у Зайца. Мать уехала в деревню. Толька бегал к метро встречать Зинку из Измайлово. Поскользнулся на ледке и вывихнул себе мизинец.
С болью увидел Зинку, накрашенную так, аж в глазах рябило.
- Ты чего морщишься? - спросила она.
- Палец сломал, - преувеличил Толька.
Зинка рассмеялась.
Калина налил в две бутылки из-под водки воды. Перед Зинкой ребята выпили по граненому стакану.
- И что с вами будет? - спросила Зинка.
На следующей остановке Толька опять сел в троллейбус. До Таганки доехал без приключений. И даже чуть-чуть лучше стал себя чувствовать.
В гараже его отсоединенный от тягача кузов стоял у ворот бокса.
- Ну чего ты там застыл, - сказал из ямы слесарь. - Иди сюда, поправь голову.
- Нет, я не буду. И так едва на ногах стою, - сказал Толька.
- Иди, нальем. Крепче будешь на ногах стоять.
Толька с трудом по наклону спустился в ремонтную яму. В торце на полу медленно вращались лопасти вентилятора, нехотя разгонявшего застоявшийся воздух. Лампа-переноска сильно ударила светом в глаза. Толька зажмурился.
Слесаря налили ему полстакана.
- На-ка, подлечись.
- Да я как-нибудь перемучаюсь, - сказал Толька.
Слесаря переглянулись и улыбнулись.
- Привыкай сам себя на ноги ставить.
Толька взял предложенный стакан с черными отпечатками пальцев слесарей, поднес ко рту и чуть не уронил стакан, так его стало выворачивать от одного запаха спиртного.
- Не дыши, махни сразу, - сказал слесарь. - Вот тебе огурец.
Из-под ног с газеты был извлечен новый огурец.
Толька просчитал про себя до трех, выдохнул и залпом влил в рот водку. В горло она сразу не пошла, но каким-то невероятным усилием он распахнул глотку, и водка побежала по пищеводу, обжигая его. Сразу вцепился зубами в огурец, из которого брызнул и в рот и наружу спасительный рассол. Спустя мгновение Толька сказал:
- Кажись, прижилась.
- А я что тебе говорил! - воскликнул слесарь.- Сядь, посиди, - добавил он, придвигая к Тольке пустой ящик.
Толька присел и почти мгновенно ощутил какую-то радость в душе. Что-то зазвучало в ней, как бы мелодия знакомой песни, которую много раз слышал, но запомнить не мог.
- Ты вчера сколько плит положил себе? - спросил другой слесарь.
- Пять, - вспомнил Толька.
- То-то и оно! Пять… Вот у тебя и хрястнул кардан.
Толька возил тяжелые бетонные плиты перекрытий на стройку.
- Три - максимум, - сказал слесарь.
- Я два рейса по пять сделал, - сказал Толька.
- Вот и надорвал кардан. Как только у тебя движок не заклинило?!
На длинном сундуке с пестрым одеялом у Зайца сидели после работы и крутили магнитофон с Элвисом Пресли.
С другой стороны ямы у железной лестницы стояло с вмятыми боками черное ведро с густым маслом, из которого торчал, поблескивая шейками для крепления шатунов, коленчатый вал. Зачем они его-то сняли? Что, и коленвал накрылся?
- Да это с другой машины, - сказал слесарь, заметив его взгляд.
Толик встал, прошел к ведру, положил руку на торец вала, и тут же отдернул. Вал был горячий. Толик поднял голову, осмотрел днище своей машины. Но разглядеть толком ничего не смог. Тогда он взялся за перекладину узкой лестницы и полез ближе к движку. Он сделал несколько шагов по ступенькам, но двигатель не приближался. Толька полез дальше, поглядывая вверх. Но машина поднималась все выше и выше. Толька лез за поднимающейся машиной, но никак не мог долезть. Потом машина отошла в сторону, открыв небо в белых облаках.
Толька взглянул вниз. Под ним оказалась пропасть какого-то двора. Он крепче вцепился в перекладину пожарной лестницы, прикрепленной к стене дома. Эта стена была без окон, и очень высокая. Толька решил долезть до крыши. Он перестал смотреть вниз, чтобы не пугаться. С новым усердием полез вверх. Лестница стала заметно со скрипом покачиваться. Задул приличный ветерок. Толька в страхе, даже холодный пот по спине побежал, посмотрел вниз. Дна двора уже нельзя было разобрать. Вдруг длинное звено лестницы под Толькой с металлическим лязгом оторвалось от стены и полетело вниз, с громкими стуками ударяясь о стену, пока где-то очень далеко и глубоко не ударилось о дно двора. Толька висел на руках на перекладине лестницы, как на турнике.
Он из последних сил подтянулся, увидел дверь своей квартиры, сунул ключ в замок, открыл и вошел. Из-под двери соседей щелью скользил по полу масляный свет.
Мать сидела за столом с незнакомым мужчиной. На столе стояла откупоренная бутылка водки.
- Вот и Толик пришел! - воскликнула раскрасневшаяся мать, взбивая пальцами бордовую завивку. - Садись к столу.
Толька, как рыбка в аквариуме, подплыл к столу, сел на старый стул с круглой спинкой.
- Здрасьте, - сказал он.
- Здорово! - сказал мужчина и протянул руку. - Павел, - представился он.
Толька пожал не очень уверенно руку гостя, сказал:
- Толя.
Павел улыбнулся, сверкнув золотыми передними зубами.
- Паша, налей сыночку, надо выпить со свиданьицем, - сказала мать.
Павел неспешно обхватил крупной ладонью бутылку, налил сначала матери, затем полстакана Тольке.
Выпили. Толька стал есть ложкой винегрет, прикусывая большим ломтем черного хлеба. Губы стали синеватыми от свеклы.
Мать о чем-то заговорила. Павел что-то поддакивал.
Толька лег на свой узкий диван и уснул.
Он услышал сквозь сон сильный скрип материнской кровати из-за ширмы. Потом до него донесся шепот матери:
- Хорошо-то как, Паша!
И затем тихий голос Павла:
- А то…
Кровь ударила Тольке и верх, и вниз.
На приступке у магазина «Обувь» сидела полноватая продавщица в короткой юбке с раздвинутыми ногами.
- Чего после работы делаешь? - непринужденно спросил Толька, закуривая и присаживаясь рядом.
Она обвела его изучающим взглядом.
- Да так… - неопределенно ответила она.
- Пойдем ко мне.
- А чего ж не сходить.
Он открыл дверь и провел её мимо комнаты соседей к себе. Мать сидела за столом с дядей Серёжей.
- О! - воскликнула мать. - У нас гости?!
На столе уже стояла, поблескивая в свете люстры, отпитая на треть бутылка, но Толька вытащил из кармана и поставил свою.
- Вы винегрет-то кладите! - потчевала мать.
Выпили. Мать с продавщицей запели:

По диким степям Забайкайлья,
Где золото роют в горах…

Когда погасили свет, Толька разложил свой диван.
За ширмой заскрипела кровать, донесся тишайший голос матери:
- Хорошо-то как!
И ответ дяди Серёжи:
- А то…
Диван Тольки стал плавно, как лодка на речной глади, покачиваться.
- Скажи, как мать: «Хорошо-то как!», - попросил он продавщицу, когда кровь горячо запульсировала.
- Хорошо-то как! - простонала продавщица.
Из-за ширмы раздался громкий смех матери, и басовитое дяди Серёжи:
- А то…

"Наша улица” №156 (11) ноябрь 2012