Юрий Кувалдин "Справка" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Юрий Кувалдин родился 19 ноября 1946 года прямо в литературу в «Славянском базаре» рядом с первопечатником Иваном Федоровым. Написал десять томов художественных произведений, создал свое издательство «Книжный сад», основал свой ежемесячный литературный журнал «Наша улица», создал свою литературную школу, свою Литературу.

вернуться
на главную страницу

Юрий Кувалдин

СПРАВКА

рассказ

Вот она стоит пятиэтажка, украшенная мелкой, когда-то белой, а ныне серой плиточкой, как санпропускник Бутырок. Безрадостность этого дома подчёркивают гигантские с толстыми стволами тополя, закрывающие своими скороспелыми кронами все окна до пятого этажа. Под ними трава не растет, сплошная глина, обнесенная металлическим заборчиком, выкрашенным в ядовитый зелёный цвет, и во многих местах уже поржавевшим. Мрак. Холод. Тоска. В первом подъезде всё время выламывается кодированный замок, чтобы легко можно было попасть под лестницу, где почти всегда людно, голоса подростков и переростков не смолкают, звенят бутылки и стаканы, завёртываются самокрутки из анаши и прочих пьянящих курительных смесей, под ногами хрустят раздавленные шприцы и осколки битой посуды. Все веселы, энергичны, азартны, но, в целом, ведут себя прилично: далее подлестничного закутка не растекаются, у подъезда не стоят, приходят и расходятся поодиночке. Из мрака проезда между железной дорогой и пятиэтажкой не догадаешься, что тут сидит компания. Кстати говоря, с другой стороны дома - тоже железнодорожное полотно.
И чего они в этом подъезде собираются?
А вот чего. В квартире слева, тут же, на первом этаже за ни чем не примечательной железной дверью с глазком живёт Иванчик с семьёй. Раньше он с матерью жил в центре, у Кировской. Потом дом сломали, а им дали новую квартиру здесь. Так его зовут - Иванчик, хотя ему уже за семьдесят, и фамилия у него не «Иванов», а Соболев, и зовут его не «Иваном», а «Сергеем» с отчеством «Викторович». Это пошло с тех пор, как когда-то давным-давно Иванчик стал называть бутылку водки «Иванчиком», для конспирации. И даже не он ввёл в оборот «Иванчика», а покойная мать, называвшая водопроводчика «Болванчиком», а так как водопроводчика звали «Иваном», то и произвела на свет мать «Иванчика-Болванчика». В общем, сплошная народная поэзия.

Потрудись Болванчик,
Вылезет Иванчик…

А почему "Викторович", а не "Иванович"? А просто так, взяла и записала, чтобы водопроводчика не выдавать. У того и так пятеро детей было и жена - уборщица в отделении милиции. Плешивый, худой, седой, облачённый в какую-то рабочую спецовку, Иванчик ходит два шага вперед, и десять назад. Так и хочется спросить, чего это он так ходит. Да он и не ответит. Потому что все время в незаконченном движении. Мозг у него так устроен. Одна половина мозга не соединена с другой. Вот и разберись тут!
У Иванчика всегда всё есть. Со всего района к нему тянутся алчущие, помятые, небритые, всякие. Спрашивается, куда смотрит милиция-полиция? Вопрос риторический. Туда же. Они такие же пьющие и едящие люди. И, спрашивается, для какой цели они будут прикрывать эту точку, которую нормальный человек днём с огнём не найдёт?! Ну, для какой? Вот то-то и оно.
Теперь выносят все по очереди - то жена с вываливающимися глазами старуха, то внук говорящий, то внук немой, то внучка с лицом грудного мальчика. Говорящий даже под лестницей посидит, поговорит, послушает, но сам - ни-ни!
Есть и правнук. От немого. Как он только прижил от сортировщицы тряпья в палатке по сбору утильсырья? Правнук частенько плачет. Можно ли понять переживания человека, если он не рассказывает о своих переживаниях? Обливается слезами, вздрагивает, размахивает руками, издает всхлипывающие звуки, и не объясняет, что с ним. Понять нельзя. Иванчик же пытается понять своего правнука. Предлагает ему то одно, то другое. Наконец, вздыхая, извлекает из буфета бутылочку, на которую надета резиновая соска. Правнук успокаивается, и сосёт подсахаренную водичку. Молоко не переносит.
Отмотаем плёнку на пятьдесят лет назад.
Что мы видим?
Про Иванчика все во дворе говорят: «Тунеядец».
А потом зашел участковый, сказал, чтобы принёс справку с работы, иначе под указ попадёт. Хрущёв сказал, что всех тунеядцев пересажает.
Иванчик хочет пошевелить горящий уголь длинной кочергой, но едва притронувшись обгорелым металлом к светящемуся изнутри углю, отводит руку и бросает кочергу на железный пол у печки. Садится на ящик, смотрит в угол. Витька спит на топчане, пьяный. Иванчик в рот не берёт, и не курит даже. Это он Витьке пузырь из дому принёс. Витьке что, он признан больным, и  сразу в кочегарку устроился. Иванчик только присел, как тут же вскакивает, как будто что-то вспомнил, делает два шага к двери, но останавливается. Стоит очень краткий миг, даже одна нога ещё занесена для следующего шага. Разворачивается, нагибается к кочерге, приоткрывает железную дверцу, вновь стараясь пошевелить уголь, но в этот миг даже не притрагивается кочергой до пылающих камней. Бросает кочергу на металл пола. Ему нравится металлический звук. Мутные бесцветные глаза увлажняются. На лбу заметны капельки пота, переливающиеся всеми оттенками огня.
С тяжеловатой челюстью Иванчик через марлю хочет разгладить брюки. Утюг греется на газу. Брюки не простые, а с зеркальным отливом, писком моды 1964 года. Но, только подняв утюг, тут же ставит его на подставку.
- Сынулька! - зовет мать из-за занавески. - Сбегай в магазин, прикупи…
Иванчик заходит за занавеску.
Он с матерью живет в старом двухэтажном домике в Костянском переулке, на первом этаже, даже в полуподвале, потому что окна первого этажа углубились в землю за сто лет стояния этого домика. Раньше тут была дворницкая, но как с 1957 года мать стала работать дворничихой, то и прижилась тут, и Иванчика тут прижила с водопроводчиком. Как-то само собой ей поставили двухконфорочную газовую плиту, приделали возле раковину с краном холодной воды, а возле входной двери в углу установили унитаз, который огородили фанерными стенками, и дверцу фанерную навесили. Так что это помещение с годами превратилось в отдельную квартиру.
- Только на Кировскую не ходи, я там третьего дня брала. Сбегай на Сретенку…
- Ладно. Сколько брать-то?
- Двенадцать бутылок… Под субботу хорошо после одиннадцати пойдет…
Иванчик вернулся к утюгу, чтобы закончить глажение брюк.
- Уж иди, сама я тут…
Он пошел, но в дверях остановился.
- А деньги? - спросил он.
- Так у тебя ж остались…
Иванчик покопался в карманах. Деньги были во всех.
- Ладно, сказал он, и пошёл.
Но снова остановился. Сделал два шага назад.
Мать доглаживала брюки. Кудрявая седина матери напоминала ком снега.
Иванчик снова пошёл к двери. Мать знала, что это он для разгону туда-сюда ходит. Привыкла.
Иногда он все же идёт одним направлением, без инверсии, но тоже как-то странно. Сделает несколько шагов и вдруг резко останавливается. Сдвигает обе ноги, как по стойке смирно, смотрит на носки ботинок, улыбается, и не шевелится так целую минуту. А это очень много. Тот, кто думает, что одна минута, это пустяк. Нет не пустяк. Попробуйте в метро на платформе так застыть на целую минуту. И главное - в проходе. Когда народ бурлит рекой. Собьют. Ан нет. Иванчик стоит, и не знает, зачем и почему он стоит. Но стоит. Если бы он знал, зачем он вообще ходит, то это был бы большой сдвиг в его психике. Нет, он нормальный. Болезней не выявлено. Но остановится и стоит. Хорошо, что после стояния не бежит назад. Хотя, случается, что бежит.
С виду он - ничего, даже симпатичный, но нос у него слишком длинный и узкий, горбатый. В профиль - эдакий беркут. А характером незлобивый. Если вообще у него есть характер.
Очередь в вином отделе не очень большая, но постоянно и ритмично пополняется по мере ухода купивших. Иванчик молча встает в конец очереди за гражданином в шляпе. И сразу делает два шага назад, образовывая перед собой значительное пространство, в которое тут же встает вошедший военный. Иванчик делает шаг вперёд к спине военного. Постояв так долю секунды, посмотрев на носки своих ботинок, отходит спиной назад на несколько шагов. Этого его движения достаточно для того, чтобы двое молодых людей с портфелями, должно быть студентов, встали перед ним за военным. Иванчик даже не хочет вдумываться в то, что происходит. Наконец, когда в очередной люфт втискивается полная женщина, военный оборачивается и говорит, кивая на Иванчика:
- Он же за мной стоит.
Иванчик тут медленно соображает, что делать, и смущенно занимает очередь за военным. Когда же он вновь пытается попятиться, то студенты преграждают ему путь. Так Иванчик, стиснутый в очереди, доходит да прилавка.
И так в каждом магазине, потому что в одном столько бутылок, сколько просила мать, в одни руки не дают.
Обратно с полными сумками водки пошёл через Малый Головин переулок. Правда, когда только вошел в него, так напугался от невиданного грохота, что застыл на месте. Впрочем, застывать для Иванчика новостью не было. Неожиданностью стало то, что вместе с грохотом ему на голову вылили ведро холодной воды. Так ему показалось. Но это на Москву налетела гроза с ливнем. Иванчику надо было в первую попавшуюся подворотню нырнуть, но он сначала влево три шага сделал, затем шагов пять, и довольно энергичных, вправо. В минуту он стал походить на человека, только что пытавшегося утопиться. Смотрит по сторонам и ничего не видит. Ливень так же моментально прекратился, как и начался. Даже отблеск солнечных лучей от окон ударил в глаза Иванчику. Он с некоторой внезапно появившейся энергией уверенности двинулся вперёд, но сразу затормозил перед огромной лужей. Он было хотел форсировать её с ходу, но задумался, и понял что он промокнет, забыв, что он уже промок. Сначала он нацелился обходить лужу слева, по узкому тротуарчику, хотя вода была и на этом углубленном месте переулка, потом принял решение, но не окончательно, обойти лужу справа. Пальцы стали ныть от сумок в обеих руках с бутылками водки.
- Чего ты тут прицеливаешься! - с искрящейся весёлостью крикнул ему человек в трусах и босиком. - Иди за мной, тут не глубоко.
И человек пошел по луже, не утопая в ней, ступни его белые шагали уверенно по поверхности лужи, как по паркету.
Иванчик несмело сделал шаг, другой, третий, восьмой, и тоже, как босой, не тонул в луже, а шёл как по стеклу.
Вскоре у Иванчика появился сын. Сначала он, разумеется, сошелся с медсестрой, соседкой по Костянскому. Она была чрезвычайно худа и лишена всяких девичьих черт. К тому же глаза у неё были не то что навыкате, а как бы висели отдельно от лица, как новогодние ёлочные серебристые шарики. Конечно, глаза у неё не серебрились, но были близки к этому, когда увлажнённые поблескивали. А когда жена ела, то казалось, что глаза сейчас, как два стеклянных шарика, упадут в тарелку с кислыми щами. Она очень любила варить щи с говяжьей сахарной костью из квашеной капусты. Иванчику очень понравилось жить с женой. Входить и возвращаться - было делом неимоверно приятным. Мальчик оказался вылитой копией Иванчика, и, когда вырос, стал ходить, как и отец, два шага вперёд, три назад. Тут и новая квартира у железных дорог подоспела, так как дом в Костянском переулке подготовили к сносу.
В общем, дальше дело было так.
Иванчик с Витькой-кочегаром идёт к Жеке, цыганистому парню лет тридцати. Тот нигде не работает, нигде не учится, школу бросил после седьмого класса, а сообразительный.
У Жеки сидит белобрысый полноватый паренек с гитарой, поёт какие-то не известные Иванчику песни. Пришли не с пустыми руками. Две бутылки вермута и бутылку водки поставили на клеёнку кухонного стола. Иванчик, не отрывая глаз, следит за пальцами гитариста, и поражается, как тот ловко ими перебирает, и как другой рукой делает зажимы струн. Песня-то пустяковая, а играет на гитаре парень лихо. Иванчик даже рот открыл от удивления. Вот бы ему самому научиться так шарашить на гитаре!
Жека варит два яйца, хотя нужно одно, для верности. Варит часа два, добавляя в ковшик из кипящего чайника. Сварившиеся яйца обдает холодной водой, чтобы лучше чистились. Пока яйца варились, Витька-кочегар с Жекой выпили первую бутылку вермута. К водке пока не подступались. Это Иванчик поставил за отмазку. У Жеки заготовлены бланки справок. Почерк у него был, как у штабного писаря. А рядом лежала настоящая справка с круглой фиолетовой печатью. Жека прижал влажное яйцо тупой стороной к ней, а когда поднял, то на белом теле яйца идеально скопировалась печать, которую он тут же без промедления приложил к справке для Иванчика - Соболева Сергея Викторовича, «слесаря автобазы промстройматериалов».
- Ну, ты даёшь, как в аптеке! - восхитился Иванчик идеальностью «полиграфического» производства Жеки.
Витька-кочегар зубами сорвал пластмассовую пробку со второй бутылки вермута.

"Наша улица” №168 (11) ноябрь 2013