Григорий Сухман "Иерусалимская радуга" стихотворения
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Григорий Александрович Сухман родился в 1950 году в Астрахани в семье интеллигентов, там окончил с отличием школу и мединститут. Работал в Белгороде, Харькове, последние 20 лет - в Иерусалиме, специалист-анестезиолог, 3 детей и 4 внуков. Опубликованы 2 книги из трилогии "Охламон" (закончены ещё в 20 веке), стихи с прозой "Зоопарк", путевые заметки в израильских русских СМИ, критика - в ИЖ ("Иерусалимский журнал" №30) и др. В "Нашей улице" публикуется с №136 (3) март 2011.

вернуться
на главную страницу

Григорий Сухман

ИЕРУСАЛИМСКАЯ РАДУГА

Посмертная маска мороза

Мороз-обманщик, бледный визажист,
покрыл пространство гипсом без огласки,
запечатлел: под ней никто не жив,
все видят - лёд лежит посмертной маской.
Шутник! Разоблачит его весна
и зеленью пробьёт горбатый мрамор.
Старался зря, старик. Встав ото сна,
земля докажет, что холодный варвар
не видел формы чудной красоты,
закованной в каррарский мрамор Рима.
Цветенье вскружит голову земли,
докажет старцу силу жизни мира!

Родные глаза двоюродного отечества

Прикрученный гайкой к платформе из масс
марксисткой надстройкой палубной,
не понял намёк: атакующий класс
меня называет пагубой.
Чужым утонул на родных голосах!
Искать корни? Делать нечего.
Смотрел, удивлённый, в родные глаза
двоюродного отечества.
Своим чужеземцем позволили быть,
язык мой - двойник сознания,
я видел: соседка, пахучая сныть,
при встрече со мной - осанится.
И синие глазки мне строил люпин -
за дружбу обидно даже...
Как просто растительных братьев любить:
молчат про"ты не из наших"
Мне родина выпала именно там,
где мой язык непонятен.
Горжусь ею! Шлю всех кукушек к чертям
патриотических басен.

Две старушки и бессмертье

В Елисейских полях непрозрачны ни свет, ни вода,
в государстве теней нет молекул и атомов - пусто,
там гудят вещих мыслей невидимые провода,
драгоценности эти кто в солнечный мир наш пропустит?

Доброволец Пегас на Парнас достоянье снесёт!
Удивляйтесь ка, сущие, прошлого внемля красотам,
гениальность родил с божьей искрою мастера пот,
все красоты рождаются с кровью, слезами и потом.

Пусть столетья проверят резьбу микельанджела строк,
весь резец его - буквы, в бумагу сошедшие с пальцев,
его профиль - не мрамор каррарский, известен и строг,
чрез него познаётся читателем вымысла царство.

Благосклонна старушка Поэзия, к музам манИт,
скалит зубы старушка с косой, о тщете намекая.
ЖИЗНИ выяснить трудно, кто более всех знаменит,
завершится ристалище лишь за воротами рая.

Скачет в царство теней  Аполлону послушный Пегас,
поздравленье доставить с печатью "Парнас" на конверте,
сыщет лауреата по адресу - не в первый раз!-
его тень даёт славу, до самого края  бессмертья.

Отшельник. Вслед Эриху Фромму

                  Прочтя "Быть или иметь?"

Отшельник в пустыне, набитой песками
(песок - мото, люди, дома),
питается тем, что ему дарят камни -
зачем ему больше? Тюрьма
из техноловушек, златых побрякушек
прельщает его? Если бы...
Зачем потреблять, если просто покушать
валяется возле тропы?
Его презирают, он лишний, не нужен,
его жизнь - прогрессу укор,
отшельник не видит надуманный ужас -
он лишнего враг, а не вор.
Он выглядит сбоку ужасно плачевным,
упорный искатель свобод,
он лишь обретает себя, наш отшельник ,
и счастлив тем за годом год.
Отшельник своё бытиё прикарманил,
он не обладает, он ЕСТЬ,
шагает туда, куда время не манит,
жить просто - хорошая весть!
Отшельник наш - родич святого Франциска,
в пустыне он - не растворим,
словами добра он начертанный в списке
небесном.
Я - следую с ним?...

Жизнь пахнет глупо

Ходят, дышат могильные камни
и растут: в потреблении стать.
Мясо рвать - нет зубов. Молока мне!
Чтобы жить, надо просто лакать.
В массе всех я - деталь микрочипа,
предназначен для...Что за вопрос?
Он, Создатель, работает тихо,
ощутив это, я - безголос.
Что мне ближе, я кто, из которых
(врач-бандит,мелкий вор, адвокат)?
Молоко превращается в творог,
время - лишнему: вон! Виноват...
Речь не хлеб,слышу - гладят по шерсти,
но воняет микробами рот.
Надо б жвачку-табличку повесить -
запах лечится жвачкой ворот.
Жвачка мыслей - могильные камни,
смрадом выдоха прёт через рот -
пахнет глупо. Жизнь, дав молока мне,
его сбродит в твердейший творог -
кальций!Кости, костяк - как микробы,
отвоняв молча,стали как мел -
ими можно чертить, память чтобы
оставлять. Я давно побелел.

Наши беды непереводимы

Наши беды непереводимы
ни на слэнг, ни на какой язык.
Ежели попал в беду, родимый,
то женись на ней! Иль не привык?

Как жена, беда тебя обнимет,
и к супругу сядет на кровать.
Да, разлука помнит твоё имя,
и всю ночь с тобой не будет спать.

Ты не пробуй окуриться дымом,
он ведь бел, а прошлое - черно,
в среднем, выйдет серым и родимым
всё, что в память съехало давно.

Жив ты лишь в своих воспоминаньях,
ты тайник их, ключ торчит в тебе.
Остальных, поверь, они не манят,
слушатель твой - только табурет.

Мысли отсырели за туманом,
все кругом, куда ни кинь, правы.
Все разлуки\беды - тараканы
не для тараканьей головы...

Иерусалимская радуга

Средь серости угрюмой выходных
подмигивали молнии белесо,
искал себя я, получал под дых
от разных особей, чужих мне. Местом,
где мне дышалось влажно, но легко,
был перелесок (для пустыни  - чаща!),
со всех сторон потоков молоко
из разной дряни плыло ежечасно.
Сомкнулись веки тучек загодя,
зрачок прикрыл заснувшей пихты зонтик
от поцелуя нежного дождя,
что  влагою 3адумчивость испортил.
Цветная бровь внезапно поднялась.
И улыбнулась, ей синоним, радость,
сменила настроение на власть
объятий крепких полноцветных радуг.

Детство без выходных

Жёлчь солнца пряталась за кремлём
вечера на бегу,
блеском плескалась с приставкой"соц",
рыбой на берегу.
Жабам - комар, жрал их ушлый уж,
с бани вода - в камыш,
замкнутый круг комариных луж.
...В школе - Дон, Обь, Иртыш.
Лампы паяльной коптильный гуд
возле бараков. Там
после Победы люди живут
с хрюшками пополам.
Запахов шелесты тут как тут,
глина, камыш да соль,
в бане порядок блюдут и пьют,
акоголь слижет боль.
Время - в глаза ровно тем местам,
пацанов. Пустяки.
Въелись - не вынешь!- пыль, вонь и гам
у сточных вод реки.
Свинки копчён бок, гудящий пыл
лампы. А что нежней
детства? Так вот день за днём и плыл
без выходных дней.

Спать, не покладая рук

Мы будем счастливы, мой друг…
Завещано Иммануилом,
знать, Кантом мудрым! В бок нам вилы,
коли не чувствуем. Вокруг
дождливосолнечный денёк,
Футбол - судью пошлём на мыло,
чтоб веселей наркозу было
под хлебный зрелищ уголёк.
Мы под покровами страны
сопим весёлым перегаром,
жизнь выпуская тихим паром
несчастий тыльной стороны.
Что воровать, смотреть куда,
что чувствовать стандартом лени?
Субботник Ленина заменят -
и счастье свалится тогда
сухою колбасой на всех,
в электропоезд изобилья,
где труженик страны дебильной -
Властей надёжный человек.
Про воскресенье знает друг,
и что случится накануне?
Гулять - с цыганкой семиструнной
и спать, не покладая рук.

Иерусалим

“Наша улица” №169 (12) декабрь 2013