Мария Ковтун “Станция Эльбэт, без остановки” роман
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва
Мария Ковтун, прозаик, художник. Родилась в Москве, окончила Полиграфический институт. Работает дизайнером в издательстве «Мир детства». Снималась в фильмах «Граждане Вселенной» и «Удивительная находка», публиковалась в прессе, участвовала в художественных выставках.
Мария Ковтун
СТАНЦИЯ ЭЛЬБЭТ, БЕЗ ОСТАНОВКИ
роман
Пока ваша жизнь спокойна и однообразна -
расслабьтесь и наслаждайтесь покоем и однообразием.
Однажды все изменится, и как знать -
возможно, вы сто раз пожалеете о том времени,
когда ваша жизнь была спокойна и однообразна.
Очари Нкра. Трактат о скуке
Пролог. Дэсса и ее Катастрофа
В том году долго не наступало тепло. Зиму, мало отличавшуюся от осени, сменила весна, мало отличавшаяся от зимы. А накануне шестьдесят третьего дня рождения Ракана Эарани на округ Элвабастэ упала жара. Резко, точно где-то тумблер повернули.
На это имелись свои причины.
Дэсса - тяжелый и кривобокий геоид - вращается неравномерно, а ось ее гуляет, выписывая обоими концами шестеренку. Кроме того орбита, по которой она совершает ежегодный круг почета вокруг звезды Балур, не кольцевая, а эллиптическая, да еще и смещена относительно центра звезды. Наконец, плоскость орбиты колеблется, но вся эта сложносочиненная система до сих пор еще не рассыпалась и не собирается. А Дэсса - одна из старейших планет в системе Балур. Ее возраст тридцать два миллиарда лет.
Жидкое ядро Дэссы двойное - как двойной желток в яйце. Верхняя, обращенная к Северному полюсу, половинка больше нижней, однако Дэсса не перекувыркивается, Северный полюс по-прежнему сверху, а Южный - внизу. Гравитация - страшная сила. Бытует гипотеза, будто в горячей и тонкокорой молодости Дэсса периодически переворачивалась, но доказать это фактически нечем. Со временем ядро заметно поостыло, и теперь кора планеты толстенная, тектонические швы прочные (здесь не бывает извержений вулканов и сильных землетрясений, это вам не Къэтан), резких перепадов рельефа давным-давно нет - горы попросту стерлись. Даже в своей переменчивости она надежна и стабильна.
Время от времени, с периодом от сорока до пятидесяти лет, скорость вращения Дэссы вокруг оси и вокруг Балур чуть увеличивается или чуть уменьшается. Чуть - это, конечно, в масштабах галактики.
Когда Дэсса замедляется, климат становится, как в последние годы: теплая (по сравнению с обычной, но температуры все равно минусовые) сухая зима почти без снега, сырая промозглая весна с нескончаемой гнилой моросью с низких небес, изнурительно жаркое лето, затем сухая холодная осень с пыльными бурями, долгие месяцы без солнца. Когда ускоряется - наоборот: зима становится снежной и морозной, лето - нежарким, зеленым, с обильными дождями. Весна, соответственно, полноводной и быстрой, а осень - ясной и красивой. Так было в детстве Ракана. Как раз пятьдесят лет и прошло. Дэсса - неповоротливая брюхатая сибечка - опять начала притормаживать.
Иногда глобализация дает откаты. Результатом Четвертой Мировой стало разделение обитаемой территории Дэссы на три части: Тьяр-Менир, Автономию Гэди и Штвалин. Так исторически сложилось, что большой процент гэди проживает в землях Тьяр-Менир, поэтому между Тьяр-Менир и Автономией граница чисто номинальная. А вот Штвалин так кичится своим суверенитетом, что того гляди лопнет. Так было до рождения Ракана, так оно и до сих пор.
Четвертая Мировая подорвала экономику всей Дэссы. На это наложилось изменение климата. Первые два года неурожая бобов итуны обрушили экономику окончательно. Из бобов итуны гонят дизельное топливо. Хотя итуна крайне неприхотлива, две зимы без осадков и две весны с кислотными дождями, не говоря уже о засухе летом, способны добить и ее. Гибли целые плантации. Все не укроешь, сами понимаете. А кроме итуны, дешевого жидкого топлива взять неоткуда - нефти на Дэссе нет. Когда-то ее было хоть залейся, но корпорации высосали из недр все, в буквальном смысле до последней капли. Из Великого Провала Дэсса плавно вошла в вираж, емко называемый Катастрофой. Просто Катастрофа - с заглавной буквы.
Ни одно из трех правительств Дэссы никогда не просило Содружество о помощи. Хотя сиживали на первых постах и люди почутче нынешнего правителя - генерала Арафуна Туртыды. Дэсса всегда держалась особняком. Она и в Содружество-то вступила, чтобы отстали. Соседи по галактике считают дэссиан инертными, равнодушными, даже бесчувственными. Из космоса, оно понятно, виднее. Но в чем-то они, пожалуй, правы. Сами посудите. Никто не предложил помощи Дэссе, но ведь Дэсса сама ее не просила! Не просила, хотя давно нуждалась. Ведь для того, чтобы попросить помощи, надо, как минимум, открыть рот.
31 шекса 3225 года. Ракан
Темный, точно не рассветало, осенний день. Желтовато-серый смог висит над Элвабастэ и Малту Питэ. Башня Согласия маячит на горизонте бесцветным силуэтом, ее верхушка тонет в облаке. Ракан Эарани, исполнительный директор Департамента Космического сообщения, сидит у себя в кабинете. Отлаживает самодельную электрическую машинку - это его хобби. Запускает машинку по столу, заставляет переезжать через ручку, гоняет линейкой.
В какой-то момент он решается. Звонит в гараж, распоряжается приготовить машину. Заходит в туалет. На выходе долго смотрит в глаза своему отражению в зеркале над умывальником. Надевает длинный серовато-коричневый - цвета малту питского суглинка - плащ с капюшоном, запирает кабинет магнитным ключом, говорит секретарше Вармэ, что сегодня уже не вернется. Входит в лифт.
Дорога до Эльбэт разбита, размыта давним наводнением, никто ее не ремонтировал - городская казна пуста, как выработанная шахта. Уже год, как Малту Питэ объявил о банкротстве и сдался на милость Облачной Фабрики - ненасытной корпорации, во главе которой стоит Туранчокс Аблаи - карлик росточком с письменный стол. А лучше городу не стало. Вся инфраструктура рассыпается, рассыпается и он сам, сами стены. Кислотные дожди, жара и сухой холод разрушают даже бетон. Город крошится в прямом смысле... Малту Питэ - не первый город-банкрот, продавшийся Туранчоксу. И наверняка не последний. Элвабастэ еще держится, но перспектива ясна.
Дизельмобиль трясет и мотает на ухабах, соленая пыль стоит облаком. Спасает шофера и пассажира кондиционер с мощными многоуровневыми фильтрами.
Ракан признает факт: даже если город продержится зиму, весны ему в прямом смысле не пережить. То же самое происходит по всей Дэссе. Это не киношный апокалипсис, который может остановить парочка чокнутых ученых в компании с гениальной студенткой. Планета умирает. Умрет, если къэтанцы не пришлют корабли-ассенизаторы. Одному «Астону» даже здесь, в одном городе, не разгрести, он и вовсе не чистильщик, а диагностическая лаборатория. Ракан разбирается в кораблях, в научных кораблях тем более. Как бы ему ни нахваливали «Астон», он знает, что это только разведка. Ничего реального, кроме взятия проб, къэтанцы не делают. Один раз погоняли ионным излучателем смог, небо показали желающим, но это трюк для обывателей. Здесь целый флот ассенизаторов нужен. Которого у Дэссы отродясь не было и нет. Но если Облачная Фабрика продолжит свои провокации типа непредвиденных «аварийных сбросов» с законсервированной АЭС, от дальнейшего сотрудничества къэтанцы откажутся - они тоже не дураки.
У Ракана тоскливо ноет в животе. Приказать шоферу развернуться, сказать, что передумал. Да он и не спросит, отвезет домой - и дело с концом. Завтра же подать в отставку досрочно - полыхай оно все синим пламенем. Совет директоров ДепКоСо ему не указ. Обойдутся без него. Больше того - вздохнут с облегчением. Кое-какие сбережения у него есть, пенсию он получит, проживут они с Нийей как-нибудь... Лишь бы не видеть всех этих рож...
Нет. Пока здесь всем заправляет Туранчокс Аблаи, покоя не будет никому. Но вот не безнадежное ли он на себя взвалил дело?
Поддержки от генерала Туртыды ждать не имеет смысла. Для него вся эта мусорология, все это помойковедение, как он выразился при личной встрече, - пустой звук. Охота Ракану на старости лет ковыряться в свалках - пускай ковыряется. Свалок в округе много, хоть уковыряйся. Достойный способ скоротать время на пенсии.
Почему вдруг высокопоставленный государственный чиновник, неравнодушный к судьбе родного мира (немыслимое сочетание!), стал чем-то вроде городского сумасшедшего? Да ладно, чего уж там: городской сумасшедший - не по эпохе размерчик. Глобализация как-никак. Профессор Энгу с его идеей создания армии богинь был сумасшедшим планетарного масштаба, а Ракан, не мелочась, замахнулся на галактический. В самом деле, создается впечатление, что все это нужно только одному ему.
После импичмента очередному Созыву (орган, заменявший президента и совет министров) генерал Туртыда фактически рулил страной. У этого самовыдвиженца была одна рациональная черта: он считал, что каждый должен заниматься своим делом. Вот его, Туртыды, дело - не дать родине пропасть. А целая планета - не его забота. Он не бог, а боевой генерал.
Нет в стране специалистов? Так найдите. Подкупите, похитьте. Научитесь сами. Не лезьте со своими фантазиями к занятому человеку.
Ракану открытым текстом было сказано: раз он проявил инициативу, ему ее в жизнь и претворять. С къэтанцами или без них - его дело. Финансирование? А больше вам ничего не надо, сикки Ракан? Морд... гм, лицо, извиняюсь, не треснет? Экология-хренология... Раньше жили как-то - и дальше проживем. У вас же, сикки Ракан, вроде как связи в оборонке? Вот и воспользуйтесь. Из уважения к вашим заслугам, глядишь, и отслюнят что-нибудь. Вообще, пусть ваши къэтанцы сами финансируются. Не устраивает? Вот дверь, вот дорога. Я человек военный, у меня разговор короткий.
На прощание генерал не преминул ткнуть его носом в должностные обязанности. Вы бы, сикки Ракан, сперва свои корабли посчитали, а то тут станция орбитальная пропала, там два разгонных блока (далась им всем «Гайя», четыре года прошло, а все помнят)... За вверенным вам имуществом доглядеть не можете, теперь еще и в помойки полезли. Вам что, больше всех надо?
Ракан ответил на это одним словом:
- Да.
- Так идите и работайте!
На этой оптимистической ноте Ракан и откланялся.
Если Туранчокс пронюхает про эту встречу (наверняка уже пронюхал), он не преминет напустить на генерала своих аналитиков - и они его убедят, как раз плюнуть, что никакие къэтанцы им на их земле с приплатой не нужны.
На парковке НИИ Биотех, где теперь новый офис Аблаи, он отпускает шофера. На вопрос «Когда за вами заехать?» отмахивается: «На трамвае доеду». Он не обратил внимания, что трамваи опять стоят. Последнее время это часто. Соленая пыль, которую неутомимо гонит резкий низовой ветер из Нын Манатан, забивается в колесные пары, вагоны выходят из строя прямо на маршруте.
Понимал ли он, поднимаясь по ступеням парадного входа, что у него есть все шансы не выйти отсюда живым? Думаю, понимал. Современники описывали Ракана Эарани как человека очень рационального. Несомненно, его аналитический ум очень даже допускал такую вероятность. А чего Железный Ракан, как его иногда называли, был начисто лишен, так это наивности.
Он идет длинными коридорами в западное крыло. У него все еще есть возможность повернуть назад? Уже нет. Сенсорные камеры поворачиваются на движение. Туранчоксу наверняка уже доложили, что он здесь. Впрочем, назад пути не было с того момента, когда он заговорил.
Посланник гибнущего мира
На самом деле тот, кого назвали посланником гибнущего мира, чрезвычайным полномочным послом Дэссы, изначально таковым не был. Ракан прилетел на Къэтан в отпуск. Отдыхать, а не просить помощи. В баре отеля он встретил Монторкила Го, известного больше как Торки, - знакомого инженера-химика из НИИ Биотех, которого Аблаи после закрытия НИИ и бегства профессора Энгу переманил в свою контору. Торки участвовал в научной конференции - в качестве промышленного шпиона, но никто об этом не подозревал. Для маскировки он даже прочел какой-то вялый доклад.
Выпили, закусили, познакомились с другими участниками. Речь зашла об экологическом коллапсе, который творился на Дэссе. И тогда Ракана прорвало.
Его первый монолог для истории утрачен, так как все были нетрезвы и ничья память его дословно не сохранила. Говорил он много и страстно - с окончательной версией не сравнить. Вся компания была потрясена, но особенно Торки Го, всю жизнь знавший Ракана Эарани как человека очень сдержанного и немногословного. Он впервые видел Ракана пьяным (хотя и не в зюзю - вот нечего преувеличивать), да еще и (боги всемогущие!) плачущим. Сказать кому - не поверят. И, возможно, от потрясения, Торки сболтнул:
- Сикки Ракан! Это поразительно! Вы можете повторить это перед большой аудиторией?
Ракан секунду подумал.
- Могу.
- Я бы тоже смог! Но с вами мне не сравниться! Если вы не решитесь, придется мне...
Поддатые ученые загалдели:
- Да! Да! Об этом нельзя молчать! Вы должны обратиться к Содружеству за помощью! Это ваш гражданский долг! - и все в таком роде.
Ракан прекрасно знал о своем гражданском долге. И он не был настолько пьян, чтобы совсем уж себя не контролировать. Мысли о гибели мира угнетали его долгие и долгие годы. Как угнетали многих и многих граждан Дэссы. Передовые (и не самые передовые) умы не раз, не два, даже не тысячу поднимали эту тему, но дальше разговоров дело не шло. Все казалось: еще не предел, еще не прижало. Можно считать, на Ракана в тот вечер снизошло озарение: что предел давно пройден, что прижало давно.
Он не считал, что наговорил лишнего. Все сказанное им, от первого слова до последнего, было правдой. И его замороженные внутри слезы, оттаявшие наконец от бокала «Ракетного топлива», тоже были правдой. Хотя правда часто оказывается лишней. Он мог даже перечислить поименно, для кого его правда лишняя. Но уже ступил на этот путь. И сделать шаг назад счел ниже своего достоинства.
Начал движение - продолжай двигаться вперед. Не сдавайся. Выкладывайся - и получишь результат. Только так. Так его учили. Отец. Спортивный тренер в университете. Офицеры в армии.
Поняв, что переступил черту, из-за которой возврата нет, Ракан выступил с официальным заявлением: да, то, что происходит на Дэссе, - глобальная катастрофа. Да, своими силами им не справиться. Да, он просит помощи. От лица Тьяр-Менир, а заодно и всей Дэссы. Бэл-бэл-бэл-бэл. Так дразнят мениров за их своеобразное произношение, даже когда они говорят на великом и могучем галактическом.
Никто даже не поинтересовался, кто его уполномочил. Он сам себя уполномочил, вот кто.
Это выступление увидела по телевизору Нийя - скромный младший техник в одном из столичных НИИ. У Нийи своя таинственная история, но мы пока не будем на нее отвлекаться. Главное: девушка, страдавшая амнезией, узнала менирский акцент, затем узнала Ракана, затем вспомнила, кто на самом деле она сама.
Правительство Къэтана все отлично поняло. В том числе то, что не было озвучено. Начиная с того, почему дэссиане молчали до последнего, заканчивая тем, что теперь грозит осмелившемуся раскрыть рот.
- Возможно, вам потребуется убежище, - деликатно предложил къэтанский представитель. - Или хотя бы защита.
- Мне нечего терять, - ответил Железный Ракан.
В самом деле: не только дети, но и внуки его были на тот момент уже взрослыми, могли сами о себе позаботиться. Бывшая жена, с которой он развелся двадцать лет назад, тогда же примерно и умерла. Родителей он похоронил уже давно. Друзей у него не было, кроме Ната Абани и Глана Энгу. Генерал воздушно-десантных войск сможет за себя постоять, а профессор наверняка мертв. Карьера? Выше уже не заберешься. Тем более в его возрасте. Ракану исполнилось шестьдесят три, оставалась пара лет до пенсии. В конце концов, умирать в его годы тоже не особо жаль. Убьют его - значит, убьют. Значит, Мирозданию так угодно. Но свой долг он исполнит.
Правительство Къэтана снарядило специальное научное судно - «Астон».
Нийя всеми правдами и неправдами напросилась стажером в набирающуюся команду и на борту «Астона» встретилась с Раканом. Между ними произошло немногословное, но исчерпывающее объяснение, и все окончательно разъяснилось. Экипаж «Астона» выслушал захватывающую историю о не понятом, осмеянном соотечественниками безумном ученом, мечтавшем создать сверхлюдей для спасения планеты, проникся ее мрачным пафосом и даже дал кругаля к Поясу Латоны, чтобы взглянуть на «Гайю».
Убедившись, что профессор Энгу и все созданные им клоны действительно мертвы, Ракан, как ни парадоксально, почувствовал облегчение. Но теперь рядом с ним была Нийя, и за нее он боялся до спазмов в животе. Если Туранчокс узнает правду, Ракану придется его убить. Если, конечно, люди Туранчокса не убьют Ракана первым.
31 шекса 3225 года. Ракан
- Сикки Туранчокс, - подобострастно склоняясь перед своим миниатюрным боссом, докладывает Торки Го, - вас просит о встрече сикки Ракан.
Карлик самодовольно кивает:
- Я ждал этого визита. - Небрежный жест коротенькой пухлой руки. - Пусть войдет.
Ракан шагает внутрь кабинета, привычно пригнув голову в дверях. Он был высоким даже для менира - пять брэ. Аблаи мог бы пробежать у него между ног, не задев макушкой... Да ни за что не задев.
- Здравствуй, Кани Эарани, - миролюбиво говорит карлик.
- Меня зовут Ракан, - звякает, как стальная болванка, ответ.
- Как пожелаешь, - хмыкает Туранчокс. - С чем пожаловал?
Ракан, горделиво двинув плечами, сбрасывает плащ на руки Торки, тот вешает его на рогульку вешалки и выходит.
- Поговорить.
- Охотно выслушаю тебя.
- У меня к тебе личная просьба.
- Для тебя - все, что пожелаешь! - радушно улыбается карлик.
- Я прошу не за себя.
- Трогательно.
- Оставь в покое ученых с Къэтана. Дай им спокойно работать.
- Как мило, - щурится Туранчокс. - Вообразил себя спасителем мира?
- Типа того.
- Самому-то не смешно?
- Нет. Мне давно не смешно.
- Знаешь, уже ползут слухи, что у тебя проблемы... - вкрадчиво говорит Туранчокс.
- Нелады с головой, хочешь сказать?
Туранчокс пожимает плечами.
- Ты сказал, не я.
- Мне все равно, кто что обо мне думает. Кому смешно - пусть смеются.
- Ракан, я ведь забочусь о тебе. Я беспокоюсь за тебя. Ты уверен, что с тобой все в порядке?
- Я не спятил. И про заботу не надо. Вот не надо. Ты и так слишком много о ней говоришь.
- Я забочусь о своей стране, - важно говорит карлик. - О своем мире, если угодно.
- Заботишься о своей стране! О своем ми-ире! - Ракан потрясает трагически воздетыми руками. - И где? Где - тыкни мне, тупому, пальцем - твоя забота? В чем она выражается? Подарил установку искусственной вентиляции легких больнице? Одну? - Ракан показывает длинный, с узловатыми суставами, палец. - Две? - отгибает второй палец, - три? Или, может, твоя забота о благе родины заключается в том, что бачок унитаза можно слить, когда нужно, а не два раза в день по расписанию? Это твоя забота? Выгляни в окно! Не дотягиваешься? Табуретку подставь! Город, который ты купил, рушится на глазах! В казне пусто, как в брюхе индитавры после спячки!
- Моя корпорация делает все возможное, - пожимает плечами карлик. - У меня, знаешь ли, деньги не в поле растут.
Хотя как раз растут - поля итуны это и есть деньги. Но урожаи упали, что правда, то правда.
- И нечего меня попрекать моим физическим недостатком, - добавляет Туранчокс. - Я не виноват, что таким родился.
- А что каждый третий ребенок рождается уродом, тебя не смущает?! Или теперь все должны быть уродами? Все возможное... Да твоя корпорация - черная дыра, которая только жрет, жрет и жрет! Целые города вымирают, заводы стоят...
- Мои работают, - возражает Туранчокс. - Кто не умел вести дела и разорился - сам себе злобный квят. Я всегда даю шанс, я не убийца...
- О-о, нет! Ты не убийца! Ты падальщик!
- Падальщики - санитары природы.
- Вот только не говори о природе! Не смей даже слово это произносить: «природа»! - Ракан, опершись руками на стол, нависает над ним. - Ты что накуролесил на АЭС?
Туранчокс выгибает брови в притворном изумлении.
- Только не начинай, что ты понятия не имеешь, о чем речь! - Ракан рубит воздух ладонью перед невозмутимым лицом карлика. - Совсем... с рельс сошел, что ли?! Какого... стручка зеленого твои люди лезут на законсервированный опасный объект? Они знают, что такое остановленный реактор? Что такое бассейны-охладители отработанных стержней? Они представляют, как все это работает?
- Ты тоже не физик-ядерщик, - напоминает Туранчокс.
- Нет! Не физик-ядерщик! Я инженер!
- Ну, и я. Такой же инженер, как и ты, - карлик вновь пожимает плечами.
Ракан смотрит на него, тяжело дыша.
- Что, твои аргументы исчерпаны? - ласково спрашивает Туранчокс.
- Я хотя бы не подвергаю миллион ни в чем не повинных людей риску ядерной катастрофы!
Мил-ли-он. Это если только один Малту Питэ накроет... Все знают, что осталось от Ниссума, когда там жахнула АЭС.
- Ой, ну прям уж сразу и ядерная катастрофа, - морщится Туранчокс. - Ты преувеличиваешь... - Он вздыхает, встрепав редеющие на макушке волосы. - С каких это пор ты стал таким гиперответственным, а, Ракан? Что-то раньше за тобой такого радения о судьбах мира не наблюдалось... Решил заделаться мессией на старости лет? Накатил пару бокалов «Ракетного топлива» для храбрости и пошел обличать направо и налево?
- Не обличать, а констатировать очевидное. Считаешь, что я приукрасил? Да, приукрасил! В лучшую сторону! Вот только где у Катастрофы лучшая сторона?
- Тебе виднее. Ты же профессиональный спаситель миров... Мессии плохо кончают, как правило.
- Я тебя не боюсь, - Ракан вслушивается в себя. - Я больше вообще ничего не боюсь.
Да? А как же Нийя? Кто о ней позаботится, случись с ним что? Этот парнишка-къэтанец? Йой, что-то сомнительно...
- А раньше, стало быть, боялся, - улыбается Туранчокс, сцепляя на животе короткие пальцы и откидываясь на спинку кресла. Кресло ему велико. Точь-в-точь ребенок, играющий в какого-нибудь министра.
- И раньше не боялся. А теперь тем более пойду до конца. Если ты не оставишь в покое къэтанцев, я найду на тебя управу.
- Ната Абани?
- Вот да, например!
- На твоего генерала найдется мой генерал.
Это он о Туртыде? Вот уже как? Ракан тяжело переводит дух. Неужели в этом карлике нет вообще ничего человеческого? Ну, хоть как-то можно до него достучаться?
- Так, стоп. Стоп, - Ракан, выставив перед собой ладони, отступает от стола. - Послушай. Ведь ты сам здесь живешь. Сам всем этим дышишь. Неужели тебя совсем не беспокоит, что твой мир гниет заживо? Посмотри, что осталось от леса, посмотри, что осталось от озера! Это происходит повсюду, но хотя бы здесь!.. - Ракан широко разводит руками, стукнувшись костяшками пальцев об угол стенного шкафа. Потирает ушибленное место, но пыла это не убавило. - Здесь мы можем хоть что-нибудь сделать?! Мы все виноваты в том, что сейчас происходит с нашей планетой! Мы загнали ее! Загнали... - горько повторяет он. - Мы думали, у нас всего много, на наш век хватит... А вот не хватило!
Туранчокс со скучающим видом смотрит на плакат на стене: «Нанофильтры Нимайо - чистая вода в каждый дом!».
- Что ты думаешь делать, когда вообще нечем станет дышать? - продолжает Ракан. - Когда жрать станет нечего? Думаешь свалить на Латону? Трагон? Элькан Роо? Ну уж нет! В таком случае мы сдохнем здесь, вместе! Как все! Я сам - лично - позабочусь о том, чтобы тебя не приняли ни на одной планете Содружества! И, клянусь, ни одно судно ДепКоСо не возьмет тебя на борт!
- Ты мне угрожаешь, Ракан? - поднимает бровь Туранчокс. - Тебе напомнить, кто посадил тебя в твое кресло? Я могу его из-под тебя и выдернуть.
Ракан меряет кабинет размашистыми нервными шагами. Помещение тесное, не под его широкую натуру.
- Рака-а-а-ан... Прекрати метаться. Меня от тебя укачивает.
Ракан, безнадежно взмахнув рукой, останавливается. Он совершенно вымотан этим спором. Который ни к чему не ведет. Его просто не слышат.
- Актер из тебя препаршивый, Ракан, - мягко произносит карлик. - Перестань играть свою трагедию и вернись в реальность... Ты ведь можешь и не дожить до пенсии.
- Я тебя не боюсь, - повторяет Ракан.
- Вот заладил... Да я тебя и не пугаю. Ну-ка, пойдем-ка со мной, - приглашает Туранчокс, спрыгивая со стула.
Ракан настораживается.
- Куда?
- Не боись, - ободряюще взмахивает куцей ручонкой Туранчокс. - Покажу кое-что. Тебе, как инженеру, понравится, обещаю. Высокие технологии - не хвост сибечий!
- Ты нашел пульт управления, - соображает Ракан. Сердце ухает куда-то в живот.
Этого еще не хватало!
Профессор Энгу создавал своих сверхлюдей так, чтобы ими было можно в случае чего управлять. В мозг Нийи вживлен микропроцессор. Его невозможно извлечь, не убив ее. И невозможно вывести из строя, пока она жива. Ракан все понимает. Случилось то, чего он больше всего боялся. Что бы ни задумал Туранчокс, результат будет один - Нийя погибнет.
В дверях кабинета он хватает карлика за плечо (для этого приходится наклониться).
- Послушай, Тур. Забудь все, что я тут наговорил. Я погорячился. Прошу тебя. Пожалуйста. Не трогай Нийю. Она просто девочка. Ей еще жить и жить, рожать детей... Оставь ее в покое. Не станешь же ты воевать с девчонкой...
- Воевать никто не собирался, - Туранчокс подергивает плечом, высвобождая его из пальцев Ракана. - На то есть генералы. Идем.
Помещение, в котором они оказались, похоже на блок для допросов в полицейском участке. Через большое окно видна комната с компьютером на столе. Ракан знает это место - здесь Глан проводил эксперименты по телепатии. Тренировал Нийю владеть своим даром. Но этого компьютера в комнате не было. Его перенесли сюда недавно. На полу лежит клубок проводов. Подмаргивают индикаторы на блоке аккумуляторных батарей.
- Побудь здесь, - говорит Туранчокс. - Отсюда лучше видно.
Он успевает прошмыгнуть в комнату, невежливо захлопнув дверь перед носом Ракана. Ракан дергает ручку - дверь заблокирована. Карлик с ехидной улыбочкой машет ему изнутри. Ковыляет на кривеньких ножках к столу, садится за компьютер. Через другую дверь входит Нийя. Ракан лихорадочно ищет микрофон, он здесь был раньше, но его нет - система демонтирована. Кричать и стучать по стеклу, которое с той стороны не отличается от обычной стенной панели из серого пластика, бесполезно - помещение звуконепроницаемо. Но Ракан и кричит, и стучит. Ломится плечом в дверь. Дверь стоит, как заваренная.
Они о чем-то говорят, затем Туранчокс надевает на запястье девушки какой-то браслет. Взрывное устройство? Ну, а что еще это может быть. Что он собрался взрывать? «Астон», что же еще. Постороннему, даже если он проберется на территорию военной базы, на борт не пройти - охранная система корабля не пропустит. А Нийю пропустит...
Къэтан не поверит в несчастный случай. Там наслышаны о методах Туранчокса Аблаи. Они прекратят сотрудничество. Да кабы еще войну не объявили... Но главное - Нийя погибнет. И он не знает, как это переживет. Хотя, скорее всего, его тоже убьют.
Нийя выходит. Таранчокс снова взбирается на высокий стул. Нажимает на пульте кнопки. Ракан беспомощно наблюдает.
Магнитный замок, звонко чпокнув, открывается.
- Заходи, самое интересное началось, - зовет Туранчокс.
«Я убью тебя, - думает Ракан, сжимая-разжимая кулаки. Делает шаг в комнату. - Убью! Даже если это будет стоить мне жизни».
Он входит. Туранчокс разворачивает монитор. Нийя пересекает парковку перед парадным входом. Зачем Ракан отпустил шофера? Тос Лапудо остановил бы Нийю... Но что дальше? Пока идет сигнал, она будет выполнять программу.
Нийя на экране оборачивается, смотрит в объектив камеры. Взмахивает рукой. Заслоняется от ветра, несущего соленую пыль из степи.
- Иди, детка, иди, - воркует Туранчокс. - У тебя очень важное задание. Не отвлекайся.
Нийя протирает пальцем глаз, в который попала соринка. Идет дальше. До военной базы Нын Манатан ей час пешего ходу. Через пустошь короче, она сворачивает с шоссе и идет напрямик.
- Послушная девочка, - одобряет карлик, болтая ножками от избытка положительных эмоций. - Ты хорошо ее воспитал, Ракан...
- Нийя, стой! - кричит Ракан, хватая микрофон.
Туранчокс успевает зажать головку микрофона в ладонях.
- Йумон гах! - рычит Ракан, вдавливая карлика в стул.
Туранчокс бросает микрофон, который сваливается со стола и повисает на проводе. Ракан тянется за микрофоном. Туранчокс обрывает провод. Ракан тянется к пульту, но Туранчокс ложится на пульт грудью, закрывая его собой. Ракан хватает карлика за горло. Тот яростно сопротивляется. Пытается вывернуться, дрыгает своими короткими кривыми ножками, норовя попасть Ракану в живот, а еще лучше - в пах, но не дотягивается. Туранчокс довольно силен для такого коротышки, однако Ракан сильнее.
Будь они одни, Ракан задушил бы Туранчокса или сломал бы ему шею, хоть тот и боролся за свою жизнь отчаянно. Перехватил бы поудобней - и конец Крошке-Олигарху. Обидно, должно быть, не справиться с карликом, который у тебя между ног пробежать может.
На шум вбегает Торки Го.
- Убери... его... убери... - хрипит Туранчокс, почти теряя сознание.
Как нелегко убивать
Широкая спина Ракана, обтянутая темно-синим кителем, - такая удобная, в нее можно хоть дротики метать. Торки Го стоит и смотрит на эту спину. На дрыгающиеся ножки Туранчокса в нелепых детских ботиночках. Заточку он уже вытащил из рукава, где обычно носит ее в специально сшитых ножнах, пристегнутых ремешками. Но рука еще не занесена. Торки знает, что должен сделать. Они с Туранчоксом это подробно обсуждали. Ракан стал неудобным. И его необходимо убрать.
Однако Торки колеблется. Что, если позволить Ракану задушить этого поганого коротышку? Торки даже готов выступить свидетелем на суде. Сказать, что это была самооборона... Хотя выглядеть будет смешно. Даже очень.
- Убери... его... убери... - хрипит карлик.
Торки заносит руку. Как он будет смотреть в глаза Гете? А Тэрке? А Ингути? Им придется жить в нищете? Его больной жене придется мучиться и умирать, потому что у них не будет денег на лечение? Нет! Он не может потерять эту работу. Это отвратительно, страшно, но нужно сделать.
Рука идет по дуге вниз. Заточка входит между ребрами Ракана легко. Совсем как в тушку сибека, на которой Торки тренировался подростком. Но это человек, а не тушка сибека... Ракан лягает его в голень. Вуо-о-оу, больно-то как! Торки отшатывается, выдергивая заточку. Она выходит с противным чваком.
Ракан выпрямляется, поворачивается... Взгляд его расфокусируется, лицо белеет... Сейчас он повалится прямо на Торки. Тот изо всех сил пихает его в плечо. Ракан пролетает аж до дверного проема, во весь свой внушительный рост рушится на пол, головой в коридор, ногами в кабинет.
«Убил?» - думает Торки, стараясь унять дрожь в руках. Ракан не шевелится. Вроде бы даже не дышит. Наверно, Торки попал ему в сердце. Хороший получился удар...
Он слышал, да и в кино видел не раз, что, впервые убив человека, многие блюют. А его не мутит даже. Ничего похожего на тошноту. Еще он слышал, что убитый непременно должен обмочиться. Под Раканом лужи нет. Может, мало накопилось. Не щупать же его. Может, он и живой, просто без сознания. Но всадить в него заточку еще раз Торки не сможет. Не сможет - и все. Это вам не сбитый грузовиком сибек! Пусть Туранчокс его хоть сам добивает!..
- Убери его, - повторяет Туранчокс, потирая шею. Прямо на глазах изумленного Торки на шее босса проступают синяки - оттиски пальцев Ракана. - Чего стоишь пялишься? Я что сказал! Убери его!
Туранчокс закашливается - Ракан помял ему гортань. Ведь задушил бы, как раз плюн... Ладно, проехали.
- Да, сикки Туранчокс...
Что же он наделал! Теперь, чтобы не гнить заживо на соляных копях за убийство чиновника такого высокого ранга, ему придется... Торки не хочет додумывать. Взяв Ракана под мышки, кряхтя и надрываясь, выволакивает в коридор. Он хромает - Ракан здорово приложил его своим башмачищем... Ракан тяжеленный, его ноги цепляются за ковролин, на котором остались размазанные кровавые пятна. Руки у Торки тоже в крови.
Как это он вляпался?
Только бы Ракан не очнулся, если все-таки не мертвый. Торки совершенно не представляет, что ему тогда делать.
Хромающий и раздосадованный, он волочит тяжелое, бездыханное на вид тело к выходу. Не удосужившись удостовериться в бездыханности, затаскивает в технический коридор и задраивает переборку. Надо уточнить у босса, куда его дальше девать. Торки возвращается.
Туранчокс брезгливо разглядывает размазанные пятна крови на полу. Указывает пальцем.
- Вытри тут. Весь ковролин изгваздал...
Тем временем Ракан уже приходит в себя. На холодном бетонном полу. В темноте. Понятия не имея, где он.
Очнись он раньше, Торки бы гарантированно не поздоровилось. Так как Ракан был правшой (а левшей среди мениров много - примерно каждый третий), рана не помешала бы ему вышибить Торки зубы или сломать нос. Или и то, и другое.
Пока Торки корячится с мыльной губкой, оттирая пятна на ковролине, Ракан пробует пошевелиться. На затылке шишка - это он стукнулся о порог кабинета, когда падал. Рука двигается, боль вполне терпимая. Он умеет терпеть боль, ему не впервой. При вдохе-выдохе дырка в спине противно сипит и булькает, из нее идет кровь, но вроде не сильно. Ракан пытается встать. Выпрямляется, держась за стену. Голова слегка кружится, но он, похоже, может даже идти. Вопрос: куда? Ракан знает здание НИИ наизусть, все входы-выходы, в том числе секретные. Если он поймет, где находится, то поймет и как выбраться отсюда.
Туранчокс тоже раздосадован. Его трясет адреналиновый отходняк. Он прохаживается по комнате, чтобы успокоиться. На шее повязка с завернутым в марлю льдом из холодильника. Вот не ожидал он от Ракана такого. Хотя и привык никому не доверять. Но уж на Ракана-то всегда можно было положиться. Поэтому Туранчокс и посодействовал, чтобы он получил это повышение. Удобно иметь на таком посту человека, который тебе обязан. И вот чем он отплатил!
Туранчокс поглядывает на монитор. Мимоходом пинает Торки в оттопыренный зад обутой в детский спортивный ботинок ногой. Торки сносит унижение молча. Сосредоточенно трет и трет пятно. Оттертое место становится чище остального покрытия.
Включив подсветку в наручных часах, Ракан пытается сориентироваться. Сколько он пробыл в обмороке? Он не знает, но, похоже, недолго. Найдя на стене тумблеры, он включает свет. И испытывает прилив здорового злорадства. Потому что вспомнил одну вещь.
За непримечательной гермодверью в дальнем закоулке подвала дремлет биореактор. Некогда это был щедро спонсируемый экспериментальный проект: получать энергию из живой биомассы. Почти бесплатно, только подкармливай субстанцию органическими отходами. Любыми, хоть, извиняюсь, дерьмом. Но, как и подобает безумному ученому, Глан Энгу обладал существенным недостатком: не умел лизать задницы чиновникам. Даже не представлял, как это делается. Кому-то он что-то сказал, кому-то не догадался (или притворился, что не догадался) дать взятку - и попал в немилость. НИИ Биотех получил предписание: проект без промедления закрыть, реактор демонтировать, отчеты засекретить и сдать в архив. По документам он и числился демонтированным. Но Ракан (а кроме него - ни одна живая душа) знал, что акты поддельные, а реактор вполне себе рабочий и что никто его не обнаружил. Обнаружили бы - он узнал бы.
И сейчас он им всем устроит...
Ракан стоит, расставив для устойчивости ноги, упершись ладонями и лбом в стену, стараясь дышать неглубоко, чтобы было не так больно, и вспоминает код. Профессор Энгу доверил код ему. Больше некому было. Так или так? Вроде так. Ладно, попробует оба варианта. Надо идти. Пока может. Пройдя десяток шагов, Ракан открывает дверцу маленькой подсобки, осматривает сохранившийся инвентарь, взвешивает в руке монтерский ломик. Этим ломиком поддевают ушки дренажных люков. Сгодится и для того, что он задумал.
Он спускается в подвал. В коленях какая-то разболтанность, он оступается, падает, ушибив зад, локоть и здоровый бок. Но поднимается. Ноги все-таки пока держат. Не будут держать - поползет. Ракан - человек упрямый.
Еще кое-что играет на руку Ракану: в технических коридорах нет камер наблюдения. А если Торки надумает за ним вернуться, то вот он ломик... Голова кружится все сильнее. Ракан задыхается, кашляет кровью - от движения кровотечение усилилось. Спина с левой стороны вся мокрая. Течет за пояс брюк. Ракан щупает левый бок, озадаченно смотрит на окрашенную кровью ладонь. Такая маленькая дырочка, а столько крови! Эдак из него все выльется... Поделать с этим он ничего не может. Даже если найдет в раздевалке техников аптечку. Впрочем, аптечки в раздевалке нет. Там вообще ничего нет, даже шкафчиков.
Но вот он уже и на месте. Только бы код подошел. Ракан вытирает руку об штанину, нажимает кнопки. Пи-ик! Значит, первый вариант и был правильный. Ракан ставит к стене ломик (только бы не упал, нагибаться будет трудно). Собравшись с духом, обеими руками поворачивает штурвал гермодвери. Левый бок пропарывает боль, ввинчивается под лопатку. Дыхание перехватывает. Ракан заходится в кашле, от этого еще больнее. Вцепляется в штурвал. Ноги подгибаются. Усилием загоняет кашель в себя. Это плохо получается, но хоть как-то. Отплевывается. Утирает заляпанный кровью подбородок. В груди хрипит и булькает. Похоже, дела его плохи. А то он будто не знал.
Справившись с дурнотой, Ракан наваливается на дверь. Буксует ботинками по скользкой плитке. Дверь подается, но не сразу. Не сразу.
31 шекса 3225 года. Нийя
Примерно в это время Нийю задерживает обеспокоенная Арджила Вирэйн - бортовой врач «Астона». Она обнаружила, что Нийя оставила в лаборатории свою рацию, и пошла ее искать. Видя, что Нийя слегка не в себе, доктор Вирэйн принимается расспрашивать, что случилось. И почему робот Ирума вернулась одна с кодом «три-шестнадцать» - нештатная ситуация? Нийя мямлит что-то, отвечает невпопад.
- Ты что, пьяная? - тревожится доктор Вирэйн. Ракан говорил, что Нийя была трудным подростком: могла убежать из дома, а могла и выпить. - Нийя, ты выпила? Где ты была?
Спиртным от Нийи не пахнет. Наркотик? Доктор Вирэйн чует что-то очень неладное. Берет Нийю за руку и обнаруживает браслет. Нийя же, отвлекшись на разговор, понимает, что может сопротивляться сигналу. В голове немного проясняется. Она отталкивает доктора Вирэйн:
- Уходите! Бегите! Скорее! У меня бомба!
Арджила - человек бывалый. Ее основная специальность - медицина катастроф. Бомба - значит нет времени думать. Она со всех ног бежит прочь. Нийя шарит в поясной сумочке с инструментами, достает отвертку, меняет насадку на самую маленькую, пытается открыть замок браслета. Он похож по конструкции на замок старого чемодана: защелка и крошечная замочная скважина с язычком.
Наконец ей удается поддеть язычок. Замок щелкает, Нийя отжимает защелку и сдергивает браслет с запястья. Широко замахнувшись, она собирается зашвырнуть его в ближайший овраг, но останавливается. Опускает руку, смотрит на таймер.
- Вот я дура! Идиотка! У меня же полно времени! Доктор Вирэйн! Отбой! Сюда! Скорее! - Нийя хватает подбежавшую Арджилу за руку. - Нам надо в Эльбэт! Там сикки Ракан! Он заложник! Они его убьют... Вызывайте Сальхат! И врачей!
Тут же разворачивается и бежит вниз по сыпучему откосу.
На самом деле у нее мало времени. Тридцать четыре минуты и сколько-то убывающих, высыпающихся, как песок сквозь пальцы, секунд.
Доктор Вирэйн на бегу кричит в рацию, чтобы поднимали всех по тревоге и прислали бригаду «скорой помощи».
31 шекса 3225 года. Ракан
Ракан в реакторном зале. Когда-то професор инструктировал его по технике безопасности: крышку активной зоны открывать нельзя - субстанция крайне агрессивна. От притока воздуха она может выйти из-под контроля, начать стремительно размножаться и поглощать любую органику. Ракану этого и надо.
Он сбивает ломиком замки. Воздух в помещении сырой, застоявшийся, вентиляция работает плохо. Чем-то воняет. Ракана мутит, во всем теле противная слабость. Уткнувшись взмокшим лбом в холодный корпус реактора, он старается отдышаться. Аккуратно, чтобы не раскашляться, прочищает горло, сплевывает. Вставляет заточенный конец ломика под край крышки. Раскачивает, налегая всем весом. К боли он уже притерпелся. Еще немного... Тяжеленная крышка сдвигается. Сделав недолгий передых, Ракан наконец сталкивает ее. Она с грохотом падает на пол, оставив выбоину.
Ракан ставит ногу на выступ, мучительным усилием подтягивается. Навалившись грудью на край корпуса, заглядывает внутрь. Ему ничего не видно. Тусклого, подергивающегося света дежурных ламп не хватает. В активной зоне утробно урчит и булькает. Будто блюет какая-то гигантская тварь. Премерзкие звуки. Самому бы не блевануть. Хотя биомасса все схавает. Вот не кувырнуться бы туда.
Ракан сует в темноту вымазанную в крови руку.
- Йей... йей... жрать хочешь? Вылезай... у меня еда... Много еды... Карликов любишь? У меня есть один... вкусный...
Что-то противное, чуть теплое и мокрое, чавкнув, плюхается на руку. Ракан рефлекторно стряхивает эту мерзость. Сползает с реактора, пятится к выходу. Наверно, достаточно. Биомасса получила воздух. Почуяла кровь. Она начинает переть наружу, разбухая на глазах, как дрожжевое тесто.
Подъем по лестнице дается тяжело. Последние ступеньки Ракан преодолевает, опирась на ломик. Возвращается в тому месту, где оставил его Торки. Биомасса ползет следом, точно послушное животное. Очень медленно. Да куда ей торопиться... Ракан отдраивает переборку, напоследок разносит ломиком щиток охранной системы, чтобы переборки с зубастым значком биологической опасности не начали автоматически закрываться. Бросает ломик - он больше не нужен. Здесь этот ломик и найдут. Может, его биомасса немного в сторонку оттащит.
Сенсорные камеры в основном коридоре поворачиваются. Ракан, несомненно, появляется на экранах мониторов. Во всей красе. Но сигнал тревоги пока не звучит. Его еще не увидели. Охранники в мониторной пьют чай...
Ракан спотыкается и падает. У него темнеет в глазах. Накатывает тягучая дурнота. Биомасса лижет ботинок. Прямо живая блевотина... Ракан поджимает ногу. Подавляет рвотный позыв. С усилием сглатывает. Лучше не смотреть на нее... Отползает. Держась за стену, снова встает. Идет, перебирая по ней руками, оставляя на бежевой краске кровавые отпечатки.
Биомасса сожрала пальмы в кадках и распяленную по стене монстеру. Пальмы не Ракан, они не ходят и не ругаются. Их сожрать проще.
Ракан провел за собой биомассу через все западное крыло. Снова спустился в подвал - по другой лестнице, со стороны архива. Точнее, по желобу, по которому спускали коробки с бумагами. Просто сел и съехал, как ребенок с горки. Но из подвала выхода не было.
Оказавшись между двумя ползущими друг другу навстречу потоками биомассы, Ракан повернул штурвал на низенькой гермодверке. У него хватило сил заползти в вентиляционный ход и задраить гермодверь изнутри. Но вряд ли он рассчитывал через него выбраться. В вентиляционном киоске в конце наклонника стоял вентилятор, приводимый в движение электромотором, а отдушина была забрана стальной решеткой, запертой снаружи. Выбраться оттуда Ракан самостоятельно не смог бы, даже не будучи раненым и обессиленным кровопотерей. Даже имея при себе ломик. Им двигал чистый инстинкт самосохранения: он не хотел быть поглощенным этой субстанцией. Понимал, что умрет, но не хотел так.
Заполнившая подвал биомасса замкнула распределительные щиты.
Во всем НИИ погас свет. Компьютер Туранчокса, уже бесполезный, продолжал работать. Сирена тревоги так и не включилась. Продолжал вращаться и вентилятор в венткиоске - он питался отдельно, как и освещение территории.
Торки, посланный в коридор посмотреть, в чем дело, вбежал назад в панике. Он понял, что произошло. Подлецом Торки, положим, был, но дурачком - никак нет. Он в этом НИИ двадцать семь лет проработал, начинал с уборщика лабораторий.
- Сикки Туранчокс, там Ракан... взломал биореактор...
- Какой еще биореактор?! Здесь нет никакого биореактора! Его давно разобрали... Ш-што-о-о-о?!
Какое-то время они вдвоем метались, пытаясь обойти поток биомассы, но она загнала их в нишу, где находился пожарный вентиль со шлангом. Торки хотел им воспользоваться, но не успел. Впрочем, шланг ничем бы им не помог.
Когда заработали резервные генераторы и зажглось синеватое аварийное освещение, камеры показали пустые коридоры, в которых плескалась пучащаяся мерзость. Она проникла во все помещения первого этажа и поглотила все живое, что попалось ей на пути. Заполнила и подвал, не просочившись только через гермодвери вентиляционных ходов и коллекторов.
Теоретически Ракан мог бы доползти до вентилятора и позвать на помощь. Вот только кто бы его услышал? Какая разница. Кричать он все равно не смог бы - силы его оставили. Просто кончились. Вытекли. Железный Ракан был не тот человек, о котором прилично сказать «сдался». Он признал очевидное и неизбежное. Немного все-таки прополз, поскользнулся на собственной крови (слабо удивился, что она еще в нем осталась), съехал - уклон и для здорового ощутимый. И понял, что здесь умрет.
Ему было больно, тошно и страшно. Умирать всегда страшно, что бы ни говорили философы и жрецы разных культов. Немного утешало его то, что последний месяц своей жизни он был счастлив. Потому что нашлась Нийя. Потому что он полюбил. Инопланетянку. После долгих лет одиночества, которое воспринимал как естественное свое состояние. Къэтанка с седыми прядками на висках тоже будет о нем плакать. Как и Нийя.
Нийя! Телепатия. Наверняка она настроена на его волну и услышит, если он ее позовет. Надо с ней хоть попрощаться. Сказать, где искать его тело, чтобы предать огню согласно обычаю.
Ракан достал бумажник, на ощупь в темноте нашел фотографию, которую Нийя ему подарила, чтобы всегда была при нем, - маленький снимок для пропуска. Улегся так, чтобы меньше задыхаться. Зажал фото в кулаке и попытался сосредоточиться. Войти с Нийей в мысленный контакт. В телепатию Ракан особенно не верил, но у него получилось.
Нийя услышала. Отозвалась.
«Да. Я вас слышу, сикки Ракан. Я знаю, где вы. Держитесь, пожалуйста, помощь уже...»
«Поздно, - перебил Ракан. Пользоваться телепатией ему понравилось - удобное средство связи, жаль только, что первый раз будет последним. - И слишком опасно. Я, похоже, умираю...»
«Заткнитесь, сикки Ракан! Я иду!»
Ракан проваливается в приятную мягкую черноту, но его оттуда выдергивают. Он слышит живой голос Нийи - наверху, около вентилятора:
- Сикки Ракан! Вы там?
Ему не мерещится. Он уверен, что не мерещится, хотя сознание в какой-то паутине... Ракан пытается сказать про решетку и вентилятор, а главное - про биомассу, но язык у него заплетается, воздуха не хватает, вдобавок еще и мутит. Однако Нийя понимает, что он хотел сказать. Она читает его мысли - напрямую.
- Да поняла я! Хоть сейчас не нудите! - она возится наверху, звякая железом. - Сикки Ракан! Если можете, уши зажмите, - и еще что-то говорит, такое ласковое, убаюкивающее...
Он опять куда-то уплывает, но Нийя снова выдергивает его в реальность: «Не отключайтесь! Не смейте!»
Что-что? Зажать уши? Взрывчатка! Нийя принесла назад бомбу Туранчокса. Ну, до чего же умная девочка! Ракан пытается зажать уши, но руки тяжелые и шевелятся очень медленно. Грохает взрыв. Намертво закладывает левое ухо. На Ракана сыплются осколки цемента. Один, довольно большой, больно тюкает по шишке на затылке. Другой оставляет ссадину на руке, на костяшках пальцев. Ему уже все равно. Наверно, он уже умирает.
Доносятся голоса, среди которых он различает голоса Нийи и Арджилы, но не может разобрать ни слова. Левым ухом Ракан будет слышать хуже, чем правым, до конца жизни. Но это такая мелочь.
Его хватают, куда-то волокут, переворачивают... Темнота поглощает его.
Потом из темноты проявляется приятная цветная картинка: свежая зеленая полянка, усыпанная нежно-голубыми цветами нэлкари. На этой бы полянке и остаться. Но нет: его поднимают и дергают, боль впивается под лопатку, вместо полянки вспыхивает красное зарево, которое медленно гаснет, превращаясь в черноту. Куда-то опять несут. Режут ножницами одежду. Переворачивают, снова режут. Перетягивают поперек груди тугой повязкой. Но боли он совсем не ощущает. Наркотиком накачали? Когда успели?
За вновь проступившей сквозь черноту картинкой с цветами нэлкари плавают голоса. Теперь он различает слова:
- …проникающее колотое ранение грудной клетки... Сердце не задето, - объемно, как в опере, гудит мужской бас. - Но он потерял много крови. Боюсь, мы его просто не довезем. Илеана! Плазму!
- Вот его дочь, - говорит Арджила Вирэйн.
- Переливайте напрямую, - звенит серебристый голосок Нийи. - У меня с ним полная совместимость.
Что она делает? Что она делает?! Да в ней во всей крови не хватит возместить то, что из него вытекло... Он бы возразил. Да, он бы возразил. Если бы мог хотя бы открыть глаза. В руку втыкается игла. Такое ощущение, что она уходит глубоко по вене вверх, в плечо, даже в шею...
Где моя полянка нэлкари? Включите мою полянку! Вот, так гораздо лучше. Пусть будут лучше цветы. Как заставка на экране компьютера.
Никудышный убийца
Вызванные на подмогу военные с базы Нын Манатан от души обдали здание напалмом. Оно почти не пострадало, разве что закоптилось от возникшего в западном крыле пожара. Подоспевшие пожарные залили его пеной. Трещина, пошедшая через плиту парковки до стены, а по стене вверх от взрыва, устроенного Нийей в вентиляционном киоске, долгие годы была стабильна. Ее постоянно мониторили, и маячки в ней стояли. Она не росла. А потом западное крыло в одночасье обрушилось, но, как установила экспертиза Департамента Архитектурного надзора и строительства, по другой причине.
В Эльбэт долго воняло чем-то вроде паленого мяса, только гораздо противнее.
Через несколько лет возрожденный НИИ продолжил свою работу. Но на ремонт западного крыла не хватило средств, и его законсервировали. Затем обрушение заброшенного тоннеля под Эльбэт обвалило западное крыло. Оно пробудет в таком виде долгие годы, вплоть до пятисотлетнего юбилея Малту Питэ. Тогда тоннель засыплют строительным мусором и западное крыло начнут разбирать, чтобы отстроить заново.
Военные тщательно прочесали все здание в поисках забившихся в труднодоступные места остатков биомассы. Ничего не нашли. Не нашли и человеческих останков, даже костей. От Туранчокса Аблаи, Торки Го и еще нескольких человек осталась одежда, остались ботинки, ремни, бумажники, часы, кольца - только то, что биомассса переварить не смогла.
Нашли плащ Ракана. Он так и висел на рогульке поваленной вешалки. Нашли в наклоннике его распотрошенный бумажник. Все тщательно сложили: захватанные окровавленными пальцами банковские карточки, пропуск, несколько купюр по тысяче рэй. Потом возвратили в целости и сохранности.
Нашли заточку Торки. Несколько лет она пролежит в опечатанной коробке в заросшем паутиной углу склада полицейского управления. Да, это покушение на убийство. Но пострадавший выжил, а судить некого. В конце концов ее передадут НИИ Биотех для мемориальной экспозиции.
Нашли и ломик. Нашли помещение биореактора. Более-менее связно восстановили события. Ракан еще не мог давать показания, но и так было ясно, что произшло. Его потом и не беспокоили на эту тему. Хватило у полицейских совести и уважения не дергать пожилого человека, пережившего такое.
Торки Го только зря промучился, ползая с губкой по кабинету. Биомасса вычистила кровь лучше всякой химчистки. Она даже сапрофитных клещиков из этого ковролина выела подчистую.
Убийцей Торки оказался никудышным. Может, плохо знал анатомию. Может, боялся убить человека. Все-таки он делал такое впервые. Заточка не задела сердца. Не задела и легочной артерии. Пробила легкое - да, но это ранение не было смертельным. Если бы Ракан сразу выбрался из НИИ и обратился за медицинской помощью, все обошлось бы. Ему пришлось задержаться, потому что иначе он не мог. Однако он все равно выжил. Так что Торки Го - никудышный убийца.
Ракан Эарани стал героем. Живой легендой Малту Питэ, округа Элвабастэ, Тьяр-Менир и всей Дэссы. Встречая на улице этого высокого величественного старика, сограждане кланялись, прижимая ладонь к сердцу. На него приезжали взглянуть из самых глухих уголков. Его это раздражало, но от славы никуда было не деться.
Ракан дожил до девяноста четырех лет, что неудивительно - с его-то здоровьем. Растил Нийиных детей. Учил их ругаться «йумон гахом». Правда, младшую внучку, Эгиль, ему пришлось провожать на погребальный костер и повязывать в память о ней зеленую ленту на священный вэвэй. Но Ракан умел терпеть боль. Он пережил и это. Зато старший внук, Гинто, подарил ему правнучку - малышку Эбин, которая любила сидеть под его креслом и слушать истории, которые он рассказывал. А еще она любила гулять с прадедом, как сама выражалась, невидимкой: прячась под его плащом.
Месяц назад, Къэтан, город Корин
Нийя отработала свою смену и сидит в раздевалке. Не сняв спецовки, пьет чай и ест пирожок. Еще одна девушка, Тила, жует шоколадный батончик. На столе работает маленький телевизор. Идут новости, все по-къэтански, Нийя не вслушивается. Вдруг диктор переходит на галактический. Значит, новость межпланетного значения. Такое бывает редко. Нийя и Тила удивленно глядят на экран.
Там показывают какой-то огромный скучный зал, в нем сидят люди. В углу экрана - пиктограммка «прямое включение».
- Представитель планеты Дэсса намерен сделать беспрецедентное заявление, - говорит взволнованный мужской голос за кадром. - Мы находимся в Большом зале Коринской Академии наук, где в эти дни проходит конференция по проблемам инноваций в области тонкой очистки промышленных стоков...
В зале шевеление, проходят какие-то люди, занимают места.
- Подобного действительно не случалось ни разу за всю историю межпланетного сотрудничества. За всю историю Содружества, - говорит диктор.
Пробегают техники, волокут кабель.
- Война, что ли? - спрашивает Тила, облизывая палец, испачканный шоколадом.
- Межпланетная же уже когда-то была, - пожимает плечами Нийя. - А тут сказали: беспрецедентное.
Созвучие «Дэсса» еще ничего ей не говорит. Хотя ей часто снятся дэссианские ландшафты. Ну, или очень похожие.
Невнятная возня на экране длится долго. Кто-то приходит, садится, кто-то уходит, репортеры других каналов несут и катят аппаратуру... На идущего через весь зал человека Тила и Нийя не сразу обращают внимание. Пока камера не фиксируется на нем и не начинает за ним следить.
Широкая, размеренная походка. Какая-то странная, отрешенная целеустремленность и сосредоточенность. Он шагает, не глядя по сторонам, по прямой, к трибуне. Высокий, длинноногий и стройный, весь в черном: узкие брюки и трикотажная фуфайка с откинутым на спину капюшоном. От этой обтягивающей черноты он кажется еще тоньше. Как обугленный стебель бурьяна. У него короткие, густые темные волосы и остриженная треугольником челка, углом на высокий лоб. Лица пока не разглядеть, зато видна гордая осанка, красивый разворот плеч.
Человек поднимается... нет, восходит на трибуну. Камера берет крупный план.
Красивое, хотя дэссианин уже далеко не молод, с правильными чертами лицо. Широкие темные брови, между ними резкая складка; выразительные светлые глаза, слегка вытянутые к вискам; длинный нос с узкими ноздрями; глубокие морщины от крыльев носа к углам рта; впалые щеки и небольшой рот (тонкие губы сурово сжаты); мужественный подбородок с ямкой (Нийя особо отмечает про себя эту ямку - что-то знакомое). Какое-то очень значительное лицо. Не портит его даже несуразная бородка: точно заблудившаяся бровь, полоска от левого уголка рта вниз; все остальное безупречно выбрито.
- Мода у них, что ль, такая? - фыркает Тила.
Она не видела живых дэссиан. На Къэтане, даже в столице, они редкие гости. Для абсолютного большинства къэтанцев Дэсса - странный, мрачный мир с никудышной экологией и дремучими обычаями. Как в кино про постапокалипсис. Только это не кино и не «пост».
- Это... менирская мода, - онемевшими губами выговаривает Нийя. - Он менир.
- Что? Кто-кто он?
- Менир. Такой народ. На Дэссе.
Мениров, кажется, проходили в школе, как и другие народы Дэссы. Давно, Тила не помнит. Чем они отличаются от тьяров (вроде такие там тоже есть)?..
Дэссианин стоит и молчит. Наверно, дожидается, пока в зале угомонятся и обратят на него внимание. Какое монументальное спокойствие. Будто он готов ждать вечность. Сложив руки на груди, смотрит в объектив камеры. У него разные глаза: один серый, другой зеленый. Наконец он начинает свою речь.
- Я обращаюсь к вам от имени Тьяр-Менир и всей Дэссы, - негромко, ровным, бесстрастным голосом. От этого голоса пробирает озноб. - Все вы, наверно, знаете, что наш мир переживает тяжелые времена. Но вряд ли представляете, насколько. Затяжной экономический кризис и катастрофическое состояние экосистемы все сильнее усугубляют друг друга. Выхода из этого замкнутого круга мы не видим. Мы перепробовали все, что было в наших собственных силах, но стало еще хуже. И становится хуже день ото дня. Я сейчас страшную вещь скажу. Планеты Дэсса системы Балур находится на грани гибели.
Этот голос... Эта манера говорить. Это произношение: немного гнусавые «д» и «б», глубокий «э», мягкий, какой-то поджатый «а», оттянутый «л». Дэссианин говорит на галактическом, которым владеет свободно, но у него выраженный менирский акцент. Так говорят в округе Элвабастэ.
Нийя сидит вся в мурашках, даже на щеках мурашки.
- Нийя? - тревожится Тила, увидев ее побелевшее лицо. - Ний, ты чего?!
Нийя, как загипнотизированная, даже не моргает. Смотрит во все глазища на лицо на экране. Тила в недоумении и тревоге. Дэссианин - красивый мужчина, даже слишком, хотя и старый, но девчонка же в обморок собралась! Или причина в том, что он говорит? Но где Къэтан, а где Дэсса...
- Нийя, тебе плохо?
- Ничего, - слабо улыбается Нийя. - Просто... голова кружится.
Это не совсем точное описание. На самом деле Нийя проваливается в какую-то воронку. Это ощущение невесомости, а вовсе не головокружение.
- Месячные? - сочувствует Тила. - Меня в первый день тоже плющит. Может, тебе таблетку дать?
- Не надо. Это... другое.
- Может, давление? Погода меняется?
Нийя отводит руку, которой Тила пытается погладить ее по плечу.
- Тил, погоди, дай послушать... Потом объясню...
- От имени моей планеты я прошу у Содружества любой посильной помощи, какую вы сможете нам предоставить, - заканчивает выступление дэссианин.
Оно короткое, правда. Семьдесят четыре с половиной секунды от первого слова до последнего. Наверно, самое лаконичное выступление в Большом зале Коринской Академии наук. И первое, после которого зал не грохает аплодисментами. Тишина, как в глухом космосе. В этой тишине дэссианин медленно спускается с трибуны. Его обступают какие-то люди в темных костюмах...
- Вроде порозовела, - всматривается в лицо подруги Тила. - Уже лучше?
- Сама не пойму...
- Это было обращение чрезвычайного полномочного посла планеты Дэсса, - говорит диктор, - исполнительного директора Департамента Космического сообщения Тьяр-Менир, - и называет имя.
Прежде, чем оно звучит с экрана, его произносит Нийя:
- Ракан Эарани.
- Ты его знаешь, что ли? - удивляется Тила.
Теперь щеки Нийи горят, глаза тоже. Она выглядит... счастливой? Что это с ней?
- Оказывается, знаю, - кивает она.
- Ого! Ты что, вспомнила свою прошлую жизнь? Ты оттуда? С Дэссы?
Нийя кивает и кивает. Тила безумно рада. Она обнимает подругу и сжимает изо всех сил.
- Вспомнила! Вспомнила! Ну, ни хрена себе!
Нийя слабо сопротивляется.
- Тила-а-а... Ты же меня задушишь... Порадоваться не успею... Ай-йи-и... пусти...
Она не может выбрать, смеяться или плакать. Поэтому получается все вперемешку.
Найденыш из Пояса Латоны
Нийя Энгу - знаменитость. Два года назад, когда космический наблюдатель «Литум» доставил на Къэтан спасенную с потерпевшей аварию неопознанной станциии чудом выжившую, но потерявшую память девушку, ее большеглазое личико не сходило с телеэкранов. Все слышали ее нежный голосок, вопрошающий: «Посмотрите на меня. Может, кто-нибудь знает меня? Я очень хочу знать, кто я такая».
На Дэссе не ловится ни один къэтанский канал. Даже через три военных спутника. Так уж она расположена, хотя Къэтан ближе всего. Иначе Ракан нашел бы Нийю сразу.
История Нийи никого не оставила равнодушным. Лучшие психоаналитики, гипнотизеры, даже нейрохирурги наперебой предлагали свою помощь. Но профессор Асир не мог допустить, чтобы на ней ставили опыты. Помогла просто жизнь в семье. Профессор Асир, конечно, рисковал, но риск оправдался. Через несколько месяцев Нийя заговорила. Это был прорыв.
В НИИ, где работает младшим техником Нийя (не сидеть же на шее у Асиров, она же не инвалид), ее историю знают все. Ее узнают на улицах: «Вон, смотри, идет Найденыш из Пояса Латоны!» Иногда подходят познакомиться. Нийю это смущает, но люди же не виноваты, что им любопытно. Это сильнее их.
Установить, кому принадлежит станция, къэтанцам не удалось. В первую очередь, конечно, Латона, недалеко от которой в астероидном поясе нашли станцию, затем Элькан Роо, Трагон и Тэтумно - все были опрошены на сей предмет. Ни у кого в базах такое судно не числилось. Вот власти Дэссы спросить как-то позабыли. Дэсса - такое место, лучше лишний раз не тревожить. Да и нечего дэссианской станции делать в Поясе Латоны. По большому счету, там ничьей станции делать нечего.
Разгадкой могла стать сама Нийя. Но первые полгода она не говорила, а потом заговорила на къэтанском, чистенько, без акцента. Так же, без акцента, говорила она и на галактическом. Когда у нее в голове обнаружили микропроцессор, это еще больше сбило всех с толку. Таких технологий не было нигде (Дэсса опять не пришла никому на ум). На планетах Содружества чипировали солдат, дипломатов, состоятельные люди иногда чипировались - по желанию. Но блок управления, вживленный в мозг, - неслыханно!
Вся информация, полученная экипажем «Литум», тут же была засекречена. Скудные данные: лаборатория; высокотехнологичное оборудование (без шильдиков - техники генерала Абани их все поснимали); несколько тел девочек-подростков, на вид близнецов, но, конечно же, клонов. Толковать все это можно было однозначно. Было очевидно, что кто-то проводил на станции антигуманный и явно нелегальный (поэтому-то в таком месте) эксперимент. Нийей заинтересовались военные. Но Академия наук в прямом смысле закрыла ее собой.
Здесь лежит ответ на вопрос, почему Глан Энгу выбрал такое опасное место, почему не эмигрировал на одну из планет Содружества, не попросил политического убежища. Ни на Латоне, ни на Къэтане, ни на Трагоне, ни на Тэтумно, ни на Элькан Роо его дерзких замыслов просто бы не поняли. Более того - ужаснулись бы, увидев воочую готовые результаты: армию (ну, может, для начала взвод) одинаковых девочек-глазастиков, управляемых компьютерной программой.
Возможно, къэтанцам повезло бы отыскать на «Гайе» хоть какие-нибудь документы, хоть что-нибудь объясняющие. Тогда тайна тоже была бы раскрыта. Но, во-первых, «Гайю» так сильно разворотило взрывом, что все самое интересное высыпалось в открытый космос, а ловить, к примеру, жесткий диск от компьютера, свободно парящий среди астероидов, - трижды сомнительная затея. Во-вторых, Пояс Латоны - совсем не то место, где стоит задерживаться любому кораблю, даже бронированному военному крейсеру. Наконец, самая простая причина: на экспедицию не нашлось средств.
Само Мироздание хранило Нийю. Она застряла в шлюзе, не задетом взрывом, и на ней был скафандр. Конечно, в системе жизнеобеспечения сели бы аккумуляторы, кончился бы кислород, и тогда бы она умерла. Но скорее всего Нийя погибла бы сразу, если бы в панике попыталась отдраить переборки. Однако все сложилось иначе. Когда «Гайю» тряхнуло, она ударилась головой. В шлюзе искусственная гравитация не работала - может, поэтому Нийя не получила несовместимой с жизнью черепно-мозговой травмы. Невесомость смягчила энергию толчка, а шлем защитил голову. Но все же удар был силен, и Нийя впала в кому. В любом случае она была обречена. Если бы не случай. Или чудо, если хотите. Мимо Пояса Латоны проходила «Литум». Экипаж (по настоянию профессора Асира) рискнул выпасть из графика - вдруг на борту станции есть выжившие.
Нийю доставили (окончательно выпав из графика) на къэтанскую орбитальную станцию, где имелось хорошее медицинское оборудование. Бортврач дал осторожный положительный прогноз. Оставив Найденыша (так ее прозвали) на его попечение, «Литум» легла на прежний курс.
Нийя вышла из комы на станции. Получила внутривенное питание, и ее сверхчеловеческий организм завелся. Она просто проснулась и встала. Отлепила от себя датчики и пошла. Она реагировала, когда к ней обращались, понимала по-галактически, но не могла говорить. Зато могла писать (тоже на галактическом) и объясняться жестами. Первая ее записка, прижатая изнутри к стеклу медицинского бокса, была: «Меня зовут Нийя Энгу. Где я нахожусь? Я ничего не помню. Только свое имя».
На обратном пути «Литум» забрала ее на Къэтан. Девушку было необходимо более тщательно обследовать и постараться ей как-то помочь.
Вернемся к Нийе
- Ладно, хватит, - говорит Нийя, высвобождаясь из объятий подруги. - Тил, пусти, мне надо идти срочно.
- Куда?
- Туда, - кивает Нийя на телевизор, где какой-то старик с седым хвостом на макушке комментирует выступление Ракана.
- Я с тобой! - подхватывается Тила. - Только нас, наверно, не пустят.
- Попробовать-то ведь стоит, - рассудительно говорит Нийя.
Девушки переодеваются и идут на автобус.
Их пускают. Имя профессора Асира - универсальный пропуск во многие места. Не во все, но во многие.
Подруги бегают по коридорам, но дэссианина нигде нет. Едва ли не каждый, кого они спрашивают, отвечает, что вот только был здесь, а куда пошел - кто ж его знает. Наконец одна женщина говорит, что господин Эарани поехал в министерство. Имеется в виду Министерство Межпланетных связей и сотрудничества. Туда Нийю с Тилой точно не пустят.
- Не отчаивайся, - утешает Тила. - Вы обязательно встретитесь.
На просьбу Ракана могла бы откликнуться любая из планет Содружества. В зале присутствовали делегаты Элькан Роо и Трагона, заседания конференции транслировались на Тэтумно и Латону. Дэсса, кстати, как всегда, осталась неохваченной - выступления Ракана в прямом эфире его соотечественники не видели. Миссию помощи Дэссе взял на себя организатор конференции - Къэтан. Его президент - Марисава Одэге (запомните это имя. Эта женщина решила судьбу Дэссы) - оказалась самой решительной из всех глав правительств. А как только она сказала «да», все прочие отступили в сторонку. Их, пожалуй, нельзя осудить: брать на себя такую ответственность - огромный риск, связываться с Дэссой - риск астрономических масштабов. Такая уж у Дэссы репутация.
Тила и Нийя разрабатывают стратегические планы, но все они терпят провал. Последующие несколько дней... Нийя сбилась со счета, но доподлинно известно: после выступления Ракан пробыл на Къэтане пять дней, на шестой вылетел на родину на «Астоне». Итак, последующие пять дней Ракан недосягаем: то он в одном министерстве, то в другом, то на приеме у президента. За ним увязался Торки, и Ракан не возражает.
Госпожа Одэге участливо спрашивает:
- Когда вы последний раз спали?
Ракан даже не помнит, когда толком ел последний раз. Президент приглашает его на обед. Она очень добра. Мягко расспрашивает о нем самом, о семье. Ему совсем не хочется откровенничать с къэтанкой (читайте: чужачкой), но он отвечает. Внимание президента перетягивает на себя Торки Го, начинает болтать о нанофильтрах. Вот за это Ракан ему благодарен.
Пробраться на первую пресс-конференцию - в Коринском университете - девушкам не удается, в другой раз не отпускают с работы. Нийя разузнает, в каком отеле Ракан остановился, думает уже заявиться туда. Но отказывается от этой идеи: он и так устал от всего этого, а тут еще она ворвется со своими воспоминаниями. Ей бы совсем не хотелось довести Ракана до сердечного приступа. Он давно похоронил и оплакал ее. Иначе почему выступил с заявлением? Да потому, что Глан с его сверхдевочками вместе канул навеки в глубины космоса.
Воскресать из мертвых надо как-то аккуратно, чтобы не навредить живым.
Нийя идет другим путем. Она выясняет, какой корабль снаряжают на Дэссу, и просит профессора Асира организовать ей встречу с капитаном - Нандаром Оором. Семья Асиров уже осведомлена о ее твердом решении возвратиться на родную планету. Солфан Асир, сын профессора, решается перевестись со своего корабля на «Астон», чтобы быть с Нийей. Они идут на собеседование вместе.
В команде есть еще один знакомый человек - доктор Арджила Вирэйн. Это она обнаружила в мозгу Нийи микропроцессор.
Стажеры
Итак, Нийя и Солфан - стажеры на «Астоне». Вот они, стоят с рюкзаками в углу терминала космопорта «Корин-2» (оттуда вылетают спецрейсы). Тила уже ушла - провожающих в терминалы все равно не пускают.
- Ты какая-то бледная, - замечает Солфан.
- Я волнуюсь.
- Да чего волноваться-то? Подойдешь, поздороваешься... Он обрадуется, вот увидишь...
- Да как бы его с такой радости инфаркт не хватил, - качает головой Нийя.
- Ты была таким трудным подростком? - фыркает Солфан.
- Не то чтобы. Но он был ко мне очень привязан.
- А ты к нему?
- Взаимно.
- Тогда должно обойтись без инфарктов. Только слезами радости.
Старпом Агундо Фариа зовет его помочь с каким-то контейнером. Дополнительное оборудование доставили только что. «Астон» собирался на Дэссу в спешке.
Нийя остается одна. Тянутся томительные секунды... Или минуты. Стеклянные двери раздвигаются, входит Ракан. С ним капитан Оор, журналистка с микрофоном, оператор с портативной камерой и еще один дэссианин. Он мелькал в новостях, маячил за плечом Ракана. Тьяр лет сорока, с нагловатым выражением лица и непроницаемо-черными глазами в длинных густых ресницах. Нийя обратила внимание на эти глаза: два черных зеркала. Ростом он Ракану по плечо. Имени Нийя не знает, но лицо смутно знакомое. Вроде бы она видела этого человека в НИИ Биотехнологий. Или похожего.
Оператор снимает Ракана. Тьяр все норовит тоже всунуться в кадр. Журналистка задает вопросы. Подходить сейчас, мягко говоря, неуместно. Нийино сердце часто и гулко бьется. Она смотрит во все глаза. Не может оторваться.
Журналистка пожимает Ракану руку. Оператор опускает камеру. Они не уходят. Стоят, разговаривают. Тьяр рассказывает что-то, размашисто жестикулируя. А Нийя все смотрит и смотрит.
Ракан оборачивается. Их глаза встречаются. Время останавливается.
Их разделяет пространство терминала, заставленное контейнерами. Посреди маневрирует маленький погрузчик. Суетятся двое лаборантов, спасая от погрузчика ящик с чем-то особо хрупким. Все время между ними кто-то и что-то мелькает.
Нийя не может и шелохнуться. Отвести взгляд тоже не может. Ракан секунду-две смотрит на нее. Его глаза удивленно расширяются... Тьяр что-то ему говорит, он отворачивается.
Нийя переводит дыхание. Не узнал? В его лице не дрогнул ни один мускул (что для Ракана нормально), но глаза... Нийя видела его глаза.
Она не может решиться и упускает момент: капитан с дэссианами уходят в коридор, ведущий на летное поле. Бежать за ними глупо, да тут еще ящики эти... «Ничего, ладно, - уговаривает себя Нийя. - Ничего страшного не случилось. Наверно, правда не узнал. Или думал, что ему показалось. Пусть все погрузятся и успокоятся, подойду на борту».
Погрузка и посадка - всегда суматоха. Тем более такой экстренный и ответственный рейс, как у них. Солфан и Нийя несут к трапу кофр с реактивами.
- Так и не подошла? - спрашивает Солфан.
- Неа...
- А что так?
- Струсила.
- Он же тебя видел, - обнадеживает Солфан. - Наверняка сам подойдет. Дай ему очухаться.
- Да без проблем, - бодрится Нийя.
- Куда мы денемся с борта посреди космоса, - хмыкает Солфан. - Ты только так сходу на него не наскакивай, а то правда, чего доброго, доктора Вирэйн звать придется...
- Постараюсь.
Солфан пока единственный, кому Нийя рассказала всю правду. А не полправды, как его родителям. Профессору и его жене она просто сказала, что вспомнила, кто она и откуда, и хочет вернуться домой. Солфану Нийя доверила самое сокровенное.
Ракан - ее отец.
Когда уже все отмахнулись от чокнутого профессора, когда ему перекрыли все финансовые вентили, все снабжение расходниками, единственный друг стал донором биоматериала для первого сверхчеловека - Нийи. Ну, какого-какого биоматериала. Такого. Обыкновенного. Яйцеклетка была синтетической, а вот до искусственного сперматозоида наука так и не дошла.
Глану на тот момент было за восемьдесят - тут уж качество биоматериала оставляло желать лучшего. Пятидесятипятилетний Ракан по сравнению с ним был мальчиком.
Через год с небольшим Ракан уже познакомился с Нийей. И это знакомство навсегда изменило его жизнь. Которая, как он думал, никогда уже не изменится.
Иду на сближение
Тем временем Ракан, оказавшись наконец в каюте, со стоном изнеможения обрушивается на койку.
- Хорошо быть плоским и горизонтальным, - философски замечает он, вытягивая гудящие от усталости ноги.
Торки неспеша выкладывает из сумки свои вещи.
- Совсем себя не бережете, сикки Ракан.
- Хватит уже, - Ракан закрывает от света глаза согнутой рукой. - Доберегся. По самое...
- Я восхищен вашим... гражданским мужеством.
Искренне говорит Торки или нет? Да кто же его разберет, противоречивую тьярскую душу. Ракан чуть слышно отвечает по-менирски:
- Мемеам ар нуцеро.
Это значит: «Иди ты на...». Черные брови Торки изумленно ползут вверх. Он не ослышался? От этого человека улышать такое...
Торки даже за деньги не станет переспрашивать. Потому что уверен: тогда Ракан не поленится встать и расквасить ему нос. Конечно, это будет идеальный повод сходить к фигуристой докторше за первой, а то и за второй помощью. Но скорее всего Торки ничего не обломится. Не нравится он докторше, это он сразу понял. Ей нравится Ракан. Ну и ладно, Торки потерпит до Геты. Он любит свою жену, хоть иногда его и тянет на разнообразие. Пусть Ракан оприходует къэтанку сам. Так и быть, Торки уступит ее старшему. А его дома ждет Гета, и он соскучился.
- Вам нужно отдохнуть, - ласково говорит он Ракану.
Садится на свою койку и разворачивает толстый журнал. Торки плохо читает по-къэ-
тански, но в этом научном альманахе каждая статья продублирована на галактическом. Не будем ему мешать.
Ракан думает о большеглазой девушке, похожей на Нийю. Высокая точеная фигурка в новеньком форменном комбинезоне. Шейка как стебелек, маленькая красивая головка с серебристо-русым модным ежиком, крошечные блестяшки в мочках ушей. Стажерка. Таращится на него. На него последние дни все таращатся. Но какие глаза! В них, кажется, провалиться можно... И как мучительно она похожа на Нийю... Но Нийя никак не могла оказаться на Къэтане, это невозможно. Просто похожий фенотип - вроде это так называется? У Нийи была другая прическа, кажется, и лицо было другим. Конечно, не она. Это не может быть она. Ему показалось. Просто он очень устал, вымотался за эти дни, вот и мерещится. Надо будет при случае рассмотреть стажерку поближе. Главное - держать себя в руках. Не напугать ни в чем не повинную девушку. Это его глюки и заморочки, ему с ними жить до конца дней. Она ни при чем.
Но как же похожа...
От мысли о Нийе уже не отделаться. Привычно саднит в груди. Его девочка погибла. Исчезла в Поясе Латоны, и виноват в этом он. «Гайя» перестала выходить на связь два года назад. Ни на зашифрованной военной частоте, ни на какой. Несомненно, случилось худшее. Хотя, как ни цинично прозвучит, оно, может, и к лучшему. Рано или поздно Глан вынужден был бы вернуться - однажды на станции просто кончились бы все припасы. Как бы его тогда приняли, как бы приняли его творения - и думать нечего. Кончилось бы все в любом случае плохо. Дэссиане боятся всего нового - армия девочек-клонов напугала бы их до того, что их захотели бы уничтожить. И нашли бы способ. Люди изобретательны.
Может, оно все и к лучшему.
Но безумный старик мало сам угробился в Поясе Латоны - угробил чудесную, светлую девочку. Почему Ракан даже не завел разговора о том, чтобы профессор оставил Нийю ему? Она сделала свое дело - ее клоны уже зрели в своих баках. Надо было настоять...
Ракан стискивает зубы. Все-таки к этой боли невозможно привыкнуть. К любой другой, но не к этой. Вроде бы помогает не думать. Вот уж, кажется, заросло, если не заросло, то хотя бы корочкой покрылось, а чуть тронь это место - и снова...
Корабль стартует очень мягко и плавно, точно обычный самолет. Ракан притворяется спящим. Заснуть по-настоящему он не может - голову распирает от мыслей. Подняться нет сил. Набегался же он по этим къэтанским конторам...
И что получил в итоге от этой вкрадчивой президентши? Всего-навсего корабль-лабораторию! Хороша помощь... Он понимает, что это только начало. Раз къэтанцы вызвались помогать, им надо досконально выяснить, с чем предстоит иметь дело. Но - один кораблик! Квятам на смех... И главное, его - Ракана - даже не чухнулись поставить в известность, что за судно ему предоставляют. Будто он не разбирается в кораблях! Он, конечно, выскажет капитану... Только не сейчас.
Ракан снова думает о стажерке. А что, если это все-таки Нийя? Нет, нет, быть этого не может. Лучше не думать о ней - и так нервы на пределе. Так и с ума сойти недолго...
Отлежав себе шею, он все-таки подает признаки жизни. Садится. Морщась, крутит головой. Шея хрустит. Торки посматривает поверх журнала сочувственно.
- Сикки Ракан, как вы?
- Бывало и хуже, - ворчит Ракан, спуская ноги на пол (так и лежал обутый, сил не хватило даже берцы расшнуровать). - Один раз.
- Йох... - тихо говорит Торки.
Йох - это не его состояние. Йох - это корабельные санузлы, в которых не развернуться даже чтобы дверь закрыть. Вот это полный йох...
Приносят обед, но у Ракана нет аппетита. Он вяло мотает на вилку лапшу. Торки все посматривает на него. Прямо как квят на подыхающего сибека. Раздражает. Оставив недоеденную порцию, Ракан выходит бродить по кораблю.
Ему встречается молодой парень - видно, тоже стажер. Приветливо улыбается:
- Здрасьте.
Ракан кивает и проходит мимо. Может, стоило спросить его о той девушке? Но юноша уже ушел.
Утомившись кружить по коридорам, Ракан думает вернуться в каюту, и тут ему навстречу выходит она.
Это Нийя. Никаких разночтений. Она заметно подросла и очень коротко подстриглась, проколола уши, но это она. У Ракана перехватывает дыхание. Девушка делает шаг в сторону, за поворот коридора, и... исчезает.
«Галлюцинация? - думает Ракан. - Все, доехали. Дальше только прыгать». Однако доходит до поворота и заглядывает туда. Никого. «Так и сходят с ума? Ладно, будем считать, что это от переутомления. Впору попросить у бортврача успокоительное...»
- Я жуткая трусиха, - жалуется Нийя Солфану минут десять спустя.
- Опять не подошла?
- Хуже! Я спряталась! По-моему, он испугался...
- Тебя? - фыркает Солфан.
- Не знаю...
- Хочешь, пойдем к нему вместе и все объясним!
- Нет, нет, я сама! Мне просто надо настроиться...
- Попробуй просто поздороваться. И все получится, - советует Солфан. - У вас прямо мелодрама какая-то...
- Это точно, - вздыхает Нийя.
В следующий раз она не убегает. Прижимает к карманам на бедрах взмокшие ладони и идет навстречу. Коридор довольно узкий, им не разминуться. Нийя просто упрется в него, и им придется объясниться... Да он на нее даже не смотрит! Не узнает все-таки? А, вот теперь смотрит. И как смотрит! Нийя хочет что-то сказать, хотя бы поздороваться, как советовал Солфан, но не может даже пискнуть. Ракан поводит плечом, огибая ее.
Она живая! Это не галлюцинация! Он ощутил ее тепло и унюхал слабый пыльно-пряный аромат духов... Нет, не духов. Масло саубы. Разве на Къэтане растет сауба? По инерции пройдя несколько шагов, он останавливается и оборачивается. Одновременно с ней.
Пройдя несколько шагов, Нийя притормаживает и оборачивается. Одновременно с ним.
Их глаза снова встречаются.
«Он думает, что сходит с ума», - понимает Нийя.
«Здравствуй, Нийя, - думает Ракан. - Здравствуй, маленький сверхчеловечек». Хотя сверхчеловечек уже совсем взрослый. Слова замирают, не дойдя до голосовых связок. Не может он заговорить - и все тут. Иррациональное чувство: сейчас он произнесет ее имя - и она исчезнет.
Ракан отворачивается и идет дальше.
Но ведь сумасшедшие не понимают, что они сошли с ума? Вроде так. А он понимает. Был бы он сумасшедшим, заорал бы сейчас на весь корабль...
Казалось бы, чего проще: спросить у любого из команды, хоть у того парня. Но что подумают къэтанцы, если Нийю правда видит только он? Решат, что и Катастрофа - плод его больного воображения. Прилетел сумасшедший инопланетянин, всех перебаламутил...
Хотя, возможно, все гораздо проще. Это действительно Нийя, просто с ней что-то случилось, и она его не узнает. Пытается узнать и не может. Допустим, Глан удалил ей процессор, но повредил память, поэтому она такая странная. Как она очутилась на Къэтане? Ну, мало ли. Может, на «Гайе» что-то случилось, и она улетела в спасательной капсуле? Какая капсула, фантазер старый?! Никакая капсула даже до Латоны не дотянет из этой задницы галактики! Ладно. Нийя жива. Это главное. Это то, о чем он и мечтать не смел. Она жива. Теперь у нее новая жизнь. И хорошо. На Къэтане ей лучше. Если она будет счастлива, ему этого хватит.
В каюте Торки обращается к нему с просьбой:
- Сикки Ракан, у меня проблема.
- Слушаю.
- Деликатного свойства...
- Ну, говори, раз уж начал.
- Третий день гм... балласт сбросить не могу.
- Это на нервной почве, - отвечает Ракан.
- Да я не нервничал особо, - пожимает плечами Торки.
Вся эта история его действительно скорее развлекает. По нему видно.
- Смена обстановки, другая пища. Все равно стресс для организма. Сходи к бортврачу, - советует Ракан. - Наверняка у госпожи Вирэйн есть что-нибудь для таких случаев.
Торки кривится.
- Къэтанские пилюли...
- Физиология у нас вроде не различается принципиально.
- Не... - гримасничает Торки. - Къэтанские я не хочу. Сикки Ракан, у вас же наверняка что-нибудь припасено, наше родное, простое и надежное. Я же вас знаю...
У Мироздания тонкое чувство юмора. Он тут с ума сходит, а Торки со своим запором. Ракан раскрывает рюкзак, роется в сумочке с лекарствами.
- Сбор могу предложить, - он протягивает Торки пластиковую коробочку со смесью сушеных трав. - Заваришь кипятком из автомата. Одну щепоть на чашку. Одна не поможет, выпьешь вторую.
- Спасибо, сикки Ракан! Можете считать, я вам жизнью обязан!
Ракан устало смотрит на него. Торки улыбается, дурашливо кланяется и выходит.
Мысли Ракана возвращаются к Нийе. Надо просто подойти и поговорить. Очень-очень осторожно. Не пугать ее...
Лежа на койке, Нийя анализирует ситуацию, снова и снова прокручивая в голове эти две (ладно, три. Первый раз он ее тоже видел) встречи. С Раканом все понятно. Он напуган, пускай слово «напуган» и неприменимо к этому человеку. Но почему Нийя не решается заговорить? Чего боится она? Да все просто. Причинить ему боль еще большую, чем причинила потеря, которую он принял и с которой смирился.
С этими горькими мыслями она засыпает. А проснувшись, решает: все. Надо покончить с этим идиотизмом. Хватит мучить Ракана и хватит мучить саму себя.
До занятий (стажеры проходят инструктаж и практику в лаборатории) есть время. Нийя наскоро глотает в столовой завтрак. Солфана что-то не видно, ну и хорошо, не будет лезть со своими утешениями и советами. Нийя направляется в кают-компанию. Кают-компания - культурный центр любого корабля. Там все встречаются и общаются. Пассажиры, бродящие по коридорам, тоже должны бы там появляться.
В коридор из кают-компании доносится громкий голос. Тот самый. Нийя останавливается. Она ни разу в жизни не слышала, чтобы Ракан так орал. Даже на нее, когда она действительно плохо себя вела. Даже когда тайком выпила рюмку настойки (тайком, разумеется, не получилось - ее моментально развезло). По сравнению с этим можно считать, что Ракан не повышал голоса.
«Ого! - думает Нийя. - Как он, оказывается... умеет!»
Стыковка
Старпом Агундо Фариа застал дэссианина в кают-компании одного. И вид у него ну очень недовольный.
- Что-то не так? - вежливо спрашивает старпом.
Нервы у Ракана натянуты, как тросы подвесного моста. От этого тона он заводится с полоборота.
- Уважаемый, я знаю, вы человек подневольный, - начинает он, пока еще ровным голосом. - Вам приказали - вы исполняете. Но ваше начальство меня что, считает за идиота?
Фариа понимает, в чем проблема. Его предупреждали, что этим, скорее всего, обернется. Но делает вид, что не понимает.
- Простите?
Дэссианин резким жестом обводит помещение.
- Этот корабль - научная лаборатория, так?
Фариа нервно облизывает губы.
- Так точно. Лаборатория экологической диагностики на базе межпланетного корабля широкого профиля...
- Я знаю, что это такое! Понимаете, юноша, у нас таких кораблей нет, но есть подобные. Я просил, если вы не в курсе, немного другое. Вы можете этого не знать, лично к вам у меня претензий нет. Но ваше начальство - оно-то должно быть в курсе!
- У нас есть ионный излучатель...
Вот на это Ракан детонирует. Он уже не в силах держать себя в руках.
- Ионный излучатель! - рявкает он так, что Фариа даже отшатывается: на мгновение ему показалось, что дэссианин его сейчас ударит. - У меня таких излучателей!.. Детям своим дайте играть ваш излучатель! Вы им чистить атмосферу целой планеты собрались?! Может, лучше кварцевой лампой попробуете? И дешевле, и результат тот же! Чем корабль-то гонять! Думаете, мы не перепробовали эти излучатели тысячу раз?!
Это и слышит из коридора Нийя. Да, похоже, она снова не вовремя...
Фариа вздыхает. Не напрасно, выходит, предупреждали. Инопланетянин с характером.
- Вышло недоразумение, - говорит Фариа, стараясь не выказать страха.
Он чувствует себя как проштрафившийся курсант в кабинете ректора Военно-космической академии. Знакомое до скрежета зубовного чувство. Давно испытывал последний раз, но такое не забывается. Почему он боится этого дэссианина? Потому. От него прямо-таки исходят жесткость и властность. Он их излучает. Бедные его подчиненные! Они, небось, в штаны дуют со страху, когда он только входит...
- Вышло недоразумение. Вас должны были предупредить, что для начала могут выделить только лабораторию.
Дэссианин сверлит старпома тяжелым взглядом. У него разноцветные глаза или из-за освещения кажется? Хоть бы не пришел второй. С двумя Фариа не справится. Если второй такой же...
- Мы проведем самый тщательный анализ, - бодро заверяет Фариа. - И по результатам пришлем вам корабль-чистильщик с плазменным конденсором. Он выколачивает из атмосферы твердые примеси...
- Я знаю, что такое плазменный конденсор! - дэссианин потрясает перед носом старпома рукой с растопыренными пальцами. Второй обнимает себя за бок, точно у него болит что-то. - Одного корабля мало!
- Мы пришлем десять. Двадцать. Хоть сотню - сколько потребуется, - это Фариа привирает: во всем космическом флоте Къэтана таких кораблей всего семнадцать.
Дэссианин, сложив руки на груди, отворачивается к панорамному окну. Смотрит на проплывающие звезды. Разговор окончен? Похоже на то. Не исключено, что он и пойдет на второй заход, но не сейчас. Фариа успеет посоветоваться с капитаном.
В кают-компанию входит Нийя. Хоть при девушке-то дэссианин не станет продолжать скандалить? Она наверняка что-то слышала, эта хорошенькая стажерка.
- Привет, стажер! Как дела? Освоилась?
- Все нормально, - улыбается девушка. А сама косится на дэссианина. - Что это у вас тут? Война или маневры?
- Маневры, - успокаивает Фариа. - Обсуждали возможности кораблей с господином...
- Эарани, - подсказывает Нийя.
У дэссианина красивое имя. Так бы корабль назвать... Нет, уж лучше сразу комету.
Нийя пристально смотрит на спину Ракана. Видит, как напряглись его плечи. «Обернитесь, сикки Ракан. Ну, обернитесь же...»
В коридоре слышны голоса. Входят доктор Вирэйн и Солфан, за ними старший лаборант Нуто Тэтэнуко и его подчиненный Шони, а следом, чуть поотстав, тьяр с зеркально-черными глазами. Нийя прикусывает губу от досады. Не успела. Даже поздороваться. Теперь придется при них. Или лучше уйти? Но он - Нийя оглядывается на вытянуто замершего Ракана - ждет. Начала - так доделай. Он же сам ей всегда говорил.
Пока пришедшие продолжают свой разговор, Нийя собирается с духом и направляется к окну.
- Сикки Ракан... Здравствуйте... Вы меня...
- Узнал, - отвечает он каким-то сдавленным голосом. - Я уж думал, у меня глюки...
Ракан поворачивается к ней, и Нийя понимает значение выражения «на нем лица нет». Она замечает, что доктор Вирэйн с тревогой на них смотрит. Доктору тоже кажется, что Ракан сейчас хлопнется в обморок. «Если соберетесь падать, - прикидывает Нийя, - падайте хотя бы на меня. Не удержу, так хоть самортизирую...»
- Здравствуй, Нийя.
Нет, вроде не падает. Может, и не упадет.
Броситься ему в объятия при всех Нийя стесняется. Впрочем, он тоже не горит желанием обниматься перед чужаками. Плавно проводит ладонью возле ее лица, сжимает пальцы в кулак, прижимает кулак к сердцу. Древний, до боли знакомый менирский жест. Нийя усиленно моргает, чтобы не расплакаться. Кусает губу. Шмыгает носом.
- Я не глюк. Я живая.
- Я вижу, - уголок рта Ракана вздрагивает. - Надо же, какая ты... вымахала...
Нийя смеется сквозь выступившие слезы.
- Почти вас догнала!
Присутствующие, забыв про разговор, с интересом наблюдают эту сцену. Доктор Вирэйн спрашивает за всех:
- Так вы знакомы?
- Давно знакомы, - отвечает Нийя. - С самого моего... рождения.
- Она все вспомнила, - поясняет Солфан.
Дэссианин таращит глаза (они действительно разноцветные). Он не понимает, о чем речь. Понимают только Солфан и доктор Вирэйн.
- Объясните, что здесь происходит, - просит Ракан. - Нийя, как ты оказалась на Къэ-
тане? Что ты вспомнила? Где профессор Энгу?
- А вы не знаете? Хотя откуда... «Гайя» взорвалась. Все погибли. И профессор. Осталась одна я.
Лицо Ракана делается запредельно усталым. И старым. «Как он постарел», - с болью думает Нийя. Подсчитывает: четыре года прошло - чуть меньше двух на «Гайе» и чуть больше двух на Къэтане. Всего-навсего четыре года, а как давно все было... Она оглядывается на Солфана.
- Солфан, скажи ты.
Юноша выступает вперед.
- Предполагают неисправность в системе охлаждения реактора. Когда рвануло... Когда произошел взрыв, Нийя была в шлюзе, в скафандре.
- Я собиралась ремонтировать антенну, - тихо добавляет Нийя.
- Она была в коме, когда ее нашли. А потом вышла из комы и не разговаривала. И ничего не помнила. Через полгода начала говорить. Ну, а память вернулась только недавно. В день вашего выступления. Нийя увидела вас по телевизору, и у нее отомкнуло. Такое бывает. От потрясения.
- Я ваш акцент узнала, - улыбается Нийя.
Ракан рассматривает стажера. Парнишка явно влюблен. И как Нийя на него смотрит - тут не ошибешься... Да, ничего не поделать, девочка выросла.
- Откуда такая осведомленность? - интересуется он.
- Нийя жила в моей семье. Для адаптации и социализации, - Солфан кивает на бортврача. - Доктор Вирэйн посоветовала. Сначала была против, но потом пересмотрела...
- А насчет станции?
- Мой отец был на корабле, который ее нашел.
- Понятно.
- Вы нас заинтриговали, - подает голос капитан Оор. Когда он подошел, Нийя не заметила - ее отвлекал тьяр, пристально рассматривавший ее. - Не затруднит ли вас посвятить нас во все перипетии этого сюжета? Нам все-таки с вами долго работать. Хотелось бы узнать вас поближе.
Ракан складывает руки на груди.
- Что именно вас интересует?
- Что был за эксперимент на той станции? Зачем он проводился? И кто такой профессор Энгу?
- Расскажите им, - просит Нийя Ракана.
- Расскажи сама.
- Я так, как вы, не умею, - смущается Нийя. Добавляет шепотом: - Они же не отстанут.
- Не отстанем, - добродушно посмеивается капитан. - Стажер, шептаться неприлично.
- Извините...
- Пожалуйста, - просит Солфан. - Нам правда интересно... И мне кажется, мы имеем право это знать. Нийя говорила, что профессор создал ее как-то... в пробирке?
- В искусственной матке, - уточняет Нийя.
- Я хочу знать, что такое искусственная матка. Как она работает? - спрашивает доктор Вирэйн.
- Этого я не знаю, - говорит Ракан.
- Но вы близко знали профессора...
- Да. Но ученым был он, а не я.
- Слушайте, Нийя была членом моей семьи! - заявляет Солфан. - Она и сейчас член моей семьи. Если не хотите рассказывать о профессоре, расскажите о ней. Пожалуйста.
- Невозможно рассказать о ней, не рассказав о профессоре Энгу. Хорошо, слушайте. Только позвольте вас предостеречь: не делайте поспешных выводов.
Ракан начинает рассказывать. Нийе кажется, она чувствует, как падают в пространство его слова. Он говорит обычным своим ровным, безо всяких эмоций, голосом. Но Ракан - хороший рассказчик. И его бесстрастный тон только усиливает эффект.
Много времени рассказ не занимает. Потрясенные слушатели молчат. В кают-компании такая тишина, что слышно, как мягко спрыгивает откуда-то Борткот.
- Я хотел бы взглянуть на «Гайю», - подает голос Торки. - Капитан, вы можете нам это устроить? Мы можем пройти мимо Пояса Латоны без риска схлопотать астероидом под брюхо? А если будет опасно, повернем назад. Капитан?
Нандар Оор - человек рисковый. Пояс Латоны его не страшит.
- Думаю, можем попробовать, - кивает он. - Придется слегка отклониться от курса. Возражения у кого-нибудь есть? Господин Эарани, вы не против?
- Думаю, лучше увидеть своими глазами.
Прежним курсом
«Астон», развернувшись у Пояса Латоны, лег на прежний курс и следует на Дэссу. Ракан лежит в своей каюте на койке, смотрит на трещинку в потолочном плафоне, размышляет, как славно он провел отпуск. Ну да сделанного не воротишь. Нельзя, как гласит старая менирская поговорка, и на гору влезть, и мешок не несть. Голова тяжелая от бессонницы, будто мокрой ватой набита. Сил встать и хоть чем-нибудь заняться нет.
Зато он нашел Нийю. Об этом даже думать страшно - кажется, сердце лопнет от счастья. Сверхчеловечек мой... Моя девочка... Девочка моя... У него, наверно, передоза счастья. Он чувствует себя больным.
Раздается деликатный стук в дверь. Торки так не стучит, никто так не стучит. Кроме...
- Войдите, - не меняя позы, говорит Ракан. - Нийя, ты? Угадал?
Дверь с шорохом уползает в косяк. На пороге смущенно мнется Нийя. У нее ног отирается большой, длиннолапый и длинноносый черный кот. Он живет на корабле. Борткот. Совершенно ручной. Ракан думает о коте, потому что не знает, что сказать Нийе. Только она вошла - все слова, которые он ей готовил, высыпались из головы, как бобы из перезревшего стручка итуны.
- Сикки Ракан? Извините... Я вам помешала?
- Да я ничего и не делал.
- Может, я попозже зайду?
- Рули на посадку, пилот, - Ракан похлопывает по покрывалу у своего бока. - Приземляйся.
Нийя, улыбнувшись, подходит, присаживается на край койки. Озабоченно всматривается в его лицо. Легкое ощущение нереальности не покидает ее с того момента, когда она увидела это лицо на экране телевизора.
- Вам нездоровится?
- Просто устал. Хуже стал переносить перелеты. Старею, не иначе.
Ракан выглядит не просто усталым - изможденным. Темные тени вокруг запавших глаз. Глубокие морщины. Глаза в сеточках красных сосудов. «Сразу видно, оттягивался старый стручок на курорте», - самокритично заключил он недавно, увидев свое отражение в зеркале крошечного санузла, в котором со своим ростом едва помещается.
Нийя решается. Протягивает руку к его голове.
- Позвольте мне... Если будет неприятно, скажите.
Ракан не возражает. Ее тонкие пальчики, разведенные гребенкой, зарываются в его волосы, слышно, как волосы шелестят. Нийя слегка шевелит пальцами. Ракан прикрывает глаза.
- М-м-м... очень приятно...
- Расслабьтесь, - улыбается Нийя.
Ракан лежит с закрытыми глазами, млея от ее прикосновений. Кот, обследовав каюту, вспрыгивает на койку и мостится у него в ногах. Включает мурчальник. Как небольшой электромотор. Тяжесть из головы мало-помалу уходит. Ракан глубоко вздыхает.
- Ну, как вы, - спрашивает Нийя, - получше?
- О-о-о, да. Гораздо. Давно не было так хорошо, - не открывая глаз, отвечает Ракан. - Спасибо.
- Вам бы надо поспать. А я зайду попозже. Нам еще долго лететь...
Нийя приподнимается. Ракан открывает глаза и ловит ее за руку.
- Куда ты все бежишь? Посиди еще хоть минуту.
- Хорошо, - с готовностью соглашается Нийя и остается сидеть.
- О чем ты поговорить-то хотела?
- Так, чепуха... Просто мне было... одиноко. Все куда-то подевались... Сикки Ракан, серьезно: вам жизненно необходимо выспаться. А потом съесть чего-нибудь калорийного и горячего. От вас одни глаза остались.
- На себя бы посмотрела, - фыркает Ракан.
- У меня такие от природы, - серьезно возражает Нийя.
- Ты похожа на мою бабушку в молодости. На мать моего отца.
- Вы это уже говорили. Еще на Дэссе. Давно.
- Может, и говорил. Я много чего говорил. Всего не помню.
- Зато я помню, - светло и печально улыбается Нийя. - Все, что вы говорили.
Она действительно похожа на Котиву Ннёри, в замужестве Эарани. Бабка Ракана по отцовской линии была первой на Дэссе женщиной - пилотом космического корабля. До нее были женщины-бортмехи, электрики, разнорабочие, но пилотов не было. Ни одной.
- А почему вы не заговорили со мной в коридоре? - отваживается на вопрос Нийя.
- Откровенно сказать, испугался, что у меня, - Ракан постукивает пальцем по лбу, - совсем процессор полетел. Сначала ты мне в космопорту привиделась, потом тут... Да так лихо дематериализовалась. Я так и не понял, куда ты исчезла. А через стены ходит кто?
- Привидения, - улыбается Нийя. - Я в подсобку заскочила. Вы у самой двери стояли. Я даже слышала, как вы дышите.
- Вот-вот, чуть с ума не свела, а еще смеется. Не стыдно? Могла бы хоть поздороваться. А то проходишь безмолвно, глазюки таращишь... Ну, у меня и создалось впечатление, что вижу тебя только я. Хорошо, что ошибочное.
- Никак не могла решиться. Не знаю, что на меня нашло... Извините.
- Ничего страшного.
- Я когда вас по телевизору увидела, испугалась, что у меня тоже... процессор накрывается.
Повисает небольшая пауза.
- Это чудо, что ты выжила и тебя нашли, - говорит Ракан. - Второе чудо - что мы встретились.
- Вы же сами говорили, что чудес не бывает. Тоже забыли? Что любое совпадение - закономерность, просто иногда мы не знаем всей цепочки связей... И этих, как их... вилок вероятностей, правильно?
- Их самых. Нет, это не забыл. Чудеса, Нийя, все-таки случаются. С теми, кто в них верит. Знаешь, почему? Потому что те, кто верит, замечает чудеса.
- Возьму на вооружение, - улыбается Нийя.
Некоторое время она молчит, поглаживая его руку, знакомую до мельчайших подробностей: длинные жилистые пальцы с коротко подпиленными ногтями, выступающие вены, темные волоски на костлявом запястье...
- Сикки Ракан, я так счастлива сейчас. Как будто я дома, и все хорошо.
- Я бы сказал, что все и будет хорошо, но ты уже не маленькая.
- Да, вы правы. Но я все равно счастлива. А вам все-таки надо поспать, - с мягкой настойчивостью повторяет Нийя.
- Успеется. Еще минуту... Две. Три, - торгуется Ракан. Его клонит в сон, но отпустить Нийю он никак не может решиться.
- Хоть десять, - уступает она.
Нийя сидит, пока не приходит Торки. Ей неуютно в его присутствии, и она уходит. Кот остается, свернувшись в ногах у Ракана. Торки копается в своих вещах. Пока находит то, что ему нужно, Ракан засыпает. Торки бесшумно выходит, убавив до минимума свет. Отлавливает в коридоре Нийю.
- Спасибо, что сикки Ракана усыпила. Затутускал - словами не передать, как.
Смешное диалектное словечко: «затутускал». Но симпатичнее от этого тьяр с наглыми холодно-черными глазами не становится. Смотрит так противно: как будто лапает взглядом. Нийя выбирает не конфликтовать. Интуиция подсказывает, что за внешностью простачка скрывается человек лживый и опасный. Напрасно она при нем заговорила в кают-компании с Раканом. Впрочем, деваться им обоим было некуда.
- Да он вроде не очень-то много болтает, - вежливо возражает она.
- В том-то и проблема! Болтал бы - и то было б лучше!
Торки пытается как бы невзначай зажать Нийю в угол, она разгадывает маневр и ускользает. Торки не повторяет попыток, да Нийя его и не боится: у нее есть оружие, которого не отнять, выкрутив руку.
- Слушь, а можешь его до самой посадки вырубить?
Нийя пожимает плечами и уходит в свою каюту. Садится, обхватив колени, на койку, и думает о Ракане. Ей хочется как-то отогреть этого человека. Он как замороженный. Промороженный насквозь, до самого сердца. Раньше Ракан таким не был. Что с ним случилось? Впрочем, и сама Нийя была другой - любознательной и веселой. А теперь ей что-то совсем не весело.
Нийя вытягивается на койке. У нее немного ноют виски - так бывает, когда она активно использует свое умение. Но она хочет попробовать еще одну штуку: мысленно дотягивается до разума Ракана. Ракан спит. Можно, наверно, даже подсмотреть, что ему снится, но Нийя стесняется. Воображает вокруг него теплый защитный кокон. На данный момент это максимум, что она может для него сделать.
В прошлой жизни...
Ракан был единственным человеком, которого она по-настоящему любила. Он тоже ее любил. В отличие от профессора, который ее мнения и ее желаний никогда не спрашивал, только все талдычил «ты должна, ты должна».
Даже когда Нийя была любопытным неугомонным подростком и задавала по сотне дурацких вопросов на дню, Ракан редко раздражался на нее. Иногда она его, конечно, доводила, и он на нее кричал. Даже замахивался - случалось и такое, но ни разу, ни единого разу не шлепнул. Нийя все равно знала, что он ее любит, даже когда сердится.
С детьми, рожденными в браке с Нисой Обэрол, Ракан отнюдь не был терпелив настолько. По крайней мере с дочерью - Ракелой. С ней шла настоящая война, настолько они не сходились характерами. Ракела выросла и уехала учиться. С тех пор они не общались. Совсем. Ракан получал новости о ней через сына. Фэрун тоже мало дружил с сестрой, но хотя бы созванивался с ней изредка. Поневоле поверишь в народную мудрость: ребенок - не подарок, а испытание, которое не все проходят.
У Нийи не было детства - она родилась двенадцатилетней. Все ее детство прошло за год и пару месяцев в системе жизнеобеспечения, разработанной профессором Энгу. По прошествии этого срока из бака с питательной средой была извлечена девочка, физически развитая на двенадцать лет. Разум немного отставал - все-таки Нийя была первенцем. Ей пришлось в ударном темпе наверстывать недостающее. Благо способоности позволяли.
Однажды она спросила Ракана о его детстве и юности. Случались ли с ним какие-нибудь страшные истории. Почему именно страшные, не забавные, не какие-то еще? Время было страшное. Да этого большеглазого сверхчеловечка всегда интересовала темная сторона Мироздания.
Ракан рассказал ей несколько историй.
В девять лет он прошел на спор по арке железнодорожного моста через Талгу и чуть не сорвался оттуда - а дело было летом, река пересохла, и дно ее - сплошь стоящие торчком острые камни. Зато он выиграл спор, и Нат Абани, которому самому слабо было пройти, поклялся ему в вечной дружбе.
В одиннадцать как-то раз бросил в костер баллон из-под антистатика. Зачем? Ведь на баллоне написано «Не бросать в огонь! Взрывоопасно!». Вот затем и бросил. Баллон взорвался - и вот шрам, рассекающий левую бровь, до сих пор сохранился, хотя теперь его уже почти не видно.
В пятнадцать смастерил арбалет и подстрелил орро - бурую ворону. Но не убил, а только ранил. Пришлось ее поймать и сломать ей шею, чтобы избавить от мучений. Благодаря этой вороне он познакомился с профессором Энгу.
И последняя история: в двадцать лет Ракан служил в армии, и его взвод участвовал в подавлении восстания в Димитре. Тогда шахтерский городок был буквально раскатан. И по сей день Димитра лежит в руинах.
Завистники всех систем и калибров всю жизнь не упускали случая припомнить Ракану Димитру. Он всякий раз отвечал одно и то же: «Я был солдатом. Я выполнял приказ».
- Вы стреляли в этих людей? - переспросила Нийя.
- Да.
- Они тоже стреляли?
- Нет. У них не было оружия. Они бросали в нас камни и бутылки с горючей смесью.
- Я не могу вас осуждать, - сказала девочка.
- Спасибо, - ответил растроганный Ракан, коснувшись губами ее стриженой макушки.
- Не за что, - пожала плечиками Нийя. - Потому что я вас люблю.
Возвращаясь домой на «Астоне», Ракан готовился к тому, что его спокойная жизнь кончится, как только он ступит на поверхность родной планеты. Даже уже кончилась. Но он недооценил своих соотечественников. Или переоценил - это как посмотреть. Его жизнь почти не изменилась. Кроме того, что у него поселилась Нийя. Это было глобальной переменой, но Ракан-то ждал (и обоснованно страшился, хоть и не выказывал этого страха) совсем других перемен!
Дело вовсе не в том, что на Дэссу не транслируются къэтанские каналы. Трагонские-то идут, а там передавали его выступление, правда, с опозданием (поэтому в некоторых источниках даты расходятся на несколько дней). Галактика в любом случае слухами полнится. Но дэссиане в массе своей не отреагировали никак. Напрасно он беспокоился. Его жизнь осталась такой же размеренной, не считая мелких неприятностей вроде аудиенции у Туртыды. Аудиенция эта мало отличалась от всех предыдущих. Генерал никогда не жаловал гражданских чиновников - суеты и говорильни от них много, толку мало. А этот вообще непонятно чего от него хочет.
Никто попросту не обратил на его подвиг внимания. Ну, сказал публично о неизбежной гибели планеты и сказал. Прилетели къэтанцы и прилетели. Поковыряются в помойках и улетят, велико событие. Тут каждый третий ребенок появляется на свет (полноте, да свет ли это) с врожденными дефектами, а сикки Ракан (это, наверно, возрастное что-то, да он и всегда был со странностями) со своими экологами бегает по помойкам. Как это связано? Да никак.
Торки
Монторкил Го стал отцом в семнадцать - так уж сложилось, тьяры все скороспелки, - а в сорок два был уже дедом пятилетнего, вполне осмысленного внука. На момент своей гибели Торки был единственным кормильцем в семье. И если бы не Ракан и Нийя, женщинам семейства Го пришлось бы... лучше не представлять, как. Такого врагу не пожелаешь, особенно в те времена.
Его единственный сын погиб. Спасая человека, что непременно надо отметить. На карьере, где он работал оператором просеивателя породы, произошел оползень. Ламмаро Го успел вытолкнуть из кабины агрегата своего напарника, а сам вместе с машиной был погребен под толщей суглинка. Но он умер быстро - не задыхался, как задыхаются заживо похороненные. Один из рычагов управления, без набалдашника (да, нарушение ТБ), пробил ему грудь, когда машина опрокинулась. Это выяснили, когда наконец откопали.
На Торки остались больная жена, которой даже не могли поставить толковый диагноз, и сноха с крохой Ингути на руках. Торки работал на Туранчокса ради семьи, а вовсе не за идею.
Семья, в которой родился Торки, принадлежала к мелкой тьярской интеллигенции. Таких, как его родители, мениры называют «нэмекырт». Буквально это слово не переводится, хотя значит вполне конкретное. Нэмекырт - человек из заведомо деструктивной среды, сумевший из этой среды выцарапаться, найти свою дорогу в жизни. У тьяров такого понятия нет, они называют своих соплеменников, выбившихся в люди, выползнями. Ну, это характеризует скорее тьяров, которые называют, а не тьяров, которых называют.
Семейства Го, Сеан До, Тфогэн, Маар - образцы нэмекыртов. Еще достойнеший пример - Хивен Шавэла, бывший спецагент внешней разведки, который, отойдя от дел, основал фирму по производству крепких алкогольных напитков. Для Харапинды и других тьярских трущоб все они (даже Шавэла, хотя выпить жители трущоб не дураки) - выползни, объект зависти и насмешек. С тех пор, уж поверьте, Харапинда не изменилась ни вот столечко.
Семья Го жила в достатке. Особенно по меркам Великого Провала. Дети получили среднее школьное образование. В Харапинде, для справки, девочек в школу даже не отдают - считают бесполезным. На всю школу близнецы Го были единственными тьярами. Поначалу их пытались дразнить, но Торки - путем кровавой драки на заднем дворе школы - расставил все по местам. Вулла тоже участвовала, пиная поверженных. Их отцу это стоило тягостной беседы с директором. Вызвали и самих близнецов - для объяснения и покаяния. Покаяния, вопреки ожиданиям, не последовало. Торки стоял на своем: защищал честь семьи и не отступлюсь. Вулла еще и процитировала, как именно их дразнили. Даже на самых смачных выражениях не краснея. В результате кара обрушилась на воспитанных деток уважаемых родителей. Директор проигнорировал протесты «Моя деточка не могла! Это все грязные тьяры!», а за «грязных тьяров» дополнительно пригрозил исключением. Прогрессивный оказался мужик. Близнецов Го с тех пор сторонились, но уважали.
Близнецы были очень дружны. Когда пришла беда, они стояли друг за друга насмерть. Наверно, никто никогда не узнает, кто напал и убил их родителей. Скорее всего, какая-то уличная банда. Они просто вышли за покупками и не вернулись. Несколько дней спустя их тела нашли на свалке. В полицейском морге Вулла даже не смогла на них смотреть - так они были обезображены. Торки смог. Запомнил на всю жизнь. С тех пор не выходил из дома без заточки в рукаве. Особенно если шел куда-либо с сестрой, или, позже, с женой.
Близнецам Го было по четырнадцать. Слишком большие, чтобы пристраивать в приемную семью. Слишком самостоятельные. Слишком дружные - не разлучишь, а кто согласится принять двоих подростков? Да еще и тьяров.
Они закончили школу на средства, выделенные из городского бюджета. Тогда он еще был похож на бюджет, а не на дырку в кармане. А потом служба опеки сделала вид, что о них забыла. Вулла пробовала ходить по инстанциям, от нее всюду отмахивались. Торки же милостыню у государства просить не желал. Он стал искать работу. Буквально поселился на бирже труда.
Армия? Об этом он думал. Но в те времена на службу брали только с двадцати лет (потом возрастной ценз понизили до восемнадцати, потом снова повысили - аж до двадцати двух). Торки было пятнадцать. К тому же он не мог оставить сестру. Куда ей деваться одной? В проститутки? Ну уж нет! Этого не будет! Только не с его сестрой!
Торки готов был взяться за любую работу, но для одних «любых работ» он был слишком юн, для других - не имел специального образования. А как он мог его получить, не имея за душой ни рэй? Замкнутый круг.
Торки и Вулла выработали свою тактику: методично ходили по городу, заходя на склады, фабрики, в магазины, конторы, куда только охрана впускала, и просились уборщиками, посудомойщиками, фасовщиками, курьерами, хоть кем. Так они дошли до НИИ Биотех. Профессор Энгу взял смышленых подростков младшими лаборантами: чистить клетки подопытных животных, мыть пробирки, делать уборку, паковать и выносить мусор.
Вскоре Вулла вышла замуж и уехала, а Торки женился. Профессор предлагал ему бесплатно посещать лекции, но наука Торки не привлекала. Он закончил инженерно-химические курсы и остался работать в НИИ - обслуживать аппаратуру.
Настали такие времена, когда наука стала никому не нужна. Финансирование урезали, ужимали и наконец прекратили. НИИ закрылся, профессор впал в немилость у Туртыды и бежал. Ходили сплетни, что он в Дахоне, в Подземках, якобы его там видели. Но Торки не собирался в Подземки. Ему надо было кормить семью. Так что он приспособился к изменившимся обстоятельствам.
Торки никогда не упускал случая заявить, что пробивался по жизни сам - не то что некоторые (вроде Ракана), у которых все было еще до их рождения. Он этим очень гордился. Что ж, имел полное право.
Он сделал почти невозможное: умудрился обаять самого Туранчокса Аблаи. Уж если Туранчокс не просто терпел рядом «грязного тьяра», а назначил его своим личным помощником - поверьте, это был выдающийся тьяр. Туранчокс его даже на конференцию отрядил. Разглядел в не блиставшем талантами инженере-химике особый дар: вынюхивать и выслушивать, цеплять идеи. Торки мог бы сделать карьеру промышленного шпиона. Вот только Туранчокс его не продвигал. В сорок два Торки оставался мальчиком на побегушках. Однако он не мог потерять работу в такое время. Нового босса он вовсе не любил. Даже ненавидел. Но он умел приспосабливаться и терпеть.
До бегства Глана Торки неоднократно видел Нийю, которую профессор первое время не прятал. Видел, как девочка садилась в машину Ракана, как выходила из нее. Видел ее и с профессором. Он не очень интересовался, кто она. Мало ли, внучка Ракана. Может быть, Глана. Хотя тут скорее уж правнучка... Как-то мимоходом спросил у профессора: что, мол, за глазастик. Старик ответил: внучатая племянница. Знакомиться с Торки девочка не захотела, угрюмо посмотрела исподлобья и ушла. Обычный стеснительный подросток.
Все эти слухи про тайные опыты профессора Торки пропускал мимо ушей и с девочкой не связывал. Девочка - и девочка. У Торки с лихвой хватало своих проблем. Он и думать забыл о девочке, исчезнувшей примерно в одно время с профессором. Вероятно, она уехала куда-то учиться. И не иначе, ее учебу спонсировал Ракан.
Вдруг она появляется на борту «Астона». Торки не сразу узнал ее - Нийя все же изменилась за эти годы. Однако узнал. Это, несомненно, она - внучатая племянница профессора. Реакция Ракана на ее появление была поразительна: он едва не свалился в обморок. Напрашивается только одно объяснение: Ракан не надеялся увидеть ее живой.
Потом они сами же все рассказали. Профессор вовсе не скрывался у повстанцев в Подземках Дахона, как все думали. Он бежал в космос на краденой станции. Которую украли вовсе не повстанцы, а Ракан. Вот уж на кого бы никто не подумал! Торки сообразил, как он это провернул: списал рабочую, с исправным оборудованием станцию и вместо отправки на утилизацию предоставил ее опальном ученому.
«Гайя» не была ни старой, ни сильно изношенной. Она отработала в открытом космосе суммарно двадцать один год. Капитально ремонтировалась четырежды, по разным причинам. Последний косметический ремонт проводился менее года назад. Так что акт показался отчетной комиссии подозрительным. Подняли акты двух последних техосмотров. Которые Ракан предусмотрительно подменил. Эксперты ТО не смогли точно вспомнить, что писали: вроде бы так, а вроде и не совсем. Тоже подозрительно, но по закону прицепиться было не к чему. Станция была направлена на демонтаж и утилизацию «согласно действующему протоколу 1 (радиационно опасные объекты)». Число, подпись: твердо выведенное «Р. Эар» с длинным росчерком.
На утилизацию «Гайя» не поступила. Но за утилизацию отвечает не ДепКоСо, а ДУКО - Департамент Утилизации космических отходов. Так что семь шкур спустили с ДУКО. Ракана только пожурили для отчетности.
Возможно, был и еще один документ. Что-то вроде договора о передаче в долгосрочное пользование научно-исследовательской орбитальной станции «Гайя» профессору Глану Энгу для проведения экспериментов по генной модификации и клонированию человека. Может, и не было такого документа. А если и был, Ракан его уничтожил.
Помогли ему, конечно, военные. Десантники с базы Нын Манатан. Под них не подкопаешься, не проверишь - тогда генералу Туртыде придется обвинить генерала Абани в измене, а это чревато. Но наверняка это Абани - они с Раканом старые друзья. Туда же, куда и «Гайя», ушли и два разгонных блока. Они вывели станцию в космос и отстыковались у Пояса Латоны. Старик все правильно рассчитал: в Пояс Латоны никто не сунется. Только вот за реактором следить надо было получше. Хотя мало ли, какая там была неисправность...
И на сладкое. Девочка, теперь уже девушка, - никакая не внучатая племянница профессора, а результат его секретного эксперимента. Самое пикантное: донором биоматериала был Ракан. Он этого не озвучил, однако у Торки был наметанный глаз. Не столько на лица, сколько на детали. Он был посредственным инженером, но внимательным.
Они стояли рядом, и не заметить фамильного сходства - это ж кем надо быть? Только Нийя - пепельная блондинка, и глаза у нее одинаковые: темно-серые, в фиолетовый. Цвета грозовой тучи. Ну, все эти доминантные-рецессивные и школьнику известны. У Нийи такие же брови, как у Ракана, такой же нос (разве что покороче) с такими же узкими ноздрями, даже такая же кривоватая улыбка. Правда, увидеть улыбку Ракана - редкое везение, а Нийя улыбается почти всегда. Такая же гордая посадка головы на длинной шее. Такой же легкий костяк, длинные ноги и руки. Как по одной форме отлита, только в женском варианте!
Ракан знал, что Туранчокс на дух не переносит тьяров, и понятия не имел, насколько Торки приближён к новому боссу. Если бы ему сказали, он бы не поверил. Так что Ракан допустил оплошность, рассказав все при нем. По прибытии на Дэссу Торки первым же делом должен был выложить Туранчоксу свои открытия. Он и выложил. Про Нийю. И ведь ничего не наврал, сказал чистую правду: жила на Къэтане, увидела по телевизору Ракана и попросилась на «Астон», чтобы встретиться с ним и вернуться домой.
Туранчокс больше и не спрашивал. Сам додумал недостающее. Ни чокнутый старик, ни «Гайя» ему были ни даром, ни с приплатой не нужны. Ему могла пригодиться только Нийя. Потому что программа, которую он раскопал в старом компьютере, несомненно, была той самой программой управления «Дочерьми королевы Эйтьянен», упомянутыми в случайно найденных в мусоре записях профессора. Старик думал, что уничтожил все, однако кое-что забыл, недоглядел. Сам виноват.
Еще одно объяснение
«Астон» проходит мимо Яурун Маниры. Нийя стоит в пустой и темной кают-компании, задумчиво смотрит на перламутровый бок гигантского шара, медленно уплывающий вниз и назад.
В отличие от Дэссы, Яурун Маниру накрыло резко и сразу. Что именно там произошло, доподлинно неизвестно. Ученые спорят и строят гипотезы до сих пор. Когда-то Яурун Манира была обитаемой, на ней жили люди. Очень давно, задолго до того, как планеты, которые со временем объединятся в Содружество, открыли друг друга. В докосмическую эру население Яурун Маниры уничтожило само себя, предположительно, войной с применением ядерного оружия. Судя по сохранившимся памятникам, цивилизация была высокоразвитой. Эта загадка не дает спокойно спать ночами (особенно ясными, когда Яурун Манира видна в телескопы) ученым, энтузиастам-любителям, всем мальчишкам и девчонкам, бредящим космосом.
Яурун Манира - бесконечное разнообразие нетронутых постапокалиптических ландшафтов. Раздолье для пиратов и контрабандистов. Они обустраивают свои базы в разрушенных городах.
Атмосфера у нее перламутровая из-за пыли, которая была поднята в незапамятные времена чудовищными взрывами, да так вся и не осела. Экспедициями с разных планет было установлено, что Яурун Манира пережила длительное оледенение. Но теперь климат там по большей части хороший, хоть курорты лечебные строй.
На Яурун Манире есть океан. Нийе нравятся планеты с океанами. Из космоса похожи на полупрозрачные стеклянные шарики. Къэтан голубой с зелеными разводами, Латона вся синяя, а Яурун Манира - перламутровая...
- Прости. Я оторву тебя от твоих мыслей.
Нийя не вздрагивает. Она заметила его приближение, хотя Ракан старался ступать медленно и бесшумно. Медленно - чтобы сенсорные стартеры не включили свет.
- Красивая планета какая, - кивает она на Яурун Маниру.
- Красивая, - соглашается Ракан. - Можно на полку поставить.
- А Къэтан вам нравится?
- Нравится, - отвечает он. Совершенно равнодушно.
Глупости она спрашивает. Что толку спрашивать дэссианина, нравится ли ему чужая планета. Но хоть выспался. Теперь с ним можно разговаривать, как с человеком. После того, как Нийя прикосновением сняла головную боль, Ракан проспал почти восемь часов. Торки, которому не терпелось поблагодарить за чудодейственный чай, весь извелся. Даже обращался за помощью к Нийе:
- Может, пора его разбудить?
- Зачем?
- Я волнуюсь. Спит и спит, даже позы не меняет. Может, ему плохо? Уже госпожу Вирэйн вызывать пора?
- Он в порядке, - успокоила Нийя.
- Тогда давай разбудим?
- Вас не поймешь. То просите вырубить до посадки, то разбудить. Нет уж, пусть спит, сколько ему надо... Можете разбудить сами, на свой страх и риск.
Торки не рискнул. Ракан проснулся сам. Втиснулся в душевую, долго там плескался. Потом выпил кофе и пошел искать Нийю.
Бывает на корабле такое мертвое время, когда все куда-то исчезают. Кто спит, кто вахту несет. Даже в кают-компании свет отключился - никто не ходит под сенсорами. На дэссианских судах принцип освещения такой же. Если сейчас резко взмахнуть рукой, свет загорится. Но они не собираются махать руками.
- Вы хотели поговорить, - напоминает Нийя.
Ракан загляделся на Яурун Маниру? Что ж, ее красота того стоит.
- Думаю, с чего начать.
- Я никуда не спешу, - улыбается Нийя.
Они стоят рядом и смотрят в окно.
- Ты думашь, что летишь домой, - говорит Ракан. - Но тебя там никто не ждет. На всей планете у тебя единственный друг.
- Кто?
- Я.
- Знаю, - кивает Нийя. Пожимает плечами. - Я не могла остаться на Къэтане.
- Ты понимаешь, как рискуешь? Если узнают, кто ты, даже я не смогу тебя защитить.
- Я могу защититься сама.
- Боюсь, ты переоцениваешь свои силы.
- Извините, сикки Ракан, но вы тоже.
- Знаю. Но мне терять нечего. Я боюсь только за тебя.
- А я за вас.
- Думаю, нам стоит держаться вместе.
- Согласна, - кивает Нийя.
- Я не знаю, как нас встретят, - говорит Ракан. - Боюсь даже предположить.
- Не бойтесь. У вас же есть я.
- Нийя, я не шучу.
- Я тоже.
Теперь стало почти как прежде. С этим человеком надо очень-очень тонко настраиваться. Нийя это умеет. Ей это нравится. Они молчат какое-то время. Перламутровая планета укатывается под брюхо корабля, ее больше не видно.
- Можешь первое время пожить у меня, - предлагает Ракан. - Дальше - как сочтешь удобным.
- Вы живете все там же? В той пятиэтажке во Вриндо?
- Да.
- А нищенка около магазина сидит? Старуха с птичками, помните?
- Она еще жива. Недавно ее видел. Так ты согласна?
- Конечно, - кивает Нийя. - Я с радостью поживу у вас. Постараюсь не очень вам надоедать.
- Ты никогда мне не надоедала, - возражает Ракан.
- Надоедала, - улыбается Нийя. - Вы просто забыли. Помните только хорошее.
- Ничего я не забыл. Ты была ребенком...
- Я никогда не была ребенком. Вы это прекрасно знаете. Мне жаль, что так вышло.
- Что именно?
- Что профессор запретил мне бывать у вас. С вами я могла представлять, что я обычный подросток, а вы - мой отец.
- Я и есть твой отец.
Ракан впервые говорит это ей. Но он знает, что Нийя давно знала. Просто они этого не озвучивали.
- Да, но я не была вашей дочерью. А мне так хотелось... Мне хотелось этого больше всего на свете.
- Он хотел тебя защитить. Не от меня, конечно. От генерала Туртыды. И от Облачной Фабрики.
- Нет. Он вас хотел защитить от меня, - говорит Нийя. - Чтобы вы не страдали.
- Ты все правильно поняла.
- Я же говорю, что никогда не была ребенком.
Ракан отворачивается к окну, стиснув на груди руки. Звезды расплываются перед глазами. Он усиленно моргает, стараясь не расплакаться. Прижимается лбом к ледяному стеклу.
- Сикки Ракан... вы чего?
- Ничего. Нийя. Не трогай меня. Пока.
- А я как раз собралась вас трогать.
Нийя делает шаг и тянет его за плечо, поворачивая к себе лицом. Обнимает. Гладит по щеке, вытирает слезы. Оставляет эту затею. Утыкается лицом ему в грудь. Ракан прижимает ее к себе. Нийя поглаживает его по спине. Теплая слеза падает ей на макушку. Еще одна. И еще. Пусть проплачется, ему надо.
Как истинный дэссианин, Ракан плачет молча. Почти беззвучно. От этого Нийе его еще жальче, но это все-таки хорошие, нужные слезы. Вот ей сейчас плакать нельзя - это будет цепная реакция: у обоих, наверно, истерика начнется.
Если сейчас кто-нибудь пройдет по коридору, включится свет, и их увидят. Стоящими вот так. Как влюбленные. Могут неправильно истолковать. Къэтанцы не знают и, наверно, не поймут, сколь священно для дэссиан это: поделиться теплом своего тела, биением своего сердца. У дэссиан, особенно у мениров, не принято обниматься по поводу и без повода. Не принято часто касаться друг друга. Прикосновение - дорогой дар.
Откуда это пошло? Из Ледяного Века? Или еще раньше, из такого далекого прошлого, что о нем и преданий не сохранилось? Дэсса всегда была сурова к своим обитателям. Она воспитала их такими, какие они теперь. Даже века межпланетных контактов почти их не изменили.
- Ну, как вы? - спрашивает Нийя немного погодя.
- Терпимо, - осипшим голосом отвечает Ракан.
- Пойдемте отсюда.
- Куда?
- Ко мне. Вам пока лучше не попадаться никому на глаза в таком виде. Особенно это касается Торки Го.
- Он тебе не нравится?
- Еще не разобралась. Есть в нем что-то такое... Такое.
Им встречается доктор Вирэйн. Смотрит на Ракана внимательно. Освещение в коридоре приглушенное, но она, конечно, разглядела, что глаза у него красные и припухшие.
- Все в порядке? - спрашивает доктор.
- Уже да, - говорит Нийя.
Ракан молча кивает, проскальзывает мимо къэтанки побыстрее. Нийя приводит его в свою каюту - крайнюю по левому борту, одноместную. Тут их никто не побеспокоит. Наверно.
- Садитесь. А лучше ложитесь. Я вам в глаза закапаю - так быстрее пройдет.
- Я лучше умоюсь.
- Ну, умойтесь.
Ракан задвигается в тесный санблок, сопит и вздыхает. Включает воду, плещется, сморкается, выключает. Выходит с прижатым к лицу полотенцем.
- Не трите, - говорит Нийя. - Ну-ка, покажитесь. - Он опускает полотенце. - Немножко получше, конечно. Но давайте все-таки закапаю.
Ракан садится на койку. Нийя согревает в ладонях пластиковый флакончик. Для себя она тоже всегда греет - холодными капать противно. Опершись коленом на койку, пытается капнуть Ракану в глаз. Он моргает.
- Ну, что вы как маленький, - улыбается Нийя. - Не бойтесь, они не щипучие. Нет, так неудобно. Ложитесь.
Ракан ложится, оставив ноги на полу. Нийя выбирает позицию поудобней.
- Ну, сикки Рака-ан... не моргайте... Все, придется применить силовые методы. Не дергайтесь, - придерживая пальцем веко, она все-таки изловчается закапать ему в один глаз, потом в другой. - Во-от. Можете закрыть глаза и полежать. Можете даже подремать немножко.
- Да я выспался.
- Тогда просто полежите, пока подействует.
Убрав капли в косметичку, Нийя садится под боком у Ракана. Нежно поправляет ему челку.
- Вам стало легче?
- Да. Гораздо, - Ракан улыбается и открывает глаза.
- А профессор верно говорил, что глаза у вас как усса, - улыбается Нийя. - Серая в чайной заварке растет, а зеленая - на стенах.
Раздается стук в дверь.
- Кто там? - спрашивает Нийя.
- Нийя, это я, Торки Го.
- Извините, я не одета.
- Ты сикки Ракана не видела?
- Он же спал в каюте.
- Дак проснулся. И делся куда-то.
- Не знаю, я тоже спала. Наверняка тут где-то ходит. В кают-компании посмотрите.
- Ладно.
Выждав несколько секунд, Нийя говорит шепотом, конспирации ради:
- Убедились?
- В чем?
- Этот тип - соглядатай. Вопрос: чей?
- Он работает в Облачной Фабрике.
- А-а-атлична-а-а-а!..
- Нийя, да ладно тебе. Он же тьяр.
- Что с того?
- А то, что Туранчокс их на дух не выносит.
Нийя пожимает плечами.
- Это не мешает ему их использовать... Сейчас вернется.
Снова стук в дверь.
- Нийя, это опять я. Я его нигде не нашел.
- С корабля-то он никуда не мог деться. Значит, вы ему надоели, и он от вас спрятался. Сам найдется, не переживайте.
- Ушел? - одними губами спрашивает Ракан.
- Нет, за дверью стоит, - шепчет Нийя, наклонившись к нему. - Мы в осаде. Но, если вам куда-то надо, могу его спровадить.
- Никуда мне не надо. Может, сам уйдет?
Нийя подходит к двери и прикладывается к ней ухом. В коридоре слышны голоса: Торки спрашивает лаборанта Шони Упагаэ, не видел ли тот Ракана. Шони отвечает, что нет. Заводит разговор о фильтрах. Голоса удаляются.
- Шони его увел.
- Мне никуда не надо, - повторяет Ракан, приподнимаясь и садясь.
- Тогда оставайтесь.
Они сидят на койке и разговаривают. Нийя рассказывает про свою жизнь у Асиров. Впрочем, рассказать она успевает немного, потому что опять стучат в дверь.
- Я его сейчас пристукну, - говорит Ракан.
- Это не он, - Нийя подходит к двери. - Солфан, ты?
- Я. Прячетесь, да?
- Типа того. Торки поблизости нет?
- Нет. Откроешь?
Нийя разблокирует замок.
- Вбрасывайся, быстро.
Солфан заходит, смущенно улыбается Ракану.
- Здрасьте.
- Да мы вроде не прощались с прошлого раза.
- Вас господин Го обыскался. Всех спрашивает.
- Настойчивый, - хмыкает Ракан.
- Нийя, а тебя Нуто вызывает.
- Придется идти. Сикки Ракан, вы можете здесь остаться, если Торки вас так достал.
- Еще я прятаться от него буду, - ворчит Ракан. - Пойду найдусь.
- Если вам захочется его стукнуть, не сдерживайтесь, - советует Нийя. - Можете стукнуть еще от меня.
- И от меня, - присоединяется Солфан.
- Я так понял, господин Го не нашел понимания у команды, - кивает Ракан.
Все трое выходят и расходятся в разные стороны: Солфан и Нийя налево, Ракан - направо.
Навстречу ему спешит Торки.
- Сикки Ракан! Я уже весь корабль оббегал! Куда вы пропали?
- Перед тобой забыл отчитаться.
- Я же за вас волнуюсь! - обижается Торки.
- Я тебя об этом не просил.
- Вы у Нийи были, да?
- Торки, это не твое дело. Тебе так не кажется?
- Извините.
Возможно, Нийя и права. Теперь Ракану все в поведении Торки Го кажется подозрительным. Одна надежда: скоро уже посадка - тогда, может, Торки займется своими делами и оставит их с Нийей в покое.
Вот мы и дома
Подойдя к Дэссе, «Астон» выстреливает в ее атмосферу зонды. Цифры скачут, как припадочные. Нуто Тэтэнуко недоверчиво стучит пальцем по дисплею.
Нам не нужны цифры. Зонды говорят с Нуто доступным языком: у Дэссы системы Балур большие проблемы. Дэссианин не только не преувеличил - он еще все очень мягко сказал. Чего-чего только нет в ее атмосфере! Тут вам и пыль, и продукты горения всего чего только можно, и какие-то диковинные аэрозоли, и взвеси... Как вам нравится, например, соль? Соль в атмосфере. Откуда? На Дэссе же нет океана! Цифры прыгают, Нуто уже не стучит по экрану. Он уже понял: стучи - не стучи, легче не станет. Не атмосфера, а сплошная помойка. Еще и перегретая. Как у нее озоновый слой-то еще держится?! И как при этом содержание кислорода понижено всего на шесть - восемь процентов? Да его вообще не должно уже быть!
Природа Дэссы мудра и живуча, не всякая другая природа может с ней тягаться. Ее флора тянет вполне приличный фотосинтез даже при низкой проницаемости атмосферы для солнечных лучей. Эволюция - страшная сила. Однако в те годы массово сохли даже суугамы - сорные ясени. Которые не уморить, казалось бы, ничем. Их гибкие, покрытые восковым налетом прутья первыми вырастают где угодно: на свалках, на развалинах зданий. Им не страшны никакие кислотные дожди, даже насквозь прожигающие листья. Скоро вырастают новые. Но в ту осень листья суугамов по всему округу Элвабастэ не пожелтели и не облетели, как положено, а засохли и рассыпались светло-коричневым прахом. Если в это как следует вдуматься, то и на трезвую голову начнешь плакать и говорить, что твоя планета умирает.
Команда совещается. Их волнует первостепенная задача: выйти из корабля и начать работать. Спрашивают дэссиан, стоит ли надевать кислородные маски.
- С непривычки может и сплохеть, - говорит Торки.
- У кого аллергия или астма, лучше перестраховаться, - говорит Ракан.
Ему никакая маска не нужна - он привычный. Это на Къэтане он первый день лежал пластом, обдышавшись нормального воздуха. Торки крутит на пальце строительный респиратор на резинке. Где он его взял? Стащил на конференции?
- Убери, - тихо говорит Ракан.
Торки, хмыкнув, прячет респиратор в карман.
- Не, ну а чо такого?
Ракан наклоняется, почти вложив губы ему в ухо:
- Если не прекратишь, я тебя ударю. Больно.
Торки отстраняется. В черных глазах удивление. За эти дни он узнал Железного Ракана с какой-то не той, непознанной стороны.
Къэтанцы впяливаются в костюмы химзащиты. Нийя не хочет. Доктор Вирэйн все-таки убеждает ее.
- Мне кажется, тебе лучше первое время не выделяться.
Нийя уступает, но долго она не продержится - видно по упрямым глазам.
Капитан Оор связался с космопортом Нын Манатан, там их уже ждут. Военный космопорт выбран не случайно. Их готова была принять Минкаса, но это пассажирский космопорт, там полно народу, набегут журналисты. А къэтанцам некогда болтать - им надо работать. На территорию военной базы никого лишнего не пропустят. Только тех, за кого поручился Ракан. Или генерал Абани. Или его дочь.
«Астон» заходит на посадку. Нийя приникла к иллюминатору, высматривает внизу знакомые кварталы. Вон неровный пятиугольник Сагнийеры с грязно-белым куполом реакторного блока АЭС, за оградой маслянисто блестит желтоватое озеро с тянущейся далеко от берега пристанью. Когда-то (Ракан рассказывал) на берегу была соледобывающая фабрика, но от нее остались только эти мостки.
Вон гора Мызлук и в ее тени Эльбэт. Серая лента шоссе обвивает подножие горы и уходит на восток, сквозь бурые голые рощи, а на запад летит прямая, как стрела, железная дорога. Белая с синей полосой электричка бежит по ней - такая малюсенькая сверху, как длинненькие бусинки на нитке.
Нийя, вывернув шею, смотрит на восток. На развороте успевает разглядеть (или ей кажется, что разглядела, - много там увидишь, сквозь смог) вытянутый вдоль реки Хиньво узкий клин Вриндо. Корабль разворачивается. Валятся под брюхо казармы и ангары военной базы, приземистый серый куб командного пункта, бетонное летное поле. Стоят рядами вертолеты, тяжелый грузовой самолет, десяток истребителей - космический флот отсюда давно перевели, остались одни воздушные десантники. Усеченная белая пирамида нового радара ярко выделяется на фоне тусклого пейзажа.
«Я дома», - думает Нийя.
На летном поле их встречают. Генерал Абани с дочерью. Рыжая прядь лихо выбивается из-под ее синей фуражки. За эту ослепительную рыжину у нее и прозвище - Сальхат. Десятка полтора солдат в парадной форме, среди них квартет музыкантов: волынка, барабан, флейта и колесная лира.
Пестрая группа экологов. Их возглавляет низенький полноватый гэди в выгоревшем камуфляже. У него доброе, простоватое лицо, круглые голубые глаза, курносый нос и короткая рыжеватая бородка. Это Лийман Сигдэн, для друзей просто Лий. Когда-то он работал в НИИ Экологической экспертизы, заведовал лабораторией, но НИИ ЭЭ постигла та же участь, что НИИ Биотех. Теперь Лий безработный. Однако он днюет и ночует в здании НИИ, в лаборатории, куда стащили все уцелевшее оборудование. Эта лаборатория - последний бастион. Лий и его команда находятся там незаконно, их в любой момент могут попросить на выход. Причем скорее невежливо. Если Облачной Фабрике понадобится это здание. С местной полицией еще можно договориться, Лию даже сочувствуют, но вооруженные дубинками и гранатами со слезоточивым газом рейдеры Туранчокса слушать его не станут. И даже Ракан со всеми его связями тут не сможет помочь.
Они познакомились на пикете лет шесть или все семь назад. Нет, Ракан в пикетах не участвовал. Он даже в студенческих демонстрациях в молодости не участвовал. Единственный раз сделал исключение. Ехал с работы, увидел в переулке активистов-экологов, которые шеренгой, взявшись за руки, преграждали путь бульдозеру. За их спинами был пыльный скверик: несколько деревьев, качели, лавочка... И такой его охватил стыд невыносимый за вот такое вот, творящееся в его городе, что он приказал шоферу остановиться, вышел и встал в шеренгу, взяв за руки мужчину справа и женщину слева. Бульдозер затормозил. С подножки спрыгнул человек в деловом костюме, командовавший водителем. Беспомощно развел руками:
- Сикки Ракан, ну уж вы-то! Не ожидал от вас...
Ракан промолчал, но выражение лица у него было красноречивое. Бульдозер развернулся и уехал, сердито молотя гусеницами асфальт.
- А вы смелый, - сказал мужчина в выгоревшем камуфляже, подавая широкую крепкую ладонь. - Для меня было честью стоять с вами рядом. Лийман Сигдэн.
- Рад знакомству, - кивнул Ракан.
Тот скверик цел до сих пор. Он все такой же жиденький и пыльный, но живой. Даже качели кто-то подновил. Вот лавочка окончательно рассыпалась. Правнуку Лия Сигдэна не мешало бы распорядиться ее заменить к пятисотлетию города. Большого урона юбилейному бюджету одна лавка не нанесет.
Конечно, Лий и его команда пришли встречать «Астон». Они и единственная журналистка - Тарра Кру. Впрочем, и она пришла скорее не как журналистка, а как активистка.
Пока все обмениваются приветствиями, Нийя оттягивает пальцем маску. Пыльно, пахнет гарью (где-то недалеко пожар?), воздух какой-то липкий, но дышать можно. Она стаскивает маску и жадно вдыхает.
- Нийя, ты привлекаешь внимание, - тихо говорит доктор Вирэйн, тронув ее за плечо.
- Пусть.
- Не думаю, что это разумно...
- Я у себя дома, доктор Вирэйн! - заявляет Нийя, расстегивая комбинезон. Спускает его до пояса, оставшись в серой трикотажной рубашке, завязывает рукава на бедрах. С гордо поднятой головой обгоняет команду къэтанцев и догоняет Ракана.
- ...восхищен вашим мужеством, - взволнованно говорит Лий. - У меня бы никогда храбрости не хватило.
- Не в храбрости дело, - отвечает Ракан. В этот момент подошедшая Нийя берет его за руку. - Нийя, что ты делаешь? Ну, зачем при всех? - он говорит вполголоса, мягко пытаясь отнять свою руку.
Нийя вплетает между его пальцами свои.
- Не пущу. Пускай смотрят! - Она с вызовом обводит взглядом обернувшихся дэссиан. - Может, я ваша любовница!
Экологи смотрят любопытно, но ничего не говорят. Лица военных как каменные. Только флейтист тыркает локтем в бок барабанщика. Йлатис Абани грозно смотрит на них.
Нат Абани расстарался. Ракан просил устроить къэтанцам такой прием, чтобы до конца дней своих не забыли. Торжественный обед в бункере - самое то.
- Хорошая идея, Нат, - шипит Ракан в лифте, опускающем первых десять человек в подземелье.
- Сам просил удивить, - пожимает эполетами генерал.
- Но не так же.
- Расслабься.
- А мне тут нравится! - заявляет Нийя.
Лифт уезжает за остальными.
Ракан все-таки высвободился и теперь держит руки сложенными на груди, не ухватишь. Нийя берет его под руку.
- Прекрати ко мне липнуть, - тихо говорит он.
Нийя отцепляется, старается не показать, что обижена, громко говорит:
- По-моему, здесь очень антуражно!
- Мы с тобой дома поговорим, - обещает Ракан.
Да не больно-то Нийя и испугалась. Она никогда не боялась Ракана, даже если он действительно на нее сердился. Нийя улыбается. Спрашивает десантника:
- А где здесь туалет?
- Прошу за мной, - кивает солдат.
На самом деле в туалет ей не хочется, но хочется чуть-чуть помучить Ракана. В туалете она трет пальцами глаза и обрызгивает лицо водой, как будто немного поплакала и умылась. Пускай Ракан понервничает. Немножечко. А то ишь, возомнил... Солфан, когда она возвращается, смотрит на нее с тревогой. Нийя украдкой показывает знак: все в порядке.
Ракан нависает над ней:
- И в чем дело?
Нависнуть-то у него и не получается - Нийя выросла, теперь она ростом ему не едва по грудь, а по ухо. Попробуй нависни.
- Ни в чем, - говорит Нийя, гордо вздернув подбородок. - Дома поговорим.
Наконец все в сборе. Генерал Абани ведет всех в большой зал с колоннами. Люминесцентные светильники дрожат. На стенах старые плакаты с инструкциями в картинках: алгоритмы действий при стихийных бедствиях, радиационном заражении, химическом, просто при бомбежке. Плавает дым благовоний - всюду натыканы тлеющие палочки, чтобы заглушить затхлый запах бункера. Нийе кажется, что аромат сырой известки и ржавых труб был бы уместнее. На длинном столе (на такой ставят тактические макеты) лучшие менирские закуски, темные бутылки настойки от Хивена Шавэлы.
- В этом помещении мощные фильтры, - говорит Ракан.
Къэтанцы переглядываются, снимают маски. Военный квартет играет печально-торжественную обработку гимна Тьяр-Менир. Ракан поднимается на возвышение вроде кафедры и произносит небольшую речь:
- Наша многострадальная планета приветствует вас. Вы, наверно, уже поняли, что работа предстоит большая. Но мы все надеемся на вас. Если не будет хватать рук, инструментов - обращайтесь к генералу Абани или к его дочери Йлатис, - названные персоны кланяются. - С остальными проблемами - ко мне. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы их решить. Наши специалисты, - Ракан указывает на сбившихся в кучку экологов, - в полном вашем распоряжении. Лий, покажись, - Сигдэн выходит вперед. - Лийман Сигдэн, ведущий эколог. Он может быть вашим проводником по местности, консультантом по всем вопросам, касающимся...
В этот момент начинает трясти. Крупная дрожь, сопровождаемая каким-то запредельным гулом, сотрясает массивные стены и перекрытия. Из щелей между потолочными плитами сыплется песок. Къэтанцы задирают головы.
- Это техногенное землетрясение, - поясняет Ракан, дождавшись, пока стены и перекрытия перестанут вибрировать. - Последнее время часто. Оседает почва от выработанных недр. Но здесь все надежно.
Къэтанцы впечатлены. По лицам видно. Надеялись отделаться одним ионным излучателем? Нате, получите. Не забудьте расписаться в ведомости. Сами же вызвались, насильно никто не гнал. А это пока только разминка. Силовые впереди.
- Это Дэсса, - говорит Ракан, - привыкайте.
Старпом Фариа переглядывается с капитаном. Лаборанты стоят в задумчивости. Солфан обменивается с Нийей только им понятными знаками. Доктор Вирэйн со скорбным лицом не сводит глаз с Ракана. Бортмех Имри Кодор переминается с ноги на ногу, будто ему приспичило. У пилота Нэво Арьиндэ физиономия унылая.
Ракан ищет взглядом Торки, но тот куда-то исчез. Вертлявый тьяр ускользнул, как ящерица-буравчик, в какую-то щель.
- Прошу всех к столу, - приглашает генерал.
Ракан спускается с возвышения. Все рассаживаются по импровизированным лавкам из пластиковых панелей, положенных на ящики из-под боеприпасов.
Рядом с Нийей оказывается Тарра Кру - миловидная молодая менирка с густыми темными волосами, свернутыми валиком и сколотыми шпильками. На плечах - вязаная треугольная накидка из разноцветной акриловой пряжи, с нарочито выпущенными узелками и хвостиками. Вид самый раздолбайский. Нийя улыбается, ей нравится.
- Меня зовут Тарра.
- Нийя. Рада познакомиться.
- А вы давно знакомы с сикки Раканом? - любопытствует Тарра.
- С двенадцати лет, - чистосердечно отвечает Нийя. - Последние четыре года не общались, так уж сложилось. Теперь вот снова встретились. А вы?
- Мы познакомились одиннадцать лет назад.
- Вы знаете его дольше, - признает Нийя.
- Он спас мне жизнь.
- Это на него похоже, - кивает Нийя. - Я не удивлена. Расскажете?
- Мне было четырнадцать, - говорит Тарра, накладывая на пластиковое блюдце фасолевый салат с сухариками. - Несчастная любовь, все дела... Я хотела прыгнуть с недостроя. Он меня остановил. Просто схватил и оттащил от края.
- Я рада за вас.
- Он вам не рассказывал?
- Нет. Он много рассказывал разного, но это - нет. Может, просто постеснялся.
- Не верите?
- Верю.
- Можете сами его спросить.
- Да верю я, верю.
Нийя действительно не знает этой истории, но чувствует, что Тарра не выдумывает. Да и зачем ей выдумывать?
- Почему там, наверху, так воняет гарью? Где-то большой пожар? - спрашивает Нийя.
- Да, кстати, тоже хотел спросить, - поддерживает Нуто. - По моим приборам выходит, что у вас что-то здорово горит.
- Лето было... - Тарра прикусывает губу.
- У нас его прозвали Лютым Летом, - улыбается Лий.
У него улыбка человека, потерявшего надежду, кажется Нийе. Добрая, но совсем не веселая. Экологи притихают.
- Все лето горела степь, - говорит в этой тишине Ракан. - В степи свалки. У нас нет лишней воды, чтобы тушить горящий мусор.
Лица сидящих напротив къэтанцев совершенно опрокинутые. Видно, что кусок им в глотку не лезет.
- В Итэрул до сих пор горят шахты, в которые мусор сваливали десятилетиями, - добавляет Ракан.
У Солфана шумит в голове от одной крошечной рюмочки настойки. Настойка вкусная. Пробуешь - вроде и не крепкая совсем... Первый горестный топоним гвоздем вбивается в его сердце: Итэрул. За четыре месяца экспедиции он соберет этих нестерпимо болящих гвоздей столько, что собьется со счета. Как они все в его сердце уместятся? Так и уместятся. Это и есть любовь. Солфан Асир влюбляется в Дэссу.
- Мы можем посетить это место? - спрашивает капитан Оор.
- Я бы вам не советовал, - моргает голубыми глазами Лий. - Там не только горит, но и проваливается.
- Но люди в опас...
- Там нет людей, - перебивает Ракан.
- Но, господин Эарани... Если это не остановить... Вы же понимаете...
- Ваша жестянка, капитан, не располагает таким оборудованием.
Нандар Оор сжимает кулаки. Разжимает. Этот дэссианин его (и старпома за компанию) уже извел. А они еще работать не начали. Но они прилетели помогать не лично ему, а всем этим людям. Придется его потерпеть, как плохую погоду.
- Вы правы. Мой корабль действительно на это не рассчитан. Что вы предлагаете?
- Оставьте в покое Итэрул и займитесь тем, чем занимается лаборатория экологической экспертизы, - Ракан встает и переносит ногу через скамейку. - Нийя, нам пора. Идем.
Тарра делает Нийе большие глаза. Та неопределенно пожимает плечами.
- Придешь завтра? - ловит ее за руку Солфан, когда она обходит угол стола.
- Не знаю, постараюсь.
- Думаешь, не отпустит? - шепчет Солфан, указывая глазами на Ракана.
- Сбегу, - фыркает Нийя.
- Нийя! - окликает Ракан. - Можешь оставаться, конечно, я не возражаю...
- Нет-нет, я иду!
Они прощаются и выходят. Солдат везет их в лифте на поверхность.
- По-моему, капитан Оор обиделся, - замечает Нийя.
- Его право, - отвечает Ракан. - Мало ли, на что обиделся я.
- А на что вы обиделись?
Ракан не отвечает.
Робот Ирума впускает их на корабль. Они забирают свои рюкзаки, стоящие наготове у трапа. Сумки Торки там нет. Когда это он улизнул? Вроде шел вместе со всеми...
- Вы из-за корабля обиделись? - снова спрашивает Нийя. - Что къэтанцы не такой корабль дали?
Ракан молча шагает вперед.
Они идут через поле к выкрашенному желтой охрой домику КПП. Длинные бледные тени тянутся за ними по растрескавшимся бетонным плитам. В трещинах топорщится срезанная сухая трава. В кроссовку Нийи заскакивает колючий камушек. Она прыгает на одной ноге, стараясь выковырнуть его пальцем. Не получается. Нийя снимает кроссовку, вытряхивает, балансируя на одной ноге, надевает. Догоняет Ракана и повторяет свой вопрос:
- Сикки Ракан, так вы обиделись из-за корабля?
- Подумай сама. А у меня одна мечта: попасть в душевую, в которой я помещаюсь.
У стены КПП в старом колесе от вездехода покачиваются кустики эгиэлы. Листья сухие и скрюченные, но сиреневые с желтыми серединками цветы свежие, живые.
- А что сейчас с институтом? - спрашивает Нийя на трамвайной остановке, разглядывая через забор пустую парковку перед парадным входом.
Здание выглядит необитаемым, только на первом этаже в западном крыле горит одно окно.
- Нет больше института, - отвечает Ракан. - Там теперь контора Туранчокса.
- Он тут вообще все купил, что ли? - возмущается Нийя.
- Тебе Торки Го сказал?
- Нет. Я с ним не разговаривала.
- Малту Питэ - банкрот. Туранчокс купил этот город.
- Ве-есь город?!
- Весь город.
- А Элвабастэ?
- Элвабастэ пока нет.
Старый трамвай «хамала», тяжелый, медлительный, с квадратной лобастой кабиной, двигается с характерным перестуком и лязгом. Нийя обожает трамваи. На Къэтане они совсем другие, это даже не трамваи, а маленькие скоростные поезда. Трамвай должен быть медленным и мелодичным и пахнуть паленой проводкой, иначе это не трамвай.
Здесь ничего не изменилось
Ракан плещется и фыркает в душевой, даже что-то напевает. Нийя обустраивается в спальне, которую он ей уступил, как раньше, когда она проводила у него выходные. Она прислушивается и улыбается.
Ракан выходит из душевой в намотанном на бедра полотенце. Из спальни выглядывает Нийя. Нет, он, конечно, не забыл, что она здесь, он же в своем уме. Но, раздевшись и встав под душ, сообразил, что не захватил сменную одежду. Торопился, не подумал. Когда жил один, это и не требовалось. Дойти нагишом от душевой до спальни - не проблема. Конечно, когда брал на выходные Нийю, такого себе не позволял. Вот она то и дело прошмыгивала в одних трусиках или прикрывшись полотенцем.
Надевать на чистое тело одежду, которой собрал пыль по всему кораблю и в которой вспотел, он побрезговал. Решил обойтись полотенцем. А она стоит и смотрит. Разглядывает. Да тут что в полотенце, что без него.
- Что ты так глазеешь? - смущается Ракан, прикрывая грудь скрещенными руками.
- Вы красивый.
- Бесстыдница, - качает головой Ракан. - Тебя вконец испортили на Къэтане.
- Да ладно вам. Вы же не голый.
Ракан захлопывает изнутри дверь кабинета.
- Я вас не видела! - говорит Нийя. - Спиной стояла! Зажмурилась!
- Бесстыжая, - доносится из-за двери.
Она могла усилием мысли заставить полотенце свалиться. Проделывала эту штуку с Солфаном, не раз и не два. Полотенце разматывалось, он начинал суетиться, краснеть, прикрываться. Нийю забавляло его смущение. С Раканом она, конечно, такого бы делать не стала. Его тогда инфаркт от стыда хватит.
Ракана она ни разу не видела даже с обнаженным торсом. Не то что в одном полотенце. Единственное - летом он ходил в квартире босиком, и Нийя разглядывала украдкой его узкие длинные ступни с почти такими же длинными, как на руках, пальцами. Ее собственные, кстати, весьма похожи, и размер для девочки ее возраста всегда был великоват. Подобрать ей удобную обувь было проблемой. Правда, Ракан знал хорошие магазины.
Саму Нийю Глан воспитал вполне прогрессивно. Все-таки пользовался работами современных педагогов - он же хотел получить человека новой формации. Так что девочку излишняя стыдливость не отличала.
Однажды на Къэтане Солфан уговаривал ее зайти в море. Живого моря Нийя никогда не видела - на Дэссе есть разве что соленые озера, например, Ны Йооз. Но купаться в Ны Йоозе ей бы и в голову не пришло. Кто же купается под оградой АЭС. А еще Нийю испугало столько воды. Но ей хотелось показать Солфану и гостившей у него сокурснице, какая она смелая. Нийя сдернула платье, сняла трусики (не ходить же потом в мокрых) и пошла. У Солфана-то были специальные трусы для купания, а ей переодеть было нечего. Гостью поступок Нийи позабавил, но сразу стало не до смеха, потому что плавать Нийя не умела. Бултыхнулась на глубину, забарахталась, напрочь забыв, что умеет надолго задерживать дыхание, глотнула и стала тонуть. Все обошлось, конечно, Солфан ее вытащил. Завернул в полотенце, принес платье...
В тот же день Нийя поругалась с этой его сокурсницей и сиганула в море со скалы. Одетая. Она была страшно зла в тот момент, раздеваться второй раз было некогда. Солфану снова пришлось нырять. Он, похоже, все понял. Плавать Нийя вскоре научилась. А также узнала, как называлось чувство, заставившее ее прыгнуть. Ревность.
Нийя тоже идет в душ, прихватив сменку, дабы не смущать Ракана. Растянутая майка и трикотажные спортивные штаны. У Асиров она в этом ходила дома, а на «Астоне» это у нее была пижама.
В душевой ей хочется тоже пофыркать и попеть, но она пообещала себе не сердить Ракана, поэтому моется тихо. Когда выходит, дверь в кабинет - в знак примирения - открыта. Ракан, уже одетый, лежит на диване, задрав ноги на подлокотник, и слушает музыку. Кто-то очень душевно играет на звунте.
Нийя идет босиком по колючему синтетическому ковру с узором из стилизованных ящериц.
- Кто это играет? Мне нравится...
Сцепив руки над головой, она покачивается на цыпочках. В широкой пройме майки мелькает маленькая, с похожим на бутон соском грудь. Ракан смущенно отводит глаза. Восхищается про себя: «Какая девочка! Совершенство!» - но это чистый, дистиллированный восторг, без примеси чего бы то ни было. Хотя наверняка каждый второй встречный подумает о них как раз то самое. Впрочем, оправдывается тот, кто виноват. Ему оправдываться не в чем.
Ракан кратко рассказывает про музыканта: это Тааво Ундало, виртуоз, всего шестнадцать лет, второй студийный сборник (повезло с богатыми спонсорами), у парня большое будущее. Сборник называется «Травы Лоантара».
Нийя садится на край дивана.
- Я там пошарила на кухне. Одни сублиматы. А кушать надо. Вы у генерала Абани ничего не съели, я видела. Это не дело. Скоро тень отбрасывать перестанете.
- Значит, размочим сублиматы.
- Через мой труп!
- Я рассчитывал вернуться через двадцать дней.
- Быстро обернулись, - прячет улыбку Нийя.
- Да уж...
- Я сбегаю в супермаркет! - подскакивает Нийя.
- От-ставить! Одна ты туда не побежишь.
- Почему?
- По протоколу. Пойдем вместе.
- Да ладно, я сбегаю! Вы устали...
- Ничего, до магазина дойду. Идем вместе или никто не идет.
- Ладно, - сдается Нийя. - Пойду переоденусь.
Они идут вместе.
У магазина сидит на сплющенной картонной коробке старая нищенка. Вокруг нее вьется стайка тиу-тиу - маленьких, невзрачных грязно-коричневых птичек. Некоторые сидят на ее брезентовой панаме.
- Йой! - вскрикивает Нийя. - Тиу-Тиу! Жива-здорова! Да здесь вообще ничего не изменилось!
- Акации подросли, пока тебя не было, - говорит Ракан.
- Они быстро растут, - пожимает плечами Нийя.
Долго ходят по рядам, нагружая покупками тележку. Несколько человек здороваются с Раканом, еще несколько улепетывают взглядами.
На выходе Нийя говорит:
- Пойду угощу Тиу-Тиу. И ее тиу-тиу.
Несет нищенке пакетик чипсов и бутылочку воды в пол-лё. Нищих в Малту Питэ много, но Тиу-Тиу особенная. Пожалуй, она все-таки блаженная. Или даже святая. Она не попрошайничает, просто сидит, окруженная птичками. Кто хочет, тот подает. Тогда Тиу-Тиу говорит что-нибудь, обычно не очень понятное, вроде пророчества. Так было раньше. Нийя всегда давала ей пакетик чипсов и бутылочку воды.
От Тиу-Тиу не воняет, она пахнет травами и птицами, дымом костра. Где она живет? Никто не знает. Нийя однажды спросила - старуха ответила: «На Дэссе, система Балур. Ты что, глупая, спрашиваешь?»
Нийя надрывает пакет, протягивает нищенке.
- Вот, возьмите. Угостите своих птичек.
Темные глаза в сеточке забитых угольной пылью морщин. Тиу-Тиу работала в шахте? Последние угольные шахты закрылись лет сто назад. Не может же ей быть больше ста лет! Может, она просто живет в шахте, заброшенной?
- Я тебя помню, - говорит нищенка.
Голос у нее хриплый, похож на мужской. Тоже угольная пыль?
- Правда? - вежливо удивляется Нийя.
- У меня нет маразма, - ворчит старуха, кроша чипсы.
Птички с писком дерутся из-за них. Но так, в шутку дерутся.
- Я вас тоже помню. Я по вам скучала.
- Где пропадала?
- О, где только не пропадала! В Поясе Латоны, потом на Къэтане.
- Нагулялась?
- Нагулялась.
- Думаешь, я сумасшедшая? - подмигивает старуха.
- Нет, вы нормальная.
- А отец твой сумасшедший?
Нийя оглядывается на Ракана, который стоит возле парковки для велосипедов.
- Откуда вы знаете, что он мой отец?
- Глупыха! По тебе видно. Ты его копия. Только глазастая больно. В мать?
- Наверно.
- Так он сумасшедший?
- Нет. Он тоже нормальный.
- Правильно, девочка, - кивает Тиу-Тиу. - А вот планетка-то наша с катушек съехала.
- Хотите сказать, Дэсса сошла с ума?
- Мы свели ее с ума, девочка. Парень-то есть у тебя?
- Есть.
- Люби его. Нарожай ему детей кучу.
- Попробую.
- Ладно, беги. Не трать свою молодость на старухину болтовню.
Нийя возвращается к Ракану. Вскидывает на плечо пакет с покупками.
- Что она говорила? - спрашивает Ракан, поднимая остальные два.
- Что наша планета сошла с ума из-за нас.
- Это она всем говорит.
- Вам тоже?
- Да.
- И что вы по этому поводу думаете?
- Что она права.
- И что нам делать?
- Продолжать ее любить. Кормить с ложечки, ставить клизмы, выносить за ней горшок... Что, мне уже пора сидеть рядом с Тиу-Тиу на картонке?
- Нет, - качает головой Нийя. - Вам еще рано.
- Почему же?
- Вы еще не отчаялись. У вас есть силы бороться. Да вы и не отчаетесь никогда.
Они возвращаются домой в грязно-сиреневых сумерках.
Нийя варит лапшу. Режет кусок диккеставрятины. Размешивает водой порошок для подливки. У Асиров она тоже готовила, но там все продукты были другие. Хотя кое-что Нийя полюбила. Например, зерновой хлеб. На Дэссе такого не сыщешь. Этот ужин Нийя готовит с особым удовольствием. И с удовольствием смотрит, как Ракан его ест.
- Буду вас откармливать.
- Это угроза? - приподнимает брови Ракан.
- Нет, предупреждение! - веселится Нийя.
Она достает из холодильника две бутылки пива. Ему и себе.
- Вот как, - кивает Ракан.
- Я уже взрослая, - говорит Нийя, открывая бутылку.
- Я заметил.
- Многое изменилось, и не все к лучшему. Зато теперь между нами не стоит профессор.
- Не надо так говорить.
- Сикки Ракан. Это не значит, что я его не уважаю. Но он заставил нас обоих страдать - непонятно, во имя чего. Уж точно не во имя Дэссы! Ей-то лучше не стало ни от ваших страданий, ни от моих! - Нийя со стуком ставит бутылку на стол.
- Один глоток отпила, а уже буянишь, - улыбается Ракан.
- И-и-йах! - вскидывает кулак Нийя.
- Что «ийах»?
- Улыбаетесь. Вот! Еще раз!
- Подсчитываешь, что ли? Будешь каждый раз кричать «ийах»?
- Нет, не буду, - смеется Нийя.
Ракан спит на диване с кабинете. Диван ему коротковат, но столь мелкие неудобства его совсем не беспокоят.
Нийя - ранняя пташка. Встает на заре - если этот желтовато-серый сумрак уместно называть зарей. Всегда такой была. Научилась просыпаться заранее, до противного пиканья будильника. Будильники потом ненавидела всю жизнь, никогда ими не пользовалась.
Раньше, проснувшись, она всегда бежала по-быстрому в туалет и умываться, ставила вариться руваын, а потом приступала к тактической операции под кодовым названием «Разбуди сикки Ракана». Так как это были выходные, он подолгу притворялся спящим, прислушиваясь к Нийиной утренней деятельности: повозилась, встала, вышла, послушала под дверью, ушла, слила бачок, поплескалась над умывальником, прошла в кухню, звякнула, клацнула... А вот теперь идет к нему. Готовьтесь, сикки Ракан, мало вам не покажется. Он позволял ей испробовать все методы возвращения его в реальность: от поцелуев в висок и рассказывания жарким шепотом в самое ухо своих снов до заползания под одеяло. Вот это уже было слишком. Приходилось ее выгонять и вставать.
Нийя, конечно, еще глупенькая была. Слово «неприлично» ничего для нее не значило, чувства меры она не знала даже близко, но за это Ракан на нее не сердился. За многое другое, но не за это. Он сам испытывал к девочке нежность, которая в нем не умещалась.
Теперь-то Нийя своей нежностью управляет. Но в игру «Разбуди сикки Ракана» продолжает играть. Утром пришла, как прежде. Присела рядом, нежно коснулась пальчиками его щеки и прошептала в ухо, хихикая:
- Сикки Ракан, вы же не спите, вы притворяетесь!
Оценка масштабов бедствия
Наутро капитан Оор, доктор Вирэйн, Солфан, Нуто и Лий Сигдэн на летающем вездеходе отправляются в Итэрул. Машина проходит над строениями Сагнийеры. Лий рассказывает, как закрыли АЭС. Облачная Фабрика выжала из реактора все соки, он был признан изношенным до критического состояния, остановлен и законсервирован.
Внизу видна свалка. В мусоре роется сибечка с тремя подросшими сибечатами.
- Ого! - восклицает Нуто. - Ничего себе крысы!
Солфан хватает фотоаппарат.
- Это мутанты, - небрежно говорит Лий.
Разыграть инопланетян соблазн велик. Эколог, увлекшись, заливает, что сибеки бросаются на людей и воруют детей. Это чистой воды выдумка. Сибеки людей боятся. Кроме самок, защищающих детенышей. Да, разъяренная сибечка способна на многое, может и вцепиться. А зубищи у них ого-го. Когда о розыгрыше узнает Ракан (сам Лий ему и расскажет), он даже посмеется. Вот уж редкий случай: чтобы этот человек смеялся.
Над станцией водоочистки с каскадом бетонных отстойников машина набирает высоту, и къэтанцы видят впереди сизое облако.
- Вон Итэрул, - говорит Лий. - Капитан, держите повыше.
Вездеход пролетает над вздыбившимся буграми шоссе. Из трещин в асфальте идет дым. В одном широком разломе, кажется, мелькает пламя. Разломы и провалы пересекают город вдоль и поперек. Некоторые здания сгорели, другие обрушились, третьи буквально разорваны. Къэтанцы молчат - они никогда не видели ничего подобного.
- Когда отсюда ушли люди? - спрашивает капитан Оор.
- Этим летом. Всех эвакуировали, когда поняли, что не справляются, - говорит Лий. - Прямо под городом пустая шахта. Ее использовали как свалку. Слили какое-то масло с фабрики. Была засуха, все загорелось.
Из большого провала торчит кверху задом закопченный автобус. Заднее окно разбито, из него свисает какое-то обгорелое тряпье. Доктору Вирэйн мерещится человеческая рука, но лучше не всматриваться. Хорошо, что видимость так себе - всюду дым, да и машина идет высоко.
- Этот автобус шел последним, - буднично рассказывает Лий. - Несколько человек из хвоста смогли выбраться, остальные погибли. Из-под асфальта бил столб пламени. Даже вертолет не мог подлететь.
Къэтанцы тягостно молчат. Солфан отворачивается от доктора Вирэйн, чтобы она не видела слез, которые он не в силах удержать.
Вездеход минует границу города и плывет над степью.
- Вон озеро, - указывает Лий. - Его до дна выкачали, а потушить все равно не хватило.
Озера никакого и нет - пустая вмятина с растрескавшейся коркой на дне.
- Как можно выкачать озеро? - недоумевает Нуто. - Его же что-то питает?
- Теперь уже ничто не питает, - пожимает плечами Лий. - Водоносный горизонт иссяк. Можем приземлиться и проверить.
- Да что же у вас тут творится?! - восклицает Нуто.
- Творится у нас именно то, что вы видите, молодой человек, - вздыхает Лий. - Ваши глаза вам не лгут.
Тем временем Торки Го стоит перед столом Туранчокса и докладывает:
- Насчет проекта «». Первая, с которой все началось, жива. Это, оказывается, та самая девчонка, про которую мы думали, что она внучатая племянница профессора.
- Которая все время около Ракана вертелась? - уточняет карлик. - Это не мы думали, что она внучатая племянница. Это Глан всем говорил.
- Ну да. А теперь она сама призналась, кто она такая.
- Может, она выдумывает? Что, любой болтушке верить?
- Обижаете, сикки Туранчокс! Сикки Ракан подтвердил.
- Понятно, - кивает карлик. - Увидела его по телевизору и прибежала. Значит, Глан прятал ее на Къэтане. А где остальные?
Торки пожимает плечами.
- Не могу знать, сикки Туранчокс. Она об этом ничего не сказала. А сикки Ракан ничего не знает. Он думал, что ее в живых нет. Когда она к нему подошла, он чуть в обморок не упал. Непохоже, что притворялся.
- Да, у Ракана ноль актерского таланта, - соглашается Туранчокс. В раздумье постукивает коротенькими пальцами по столу. - Выходит, старик никому не доверял, даже единственному другу...
- Осмелюсь предположить, у него ничего не вышло. Они все погибли. Она единственная жизнеспособная особь. К тому же она хитрая, - Торки улыбается.
- Возможно... Возможно... Ракан, конечно, привез ее с собой?
- Разумеется. Она всю дорогу с ним нянчилась, как с дитем малым, не отходила от него просто. Только что сопли не утирала.
- Какая любовь, - кривится карлик. - Где она сейчас? Живет у него?
- Само собой.
- Присматривай за ней. Аккуратно! - Туранчокс грозит пальцем. - Не спугни. А то я тебя знаю...
- А с къэтанцами что делать?
- Что у них? Одна лаборатория? Ничего они не смогут.
- Но они могут направить отчет на Къэтан, и оттуда пришлют другие корабли. Посерьезнее.
- Это должно правительство разрешить. Генерала Туртыду я возьму на себя. Ты в это не суйся, понял? Твоя задача будет другая. Недовольство инопланетянами. Оно должно исходить от простого народа.
- Задача ясна, - усмехается Торки.
- И присматривай одним глазком за девчонкой... Как ее зовут?
- Нийя.
- Нийя... Так и запишем... Фотки-то есть?
- Вот, - Торки выколупывает ногтем из наручных часов карточку памяти. - Эта егоза все время вертится, как уж получилось... Я сразу скажу: она копия сикки Ракана. Похожа больше, чем Ракела!
- Ха! - улыбается Туранчокс. - Так вот кто наш анонимный донор! Мило, очень мило! - он вставляет карточку в считыватель, просматривает снимки. - Ты прав, наблюдательный мой, - на лице карлика написано злорадное торжество. - Железный Ракан, ха... Железо ржавеет...
Пока Туранчокс рассматривает снимки Нийи, сделанные потайной камерой в часах Торки, Нийя с Раканом приходят к «Астону» и узнают, что часть команды с Лием Сигдэном в качестве проводника полетела в Итэрул.
- Они только зря потратят время, - говорит Ракан.
- Не волнуйтесь, мы справимся и без них, - обнадеживает старпом.
Агундо Фариа больше не боится дэссианина. Он понял, что это за человек, и проникся к нему уважением. Ничего, даже если еще покричит, Фариа потерпит, Фариа не станет спорить. Здесь действительно все плохо. И если дэссианин психует, его можно понять. Поводы психовать есть.
Оставшиеся рассаживаются по вездеходам и едут, как выражаются экологи, в поля. Едет с ними и Ракан, у которого еще не закончился отпуск. Фариа показывает, как брать пробы воды. Ракан увлеченно шлепает в резиновых ботфортах по захимиченному болотцу. Не то чтобы ему это нравится, но что-то в этом есть. Нийя старается не смотреть в его сторону, потому что ее неудержимо пробивает на хи-хи.
Возвращается машина из Итэрул. Все делятся впечатлениями.
Ракан заходит отлить за стену разрушенной постройки. Только успевает все доделать, как туда же сквозь кусты продирается Солфан.
- О, сикки Ракан, вы тут! Я вам составлю компанию?
- Я уже закончил.
Ракан благодарен хотя бы за то, что Солфан не застал его, так сказать, в процессе. Бесцеремонный, бесстыжий народ эти къэтанцы. У них в общественных туалетах писсуары даже не разгорожены, не говоря уже о дверках. В женских-то туалетах отдельные закрывающиеся кабинки - он специально спрашивал. Но мужские - кошмар какой-то. Там, конечно, кабинки тоже есть, но мало. Собственно, Ракан ими и пользовался, так и не научился мочиться прилюдно. Тем более подлезать к къэтанскому писсуару ему было с его ростом неловко, даже как-то унизительно.
Занятый размышлениями о туалетах и культурных различиях, он выбрался из кустов на открытое место и заметил в сотне шагов человека в камуфляже, который, высунувшись из-за ржавого корпуса старой машины, фотографировал къэтанцев.
- Йей! - окликнул Ракан.
Парень сунул фотоаппарат за пазуху и торопливо зашагал прочь. Гоняться за ним по свалке было бесполезно. Ракан на всякий случай сказал капитану Оору:
- За вами кто-то следит.
Оор головой повертел, никого не увидел.
- Кто, как вы думаете?
- Либо журналист, либо человек Туранчокса. Скорее второе. По вашей работе уже готовят отчет.
- А кто такой этот Туранчокс? - интересуется капитан. - Кого ни спроси, все закатывают глаза или начинают плеваться. Одно я понял: его здесь не любят.
- Туранчокс Аблаи - местный олигарх, - не вдаваясь в подробности, поясняет Ракан. - Корпорация «Свежий воздух». Она же Облачная Фабрика, Айво Атон по-менирски.
- Да, Айво Атон! Слышал такое название от ваших экологов. Я правильно понимаю, он сильно недоволен нашим вмешательством?
- Айво Атон кормится несчастьями Дэссы. Чем хуже, тем больше он процветает.
- А что они производят? Не облака же...
- Много чего, в основном фильтры тонкой очистки. Системы кондиционирования. Опреснители. Всякую мелочевку: респираторы, противогазы...
- А когда воздух и вода станут чище, на эту продукцию упадет спрос, - кивает къэтанец.
- Если до этого дойдет. Туранчокс Аблаи пойдет на все, чтобы нам помешать.
- Похоже, серьезный противник, - задумчиво почесывает подбородок капитан Оор. - Спасибо, что предупредили. Предупрежден - значит вооружен.
- Кстати, у вас есть оружие? - спрашивает Ракан.
- Есть. Оно, по-вашему, может пригодиться?
- Я бы на вашем месте держал его там, откуда можно быстро достать.
- Понятно, - кивает капитан. - А к чему конкретно, как вы думаете, нам стоит быть готовыми?
- К чему угодно. Утечка ядовитых отходов. Отрава в водозаборниках. Поджог. У Туранчокса богатая и извращенная фантазия. Его люди будут настраивать против вас местных. Не поддавайтесь на провокации.
Капитан Оор грустно качает головой.
- Всегда находятся такие люди...
- Людям это присуще.
- А вы не лучшего мнения о человечестве, господин Эарани, - усмехается капитан.
- Человечество не лучше и не хуже, чем оно есть. А свое мнение я никому не диктую.
Капитан выставляет раскрытые ладони.
- Перемирие, господин Эарани!
- Я с вами не ссорюсь.
- Я понял вас, - кивает капитан. - Теперь имею представление, чего вам стоило обратиться за помощью.
- Это еще может стоить мне жизни.
- Вы бесстрашный человек.
- Нет. Просто за Дэссу я боюсь больше, чем за себя. Наша планета проживет без нас - думаю, ей станет даже лучше. Но мы без нее не проживем. Никак. Мы ее теряем. Вот прямо сейчас, пока мы тут стоим и разговариваем.
- Мы с вами недопонимали друг друга... Если я вас чем-то обидел, извините.
- Проехали. Сам не подарок.
Оглянувшись, Ракан видит стоящего в сторонке Солфана.
- Я думаю, этого Туранчокса, - юноша сжимает кулаки, - судить надо!
- Он не нарушает закон, - пожимает плечами Ракан.
- Не нарушает? Я правильно понял, что он обобрал всю планету до последней пуговицы?
- Пока только до предпоследней.
Солфан озадаченно провожает взглядом уходящего Ракана. Это что сейчас было? Шутка? Как у Лия про мутантов? Солфан-то уж понял, что на свалке были не гигантские крысы, а совсем другие животные.
Он спрашивает Нийю, та лишь пожимает плечами.
- Айи! Это сикки Ракан, он по жизни такой. С ним общаться - как в руднике радио ловить.
- Хах... Как ты тонко подметила!
В группе местных, окруживших Лия Сигдэна и Ракана, слышен смех.
- О чем они говорят? - любопытствует Солфан.
- Не обидишься?
- Нас обсуждают?
- Не совсем. Лий хвастается, как разыграл вас с мутантами.
- Это было нечто среднее между средней собакой и крысой, - описывает Солфан, показывая габариты руками. - Окраса рыжего с серым. Симпатичная морда, лоб такой выпуклый, как у умной дворняжки; хвост длинный, голый, как у крысы. И лапы - как руки. Совсем как человеческие, аж не по себе стало... Один взрослый и трое помельче. Наверно, мать с детенышами. Я сфоткал, но плохо получилось...
- Сибеки. Самые обычные сибеки.
- А такого можно поймать?
- Зачем тебе?
- Приручить.
- Они не приручаются.
- Жалко.
- Ничего не жалко. Им и в степи хорошо.
Дочери королевы Эйтьянен
Поздний обед в кают-компании «Астона» близится к концу, когда Лий Сигдэн, заговорщически улыбаясь, достает из рюкзака четыре бутылки «Шавэлы». Его щедрый жест приветствует всеобщее «О-о-о-о!» Нуто и Солфан открывают коробку с пластиковыми стаканами. Откуда-то появляются менирские закуски: вяленая индитаврятина, вездесущие чипсы сортов десяти.
И вот уже одна из активисток, Софэ Лойтани, тоненькая сероглазая девушка в короне из толстой каштановой косы, поет под аккомпанемент къэтанской гитары в руках старпома и бутыли из-под воды, на которой ее брат Бэга мастерски отбивает ритм. Поет Софэ по-менирски, но перевод къэтанцам не нужен. Песня - она и есть песня, ее понимают душой.
- Сикки Ракан, - говорит Софэ после небольшой передышки, - давайте с вами «Дочерей» забацаем.
Местные дружно смеются, къэтанцы недоуменно переглядываются.
- «Дочери королевы Эйтьянен» - это песня, - поясняет Софэ. - Народная песня. Это как бы разговор. Ее надо петь вдвоем.
Доктор Вирэйн заинтересованно смотрит на Ракана. Похоже, ей предстоит узнать этого непонятного человека с новой стороны. Ракан, слегка расслабленный настойкой, подыгрывает певице:
- Хорошо. Сделаю тебе «Дочерей», раз так хочешь.
По кают-компании снова прокатывается смех. Подождав, пока все затихнут, Ракан прикрывает глаза, чтобы сосредоточиться, и негромко начинает:
- Ай, королева Эйтьянен,
отчего твои дочери молчат?
У него приятный голос. И музыкальный слух, насколько доктор Вирэйн в этом разбирается. А она любит музыку и сама неплохо пела в молодости.
Софэ делает старпому знак: гитару не надо. Чистым, плывущим голосом отвечает:
- Оттого мои дочери молчат,
что сердца их наполнены печалью.
- Ай, королева Эйтьянен,
а о чем дочерей твоих печаль?
- А о том дочерей моих печаль,
что леса их зеленые увяли.
В полной тишине, без сопровождения, они ведут по-менирски спокойный, для чужого уха монотонный, но исполненный неизбывной внутренней боли диалог.
- Ай, королева Эйтьянен,
отчего увяли их леса? - напряженно сцепив пальцы и глядя поверх голов слушателей, спрашивает Ракан.
- Оттого увяли их леса,
что река их глубокая иссякла.
- Ай, королева Эйтьянен,
отчего иссякла их река?
- Оттого иссякла их река,
что земля прогневана нами.
- Ай, королева Эйтьянен,
а на что разгневалась замля?
- А на то разгневалась земля,
что пинали мы ее ногами.
- Ай, королева Эйтьянен,
отчего твои дочери бледны?
- Оттого мои дочери бледны,
что тела их наполнены ядом.
- Ай, королева Эйтьянен, - тихо вскрикивает Ракан, -
отчего твои дочери молчат?
Этот вопрос остается без ответа. Какой уж ответ...
- О чем эта песня? - спрашивает доктор Вирэйн.
- О королеве Эйтьянен и ее дочерях, - говорит Софэ.
- Простите, а королева Эйтьянен - это фольклорный персонаж или реальная историческая фигура?
- И то, и другое, - отвечает Ракан. - В этой песне она скорее олицетворяет Дэссу.
- А дочери?
- Дочери - наш народ.
- Я не знаю вашего языка, но у меня создалось впечатление, что с ними случилось что-то очень печальное.
- Они умерли.
- Но ваш народ не сдается! - горячо возражает доктор Вирэйн. - Ваш народ борется за свою жизнь, за свой мир...
Ракан смотрит на нее усталым, неподвижным взглядом. Она смущается и замолкает.
- Это просто песня, - говорит он тогда.
Для него эта песня несет дополнительную смысловую нагрузку, свой ряд ассоциаций. Но это все только его, и делиться он ни с кем не намерен. Даже с этой къэтанкой, которая с самой первой встречи на борту «Астона» не сводит с него глаз, стоит ему появиться в поле ее зрения. Хотя она ему нравится, и вполне возможно... Но не сейчас. Ракан отпивает глоточек настойки и больше не смотрит на доктора, давая понять, что тема исчерпана и закрыта.
«Дочери королевы Эйтьянен» - так назвал Глан свой проект. Он был свято уверен, что именно женщины способны возродить гибнущий мир. Возможно, и не без оснований. Жещина все-таки рождает жизнь, а мужчины придумали войны.
Никто не знает, были ли дочери у реальной владычицы Менир, а если были, то сколько. Это и неважно. Ракан тоже не помнит, сколько их было, этих баков - искусственных маток. Десантники генерала Абани их грузили.
Все остальные не были дочерьми Ракана. Они были клонами Нийи. Как своих дочерей он их не воспринимал. Ему даже думать было тошно о них. Нийя только одна, единственная и неповторимая, какие еще клоны...
Он хотел сказать старику: «Оставь Нийю со мной. Уж я-то смогу о ней позаботиться. У тебя есть эти, новые, делай армию из них. Я дал тебе станцию - лети, куда хочешь. Но за это отдай мне мою дочь». Имел полное право. Глан бы, скорее всего, не уступил. Но Ракан ведь и не попытался, не завел этого разговора.
Ему часто снилась та дождливая ночь, мокрый полигон и готовая к старту «Гайя». Уткнувшаяся в него Нийя, которую он прикрывает полами плаща. А потом Глан сказал: «Нийя, нам пора», - и она послушалась, пошла. Поднялась по трапу, не оглядываясь. Чтобы не разреветься. Профессор все вдалбливал ей, что она должна быть сильной, на ней и ее сестрах (какие же это сестры? Это скорее дочери!) лежит великая миссия.
Кого вините, сикки Ракан? Правильно, себя.
«Гайю» можно было запеленговать только через военный спутник. Никаких разговоров, никакого изображения на экране. Мертвая чернота и размеренное пиканье. Значит, станция все еще дрейфует в Поясе Латоны. Живы ли, здоровы ли те, кто на борту? Лучше было об этом не думать. А потом связь прервалась и больше не возобновлялась.
Вот ведь удивительная штука вышла: Глан отнял у него Нийю, а космос - вернул.
Снова долгий закат с плоским розовым солнцем на желтовато-сером небе. Те же слабые тени. Дует ветер из степи, и стоит желтоватый полумрак, непонятно, рассвет или сумерки. Ночью свет города отражается от смога, а люди и машины отбрасывают на него странные тени. Днем смог не пропускает солнца. Оно видно бледным пятном, которое и не светит толком, не то что не греет.
- Сикки Ракан, - спрашивает Нийя в трамвае по дороге домой, - вы на меня не сердитесь?
- За что?
- Ну, за все... За вчерашнее.
- Вовсе я не сержусь. С чего ты взяла? Я чем-то давал понять, что сержусь?
- А тогда расскажите про Тарру! Как вы с ней познакомились?
Ракан вздыхает и начинает рассказывать.
Тарра
После той зимы ни разу не шел снег. Да и тот снег был чисто символическим: долетал до земли и таял, превращаясь в грязь. Но он был красивым. Медленные крупные хлопья, густо падающие с розовато-серого неба. Завораживающе медленные. Отпустив шофера, он пошел домой пешком.
Ему предстояло пройти всю улицу Кермигил, до первого дома, оттуда свернуть в переулок (тот самый, со сквером), из переулка - на безымянный проезд вдоль набережной Хиньво и идти до моста, по мосту перейти во Вриндо, там немного дворами, и вот его дом. Минут сорок - сорок пять в его нормальном темпе.
Восьмиэтажный недострой стоит на повороте в самом конце переулка. Это офисное здание начали строить, когда Ракан был еще подростком. То ли гидрогеологи ошиблись, то ли водоносный пласт под тяжестью соседних строений съехал, но подвал новостройки затопили грунтовые воды, и она начала оседать в землю. Разбирать ее было дорого, взрывать - опасно. Потом застройщик разорился. Так и бросили. Год за годом здание медленно разрушалось само. Ракан в свое время излазил эту постройку вдоль, поперек и наискось, снизу вверх и обратно.
Ракан идет, хлопья падают. Он ловит их на ладони. Если смотреть вверх, голова кружится. В детстве он всегда смотрел на падающий снег и воображал, что летает. На повороте, у покосившейся сетчатой ограды недостроя, он останавливается и запрокидывает голову так, что капюшон плаща сваливается на спину.
В проеме верхнего этажа стоит девочка. В узорчатой куртке и вязаной шапочке, все в сиреневых, под цвет неба, тонах. Тонкие ножки в эластичных штанишках. Она стоит на самом краю и тоже смотрит на падающие хлопья. Но только смотрит - вниз. У Ракана проваливается сердце. Самоубийца? С этого недостроя уже прыгали подростки...
Ракан, оглядевшись, ныряет в прореху ограды. Выдергивает зацепившийся плащ. Прямиком, по грязи, идет к зданию. Там есть удобный залаз: пролом в стене, сразу на лестницу. Он взбегает через ступеньку. Только бы не прыгнула, только бы успеть... Здоровьем его природа не обделила, он даже не сильно запыхался. Немного отдышавшись, Ракан идет по коридору.
Стоит, дуреха. Худенькая фигурка в грязно-розовом прямоугольнике проема, как картина.
Студентом он был неплохим игроком в шая-шая. Подсечка с опрокидыванием на себя - подходящий прием. Главное, зайти грамотно... Под ботинком хряпает битое стекло. Девочка дергается, но Ракан уже в броске. Обхватив ее, опрокидывается назад, группируется, перекатывается, путаясь в плаще. Откатывается подальше от края. Секунду, две, три он лежит, прижимая ее к себе. Потом видит ее бледное личико. Перепуганные темные глаза.
- Вы ваще кто?!
- Прохожий.
Ракан приподнимается, не выпуская ее, и садится. Она не вырывается. Она пока в шоке.
- Как тебя зовут?
- Тарра... А вас?
- Меня - Ракан.
- Пустите...
- Нет. Пока рано.
Тарра вдруг начинает рыдать, вцепившись в него. И рыдает довольно долго, пока не выдыхается. Теперь только всхлипывает, уткнувшись ему в плечо.
- Тарра... Ты можешь встать? На бетоне сидеть вредно.
- Только не говорите, что мне еще рожать, - хлюпает носом Тарра.
- Дело не в этом. Просто можно простудиться. Тарра. Если я тебя сейчас отпущу, ты не будешь делать глупости?
- Не буду.
Ракан отпускает ее и встает. Подает девочке руку, помогает подняться. Тарра смущенно глядит мимо его глаз.
- Наверно, я должна сказать спасибо...
- Не обязательно. Мне показалось, ты хотела прыгнуть. Скажи, что я ошибся.
- Нет, не ошиблись, - шмыгает носом Тарра.
- Расскажешь?
- А вам зачем? - ощетинивается девочка.
- Хорошо. Не хочешь - не рассказывай. Настаивать не буду.
- Это личное!
- Я понял. Давай сейчас спустимся, и ты пойдешь домой. Хорошо?
- Ладно...
Они идут вниз по осыпающимся лестницам.
- Я не знаю, как сказать родителям, - шепчет Тарра у самого выхода.
- Что сказать? Где ты была? Хочешь, я поеду с тобой, скажу, что ты заблудилась...
- Заблудилась... - Тарра горестно качает головой. - Ладно, я вас все равно не знаю и больше, наверно, не увижу... Я, кажется, беременна... И ужасно боюсь, - она снова принимается плакать.
- Сколько тебе лет?
- Четы-ырнадцать! - девочка ревет в голос.
- Тарра, - твердо говорит Ракан, беря ее за плечи. - Послушай меня. Такое иногда случается. У тебя просто еще мало опыта. Но, поверь, эта проблема решаема. И совсем не таким радикальным методом.
- Да-а-а, вам легко говорить!..
- Ты права. Я не девочка, которой четырнадцать. Но я вырастил дочь. Правда, мы с ней плохо ладили, но я никогда не осудил бы и не оттолкнул бы ее, если бы она доверила мне такие вещи.
- Вы не знаете моих родителей! - качает головой Тарра.
- Все родители любят своих детей. Любят, как умеют. Просто иногда детям кажется, что родители их не любят.
- Иногда да...
- У тебя есть мать?
- Конечно...
- Тебе надо пойти сейчас домой и поговорить с ней.
- Я боюсь...
- Это нормально. Но ты должна доверять своей матери. Это ведь мать. И даже если она будет ругаться, ты не должна забывать, что она тебя любит.
Тарра улыбается сквозь слезы.
- Вы чудной такой...
- Ты права. Я чудной.
- Вы мне нравитесь. Я бы в вас даже влюбилась, если б вы были помоложе.
- Еще не хватало... Где ты живешь?
- В Альдэмае.
- Тебя проводить?
- Не надо. Я сама доеду, на автобусе.
Ракан провожает девочку на автобус и долго корит себя, что не поехал с ней. Неважно, что подумают о нем ее родители. Но он был бы уверен, что она в порядке...
Тарра позвонила ему на работу через несколько недель. Недель. Он уже и не думал о ней.
Вармэ Тфогэн, секретарь, несколько озадачена.
- Сикки Ракан, вас спрашивает какая-то девочка, Тарра Кру. Просила сказать вам про какой-то недострой. Ничего не понимаю...
- И не надо. Соединяй.
- Здравствуйте, - ее смущенный голосок в трубке. - Это я, Тарра. Узнали?
- Конечно. Здравствуй, Тарра.
- Я нашла ваш телефон в справочнике. У вас редкое имя...
- Как твои дела?
- Все в порядке. Оказалось, ничего... Ну, вы поняли.
- Ну вот, а ты подняла панику!
- Я хочу сказать спасибо.
- Не за что.
- Если бы не вы... - Тарра всхлипывает. - Меня бы уже не было...
- Значит, у Мироздания свои планы относительно тебя.
- А относительно вас?
- Не знаю.
- Я вам не очень помешала?
- Совсем не помешала. Я рад тебя слышать.
- Я тоже. Вы... хороший человек, сикки Ракан. Спасибо вам. До свидания.
Он встретит ее на пикете у сквера. После того, как бульдозер уедет и Лий Сигдэн подаст ему руку, к ним подойдет темноглазая девушка в синем комбинезоне.
- Сикки Ракан, узнаете меня?
- Тарра.
Сны
Ночью Ракану снова снится тот сон. Коричневая, как перегоревшее итуновое масло, темнота, ледяной дождь, противно маслянистый на ощупь, прильнувшая под плащом дрожащая Нийя.
Да надо просто увести ее отсюда! Прямо сейчас, в этот самый момент, пока Глан прощается с генералом Абани. Не выяснять никаких отношений. Все, по-моему, и так ясно: я тебе «Гайю», ты мне Нийю. Лучше потерять тебя, чем ее. Потому что, потеряв ее, я потеряю себя.
В реальности Ракан не смог вырвать из себя эту связь, даже ради Нийи, зато решился во сне. Но тогда начало происходить что-то страшное. В мире снов так бывает: происходит страшное, но, проснувшись, не можешь понять, отчего было так страшно.
Кто-то встряхивает за плечо. Нийя зовет. Где она?
- Нийя?
- Я здесь, - голосок серьезный такой.
Ракан наконец просыпается, выдирается из сна. Он у себя дома. На диване в кабинете. Нийя стоит на коленях у изголовья. Фух, какой же ему приснился кошмар! Он кладет руку на лоб - весь в испарине, даже челка мокрая.
- Нийя, что случилось?
- Вас хочу спросить. Вы так стонали во сне... У вас болит что-нибудь?
- Ничего. Просто сон плохой приснился.
- Страшный?
- Скажем так, неприятный.
- Да уж, когда приятно, так не стонут.
- Нийя!
- Что? Вы меня до смерти напугали! Вам принести попить или еще чего-нибудь?
- Да попить-то я сам схожу.
- Ладно уж, лежите. Я сейчас.
Нийя уходит, возвращается со стаканом воды. Ракан приподнимается и, обхватив стакан поверх ее руки, пьет. Действительно внутри все пересохло от пережитого ужаса.
- Спасибо.
- Не за что. Буду за вами присматривать.
- Не надо за мной присматривать. Родишь когда-нибудь сына - будешь присматривать за ним. Не я твой ребенок, а наоборот все-таки.
- Разбудила на свою голову, - улыбается Нийя. - Теперь нотации на рассвете.
- А который час?
По освещению понять невозможно, а часы ему не видно - Нийя их сдвинула, когда ставила на полку къэтанскую раковину. Где появляется Нийя, там сразу беспорядок...
- Рано еще. Спите дальше. Вам же на работу не надо?
- Не надо.
- Тогда отсыпайтесь. Только с монстрами не сражайтесь больше. Предоставьте их мне.
- Это были не монстры.
- А кто?
- Не поверишь, мне снился Глан.
- И он был монстром?
- Он превратился во что-то... Не помню.
- И не надо. Это просто сон, - Нийя, наклонившись, целует его в висок. - Спите.
Ракан закрывает глаза.
Нийя на цыпочках выходит. Ложится в постель и размышляет о поцелуях. Вот поцеловать Ракана ей легко и просто: ухватила - чмок! А Солфана почему-то боязно...
Солфан ворочается на корабельной койке. Ему снится Нийя. И она довольно смелая: осваивает къэтанский поцелуй рот в рот.
Когда-нибудь попробуют и наяву. Им некуда торопиться.
Нийя была шокирована, увидев в кино, как влюбленные целуются рот в рот. Прямо так присосаться губами, да еще и засунуть языки друг другу в рот... У Нийи случился настоящий культурный шок. Хотя в то же время это зрелище привлекало и возбуждало, чего уж греха таить.
Сыщись среди знакомых профессора Асира толковый антрополог - сразу вычислил бы дэссианку, если точнее - менирку. Мениры никогда не целуются в губы, в отличие от тьяров. Даже не касаются кончиком языка при поцелуе, как штвалины и гэди.
Солфан, попытавшись поцеловать Нийю и столкнувшись с ее паническим сопротивлением, был слегка озадачен. Она же ясно дала понять, что он ей нравится... В чем же дело? Но Солфан не обиделся. Он хотел ее понять. Нийя ничего не помнила о своей прошлой жизни, но ее поведение много могло рассказать наблюдательному человеку. А Солфан Асир был наблюдательным. Два года он кропотливо изучал тонкий, мерцающий язык ее жестов и прикосновений. Это был целый мир, и юноша был очарован: настоящая инопланетянка.
Он мечтал когда-нибудь попасть в ее родной мир, оказаться среди таких же чутких и сдержанных людей. Вот и попал, вот и оказался.
Как ворона познакомила Ракана и Глана
Профессор Энгу стоит в стеклянном «фонаре» парадного входа НИИ Биотех и уже полчаса наблюдает, как на опустевшей к вечеру парковке высокий темноволосый подросток-менир ловит подстреленную бурую ворону.
Грудь птицы пробита навылет стрелой, но сил у нее еще много. Как только мальчик приближается, держа наготове расправленную куртку, птица, колотя крыльями по бетону и ломая перья, делает отчаянный рывок, пролетает несколько шагов и снова падает, беспомощно распластавшись в пыли. Мальчик делает новый заход. Он так сосредоточен, что ничего вокруг не замечает.
Профессор не видел, как он подстрелил птицу, застал его уже за ловлей подранка. Самодельный арбалет и пучок стрел, перетянутый резинкой, лежат на ступенях крыльца вместе с потрепанной школьной брезентовой сумкой.
Птица выбивается из сил. Мальчику наконец удается накрыть ее курткой. Он опускается на колени и бережно заворачивает ворону. Та жалобно кричит, потом замолкает. Мальчик берет сверток на руки, склоняется к птице, что-то ей говорит. Затем обхватывает ладонью ее голову и резким движением ломает ей шею. Дождавшись, пока прекратит биться, аккуратно кладет сверток с мертвой птицей на бетон и сидит, опустив голову, положив руки на колени. В полной неподвижности. Минуту, а может, и две.
Профессор выходит, спускается по ступеням и приближается к подростку.
- Это был правильный поступок, - тихо говорит он. - Ты избавил ее от мучений. Взял на себя ответственность. Но зачем ты вообще в нее стрелял?
Мальчик, не поднимая головы, отвечает:
- Хотел знать, можно ли этим убить.
- Ты охотник?
- Скорее испытатель.
- Арбалет сам смастерил?
- Сам, - говорит подросток, вставая на ноги. Он высокий, и видно, что еще вырастет. - Прицел придется доработать.
- И делать поправку на ветер, - советует Глан.
- Само собой, - кивает мальчик.
У него серьезные, очень взрослые глаза. Правый серый, левый - дымчато-зеленый, как разные колонии уссы. Профессор уважает плесень за ее волю к жизни и за многие другие уникальные свойства, поэтому для него это сравнение красиво.
- А вы тоже стреляли в ворон? - спрашивает мальчик, по-взрослому улыбнувшись уголком рта.
- В твоем возрасте или чуть раньше, - припоминает профессор.
- И как поправка на ветер? Получалась?
Глан разводит руками.
- Честно говоря, не очень. Бросил я это дело.
Мальчик улыбается. Но глаза остаются серьезными. Левую бровь разделяет пополам тонкий розовый шрам. Испытатель... Чуть без глаза не остался. Любопытно, что он испытывал в тот раз? Но пока Глан не спрашивает об этом.
- Как тебя зовут?
- Ракан.
- А для друзей?
- Ракан.
- А я - Глан, - профессор подает руку. Мальчик пожимает ее длинными сильными пальцами.
- Просто Глан? - уточняет он.
- Просто Глан. И можно на «ты».
- Неловко как-то...
- Неловко чай в невесомости заваривать.
- Да уже пятьсот лет никто не заваривает чай в невесомости, - пожимает плечами Ракан. - Но вы ровесник моего отца. Это как минимум.
- Что с того? Разве это мешает нам стать друзьями?
- А зачем вам со мной дружить?
- А зачем люди дружат?
Ракан вновь пожимает плечами.
- У меня создалось впечатление, - поясняет профессор, - что ты интересуешься тонкими связями мира. С этим рождаются, это редкий дар. Осмелюсь предположить, тебя многие считают...
- Странным? - подсказывает Ракан. - Ну, я странный. И что?
- Я такой же.
- Вы ученый? - Ракан кивает на здание НИИ. - Здесь работаете?
- Да, я ученый. Биолог-генетик.
- А я сын инженера.
- Ты тоже можешь стать ученым.
- Я уже решил инженером.
- Никогда не поздно передумать.
- Зачем?
Глан разводит руками.
- Ну, если ты выбрал свой путь... Но это не помешает нам общаться? Общий интерес у нас есть...
- Не знаю. Я подумаю на эту тему, - Ракан смотрит на часы над входом в НИИ. - Мне пора. До свидания, Глан.
Он подбирает сверток с мертвой вороной и идет к ступеням за своими вещами.
- Что будешь делать с птицей? - спрашивает Глан.
- Сожгу.
- Помощь нужна?
- Сам справлюсь, - и, уже уходя, Ракан добавляет заинтриговавшую профессора фразу: - Птицы не взрываются.
У профессора из головы не идет этот серьезный мальчик с глазами разного цвета. Он чем-то похож на самого Глана, но в то же время совсем другой. Другой темперамент, вся повадка другая, однако Глан чувствует в нем родственную душу. Испытателя. Философа. Одиночку.
Он, конечно, приходит опять. Через несколько дней. Мельком глянув в окно, Глан видит знакомую тонкую длинноногую фигуру. Мальчик прохаживается взад-вперед по бетонному парапету парковки. Профессор открывает створку окна.
- Йей, Ракан!
Мальчик вскидывает голову, делает приветственный жест.
- Заходи!
- А можно?
- Можно. Охране скажи, что ко мне, я тебя встречу.
Пришел все-таки! Профессор был уверен, что придет, но сам от себя не ожидал, что так обрадуется.
Ракан через ступеньку взбегает по лестнице на второй этаж. Глан ждет его на площадке.
- Ну, здравствуй, Ракан.
- Здравствуй, Глан.
Эта дружба всем казалась странной. Но в те консервативные времена никому и в голову не приходило заподозрить профессора в каком-то не том интересе к мальчику. Не то что нынче, народ прогрессивный пошел, выдумывает об уважаемых людях квят знает что.
Оно, конечно, кое-что на мысли наводит. Профессор никогда не был женат, он говорил, что его жена - наука. Это можно считать кокетством ученого, однако ничего не известно о каких-либо его романтических отношениях. А он в этом НИИ всю жизнь проработал, начинал с младшего лаборанта. Он был человеком скрытным, о себе говорить не любил, но в таком месте, как НИИ Биотех, все на виду. Знавшие профессора люди в один голос твердили, что к женщинам он был равнодушен. Напрасно студентки медицинского факультета, где Глан читал лекции, надевали на экзамен открытые блузки - профессор оценивал знания, и только знания. Не выказывал он никакого интереса и к мужчинам. Думается, он был абсолютно асексуален - с безумными учеными такое бывает. А безумными учеными не становятся - ими рождаются, просто до поры до времени их безумие не бросается в глаза. Пока не достигнет критической массы.
Айдален Эарани не интересовался, к кому и зачем ходит его сын. Он считал Ракана уже взрослым, потому отчетов не требовал. Один раз только спросил.
- Тебе звонил какой-то Глан. Кто это?
- Профессор, - ответил Ракан.
- Берешь уроки?
- Типа того.
- Сколько я ему должен?
- Нисколько. Я сам разберусь.
С тех пор Айдален и не лез. Просто говорил:
- Тебе звонил твой профессор. Ждет тебя завтра в обычное время.
Это был союз двух одиночек. Был ли это союз ученика и учителя? Нет. Ракан не был учеником, а Глан не был учителем. Это был равноценный обмен, хотя многим такое утверждение покажется нелогичным: большая разница в возрасте, в образовании, в опыте, наконец. Однако это было так. Сорокачетырехлетний профессор узнавал от пятнадцатилетнего выпускника школы не меньше нового, чем тот от него.
Через сорок лет Глан создаст Нийю, которая, сама того не желая, этот союз разрушит. Связи начнут рваться, выдираться с мясом, с кровью в тот момент, когда Глан осознает: его эксперимент провалился. Сверхчеловек хочет быть человеком. Нийя любит не гибнущий мир, а Ракана. Ей нужны не знания ради знаний, не могущество ради могущества, а самая обыкновенная любовь.
О зачатии богини
- Хочу тебя попросить, - Глан всегда заходит издалека.
- Побыть подопытным? - Ракан обычно угадывает на три шага вперед. Угадал и на сей раз. Почти.
- В каком-то смысле, - кивает профессор.
- Что придется делать?
- Выражаясь языком медицинским, эякулировать в стерильную емкость.
Ракан не находится с ответом.
- Блестящих результатов я от тебя не требую, - говорит Глан. - Уж как сможешь. Надо было заморозить твою сперму, пока тебе было двадцать, тридцать, сорок... Признаю, что был недальновиден.
- Давай ближе к делу.
- Друг мой! - торжественно произносит профессор. - Я располагаю идеальной яйцеклеткой, божественной яйцеклеткой! - его лицо озаряется вдохновением, надо признать, не таким уж безумным. - А ты располагаешь второй составляющей для создания сверхчеловека.
- Сверхчеловека? Да ладно!
- Ты - совершенство, Ракан! - вот это уже да, с безуминкой.
- В каком смысле?
- По дизайну и технико-эксплуатационным характеристикам. Так понятно? На твоем языке?
- Понятно, - кивает Ракан.
- Усталость механизмов я учел, - улыбается Глан. - Не торопись. Постарайся расслабиться. Если тебе дома комфортнее, можешь дома. Я тебе дам специальный контейнер.
- Лучше здесь, - решается Ракан.
- Есть специально оборудованное помещение. Видеоматериалы, музыка...
- У меня есть руки и воображение. Давай свою емкость.
Профессор подает пластиковый стаканчик с крышкой.
- Торопить не буду. Как управишься. Сам принесешь.
- Что добуду, все твое.
И глупо же он себя чувствует с этим стаканчиком... Зачем согласился? Сверхчеловек... Это же будет ребенок! И на этом ребенке безумный старик будет ставить свои опыты?
Перед нами вилка вероятностей. Всем вилкам вилка. Ракан мог отказаться участвовать в этой затее. Мой уйти. Мог отмазаться: мол, извини, никак не ладится. Все-таки ему было давно не двадцать, не тридцать и даже не сорок. А пятьдесят пять (сумма прописью). Хотя с потенцией у него был полный порядок.
Так почему?
Ракан верил. Не в сверхчеловека, не в спасение мира, а в гениальность профессора. Пусть с годами все больше считал его чокнутым. Но от этого не меньше любил.
Ракан хорошо знал, что такое одиночество. Каково это, когда тебя считают странным и сторонятся. Он тоже был странным, сколько себя осознавал. Если все вокруг тебя таким считают, поневоле поверишь, что это истина. Медлительный, замкнутый, немногословный, почти аутичный мальчик - таким он был лет до пятнадцати. Позже сумел адаптироваться, и во многом благодаря дружбе с профессором. Мы не будем ставить Ракану диагноз «аутизм», тем более что Лотингор Хио До, признанный авторитет в этой области, такого диагноза не поставил. Но от этого Ракан не стал менее странным ребенком. Слово «странный» в свой адрес он продолжал слышать до конца жизни.
Если Ракан из своего вакуума вышел, то Глан, наоборот, все глубже погружался в вакуум. Порой Ракану становилось страшно за старика: казалось, что тот сходит с ума. Возможно, Ракан в этих догадках был и не далек от истины.
Может, ничего и не получится. Выйдет просто ребенок. Просто девочка, похожая на Ракана. Безо всяких сверхспособностей. И не надо. Если Глан ее забракует, Ракан заберет ее себе. Уж вырастить одну девочку у него средств и здоровья хватит. Глан говорил, что она будет сразу большая. Тем проще - не придется менять подгузники и греть бутылочки. Хотя и с этим Ракан как-нибудь справится. Не справится - найдет няню.
Он уже слышал сто раз про эту божественную яйцеклетку. Даже под микроскопом ее видел. Ну, не эту самую - прототип.
- Я подкрутил этому совершенству настройки, - вещал Глан. - Хромосому-вилку она превратит в крест, если такая попадется. При любом раскладе получится девочка. Спасти мир может только женщина, Ракан. Только у нее есть такая сила. И я создам совершенную женщину, сила которой будет преумножена до бесконечности. До абсолюта! Я создам богиню! А затем - армию богинь, которые возродят наш мир!.. Да, звучит, как безумие. Но я верю!
Ракан представляет Вармэ Тфогэн - свою красивую секретаршу, которая в него с первого дня работы влюблена. Не то чтобы он хочет Вармэ Тфогэн, но от фантазии никому не убудет. Тогда дело идет на лад.
Небольшое отступление. Вармэ
Отец Вармэ, Утто Тфогэн, возглавлял отдел снабжения ДепКоСо. В более высокое кресло это скромный человек не метил. Любимую дочь сосватал в секретари к новому, свеженазначенному исполнительному директору. И ее, и его, и Ракана все устраивало. Вармэ была хорошей, толковой и надежной секретаршей - и всю жизнь ею и проработала: у Ракана, затем у отца, затем у следующего начальника - Таяна Соя.
В своего первого босса она была влюблена с первого дня, когда, слегка робея, вошла в приемную.
На ее столе стоял голубой пластиковый ящичек со свежо зеленеющими всходами травы. Был канун Койр Итико - праздника призыва весны. Весной в это время, как правило, еще и не пахнет, но все дарят друг другу ящички и горшочки с ростками. Койр Итико так и переводится с менирского на другие языки: «Чаша, полная ростков». Все знают заставку одноименной киностудии: обрезанная коробка из-под кефира, и в ней прямо на глазах вырастает травка.
Подарок был чудесным. Пока Вармэ, очарованная, созерцала нежнейшую зелень, тяжелая черная дверь кабинета начальника отворилась, и на пороге появился высокий красивый человек в темно-синем кителе. Улыбнулся уголком рта и сказал:
- Здравствуй, Вармэ.
Вармэ подняла глаза (густо-маслянисто-карие, тьярские), встретилась с его глазами (менирские, разноцветные: правый серый, а левый зеленый) - и пропала. Вармэ было двадцать четыре, и кое-какой опыт она имела, но так - о, так она влюбилась первый раз. И, как показало время, последний.
Конечно, она держала себя в руках. Прилежно выполняла обязанности. Открыться в своих чувствах она так и не отважилась. Такие связи нигде не одобряются (хотя много где бывают), а ДепКоСо - организация очень серьезная.
Вармэ прекрасно владела собой. Иначе ее не взяли бы на такую должность. Отец отцом, но кадровики в ДепКоСо свирепые. Вармэ ничем себя не выдала. Так ей, во всяком случае, казалось. Ракан-то все понял, и очень скоро. Однако никакого объяснения между ними так и не произошло. Ракан занимал пост исполнительного директора ДепКоСо четырнадцать лет. И почти с первого дня с ним была Вармэ. Остается поражаться выдержке обоих.
Испытывал ли он к Вармэ ответные чувства?
В изрядной мере да.
Вармэ Тфогэн была красива. Бывают такие тьярки - и исключительно тьярки, - которых иначе, как роскошными, не назовешь.
Вармэ Тфогэн была умна, внимательна и исполнительна. Трудолюбива и терпелива (для тьярки, отметим, редкое качество).
Вармэ Тфогэн обладала сильным, решительным, истинно по-тьярски бесстрашным характером. Проявлялось это в основном по мелочи, но сила чувствуется в мелочах.
Вармэ была очень чутким человеком. Она умела успокоить своего начальника даже когда он был вне себя, и кто-либо другой к нему даже приближаться боялся.
Однажды Вармэ застала Ракана в кабинете методично бросающим в стену чашку из ударопрочного стекла. Она, само собой, обеспокоилась.
- Сикки Ракан, что вы делаете?
- Вымещаю гнев.
- Она же ударостойкая! Давайте, я вам фарфоровых принесу.
- Не надо. Я эту разобью и успокоюсь.
- Ну, как знаете. Позовите, когда разобьете. Я осколки уберу.
- Сам уберу. Спасибо, Вармэ.
Вармэ, не удержавшись, рассмеялась. Засмеялся вместе с ней и Ракан. Весь его гнев как ветром сдуло.
Если бы она задалась такой целью - ее чары возымели бы должную отдачу. Ракан все-таки не был железным до такой степени. Но Вармэ вела себя строго профессионально, держалась четко в рамках субординации, и ее страсть так и осталась в ней. Замурованная в ее сердце.
Эта история любви - история молчания.
Вармэ так и не вышла замуж, да что там замуж - она всю жизнь прожила одна. Для тьярки это абсолютно не типично. Тьярский темперамент - притча во языцех, всем известна поговорка: «Похотливый, как тьяр». Равно и в женском варианте: «Похотливая, как тьярка». Частенько еще употребляется другое прилагательное, погрубее.
Что-то перегорело в Вармэ Тфогэн, другого объяснения тут не придумать.
Зачатие богини состоялось
Время он не засекал, наверно, провозился долго. Напустив на себя невозмутимый вид, выносит стаканчик.
- Мой скромный вклад в дело науки.
- В дело спасения мира, друг мой! - профессор трепетно берет стаканчик, точно это какой-то священный предмет. Зачем-то смотрит на свет. - Гм-м... Удачно отстрелялся.
- Прекрати, а?
Глан возится с пробирками, бормочет себе под нос, вздыхает. Ракан не присматривается, что он там делает. Сидит в кресле, листает медицинский журнал. Читает обзор новой модели стерилизационного шкафа. О Вармэ Тфогэн он старается больше не думать, хотя во всем теле бродят приятные отголоски и напоминают.
- А ты еще в силе, Ракан, - говорит старик, приникнув к окуляру микроскопа. - Очень даже...
- Хватит, умоляю. Я сейчас уйду, если не перестанешь.
- Взглянуть хочешь? Это красиво...
- Спасибо, нет. Природа не просто так сделала некоторые вещи невидимыми. Люди научились подглядывать за всем, вытащили на свет все ее тайны, - Ракан усмехается. - А мне казалось, биотехнологии - нечто более утонченное.
- Это - самое утонченное, друг мой! - пылко возражает старик. - Величайшая тайна Вселенной - зарождение жизни! А теперь поместим нашу будущую богиню в питательную среду...
Профессор позвякивает приборами, что-то неразборчиво воркуя. Как старая потрепанная горлица... Горлицы-то в округе Элвабастэ давно вымерли - Ракан их уже лет пятнадцать не слышал.
- Ну что, - говорит профессор. - У тебя будет дочь, Ракан.
Однажды он это уже слышал. Следующие пятнадцать лет стали кошмаром.
Дочери Ракана
Ракела Эарани была нормальным, здоровым ребенком. В меру шаловливым, более-менее послушным. Веселым, звонкоголосым, любознательным. Красивая девочка с холодно-каштановыми волосами и большими дымчато-серыми глазами. Умненькая девочка, способная. Музыкальная девочка: танцевать начала раньше, чем ходить, еще лежа в кроватке.
Ракан на нее не дышал.
Ракела Эарани ненавидела своего отца. Что было не так? Когда, в какой момент она выбрала его врагом номер один? Такое впечатление, что едва ли не с того момента, когда начала отличать людей друг от друга. Ракела ненавидела отца. Ненавидела свое имя, потому что это была женская форма его имени. Это была несовместимость на каком-то тонком, лишь предполагаемом официальной наукой уровне.
Тут уж психологам было, где развернуться. Но Ракан был категорически против психологов - ему самому в детстве хватило выше предельно допустимой нормы. Ниса, конечно, обращалась к ним в обход, без его ведома. И Ракан об этом узнал. Нет, никакого скандала не было. В семье Эарани вообще никогда не бывало скандалов. В обычной своей безэмоциональной манере Ракан высказал супруге, что не позволит ставить на ребенке сомнительные эксперименты, что не допустит, чтобы его дочь носила клеймо психа, бэл-бэл-бэл-бэл. Это был совсем не тот случай, чтобы Ракан вышел из себя, поэтому звучало довольно монотонно.
Ниса выслушала, поджав губы. Сказала:
- Как знаешь.
На том вся затея с психологами и пресеклась.
Ракела была хитра и изворотлива - сказалась примесь тьярской крови (от отца - мать Ракана, Лагуна, была наполовину тьяркой). Уже в раннем возрасте она научилась виртуозно врать. Но не ради того, чтобы избежать наказания, а чтобы «оставить себе побольше свободного пространства в голове», как она выражалась уже подростком, когда сумела проанализировать свои чувства.
Поймав ее на вранье не раз и не два, Ракан принял волевое решение затянуть гайки. Стало только хуже. Тогда он махнул рукой и предоставил дочери свободу. Совсем как его отец когда-то. С той только разницей, что Ракан родителям не врал - он просто не рассказывал того, что считал нужным оставить при себе. Если не говорить на опасную тему, то и врать не придется. Логично?
Возможно, Ракан был никудышным педагогом, вообще никудышным родителем. Но с сыном-то у него были нормальные отношения. Так может, причина не в нем, а в Ракеле?
Ракан привык не показывать чувств. Ракелу это доводило до бешенства. Чем сильнее она злилась, чем больше старалась вывести его из себя, тем больше он замыкался, отстранялся от нее. Доходило до того, что Фэрун вставал между ними, защищая отца: «Прекрати, Ракела! Хватит его изводить! Он такой, какой есть, ты его не переделаешь!»
Когда окончившая школу Ракела уехала поступать в Университет Акатэни, все вздохнули свободно. В семье Эарани воцарился мир. Но скоро Фэрун пошел служить в армию, и родители, оставшись наедине и растерянно посмотрев друг на друга, пришли к обоюдному соглашению расстаться. Ракану было сорок три, Нисе - сорок шесть.
Полгода спустя Ниса Обэрол умерла посреди улицы от разрыва аневризмы мозговой артерии. Было жаркое лето, пока не такое, как Лютое, но и того хватило. Она просто шла, несла пакет с продуктами и упала.
Демобилизовавшийся еще через полгода Фэрун, пометавшись, покинул Малту Питэ и поселился в Сеане, где завел семью, родил двоих сыновей и прожил всю оставшуюся жизнь. Иногда он звонил отцу, но ни разу не приезжал в гости. Ракан видел своих внуков только на фотографиях, присланных сыном.
Фэрун считал его виновным в смерти матери. Он же не был медиком и не знал, что аневризма никак не связана с нервами.
Ниса Обэрол вышла замуж под давлением родителей. Обэролы - владельцы лакокрасочного завода в Сагнийере - считали сына Айдалена Эарани выгодной партией: можно будет под это дело переманить высококлассного специалиста в свое производство. Айво Атон Обэролам еще не грозил, а Туранчокс Аблаи в то время паял микросхемы, и ничего выше сборщика ему, по очевидным причинам, не светило.
Любила ли Ниса Ракана? Ракан на Нисе был легонько помешан. Она же скорее находила неулыбчивого юношу забавным. Никто никогда не дарил ей букетов из степного бурьяна. Никто никогда не показывал нору с сибечатами (и ни с кем она не убегала от грозно гудящей сибечки). Никто никогда не водил ее на заброшенную фабрику. Не показывал живописные переулочки и дворики, в которых она, родившаяся и выросшая в Малту Питэ, никогда не бывала. Наконец, никто не переписывал ей такой странной музыки (у Ракана была большая коллекция редких записей, за которую после его смерти знатоки предлагали Нийе хорошие деньги. Нийя продавать ее отказалась). Думаю, Ниса была по-своему очарована Раканом, но с годами очарование прошло. Ниса вдруг с изумлением, даже с испугом, обнаружила, что живет с чужим человеком, которого, по сути, не знает и не понимает. Инициатором развода была она. Ракан просто выслушал ее и согласился. Его помешательство тоже прошло, и давно.
После рождения Ракелы они охладели друг к другу. Лишь изредка случались рецидивы былой страсти. В один из таких они, видимо, зачали Фэруна.
Почему не разошлись раньше? Их удерживал вместе долг перед детьми. Не забываем, это было начало Катастрофы: экология все хуже, экономика в упадке. Они продержались, пока дети не стали самостоятельными. Находиться рядом дальше просто не имело смысла.
Ракан вообще уставал от людей. Единственным исключением, единственным человеческим существом, которое он мог терпеть рядом сколько угодно, была неугомонная Нийя. От нее он тоже уставал, но любовь была сильнее.
Когда он понял, что любит ее?
Может, в тот день, когда Глан впервые подвел его к баку. Всего через месяц - сроки поджимали, профессор не мог позволить себе ждать и ускорил процесс роста насколько это было возможно. Эта технология утеряна. Если что и осталось, все там - в Поясе Латоны.
Ракан увидел сквозь прозрачную крышку опутанного проводами и трубками голенького младенца.
- Она не запутается во всей этой амуниции? - встревожился он.
Ведь даже пуповиной дети, бывает, душатся. А тут столько наворочено...
- Система присматривает за ней, - обнадежил Глан. - Все надежно. Красавица, а? Это твоя дочь, Ракан.
Девочка спит и сосет большой палец. Накатывает волна нежности. Как когда-то давно, когда впервые увидел на дисплее сканера Ракелу. «Моя дочь...» Откуда-то из космической бездны приходит имя.
- Нийя, - забывшись, Ракан произносит его вслух.
- Почему Нийя? - удивляется Глан.
- Не знаю. Само.
- Значит, так тому и быть.
О процессоре он узнал случайно: Глан как-то невзначай обмолвился. Сказать, что Ракан был шокирован, значит ничего не сказать.
- Моан всесильная... Но зачем?!
- Пойми, дорогой, этот процессор необходим. Сейчас через него в ее мозг прямиком загружаются знания. Ведь у нее не будет времени на взросление и получение опыта. Она должна быть сразу готова к своей миссии.
- Ты прошиваешь и загружаешь ее... Как компьютер! Значит, сможешь ею управлять!
- По минимуму, друг мой. По минимуму. Да, есть программа, которая позволит корректировать ее поведение. Но в моих руках она не причинит вреда ни ей, ни другим людям.
- Но если эта программа попадет в руки Туртыде, мою дочь смогут использовать как... убийцу? Асассинку?!
- Не попадет, - уверяет Глан. - Никто не узнает. Никто, кроме тебя и меня, не знает о ней. Ведь ты же никому не скажешь.
- Да как ты... Айи! - Ракан гневно отмахивается. - И слушать это не хочу!
Ракан никому ничего не сказал. Но старик впопыхах уничтожил не все документы. Не удалил со старого компьютера копию программы. Это - его ошибка, и только его.
Приключения сами находят нас
Первые дни Нийи на родной планете не обошлись без эксцессов. Известны два эпизода, один из которых мог и вовсе пройти незамеченным, не расскажи Нийя Солфану, а второй представлял реальную угрозу ей и пилоту Нэво Арьиндэ.
Начнем с первого. По порядку.
После операции «Пылесос», проведенной къэтанцами, чтобы хоть немного облегчить жизнь горожан и дать им какую-то надежду, один день было ясное небо и солнце. Над Малту Питэ пролился чистый, как слезы, дождик. Правда, иссохшая земля его тотчас бесследно поглотила, но стажеры успели порезвиться под дождем, напевая:
- Это самый настоящий до-ождь! Это са-а-амый настоящий до-о-ождь!
Попрыгал и капитан Оор, крича:
- Я люблю свою работу! У меня хоро-о-ошая работа!
Солфан сфотографировал растерянно стоящего в дверях блиндажа Ракана: черный силуэт в ярко-голубом прямоугольнике с кусочком радуги.
Светлым вечером Ракан и Нийя по дороге домой сделали небольшой крюк и зашли на барахолку. Инициатором, конечно, была Нийя. Впрочем, Ракан изредка и сам туда ходил - поностальгировать, а заодно прикупить запчастей для своих самоходных машинок. В детстве его водил туда дед-тьяр, Киттон. Тьяры без барахолок жить не могут. В дальнейшем барахолка в Сури, на территории заброшенной фарфоровой фабрики на холме над одноименной рекой, исправно снабжала Ракана деталями для всевозможных поделок.
Итак, Нийя затащила Ракана в Сури. Вечером там самая торговля, к тому же день был будний.
На барахолке можно было купить все: от старинных монет до дизельных двигателей, от одежды и украшений до наркотиков. Легких, типа соурисанны - самокруточку забить после тяжелого трудового дня. Хоть квята лысого. Или квята волосатого - и к нему бритву, чтобы побрить. Со сносом фабрики и ликвидацией барахолки Малту Питэ потерял часть своего самобытного колорита и своей истории.
Ракан шагает к развалу умученных жизнью игрушек. Колесики, моторчики, шестеренки... На сотню рэй можно набрать целую коробку богатств.
Нийя задерживается возле печальной беременной тьярки, торгующей украшениями из бисера. Все очень дешево - это же Сури. Нийя меряет браслеты и старается развеселить торговку рассказами про кота Няву. Сама идея ручного кота, да еще на звездолете, неизменно имеет успех. Байки о его проказах опробованы на экологах - те хохотали. И тьярка хохочет. Она не верит ни слову, но эта молоденькая менирка - мастерица выдумывать. Один браслет (довольно широкий) она уступает бесплатно. Нийя желает здоровья ей и будущему сыночку. Тьярка удивляется: угадала.
- Вариантов-то немного, - хихикает Нийя и идет искать Ракана.
Она знает, где он, поэтому не торопится. По пути застревает возле старика с ручным орро. Птица бранится и изображает военную рацию с помехами. Нийя без сожаления ссыпает мелочь в коробочку для подаяний.
- Пш-ш-ш... крх... в атаку! - говорит орро, расхаживая по газете. - Пятый, пятый, я десятый! Иду на таран! Кр-х-х! Прием! Прием!
Зеваки смеются.
К Нийе подходит пропитой одноглазый гэди неопределенного возраста. Она знает его: Иггори Тумо, безработный, бродяга и пьяница. Глаз он потерял по пьяни же, стреляя из рогатки по бутылкам. Здесь, на заброшенной фабрике, он живет. С компанией таких же пропойц. Иггори всегда был безобидным побирушкой, и Нийя его не боится. Но она уже отдала всю мелочь старику с птицей, поэтому говорит:
- У меня ничего нет, извините.
Тумо низенького роста, тянется к ее уху, дыша перегаром:
- Слышь, красотуля, скажи своим друзьям-къэтанцам, чтоб уёбывали отседова!
Нийя отстраняется. Что Тумо ругается, это ей не впервой, но откуда он знает о къэ-
танцах? И кто его подучил?
- Пойдите и сами скажите, - вежливо отвечает она. - А лучше приходите работать. Работа несложная, и поесть дадут горячего. Даже выпить нальют. Немного, - Нийя показывает двумя пальцами.
- Ты оставайся, все нормалды, - гнет свое Тумо. - Ты менирка, тебя примут. А им скажи: пущай уёбывают. Неча в нашей земле ковырятся! Тебя они послу-ушают...
Может, Тумо не видел, что Нийя не одна. Вряд ли он рискнул бы такое говорить, если бы знал, что она с Раканом. Сикки Ракан в городе уважаемый человек, к тому же его побаиваются. Не только такие забулдыги, как Тумо.
Нийя мысленно посылает Ракану сигнал тревоги. Пускай хоть покажется. Не то чтобы она боится этого пьянчугу, но мало ли, что у него на уме. Демонстрировать свой дар при всех рискованно. Лучше без этого обойтись.
- Они хотят помочь, - убедительно говорит Нийя. - Они чужаки, да. Но не лезут в наши дела. Просто хотят поправить природу.
- Природу поправить, - гыгыкает Тумо. - Природу только богам дозволено поправлять! Ты-то ничо, девка хорошая... Но неча менирке знаться с чужаками! Не дело это...
За спиной Нийи вырастает Ракан. Тумо его пока не заметил. Продолжает талдычить про чужаков.
- А ну, отойди от нее! - негромко, но грозно говорит Ракан.
- А-а-а-а, сикки Ракан! - расплывается в улыбке Тумо. - Поклон вам от всего народа Дэссы!
Тумо кланяется, едва не потеряв равновесие. Кто-то из зевак пихает его кулаком в спину:
- Харэ паясничать, рожа пьяная...
Тумо начинает огрызаться.
- Нийя, идем, - кивает Ракан, и они уходят.
Нийя несет коробку с запчастями для машинок. У самого выхода говорит:
- Сикки Ракан, мне надо за кустик.
- Беги, - Ракан забирает у нее коробку. - Я подожду.
- Я быстро!
Нийя забегает в суугамовую рощицу. Оперативно сделав свое дело, выходит и снова сталкивается с Тумо.
- О-о-о, опять вы! Да что же это такое?
- Слышь, красотуль, я серьезно, - Тумо наступает, пытаясь схватить ее за руку. - Скажи чужакам, чтоб проваливали!
- Отвали, - говорит Нийя. - Сам проваливай. А то пожалеешь!
Она пятится к тропинке. Ее расчет прост: сейчас Ракан их увидит, тогда Тумо не поздоровится.
Подходит Ракан.
- Иггори! Я неясно сказал? Отойди от нее.
- Спокуха, папаша, - лыбится Тумо.
Ракан сует коробку Нийе, делает шаг вперед и быстрое движение рукой.
Тумо сидит на земле, держась за челюсть, мотает головой и мычит от боли.
- Хороший удар, сикки Ракан, - одобряет Нийя.
- На первый раз хватит, - Ракан берет ее за плечо. - Пошли домой.
- Здорово вы его, - повторяет Нийя уже в трамвае.
Ракан хмуро молчит. Вот оно и началось. Агенты Туранчокса начали свое дело. Надо быть начеку. И къэтанцам сказать еще раз, чтобы не расслаблялись.
Одного из подосланных Туранчоксом провокаторов Ракан через неделю подстрелил. Ранил в ногу из къэтанского пистолета, которым и пользоваться не умел. Вообще впервые видел и держал в руках.
Вскипевшие пруды
Это был второй по счету вызов на место происшествия. За четыре месяца пребывания экспедиции «Астона» на Дэссе таких вызовов было шесть. На базе Нын Манатан имелся штаб гражданской обороны на случай нештатной ситуации в городе и окрестностях. Генерал Абани реорганизовал его в штаб оперативного реагирования. Листовки с телефоном были силами личного состава расклеены по всему городу и рассованы в почтовые ящики. Теперь на базу звонили местные жители и сообщали: творится что-то нехорошее с птицами, с водой, чем-то воняет, из-под земли идет дым, вода, снова воняет подозрительно. Къэтанцы, экологи и волонтеры, попрыгав в вездеходы, выезжали. Действительно лежали мертвые птицы, бурлило, воняло, дымило, фонтанировало и снова воняло, уже по-другому. Принимали меры.
После того, как над Альдэмаем прошел птицепад (о чем стоит рассказать отдельно и обстоятельно), денек-другой было тихо. Выезжали в поля, брали скучненькие пробы воды и почвы.
Как вдруг на базу Нын Манатан позвонил сторож полузаброшенного на тот момент Татумского Ботанического сада и сообщил, что примерно после обеда вскипели пруды.
В результате анализа выяснилось, что люди Туранчокса просто накидали в воду карбида кальция, но у страха глаза на любой планете велики, а на Дэссе особенно. Ацетиленом и прочей вонючей химией несло повсюду, не только в Ботаническом саду, так что сразу и не поняли, что все настолько просто.
Вереница вездеходов въезжает в парадные ворота. Ворот там, как таковых, в те годы не было: большая закругленная арка из серого камня, сплошь оплетенная лавенией. Переплетенные стебли образуют колышущуюся завесу.
Къэтанцы, экологи и волонтеры выпрыгивают, выгружают приборы, рассредотачиваются. Берут первые пробы воды.
Лий Сигдэн плачет, причитает, что вода пропала, Ботаническому саду конец, мы все умрем и так далее. Капитан Оор его успокаивает. Ракан - так у них завелось - спорит с доктором Вирэйн.
Тем временем Нийя и Нэво Арьиндэ идут вдоль каскада прудов и спускаются в грот. Здесь тоже булькает и воняет, но не так сильно - видно, на последний водоем реагента не хватило. Пока Нийя набирает воду в пробирки, Нэво осматривается и замечает, что в гроте они не одни.
В глубине, под темными сводами (а грот очень большой), расселась компания тьяров. Молодые мужчины, лет по двадцать пять - тридцать. Пьют пиво, покуривают. Запашок соу-соу къэтанцу знаком. Экологи тоже употребляют. Сам Нэво пару раз затягивался - ему не особо понравилось. Къэтанская травка забористей.
Нэво указывает Нийе на тьяров, но ее их присутствие не пугает. Девушка увлеченно ползает на коленях по бортику пруда.
Тьяры снимаются с мест и начинают их окружать. Определенно окружают. Хотя выглядит это безобидно и как бы непреднамеренно. Пока.
Нэво переключает рацию в режим трансляции. Вызывать подкрепление открыто не рискует, дабы не спровоцировать агрессию. Ему еще не приходилось встречаться с местными хулиганами. Но наверняка их повадки такие же, как у къэтанских. Он украдкой показывает Нийе кобуру с пистолетом. После предупреждения Ракана капитан Оор распорядился на все выезды, особенно в город, брать с собой оружие. А это значит, местные могут представлять угрозу.
- Без паники, - шепчет Нийя сквозь респиратор.
- Давай убираться отсюда.
Но убраться уже невозможно. Выход перекрыт. И их много. Больше, чем Нэво сперва показалось. Или в гроте прятались другие, которых он не заметил. Человек пятнадцать, не меньше. Похоже, дело принимает серьезный оборот.
Нийя продолжает невозмутимо набирать пробы. А сама зырк-зырк своими стрекозиными глазищами по сторонам: оценивает диспозицию. Чувствуется: девчонка боевая. Пожалуй, и бывалая. Но девчонка же!.. Нэво готов защищать ее хоть ценой жизни.
Пилот вынимает пистолет, как бы невзначай показывая его парням.
- Не надо, - шепчет Нийя. - Они нарочно провоцируют. Просто шпана...
Несколько парней направляются к ней. Умело отделяют ее от Нэво.
- Слышь, лупоглазая! Ты чо тут делаешь? - тьяр заговаривает на хорошем галактическом. Слишком хорошем для уличного хулигана.
- Беру пробы воды, - сдержанно отвечает Нийя, поднимаясь на ноги. Снимает респиратор, чтобы видели ее лицо.
- На кой?
- Сделать химический анализ.
- Ты химик?
- Я эколог.
- А-а! С этими, что ли?
- С этими.
- На кой ты их привела?
Нэво старается следить за всей компанией. По крайней мере за теми, кто ближе.
- Взять пробы воды, - пожимает плечами Нийя.
- На кой?
- Чтобы узнать, как очистить.
- На кой? Вода везде грязная, какая разница?
- Эй, вы! - не выдерживает Нэво. - Отстаньте от нее!
- Не вякай, чужак, - бросает через плечо заводила. - Тебе слово не давали.
Нэво поднимает пистолет. Тьяр, виляя задом и кривляясь, идет на него.
- Ай-нэй-нэй, напугал! Счас ляжки себе ошпарю с перепугу!
Нэво отщелкивает предохранитель.
- Я буду стрелять!
- Нэво, не надо! - одергивает Нийя. - Я сама разберусь!
- Чо-а? - поворачивается к ней парень.
- Ничоа. Чоа слышал.
- Лупоглазая, дерзишь! - тьяр делает шаг... и вдруг падает, отброшенный неведомой силой. Катится по полу. Чуть не сваливается в воду.
Шпана кидается на Нийю всем скопом. Нийя их разбрасывает. Нэво не понимает, как она это делает. Как в кино: девушка выставляет ладони - и нападающие отлетают. Вскакивают и бросаются снова. Нийя едва успевает поворачиваться, чтобы отражать их атаки.
Вконец перепуганный, Нэво вскидывает руку и, зажмурившись, стреляет в потолок. Тьяры бросаются врассыпную. В грот уже вбегают къэтанцы, за ними спешат экологи. Шпана мечется, проскакивая между колоннами.
Нийя позволяет себе расслабиться. Закрывает глаза и сползает спиной по колонне. Она устала. Ей необходимо перезарядиться. Подбежавший Солфан подхватывает ее на руки. Нийя не маленькая, но он - сильный парень. Бегом несет ее вверх по лестнице к выходу из грота, усаживает на выступ стены.
- Ты как?
Нийя открывает глаза.
- Я в порядке, - она слабо улыбается. - Ничего они мне не сделают.
На Нэво наскакивает Ракан, вырывает у него пистолет.
- Дай сюда! - и, оперев правую руку на запястье левой, стреляет вслед убегающим тьярам.
Один с разбегу падает, катается по серым плитам, обеими руками подтянув к груди колено. Еще двое подхватывают его, перекинув его руки себе на шеи, и уволакивают. Из грота есть подземный ход, туда они и убегают.
Ракан сует пистолет Нэво.
- Ну, вы даете! - говорит потрясенный пилот.
- Я в него попал, - яростно раздувая ноздри, отвечает Ракан. - Шрам на память останется. Может, хромать будет.
Если бы Нэво не снял пистолет с предохранителя, Ракан не смог бы выстрелить. Пока разобрался бы, все бы уже убежали. Но оружие чужаков выстрелило в его руках. И он попал. Он доволен.
Потом он бежит вверх по лестнице к Нийе. Она сидит на выступе и спорит с доктором Вирэйн.
- …ради этих?! Они того стоят, по-вашему?!
- Девочка моя, - проникновенно говорит къэтанка. - Пойми: эти люди больны, у них спит разум. Мы должны им помочь, а не злиться на них...
- Больны? - хмыкает Нийя. - Не-ет, эти здоровы!
Подбегает Ракан. Нийя вскакивает, увидев его глаза - совершенно ошалелые, перепуганные.
- Ты жива. Ты не пострадала, - Ракан подносит ладонь к ее щеке.
Его рука дрожит. Нийя уверена, что он весь дрожит, просто этого не видно. Ракан сжимает пальцы, роняет кулак на грудь.
- Меня трудно убить.
- Какое счастье... - переводит дух Ракан. И тотчас же заводит нотацию: - Ни в коем случае нельзя ходить одной...
- Я была с Нэво, - перебивает Нийя.
- Нийя, я предупреждал...
- Сикки Ракан, успокойтесь.
- Да я спокоен, как Мызлук! - вскидывается Ракан.
Ну вот, теперь он злится. Пойми его.
- Тише, - говорит Нийя. - Они убежали.
- Я подстрелил одного.
- Знаю. Вы молодец.
Больше всего Нийе хочется уткнуться ему в грудь и зареветь, как маленькая. При всем честном народе. Она все-таки испугалась. Но она сдерживается. Потому что Ракан испугался сильнее. И если она даст понять, что она испугалась... Понятно, да?
- Думаю, вам сейчас лучше поехать домой, - советует доктор Вирэйн. - Отдохнуть, прийти в чувство... Мы здесь разберемся.
- Я вас отвезу! - вызывается Солфан.
- Спасибо, мы лучше на автобусе. Нийя, идем, - Ракан направляется к выходу.
Нийя плетется за ним, как побитая. Ей стыдно, хотя она ни в чем не виновата. Теперь, небось, вообще не будет отпускать никуда одну...
- Сикки Ракан...
- Что, Нийя?
Она хочет извиниться, сама не зная за что. За то, что его напугала? Наверно. Но говорит другое:
- Классно вы в того парня попали.
- Ты же не видела.
- Видела, - Нийя стучит пальцем по лбу. - Внутренним зрением.
- Да? Ну ладно... Он надолго запомнит.
- Вы на меня сердитесь?
- За что?
- Ну, что я так глупо влипла...
- Все же обошлось. Хотя я чуть не стал первым седым мениром в галактике.
Нийя улыбается. Шутит - значит, все в порядке.
- Мне пришлось показать, что я умею.
Ракан вздыхает.
- Рано или поздно все равно бы пришлось.
- За что они так ненавидят къэтанцев? Не понимают, что ли?
- Йай! Боюсь, моя девочка, что понимают! Очень хорошо понимают.
- Думаете, их Туранчокс подослал?
- Почему бы и нет. Ты же сама говорила, что он не побрезгует тьярами. Мне казалось, что побрезгует. Хотя для грязной работы... Видимо, я ошибался.
- Мы все равно должны исполнить свой долг, - твердо говорит Нийя.
- Да. Должны. Но нужно быть осторожнее.
- Я понимаю. Я вела переговоры. Это Нэво запаниковал.
- Он испугался, - кивает Ракан.
- Я тоже, - признается Нийя. - Немножко.
- А уж я-то...
- Вы-ы? - Нийя во всю ширь распахивает глаза.
- Не смешно, Нийя. Не поленюсь повторить: нужно быть осторожнее.
- Да поняла я. Но если что, я буду драться насмерть.
- Нет, вот уж насмерть не надо!
Дома они ужинают и смотрят телевизор. Происшествие больше не обсуждают.
Оба долго не могут заснуть. Ракан ворочается на своем диване, Нийя через стенку слушает, как он ворочается. Он встает, идет по коридору и приоткрывает дверь спальни. Нийя притворяется спящей. Ракан возвращается и ложится. Нийя пытается его усыпить, но без прикосновения это сложнее. Однако мало-помалу получается. Ракан засыпает. Нийя на цыпочках выходит в туалет. Закрывает дверь кабинета, которую Ракан оставил приоткрытой. Допивает на кухне остатки воды из чайника. Зябнет, стоя у окна. Все-таки ложится снова и погружается в сон.
Мы не испугались
Утром она первым делом прокрадывается к двери кабинета. Приоткрывает щелку. Ракан лежит неподвижно, завернувшись в одеяло, как в кокон. Дышит ровно. Но Нийя знает, что не спит. Она входит, присаживается на край дивана. Нежно гладит Ракана по щеке. Его сопение никак нельзя принять за дыхание спящего.
- Ладно вам, не притворяйтесь, - улыбается Нийя.
Ракан открывает глаза.
- Я не притворяюсь.
- Оно и видно! Вы хоть спали?
- Спал.
- Простите за вчерашнее.
- Проехали. Просто будь внимательнее.
- Я постараюсь, - кивает Нийя. - Пойду завтрак генерировать. На базу сегодня идем или нет?
- Идем.
- Хорошо. Они не должны видеть, что мы испугались.
- Мы не испугались.
- Мы испугались, - мягко возражает Нийя. - Но мы этого не покажем. Стручок им всем.
- Зеленый, - поддакивает Ракан.
- Зеленый. Вот такенный! - Нийя разводит руками.
- Хулиганка.
- Сами вы хулиган, - улыбается Нийя. - Пистолеты у людей отнимаете, палите в общественном месте.
- Это не хулиганство, а самооборона. У них наверняка были ножи.
- У меня было кое-что покруче ножа.
- Пистолет тоже круче. Не согласна?
- Согласна. Сикки Ракан, я вас недооценивала.
- Дооценила?
- Теперь да, - Нийя встает и идет готовить завтрак.
На базе капитан Оор отводит Ракана в сторонку.
- Господин Эарани, я тут раздумывал над вчерашним происшествием... Может, Нийе стоит пару дней побыть дома, с вами? Вчерашняя ситуация может повториться...
- Мы с Нийей решили не показывать, что испугались. А как вам показалось, капитан: это было спланированное нападение именно на Нийю?
Капитан Оор задумчиво почесывает подбородок.
- Вряд ли. Не думаю даже, что это было спланировано. Посудите сами: сидят молодые мужики, тусуются, выпивают, травку курят, и тут в их место приходят чужаки и начинают делать что-то непонятное. Конечно, у них возникнут вопросы.
Ракан кивает. Возможно, капитан и прав. Но на сердце тревожно.
- Господи Эарани, я совсем недолго знаю Нийю. Но обратил внимание, что за словом в карман эта девочка не лезет...
- Вот это вы зря! - возражает Ракан. - Вы плохо ее знаете! Как раз Нийя умеет избегать конфликта!
Капитан с улыбкой выставляет ладони.
- Ну, простите, господин Эарани!
- Нийя вообще никому не дерзит, к вашему сведению. Кроме меня. Потому что мне можно.
- Я не хочу обидеть ни Нийю, ни вас. Признаю, что знаю ее мало. Просто у меня у самого дочь ее возраста...
- Что вы сказали?
- У меня дочь - ровесница вашей, - улыбается къэтанец. - Нийя же ваша дочь, я не ошибся?
- Точно в цель, капитан. А вот мне интересно: это знает уже вся галактика или пока только одна маленькая планета Дэсса плюс команда одного къэтанского корабля-лаборатории?
Капитан вновь выставляет ладони. Скоро у него от общения с дэссианином руки сведет в этом жесте примирения.
- Господин Эарани. Вы нам этого не говорили. Вы же помните? Нийя тоже не говорила. Я догадался сам. Доктор Вирэйн тоже догадалась сама. Не удивлюсь, если кто-то еще догадался. Да, мы с Джил... с доктором Вирэйн поделились своими соображениями. Но никому - клянусь честью! Нийя так на вас похожа, - капитан улыбается, - что невозможно не заметить... Я понимаю, у вас есть веские причины это не афишировать, но сходство никуда не денешь...
- Да, капитан. Вы правы. Но если видите вы, то видят и многие другие. Наверняка в городе тоже кое-кто увидел.
- Вы имеете в виду Туранчокса Аблаи? Полагаете, ему донесли?
- Ему донесли еще до вашего приземления.
- Думаете, он подослал тех парней?
- Этого я и опасаюсь. Вот и хочу проверить: случайность была там, в гроте, или закономерность.
- В таком случае вы подвергаете вашу дочь опасности...
- Знаю, - отрубает Ракан.
- Все-таки я не уверен, что те парни подкарауливали именно ее. Думаю, в такой ситуации мог оказаться любой из нас.
- Мне хотелось бы на это надеяться. Может, они просто хотели припугнуть чужаков. Набросали в воду карбида кальция и поджидали, пока кто-нибудь придет.
- Хм! А откуда вы, господин Эарани, знаете про карбид? Вроде я вам не сообщал результаты анализа? - прищуривается къэтанец.
Ракан пожимает плечами.
- А разве по реакции не очевидно? Или вы меня подозреваете?
- Никак нет! - капитан смеется. Он понял, что последняя фраза была шуткой. Он явно делает успехи: уже начал понимать тонкий дэссианский юмор.
- Я в детстве этого карбида в воду перекидал, - поясняет Ракан, - грузовик целый, наверно.
Капитан Оор снова улыбается. Конечно, у дэссианина тот еще характерец. Но, если найти подход, мировой мужик. Надо будет с ним как-нибудь целенаправленно выпить.
- Обещаю, господин Эарани, - говорит къэтанец, положив ладонь на сердце, - я и моя команда будем защищать Нийю, чего бы нам это ни стоило. Можете смело нам ее доверить.
- Я вам ее доверяю, капитан. Спасибо.
- Простите, а можно вопрос?
- Спрашивайте.
- Нэво рассказывал, как Нийя дралась, - капитан делает руками замысловатые пассы. - Бесконтактно. Не касаясь тех парней. Это оно, да? То самое?
- То самое.
- Эх, жаль, не видел! И как она это делает?
- Не знаю. Делает - и все. Кстати, капитан, если у вас заболит голова, обращайтесь к ней. Головную боль она купирует практически мгновенно.
- По-ра-зительно! - качает головой капитан. И поспешно добавляет: - Я никому не скажу!
- Те парни уже всей Дэссе растрепали. Помяните мое слово, паломники пойдут - на нее смотреть.
Они идут к вездеходам. «Определенно надо будет пригласить его выпить», - думает капитан Оор. «Надо будет при случае его напоить, - думает Ракан. - Залить «Шавэлой» под самую крышечку».
Очень серьезный пассажир
При посадке на «Астон» дэссианин был тих, но как море перед хорошей такой бурей. Не то чтобы Нандар Оор прямо уж ожидал скандала, но что важный пассажир напряжен, он обратил внимание.
Нандар припоминал, что слышал кое-что об этом человеке от дэссианских коллег. Отзывались уважительно, но непременно прибавляли: «Железный» - и многозначительно переглядывались. Нандару, конечно, было любопытно взглянуть на Железного Ракана поближе. Вовсе и не железным он оказался. Живым и усталым. Старым. Хотя в отличной форме - это да, не поспоришь. Подтянутая фигура, горделивая осанка. Мениры - очень красивый народ. Но Нандар больше симпатизировал тьярам - они попроще, пооткрытее, подушевнее. А уж до чего хороши дерзкие черноглазые тьярки...
Его предупредили, что дэссианин рассчитывал не на скромно оборудованную посудину вроде «Астона», а на что-то посерьезнее. И он поймет, что собой представляет «Астон». Благо кораблями занимается вплотную, по долгу службы. И всем сильно повезет, если поймет после старта, а не до. Потому что если до, договориться с ним будет проблематично. Ракан Эарани - такой человек: если он на вас сел, то не слезет, пока своего не добьется. Душу вынет, без преувеличения.
Но посадка и старт, слава космосу, проскочили гладко.
Однако Нандар не разрешал себе расслабиться. Если верить дэссианским капитанам, буря может грянуть и внезапно. Если для бури имеется повод, конечно. А здесь он имелся, да будь здоров какой.
Поэтому, когда лаборант Шони Упагаэ прибежал звать его в кают-компанию, капитан морально готовился к скандалу. Вместо этого он выслушал поразившую воображение историю стажерки Нийи Энгу - этой девочки, похожей на стрекозу.
Ее привел сын профессора Асира. Вроде бы у нее какая-то драматичная история, с какого-то аварийного борта ее сняли, что ли. Нандар подробностей не знал. Когда была на пике популярности, он находился в дальнем рейсе, а там уж как-то поутихло. Но кое-что он слышал.
Нийя живет у Асиров, профессор ее опекун. Кстати, толковая девчонка. Рукастая. Где училась, непонятно, но в бортовой электронике шарит. И к эскпертизе экологической ее можно будет приладить. Нуто Тэтэнуко, старший лаборант, тоже с ней побеседовал, заключил, что способная.
И тут, понимаете, ли, такое...
По таким историям впору снимать кино. Остросюжетную фантастическую драму. Правда, если в титрах написать, что сценарий основан на реальных событиях, никто все равно не поверит. Но Нандар Оор знает истории не хуже этой, поэтому верит дэссианину. Ракан Эарани не похож на человека с богатым воображением. Скорее он похож на человека, который абсолютно не умеет врать, просто не знает, как это делается. Надо думать, ему порой приходится туго из-за этого. В нем есть что-то от философа, но при этом он прагматичен донельзя.
Он даже рассказывает безо всяких эмоций, сухими короткими фразами. Точно отчет какой-то читает. Пускай содержание этого отчета - фантастика полная: сумасшедший ученый, одержимый идеей создать армию сверхлюдей (точнее сверхдевочек - вот таких, как Нийя, стрекозулек) для спасения гибнущего мира. Вроде в каком-то комиксе это уже было. Но никакие, даже самые невероятные, истории не вырастают из ничего - в этом Нандар уверен. Может, тот комикс был как раз об этом. Галактика слухами полнится.
Нандар, неоднократно бывавший на Дэссе, никогда ничего не слышал о профессоре Глане Энгу, но его просто не интересовали такие темы. А вот то, что военный диктатор назначил за голову чокнутого старика награду в кругленькую сумму, - очень даже правдоподобно. О Туртыде Нандар наслышан. Этот и не на такое способен. Кто помог профессору бежать, тоже понятно. Вот он стоит. Господин Эарани открыто этого не сказал, ограничился обтекаемым: профессор по своим каналам получил в распоряжение орбитальную станцию, которая дрейфовала в Поясе Латоны. По своим каналам... Ну да. А Пояс Латоны - безусловно, последнее место в галактике, в котором станут искать. Если станут.
Бывалого капитана проняло: вот перед ним стоит человек, который, не колеблясь, готов был пожертвовать карьерой, репутацией, а возможно, и жизнью ради друга. Который дочь родную от себя оторвал.
Ведь эта стрекоза-стажерка - дочь ему. Они же рядом стоят - слепым надо быть, чтобы не увидеть!
Господин Эарани сказал, что профессора исключили из Академии наук, лишили всех званий и научных степеней, а также лицензий на научную практику. Это значит, вся его дальнейшая деятельность была нелегальной, противозаконной. Не было и не могло быть у него доступа к банкам биоматериала. Зато был друг - единственный, кто от него не отвернулся. Друг, которому здоровье позволяло еще стать донором.
Вот в то, что эта стрекозуля - сверхчеловек, как-то с трудом верится. Может, у профессора не получилось? Получилась просто девочка. Красивая, милая, умненькая. Тоже сверхчеловек по-своему. Почему бы и нет?
У Нандара дочь Зэста - Нийина ровесница. Отпустил бы он свою Зэсту с чокнутым стариком в Пояс Латоны, окажись они в аналогичной ситуации? Нет! Пусть даже этот старик ее создал, она его дочь - и все тут. За свою дочь Нандар и лучшему другу глотку порвал бы. Моя - и все. Никаких Поясов Латоны! Что же это за дружба была такая? Что это за люди? Вот этот, конкретный, что за человек такой, а? Отдать свою дочь сумасшедшему старикану для опытов... Додуматься надо...
Каждый член экипажа по-своему в шоке, и капитан - не исключение. В глубоком раздумье он идет на мостик - менять курс, чтобы свернуть к Поясу Латоны. Дэссиане просят. Вернее, тьяр, господин Го, попросил, а господин Эарани согласился. Что ж, капитан выполнит их просьбу.
По коридору с озабоченным лицом пробегает доктор Вирэйн. С очень-очень озабоченным. Нандар ловит ее за рукав комбинезона.
- Джил, что-то случилось?
- Не знаю, Нандар. Не знаю.
- Как тебя прикажешь понимать?
- У нас, кажется, драка на борту.
- Что-о? Где?
- Полагаю, в каюте пассажиров, - пожимает плечами Арджила.
- Тэ-эк! Сбавь обороты. В чем дело?
- Не знаю, - Арджила разводит руками. - Хотя догадываюсь... Пару минут назад я застала оч-чень неприятную сцену: господин Эарани зажимал в углу господина Го и явно ему угрожал. Нийя рвалась разнимать, Солфан ее удерживал.
- И-и?
- При виде меня все разбежались.
- Господин Эарани тоже разбежался? - Нандар не может удержаться от смеха. - Что-то я плохо представляю, как он от тебя убегал!
- А ну тебя! Я серьезно.
- Прямо врассыпную, как нашкодившие мальчишки? - продолжает угорать Нандар. - Джи-ил! Что ж ты меня не позвала? Опять я пропустил самое интересное!
- Ну, не разбежались, - Арджила обижена его смехом. - Но, скажем так, поспешно разошлись.
- И стажеры? Ну, этих-то я могу вызвать для объяснений. Идем!
- Не надо. Нийя сказала, что господин Эарани, цитирую, вежливо попросил господина Го не болтать лишнего, когда приземлимся. Как тебе это нравится?
- Что они не друзья, я заметил.
- Это, конечно, не наше дело, но я опасаюсь за здоровье господина Го.
- Ну, сделаешь ему примочку, - пожимает плечами Нандар. - Делов-то... Думаю, нам не стоит вмешиваться в их дела. Все же взрослые мужики, к тому же инопланетяне... Честно говоря, этот господин Го - на редкость несимпатичный тип.
- И поэтому его можно избить?
- Да может, никто его бить и не будет! Это все твои домыслы, Джил!
- Может быть, может быть... Не понимаю, - Арджила разводит руками, - зачем тогда господин Эарани вообще взялся рассказывать? Если это такая тайна...
- Джил, а ты представь, в каком он состоянии. Он же был уверен, что Нийя погибла в Поясе Латоны! А тут она бэнц - воскресает... Скажи спасибо, что тебе не пришлось на борту с инфарктом возиться!
- Этого я тоже боюсь. Выглядит он неважно, прямо скажу...
- Мне кажется, надо предоставить их самим себе. О господине Эарани Нийя позаботится, будь спокойна. Если что - тебя позовет. А если господин Го от него огребет, то, я уверен, по заслугам. Потом, мы же ничего о них не знаем: какие у них отношения, что да как...
- Пожалуй, ты прав, - соглашается Арджила. - Понаблюдаем.
Доктор идет с свой кабинет. А капитан шагает на мостик.
И там его поджидает господин Эарани.
- Прошу прощения, - осторожно говорит Нандар, - задержался. Беседовал с бортврачом... Чем могу помочь, господин Эарани?
- Боюсь, что уже ничем, - холодно отвечает дэссианин.
- Э-эм-м... Боюсь, я вас не понял.
- А, значит, старпом еще не доложил вам о нашей беседе.
- Какой беседе?
- Перед тем, как в кают-компанию пришла Нийя, я говорил с вашим старпомом.
- Фариа не смог ответить на ваши вопросы? Что ж, я постараюсь.
- На вопросы-то он ответил. Но он ответил, как его проинструктировали. А я желаю знать правду!
- Я весь внимание, господин Эарани.
Дэссианин, сложив руки на груди, начинает расхаживать взад-вперед по мостику.
- Я хочу знать, капитан: почему меня не поставили в известность, что могут выделить только диагностическую лабораторию?
- Господин Эарани, вы же понимаете, что прежде, чем предпринимать какие-то серьезные меры, нужно провести диагностику? Как в медицине: невозможно начать лечение, не поставив диагноз. Иначе оно будет нерезультативным...
- Понимаю, - отрывисто бросает дэссианин.
- Ну вот, в экологии так же!
- Я спросил не об этом, - дэссианин продолжает мерить шагами помещение. - Я не эколог. Но про диагностику понимаю. Я спрашиваю о другом: почему я узнаю случайно, что это, - он взмахивает рукой, - лаборатория?! Ясно формулирую?
- Ясно, - кивает Нандар.
- Так потрудитесь ответить! Только не говорите, что вышло недоразумение! Это я уже слышал!
«Серьезный дядя, - думает Нандар. - Наверняка у него в его ведомстве все по стеночке ходят».
- Мне нечего вам ответить.
- Нечего? - дэссианин аж останавливается от неожиданности. - Нечего?!
- Не кричите, господин Эарани. Я хорошо слышу.
Да, будет забавно, если к Джил придет с побитой физиономией капитан, а не болтливый тьяр... Надо как-то спасать положение.
- Мне самому ничего толком не сказали, - продолжает Нандар, самым убедительным тоном, какой получается. - Поймите, я как солдат: мне отдали приказ - я выполняю. Вот корабль, вот пункт назначения, вот задание.
Дэссианин снова начинает ходить туда-сюда.
- А ситуацию в пункте назначения вам как обрисовали?
- Да почти никак.
Дэссианин поворачивается к нему.
- То есть вы хотите сказать, что не знаете, что вас там ожидает?!
- Знаю. Господин Эарани, я бывал на вашей планете. И не единожды. Я знаю, какая там ситуация.
- Вот как! Ну, тогда вы должны знать, что от вашей лаборатории никакого проку не будет!
- Обижаете, господин Эарани! У меня хорошая лаборатория!
- Да мне не интересно, хорошая она или нет! - срывается на крик дэссианин, взмахивая руками. - Меня интересуют реальные меры по спасению моей планеты! А не ваша возня с анализами! Что непонятного я говорю? И чего невозможного требую? Ваше правительство само вызвалось помогать! Его никто не принуждал к этому!
- Так мы и помогаем! Вот прямо сейчас летим вам помогать!
- Чем?! Набиранием воды в пробирки?!
- Да! Этим самым! Вы же сами сказали, что ваши экологи не справляются! Поймите, мы не умеем делать чудеса! Если вам нужно чудо, его все равно никто не сделает! Кроме вас самих! Я хочу сказать, что чудеса - это труд! Да, труд! Тяжелый, кропотливый, нудный! С чего-то же надо начать! И начинать всегда особенно трудно! Ну, неужели вы этого не понимаете? Или вы нам не верите?
Дэссианин молчит, только тяжело дышит. Нандар надеется, что без инфаркта все-таки обойдется. Ведь сам же себя накручивает, кто ему злобный...
- Господин Эарани, - примиряюще говорит капитан. - Я понимаю, что вы чувствуете. Не знаю, как это выразить, но - понимаю. Да, я и мой корабль - это все, что у вас на данный момент есть. Но, согласитесь, это лучше, чем ничего. У меня на борту лучшие специалисты. Мы сделаем все, что в наших силах. Потому что это наш долг! Вы выполняете свой долг - перед своим миром. Мы - свой. Думаете, от вас просто хотят отделаться? Вы ошибаетесь! Вам искренне хотят помочь! Я, - он бьет себя в грудь, - хочу вам помочь, моя команда хочет помочь. Миссия «Астона» - просто начало. Первый шаг. Надеюсь, вы меня понимаете.
- Очень даже понимаю, - кивает дэссианин. - Язык у вас хорошо подвешен, капитан. Вижу, я вас утомил? Прошу меня извинить, - и размашистым шагом выходит.
Оставив Нандара в полной растерянности и смятении.
- Ничего себе крендель, - бормочет капитан, когда дэссианин уходит подальше.
И отправляется искать запропастившегося куда-то старпома. Им надо проложить новый курс и как следует поговорить.
А ведь Ракан так и не добился ответа на свой вопрос.
В самом деле, что мешало Къэтану направить на Дэссу сразу «Карантиллу»? Она располагала и лабораторией, и плазменными конденсорами. Диагностика и лечение в одном флаконе. А что мешало заранее, открытым текстом сказать Ракану: вот вам для начала лаборатория, а за ней - не волнуйтесь - прибудет тяжелая артиллерия? Вряд ли къэтанское руководство не верило, что ситуация на Дэссе настолько плоха. И президент Марисава Одэге, и ее министры, несомненно, худо-бедно представляли, что там происходит. Может, они не знали, что за человек Ракан Эарани? Что он действительно сядет и не слезет? Вот и узнали.
Это тоже вилка вероятностей. При другом раскладе Ракан не познакомился бы с Арджилой, капитаном Оором, старпомом Фариа, пилотом Нэво Арьиндэ, лаборантами Нуто и Шони, бортмехом Имри и Борткотом. Нийя, конечно, в любом случае, любыми средствами добралась бы до Дэссы, но тогда это была бы немного другая история.
О разных методах спасения мира
Волонтеры приходят к капитану Оору каждый день. Тьяры, мениры, гэди, даже штвалины - трудовые мигранты. Идут и идут. Не толпами, конечно, не толпами, но приходят - и это отрадно. Собирают образцы, устанавливают приборы. Стараются.
Этот рыжебородый гэди с резкими чертами лица и ярко-карими глазами, одетый, как и многие, в выгоревший камуфляж, мало отличается от прочих.
- Могу я видеть сикки Ракана? Мне сказали, он где-то здесь.
- Да вон он, - указывает молодой тьяр с пучком перевитых цветными шнурками косичек. - Вон, метеостанцию тащит.
- Спасибо, брат, - кивает гэди.
Хотя какой он тьяру брат? Тьяр слегка озадачен. Так обращаются друг к другу подпольщики из Подземок Дахона: брат, сестра...
Гэди шагает по осыпи наперерез высокому человеку в черном.
- Здравствуй, Ракан.
- Здравствуй, Му Мо, - Ракан ставит на землю портативную метеостанцию. - Решил податься в волонтеры? Сменить род деятельности?
- Что все это значит? - Муфис Морлаг кивает в сторону суетящихся волонтеров.
- Я привез ученых.
- Я знаю, что ученых. Зачем?
- Ты спрашивал, что я сделал для своей планеты. Я привез ученых с Къэтана. Они помогут нам разобраться, что делать. Может быть, пришлют корабли-чистильщики.
- Может быть?!
- Хоть ты им не мешай. И без тебя хватает желающих. А лучше помоги. Или ты умеешь только бомбы подкладывать?
- Это не твое дело, Ракан.
- Что не мое дело? Бомбы или моя планета?
- Она и моя тоже!
- Она общая. Не кипятись, Му Мо. От бомб лучше точно не станет. Если только ты не подложишь одну Туранчоксу под кровать.
- Да я бы его... - Морлаг сжимает кулаки и челюсти.
- Вот и займись, - кивает Ракан. - Может, принесешь пользу раз в жизни.
Он поднимает прибор и несет дальше.
- Да ты вообразил о себе невесть что! - говорит ему вдогонку Морлаг. - Спаситель мира нашелся!
- Я несу метеостанцию, - не оглядываясь, отвечает Ракан. - А ты стоишь и языком телепаешь, как сибек хвостом.
Глава сопротивления провожает его взглядом, выражающим дикий коктейль чувств. Затем сердито сплевывает, круто разворачивается и уходит. Никто не обращает на него внимания. Никто даже не спросит, кто это был.
Къэтанцы не знают о существовании подполья. Никто из местных просто не говорит на эту тему. Дружба дружбой, а сопротивление - сопротивлением. Къэтанцам хватит и того, что правитель Тьяр-Менир не против, чтобы они копались в помойках. Они быстро поняли, что политических тем касаться не стоит даже под бутылку-другую «Шавэлы». И на самом деле генерала Туртыду следует поблагодарить за то, что Дэсса хотя бы начала выползать из Катастрофы. Он не мешал.
Кесаталина Побэтис, боевая подруга Муфиса Морлага, в своих мемуарах написала, что Ракан Эарани открыто называл сопротивление «бесполезной в хозяйстве скотиной». Которая только ест, гадит, шумит, доставляя хозяевам одни хлопоты. На самом деле Ракан наверняка употребил выражения покрепче, это Кесаталина их смягчила. Он знал всякие слова. Правда, употреблял редко - воспитание.
Не то чтобы Ракан всерьез считал себя спасителем мира, но мельтешение повстанцев с их бомбами и терактами казалось ему бессмысленным на фоне того, что происходило с миром в целом.
Конечно, Ракан был лично знаком с Муфисом Морлагом, но это совсем не означает, что он сочувствовал повстанцам.
Одно время Глан всерьез обсуждал с лидером партизан-выживальщиков возможность обустроить в Подземках лабораторию. Всерьез - ровно до слова «сверхлюди». Тут Морлаг поднял ученого на смех, назвал старым фантазером, а затем, спохватившись, - всякими ласковыми словами, которые говорят сумасшедшим, чтобы те не начали буянить. Глан, к чести его, не обиделся. Он все это столько раз уже выслушал, что выработал иммунитет и не обижался. Морлаг же, опять став серьезным, сказал, что из уважения к заслугам профессора готов предоставить ему убежище, создать условия для работы, пусть ставит в Подземках свои опыты - только аккуратно, чтобы людей не пугать. Глан поблагодарил за оказанную любезность.
Помощью повстанцев он так и не воспользовался - потребовалось более радикальное решение. Морлаг догадывался, кто помог профессору бежать и как именно. Конечно, Ракан вызывал у него живейший интерес. Чего не скажешь о Ракане - он Морлагом и его делами не интересовался.
А теперь лидеру сопротивления донесли об операции «Пылесос». Что къэтанский корабль покружил над городом, и небо расчистилось. Что сначала шел серый дождь, оставивший повсюду налет, как от цементной пыли, а потом пошел чистый. Что в Малту Питэ и Элвабастэ видели голубое небо и радугу. Фотографии-то ему принесли - даром, что ли, тот парень скакал, как хромой диккеставр, по свалкам, рискуя свернуть себе шею или попортить дорогой объектив. Но Морлагу хотелось убедиться самому. И еще спросить, что за оборудование у къэтанцев.
Однако Ракан сбил его с панталыку. Морлаг так разозлился, что ушел, а когда ушел, сообразил, что не спросил самого главного. Возвращаться же почел ниже своей чести.
Информацию-то он потом получил - по другим каналам. Ну, а когда небо снова наглухо затянул смог и злой северный ветер понес кусачую соленую пыль, Муфису Морлагу стало понятно: ничего серьезного къэтанская ионная пукалка не может. Он не то чтобы разочаровался - он и не очаровывался.
Морлаг со своими людьми не просто скрывался в Подземках. Он тоже был не дурак, понимал, куда мир катится. В Подземках он готовился выживать в случае глобальной катастрофы. Впрочем, Катастрофа и так уже была глобальной, только не такой стремительной, как в кино. Дэсса - мир медлительный, и Катастрофа набирала обороты медленно. Собственно, это Дэссу и спасло.
По дороге из Малту Питэ обратно в Дахон, трясясь на ухабах в проржавевшем вездеходе, Морлаг смирился с перспективой, что у къэтанцев ничего не выйдет, планете конец, и Подземки - последний приют и оплот человечества.
Местами читать мемуары Кесаталины даже смешно: такое пессимистичное сопротивление, сражающееся под девизом «Мы все равно все умрем!». А доктор Вирэйн еще называла пессимистом Ракана! Оно понятно, ей не с кем было сравнить. Ракан всякий раз несгибаемо отвечал: «Я не пессимист, я реалист». Эта фраза стала в дальнейшем на «Астоне» бортовым анекдотом. Но доктор Вирэйн много потеряла, не познакомившись с Морлагом.
Если бы он пошел, минуя Ракана, сразу к капитану Оору, некоторые события развивались бы иначе. Чисто теоретически. Но он не смог себя заставить заговорить с чужаками. А Ракан отбил ему всякую охоту знакомиться с къэтанцами ближе. И очень правильно сделал: присутствие Морлага неизбежно привлекло бы к къэтанцам внимание Туртыды - шпионы в то время могли быть под каждым кустом и за каждым камнем. А им и внимания Туранчокса хватало выше крыши.
Больше Морлаг к экспедиции не приближался и желания познакомиться не изъявлял. Если его люди и шпионили, то в поле зрения не попадали. Ракан, со своей стороны, о его визите помалкивал, не сказал даже Нийе. А тот тьяр с косичками, если и догадался, кто это был, то так струхнул, что тоже не проболтался.
Об идеальном сыне
Вечер. Ракан сидит перед телевизором, смотрит новости. Опять говорят, что пыльную бурю считают следствием вмешательства инопланетных ученых. Можно подумать, до этого не было пыльных бурь. Ну да, не было. Лет шестьдесят назад, когда Ракан пешком под стол ходил и строил под этим столом домик из диванных подушек. И шахты проваливаются оттого, что чужаки топают... Такое впечатление, что кругом одни идиоты.
Ракан устало трет лоб и глаза. Вот как объяснить этим тупицам, что къэтанцы хуже не сделают, потому что хуже уже некуда? Если есть куда, то только ложиться да помирать.
Нийя приносит чайник и чашки. Наелись они на «Астоне», а вот чаю хочется.
- Опять голова болит? - сочувствует Нийя. - Давайте ее сюда.
- Голову? Она не снимается. Резьба приржавела.
Нийя хихикает. Садится рядом, кладет ладошку ему на лоб.
- Нет, так неудобно. Ложитесь. А голову сюда.
Он послушно ложится, пристроив голову ей на колени. Нийины пальцы нежно перебирают волосы. Ракан закрывает глаза. Никакая голова у него уже не болит. Ему хорошо.
- И зачем вы такой большой? - говорит Нийя. - Даже на диване не помещаетесь.
- Такой вырос.
- Хочется вас на руки взять. Но никак. По частям только.
- Фантазерка.
- Это у меня, наверно, уже материнский инстинкт, - анализирует Нийя.
- Пора уже.
- А как вы смотрите на то, что я когда-нибудь выйду замуж за къэтанца?
- За этого рыжего? Который все время с фотоаппаратом бегает?
- Его зовут Солфан.
- Знаю. Какая разница?
- Большая.
Ракан открывает глаза.
- У вас все настолько серьезно?
- Пока не знаю, - пожимает плечами Нийя. - Наверно.
- Местных, что ли, не хватает? Ты же вроде домой прилетела?
- Я останусь. А он улетит, доучится и прилетит.
- Это невозможно гарантировать.
- Я ему верю. Он вернется.
- А о нем ты подумала? Каково ему тут будет? Чтоб в него до конца жизни пальцем тыкали: чужак, чужак?
- На нем же нет шильдика, что он чужак, - улыбается Нийя.
- Кому надо, найдут шильдик. Не найдут - свой приклепают.
- Господин Эарани, вы пессимист, - Нийя мастерски копирует тон доктора Вирэйн.
- Йой, нет! Только не это! - Ракан закатывает глаза, изображая обморок.
- А вы женитесь на къэтанке, - советует Нийя.
- Выдумщица.
- Она же вам нравится.
- С чего ты взяла?
- По вам видно.
- Она мне в дочери годится.
- Если только в о-очень ранние! - хихикает Нийя. - Ей сорок восемь.
- Фантазии-то у тебя как раз по возрасту, - ворчит Ракан, садясь. - Давай чай пить, остынет.
- Ну, чего вы сердитесь? - Нийя гладит его по плечу. - Это же совершенно нормально, ничего такого. Подумаешь, къэтанка...
- Вот именно. Подумаешь, къэтанка. Нийя, не липни ко мне, я сейчас из-за тебя обольюсь весь...
- И чего вы такой не ручной?
- Я тебе не Борткот.
Нийя прыскает, едва не расплескав свою чашку.
- Борткот! Ну, вы и сказанули! Ай-и-и, борткот, - она умильно жмурится. - Вообще-то его зовут Нява.
- Я даже знаю, почему, - говорит Ракан, вдыхая аромат вэвэя, поднимающийся из чашки. - Он всегда говорит свое имя: Ня-ава, Ня-ава...
- Похоже! - хихикает Нийя. - У вас талант! Сейчас утури сбегутся.
- Утури весной дразнить надо, когда у них гон. Я в детстве их подманивал. Приходили коты, начинали драться.
- Добрый мальчик! - смеется Нийя.
- А моя мать считала меня жестоким.
- Почему?!
- Я не соответствовал ее представлениям об идеальном сыне.
- Интересно, каким? Как она представляла идеального сына?
- А я откуда знаю? Нийя, спроси чего полегче. Например, об устройстве Вселенной.
- И как она устроена?
- Сложно.
Лагуна Киттон Эарани мечтала о милом, ласковом мальчике. Но ее единственный (так уж распорядилась природа, отчего она, тьярка-полукровка, наверняка страдала) сын рос недотрогой. Лагуна, с удовольствием нянчившая племянников и племянниц, считала, что все дети любят, когда взрослые их тискают. И вот ее собственный годовалый пупсик с криком отпихивается ручонками, выворачивается из рук, как пойманный сибечонок, только что не кусается. Это было только начало. Чем дальше, тем больше маленький Ракан дичал - так определяла для себя смятенная мать. Она даже обращалась к знаменитому детскому психологу Лотингору Хио До. Светило науки, понаблюдав Ракана и погоняв его по соответствующим возрасту тестам, пришло к заключению, что мальчик, конечно же, своеобразный, но это граница нормы и в радикальной корректировке, пожалуй, не нуждается. Деликатно, госпожа Эарани, предельно деликатно.
Однако деликатно Лагуна не умела. Она вообще никак не умела. У нее не хватало терпения.
- Он не слушается! - жаловалась она мужу. - Смотрит в глаза, говорит «да, мама» и все, все, все делает по-своему!
- Это же хорошо! Растет самостоятельным.
Айдален считал проблему надуманной. В отличие от Лагуны, он принимал сына таким, какой он есть, не пытаясь ничего в нем переделать. Поэтому отца Ракан уважал, а мать разве что жалел и старался лишний раз не тревожить. Он не понимал, чего она от него хочет. Вряд ли и она сама понимала.
Временами Лагуна ловила себя на мысли, что побаивается сына. Родного ребенка. Он был существом иной, чуждой природы. Лагуна совершенно не знала, чего от него можно ждать. Ее сын жил своей непонятной, закрытой от нее жизнью. Как другая планета.
Однажды он пришел весь в крови, с рассеченной бровью. Лагуна перепугалась. Ну, тут любая мать перепугалась бы.
- Что случилось? Ты подрался?
- Нет.
- Упал? Опять лазил куда-то?
- Нет.
- Вот что за ребенок такой, - причитала Лагуна, промывая рану. - Ты можешь сказать, что случилось?
- Нет, мам. Ты испугаешься.
- Ракан! Ты нарочно?
- Нет, нечаянно.
- Что нечаянно?!
- Ну, вот это, - Ракан указал на свою бровь.
- Так, давай сначала. Расскажи. Мне. Что. Случилось.
- Не могу.
- Почему? Ты боишься? Тебя кто-то ударил? Ты боишься его?
- Нет. Никто меня не бил, я сам.
- Так расскажи, как это произошло!
- Не могу. Ты испугаешься.
- Я уже испугалась!
- Испугаешься еще больше. Начнешь плакать.
- Мне нужно знать, что случилось!
- Какая разница? Все равно же это уже было.
- Ты невыносим! Я пожалуюсь отцу!
- Да пожалуйста.
В тот раз даже Айдален ничего от сына не добился. Лишь много лет спустя Ракан рассказал это Нийе.
Костер на свалке, баллон из-под антистатика. Он далеко стоял. Но недостаточно. Не успел ни пригнуться, ни отвернуться, ни закрыться - взрыв произошел так внезапно, что он даже подумать ничего не успел. А в следующий момент очнулся сидящим на земле, со впившимся в бровь обрывком металла.
Кстати, Глану Ракан тоже этого не рассказал. Ограничился лаконичным:
- Так, неудачный эксперимент.
- Тоже результат, - кивнул профессор, уважавший право юного друга на свои тайны. - Ты сделал выводы?
- Сделал.
- Это хорошо.
Ракан Эарани всегда признавал свои ошибки. Но не любил о них рассказывать.
Ракан и Нийя пьют чай и смотрят кино. Что-то псевдоисторическое, с убедительными костюмами, но современными жестами и диалогами.
- Вам долить? - тянется к чайнику Нийя.
- Мне хватит. И тебе тоже. Опять всю ночь бегать будешь.
- Вы тоже встаете.
- Но не всю же ночь туда-сюда, как заведенный.
- У меня метаболизм быстрее вашего.
- Может, ты просто мерзнешь? Забирай к себе обогреватель. Я без него обойдусь.
- Да не мерзну я, это чай...
Но под бок подбирается, тянет за собой плед. Ракан обнимает ее за плечи. Сидит, пригрелась... Ракан думает о Морлаге. Зачем он приходил? Не в волонтеры же наниматься - смешно.
Связи с повстанцами. Ракела
После раскрытия подпольной ячейки в НИИ Биотех, что ускорило его ликвидацию, Ракана подозревали в связях с повстанцами. Генерал Туртыда по своим каналам, а Туранчокс по своим пытались его припугнуть. Да не тут-то было. Железный Ракан оправдал свое прозвище и ни на какие манипуляции не поддался.
Однако известно, что он несколько раз встречался с Морлагом и даже посещал Подземки.
В катакомбах под Дахоном есть тоннели и помещения, построенные в самое разное время. Самым старым, по приблизительным оценкам, тысячи лет. Самые новые построены во время Четвертой Мировой. Вид и назначение помещений самые разнообразные, от жилых до складских и промышленных. Имеются всевозможные коммуникации, даже автономные электростанции и насосный комплекс, снабжающий большую часть Подземок водой из подземного озера. Огромный, больше самого Дахона, подземный город. Где еще было скрываться повстанцам, как не там.
Когда Туртыда объявил награду за голову Глана, Муфис Морлаг был готов принять профессора. Подземки большие, на всех места хватит. К тому же биолог может пригодиться. Пускай сикки Му Мо и относился к грандиозным замыслам ученого, мягко говоря, скептически.
Сначала переговоры вел Ракан.
В один из визитов в Дахон он встретил в Подземках свою дочь.
Он давно ничего о ней не слышал. Фэрун сказал, что Ракела куда-то уехала, но не сообщила, куда. Ничего удивительного, это же Ракела, она никогда не докладывалась о своих планах даже брату, с которым была более-менее близка. Это и хорошо оказалось: Ракан ничего не мог ответить дознавателю Туртыды на вопрос: «Где ваша дочь?». Он не знал. Хоть проверяйте его на детекторе лжи.
Конечно, любой может обознаться в сумраке подземелья. Да только эта высокая красивая женщина со стянутыми в тяжелый узел темными волосами - его дочь, он уверен. Ракан окликает ее, но она, не оглядываясь, уходит. Ну, точно она! Вечная ее манера.
- Ракела! Ракела, постой!
Он шагает за ней по тоннелям. Она ускоряет шаг, но не бежать же бегом. Глупо. Ракела останавливается.
- Что вы хотели, сикки Ракан?
Ракан подходит. Подносит ладонь к ее щеке, но, встретив ее ледяной взгляд, роняет руку.
- Простите. Мне показалось... Вы похожи на мою дочь. Простите.
Он поворачивается, чтобы уйти. Обратную дорогу он помнит. Ракела могла завести его в лабиринт - он слышал, что в Подземках можно заблудиться.
Ракела все-таки не выдерживает.
- Тебе никогда не было до меня дела! - сдавленно бросает она вслед.
Ракан оборачивается. Он бледен, как сырая известка, даже губы белые.
- Прости. Мне казалось, тебе нужно больше свободы.
Ракела в гневе топает ногой, обутой в такой же, как у него, солдатский ботинок.
- Мне не нужна свобода! - в ее голосе звенят слезы, но глаза, пылающие гневом, сухи, как степные озера в жаркое лето. - Мне нужна любовь!
- Я люблю тебя, как умею.
- Мне нужно не так!
- Скажи, как тебе нужно.
- Уже никак! Поздно! Ненавижу тебя! Уходи! И не приходи сюда больше!
- Как хочешь, - Ракан отворачивается и уходит.
Дождавшись, пока он свернет за поворот коридора, Ракела закрывает лицо ладонями и дает волю слезам. Она не железная, как ее отец. Но такая же гордая.
Ракан, конечно, слышит, что она плачет (акустика в тоннеле способствует), но не возвращается. Это Ракела Эарани, его дочь. Если он вернется, будет только хуже.
Еще раз он видит ее, когда приходит сообщить, что убежище профессору не нужно. Она сидит в углу, крутит ручки радиоприемника. Увидев отца, молча встает и выходит. В тот день Ракан видел дочь последний раз.
Карательные отряды Туртыды зачищали Подземки дважды (потом он, видимо, махнул на них рукой). Первый - где-то через год после бегства Глана. До генерала дошли слухи, что профессор там. Глана, естественно, не нашли, но многие были ранены и убиты. Многие пропали без вести. В их числе Ракела Эарани. Что с ней стало? Погибла под завалами во взорванной части Подземок? Заблудилась в незнакомых тоннелях? Эта тайна, скорее всего, останется тайной.
Ракан любил свою дочь. Он сказал ей правду. Любил, как умел. Чего же ей не хватало?
Ракела тоже любила своего отца. Хотя думала, что ненавидит.
Альдэмайский Птицепад
Через сутки после операции «Пылесос» в штаб оперативного реагирования базы Нын Манатан поступил звонок от женщины по имени Лэйха Морумо Тахи. Она и ее муж, Гирио Тахи, войдут в историю, присоединившись к команде Лия Сигдэна.
Утром над Альдэмаем прошел дождь из мертвых птиц.
Альдэмай был задрипанной рабочей окраиной. Серые панельные пятиэтажки с пыльными двориками, в которых непременно надрывно скрипящие качели и сушащиеся на веревках постирушки самого затрапезного вида. Бурый, с ржавым осадком ручей, текущий вдоль покосившихся бетонных заборов. Красная кирпичная труба старой прачечной. Полумертвые деревья на каменно вытоптанной земле, испещренной блестками битого стекла. Мусор и пустые бутылки по углам. Ржавые рельсы узкоколейки, ведущей на захудалый заводишко, на который Туранчокс не позарился. Мелкая металлическая штамповка: наперстки, дверные номерки, ушки для вешанья полок, пряжки, прочий ширпотреб. Все это стояло почти без присмотра на территории, в огромных пластиковых коробах с оббитыми углами. Воровали оттуда все, кому не лень. Дети со всех окрестных дворов играли в эту дребедень, а старики и некоторые предприимчивые подростки выбирали получше и торговали - на той же барахолке в Сури, например.
В то утро Альдэмай был покрыт ковром птичьих трупов. Не в буквальном смысле ковром, но лежали они довольно часто, и их было много. Немыслимо много. Нийя признавалась, что ей всю жизнь снились эти мертвые птицы.
Птицы, опавшие с неба.
В массе своей это были керто, тысячи и тысячи керто, целые стаи, умершие на лету, - у них как раз было время миграции. Попалось несколько десятков орро и - мелкой россыпью для массовки - тиу-тиу. Но тех хотя бы можно было сосчитать.
Лий Сигдэн сразу начал плакать, вцепившись в оставшиеся вокруг лысины волосы. Капитан Оор взял его за плечо (класть он хотел с прибором на то, что чужаку неприлично касаться дэссианина) и сказал:
- Слезами тут не поможешь. Мы с вами ученые или кто? Давайте-ка работать.
Легко сказать: работать. Ведь это же надо осмыслить для начала.
Нийя держит на ладони тиу-тиу, лежащую кверху скрюченными лапками. Нуто Тэтэ-
нуко вынимает из сумки рулончик полиэтиленовых пакетов - упаковывать трупики для экспертизы. Солфан фотографирует россыпи птиц и застывшего среди них Ракана. Снимает и Тарра Кру - маленьким старым фотоаппаратом, замотанным черной изолентой. Софэ Лойтани ходит бледная, шевеля бескровными губами. Сочиняет стихи - это ее защита от ужаса и отчаянья. Остальные растерянно бродят, перешагивая через мертвых птиц.
Из подъезда ближайшего дома выходят двое немолодых гэди: мужчина и женщина, одетые одинаково, в клетчатые рубашки и синие слесарские комбинезоны. Мужчина несет большое желтое пластиковое ведро. У женщины в руках большой рулон черных полиэтиленовых мешков. Переступая через птиц, она приближается к Ракану, отматывает мешок и с треском рвет перфорацию. Протягивает мешок ему:
- Сикки Ракан... Возьмите.
Ракан смотрит в ее лицо: усталое, с нездоровыми тенями под глазами, припухшее (Лэйха с мужем выпивали), но доброе. И какое-то обреченное. Обреченные глаза. Лэйха и Гирио недавно проводили в печь крематория умершую от рака дочь. Ракан этого не знает, Лэйха расскажет это Нийе позже, но на супругах буквально написано горе.
- Это я позвонила военным, - тихо говорит женщина. - Думаю, их отравили. Ветер был с северо-запада.
- А там Шаблдон, - кивает Ракан, встряхивая и расправляя мешок.
Этот звук - расправляемого мешка для мусора (большого - эта низкорослая гэди уместилась бы в нем с головой) - выводит всех из транса. Капитан Оор связывается с базой, просит подкрепление. Доктор Вирэйн расстилает на грязной скамейке стерильную пеленку, раскладывает инструмент и приступает к вскрытию первой попавшейся птицы. К Лэйхе подходят волонтеры за мешками. Гирио достает из ведра резиновые перчатки и респираторы, раздает. Софэ и Бэга вытаскивают из вездехода коробку - там тоже мешки (правда, поменьше и менее прочные), респираторы и перчатки.
Ракан, зацепив за уши резинки респиратора, опускается на колено и начинает складывать в мешок мертвых птиц. Подошедшая Нийя кидает туда свою тиу-тиу. Касается склоненной головы Ракана.
- Сикки Ракан, вы как?
- Сносно.
Нийя идет к супругам Тахи, заговаривает с ними.
Все быстро приходит в движение: с базы приезжают три вездехода с бульдозерными ковшами и самосвал. Автобус с солдатами - итого человек сорок. Десантников возглавляет Сальхат. Она носится, как комета, сверкая пламенно-рыжими волосами, отдает распоряжения.
Подтягиваются и репортеры. Сальхат вызывает еще подкрепление. Военные оцепляют район.
При этом сам Альдэмай словно вымер. Те, кто не на работе, притаились по своим квартирам. Только подглядывают из-за занавесок. Никто даже покурить на балкон не выходит.
- А где все? - спрашивает Солфан у Нийи.
- Вон, прячутся, - она указывает на окно первого этажа в ближайшем доме.
Солфан успевает заметить чью-то руку, поспешно задергивающую щель между шторами. Зато в другом окне, не таясь, торчат три любопытные детские мордашки. Нийя, оттянув респиратор, улыбается им, они в ответ строят рожицы.
Солфана зовет старпом Фариа. Он убегает. Нийя и Лэйха решают опросить свидетелей и заходят в подъезд.
Часа через три капитан Оор объявляет перерыв.
Ракан идет облегчиться за полуразрушенные сараи (ну, если и сюда этот бесстыжий къэтанец припрется...), на него с дерева падает мертвая орро. Он складывает ей крылья, обминает, зашвыривает подальше в кусты. Бросок у него все еще хорош. Даже дохлой вороной.
Потом Ракан, Солфан и доктор Вирэйн, сидя на груде бетонных плит, жуют сухие пайки, запивая их чаем из неизвестно чьего термоса. Нийя куда-то убежала, но Ракан не волнуется: къэтанцы за ней присмотрят. Вездеходы с ковшами продолжают маневрировать, сгребая птичьи трупы в кучи, затем зачерпывают их и сбрасывают в кузов грузовика. Солдаты сноровисто помогают лопатами. Загруженный самосвал отъезжает. Тогда и военные делают перерыв.
- Доктор Вирэйн, - спрашивает Ракан, - что убило этих птиц?
- Я вскрыла несколько, - отвечает къэтанка, протирая лицо и шею влажной салфеткой. - У всех одно и то же: отек легких.
- Местная жительница говорит, ветер был северо-западный, от Шаблдона.
- Шаблдон - это что? - интересуется Солфан.
Он собирает горестные топонимы. А не горестных на Дэссе нет.
- Химзавод, - отвечает Ракан.
- Облачная Фабрика? - уточняет доктор Вирэйн.
- Ее часть.
- Вы считаете отравление птиц преднамеренным? - настораживается къэтанка.
- Кое-кто может показывать свою власть и так.
Солфан издает сдавленный яростный звук - похоже, хотел выругаться, но в присутствии старших сдержался.
- Вспомните, что вы делали позавчера, - добавляет Ракан. - Сопоставьте.
Доктор Вирэйн прижимает к губам пальцы. Тоже хотела изругнуться, не иначе. Интеллигентка. Ну, он тогда тоже не будет.
- Они подставляют нас!
- Вы умница.
- Но мы ученые! Мы можем аргументированно доказать, что гибель птиц с операцией «Пылесос» никак не связана!
- Боюсь, вам просто не дадут слова.
- Что же делать?
- Ничего. Продолжать работать. Собирать анализы. Заклеивать дохлых птиц в пакетики.
- Вы пессимисит, господин Эарани, - обличает къэтанка.
- Хотите сказать, что я все это начал, а теперь создаю упаднические настроения? Нет! Я просто констатирую факты.
- Что за шум, а драки нет? - подходит капитан Оор. - Как всегда, неразлучная пара, - он улыбается. - Заклятые друзья или закадычные враги?
- Ни то, ни другое, - отвечает Ракан.
- Все эти птицы умерли от отека легких, - докладывает доктор Вирэйн. - Нужно провести токсикологический анализ, чтобы установить причину.
- Токсикологический? - переспрашивает капитан. - Вы считаете, это отравление?
- Господин Эарани говорит, здесь неподалеку какой-то завод. Ветер был как раз с той стороны. Мигрирующая стая могла влететь в облако выбросов.
- Завод принадлежит Айво Атону?
- Да, - говорит Ракан.
- Выходит, Облачная Фабрика все-таки делает облака.
- Выходит так. Только ядовитые.
- Это, по-вашему, случайность или злой умысел?
- Уж точно не добрый, - замечает доктор Вирэйн.
- Скорее второе, чем первое, - отвечает Ракан.
- Скверно, - кривится капитан Оор. - А этого господина Аблаи никак нельзя прижать законным путем?
- Боюсь, нет, капитан.
- И опять этот пессимизм, - комментирует доктор. - Что, у вас нет закона? Ведь в опасности были не только птицы, но и люди!
- Нет, госпожа Вирэйн. Только птицы. Он все рассчитал. Этот человек не станет так рисковать, будьте уверены. Пострадали только птицы. Людьми он просто умело манипулирует.
- Хотела бы я на него взглянуть, - с отвращением говорит къэтанка.
- Увидите - будете смеяться.
- Почему?
- Потому что это вот такой карлик, - Ракан показывает рукой от земли.
- Э... Я даже не знаю, что сказать.
- Да неужели? Это случилось!
- Опять начинаете?
- Начинаю что? Вам же всегда есть, что сказать, а тут вдруг не нашлось. Вот я и удивился. Нормальная реакция, разве нет?
- Ну, понеслось, - закатывает глаза Солфан. - Капитан, сделайте что-нибудь!
- Это не в моей компетенции, - хмыкает капитан и уходит.
- Вот вечно вы... - поворачивается доктор Вирэйн к Ракану. - Ну, что вы за человек!
- Инопланетянин я. Разве не видно? - Ракан спрыгивает с плиты и тоже уходит.
Солфан фыркает в кулак.
- Что смешного?
- Ничего... Извините, - Солфан подавляет смех и краснеет.
- А где Нийя? - спохватывается доктор Вирэйн.
- Да вон она, с сикки Раканом. Я за ней слежу, она вон в тот подъезд заходила...
Ракан и Нийя стоят на детской площадке, около качелей.
- Гирио рассказал, что его Лэйха ночью разбудила. Потому что с той стороны, с северо-запада, был какой-то шум. Как будто что-то шипит, но о-о-очень громко. Они говорят, здесь такое иногда бывает. Лэйха считает, что это какой-то аварийный сброс, вроде того... А керто же не летят ночью. Они ночевали в степи, а утром поднялись и попали в это облако, - Нийя разводит руками. - Но у нас только показания супругов Тахи. Всего двое свидетелей. Я обошла три дома, в каждом четыре подъезда по пять этажей по четыре квартиры. Никто не открыл.
- Ты ходила по квартирам?! - ужасается Ракан. - Нийя, ты в своем уме?! Одна?!
- Сначала с Лэйхой, потом одна. Лэйхе тоже не открыли, хотя ее все знают.
- Нийя, ты вообще соображаешь, что делаешь?! Мне тебя на поводке водить, что ли?! Чтобы ты в рабочей слободке по подъездам не шаталась?
- Сикки Ракан, да ладно вам. Успокойтесь.
- Да я с тобой успокоюсь! Причем навеки!
- Сикки Ракан! Со мной же ничего не случилось! Вот она я, живая и здоровая!
- Вон, смотрите, - кивает в их сторону Солфан. - Он и на Нийю орет. Даже на Нийю. А уж казалось бы... Так что не морочьтесь, доктор Вирэйн. Он со всеми так.
- Это несчастный человек, Солфан, - отвечает доктор. - Человек, который сам себя заточил в крепость.
- Это как?
- Это человек очень тонко чувствующий, очень ранимый. Чтобы выжить, он нарастил себе броню. А эта броня стала из защиты тюрьмой.
Солфан задумчиво глядит на Ракана, который спрашивает Нийю:
- У тебя что, совсем нет чувства опасности?
- Есть, - Нийя пожимает плечами. - Не хуже вашего.
- Что-то незаметно, - ворчит Ракан.
- Сикки Ракан! Я же знала, что никто, скорее всего, не откроет! Просто хотела удостовериться. Я понимаю, что вы за меня боитесь, потому что меня любите. Я вас тоже люблю. И тоже за вас боюсь, между прочим.
- Я уж как-нибудь сам о себе позабочусь.
- А мне нельзя? - улыбается Нийя. - Я тоже хочу!
- Если хочешь обо мне позаботиться, не лезь больше в такие места!
- Какие такие, сикки Ракан? Это же просто дома, там живут просто люди!
- Мало что есть опаснее просто людей в наше время.
- Это я понимаю, - серьезно кивает Нийя.
- Только не подаешь виду!
- Нийя точно сверхчеловек, - комментирует Солфан. - Я бы на ее месте не выдержал.
- Это ее отец, - тихо говорит доктор. - Единственный родной человек. Больше у нее никого нет.
- Я знаю. Она мне сказала. Еще на Къэтане.
- Нийя тебе доверяет. Это очень важно для нее.
- Знаю.
Нийя все еще отстаивает свое право на самостоятельность:
- В конце концов, я не вчера из бака вылезла!
- Да такое впечатление, что сегодня утром! - размахивает руками Ракан. - В длину только выросла, а ума, я гляжу, не набралась!
- Сикки Ракан! Ну, может, хватит уже? Чего вы добиваетесь? Чтобы я извинилась? Мне не трудно. Простите, - Нийя утыкается лбом ему в плечо. - Я больше так не буду.
Ракан растерянно касается ее затылка.
- Нийя, перестань. Люди смотрят.
- Пусть смотрят. Я ничего неприличного не делаю.
- Ну, видишь, полная гармония, - говорит доктор Вирэйн.
- Она умеет с ним справляться, - кивает Солфан.
- Да с ним не надо справляться. Ни с кем справляться не надо, - вздыхает доктор. - По-моему, нам всем есть, чему у нее поучиться.
- Надо запечатлеть для истории, - Солфан берет фотоаппарат.
Но Нийя уже идет к качелям, садится и начинает раскачиваться. Ракан, поставив ногу на край скамейки, перешнуровывает ботинок.
Почти все птицы собраны. Добирают оставшихся. Все уже устали, ходят медленно, волочат мешки по земле. Забрасывают в вернувшийся грузовик. Вездеходам с ковшами делать больше нечего, они уезжают. Сальхат снимает оцепление. Солдаты организованно бегут к кустам, выстраиваются в шеренгу помочиться. Рассаживаются по автобусам. Автобусы, пыля, выворачивают на шоссе. Взбрыкивают на ухабах.
Идущие по домам работяги не обращают на экологов никакого внимания. Никто даже не подходит спросить, что случилось.
Къэтанцы и волонтеры рассаживаются по вездеходам. Нийя запрыгивает к Солфану, брату и сестре Лойтани и Нуто. Ракана зовут к себе капитан Оор, доктор Вирэйн и Лий Сигдэн. Солфан успевает сделать пару кадров, как Ракан бежит рядом с машиной и вскакивает на ходу на подножку.
- Экстремал, - бормочет Солфан, запуская двигатель. - Нийя, ты видела, как он на трубу лазил?
- Вон на ту, красную? Нет, не видела. Могу считать, мне повезло. И этот человек запрещает мне ходить по квартирам в поисках свидетелей! Потрясающе!..
- Ты много пропустила. Он там висел на одной руке и ногой пинал дерево.
- С него станется. Он мне рассказывал, как в детстве ходил по арке моста через Талгу. Я тебе этот мост как-нибудь покажу.
- Так то в детстве, - фыркает Солфан. - В детстве мы все куда-нибудь лазили. Но не в... А сколько ему лет вообще?
- Шестьдесят... три вроде бы.
- Некисло. Это, конечно, не девяносто, но все-таки...
- А вы, я гляжу, экстремал, - говорит в переднем вездеходе доктор Вирэйн усаживающемуся рядом Ракану.
Он никак не может никуда пристроить свои длинные ноги.
- То пессимист, то экстремал. Вы как-то непоследовательны. Экстремал не может быть пессимистом. Он тогда костей не соберет.
Доктор Вирэйн смеется.
- Это вы не видели, как господин Эарани лазил на трубу, - усмехается капитан Оор, выруливая на шоссе.
- На ту трубу? - доктор указывает на прачечную.
- Тут одна труба, - отвечает Ракан.
- Да, мне повезло, что не видела, - качает головой доктор. - Мне бы самой тогда медицинская помощь понадобилась.
- Боитесь высоты?
- Нет. Боюсь за вас.
- Спасибо, я сам за себя побоюсь как-нибудь.
- А я это делаю не для вас. Для себя.
- Тогда бойтесь на здоровье. Я не против.
- Невыносимый человек, - вздыхает къэтанка.
- Вы повторяетесь. Пора уже придумать что-нибудь новое. Вот про экстремала у вас неплохо получилось.
- А ну вас!
- Госпожа Вирэйн, я же не пристаю к вам с разговорами о вашем поведении. Вы первая всегда начинаете ко мне цепляться.
- Ничего я не цепляюсь! Вы себя ведете, как подросток! А еще Нийю ругаете!
- Нийю я имею законное право ругать. Это не ваше дело.
- Мое тоже! Она была моей пациенткой! Я ей помогала, когда она попала в беду. А где вы были?
- На Дэссе системы Балур. Забыли? Я дэссианин. Живу я тут.
- Вы так гордитесь этим? Ну, валяйте, гордитесь дальше!
- Я понял. Мы вам не нравимся.
- Нравитесь! Даже вы.
- Йойи! Я тронут. Ну, а если я вам нравлюсь, то зачем вы всякий раз затеваете эти перепалки?
Капитан Оор усмехается. Лий Сигдэн тревожно посматривает на него.
- Вы сами их инициируете своим поведением, - говорит доктор Вирэйн.
- Ний, по-моему, они опять, - Солфан кивает на вездеход впереди.
- Не отвлекайся от дороги. Большая девочка и большой мальчик. Сами разберутся. Не подерутся же!
- По-моему, они влюблены, - замечает Софэ. - Просто еще не поняли.
- Да поняли они все, - хмыкает ее брат. - Просто упрямые оба, как диккеставры.
Нуто тему не поддерживает. Ему равно неловко обсуждать как доктора, которая ему почти что в матери годится, так и дэссианина, который уж точно свободно годится в отцы. Тем более инопланетянин есть инопланетянин.
Нуто спрашивает:
- А диккеставры - это кто?
Лий Сигдэн от смущения не знает, куда деваться. Чужачка запала на сикки Ракана и этого не скрывает. Вот же присосалась к нему, как клещ к сибечьему уху. Это просто неприлично, как она себя ведет. Еще, того гляди, начнет его обнимать и хватать за все места, как у къэтанцев, судя по всему, принято. Лий помалкивает, конечно, не встревает. Ему элементарно стыдно. Лий притворяется, что задремал, тогда къэтанка умолкает.
Вечер после Птицепада
В коричневатых сумерках Нийя бродит по базе. Она сильно устала, но сидеть на месте не в состоянии. Слишком много тревожных мыслей, слишком много тревожных чувств.
Ракан сидит в компании экологов на бетонном ограждении антенного поля. С ними доктор Вирэйн, но с Раканом, насколько Нийя слышала, проходя мимо, они не цапаются - ну, не иначе, устали.
Нийя поднимается по трапу и идет искать Солфана. Находит его в лаборатории. Он печатает фотографии. Сидит, скрестив ноги, на полу у принтера, забирает выскакивающие в лоток снимки и раскладывает по стопкам: для отчета отдельно, для друзей - отдельно. Отдельно отсортировывает фото Ракана. Их довольно много.
Нийя берет эту стопку, тасует, как карты.
Ракан, запрокинув голову, пьет воду из пластиковой бутылки; Ракан бежит рядом с вездеходом, намереваясь запрыгнуть на подножку; Ракан взбирается по скобам на кирпичную трубу прачечной; Ракан шагает с мешком птичьих тел на плече...
- Зачем столько нафоткал? - спрашивает Нийя, перебирая снимки. - Сплошной сикки Ракан.
- Он фотогеничный, - улыбается Солфан. - Можешь взять, какие нравятся.
- У меня есть живой. И ты не представляешь, как его много!
- Как раз представляю, - кивает Солфан. - А он всегда на тебя так кричит? Дома тоже?
- По-разному. Но вообще мы с ним не ссоримся. Покричит - перестанет.
Нийя устало плюхается в кресло. Разувается, шевелит пальцами в пыльных носках.
- Ноги отваливаются.
- У всех отваливаются. Ужас какой с этими птицами...
- Да пиздец!..
Солфан удивленно вскидывает глаза.
- Что? Думал, я не знаю таких слов? Или сверхчеловеку материться не положено по протоколу?
- Да я что, - улыбается Солфан. - Я ничего. И сикки Ракана здесь нет.
- Это как раз не проблема. Он сам иной раз... гм... выражается.
- Что, серьезно, что ли?
- Нет! Я нарочно на него наговариваю, чтобы опорочить в твоих глазах.
Солфан смеется.
- Просто на него посмотришь - никак не подумаешь. Такой весь чо-опорный...
- Пф! - фыркает Нийя. - Слово-то какое! На него посмотришь - много чего не подумаешь. Он тут на днях, в смысле на вечерах, одному пьянице в рожу заехал.
- Вот как раз этому я не удивляюсь! Когда он на трубу полез - да, тут я маленько обалдел. Да и все обалдели. А в рожу... Доктор Вирэйн всю дорогу боялась, что он набьет морду господину Го.
- Господину Го не мешало бы.
- А что за пьяница-то к тебе приставал?
- А как ты догадался, что он приставал ко мне?
- Ну, не к сикки Ракану же! Чисто логически, - пожимает плечами Солфан. - Я бы на месте сикки Ракана поступил точно так же.
- Ну, вообще так и было, - Нийя начинает рассказывать случай в Сури.
- Как думаешь, этого Тумо кто-нибудь подговорил? - спрашивает Солфан.
- Думаю, даже заплатил. Он только на выпивку клянчит и байки всякие рассказывает. На все остальное ему наплевать. Он и знать-то, по идее, не должен, что кто-то там прилетел, что-то делает...
- Значит, кто-то ходит и агитирует.
- Именно. К тому же, откуда он знает, что я с вами?
- Он же знает, что ты с сикки Раканом. А сикки Ракан привел нас. Просто к нему он сунуться побоялся.
- Как раз меня стоит больше бояться, - хищно улыбается Нийя. - Я могла бы его так приложить!.. Просто не хотела при всех. Второй раз точно бы приложила, но тут сикки Ракан подоспел.
- Не смогла решиться ударить? - понимающе кивает Солфан.
- С чего ты взял? Решилась бы, никуда бы не делась!
- А ты считай, что просто дала сикки Ракану повод отличиться. Ему было приятно тебя защитить.
- Это да, конечно, - улыбается Нийя.
- А вот скажи, Нуму ты тогда на море тоже не решилась ударить?
Нийя серьезно смотрит ему в глаза. Они синие, как къэтанское море. Даже при лампах дневного света не меняют цвет. Она ждала этого разговора. Но на Къэтане Солфан его так и не завел. И она тоже.
- Я испугалась самой себя. Своей ярости. Хотя Нума мне ничем на самом деле не угрожала. Но она меня просто выбесила своими подначками. Я поняла, что, если сейчас не сделаю что-то с собой, то сделаю что-то с ней. Нехорошее.
Солфан нежно берет в ладони ее кулаки.
- Я так и понял, - он улыбается. - Ты выбрала полетать и охладиться.
- Ну, это был безвредный вариант. Относительно, конечно. Но никто же не пострадал.
Солфан хочет сказать ей что-нибудь хорошее и правильное, что-нибудь проникновенное, но тут заглядывает Ракан.
- Нийя, мы сегодня домой идем? Или здесь жить остаемся?
- Идем.
Нийя обувается и прощается с Солфаном.
Трамваи, хвала богам, ходят.
О сибеках, дельфинах и вселенском равновесии
Ракан галантно пропускает Нийю в душ первой. Однако уже через пару минут спрашивает сквозь дверь:
- Нийя, ты там уснула? Или утонула?
- Я сейчас, - говорит она и продолжает плескаться.
- Что тебе так долго мыть-то? - ворчит Ракан. - У тебя вроде поверхность небольшая.
- У вас тоже, - хихикает Нийя, выключая воду.
- Я шире и длиннее.
- Но не намного. А сами по полчаса зависаете, я засекала.
- Я уже старый. Медлительный.
- Ага! - смеется Нийя. - А в вездеход на ходу запрыгнули!
- Захотелось тряхнуть стариной.
- Да уж вы целый день стариной трясли - молодым не угнаться!
- Паршивка, - фыркает Ракан. - Только выйди!
- Йай, боюсь-боюсь! Тогда я тут останусь!
- Не-е-е-ет! - стонет Ракан.
Нийя выходит. В своей домашней униформе: растянутая майка и спортивные штаны.
- Вбрасывайтесь!
- Все экологические словечки, - ворчит Ракан, запираясь изнутри на защелку.
Он долго ожесточенно растирает все тело жесткой мочалкой. Трижды промывает волосы шампунем. Такое ощущение, что запах птиц въелся в волосы, в кожу. Невыносимо. Впрочем, как говорил Глан, критерии невыносимости у каждого свои.
Через подобное все-таки надо пройти, решает Ракан, запихивая грязную одежду в стиральную машину и запуская ее на два полных цикла. Сменную, конечно, опять забыл. Придется опять обойтись полотенцем. Ну и ладно, Нийя его все равно в таком виде уже видела. Действительно, не совсем же голый.
Тем более она хлопочет в кухне. Ракан успевает проскочить.
- Что лучше? - кричит Нийя. - Пиво или чай?
- Я бы «Шавэлы» вмазал! - отвечает Ракан, натягивая штаны в кабинете.
- А у нас есть? Я бы тоже!
- Сейчас оденусь и принесу!
Он достает из ящика стола бутылку настойки. Она едва начата, аккурат два года назад. Он ее купил, когда прервалась связь с «Гайей». Решил напиться, но передумал. Ограничился рюмочкой. «Шавэла» - хорошая анестезия, но тогда она была бессильна. Ему просто стало бы плохо. Еще хуже, чем было без настойки. Зачем?
Ракан несет бутылку в кухню. Наливает рюмку себе и треть такой же рюмки - Нийе.
- Сикки Ракан, не жадничайте. Я совершеннолетняя по тьяр-менирским законам. Мне можно.
- Да пожалуйста, - Ракан доливает. - Но, если тебя начнет тошнить, не жалуйся.
- От «Шавэлы» не тошнит.
- Это смотря сколько выпить.
- Мы же не собираемся напиваться в зюзю!
- Я бы охотно.
- Я бы тоже. Но это будет демонстрацией слабости. А мы с вами сильные. Так что не будем.
- Согласен с тобой. За что пьем? - Ракан поднимает рюмку. - За вселенское равновесие?
За вселенское равновесие Глан всегда пил. Нийя кривится.
- Да где оно, то равновесие... Ну его. За энтропию!
- Ладно. Давай за энтропию.
- Йах-х, - морщится Нийя, глотнув. - Термоядерно... - поспешно сует в рот соевую палочку.
Ракан закусывает полоской вяленой индитаврятины.
- Мы все войдем в историю, как думаете? - спрашивает Нийя.
- В историю мы влипли. По самую развилку увязли.
Нийя смеется.
- Может, музыку включить?
- Это можно.
- Я сама, - Нийя вскакивает и убегает.
Приносит из кабинета портативный проигрыватель. В нем стоит карта с альбомом Малун Килар «Температурные швы». Нийе Килар раньше нравилась. За время ее отсутствия стиль у певицы изменился: стал как-то жестче. Но в то же время мелодичнее. Парадоксально.
Нийя подпевает:
- И на маневры мчатся вороны
поэшелонно...
В пыльных дворах звонкое эхо
детского смеха.
Так наступает лето бортмеха,
лето бортмеха...
Раньше бы Нийя спросила Ракана, что такое лето бортмеха. Теперь она знает сама. Лето бортмеха - это месяц лоони, между летом и осенью, когда бортмеханики ДепКоСо массово уходят в отпуска.
Ракан рассеянно жует полоску вяленого мяса. Ему уже лучше, и запах птиц больше не мерещится.
- Она стала другой, - кивает Нийя на проигрыватель.
- Она выросла. Как и ты.
- Это неизбежно, - Нийя берет свою рюмку. - За что теперь?
- За что хочешь.
- Давайте за брюхатую сибечку. За Дэссу.
- За Дэссу, - поднимает рюмку Ракан.
- А Солфан хочет сибека приручить, - говорит Нийя, проморгав выступившие после глотка слезы и закусив.
- Наивный къэтанский юноша. Ты бы объяснила.
- Я объясняла. Но он все равно...
- Пусть пробует, - хмыкает Ракан.
- Надо, наверно, совсем маленького брать, - рассуждает Нийя. - И самому выкармливать.
- Тогда он запечатлится на человека и будет считать себя человеком. И каково будет человеку в сибечьей шкуре?
Нийя удивленно таращит глаза.
- Сикки Ракан, вы-то откуда знаете? Вы что, пробовали?
- Я - нет. Глан пробовал. Это было очень странное существо.
- Кто? Профессор? - хихикает Нийя.
- Уже напилась? - осуждает Ракан. - Оба были странные, раз уж на то пошло.
- А вы видели того сибека?
- Нет. Он к тому времени уже сдох. То есть умер.
- Жалко. Я бы пообщалась... Это, наверно, интереснее кота. Кстати, капитан Оор хочет нам Няву подарить.
- И как за ним ухаживать?
- Да просто. На Къэтане многие держат дома котов. Только придется приучить его к здешней еде... Ну, если вы против, я обойдусь без кота.
- Я не против.
- Вот и здорово! А что тот сибек делал человеческого? На задних лапах ходил?
- Нет, им анатомия не позволяет. Стоять-то умел, но они все умеют. Он пытался разговаривать.
- Шутите?!
- Я то же самое Глану сказал. Он утверждал, что тот сибек на полном серьезе пытался произносить слова. Но его голосовой аппарат к этому не приспособлен.
- И он объяснялся жестами? - хихикает Нийя.
- Не смешно. Жестами тоже пытался. Но и жестами не получалось. Он же не мог долго стоять.
- Что-то мне уже страшно... Сикки Ракан! Скажите, что вы меня разыгрываете!
- Вовсе не разыгрываю.
- Этого я и боялась.
- Короче, это был человек в теле животного. И он от этого страдал.
- Сикки Ракан! Вот вечно вы расскажете на ночь...
- Я-то в чем виноват? За что купил, за то и продаю.
- Къэтанские дельфины, выходит, как наши сибеки, - кивает Нийя. - Вы видели на Къэтане дельфинов?
- Даже трогал. В Коринском дельфинарии. Немного... Они очень необычные, но мне не с чем сравнить - я же не общался с сибеками.
- Просто дельфины доступнее. И они, в отличие от сибеков, любят общаться с людьми. Короче, сибек - это такой наш, дэссианский, степной дельфин. Выпьем за дельфинов? - предлагает Нийя.
- Они тебе понравились?
После третьего тоста Нийя уже не морщится и не моргает - привыкла.
- Я плавать училась с дельфином.
- Ты научилась плавать? Хотя, конечно, на Къэтане это нужный навык.
- Может, и здесь пригодится.
- Как знать.
- Сикки Ракан, а вы плавать умеете?
- Немножко.
- А море вам понравилось?
- Его очень много.
- А на ощупь как?
- Мокрое.
Нийя умильно щурится.
- Вы купались на Къэтане?
- Ну, так... Зашел, побарахтался. Потом был весь соленый, как вяленая индитавра.
Нийя хихикает.
- Извините... Как же вы разделись при всех?
- Вот любопытная! Так и разделся. Там-то на меня никто не глазел, не то что дома: от душа до комнаты спокойно не дойдешь.
- Значит, на целом большущем къэтанском пляже никто не обратил внимания на почти голого дэссианина?
- А кто там знает, что я дэссианин?
Нийя проводит пальцем от левого уголка рта вниз.
- Это им ничего не говорит. Им сравнить не с чем. Они дэссиан видят раз в сто лет по большому празднику.
- Меня учила плавать дельфиниха, - рассказывает Нийя. - Ее звали Чьяни. Она в бухте жила, недалеко от дома Асиров.
- Жила?
- Да, она была уже старая. Она умерла. Однажды мы нашли ее на пляже, - Нийя прикусывает губу и замаргивает слезы.
Ракан накрывает ее руку на столе своей. Нийины пальчики вплетаются между его пальцами.
- Ее все любили. Она несколько раз детей спасала. И взрослых тоже.
- Она прожила счастливую жизнь.
- Может, она тоже была человеком? Просто выглядела как дельфин.
- Может.
- Давайте помянем Чьяни.
- Давай. Я ее не знал, но она была твоим другом. За Чьяни!
Все-таки они напились. Не то чтобы сильно, но и пятью рюмочками дело не ограничилось. В бутылке убавилось до четверти. Плохо никому не стало. Просто разбрелись спать. Нийя даже посуду помыла.
Ракану снится дельфиниха Чьяни. Нийя, совершенно голая, в одних бисерных браслетиках, плывет с ней под водой, держась за спинной плавник. Это очень красиво, но на животе лежать неудобно.
Стоп! Это же Нийя! Так нельзя. Конечно, это всего лишь сон, но лучше вообразить на ее месте другую девушку, и лучше непохожую. Почему-то представляется не девушка, а зрелая женщина - и это доктор Вирэйн. С колышущимися, как водоросли, распущенными волосами. Седые прядки даже придают ей очарования. Как ведьма из какого-нибудь фильма. Такая немолодая, умудренная опытом ведьма. Заклинательница дельфинов. У къэтанки весьма неплохая фигура, это даже в комбинезоне видно.
Почему она? Ну, это же логично: къэтанка и къэтанский дельфин. А лежать можно и на спине, тогда ничего не мешает.
Потом ему снятся мертвые птицы, падающие с неба. Устилающие землю. Их так много, что переступить невозможно. Он идет прямо по ним, и их перья противно хрустят под ногами.
Потом Ракан ни с того ни с сего оказывается в Татумском Ботаническом саду. Он чувствует присутствие Нийи, но никак не поймет, где она. Наверно, где-то прячется. Может, за фонтаном? Или в гроте? Не она ли перенесла его сюда из Альдэмая?
Сны для взрослых и скучный день
Ракан просыпается. Вчерашний день не прошел без последствий: ноет поясница и в загривке хрустит, когда он потягивается. Но было бы удивительно, если бы нигде не ныло и не хрустело после целого дня сгребания в мешки дохлых птиц. И было бы странно, если бы эти птицы не снились.
Нийя скребется в кабинет.
- Сикки Ракан, вы проснулись?
- Да. Заходи.
Она входит и садится на край дивана. Гладит его по щеке. Ракан млеет. Вот странно: она касается только щеки, а счастье ощущает он весь целиком, до кончиков всех пальцев.
- Как спали?
- С переменным успехом. А ты?
- Мне снились эти мертвые птицы.
- А мне - Коринское море. И твоя дельфиниха.
- Сикки Ракан, - улыбается Нийя, - вы сейчас впервые в жизни врете?
- Ну, может второй или третий раз. Мне тоже снились эти гребаные птицы.
- Вуоу! Хо-хо-хо-хо! Сикки Ракан сказал «гребаные»! Это надо отметить! У нас «Шавэла» остался?
- Да ну тебя, - улыбается Ракан.
- У вас здорово получается! Скажите еще что-нибудь!
- Отстань.
- Ну, скажи-ите! - канючит Нийя. - «Отстань» - это слишком мягко. Хотите, я вас по-къэтански ругаться научу?
- По-къэтански я умею.
- Йай! Какие бездны открываются! Вы прелесть, - она запускает пальчики в его растрепанные волосы. - А насчет подъездов вы правы. Не надо было одной ходить. Надо было взять парочку солдат.
- Хотя бы. Похвально, что ты это признала. Кстати, ты мне тоже снилась.
- Забавно! А что я делала? Надеюсь, не собирала дохлых керто и не ходила по подъездам?
- Ты пряталась в Ботаническом саду.
- А вы меня искали?
- Не помню. По-моему, просто чувствовал, что ты где-то рядом.
- То есть я за вами шпионила в вашем сне?
- А ты это на самом деле делала?
- Немножко, - сознается Нийя.
- Это же мои сны. Там много для взрослых.
- Я уже взрослая, - напоминает Нийя. - У меня тоже бывают такие сны, они бывают у всех. Про доктора Вирэйн я пропускаю.
- Ни-и-ийя!
- Ну что? Я вас охраняю от кошмаров.
- Мне не снятся кошмары.
- Да? А в тот раз?
- В какой тот раз?
- Забыли? Когда вы стонали и звали меня. Я вас еще разбудить не могла.
- Ну да, один раз было. Перелеты, перегрузки. Еще не такое приснится.
- Неважно. Вам было плохо, а я испугалась за вас. Теперь я такие сны отгоняю. Научилась.
- Нийя, это уже что-то из области...
- Вы чем-то недовольны? Все теперь! Вы мне не разрешаете ходить по подъездам, а я вам - смотреть кошмары! Ага! - торжествует Нийя. - Сны для взрослых - пожалуйста, смотрите сколько влезет. Но - никаких кошмаров!
- Да, с баком Глан перестарался.
- В смысле? Я что-то не уловила ход ваших мыслей...
- В баке не отшлепаешь. Недоработка.
Нийя падает ему на грудь и заливисто хохочет. Ракан поглаживает «против шерсти» ее стриженый затылок. Ему нравится, как волосы щекочут ладонь. Нийе тоже щекотно и тоже нравится.
Насмеявшись, она затихает. Лежит, приложив ухо к его груди, слушает стук его сердца. Очень приятно, как его дыхание легонько покачивает ее вверх-вниз. Как морские волны, когда почти штиль. Морская вода плотная, на ней можно лежать.
Нийя поднимает голову.
- Вам не тяжело?
- Ты не тяжелая. Но, может, ты с меня слезешь?
- Я же не тяжелая.
Ракан вздыхает и снова ерошит ее затылок. Вставать ему на самом деле не хочется.
- Я чуть перьями вся не покрылась, - жалуется Нийя, поеживаясь.
- А мне казалось, что я весь провонял этими птицами.
Нийя утыкается носом ему в шею, сопит.
- Нет, вы хорошо пахнете. Не птицами, точно.
- Сегодня мы на базу не идем.
- Почему? - тревожится Нийя. - Вы нехорошо себя чувствуете?
- Нормально. Просто захотел отдохнуть. Я тебя отпросил у капитана Оора. Но, если хочешь, провожу до базы, а вечером за тобой зайду. Или попросишь кого-нибудь проводить. Позвони только.
- Я остаюсь с вами.
- Отлично. Сверхчеловеки тоже нуждаются в отдыхе. А теперь все-таки слезь с меня.
Нийя встает.
- Пойду завтрак сгенерирую.
- Да уж, сгенерируй.
После завтрака Ракан обходит квартиру с пылесосом, ворча про накопившийся «культурный слой». Нийя взбирается на стремянку - менять фильтры в кондиционере. Они все аж черные от пыли и копоти.
- Вы когда их последний раз меняли? - спрашивает Нийя, с гримасой засовывая фильтры в пакет.
- Не поверишь. Перед отъездом. Один раз включал только, и то не на целый день.
- Ого!
- Вот тебе и ого.
Потом разбредаются по своим углам. Ракан в кабинете собирает очередную машинку. Он ее уже совсем придумал, осталось доработать некоторые узлы. Это его способ медитации. Ему нужно многое упорядочить в своей реальности.
Нийя сидит в спальне, грызет чипсы и читает книгу. «Холмы, где мы гуляли с тобой» Сиаи Фоленутэ. Очень трогательная история по девочку-сироту, которую приемные семьи пинают обратно в службу опеки. Не приживается она - и все тут. Такой характер. Маленькая упрямая менирка. Нийя находит ее похожей на себя. Героиню даже зовут похоже: Тийя. Единственным другом Тийи становится старик-птицелов. Он крадет из гнезд птенцов орро, обучает их говорить и делать различные трюки. Он совсем старый, и Тийя ему помогает: взбирается на деревья и вытаскивает птенцов из гнезд, пока старик отвлекает родителей. Потом птицелов умирает, и Тийя вновь остается одна. Но она нашла свое дело - она сама становится птицеловом.
На некоторых эпизодах Нийя утирает слезы - ничего не может с собой поделать.
Звонит телефон. Нийя с сожалением откладывает книгу. Ей ближе до полочки в коридоре. Она выходит и берет трубку.
- Квартира Эарани.
- О! Привет! - голос Солфана. - Хорошо, что ты сама подошла!
- А-а-а! Боишься сикки Ракана?
- Да не боюсь я его... Слушай, а можно я к вам в гости приду? Капитан Оор отпускает.
- Я спрошу.
Нийя кладет трубку на полочку и идет в кабинет.
- Сикки Ракан, можно пригласить в гости Солфана?
- Один день друг без друга не можете потерпеть? - бурчит Ракан, зачищая резаком концы проводков.
- Просто спрашиваю, можно или нет.
Ракан разворачивается на шарнирном кресле, с недоделанной машинкой в руках.
- А могу я иметь какое-то жалкое подобие своей жизни?
- Ну, мы вам не будем мешать. Я сама его встречу, и мы будем тихо...
- Будете тихо что? - настораживается Ракан.
- Ну вас, сикки Ракан! - хихикает Нийя. - Разговаривать!
- Так болтайте, вон, по телефону.
- Короче, вы против?
- Против. Можешь обижаться, разрешаю.
- Я не обижаюсь, - улыбается Нийя.
- Ну, хоть тут прогресс, - Ракан разворачивается к столу, режет ножницами кусочек тонкой жести.
Нийя возвращается к телефону.
- Не разрешил.
- Он, кстати, как? Тут доктор Вирэйн спрашивает.
- Ей-то зачем? Отдыхала бы от него...
- Не знаю. Волнуется.
- Странно, - хмыкает Нийя. - В присутствии волнуется, в отсутствии волнуется. Ее не поймешь. Скажи, что все в порядке. Завтра придем, скорей всего. А тебе те птицы снились?
- Они, по-моему, всем снились. А я тут в газете фотку этого Аблаи нашел.
- И как? Понравился? - язвительно спрашивает Нийя.
- Мерзейший карлик. Как из сказки прямо. Рожа еще самодовольная такая... И вот этот ушлепок здесь все держит своими ручонками? Я фигею просто! Как его еще никто не пришиб, не понимаю?
- Пришибут еще. Доиграется.
- Надеюсь. Ты сама-то как? Ничего?
- Нормально. Не считая того, что мне приснилось, как я покрываюсь перьями. От них так все чесалось...
- Хороший сон, - комментирует Ракан, проходя мимо по коридору.
- Это он там? - спрашивает Солфан. - Передавай привет.
- Вам привет от Солфана!
- Я тронут, - ворчит Ракан, закрываясь в санузле.
- Говорит, тронут, - Нийя передразнивает его тон.
- От Борткота тоже привет. Он тебя ищет, всех спрашивает. Прямо ходит и говорит: «Ни-ийя, Ни-ийя». До знакомства с тобой говорил только «Нява». Капитан подтверждает.
Нийя смеется.
- Скажи ему, завтра приду. Кстати, сикки Ракан разрешил его взять.
- Ну, хоть что-то разрешил!
- Сама удивилась, - хихикает Нийя.
Солфан принесет кота в сумке накануне отбытия «Астона». В отдельном пакете - приданое: миски и туалетный лоток. Нява станет первым с незапамятных времен домашним котом на Дэссе. Он проживет долгую кошачью жизнь - бедняжка Эгиль успеет с ним наиграться.
Нява действительно произносил два разных «слова». Насколько это умеют коты. Свое имя и Нийино.
Говорят, черные утури пошли от потомков Нявы, но это не соответствует истине - Борткот был кастратом. Черные утури - просто носители мутантного гена. Обычный индустриальный меланизм.
Нийя готовит на обед свое фирменное блюдо: тушеная диккеставрятина с подливкой и крупная лапша.
В то время на Дэссе с зерновыми культурами и, как следствие, с мучными изделиями было из рук вон плохо. Лапша из твердых сортов пшеницы стоила полторы тысячи рэй за пачку и была практически предметом роскоши. Да и не одна лапша. В тележку Ракана и Нийи покупатели победнее косились с завистью.
Иногда Нийя на выходе, за кассами, отдавала каким-нибудь замотанным женщинам с замурзанными сопливыми детьми дорогое масло, или натуральный сахар, или даже кусок мяса. Иногда еще на кассе просила Ракана добавить какому-нибудь замухрышке из рабочего квартала, которому не хватало полрэй на баночку пива. Просто не могла выносить их взглядов. Ракан, конечно, не упускал повода поворчать, что всех голодных из своего кармана не накормишь, однако всегда давал.
Нийя не злоупотребляла.
Но никогда, никогда она не отдавала лапшу. Лапша была у Ракана любимым блюдом с детства, когда еще водилась в относительном изобилии и стоила относительно дешево. От лапши он не мог отказаться. Уж простим ему эту трогательную слабость.
Объяснение в любви
По квартире распространяются завлекательные ароматы.
- Еще немного, - говорит Ракан, заглядывая в кухню, - и я захлебнусь слюнями.
- Уже почти готово, - улыбается Нийя. - Можете рулить на посадку, салатиком размяться. Я уже финальный отсчет веду. Десять, девять, восемь...
За обедом Нийя делится соображениями, как можно использовать говорящего орро для передачи зашифрованных посланий. Ракан напоминает, что телеграф и радио изобрели уже очень-очень давно. Нийя смеется. Она ни с кем не смеется так много, как с этим неулыбчивым человеком.
За чаем Ракан предлагает:
- Тебе с посудой помочь?
- Спасибо, я справлюсь. Тут немного. Нас же всего двое ело. А вообще вы первый во Вселенной мужчина, который мне это предлагал.
- Второй, я так понял, Солфан?
- Ага, - улыбается Нийя. - Он еще у меня все время бутылку кидается отнимать.
- Какую бутылку?
- Для кулера. Вот такую, - Нийя показывает руками размер. - Примерно двадцать лё по-нашему.
- Двадцать лё? - пугается Ракан. - Ты сдурела?!
- Да она же не тяжелая! Главное, захватить грамотно...
- Ну, Нийя! За тобой правда глаз да глаз нужен. Да еще глаз. Да еще глаз. Скажу твоему Солфану, чтобы он тебя близко к бутылкам не подпускал!
- Да ладно вам! Она же правда не тяжелая. И потом, я же их не целый день тягаю, а несколько раз ставила только. Доктор Вирэйн тоже сама ставит, в свой кулер в кабинете. Она никого не любит о помощи просить. Прямо как вы, между прочим.
- Доктор Вирэйн пускай распоряжается своим здоровьем, как хочет. А ты так больше не делай, договорились?
- Да что страшного будет-то?
- А ты подумай. Спину сорвешь или еще что-нибудь нужное и важное - тогда поймешь, что здоровье одно...
- Запасное не выдается, - добавляет Нийя. - Так доктор Вирэйн говорит.
- Между прочим, правильно говорит.
- Ладно, я больше не буду ставить в кулер бутылки, - уступает Нийя. - Буду говорить: «Мне сикки Ракан не разрешает, все вопросы к нему».
- Говори, что считаешь нужным.
- Опять обиделись?
- На тебя обижаться непродуктивно.
Нийя улыбается.
- Я вас обожаю! Хотите, я вам в любви признаюсь?
- Ты бы лучше иногда меня слушалась. Хотя бы через два раза на третий.
- Я как раз с такой статистикой и слушаюсь.
- Ничего подобного! Ты слушаешься максимум через девять раз на десятый!
- А я вам все-таки признаюсь.
- В чем?
- Да в любви же! Погодите секунду, мне надо с духом собраться... - Нийя делает глубокий вдох и шумно выдыхает. - Короче. Сначала я была в вас безумно влюблена. В смысле, с моего начала. Я по вам умирала просто.
- Конечно-конечно. Физически ты была дылда двенадцатилетняя, уже с грудью даже, а мозгов у тебя было лет на шесть. Взрывчатое сочетание. Тебя из лаборатории нельзя было выпускать, ты же была социально опасна. Оказывается, еще и сексуально.
Нийя смеется.
- Ну, правда! Я на полном серьезе мечтала, что вырасту и выйду за вас замуж. И вы будете весь целиком мой! Ничего, что вы уже старый.
- А ничего, что, пока ты вырастешь, я стану еще более старым? Это тебе в голову приходило?
- Ну, я бы быстро выросла... Сикки Ракан, мне так стыдно, что я бесилась и не слушалась. Но я не могла не беситься.
- Думаю, ты бесилась просто от избытка энергии. Как всякий нормальный ребенок в переходном возрасте.
- Подростки от гормонов и бесятся. От чего же еще... - Нийя вздыхает. - Вот вы не знаете, как я ревела, когда узнала.
- Узнала что?
- Угадайте с трех раз. Кем вы мне приходитесь, конечно.
- Вот это я как раз хотел спросить. Все случая не было. Так как же ты узнала? Профессора как источник информации исключаем. Если только ты его не пытала. Например, своей болтовней.
- Ну, я порылась в его папках. И в компьютере. Там везде было написано «анонимный донор».
- И ты пошла другим путем. Проникла в его мысли?
- Не-е... Это я тогда еще не умела. Все гораздо проще: я же себя в зеркале видела. И руки у меня, - Нийя растопыривает длинные тонкие пальцы, - И ноги, - она выставляет из-под стола ногу в носке с противоскользящими пупырышками. - Ну, один в один ваши.
- Поменьше.
- Я вся поменьше. Что с того? А нос? А брови? А ше-е-ея? - она вытягивает шею, как птица.
- Одним словом, ты сделала допущение и в него поверила.
- Обижаете, сикки Ракан! Я проверила! Помните, мы гуляли на заброшенном стадионе? Я ловила ящерицу на трибунах и навернулась коленкой на стекло.
- Еще бы не помнить. Тогда я первый раз чуть не поседел весь, до волос в носу включительно.
- Вы еще меня пугали профессором. Профессор нам обоим устроит, бэл-бэл-бэл...
- Нийя! Не дразни старших. Это неприлично.
- А мне нравится ваш акцент. Мне вообще все в вас нравится. Помните, профессор сказал: «Все дети падают и расшибаются»? Во-от... В больнице, пока меня зашивали, вы попросили врача сделать тест ДНК и оформить заключение о родстве.
- Ты-то откуда это знаешь? Ты же не могла подслушать! Ты на столе в операционной сидела!
- Я его потом нашла. Заключение.
- Та-ак! Значит, в моих бумагах ты тоже порылась! Когда успела только?
- А вы подольше в душе пойте, - улыбается Нийя. - Вечерний концерт для стоякослушателей... В общем, я нашла и убедилась. Уй, как я ревела потом ночью... А зачем вы его сделали? Хотели забрать меня у профессора?
- Думал об этом.
- И что ж не надумали?
- Не решился.
- Не решились?! Вы-ы?!
- Представь себе. Не решился. А зачем сделал? Ну, просто, чтоб было.
- И сохранили?
- Сохранил. Можешь пойти и проверить. Там же и лежит.
- Вы надеялись, да? Что я найдусь?
- Ни на что я не надеялся. Надеяться тоже непродуктивно. Просто забыл.
- Врете! Надеялись! - Нийя хитро улыбается, склонив голову набок. - А здорово: сикки Ракан научился врать.
- Нужда вымучит, нужда и выучит.
- А я всегда врать умела... Вы, наверно, тоже, просто редко пользовались и забыли, как.
- Зачем сверхчеловеку уметь врать?
- Чтобы хотя бы прикидываться просто человеком! Мимикрия.
- Ясно.
- Я всегда хотела быть просто девочкой. Никак не хотела понять, что не смогу, потому что я - это я. Но мне так нравилось воображать, что вы мой отец, и мы просто гуляем...
- А что ж тогда ревела?
- От потрясения.
- А...
- Зато потом так гордилась, что я... вашего боба росток.
- Росток, - фыркает Ракан.
- Так в старые времена говорили. Мне нравится!
- Ладно, росток так росток. Как ты относишься к тому, чтобы через часок вылезти на улицу и прогуляться?
- Положительно. А куда пойдем?
- Куда хочешь.
- Давайте нашим любимым маршрутом!
- Длинным или коротким?
- Лучше длинным!
- С радостью.
- И я с радостью!
- Росток, - хмыкает Ракан, выходя. - Вон какая плетища вымахала, уже плодоносить пора...
- Сначала надо зацвести и опылиться, - хихикает Нийя.
- За этим явно не застрянет.
За этим действительно не застрянет. Улетев весной, Солфан оставит Нийю уже не одну. Видимо, у Ракана случился приступ бытового ясновидения.
Длинным марштуртом
Маршрут их прогулки, называемый в обиходе длинным: переулками, с заходом на мост через Хиньво. От подъезда до стеклянного супермаркета, далее через двор и по узкому проходу между гаражами и бетонной стеной с витками колючей проволоки поверху. У гаражей рос огромный, до Катастрофы посаженный тополь. Пух с него в начале лета застилал весь квартал.
Мимо бывшей оружейной фабрики с длинным желтым цехом, через заброшенный трамвайный круг, вымощенный булыжником. Маршрут №3 еще в юности Ракана продлили до Татума, и круг стал не нужен.
Оттуда в скверик возле детской поликлиники, к маленькому мутненькому пруду, обнесенному зеленым штакетником. Под пыльной суолой стояли скрипучие качели. Нийя качалась на них, потом они сворачивали в переулок, ведущий на набережную Хиньво. Можно было посидеть на скамейке, а можно - постоять на мосту, глядя на серую с бензиновыми разводами воду.
Возвращались они тем же путем, с незначительными отклонениями во дворы: например, посетить заброшенную голубятню, где жил глухонемой нищий с ручным орро. Иногда Нийя приносила ему кости, хрящи и обрезки мяса или остатки фарша - для птицы. Сам нищий милостыни не брал.
Нийя очень любила двухэтажный желтый домик, стоявший в узком конце квартала. Домик был ровесником Малту Питэ. Когда-то давно он даже отапливался углем. Об этом говорили печные трубы по краям фасада, за скошенную форму которых дом прозвали Рогатым. С торца располагался замурованный спуск в угольный погреб. Возле него рос раскидистый куст фэруна. А вдоль фасада были высажены туэтини.
С этих кустов Нийя ела кислющие ягоды, со смехом пытаясь накормить ими Ракана. И напрасно он нудел, что у нее разболится живот. Его запасы активированного угля оставались невостребованными. Нийя могла есть любую чепуху без ущерба для здоровья.
Родители Тэни Абэрнаи, мужа Саубы Морлаг, гоняли Нийю из-под окон, грозя окатить грязной водой. Стыдоба: взрослая девица таскает в чужом дворе несъедобные ягоды с грязного куста - дома не кормят, что ли. Еще выговаривали Ракану, что воспитал воровку.
Ракан не знал дочь Морлага. Возможно, даже не знал, что у него есть дочь. Если и знал, то в подробности не вдавался.
Сауба ушла из Подземок в шестнадцать лет, вышла замуж за Тэни и уже в восемнадцать родила сына. Никаких контактов с родителями она не поддерживала - видимо, сыта была Подземками и партизанщиной по самое не могу. Вот не революционерка она была по природе. Сауба хотела жить своей жизнью, любить мужа, растить детей. Имела законное право.
За покупками
В последний день отпуска Ракана (капитан Оор ради такого случая отпустил Нийю - она-то готова впахивать без выходных, и Ракану это не очень нравится) они едут в Торгово-выставочный центр в Никосе. Покупать Нийе одежду и обувь. Ведь будет зима, и еще неизвестно, какая.
Похолодало, моросит какая-то кусливая водяная пыль, от которой глаза и нос чешутся, промозгло, но дышится чуть легче. Ракан надел плащ, а Нийя - синюю со светоотражающими полосами куртку с капюшоном. На рукаве логотип университетской клиники Корина - Нийе ее там подарили.
Старенький кургузый «пастубин» едет медленно, пыхтя на подъемах и резво скатываясь под горку, мимо живописных старых фабричек Аминнаты. Нийя трепетно любила этот автобус именно за те места, по которым он проезжал.
Она занимает любимое место - на заднем колесе, у окна. Сиденье так высоко, что даже Ракан может болтать ногой, что и делает. Всю дорогу Нийя даже не разговаривает - приникла к окну, смотрит, не отрываясь, на так нравившиеся ей места. В старой промзоне и переулках ничего не изменилось.
Они долго ходят по магазинам. Перекусывают горячими колбасками в маленьком тьярском кафе. Ищут по указателям туалеты, которые после ремонта перенесли. Снова ходят по магазинам.
Еще на входе Нийя поинтересовалсь:
- А какой у нас бюджет?
Она никогда не знала, сколько точно зарабатывает Ракан. Знала, что много. Спросила на всякий случай.
- Одеть одного сверхчеловечка хватит, - улыбнулся он. - Выбирай все, что тебе нравится. Угощаю.
- Угостите меня непромокаемыми ботинками! - тут же сориентировалась Нийя.
- Твое дело выбрать. Вперед!
Первым делом пошли в обувной. Фиолетовые берцы с полосатыми шнурками Нийя будет носить еще на прогулки с маленьким Гинто. А потом и с Эгиль. «Бастинго» («Туманная скала») своих денег стоит - это действительно надежная обувь. Кожа диккеставры со специальным нанополимерным покрытием.
Потом выбирали куртку. Потом свитера, толстовки, рубашки и брюки. Юбки и платья Нийя не особо жаловала, но купили и платье - одно, для парадных случаев. А к нему туфли - Нийя долго выбирала единственные, в которых можно ходить, а не только парадно стоять.
Потом забрели в ювелирный. Вот здесь можно остановиться и перевести дух.
Нийя прилипает к витрине Лиллегартонского ювелирного завода. Ее интересуют кольца с перегородчатой эмалью: тьярские орнаменты, менирские завитушки, просто разноцветная мозаика. У Нийи разбегаются глаза.
- Сикки Ракан, а колечко можно?
- Хоть десять, - устало отвечает Ракан, ставя на пол объемистые пакеты с покупками.
Нийя просит продавщицу достать планшет с кольцами. Меряет одно, другое, на разные пальцы.
- Ай-йуй! У меня было такое же! Помните, вы мне покупали в Лиллегартоне?
- Такое же или похожее, - соглашается Ракан. - Потеряла?
- Да, где-то на «Гайе» посеяла, - Нийя грустнеет.
- Поискать там не получится.
- Я все-таки хочу. Такое же. Чтоб было.
- Без проблем.
- А еще одно можно?
- Можно, - терпеливо отвечает Ракан.
Нийя уже нанесла ощутимый урон его сбережениям, но на нее ему нисколечки не жалко. Попроси она машину - и ту, пожалуй, купил бы. Хотя у Нийи и нет водительских прав. Есть къэтанские на управление - о ужас! - мотоциклом. Вот мотоцикл Ракан ей не купит, сколько бы ни клянчила и ни обзывала его консервативным. Да, он консервативен. Он уже старый, ему простительно. А мотоцикл - слишком опасно.
Продавщица ювелирного, рыжеватая гэди, любопытно стреляет бледно-голубыми глазами: на Ракана, на Нийю, опять на Ракана. Она видит много пожилых мужчин, покупающих подарки молоденьким девушкам. Понятно, за какие услуги. Но эта пара какая-то не такая. Они больше похожи на отца и дочь. Хотя нет, скорее на деда и внучку. Тогда почему девушка обращается к нему на «вы» и по имени? Может, дядя и племянница? Они и внешне похожи. Сходство может быть совпадением, но уж явно перед ней не любовники - у продавщицы глаз на такие нюансы наметан.
В итоге Нийя раскрутила Ракана на два кольца. То, которое точь-в-точь как потерянное на станции, она будет носить, не снимая, до конца жизни. На некоторых фото его видно. Например, на кадрах с инаугурации Нийи-президента. Особенно когда она поднимает руку в жесте Клятвы Верности. Лиллегартонская эмаль в серебре: спирали, ромбы с глазком, квадратики; черный, бежевый, белый, желтый и серый цвета. День и ночь. Дэсса, два ее спутника и звезда Балур, описанные языком Древних. Буквальные значения этих орнаментальных элементов давно утрачены, но до сих пор прочитываются интуитивно.
Краткий экскурс в будущее. Нийя-президент и Нийя-убийца
После нескольких не оправдавших надежд Созывов и тридцати без малого лет диктатуры Туртыды Нийя Энгу Асир стала первым всенародно избранным президентом Тьяр-Менир. Прав оказался Туранчокс: из нее вырос вождь, потому что она была мудрой.
Каждый школьник на лекции по истории смотрел видеозапись инаугурации в Президентском зале Башни Согласия. Нийя в голубовато-сером платье поднимает тонкую руку в жесте Клятвы Верности. И звенящим голоском юной девушки (он остался таким на всю жизнь, не изменился) произносит:
- Я, Нийя Энгу Асир, дочь Дэссы, в этот день и час торжественно клянусь: верно служить моему народу, заботиться и защищать его, как мать заботится и защищает детей своих. Клянусь разделять с ним все радости и горести, стоять на страже совести и чести. Если же Мирозданию будет угодно, я, не колеблясь, отдам жизнь за Дэссу и свой народ. И да будет так. Я сказала.
Это произошло двадцать лет спустя после событий в НИИ Биотех. То-то Ракан на старости лет порадовался за своего сверхчеловечка!
Это произошло после того, как Нийя убила генерала Туртыду. Первый и единственный раз она воспользовалась своей силой для воздействия на человеческий разум. Первый и единственный раз в жизни она убила человека. И ни разу об этом не пожалела.
Он же застрелился, возразит любой школьник. Да, это исторический факт. И дэссиане чтят свою историю. Просто в каждой истории и в каждом факте есть глубокий, подчас многоуровневый подтекст.
Известно, что Нийя за несколько дней до того, как диктатор пальнул себе в лоб, была у него. Выторговала у него тело казненного Муфиса Морлага (да, мстительный старик казнил другого старика), а напоследок включила в мозгу генерала программу самоуничтожения. Туртыду не могли убить лучшие киллеры Тьяр-Менир. Лучшие асассины Штвалина. Убила большеглазая тоненькая женщина. Мать, державшая за руку умирающую дочь. Сверхчеловек, овладевший своим великим и страшным даром. Убила тремя словами:
- Жаль вас, генерал.
А потом диктатор начал сходить с ума.
Однажды Нийю спросили, что же она сделала с генералом, как внушила ему мысль о самоубийстве.
- Я ничего не внушала, - ответила она. - Генерала Туртыду убила его совесть. Я просто сбила замки, которые удерживали ее взаперти, и она его поглотила. Невозможно внушить человеку того, чего в нем нет. Но возможно активировать то, что в нем дремлет.
Туртыда застрелился поздним зимним вечером в своем кабинете. Понял, что не переживет еще одной ночи - в тишине и темноте, наедине со своей совестью. Пистолет был с глушителем, но пуля, пробив навылет череп диктатора, разнесла окно. Вбежавший на звон стекла адъютант смог сказать только:
- Сикки Арафун... Йойи-и-и-и-и!
На следующий день народ пел и смеялся. Ликовала не одна Тьяр-Менир - отплясывала менирскую дойду вся Дэсса. Вся Дэсса ходила ходуном. И Софэ Лойтани, потерявшая в нескончаемой партизанской войне брата, мужа и сына, пела с крыши грота в Татумском Ботаническом саду своего «Тирана»:
- Зверь ненасытный, кости глодаешь!
Сзади охотник! Не замечаешь? - но в ее голосе больше не было ярости, одно ликование.
И весело-дружно, с уханьем и оханьем, народ повалил статую Туртыды в сквере у Башни Согласия и отволок на переплавку.
Все ходили с зелеными лентами. Но все пели и смеялись. Да наконец-то он стал травой! Упокой же его наконец Куртута!
Стеклянные скульптуры
Наконец, усталые и довольные, нагруженные покупками, Ракан и Нийя выдвигаются к выходу. Но тут Нийя видит плакат, наспех намалеванный толстыми фломастерами: «Выставка абстрактной стеклянной скульптуры! Только один день! Вход бесплатный!».
- Сикки Ракан! А давайте посмотрим!
- Вот неутомимая, - ворчит Ракан.
- Ну, если вы устали, посидите где-нибудь. В кафе, руваыну попейте... А я уж-ж-жасно хочу посмотреть! Ну, пожа-а-алуйста...
- А это все куда? - Ракан показывает пакеты.
- В камеру хранения.
- И займем ее всю. Чтоб все знали, на что мы способны.
- Да ну! Не так уж и много! Распихаем.
- Ладно, уговорила.
На лестнице, ведущей к камерам хранения, Нийя трогает Ракана за руку.
- Сикки Ракан, вон тот парень за нами следит.
- Какой парень? - вертит головой Ракан. - Где?
- Вон тот тьяр, в черной куртке. Около детских товаров.
Действительно, стоит какая-то тьярская рожа и смотрит прямо на них. Ракану это категорически не нравится. Вряд ли это человек Туранчокса, конечно, тот таких олухов не нанимает, но мало ли...
- Нийя, держись за мной.
- Я же сверхчеловек! Вечно вы забываете...
- Держись. За. Мной. Что я неясно сказал?
- Все ясно, - Нийя, посмеиваясь, заходит ему за спину. Когда Ракан нервничает, лучше согласиться, а не дискутировать.
Почему Ракан считает этого парнишку опасным? Нийе он совсем агрессивным не кажется. А ее интуиция никогда не подводила. Ну, ходит и ходит, смотрит и смотрит. Симпатичный парень. Может, просто познакомиться хочет. А тут Ракан - сунься, попробуй.
Задумавшись, она наступает Ракану на край плаща. Он останавливается.
- Нийя. Держись за мной не значит ходи прямо по мне.
- Извините, - Нийя приподнимает плащ и отряхивает.
Ракан ставит сумки около щита со схемой этажа, решительным шагом подходит к юноше. Тот вытягивается по стойке «смирно», как солдат.
- Сикки Ракан.
- Чем обязан?
- Вам добровольцы нужны?
- Добровольцы для чего?
- Ну... для этих ваших... свалок...
- Свалки не мои. Государственные.
На губах тьяра мелькает улыбка. Нийя из-за спины Ракана делает ему ободряющий жест: смелей, мол.
- Хочу на эколога учиться, - говорит тьяр.
- Похвально. Профессия дефицитная. Хоть и не очень востребованная, но у нее большое будущее. Надеюсь.
- Я хочу помогать къэтанским ученым.
- Надо же с чего-то начинать, - одобряет Ракан.
- К кому мне?
- К капитану Оору. Знаешь, где их корабль стоит?
Парнишка кивает.
- Но это ж военная база. Меня разве пустят?
- Скажешь на КПП, что от меня. Для волонтеров горячие обеды. Можешь друзей привести. Десяток.
- Спасибо, сикки Ракан!
- Тебе спасибо.
Юноша кланяется и уходит.
Ракан поворачивается к хихикающей в кулачок Нийе.
- Что смешного?
- Страшно опасный террорист!
- Лучше быть готовым к опасности. Стеклянные скульптуры смотреть идем?
- Идем-идем!
- Только не кокни там ничего, - наставляет Ракан, утрамбовывая в очередную ячейку камеры хранения очередной пакет.
- Ах, я, по-вашему, неуклюжая?! - притворно хмурится Нийя.
- Нийя, ты грациозна, как нейтрино. Но на плащ все-таки наступила.
- Я же извинилась! - она надувает губы, изображая себя-подростка. - И отряхнула! Какой вы злопамятный!
- А я твои извинения принял. Но факт остается фактом.
- Нет мне прощения...
Ракан ловит ее за стриженый затылок, притягивает и молниеносно целует в макушку.
Нийя бежит вверх по лестнице. Если не будет бежать - кажется, умрет от счастья.
- Йей, нейтрино! - окликает Ракан. - Притормози, ты не в коллайдере! Я еще за тобой бегать буду, - ворчит он, нагоняя ее на площадке.
Они входят в полутемный зал. Их окружают текучие, мерцающие, просвечивающие формы, похожие не то на звездные туманности, не то на увеличенные во много-много раз микроорганизмы, не то на что-то такое, чему и названия нет.
- Красивые, правда? - восхищенно шепчет Нийя.
- По-моему, в них есть что-то жутковатое, - отвечает Ракан.
Ему в самом деле не по себе. Эти штуки напоминают склянки с заспиртованными препаратами в кабинете Глана. Он всегда старался не присматриваться, но взгляд притягивался сам.
- Вам не нравится?
- Сам не знаю.
- Йой, смотрите! Зародыш...
В прозрачном шаре величиной с мяч для шая-шая - розовато и красновато просвечивающее нечто, свернутое загогулькой.
- Нет, непохоже, - говорит Ракан.
Те зародыши, которых он видел у Глана в склянках, были белесыми, обесцвеченными. А эта штуковина - розовая, как фруктовый сахар. Как будто живая.
- А вы меня такой видели? - спрашивает Нийя.
- Нет. Ты была уже нормально развитым ребенком, с руками и с ногами. С волосами даже.
- А я видела, - шепчет Нийя. - Их... Моих клонов. Это как раз очень похоже. Ж-жуть, - она передергивает плечами.
- Знаешь, что? Пойдем отсюда. Хватит на сегодня. Мы оба устали. Еще покупки разбирать. Идем.
- Да. Идемте.
Тос Лапудо, личный водитель Ракана, звонит вечером. Трубку берет Нийя.
- Квартира Эарани.
- Простите, могу я поговорить с сикки Раканом?
- Секунду.
Нийя зовет Ракана. Сама возвращается к раскладыванию по полкам обновок. Ракан освободил ей целый шкаф в спальне. Сколько же всего! У Асиров она не могла себе столько накупить. Ей, конечно, покупали все нужное, пока она не работала, но Нийе было стыдно, что ее обеспечивают чужие люди, поэтому запросы были самые скромные. Она потому и попросила профессора устроить ее на работу, что ей было стыдно. Так уж была воспитана. А на зарплату младшего техника не больно-то разбежишься.
- Сикки Ракан, добрый вечер! - говорит шофер.
- Здравствуй, Тос.
- Как отдохнули?
- Тос, не придуривайся. Новости посмотри - там все про мой незабываемый отдых.
- Я даже не знаю, что сказать.
- Ничего и не надо.
- За вами подъезжать завтра? Как обычно?
- А меня разве уволили? Все как обычно.
- Сикки Ракан, а можно вопрос?
- Можно.
- Нескромный, - уточняет Тос.
- Что за девушка подошла к телефону?
- Да. Извините, - на всякий случай добавляет Тос.
- Это Нийя. Ты же ее видел. И возил. Причем не один раз.
- Внучка профессора Энгу? Глазастенькая такая?
- Не внучка, а внучатая племянница.
- Какая разница... Уж лет шесть или семь, - припоминает Тос. - Смешная была девчушка. Сильно выросла?
- Выше тебя.
- Небось, красавица?
- Увидишь.
- Сикки Ракан... Как же вы ее отыскали? Это вы за ней на Къэтан...
- Нет. Просто совпадение. Она жила там. И сама меня отыскала.
- А профессор что?
- Умер.
- Он же был уже очень старый, да?
- Очень.
- Ладно, не буду вас утомлять. До завтра, сикки Ракан.
- До завтра.
Нийя выглядывает из спальни.
- Это Тос Лапудо, шофер?
- Ты и его помнишь?
- Конечно. Он рассказывал, как сбил сибечку, вылечил, а она от него убежала. Он все сокрушался, что она его не простила.
- Эту историю он всем рассказывает. Пойдем кино смотреть.
- Вам же завтра вставать рано.
- Ну, не намного раньше. А фильм не поздно кончится.
Нийя смеется.
- Я прямо как мама, у которой сын завтра идет в первый класс!
По программе «Поединщики» с Дэни Мунтяном и Хирби Мэвисом в главных ролях. Это драма об эпохе Пяти Королевств, снятая по мультфильму. Есть у нее и продолжение - «Поединщики-2», рассказывающее о сыновьях главных героев.
Ракан и Нийя уютно устраиваются на диване. Откупоривают по бутылочке пива. Фильм еще не начался, идет блок новостей. Ракан убавляет звук до минимума - ничего дельного там не скажут.
- Сикки Ракан, - говорит Нийя. - Я тут подумала...
- Похвально.
- Я серьезно! Я должна вам кое-что рассказать.
- Опять насчет къэтанца? Я тебе один совет могу дать: не торопись. Слушай себя. Его тоже слушай, но себя - в первую очередь. Остальное приложится.
- Спасибо. Но я насчет профессора.
- Слушаю тебя внимательно.
Ракан думает, что знает, о чем она расскажет. Конечно, как профессор ее подчинял. Гнул ее волю. Ракан еще тогда догадался. Нийя не жаловалась, но он чувствовал: что-то с ней не так. И даже знал, что именно. Заговорить об этом значило потерять Глана, а потерять Глана значило, скорее всего, потерять Нийю. Хотя куда Глану было деваться...
- В тот день, когда взорвалась «Гайя», мы с ним поссорились. Из-за вас.
- Примерно представляю, - кивает Ракан.
- Не представляете, - качает головой Нийя. - Он такого мне наговорил...
- Нийя, он умер. Что бы он ни наговорил, и что бы ты ему ни наговорила, все это в прошлом. Ничего уже не изменишь.
- Вот вы считали его жестоким?
- Как-то не задумывался никогда. Наука бывает жестока. Но сам Глан... Не берусь однозначно ответить.
- Я все-таки расскажу, - и Нийя начинает рассказывать.
Гнев богини
Ссорилась она с профессором часто. Особенно после того, как он перестал ее отпускать на выходные к Ракану. В загроможденной книгами пыльной квартире Глана Нийе было еще скучнее, чем в лаборатории. Она буквально на стены кидалась от скуки. Звонила Ракану и болтала с ним часами. Хоть этого профессор не запрещал, только ворчал, что она слишком долго занимает телефон. На что Нийя отвечала: «Вам же все равно никто не звонит!»
Глан не выпускал ее никуда. Даже в магазин, даже в киоск за мороженым. Все заказывал с доставкой на дом. Мороженое? Пожалуйста. Но сама ты за ним не пойдешь. Боялся, что она сбежит к Ракану? Она бы сбежала. Но Глан бы ее, конечно, вернул.
Несколько раз Нийя устраивала истерики. Тогда профессор запирал ее в комнате и подкручивал на компьютере настройки программы повиновения. «Дрессирует! Как крысу!» - бесилась Нийя. Но поддавалась. Не могла не поддаться.
Дальше стало еще хуже. В зачуханных номерах дешевых гостиниц, по которым они с профессором прятались от сыщиков Туртыды, не было телефонов, а со стойки администратора профессор ей звонить запрещал. Ракан приходил сам, но так редко!
Последние пару недель на Дэссе они жили в бывшей комнате дежурного в подвале института. Туда Ракан приходил каждый день, приносил все необходимое. Уже было очевидно, что придется бежать, и Подземками не обойтись.
Нийя так и не отважилась пожаловаться Ракану. Понимала: тогда он совершит что-нибудь противоправное. Набьет профессору морду. Отнимет Нийю и выдаст Глана властям. Но тогда все узнают... Нийя знала, что она - результат незаконного эксперимента. Глану пришлось ей это сказать. Значит, у всех будут большие проблемы. У Ракана тоже. Он даже может сесть в тюрьму. И все из-за нее! Меньше всего Нийе хотелось доставить Ракану такие неприятности. Именно поэтому она не завела с ним разговора о том, чтобы остаться. Именно поэтому не отказалась лететь с профессором и не сбежала.
На станции Нийя вламывала в три смены за бортинженера, повара и няньку. Девочки из новой партии, числом шесть, были тихими и послушными. Нийю раздражала их покорность, но ей было и жалко их. Ну, они хорошо работали, если их организовать.
Этим, собственно, объясняется, почему именно Нийя надела скафандр и полезла чинить антенну: профессор был для таких работ уже стар, а девочки - маловаты. А сначала она поругалась с профессором. Зашла доложить, что идет заниматься антенной, чтобы он ее не искал. Он сам завел этот разговор.
- Скучаешь по Дэссе?
- Скучаю, - ответила Нийя. - А вы будто нет.
- Я тоже, - вздыхает профессор. - Снится мне Малту Питэ. И степь снится...
- Значит, надо вернуться. Может, генерал Туртыда уже о нас забыл. Хотя какая разница. Нам скоро есть будет нечего.
- Деточка, у нас нет разгонных блоков.
- А о чем вы думали, когда улетали? Мы можем связаться с базой Нын Манатан и их запросить.
- Военные нам не помогут. Где они возьмут разгонные блоки? Ракану опять придется их украсть. Он и так слишком рисковал.
От упоминания имени Ракана Нийю бьет, как электрическим разрядом.
- Не думаю, что его карьера важнее его сердца! А сердце вы ему разорвали.
- Девонька моя, я не мог поступить иначе.
- Могли. Вы знаете.
- Но с ним ты не была бы в безопасности. Могли узнать...
- Ничего бы не узнали! Он бы по своим каналам сделал мне документы! Никто бы ничего не узнал!
Профессор удивленно вскидывает клочкастые седые брови.
- Вы с ним это обсуждали?!
- Нет. Но я знаю, что это возможно. И он сделал бы.
Профессор молчит, постукивая пальцами по приборной панели.
- Дорогая моя девочка... Я не хотел заводить этого разговора...
- Думали, рассосется?
- Нийя, детка, послушай... - Профессор опускает глаза, теребит кнопки на пульте. - С юными неопытными девушками такое случается: увлечение мужчиной намного старше. И мужчины, бывает, увлекаются слишком юными девушками. Но такие отношения все-таки ненормальны!
- Ненормальны?! - взвивается Нийя. - Ненормально дочери любить отца, а отцу - дочь?!
Профессор ошарашенно смотрит на нее, приоткрыв рот.
- А вы думали, я с ним сплю, что ли? - с вызовом говорит Нийя. - Вы это думали? И я после этого - испорченная девчонка, а сикки Ракан - развратник?
Профессор хватается за сердце.
- Ракан... Сказал тебе? Все-таки сказал...
- Нет. Ничего он мне не говорил. Я сама догадалась. А потом нашла у него в столе одну бумагу. Которая все подтверждает.
- Ты с ним об этом говорила?
- Нет. Зачем? Мы и так оба знали.
- Боги всесильные, - вздыхает профессор, обхватывая голову руками.
- А вы меня сперва перестали пускать к нему, а потом увезли! Конечно, с самым близким человеком можно как угодно! Он, типа, все стерпит! Я бы на месте сикки Ракана вас не простила! Никогда!
- Нийя, Нийя, послушай меня...
- Все! - перебивает Нийя. - Я пошла чинить антенну! - она отдраивает переборку, в проеме оглядывается и добавляет: - А компьютера вашего я не боюсь!
- Эта программа создана для твоего же блага...
Нийя выходит и задраивает переборку.
Она долго возится со скафандром. Станция слегка вздрагивает. «Астероид нас стукнул? - думает Нийя. - Ладно, заодно и проверю». Девушка берет катушку со страховочным тросом и выходит в шлюз. Переборка задвигается. Нийя пристегивает карабин к поясу, снова возится долго, потому что он тугой, и в толстых перчатках расщелкнуть его неудобно. Тем более в невесомости.
Включается шлемофон. Испуганный голос профессора:
- Нийя! Вернись! Здесь что-то в систем...
Нийя сердито отключает связь. Продолжает возиться с карабином.
Реактор взрывается, разворотив командный отсек. Можно считать, тело профессора Глана Энгу было предано огню согласно обычаю. Он просто исчез, растворился в этой вспышке. Вспышке, так похожей на гнев.
- Думаешь, ты своим гневом притянула астероид? - догадывается Ракан, выслушав рассказ Нийи.
- Да. Что, если так? Выходит, я их всех убила. И себя заодно, чуть не.
- Это невозможно доказать.
- Невозможно. Но, сикки Ракан, вы представьте. Если я могу управлять астероидом, я же целую планету могу разнести. Если просто как следует разозлюсь.
- Ты уж поаккуратнее с астероидами, - нежно говорит Ракан и целует ее в макушку.
- Не верите, да?
- Просто рассуждаю здраво. Это же Пояс Латоны. Вас могло стукнуть в любой момент.
- Но стукнуло-то в этот!
- Скорее всего, изначальная причина взрыва не в этом.
- А в чем, по-вашему?
- Неисправности в системе охлаждения бывают разные. Некоторые могут не давать о себе знать. «Гайя» два года дрейфовала в астероидном поясе без профилактики. Думаю, тот астероид просто доломал то, что уже было сломано. Или он и вовсе ни при чем. Но ты точно ни в чем не виновата.
Ракан какое-то время молчит, потом говорит:
- А насчет документов ты права. Можно было сделать.
- Мне къэтанские-то теперь менять придется.
- Эту проблему легко решить.
- Только можно я останусь Энгу?
- Не буду интересоваться причиной. Да. Пожалуй, так лучше.
Ракан и Нийя смотрят кино. Наивную историю о том, как гибель девушки, из-за которой соперничали два рыцаря соседних королевств, сделала врагов друзьями. О том, как их дружба помогла примирить двух правителей и способствовала в итоге объединению Гэди Первой и Гэди Второй в одно государство.
Нийя хихикает над сценой драки:
- Йой! Сикки Ракан, вы видели? У Хирби Мэвиса под захотой трусы! Трикотажные! В эпоху Пяти Королевств!
- Ну, трусы. Не обязательно же показывать все исторические реалии.
- Дэни Мунтян мог бы бросить его реалиями в другую сторону! - фыркает Нийя.
- Вопросы к постановщику боев. Может, единственный дубль вышел удачный.
- Вот если бы я была режиссером, я бы гоняла актеров, пока не сыграют, как надо. Или пока не кувыркнутся, как надо.
- Так кто тебе мешает? Выучись на режиссера, снимай свое кино.
- Айи... Какое кино, тут мир спасать надо.
Словечко Ракана, удачно интерпретированное Нийей, войдет в обиход. Нийя при случае скажет поддержавшему ее на сыпучем склоне Солфану:
- Хорош прижиматься своими реалиями! Мы на работе!
Экологи посмеются, Солфан покраснеет. Потом слово вернется в экспрессивном рассказе Бэги Лойтани о драке его сестры с назойливым ухажером:
- А Софэ ему ка-ак въедет коленом по реалиям! Он такой: ай-йуй-и-и-и...
С тех пор часто можно будет услышать:
«Хватит реалии чесать, за работу!», «Хоть бы реалии прикрыл!», «Ну и дубак! Реалии отмерзают!» - и все в таком духе.
Социализация
Это было самое счастливое время - выходные, проведенные вместе.
Первый раз он долго собирался с духом, чтобы позвонить.
- Глан, у меня к тебе просьба.
От Ракана такое редко услышишь. Он редко о чем-либо просит, даже его. Глан готов выполнить любую его просьбу, даже странную.
- Я хотел бы взять Нийю к себе на выходные.
Конечно, Глан этого ждал. Рано или поздно. Они уговорились держать в тайне их родство, но любовь не скроешь. Ракан и не пытается ее скрыть. А уж от Нийи ожидать сдержанности бесполезно. Она, конечно, научится, характер есть. Сейчас она пока подросток с разумом и душой шестилетнего ребенка, то есть подросток в квадрате. Да кабы не в кубе.
Знакомство их состоялось стремительно и без лишних слов. Ракан к этому долго готовился. Любоваться девочкой, спящей в баке с питательной средой, - одно. И совсем другое - впервые с ней заговорить.
Когда он вошел в ее комнату, пригнув голову в дверях, Нийя сидела с ногами в кресле и играла в электронную игру на маленькой планшетке. Огромные грозовые глазища уставились на него. Маленький рот неожиданно широко заулыбался.
- Привет, Нийя, - сказал Ракан.
- А я вас знаю.
- Откуда?
- Слышала ваш голос, - девочка выпрыгивает из кресла и подходит. Всматривается в его лицо. - Вы мне нравитесь. Будем дружить?
Она протягивает узкую длиннопалую ладошку. Ракан бережно пожимает ее, обмирая от счастья.
- Будем. Меня зовут Ракан.
- Я знаю, - Нийя подпрыгивает на одной ноге, напевая: - Ракан-Ракан-Ракан! Красивое имя!
Конечно, она слышала их разговоры из своего бака. При большой-то они старались лишнего не болтать, но Нийя росла слишком быстро, и Глан спохватился поздновато.
Нийя обожала Ракана. Профессор даже слегка ревновал. Но он тоже любил Ракана. Больно даже представить, чего ему стоило запретить Нийе проводить у Ракана выходные. Он, несомненно, видел, что страдают оба. Как Нийя кидалась к Ракану, когда он заходил! Но поделить ее было невозможно. Никак. Так же, как невозможно было поделить с ней Ракана. Связи, которые казались Глану нерушимыми, начали рваться, это было больно - гораздо больнее, чем он опасался. Но не оборвались сразу все. Глан все-таки прилагал изрядные душевные усилия, чтобы их сохранить.
Вот если бы Ракан узнал, как профессор обращается с Нийей, когда он не видит, - возможно, состоялся бы совсем другой разговор. Было бы выдрано сразу все, одним махом. Уж Ракан бы смог. Не забываем, он умел терпеть боль. Ради Нийи тем более потерпел бы.
В первый раз профессор, конечно, легко уступил.
- Да, социализация ей, бесспорно, нужна.
- Необходима!
- Только не перестарайся.
- Глан, перестараться с социализацией нельзя. Можно недостараться.
Нийя приняла новость в присущей ей тогда манере. Когда Ракан приехал за ней вечером и сообщил, что на выходные она едет к нему, девочка запрыгала и завопила от восторга:
- Айи! Ура! Ура! Ура! А мы пойдем гулять?
Гулять она уже ходила, но только на детскую площадку на задворках института. Там каруселька, качели да пара лесенок, и те для малышей. На качелях у нее ноги цепляются, никак не подогнешь.
Зато у стены НИИ можно подобрать отвалившуюся белую или нежно-голубую плиточку. Плиточки очень маленькие. Нийя все размышляла: как же ими облепили такие огромные плиты, составляющие стену высотой в два этажа? Голубых мало, в основном белые. На просвет они как мыльная вода, с мелкими застывшими пузырьками.
Профессору некогда было ходить с Нийей куда-нибудь далеко, а отпустить одну не могло быть и речи.
И вот Нийя, схватив Ракана за руки, пытается его закружить.
- Сикки Ракан! Мы пойдем гулять? Пойдем? А на большие карусели?
- Конечно, пойдем. Только прошу: убавь громкость. Где у тебя регулятор громкости?
- Тут! - Нийя изображает, что крутит ручку настройки на горле. - Так годится? - спрашивает она немного тише. От избытка эмоций обегает Ракана кругом.
- Годится. И прекрати вокруг меня вращаться.
- Вы моя звезда, - улыбается Нийя, плавно обходя еще круг. - А я ваша планета. Планеты вращаются медленно? Вот так, да?
- Еще медленнее.
- Вот та-а-а-ак? - Нийя еще замедляется.
- Примерно так. Для планеты твоего размера нормально. А то у звезды голова закружится.
- Ее стошнит? - фыркает Нийя.
- Звезду? Может. Протуберанцем.
- Точно! - хихикает Нийя. - Я видела по телевизору, как Балур тошнило! Но ведь Дэсса кружится о-о-очень медленно!
- Может, она много болтает? - улыбается Ракан. - И у Балур разболелась голова?
- Она же круглая! Тогда она вся голова. Значит, она вся болит. Бедная...
- Логично рассуждаешь, - Ракан потирает висок.
- У вас от меня голова болит? Я больше не буду.
- Болтать? Тогда это будешь уже не ты! - смеется Ракан. - Собирайся.
- Нет, сперва голова.
Нийя встает на цыпочки и вдевает растопыренные пальчики в его волосы. Ощущение очень необычное. Его даже описать невозможно.
- Теперь не болит? - озабоченно спрашивает Нийя.
- Не болит.
- Во-от, - удовлетворенно кивает девочка и идет собирать свой рюкзачок.
Потом она похвастается профессору:
- А я вылечила сикки Ракана!
- Чем же он болел?
- У него болела голова от моей болтовни.
- Ты прекратила болтать? Значит, ты сильно его любишь, раз способна на такие жертвы.
- Нет, я сделала так, чтобы голова не болела. Пальцами. Из них как будто шли магнитные волны... - Нийя задумывается. - Нет. Свет.
- Хм-м, - мычит Глан, - интересно-интересно... - и делает пометку в журнале наблюдений.
Он как-то не закладывал в свою разработку умение исцелять. Однако исцелять Нийя и не умела. Так и не научилась. Ее дар ограничился способностью изгонять боль. Но и этим она многим помогла, не одному Ракану.
Первый рабочий день
Утром Нийя вскакивает еще раньше, чем обычно. Ей нужно много успеть. Нийя вынимает из полиэтиленового чехла китель Ракана. Ракан как принес его из химчистки, так в чехле и повесил. Нийя проходится по кителю отпаривателем. Чтобы выглядел и сидел безупречно. Надраивает до зеркального блеска ботинки. Потом уже идет будить его самого.
Как всегда, нежно гладит по щеке и нашептывает в ухо:
- А мне снилось, как мы сажаем сосны.
- Сосны? - приоткрывает один глаз Ракан. - Как на Къэтане? С длинными иголками и огромными колючими шишками?
- Именно такие! - улыбается Нийя. - Только во сне это были маленькие саженцы. Вот вырастут - будут вам шишки.
- Мне-то они на кой...
- На полку ставить. Ракушку-то вы привезли. А шишку что ж не захватили?
- Колючая. Тяжелая. В рюкзак не влезала, смолой пачкалась. Я ее в номере оставил.
- Эх, сикки Ракан... Из нее же можно было орешков наковырять...
- Она была незрелая. Зеленая.
- Йоу! А вы разбираетесь в шишках?
- Нийя, это же очевидно: если шишка зеленая, значит, незрелая. Ничего из нее не вырастет.
- Ладно, мы на Къэтане саженцы закажем. А скажите, сосны чудесно пахнут! Смо-ло-о-ой...
- Когда не жарко. Когда жарко - вообще не продыхнуть.
- Ничего-то вы не понимаете в соснах, - вздыхает Нийя. - Это же полезно!
- Знаю. Фитонциды.
- Во-от!
- Но эфирные масла в этих соснах убойные.
- Сикки Ракан, вы неисправимы!
- Да меня поздновато исправлять, не находишь?
- Ну вас! - смеется Нийя. - Зануда! Вставайте. А я пойду завтрак генерировать.
Пока Ракан одевается, Нийя спускается во двор, к машине. Здоровается с Тосом Лапудо, который сидит на капоте и курит тонкую, как благовонная палочка, сигаретку.
- Ого! - восклицает шофер. - Нийя, какая ты стала! Совсем невеста! Жених-то есть? - он подмигивает.
- Есть, - кокетливо улыбается Нийя.
- А где сикки Ракан?
- Наряжается. Никак черный трехатур под черные штаны не подберет. Оттенок не подходит.
Тос смеется. Наконец выходит Ракан. Начинает занудствовать.
- Одна по городу не мотайся. Вызови своего Солфана, пусть он тебя проводит.
- Хорошо, сикки Ракан.
- Нийя!
- Что опять не так?
- Сделай лицо попроще.
- Что не так с моим лицом?
- Больно хитрое.
Нийя смеется.
- Хорошо, сикки Ракан.
- Я за тобой заеду вечером на базу. Ты же будешь допоздна?
Нийя кивает.
- И не думай, что, пока я не вижу, можешь вытворять что угодно. Я найду способ проверить.
- Хорошо, сикки Ракан.
- Запись смени.
- Какую запись? - строит дурочку Нийя.
- «Хорошо, сикки Ракан» смени на что-нибудь более молодежное, что ли.
Нийя, хихикая, посылает ему воздушный поцелуй. Тос за рулем улыбается, но так, чтобы Ракан не видел.
Машина отъезжает, Ракан на прощание грозит Нийе пальцем. Нийя машет рукой. Машина скрывается в переулке.
- Свободна! - выдыхает Нийя.
Иногда и от Ракана нужно отдохнуть.
Нийя возвращается домой, моет посуду, переодевается в рабочий комбинезон и идет на трамвайную остановку.
Она прибегает к «Астону» с некоторым опозданием - трамвай сломался и встал за пару остановок до Эльбэт. Все уже сидят по вездеходам, ждут.
- Привет, - говорит Нуто, подавая Нийе руку. - А что это ты одна?
Нийя запрыгивает в вездеход. Усаживается.
- Ф-фух! Дай хоть отдышаться.
- Как сикки Ракан? - тревожно спрашивает доктор Вирэйн. - Он здоров?
- Абсолютно, - Нийя машет Солфану, сидящему за рулем другого вездехода. Машины трогаются. - Он на работу пошел. Отпуск кончился. Фух! - она расстегивает комбинезон и дергает на груди рубашку. - Трамвай встал. Скакала, как диккеставра шуганутая...
- Отпуск? - переспрашивает доктор Вирэйн.
- Ну да. А вы думали, чего он с нами мотался?
- Ты ничего не перепутала?
- Ничего. Он сам так сказал.
- Просто отпуск?!
- Ну, - пожимает плечами Нийя, - получилось сложно отпуск.
- Ты имеешь в виду, он летел на Къэтан не с миссией?
- Доктор Вирэйн! Да не было никакой миссии! На Къэтан он летал всего-навсего в отпуск. С его зарплатой может себе позволить. Продышаться, в море помокнуть... В розарии с баночкой пивка посидеть, на экскурсию сходить... Просто это такой человек: считает что-то необходимым - делает. И если уж завелся и пошел - его танком не остановишь.
- Но правительство Тьяр-Менир...
- Он и не ссылался на правительство. Он говорил от лица Дэссы. Планеты. При чем тут правительство? Правительство - это генерал Туртыда. Ему на природу-погоду покласть. Он нам не мешает - и ладно.
- Значит, он сам, - говорит Нуто, - по собственной инициативе...
- Вот именно, - кивает Нийя.
- У меня нет слов! - восклицает доктор Вирэйн.
- Теперь он вам нравится? - лукаво прищурившись, спрашивает Нийя.
- Он с самого начала мне нравился. Но теперь я просто потрясена.
- Я ему передам.
- Нийя!
- Что?
- Ничего. Сама прекрасно понимаешь.
- По-ни-ма-а-а-аю! - широко улыбается Нийя.
Доктор Вирэйн и Нуто молчат, обдумывая полученную информацию. Вездеходы бодро прыгают по ухабам.
- Йех, - вздыхает Нийя. - Я раньше так мечтала с сикки Раканом на Къэтан слетать... Или на Латону... Профессор не отпускал. А теперь лети, куда захочешь, а я не хочу...
Ракан и Тос почти всю дорогу молчат. Обмениваются разве что парой-тройкой фраз про Нийю: как она выросла и похорошела. Уже перед самым въездом на подземную парковку Тос говорит:
- Сикки Ракан, что бы ни случилось, мы с вами. Знайте. И в обиду вас не дадим.
- Спасибо, Тос. Да я себя и сам в обиду не дам.
- Так, на всякий случай.
- Спасибо, - повторяет Ракан.
Доводчик на парадной двери говорит человеческим голосом «йой». Здесь ничего не изменилось.
- Сикки Ракан, вы смеетесь, что ли? - спрашивает охранник из стеклянной будки, когда Ракан шлепает пропуском по считывателю.
- Где вы видите, что я смеюсь? - отвечает Ракан. - Вам показалось. Пропускную систему никто пока не отменял.
- Что-то вы не очень отдохнувшим выглядите, сикки Ракан, - озабоченно высовывается из будки охранник.
- Была насыщенная программа. У вас все на сегодня? Могу идти?
- Извините...
Ракан пересекает холл и вызывает лифт. Подходит Утто Тфогэн. Здоровается и встает рядом. Напряженно молчит. Ракан молчит тоже. Продолжает молчать и в лифте.
Утто не выдерживает:
- Сикки Ракан, я даже не знаю, как спросить.
- О чем?
- Об этой вашей... миссии, как ее... - мнется Утто. - Все даже говорить на эту тему боятся.
- Правильно боятся. Можете всем передать, что каждого, кто не побоится и заведет на эту тему разговор, я уволю без выходного пособия.
- Я так понял, вы не шутите, - почтительно вытягивается директор по снабжению.
- Вы все правильно поняли. Ваш этаж, сикки Утто.
Двери открываются, Тфогэн выходит. Ракан выходит этажом выше.
Затыкать рты сотрудникам ДепКоСо он умеет. Никаких сплетен и пересудов в этом здании не будет, пока он сидит в своем кресле.
Ракан открывает дверь приемной. Вармэ в фиолетовом пиджаке вскакивает из-за стола.
- Сикки Ракан!
- Тихо, Вармэ. Сядь. Успокойся.
Секретарь хватается за сердце.
- Сикки Ракан, вы не представляете...
- Что я должен представлять?
Вармэ вздыхает.
- А вы все такой же.
- А почему я должен был измениться?
- Не знаю.
- Говори, говори, не стесняйся.
- Вы же совершили... подвиг!
- Ничего я не совершил. Никакого подвига. Вармэ, я сделал самую малость...
- Ничего себе малость!
- Вармэ, да будет тебе известно, самая тяжелая вещь во Вселенной - собственная задница.
- Это вы к чему? - настораживается Вармэ.
- К тому, что надо задницу поднять, чтобы что-нибудь начать делать. А задница состоит из антиматерии. И поднять ее йох как трудно.
- Поняла, - улыбается Вармэ.
- Умница. Я всего лишь оторвал задницу от стула. Ничего больше. И хватит об этом.
- Да, сикки Ракан, - но удержаться Вармэ не может и спрашивает шепотом: - Что же теперь будет?
- Понятия не имею. А что тут интересного было без меня?
- Вот, - Вармэ протягивает ему папку с отчетами.
- Спасибо, - кивает Ракан и проходит к себе в кабинет.
- Вам руваыну сварить? - спрашивает вдогонку Вармэ.
- Не сейчас. Я тебе скажу, если что-то понадобится.
Все сотрудники ДепКоСо при встрече будут усиленно делать вид, что ничего не случилось и не изменилось. Никаких вопросов, даже про отпуск. Не говоря уже о будущем Дэссы и прочих возвышенных материях. Все исключительно по делу.
Подчиненные Ракана, бесспорно, уважали. Но побаивались. И навряд ли любили. Ракан Эарани отнюдь не был милым и обаятельным человеком. Зато был хорошим начальником. Хотя и строгим.
Неудавшийся обморок
Вечером Ракан приезжает за Нийей на базу. Шофера он отпускает, домой поедут на трамвае.
Нийя и Солфан на расстеленном и придавленном камнями полиэтилене разбирают найденный в степи зонд, один из последних. Нашли почти все. Парочку утащили повстанцы, но не смогли извлечь из них никакой информации. Впрочем, об этом къэтанцы так и не узнают.
- Сикки Ракан, - говорит Нийя, - мы скоро. Подождете?
- Я никуда не тороплюсь.
Ракан идет бродить по летному полю. Любуется грязно-розовым закатом.
На бетонной плите ограждения антенного поля сидит доктор Вирэйн и что-то пишет в блокноте. Услышав шаги, оборачивается.
- А, это вы. Добрый вечер. Нийю ищете?
- Уже нашел. Жду, пока она закончит работу. Не помешаю?
- Я вам всегда рада, - улыбается къэтанка.
- А мне казалось, что я вас раздражаю.
- Вам казалось. Мне приятно ваше общество.
Ракан садится рядом на плиту. Косится в блокнот. Он неплохо знает къэтанский, но почерк у доктора неразборчивый.
- Простите мое любопытство. Что вы пишете?
- Что-то вроде путевых заметок.
- Понятно.
- Я бывала на разных планетах. Но ваша - особенная, - с чувством говорит къэтанка.
- Чем же Дэсса такая особенная?
- Это я и пытаюсь понять.
- Вас не разочаровал наш конец света?
- Странный вопрос, вы сами не находите? Это же не кино.
- Я же не знаю, чего вы ожидали. Может, вы разочарованы, поэтому мы с вами никак не найдем общий язык.
- Уже нашли, - улыбается доктор. - Галактический. Все-таки я еще раз повторю: мы с вами друг другу люди, а не инопланетяне. Не чужаки, как у вас тут говорят.
- Возможно.
- Думаю, сходства между нами больше, чем различий, - продолжает къэтанка.
- Хотелось бы в это верить. Пойду взгляну, как там дела у Нийи. Может, еще к вам вернусь.
Ракан встает, и тут у него гаснет в глазах. В следующую секунду он обнаруживает себя в объятиях доктора Вирэйн. Если бы она не обхватила его за плечи, он бы, конечно, упал. Еще бы и головой об плиту наверняка приложился.
Къэтанка с тревогой всматривается в его лицо.
- Что с вами? Говорить можете?
- Могу.
Она заглядывает ему в глаза.
- Зрачки одинаковые... Что вы почувствовали?
Глаза у доктора Вирэйн зеленые, с рыжими звездочками вокруг зрачков. Красивые. Здесь такие редко встретишь, даже у менирок. Две седые прядки в каштановых волосах, заплетенных в косичку-колосок. Ракану казалось, она моложе. Нет, Нийя права. Эта женщина старше Ракелы.
- Вы можете описать свои ощущения?
- Сейчас или до этого? Сейчас приятно, - Ракан вслушивается в свое тело и вспоминает сон, в котором къэтанка плыла обнаженная с дельфином.
- Ох, ну вы невозможный человек!
- Вы же сама меня обнимаете.
- Я могу вас отпустить. Если вы не будете падать.
- Да не падаю я. Стою.
- Хорошо, отпускаю, - доктор Вирэйн выпускает его. - Лучше все-таки сядьте.
- Да, доктор, - Ракан садится. - Уже сижу, доктор.
- Начнем с начала. Я вас спрашиваю, как врач пациента: что вы почувствовали, когда чуть не упали?
Ракан проводит ладонью перед глазами.
- Изображение выключилось. Потом включилось.
- Ясно. Возможно, давление.
- У меня так бывает.
- И часто?
- Иногда.
- Когда последний раз?
- Минуту назад. Или вы имеете в виду предпоследний?
Доктор Вирэйн качает головой. Улыбается.
- Похоже, вам уже лучше. Я имею в виду предпоследний.
- На Къэтане. Вышел к морю, сел на песок, а встать не могу. Еле до номера дотащился. Воздуха у вас слишком много.
Доктор снова качает головой и улыбается, но улыбка у нее такая, точно ей очень больно.
- Позвольте мне вас осмотреть?
- Вы уверены, что это необходимо?
- Уверена. Подумайте о Нийе. Если с вами что-то случится...
- Вы победили. Без боя.
- Идемте.
Она ведет Ракана на борт, в медотсек. Нийя и Солфан, ковыряющиеся в зонде, многозначительно переглядываются, когда они проходят.
- Все должно получиться, - тихо говорит Солфан.
Нийя замахивается на него отверткой. Оба хихикают.
- Садитесь, - командует доктор Вирэйн в кабинете. - Дайте руку. Неважно, какую.
Ракан послушно выполняет. Къэтанка надевает ему на запястье браслет-тонометр.
- Сожмите кулак.
Доктор нажимает кнопку старта, браслет начинает надуваться, сжимая запястье.
- Теперь руку согните и положите на грудь. Вот так, - она показывает. - И не шевелите, пока не пикнет.
Прибор подает сигнал. Ракан протягивает руку къэтанке. Она снимает браслет.
- Да, пониженное. Как я и думала. Вы принимаете какие-нибудь лекарства?
- Зачем?
- Затем, что здоровье у вас одно.
- Запасное не выдается?
- Это вам Нийя сказала?
- Да. Она часто вас цитирует. Похоже, вы для нее авторитет.
- А вы ревнуете?
- Нет.
- И хорошо. Я пошутила.
- Я понял.
- Вот, я вам дам таблетки. По-къэтански читаете?
- Разберусь.
- Я вам напишу на галактическом, - доктор Вирэйн строчит в своем блокноте, вырывает листок. - Посмотрите. Понятно? По одной штуке утром и вечером.
- Къэтанские пилюли, - усмехается Ракан.
- Что, простите?
- Просто вспомнил Торки Го.
- Это ваш приятель, который с нами летел?
- Он мне не приятель. Просто я давно его знаю. Он работал у профессора Энгу.
- А при чем тут къэтанские пилюли?
- У него была небольшая проблема. Он обратился ко мне, потому что не хотел принимать ваши лекарства.
- Я заметила, местные вообще настороженно относятся ко всему инопланетному. Ваши экологи - счастливое исключение.
- Они несчастное исключение. Доверяют вам чисто от отчаянья.
- А что этот Торки Го не приходит?
- Работает. У него семья. Жена больная, сын погиб. Сноха с маленьким ребенком. Она сирота, ей помочь больше некому. Он один на всех зарабатывает.
- А что с его женой? - интересуется доктор.
- Ей не могут поставить диагноз. У нее периодически отнимаются ноги, а в чем причина - неизвестно.
- Наверно, какая-то неврология... Жаль, я не специалист в этой области.
- Тьяры не примут помощи от чужаков.
Доктор Вирэйн смотрит на него с нежностью.
- А знаете, что? Раздевайтесь!
- Прошу прощения? - обалдевает Ракан.
- Я хочу снять кардиограмму. Просто чтобы убедиться. Вы же примете помощь от чужачки?
- Опять будете шантажировать меня Нийей?
- Если понадобится. Не стесняйтесь. Просто снимите трехатур. Я приклею датчики, - уговаривает къэтанка. - Ну, что вы как маленький? Никогда кардиограмму вам не делали, что ли? Или у вас делают по-другому?
- Уговорили. Про Нийю только не начинайте.
Ракан снимает китель. Стаскивает трехатур. Сидит, скрестив руки на груди, пока доктор Вирэйн готовит аппаратуру. Она улыбается.
- Я не знаю ваших обычаев, но стыдливость в глаза бросается. Особенно у старшего поколения.
- Инопланетяне, - хмыкает Ракан.
- Инопланетяне, - передразнивает къэтанка. - Руки уберите, я датчики приклею. Вот так, - она сноровисто увешивает его грудь наклейками, от которых тянутся поводки. - Раз вы так смущаетесь, я не буду на вас смотреть. Только не шевелитесь, хорошо? - доктор отворачивается к прибору.
Она успела разглядеть, что успела.
Пока Ракан снимал трехатур, Арджила обратила внимание, что у него выбриты подмышки. Хотя здесь это не принято - она уже осматривала несколько дэссиан и дэссианок и представление об их гигиенических привычках составила. Впрочем, эти привычки, конечно, зависят от социального слоя. Волонтеры-то в основном из низов да мелкой интеллигенции. Ракан, насколько поняла доктор Вирэйн, происходит из элиты - по манерам чувствуется. Интересно, что это была за семья?
- Вы, кстати, в отличной физической форме, - говорит она.
- А разве врачу прилично делать пациенту комплименты?
- Это не комплимент. Это констатация факта.
Накачанным Ракана не назовешь, но не выглядит он и хилым. Всего как раз в меру. Возможно, в молодости занимался спортом - какой-нибудь легкой атлетикой. У него широкая грудь и красивые плечи. Впрочем, все это Арджила рассмотрела давно. Эти его неизменные черные трехатуры (она специально выяснила, как называется трикотажная фуфайка с капюшоном) так все обтягивают, что не разглядеть невозможно. А у Ракана есть, что обтянуть.
Еще Арджиле понравилось, что у него нет волос на груди. Так, по несколько темных волосинок вокруг сосков. Ей просто нравятся не сильно волосатые мужчины. И высокие, да.
Под левой ключицей, заметила Арджила, когда наклеивала датчик, маленький шрам в виде косого крестика. Любопытная отметина. И что-то в ней знакомое. Это же мультивирусная прививка! Арджила даже вспоминает страницу учебника, где об этом говорилось. Давно, задолго до ее рождения, мультивирусная прививка была обязательна. По стандартам Содружества она ставилась под левую ключицу родившимся в четном году и под правую - в нечетном. Врачи разных планет делали надрезы по-разному: къэтанские - три вертикальные паралельные линии, а дэссианские - косой крестик. На поколении родителей Ракана с эпидемиями инопланетных вирусов было наконец покончено. Их детям прививку еще делали, для перестраховки, потом перестали.
- Ну что ж, сердце у вас здоровое. Молодые позавидуют. Снимайте датчики и одевайтесь.
Ракан отлепляет от себя наклейки.
- Так пилюли ваши пить? - уточняет он, натягивая трехатур.
- Пилюли пить. И постарайтесь не переутомляться.
- Могу идти?
- А торопитесь? - улыбается къэтанка. - Нийя сама вас позовет, когда закончит. Хотите чаю?
- Къэтанского?
- Къэтанского.
- Не откажусь.
Нийя застает их в медотсеке пьющими чай. Синий китель Ракана висит на спинке стула. Нийя заинтересованно всматривается в их лица.
- Вы помирились с доктором Вирэйн? - спрашивает она по пути к трамвайной остановке.
- Мы с ней и не ссорились. Просто плохо понимали друг друга.
- А теперь взаимопонимание наладилось?
- Налаживается.
- Я же говорю, вы ей нравитесь! А она вам? - Нийя заглядывает ему в глаза. - Сикки Ракан, ну признайтесь! Она вам нравится! Нравится же!
- Нравится, - сдается Ракан.
- Ну, я не буду советовать вам не торопиться, - улыбается Нийя.
- Это моя прерогатива.
Эта история любви неизбежно должна была стать историей расставаний и встреч, встреч и новых расставаний - Арджила не могла остаться на Дэссе насовсем. Но это счастливая история любви. По-настоящему счастливая.
Безымянный помощник
На следующий вечер Ракан идет к къэтанке целенаправленно. Спрашивает возящуюся с роботом Нийю:
- Доктор Вирэйн у себя?
- А вы заболели? - улыбается Нийя, меняя насадку в отвертке. - Если опять голова, я сама вас в два счета отремонтирую!
- Нет, я здоров. Не надо меня ремонтировать. У тебя Ирума есть.
- В этом треклятом соленом песке она все время ломается, - сетует Нийя. - А она ведь рассчитана на полевые работы.
- Но не в три смены без выходных. Значит, у нее корпус не герметичен. Контакты окисляются - вот тебе и пшик.
- Слова заслуженного инженера, - улыбается Нийя. - Доктор Вирэйн в кабинете.
- Подождешь меня, хорошо? Тут, я вижу, одной зачисткой контактов не обойдется, - говорит Ракан, бросив беглый взгляд под снятую крышечку блока питания.
- Тут перепаивать надо. Это надолго. Не торопитесь.
- Нийя!
- Ну что-о?
- Ничего. Что за манера - делать такое двусмысленное лицо!
- Айи, сикки Ракан, не ворчите!
- Я с тобой дома проведу воспитательную беседу, - грозит Ракан, поднимаясь по трапу.
- Не больно-то я испугалась, - хихикает вдогонку Нийя.
Ракан шагает в медотсек. Никаких мыслей, что он скажет къэтанке, у него нет. И эта пустота в голове ему нравится.
Он стучит согнутым пальцем в дверь медотсека.
- Рада вас видеть, - говорит къэтанка, встречая его на пороге. - Как ваше самочувствие?
- Отлично.
- Голова больше не кружилась?
- Нет.
- Хорошо. Ну что, по къэтанскому чаю?
- С удовольствием. Мне понравился ваш чай.
Доктор Вирэйн наполняет из кулера электрочайник. Включает. Ракан придвигает ногой стул и садится.
- Я уже не кажусь вам невыносимым?
- Нет, не кажетесь. В тот раз я погорячилась.
- В какой из тех раз?
Къэтанка улыбается.
- Во все разы. У вас очень красивые глаза.
- Обыкновенные для менира. У нас такое часто встречается.
- Я обратила внимание.
- Я родился с обоими серыми. Левый позеленел. Окислился, наверно.
Доктор Вирэйн смеется.
- Я не только про цвет. А еще у вас красивые руки.
Ракан смотрит на свои руки.
- По-моему, обыкновенные. Вы так и будете хвалить меня по частям?
- Вам это разве неприятно?
- Даже не знаю. У нас так не принято.
- Что? Говорить человеку, что он красив?
- А вы меня находите красивым?
- Да.
- Обычно это мужчина говорит женщине.
- Почему нельзя наоборот? Я инопланетянка! - улыбается доктор Вирэйн. - Можете мне тоже что-нибудь сказать.
- Я не нахожу вас красивой. Но вы привлекательны.
- Спасибо за откровенность!
- Надеюсь, я вас не обидел.
- Вовсе нет! Чай готов.
Къэтанка заваривает чай и ставит перед ним чашку. Придвигает коробочку с печеньем.
- Значит, вам нравится откровенность?
- Да, - улыбается къэтанка. - Особенно ваша. Потому что мне нравитесь вы.
Ракан берет печенье и откусывает. Вдумчиво жует, смакуя на языке какую-то изюминку или цукат.
- Вкусно. У нас такого давно нет. Печь не из чего.
- Могу подарить вам целую упаковку, если вам так нравится.
- Подарите лучше Нийе. Она у нас главная сладкоежка. А я обойдусь.
- Хорошо, отдам ей, когда придет. Пускай она вас угощает.
- На таких условиях согласен.
Доходит дело и до объятий. Как-то так, само собой. Пока Ракан собирался с духом, Арджила сама проявила инициативу.
Она обратила внимание, что дэссиане недотроги. Когда капитан Оор в Альдэмае взял за плечо Лия Сигдэна, тот выпучил на него глаза и даже плакать забыл на мгновенье-другое. Еще много примеров. У молодежи нравы посвободнее, но с къэтанскими студентами не сравнить.
Ракан, впрочем, не смутился, когда вчера она его обняла. Он, конечно, падал, и Арджила его поддержала, но потом он открыто сказал, что ему приятно.
Вот она и сделала первый шаг еще раз.
Ракан аккуратно положил ладони ей на лопатки - это считать за ответные объятия? Арджила слегка озадачена тем, что он просто спокойно стоит. Не шевелится. Будто ждет чего-то. Более активных действий с ее стороны или пока она его отпустит? Пойми его попробуй. Судя по тому, что у него уже вполне выраженная эрекция, он вовсе не против, но... На всякий случай Арджила спрашивает:
- Так у вас тоже не принято?
- Все нормально.
В общем-то действительно нормально. И хорошо, что къэтанка не переходит к более активным действиям. К этому он не готов. Хотя его тело реагирует на ее близость вполне себе живенько. Сам от себя такой живости не ожидал.
Вот когда Нийя его тискает и жмякает по-всякому, ощущения другие: счастье рассредотачивается по всему телу, разбегается тонкими токами по мельчайшим нервам, искря из кончиков пальцев, а вовсе не собирается в одном месте. Тем более в этом.
- Я не готов к продолжению, - говорит Ракан, когда Арджила целует его в шею.
В губы она и не пробует - это у дэссиан не принято точно, особенно у мениров.
- Обычно так говорят женщины, - улыбается къэтанка.
- Но вы-то готовы. Пришлось мне сказать.
- По-моему, вы тоже... очень даже готовы... Ракан.
- Это он готов. Но его зовут не Ракан.
- А как его зовут?
- Никак. Это просто часть тела. У вас что, принято давать частям тела отдельные имена?
- Ну, иногда дают прозвища. Этой самой части.
- Зачем? - недоумевает Ракан.
- Не знаю. Просто так, в шутку.
- Наверно, я не понимаю къэтанского юмора.
- А я не всегда понимаю дэссианский. Может, нам стоит разойтись и успокоиться?
- Да я и так не волнуюсь.
- А это что? - Арджила прижимается к нему чуть теснее.
- Это нормальная реакция моего тела на ваши прижимания. Если вы продолжите, мне придется слушаться его, а не ему меня.
- А, поняла, - кивает Арджила. - Не хотите форсировать события?
- Думаю, нам стоит немного поближе узнать друг друга. А там уж как пойдет.
- Хорошо. Не буду настаивать, - къэтанка размыкает объятия и отстраняется. Опускает глаза на выпуклость в его штанах. - А ему как объясним?
- Ему ничего объяснять и не надо. Он просто механизм. Если им не воспользоваться, перейдет в режим энергосбережения.
- Первый раз от мужчины такое слышу! Еще чаю?
- Я не против. - Ракан садится. Сидеть неудобно, но терпимо. Скоро пройдет. Вот отлить бы не помешало. Но это пока затруднительно. - А что, ваши мужчины слушаются не своей головы, а его?
Къэтанка хохочет. Чуть не разливает чай.
- Не поверите! Чаще именно его головы!
- Это особенность къэтанского менталитета?
- Мне казалось, что всех мужчин вообще! - смеется къэтанка. - Пока я не встретила вас, верите?
- Я же вам сколько раз говорил: я инопланетянин. Инопланетнее всех инопланетян, какие вам попадались.
- Вы прелесть!
- Вам виднее. Насколько я понимаю, я вас не разочаровал.
- Очаровали!
- Просто торопиться считаю нерациональным.
- Нийя все время говорит, что вы ей внушаете не торопиться.
- Жалуется?
- Нет, просто делится. Я бы не сказала, что она торопится. По-моему, в некоторых вещах она очень разумная и рассудительная девушка.
- Знаю. Это я так, на всякий случай.
- Я знаю Солфана с рождения. Он очень деликатный мальчик.
- Деликатный? Мне это ничего не говорит.
- Он очень бережно относится к Нийе. В самом начале, когда она только поселилась у Асиров, он всем говорил, что она его сестра.
- А потом стала не сестра. Теперь понял.
- Он вам разве не нравится?
- Не знаю. Я с ним мало знаком. Нийя все твердит, что она взрослая. Может, мне правда не стоит слишком вмешиваться в ее жизнь.
- Разве вы слишком вмешиваетесь?
- Сам не пойму. Педагог из меня так себе.
- Самое главное, что она вам абсолютно доверяет.
- Думаете, абсолютно?
- Уверена!
- Не могу с вами согласиться, - говорит Ракан, вставая и заходя боком в санблок.
- Ну, вам не угодишь! - смеется за дверкой къэтанка. - По-моему, Нийя - идеальная дочь!
У Ракана аж струя прерывается. И докторица тоже знает? Конечно! Она тоже догадалась, капитан же говорил...
Когда он выходит, доктор Вирэйн говорит:
- Я обратила внимание, что Нийя изменилась, когда к ней вернулась память.
- Наоборот, - возражает Ракан. - Она стала собой. А до этого в полной мере собой не была. Потеря памяти влечет потерю части личности. Или я чего-то крупно недопонимаю в этой жизни.
- Вы все правильно понимаете.
Какая-то не такая
Дома, за ужином, он обращает внимание, что Нийя какая-то не такая. Как это сразу не заметил? Къэтанкой мысли были заняты?
- Ты здорова?
- Абсолютно, - Нийя пожимает плечами. И, хихикнув, добавляет: - Доктор Вирэйн все равно была слишком занята.
- Я серьезно.
- Сикки Ракан! Со мной все в порядке. У меня самые обыкновенные месячные. Вот как вы это каждый раз угадываете? Откройте секрет, а?
- Ты какая-то не такая.
- Вы так и раньше говорили. Это же не болезнь. Я нормально себя чувствую. Ну, поболел живот немножко... Можно подумать, у меня где-то красный диодик загорается, - хихикает Нийя.
Нийю воспитывали мужчины. С женщинами она общалась, но разве что с теми, которых встречала во время прогулок с Раканом. Он ни с кем ей общаться не запрещал, даже с бродягами и нищими, вроде Тиу-Тиу и Иггори Тумо. Это был их с Раканом секрет. Вряд ли Глан одобрил бы подобное хождение в народ. Он-то наивно думал, что они ходят по магазинам, слушают в парке военный оркестр и катаются на аттракционах. Этим они тоже развлекались, но не только этим.
База, загруженная Гланом, была довольно обширной и основательной. Полный курс средней школы с углубленным знанием языков, физики и математики плюс программу начальных курсов технического вуза он все-таки прогрузил успешно. Другое дело, что мозг Нийи не мог так сразу всеми знаниями воспользоваться - их, как проглоченную пищу, требовалось переварить и усвоить, а ферментом выступал ее собственный опыт, который ничем не заменить. Нужное знание обычно всплывало само, когда Нийя попадала в новую для себя ситуацию, и тогда она им пользовалась.
Хорошо, что Глан не забыл энциклопедию для девочек. Это его, между прочим, Ракан надоумил. Вспомнил, как у Ракелы первая менструация вызвала истерику, хотя мать ей все заранее рассказала и объяснила.
Нийя в первый раз не испугалась и не растерялась, как это бывает с дочерьми, воспитанными отцами. Она оперативно сориентировалась: сунуть в трусики салфетку, взять у Ракана денег и сгонять в магазин за гигиеническимии средствами. Но каково же было ее удивление, когда она обнаружила на полке шкафчика в душевой точно такую коробочку, которую собиралась купить (тампоны «Виэла», линия для подростков, производятся до сих пор). Нийя знала, что Ракан все предусматривает, но это ее умилило.
Она сыграла дурочку - пошла к нему и спросила:
- Это можно взять? Мне нужно.
- Это для тебя, - сказал Ракан, тыча жалом паяльника в контакт очередной машинки.
- Вы такой предусмотрительный, - хихикнула Нийя. - А бибишки вы для моих детей делаете?
- Когда они у тебя еще будут... Нийя, у меня выросла дочь. Я знаю, что девочкам эти штуки иногда бывают нужны неожиданно. Вот и приготовил заранее.
- Спасибо.
- Не за что. Пользуйся. Инструкция там есть.
Вряд ли Ракан вел какой-то календарик. Он угадывал безошибочно по самой Нийе. Какая-то не такая. Всякий раз эти три дня он испытывал к ней особую нежность, совладать с которой не мог.
В этот вечер он тоже изнемогает от нежности.
Уже стемнело. Они сидят бок о бок на диване, смотрят фильм «Приказ», про Четвертую Мировую. О том, как женщины-менирки подобрали и выходили раненого штвалинского солдата. Свои его бросили, а те, чьих мужей оккупанты убили, чьи города разрушили, чьих дочерей изнасиловали, делятся с ним всем, чего у самих ничтожно мало: лекарства, тепло, вода, пища. Вот любви и сострадания у них в избытке. И бедный парень изнывает от вины и стыда, он не знает, как ему отблагодарить этих женщин.
Фильм снят на основе реальной истории. После войны родные того парня посылали семье, спасшей его, посылки - в Штвалине чуть получше было с лекарствами и одеждой, особенно детской. Фильм и начинается с того, что внук главного героя приезжает к этой семье в гости. А потом уже показывают саму историю.
- Все-таки вы правы, сикки Ракан, - говорит Нийя. - Он просто глупый восторженный новобранец. Он думал, война - это подвиги. Потому что глупый мальчишка.
- А в прошлый раз ты вопила дурниной, что врага нельзя прощать, - припоминает Ракан.
- Это ж когда было, - вздыхает Нийя. - До «Гайи» еще...
- А на «Гайе» на тебя снизошла вселенская мудрость. Ну да, там космос ближе.
Нийя тычет Ракана острым кулачком в бок.
- Йуй, какой вы вредный! И костлявый.
- Это не связанные между собой качества.
- Зато в вас сочетаются гармонично, - Нийя бодает Ракана лбом в плечо. - Что, нечего возразить?
- Не вижу смысла дискутировать.
- Вы что, обиделись?
- Нет. С чего ты взяла?
- Вы какой-то не такой. Раз у вас месячных не бывает, значит, обиделись.
- Да ну тебя. Болтушка.
- Во-от, обиделись.
- Да не обиделся я.
- Обиделись-обиделись!
- Ладно, обиделся. Раз ты так этого хочешь.
Пару эпизодов фильма они молчат.
- Все, сдаюсь, - говорит Ракан. - Признаю себя вредным и костлявым.
Нийя хихикает.
Ракан выпрямляет затекшую ногу. Морщась, потирает голень, массирует ступню.
- У вас серьезные проблемы, - говорит Нийя голосом киношного доктора. - Надо обратиться к доктору Вирэйн. Лучше вызвать ее прямо сейчас. Не знаю, дотянете ли вы до утра... Сикки Ракан, а у вас с ней что-нибудь было?
- Нийя!
- Что? Я взрослая. Опять забыли? Что такого я спросила? Вот вы пробовали целоваться по-къэтански?
- Нет.
- Попробуйте.
- Хочешь сказать, ты пробовала?
- Я тоже еще нет. Собираюсь.
- Главное, не торопись.
- Вы это уже сто раз говорили.
- Говорю сто первый. Для закрепления материала.
- Сикки Ракан!
- Что? Это просто занудный совет. Можешь его игнорировать.
- Нет, учту. Ну, а все-таки? Было хоть что-нибудь?
- Она меня обнимала.
- Она вас? А вы ее?
- Тоже.
Ракан вспоминает объятия къэтанки. И как быстро кровь прилила куда надо. В молодости и то такая скорость боеготовности наблюдалась не всегда. Тело лучше мозгов знает, чего оно хочет. Но он не будет торопиться.
- Стесняетесь? Ну и ладно. Она классная. Мы с ней первое время цапались, потому что она меня в сканер засунула. Но на самом деле она классная!
- Учту. Твое мнение важно для меня, Нийя.
Глазами инопланетянки
Арджила Вирэйн тем временем лежит на койке в своей каюте и слушает пение Софэ Лойтани, записанное на диктофон. Жаль, что не записала ее дуэт с Раканом. От этого его «Ай, нэменотэ Эйтьянен!» прямо сердце кровью обливается.
Вот тоже непонятно: как они вообще могли познакомиться: чиновник высшего ранга и уличная певичка родом из рабочей слободки? Надо будет у Софэ спросить. Не у Ракана же, в самом деле...
Она думает о Ракане, вспоминает его запах, прикосновение безымянной части его тела и слегка возбуждается. Джил Вирэйн, как в далекой безбашенной юности, переживает трепетную романтическую влюбленность с первого взгляда. Как девочка-подросток: увидела - и влюбилась по уши.
Она видела выступление Ракана в Академии наук. Но уже не в прямом эфире, а в записи. Да и кто его не видел - его же крутили во всех выпусках новостей. Благо оно очень короткое, на него не жалели эфирного времени. На комментарии к нему и то тратилось этого самого времени больше.
Арджила просмотрела его раз двадцать и выучила наизусть.
Рассматривала в подробностях дэссианина - телевизор новейшей модели позволял даже откадрировать изображение и увеличить. Очень интересная внешность. Ах, какие руки! С такими бы руками быть хирургом! Просто не руки, а мечта... И разные глаза. Эффектно. А вот волосы, любопытно, крашеные или натуральный цвет такой, с сероватым отливом? Это не седина. Седины у дэссианина нет (это ей тогда так показалось, теперь-то, вблизи, она разглядела, что немножко все-таки есть). Арджила слазила в энциклопедию, освежила подзабытые знания о народах Дэссы. Вычислила менира. И отсутствие седины, и разные глаза - расовые особенности. Еще среди мениров много левшей, но Ракан правша.
Арджила, как и Нийина подруга Тила, никогда не видела живых дэссиан. Вот не повезло. Хотя ее практика была обширной: она и в Службе спасения работала (целых шесть лет, после университета), и в межпланетных экспедициях участвовала. Общалась и с трагонцами, и с латонцами, и с эльканцами, и тэтумнианами. Но с дэссианами что на этих планетах Содружества, что на самом Къэтане столкнуться можно только при большом везении. Это вам не Латона.
Латонцам в этом смысле повезло больше всех. Или угораздило - как посмотреть. Состоятельные дэссиане часто посещают земноморские курорты. Понятно, что их влечет на Латону: она вся - сплошной океан. Даже Хавнор, который латонцы гордо именуют материком, по сути большой остров. Дэссианских туристов особенно много на островах Каргада. В Лабиринтах Атвана от них и вовсе не пропихнуться. Даже в самый не сезон.
Это Ракан Эарани такой индивидуалист: отдыхал там, где нет соотечественников. Так спокойнее. Не приходится за них краснеть, как на Атване. А то некоторые новые богачи думают, если на родной планете можно безнаказанно напиваться, бузить, хамить персоналу и мусорить-мусорить-мусорить, то можно и на чужой.
Арджилу раньше не интересовала Дэсса. Так что представления о ней были стереотипны: угрюмый мир под двумя лунами. Грязная промышленность, бедная природа. Во всех смыслах бедная. Но теперь Арджила полезла перелопачивать энциклопедии и учебники, чтобы заполнить пробелы в знаниях. Она хотела участвовать в миссии на Дэссу. С ее-то опытом ее просто обязаны взять. Если повезет, то она будет рада познакомиться с Раканом поближе.
Смотрела она и две пресс-конференции с дэссианами. За Раканом увязался соотечественник, совсем непохожий: невысокий и чернявый, в котором Арджила, сверившись с энциклопедией, опознала тьяра. Он ей не понравился, но она и его готова была потерпеть ради дела.
На первой пресс-конференции Ракана спросили о его работе - хотели знать, кто он там, в своем мире. Выяснилось: большой чиновник, отвечающий за космическое сообщение.
О космосе он высказался хорошо:
- С космосом нельзя на «ты». С космосом можно только на «вы». На «вы» с поклонами, на «вы» с реверансами, на «вы» с отданием чести. Но - только на «вы».
Ему долго аплодировали, он даже немного смутился. Арджилу пленило и его смущение, и его отношение к космосу. Она сама в детстве была космической девочкой, бредила звездами и Яурун Манирой. Конечно, на ней побывала, но уже взрослой. В составе научной экспедиции. На «Астоне» - тогда еще совсем новеньком, только-только с верфи.
Они с капитаном Оором - вот же нашли везучие друг друга! - умудрились попасть в плен к контрабандистам. Правда, Нандар легко с ними договорился: починит их кораблик, и они их с Арджилой отпустят. Но если хоть пальцем (не говоря уже о том, чтобы не пальцем) тронут Арджилу, пусть пеняют на себя. Впрочем, узнав, что она врач, приставать к ней прекратили. Смиренно просили проконсультировать насчет поноса и кашля, закапать в глаза, обработать порезы.
Именно с тех пор ее с Нандаром связывала дружба. Побыли они одно время и любовниками, однако решили, что просто дружить лучше. Узнав, что на Дэссу летит именно «Астон», Арджила расценила это как несомненный знак свыше. Позвонила Нандару:
- Бортврач требуется?
Нандар обрадовался:
- А я как раз тебе хотел звонить!
Арджиле не терпелось увидеть вблизи дэссианина. Хотя о чем с ним говорить, как общаться, она не представляла. Рассчитывала сориентироваться по обстановке
Вблизи все оказалось ни капельки не романтично. Усталый пожилой человек. Да что там усталый - измученный, налицо все признаки переутомления. Вот быть ему ее пациентом. Но держится, да. Воля чувствуется железная.
Арджила (в новом комбинезоне, они очень выгодно сидят по фигуре) радушно улыбается, встретив дэссиан в коридоре по правому борту. Ракан Эарани, сухо поздоровавшись, проходит в указанную капитаном каюту. Арджила провожает его взглядом. Задница очень даже ничего. Узенькая, как у юноши. И дли-и-инные стройные ноги... Треугольный рюкзачок за плечом. Что в такой уместится? Смена белья, дорожная аптечка, электробритва да пара рубашек. Вот таких, трикотажных, с капюшоном. Их в маленькие рулончики скатать можно. Может, еще втиснется книга. Или карманный компьютер. Посланник гибнущего мира прилетел налегке.
Зато второй тащит объемистую сумку. Чисто тьярская привычка - таскать за собой кучу барахла. Древние тьяры были кочевниками, это Арджила в энциклопедии вычитала. Тьяр пробует полюбезничать, но Арджиле он неприятен. Особенно его откровенно раздевающий взгляд. Она вроде давно не юная девушка, но ее этот взгляд напрягает. С этим тьяром надо будет быть начеку.
Начало полета дэссиане носа не кажут из каюты, ни один, ни второй. Это позже тьяр начнет всюду шастать и со всеми знакомиться. Познакомится и с ней. Торки Го его зовут. Не такой уж он окажется и противный, даже симпатичный в чем-то, но взглядом раздевать не перестанет. Причем не одну Арджилу - Нийя его тоже заинтересует.
Торки Го неутомимо тусуется, а Ракана Эарани не видно и не слышно. Арджила тревожится. Может, стоит к нему сходить, поинтересоваться, не нужна ли помощь? Выглядел он действительно неважно. Неудобно, конечно, но она же врач. «Извините за вторжение, но мне показалось, вам нездоровится...»
Зашедший в медотсек Солфан Асир отвлекает ее от этих мсылей.
Командных сборов не было - некогда было. Все перезнакомились в терминале или уже на борту. Сына профессора Асира Арджила здесь встретить не ожидала.
- Солфан! Вот так сюрприз!
- Я перевелся, - говорит юноша. - На Дэссе практики будет больше.
- Да уж, боюсь, чего-чего, а практики там будет выше всякой нормы...
- А еще сюрприз: у нас в команде Нийя.
- Она-то здесь что забыла? - удивляется Арджила. - С тобой за компанию, что ли?
- Это я с ней. Она у нас главный доброволец.
- Ты меня заинтриговал.
- Она надумала стать экологом.
- И сразу на Дэссу?
- Ну, это же Нийя.
- Исчерпывающее объяснение, - улыбается Арджила.
- Там дэссианин в коридоре бродит.
- Который из них?
- Главный. Высокий который.
Арджила облегченно выдыхает. Раз бродит - есть силы бродить. Хоть не лежит. А то Арджила уже мысленно подобрала, какой поддерживающий коктейль ему впузырить внутривенно, чтобы совсем не развалился.
Бродит, значит. Нервничает...
После старта много дел, но она отыскивает Нийю и спрашивает, почему это та вдруг решила стать экологом. Ну, вот просто любопытно.
Нийя безмятежно улыбается:
- Так. Просто решила.
Арджиле впервые за все знакомство с девушкой кажется, что Нийя что-то скрывает. Но она гонит от себя это подозрение. Нийя? Скрывает? Это невозможно!
Ну, а потом происходит странная сцена в кают-компании.
Они говорили об очистке воды. Торки Го сказал, что работает в фирме, производящей многоуровневые фильтры. Лаборанты заинтересовались, стали расспрашивать, спорить. Как раз все шли в кают-компанию.
Там были старпом, Нийя и Ракан, который стоял, отвернувшись к окну. Старпом и Нийя его обидели? Или он сам по себе там стоит, а они между собой разговаривают?
И тут Арджила видит, как Нийя бледнеет, сжимает губы и направляется к дэссианину. Заговаривает с ним на незнакомом языке. Так Нийя - дэссианка?!
Он отвечает. Очень тихо. Вроде на том же самом языке, но у него другое произношение. Поворачивается к Нийе... У него такое лицо, что Арджила ищет взглядом аптечку. Дэссианин на грани обморока. Вот сейчас... Нийя его не удержит - он худой, но наверняка очень тяжелый. Ну, или не упадет. Тогда заплачет. Опять не угадала. У Нийи да, глаза на мокром месте. Но улыбается и щебечет, как птичка, на этом чудном языке.
Тут и думать нечего. Нийино внезапное решение податься в экологи принято из-за этого человека. К ней вернулась память. И она, несомненно, близко знакома с Раканом Эарани.
Он ведет себя как-то странно. Никаких эмоций. Ну, может, почти никаких. Он же полминуты назад едва в обморок не грохнулся. Так что эмоции есть. Просто он их хорошо скрывает, упрятывает внутрь себя. Для здоровья это не полезно.
Дэссианин поднимает руку (ах, какие же красивые руки, просто невозможно!) и делает медленный, изумительно выразительный жест: ладонь скользит вдоль щеки девушки, поворачивается, в повороте длинные пальцы плавно смыкаются в кулак, и этот кулак так же плавно прижимается к сердцу. Арджила стоит и глядит, очарованная.
Она не ошиблась. Эти двое не просто знакомы. Кто она ему? У них огромная разница в возрасте: Нийе по физическому развитию максимум лет двадцать, а то и того нет; Ракану никак не меньше шестидесяти. Внучка или все-таки дочь? Нет, непохоже. Племянница? Воспитанница? Ученица? Но не возлюбленная, однозначно. И дело не только в разнице в возрасте. Арджила теряется в догадках. У нее фантазии не хватает.
Понятно, что отношения близкие. Понятно, что для Ракана эта встреча - огромное потрясение (может, задуманный Арджилой коктейль пригодится попозже). Нийя с таким трудом решилась подойти и поговорить именно поэтому. Но непонятно, почему ни одного прикосновения. В такой ситуации, кажется Арджиле, люди должны обняться и заплакать от избытка чувств. Не стесняясь никого, вообще никого вокруг не замечая. А он стоят и смотрят друг на друга. Какие-то эмоции выражает одна Нийя. Этот человек даже не улыбнулся. И о чем они говорят? По интонациям Нийи понятно, что она счастлива. Он скорее растерян. Нет, не растерян. Другое.
Все уже смотрят на них. Какая-то минута, а показалась Арджиле вечностью.
- Так вы знакомы? - спрашивает она.
И потом Ракан Эарани рассказывает историю, похожую на сюжет научно-фантастического фильма. Ровным, монотонным голосом. Ужаснейшие и нелепейшие, невообразимые вещи: сумасшедший ученый-изгнанник, управляемые клоны. Арджила никогда бы в такое не поверила, но главная героиня истории - Нийя - стоит рядом, не сводя с рассказчика своих запредельных глазищ.
Арджила своим глазами видела устройство, вживленное в ее мозг. На экране нового сканера. Как раз он только появился, и Нийя стала первой пациенткой, подвергнутой полному сканированию. Увеличение позволило разглядеть: это не чип, не маячок, не какой-то стимулятор. Микропроцессор! Таких технологий просто не существует! А эта штука еще и работает! Если подобрать магнитно-резонансную частоту, девушкой можно управлять, как роботом. Арджила попробовала. И пришла в ужас. Просила у Нийи прощения...
Оказывается, эта Дэсса битком набита сюрпризами.
Арджила ничего не знала о телах клонов, найденных на «Гайе». Несомненно, они были сняты с борта и доставлены куда-то для исследования, но эта информация сразу же была засекречена.
Доктор Вирэйн вообще ничего не знала, кроме основного: девушка была найдена в состоянии комы на борту потерпевшего аварию судна с неизвестным портом приписки, вышла из комы в лазарете орбитальной станции, страдает полной амнезией. Нийя стала ее пациенткой. Профессор Асир по старой дружбе попросил заняться.
Оказывается, история Нийи - готовый сценарий для остросюжетного фильма.
Ракан заканчивает свой рассказ, и в кают-компании тишина. Команда «Астона» старается осмыслить услышанное. Если уж у Арджилы - ученого, повидавшей на своем веку всякого-разного, - это с трудом укладывается в голове, то чего требовать от остальных?
Молчание нарушает Торки Го: он просит капитана свернуть с курса и пройти возле Пояса Латоны, чтобы взглянуть на погибшую станцию. Все присутствующие, начиная с Ракана, поддерживают эту идею.
Когда все расходятся из кают-компании, Арджила становится свидетелем сцены с участием всех троих (теперь троих, да) дэссиан и Солфана Асира. Ракан, зажав Торки в техническую нишу, куда убирается аварийная переборка, нависнув над ним, говорит что-то на их языке, очень тихо, но угрожающе. Солфан в сторонке удерживает за плечи Нийю, которая, похоже, хочет вмешаться.
Увидев Арджилу, Ракан разворачивается и уходит. Торки смущенно улыбается, одергивая фуфайку.
Арджила чувствует неловкость.
- Все в порядке?
- В порядке, - говорит Торки, уходя.
- Стажеры, что здесь было?
Солфан и Нийя, тоже дернувшиеся было уйти, притормаживают.
- Да ничего такого... - начинает Солфан.
- Просто сикки Ракан вежливо попросил Торки не болтать лишнего, когда мы прилетим, - отвечает Нийя.
- Извини, Нийя, но это было не похоже на вежливую просьбу!
- А на что похоже? - невинно спрашивает Нийя.
- На угрозу.
Нийя все с тем же невинным выражением пожимает плечами.
- Вам показалось.
Солфан и Нийя поспешно уходят. Арджила в замешательстве: догнать стажеров и расспросить поподробней или идти разнимать дэссиан, которые наверняка продолжили разборки в каюте или где-то в другом месте. Встретив в коридоре капитана, она делится с ним своими опасениями. Нандар сперва поднимает ее на смех, но потом, поняв, что все серьезно, советует не вмешиваться. Сами, мол, разберутся.
Все занимаются где-то своими делами, пока капитан по громкой связи не оповещает, что «Гайя» в пределах видимости. Стекаются в кают-компанию. Стоят у панорамного окна, смотрят на медленно кружащую в хороводе астероидов искореженную станцию.
Нийя стоит рядом с Раканом, украдкой касаясь его руки. Он слегка шевелит пальцами, отвечая на ее прикосновение. Как много в этих маленьких движениях! Пожалуй, они наполненнее любых объятий...
И тут Торки Го, стоящий с другой стороны, говорит, тихо, но на галактическом, чтобы гарантированно поняли все:
- Судьба догнала Глана.
Арджилу охватывает гнев. Она даже кулаки сжимает. На месте Ракана она ударила бы Торки. Прямо сейчас, прямо здесь, при всех. Но тот не отвечает, даже не смотрит на него. Только стискивает челюсти. Торки уже всем натрепал, что прозвище у Ракана Годорни - Железный. Действительно железный. Но Арджила не удивится, увидев Торки в следующий раз с фингалом.
Все расходятся. Арджила задерживается, говорит Нийе:
- Я беспокоюсь.
- О чем? - спрашивает Нийя, опускаясь на колено и гладя подошедшего за дозой ласки кота.
Эта новая Нийя, скрытная и какая-то отчужденная, слегка ее раздражает.
- Нийя, зачем ты притворяешься? - Арджила присаживается на корточки и тоже гладит кота, который, ошалев от такой щедрости, извивается, как гусеница, чуть не завязываясь узлом, и мурчит аж с присвистом. - Ты же прекрасно понимаешь, о чем я.
- Их дела не касаются чужаков.
- Чужаков? Что за слова такие?
- Дэссиане так называют вас, къэтанцев. И все остальных инопланетян. Обыкновенное слово.
- Хорошо. Объясни мне нюансы взаимоотношений с чужаками.
- Доктор Вирэйн, лучше не вмешивайтесь. Если сикки Ракан наваляет Торки, просто окажите первую помощь и не приставайте с вопросами. Ни к нему, ни к сикки Ракану.
- А то что? Он и мне врежет?
- Вам-то за что? - хмыкает Нийя. - Да не волнуйтесь вы так! Скорее всего, до этого и не дойдет.
- Я бы лично врезала, - ворчит Арджила, вставая. - Поэтому не удивлюсь, если господин Го придет с разбитым носом.
- Тогда уж со сломанным.
- То есть все-таки этим может закончиться?
- Я же сказала... Это их дела. Торки сам нарывается. Так что все в его руках.
- Ох, Нийя... - качает головой Арджила и выходит.
Она ждет, что придет побитый Торки, но он не приходит. Скоро Арджила уже слышит в лаборатории его веселый голос - опять рассказывает про свои фильтры. Арджила нарочно проходит мимо двери и заглядывает - Торки не выглядит побитым: синяков нет, настроение бодрое. Видимо, дэссиане как-то мирно разобрались.
Ракана не видно очень долго. Спит, наверно. Арджила сама идет спать.
Потом, когда минуют Яурун Маниру, она сталкивается с ним и Нийей в коридоре. У Ракана заплаканные глаза. Но выглядит он куда лучше, чем в начале полета. Провожая их взглядом, Джил понимает: это все-таки отец и дочь. Ракан не сказал, что он был донором спермы, упомянул только о какой-то синтетической яйцеклетке (как вообще такое может быть?), но не об этом.
Нийя похожа на него, если чуть-чуть приглядеться.
Единственный друг, оставшийся рядом с сумасшедшим профессором, когда все от него отвернулись. Не смог абстрагироваться, привязался. Сказал ей правду или девочка сама догадалась. Надо будет при случае спросить у Нийи, была ли у него семья. По всему чувствуется человек одинокий, от него так и веет одиночеством. Может, с его семьей что-то случилось, и весь смысл жизни для него сосредоточился в этой девочке?
Конечно, он плакал, а Нийя его утешала. Ему так больно, что он даже радоваться не может.
С этого момента Арджила вся пронизана состраданием к этому человеку.
Вот общаться с ним - та еще работенка. Это он на борту вел себя тихо (как он орал на старпома, а потом на капитана, Арджила не слышала и не знала, не то очень бы удивилась). Подумаешь, задвинул Торки в угол... Вот на Дэссе он у себя дома. И там начинается.
Сначала-то, допустим, Нийя его рассердила своей выходкой на летном поле. Производила впечатление девушки скромной, неконфликтной, а на Дэссе выказала норов. Похоже, вместе с памятью к ней вернулся истинный характер.
Показал свой истинный характер и Ракан. Как он приложил Нандара «жестянкой», - еще не самое обидное. Куда сильнее Арджилу покоробило, как он командует Нийей. Арджила бы от своего отца такого не потерпела. В Нийином возрасте уже точно.
Нийя, конечно, вела себя не лучшим образом. К чему эти шутки про любовницу? Да и трюк с якобы заплаканными глазами Арджила отметила - сама так делала в свое время. Но остался после их ухода с приема в бункере неприятный осадок. То, как послушно Нийя за ним побежала, Арджилу уязвило особенно. Она бы на ее месте из принципа осталась.
Хотя чисто психологически это объяснимо: Ракан запомнил Нийю подростком. Наверняка уж она была не самой послушной девочкой. Теперь он плохо представляет, как с ней общаться: это вроде знакомая Нийя, а вроде и какая-то другая. Новая.
Сама-то Арджила хороша. Чего вот она, спрашивается, полезла с расспросами про эту песню? Спел - и спел. Хорошо пел же. Так нет, вечно ей надо все испортить. Конечно, она чужачка, ничего не знает. Ее вопросы звучали глупо, она и не спорит. Но кто ее за язык потянул ляпнуть про народ?
И вроде ничего такого не сказала, но Ракан, похоже, затаил обиду. Потому что дня не проходило, чтобы они не схлестнулись из-за какой-нибудь ерунды. Буквально на пустом месте. Ох уж эта его манера цепляться к словам! И что он мотается с экологами? Своя же работа у него вроде есть. Или он уже на пенсии? Спросить Арджила и подавно не рискнула - опять обидится, чего доброго.
Арджила стала ловить себя на том, что ей нарочно хочется его подначить.
Вот, к примеру, Ракан говорит Лию Сигдэну:
- Впадать в отчаянье непродуктивно.
Не ей же говорит. Но Арджила берет и встревает:
- Кто бы говорил, господин Эарани! Вы-то себя как ведете!
- Я себя прилично веду, - отвечает Ракан. - Это вы ко мне цепляетесь.
И пошло-поехало. Потом он уходит, непременно оставив последнее слово за собой, а она стоит, как оплеванная. Ругает себя, что влезла со своим замечанием.
Нийю их стычки веселят. Всякий раз она хихикает в ладошку и перешептывается с Солфаном. Арджилу это нервирует. Стажеры поняли, что она влюблена.
На самом деле она на Ракана не злится. Она чувствует, что он так защищается. Не от нее. От самого себя.
Когда после Альдэмая они не пришли, Арджила металась, не находя себе места. Что случилось? Заболел? А Нийя за ним ухаживает? Что может быть наоборот, ей и в голову не пришло. Здоровье у Нийи поистине сверхчеловеческое. Когда вся семья Асиров переболела ротавирусом, который валил всех, привитых и непривитых, не заболела одна Нийя. Еще и делала всем уколы.
Конечно, Арджила попросила Солфана, шедшего в оперативный штаб звонить Нийе, справиться о здоровье Ракана. Солфан передал слова Нийи, что Ракан здоров. Арджила успокоилась, но ей было без него скучно. И она так обрадовалась, когда он вернулся, что тут же опять с ним поцапалась.
И ведь от всего сердца сказала, что беспокоилась. А он опять за свое:
- Я вас об этом не просил.
- Да что вы за человек такой!
- Какой уж есть, - пожимает плечами Ракан. - Я не обязан соответствовать вашим представлениям обо мне.
- А ну вас, в самом деле! Зануда!
- Я не ставил себе цель вам понравиться. Ничего не поделаешь. Мы друг другу инопланетяне.
- Мы друг другу в первую очередь люди!
- Тогда не требуйте от меня невозможного. Я же от вас не требую.
- Не-вы-но-симый человек!
- А не надо меня выносить. Меня свои ноги держат.
Нийя зажимает рот ладошкой, чтобы не хихикать.
А вчера Нийя пришла одна. И рассказала.
Оказывается, Ракан не был чрезвычайным полномочным послом Дэссы. Он взвалил на себя все это чисто по собственной инициативе.
Когда он пришел вечером забрать Нийю, Арджила не знала, как ему в глаза-то смотреть. А посмотреть пришлось, причем близко. Сказалось перенесенное напряжение - он чуть не упал в обморок. Правда, Арджилин лекарственный коктейль ему не так и потребовался.
Причина его недомогания очевидна. Элементарно перенервничал. С его привычкой держать все эмоции в себе неудивительно. На работе его, надо полагать, напряженно встретили. Арджила уже поняла, что далеко не все дэссиане рады вмешательству инопланетных ученых. По одному этому городу вполне можно судить.
Ну, вот и сблизилась. Он ею тоже интересуется. И не в одном только сексуальном плане. И что теперь делать? Что же ей теперь делать?
Радоваться, вот что.
В умирающем мире ходят трамваи, снимают кино, печатают газеты. В умирающем мире рождаются дети. Но сам этот мир рассыпается, растворяется, поглощая сам себя, и это нужно во что бы то ни стало остановить. Если еще возможно. А если невозможно остановить, то хотя бы замедлить. Замедлить, насколько удастся. Потому что этот человек с разноцветными глазами попросил их о помощи. Ее, Арджилу, попросил.
Тайны и откровения
Жизнь входит в размеренный ритм. Проводив Ракана на службу, Нийя прибирается и идет на трамвай. Да, она обещала Ракану, что не будет перемещаться по городу одна, но он ведь не проверит, а в случае чего можно и соврать. Нийя уверена, что Малту Питэ не причинит ей вреда.
Между тем соседи Ракана начинают шушукаться за спиной. Он въехал в эту квартиру двадцать лет назад, после развода с женой. С соседями контактирует в режиме «здравствуйте - до свидания», максимум: «А у вас тоже свет погас? Опять трансформатор он перегрузки лег, наверное». Живет, как старый сибек в норе, гости у него не бывают, а женщины и подавно. Ходит только изредка домработница... Может, она и не домработница вовсе, но никто ничего не видел и не слышал. А тут вдруг у Ракана поселилась девушка, годящаяся ему не то что в дочери, а во внучки. Конечно, соседи заинтересовались.
Заговорить на эту тему с самим Раканом никто не осмелится. Закрытый человек, как железобетонный бункер. Не подступишься. То ли дело Нийя. Она кажется безобидной. Неопытному глазу. Настырная соседка этажом ниже, подловив на лестнице, выговаривает ей за падение нравов современной молодежи: где твоя девичья гордость, такая красивая, совсем молоденькая, а уже шлюха, связалась со стариком за деньги. Деньжонки у Ракана водятся, это очевидно, - за ним же машина с личным шофером каждый день приезжает. Хоть бы уж помоложе нашла, бэл-бэл-бэл. Все тот же менирский акцент. Вриндо - менирский квартал, тут и гэди не встретишь. На одной площадке с Раканом живет тьяр, но он человек уважаемый - доктор. По женским болезням.
Нийя с безмятежным выражением лица выслушивает бесцеремонную женщину. Она хорошо понимает, о чем та толкует. Катастрофа породила полчища содержанок: девушкам очень трудно найти работу, даже с образованием. Рабочих мест попросту нет. Вот они и вынуждены продавать себя немолодым состоятельным мужчинам. Юношам чуть полегче - для них всегда есть армия и неквалифицированные работы, в том числе сезонные. Для девушек же торговля своим телом в обмен на жизненные блага - просто способ выжить. Всяко лучше, чем бордель. Иногда на таких даже женятся. Нийя их не осуждает. А у этой дамочки просто напрочь отсутствует логическое мышление. Но с этим ничего не поделать. Проще говоря, она не виновата, что дура.
- Это ваши домыслы, - вежливо говорит Нийя, когда соседка, обескураженная ее молчанием, делает паузу в монологе. - У меня есть работа. Я эколог. А сикки Ракан - мой отец.
Она не просто произносит слова - силой мысли внушает собеседнице, что это правда. Это и есть правда.
У соседки от такой новости расширяются зрачки. Это сенсация, которую можно обмусоливать ближайшие лет десять... Можно было бы, спохватывается она, вспомнив холод, которым веет от соседа сверху. Нет, сплетничать она не станет. Она приличная женщина. Ну, может, поделится с одной-двумя ближайшими подругами. Такое невозможно удержать в себе.
Ценная информация распространяется подобно вирусу. Соседи вежливо здороваются с Нийей при встрече. Кое-кто припоминает, что она бывала здесь раньше. Последний раз ее видели лет пять назад. Просто девочка выросла, вот ее сразу-то и не узнали. Не иначе, учиться уезжала куда-то. Поведение Ракана единодушно одобряется. Где бы, с кем и при каких обстоятельствах он ни нагулял эту позднюю дочь - ведь не бросил же. Жить к себе взял, учебу оплатил, на работу устроил, заботится. Не перевелись еще настоящие мужчины, способные взять на себя ответственность, бэл-бэл-бэл.
Тайна Лоантара
Заброшенный город Лоантар для Ракана был вроде священного места. Он приезжал тюда, чтобы побыть без людей. Иногда брал с собой Нийю. В одну из прогулок Нийя нашла захоронение времен Четвертой Мировой. Полезла на отстойник рвать экасу и выдернула с корнями. А на корнях висел позвонок. Человеческий. Причем детский. Они с Раканом поковыряли арматуриной дерн, поняли, что там кости, кости, кости слоями, и не стали больше трогать. Нийя потом ходила кругами по бортику и повторяла молитву Куртуте. Столько раз, сколько смогла. Пока не выдохлась.
- Нийя, хватит сходить с ума!
- Я не схожу с ума, сикки Ракан.
- А что ты, с позволения спросить, делаешь?
- Читаю молитву.
- По всем не прочтешь.
- Я знаю, - кивает Нийя, останавливаясь напротив него. - Прочту, по кому смогу.
- Мы не все отстойники проверили.
- Я уверена, что во всех то же самое.
- И я о том же. Это тебе целой жизни не хватит молитву читать.
Нийя показывает три пальца.
- Еще три кружочка - и все.
- Хорошо, - уступает Ракан.
Пытаться воздействовать на Нийю силой - пустая трата нервов. Будут крики, слезы, обиды. Подолгу она на него не обижается, даже сама, как правило, приходит мириться, но обоим от этих ссор плохо. Лучше их по возможности избегать. Они и так мало бывают вместе. А если Глану придется бежать, тогда и вовсе видеться не смогут. Ракан старается об этом не думать - он не представляет, как будет жить без Нийи.
Он садится на покрытую лишайниками плиту, устало вытянув ноги, и ждет. Нийя наматывает круги по бетонному борту отстойника, бормоча раз за разом:
- Аннэс таа ранна, иссвэ Куртута нанна. Аннэс таа ранна... иссвэ Куртута нанна! - она останавливается. - Все. Не могу больше.
Ракан подходит, подает ей руки. Она спрыгивает и утыкается лицом ему в грудь.
- Это ужасно, сикки Ракан. Так ужасно...
Он гладит ее шелковистые волосы, заплетенные в косичку-колосок.
- Это называется война.
- Всех этих людей убили? И детей?
- Не знаю. Вряд ли. Возможно, они умерли от чего-то. От голода. Или какой-то болезни.
- Так много?! - ужасается Нийя.
- В войну часто бывают эпидемии.
- Потому что мертвых некогда сжигать?
- И поэтому тоже. Еще мало еды, плохая вода, не хватает лекарств. Люди слабеют, и любая зараза их может убить. Например, ловят сибечек и сцеживают у них молоко. А сибеки переносят сибечий грипп.
- Люди могут им заразиться?
- Могут. Но он не опасен.
- То есть от него не умирают?
- Нет. Но если человек ослаблен голодом, то его и сибечий грипп может убить.
- Это вам профессор рассказывал?
- Нет, я сам прочитал. В какой-то книге о войне, когда еще в школе учился. Помню, меня поразило, что они не убивали сибеков, а только сцеживали молоко. Хотя умирали от голода.
- А почему сибеков нельзя убивать?
- Потому что они разумные существа.
- Ха... - горько усмехается Нийя. - Людей можно, а сибеков нельзя?
- Такие обычаи...
- А если все умерли, то кто положил их сюда?
- Не знаю. Может, работали санитарные отряды. Скорее всего, они.
- А почему не сожгли? Потому что слишком много?
- Думаю, да.
- Это и есть тайна Лоантара? Поэтому про него ничего не пишут?
- Скорее всего. А может, отчеты об этом захоронении не сохранились.
- Потеряли?
- Не знаю. Возможно, сгорели архивы.
- А может, они засекречены?
- Вполне может быть.
Нийя какое-то время молчит, прижимаясь к нему, потом спрашивает:
- Сикки Ракан, а это могло быть бактериологическое оружие?
- Могло. Не удивлюсь, если так. Тогда понятно, почему засекретили.
- Но почему тогда их не замуровали в какой-нибудь могильник? Чтобы никто не нашел.
- А никто и не стал бы искать. Чтобы искать, надо хотя бы знать, что ищешь. Здесь никто не бывает. Ты обратила внимание, что мы ни разу не встретили здесь ни одного человека? Знаешь, почему?
- Потому что Лоантар никому не нужен.
- Умница.
- А мы можем заразиться?
- Мы же их не трогали.
- Трогали.
- Но только железным прутом. Не думаю, что их оставили бы так, если бы они были опасны. Военные не дураки. Нашли бы средства или сжечь, или бетоном залили бы.
- Да, наверно...
Ракан нежно похлопывает ее по спине.
- Нийя, давай сейчас пойдем на наш бункер, отдохнем, попьем горячего чая, а потом поедем домой.
- Хорошо, - девочка размыкает объятия, отстраняется и смотрит ему в глаза. - Мы никому об этом не расскажем?
- А ты считаешь, надо?
- Я не уверена. Пожалуй, нет. Все равно никто ими заниматься не будет.
- Боюсь, ты права. Идем?
- Вы идите, я вас догоню. Только за кустик сбегаю.
- Я тогда пойду за другой кустик.
Когда они встречаются, Ракан тревожно всматривается в ее лицо. Нет, не плакала. Просто задумалась. И основательно.
Они поднимаются по осыпавшимся ступеням на крышу бункера, садятся на колкий ковер туэтакиса. Ракан распаковывает перекус. Разливает по походным кружкам чай из термоса. Нийя сосредоточнно дует в свою кружку.
- Считаете, что я ерундой занималась?
- Я этого не говорил. Да и что значит заниматься ерундой? Ерунда - понятие субъективное. Что для одного ерунда, то для другого - самое серьезное дело в жизни.
Нийя вздыхает.
- Профессор все время говорит, что я занимаюсь ерундой. И что я несерьезная.
- Зачем девочке четырнадцати лет быть серьезной?
- Понятия не имею. Мне же не восемьдесят!
- Вот именно. Успеешь еще. По большому счету, ни взрослому, ни старику не обязательно быть серьезным. Все это условности, Нийя. Не обращай внимания, пускай себе ворчит.
- Да я не обижаюсь. Просто... надоедает. Я уж ему говорю: вон, целая куча народу считает, что он сам занимается ерундой...
- А он?
Нийя пожимает плечами.
- Он говорит, что они все дураки и ничего не понимают. Вот вы как считаете, только честно: я - сверхчеловек?
- Откровенно говоря, не уверен, - качает головой Ракан. - Какие-то уникальные способности у тебя есть, но это не значит, что ты можешь спасти целый мир усилием мысли.
- Во-во, я и сама так не думаю! А профессор говорит, что я должна верить. И когда нас будут сотни и тысячи... Сами знаете, короче.
- Это просто мечта.
- Значит, вы тоже не верите, что у него получится?
- Хороший вопрос, Нийя. Не знаю, верю или нет. Я вообще с трудом представляю то, что он рассказывает.
- Не влезает в голову, да?
Ракан усмехается уголком рта.
- Точно.
- Он говорит, если я и дальше буду такой несерьезной, из-за меня Дэсса погибнет.
- В психологии это называется манипуляция.
- Знаю. Я и не ведусь.
- Умница.
- Я думаю, что спасти мир могут только сами жители мира, а не какие-то там специально сделанные сверхлюди, - говорит Нийя. - Просто для этого каждый должен встать и что-нибудь сделать. Сам. Даже что-нибудь маленькое и простое. Хоть мусор около дома убрать. Просто нужно самому видеть в этом смысл. И делать. Несмотря ни на что. Даже если другие смеются. И не обращать внимания, если кто-то говорит, что ты занимаешься ерундой.
- И это ты-то несерьезная? Ну, у Глана и требования! А вот я тебе расскажу историю. Про то, как один человек ерундой занимался.
Нийя улыбается.
- Обож-жаю ваши истории!
- Тогда слушай, - Ракан задумчиво смотрит на быстро бегущее клочкастое небо. - Давным-давно на берегу реки Зазы стоял рыбацкий поселок. Там жил один старик - ветеран Второй Мировой, с покалеченной ногой. Каждую весну, когда в горах таяли снега, а снега тогда выпадало очень много - мне по пояс...
- В это с трудом верится, - перебивает Нийя. Тут же добавляет: - Извините.
- Ничего. Мне тоже с трудом верится. Я столько снега не видел, хотя живу подольше тебя. Вряд ли все историки сговорились и врут. Значит, все-таки выпадало так много. Поэтому даже маленькая Заза разливалась так, что затапливала поселок. Вот, этот старик думал-думал и нарисовал в тетрадке проект: как прорыть новое русло для реки, чтобы поселок не затапливало. Пошел с тетрадкой в поселковое управление - чиновники его прогнали. Тогда он поехал в райцентр. И оттуда прогнали. Походил он, походил по инстанциям - ничего не добился. Плюнул, продал машину, которую ему, как ветерану, бесплатно выдали, купил мини-экскаватор и стал сам копать. Но наступила зима, и он не успел закончить работу. Весной река разлилась снова - да, как назло, еще сильнее, чем раньше. Все накинулись на этого старика: ты русло испортил, только хуже стало. Он молча принялся за работу. И копал все лето. Прокопал много, но все доделать не успел. На следующую весну река разлилась в другую сторону, и поселок почти не пострадал. Но рыбы на нерест в реку зашло меньше, и селяне опять были недовольны. А старик продолжал копать. Его стали считать сумасшедшим. А он все копал. По ходу дела он доработал свой проект: решил просто слегка спрямить русло. Потому что понял, что реку не победить силой - с ней можно только договориться. Год за годом он потихоньку договаривался с рекой. А потом умер. Заза вернулась в старое русло, а про старика скоро забыли. Забыли даже его имя.
- Но история-то осталась! Вторая Мировая-то двести лет назад была! А вот представьте: через двести лет будут рассказывать истории про вас. Или про меня. Или про нас с вами вместе.
- Это при условии, что мы сделаем что-нибудь такое, что люди запомнят.
Разговор на крыше бункера вспомнил Ракан в баре коринского отеля. И решил, что, раз Нийи нет в живых, остается сделать что-нибудь маленькое и простое ему. И дело не в том, что о нем будут рассказывать истории. А в том, что просто надо что-то сделать.
Два свидания
День перед выходными - короткий. Тем более Ракан едет не с работы, а с аудиенции у генерала Туртыды. Он очень хочет повидаться с Арджилой. Она, конечно, может быть в полях, но лучше подождать на базе. Машина подъехала к КПП на два с половиной часа раньше обычного. Ракан отпускает Тоса и идет на летное поле.
Прогулка при таком ветриле - не самая приятная. Миновав КПП, Ракан прочесывает пятерней волосы, вытряхивая песок, который набился даже под капюшон трехатура. Прямо как в детстве, когда строил в песочной куче города.
У «Астона» открыты все воздухозаборники и входной люк. Значит, кто-то есть, хоть никого и не видно. Ракан обходит корабль и натыкается на Имри Кодора - бортмеха. Он разбирает на газете крестовину канализационного рециркулятора. Попахивает крестовина не очень.
- Что-то вы сегодня рано, - говорит Имри, заметив Ракана.
- Так вышло.
- Скоро уже все вернутся.
- Пойду погуляю, - кивает Ракан.
Из длинной брезентовой палатки доносятся звуки тилиола - кто-то подбирает мелодию, не очень умело, но старательно. Палатку (и в придачу пяток красных будок-биотуалетов) выделил генерал Абани. Это теперь филиал кают-компании и столовая: все волонтеры просто физически не помещаются в корабле.
Ракан отодвигает хлопающий на ветру полог и входит. На скамейке сидит Софэ Лойтани с тилиолом.
- Не помешаю?
Софэ улыбается.
- Ну что вы, сикки Ракан! Я всегда рада вас видеть, вы же знаете!
Ракан садится рядом.
- Смотрю, у тебя новый инструмент?
- Ну, не такой уж новый, - Софэ показывает аккуратную заплатку на мехах. - Немного бэ-у все-таки.
- В Сури купила?
- Почти угадали! Выменяла по пояски.
Софэ плетет пояса. С традиционными менирскими и тьярскими орнаментами или с любыми другими, которые выдумывает сама. Обрезки пряжи ей приносит Бэга, работающий сортировщиком на прядильном комбинате в Олинди. Сама Софэ не работает. Ракан знает, что у нее инвалидность, хотя внешне девушка выглядит здоровой. Значит, какие-то внутренние проблемы.
Все свободное время она завязывает нескончаемые ряды цветных узелков. И параллельно сочиняет песни. Ракан видел, как она работает. Как машина. Хорошо отлаженная машина. Он по себе знает, какая это трудоемкая работа. Сам подростком плел браслетики желаний - принцип тот же, только браслетик во много раз меньше пояса, да и узоры самые простые. Продается эта красота дешево - трудозатраты не окупаются совсем. Благо хоть сырье бесплатное, а то бы мастерица работала себе в убыток. Вот хотя бы инструментом себя порадовала.
Благодаря поясам они и познакомились. Софэ было тогда лет тринадцать. Она торговала в Сури. Нийя принялась клянчить:
- Сикки Ракан, купите мне поясок! Ну, купи-и-те, пожа-а-алуйста! Я себя хорошо вести буду!
Он купил сразу пять. Не потому, что поверил Нийиному обещанию вести себя хорошо. В самом деле, нельзя же от подростка требовать невозможного. Девчонка-торговка, Нийина ровесница, была вся прозрачная, на нее смотреть было больно. Ракан купил для нее у лотошника горячую колбаску в лепешке и чашку бульона.
- А я вас знаю, - сказала Софэ, жуя угощение. - Вы сикки Ракан из ДепКоСо.
- Я самый.
- Я вас по телевизору видела.
- Да, я там иногда бываю.
- А как вы в Сури оказались?
- А что, здесь мне бывать нельзя? В телевизоре можно, а в Сури нет?
- Люди вашего круга сюда не ходят.
- А я не из круга. Я из треугольника.
- Как это?
- Это шутка, - пояснила Нийя. - Сикки Ракан так шутит.
- А...
Так они подружились с Софэ Лойтани и ее братом. Это уже потом Ракан узнал, что они знакомы с Сигдэнами.
- Я бы вам сбацала, - улыбается Софэ. - Но еще не совсем разобралась.
- Научишься, - ободряет Ракан. - Ты способная. А что это ты тут одна?
- Производственная травма, - Софэ показывает ногу. Штанина на колене разорвана, перепачкана глиной и кровью, в прорехе видна повязка. - На стекляху.
- Нийя однажды тоже так упала, только другой коленкой.
- Знаю. Она мне показывала. Жутенький шрам.
- Сейчас уже не жутенький. На ней все очень хорошо заживает. Был да, жутенький.
Софэ хихикает.
- Доктор Вирэйн меня заштопала. Сказала, жить буду.
- Это радует. А она здесь? Или только тебя сюда отправила?
- Она у себя, - улыбается Софэ. - Думаю, очень обрадуется вашему появлению. Пока Нийи-то нет.
- Софэ!
- Что?
- Ничего. Нийя на тебя дурно влияет, вот что.
- Скажете тоже! - смеется Софэ. - Я сама на кого хошь дурно повлияю!
- Я бы на месте твоего брата тебя отшлепал, - улыбается Ракан.
- За что?
- Для профилактики.
- Профилактики чего?
- Правонарушений.
- Отшлепайте сами! - хихикает Софэ.
- Не имею полномочий.
- А жаль. Это была бы честь для меня.
- Еще одна болтушка, - качает головой Ракан. - Ты ей слово, она тебе десять. Смотри у меня, нажалуюсь Бэге!
- Айи-и-и! - смеется Софэ. - Напугали!
С этой болтуньей только зацепись языками - еще не до такого договоришься. Ракан грозит Софэ пальцем, выходит из палатки и идет в корабль.
- Вы чем-то расстроены? - озабоченно спрашивает къэтанка.
- Побеседовал с одним солдафоном.
- С генералом Туртыдой?
- Угадали. Мысли читаете? - Ракан постукивает пальцем по лбу.
- Не вы один его так зовете.
Арджила начинает хлопотать с чаем.
- Он не намерен нам содействовать, - говорит Ракан, сбрасывая плащ и садясь.
- А вы надеялись?
- Нет. Хорошо хотя бы то, что и препятствовать не намерен.
- Вероятно, он решает много других проблем.
- Вероятно, - усмехается Ракан. - Нийя уже слопала все ваше печенье.
- Вам-то хоть что-нибудь перепало? - улыбается Арджила, ставя перед ним очередную коробку.
Ракан берет печенье, откусывает, тщательно пережевывает.
- Немножко.
- Не расстраивайтесь.
- Что я, маленький? Без печенья не проживу?
- Я о генерале, - улыбается къэтанка.
- Из-за него я тем более не расстраиваюсь. Что толку расстраиваться из-за человека, которому безразличен ты и твои проблемы.
- Значит, мне показалось, когда вы вошли.
- Вам виднее.
- Не переживайте, - Арджила подходит и ласково касается его плеча. - Мы справимся. Настроения в городе уже получше. Вон сколько волонтеров приходит.
Ее пальцы скользят по его шее сзади, под волосами. Трогают прядь за ухом. Ракан млеет. Эта женщина определенно его хочет. Он не ошибся. Что ж, теперь-то он, пожалуй, готов к развитию событий. Дозрел, как говорится.
Щелкает автоматический выключатель чайника. Почему-то его этот звук возбуждает. Как будто где-то внутри опустили рубильник. Чайник выключился, а известная часть тела включилась.
- Вы не считаете надежду отказом посмотреть в глаза реальности? - спрашивает Ракан, пока къэтанка разливает чай.
- Мне чужда такая философия. Что за жизнь без надежды?
Ракан молча смотрит ей в глаза. Она садится напротив. Тоже смотрит. Почти как Нийя. Только немного с другим выражением. Даже с совсем другим.
Они неспешно пьют чай. Делают вид, что поглощены этим занятием. Хотя обоим уже не до чая.
Вот это уже совсем другое дело, отмечает Арджила, оказавшись в его объятиях.
Ракан касается ее, подбирая настройки. Сканирует ее руками и всем телом. Ответная реакция восторженная. Арджила нащупывает на столе пульт и убавляет свет в кабинете. Шепчет, касаясь губами его уха:
- О-о, да! Теперь я чувствую, что вы действительно готовы, - она прижимается животом к части тела, не имеющей ни имени, ни шутливого прозвища. - И ваш безымянный помощник с вами полностью солидарен.
Да уж, солидарен. Того гляди штаны треснут.
- А среди ваших медикаментов есть презервативы?
- Считаете необходимым?
- Мало ли, вдруг я занесу вам какой-нибудь инопланетный вирус?
- На заре космической эры такая угроза была, - говорит Арджила, стаскивая с него трехатур. Приглаживает ему волосы. Трогает губами крестообразный шрамик под левой ключицей. - Это мультивирусная прививка?
- Она самая.
Ракан распаковывает ее из комбинезона. Если расстегнуть потайную молнию на поясе, можно разделить его на брюки и куртку, но стаскивать целиком интереснее и приятнее. Под ним серый эластичный топ вместо лифчика. Он хорошо растягивается. Можно тянуть, куда угодно. Груди у къэтанки небольшие, целиком умещаются в его ладонях. Над левой - татуировка: группа крови, галактические обозначение. Значит, она либо работала в какой-то из спасательных служб, либо бывала в горячих точках. Либо и то, и другое.
Арджила расстегивает ему брюки и поглаживает сквозь трусы «безымянного помощника». Лохматит пальцем полоску волос в ложбинке живота.
- Дэсса - опасный мир, - говорит Ракан.
- Заразите меня Дэссой? - страстно шепчет къэтанка.
- Я ее носитель. Она у меня в крови. И во всем.
Арджила целует его в уголок рта, прихватив губами бородку. Его всего пронизывает счастьем. Будь он лет на сорок моложе, все и закончилось бы прямо тут.
Къэтанка увлекает его к смотровой кушетке. Ракан садится и расшнуровывает ботинок.
- Давайте, я вам помогу, - Арджила помогает ему раздеться полностью. - Ракан... Какой же вы красивый! Неужели вам никто этого не говорил?
- Не обращал внимания, - говорит Ракан, спуская с къэтанки комбинезон.
Трусы на ней такие же, как топик. И тоже хорошо тянутся. На них влажное пятно. И сама она там вся мокрая. Ракан подправляет «безымянного помощника» рукой. Арджила выгибается, принимая его в себя. Со стоном обхватывает его ногами за поясницу.
- А вот сейчас, - говорит Ракан, подбирая оптимальные скорость и амплитуду, - обязательно должна ворваться Нийя. Вся в суглинке и с какой-нибудь уникальной находкой в руках.
- Я заблокировала дверь, - улыбается Арджила.
- Она разблокирует.
- Думаете, ее это шокирует?
- Обрадует.
Вопреки его опасениям, Нийя не врывается, и все проходит прекрасно. Вот снова запихнуться в миниатюрную душевую - привет клаустрофобам - это небольшой подвиг.
- А насчет вашей физической формы я не ошиблась, - говорит къэтанка за дверью. - Вы были великолепны.
- Откровенно говоря, сам слегка удивился, - отвечает Ракан. - Долгое отсутствие полноценной практики, знаете ли... То есть практика-то была, но такая, незначительная.
- Как же вы так?
- Так сложилось.
- Пойдемте проветримся, - предлагает Арджила, когда они уже одеты и привели себя в порядок.
- А, сделаем вид, что ничего не было, - кивает Ракан, набрасывая плащ.
- Нет! - смеется къэтанка. - Просто пройдемся. Может, уже наши из полей вернулись.
- Мы бы их услышали.
Группы действительно задерживаются. Ракан и Арджила успевают довольно долго посидеть на ограждении антенного поля и полюбоваться закатом, благо ветер к вечеру попритих.
Наконец от КПП доносится урчание вездеходов.
Нийя, уставшая, в перемазанном суглинком комбинезоне, вешает ярлычок на ящик с образцами грунта, когда подходит Ракан.
- О, сикки Ракан! Вы давно тут?
- Так, Нийя! Не начинай!
- Я ничего не начинаю, - улыбается Нийя.
Как-то двусмысленно улыбается. Либо она уже успела пошушукаться с Софэ, либо у него паранойя. Либо и то, и другое.
- Хорошо провели время?
- Нийя!
- Ну что? - она подходит и бодает его лбом в плечо. - Мы же все взрослые люди. Просто одни постарше и поопытнее, другие помоложе и поглупее. Что я, не понимаю, что ли?
- Вот и понимай про себя!
- Уй, вы мой стеснительный...
- Нийя, перестань! - грозно повышает голос Ракан.
- Все-все-все. Перестала.
Подходит Солфан, здоровается. Нийя передает ему ящик, Солфан несет его к трапу.
- Не хочешь завтра взять выходной? - спрашивает Ракан. - Погоду вроде обещали получше. Погуляем.
- Надо у капитана отпроситься.
- Не будет отпускать - зови меня.
- Спаси-и-ибо! - смеется Нийя. - Сама справлюсь. Сикки Ракан, а Солфана позвать можно?
- Без него никак, да?
- А куда мы пойдем?
- Я хотел съездить в Лоантар. Но можешь предложить свой вариант.
- В Лоантар я тоже хочу!
- Только, пожалуйста, на начинай ходить по отстойнику и читать молитву.
- Помните, да?
- Хотел бы забыть, да никак. Забывалка отказывает.
- Ладно, не буду. Так Солфана можно?
- Можно.
- Спасибо!
- Да не за что.
Нийя взбегает по трапу и догоняет в коридоре Солфана.
- Поехали с нами завтра в Лоантар!
- А это что? Город?
- Город.
- А что там интересного?
- Все, - пожимает плечами Нийя. - Это заброшенный город времен Четвертой Мировой.
- Ого! Целый город?
- Ну, уже не целый...
- То есть много-много руин, - понимающе кивает Солфан, затаскивая ящик в лабораторию. - Мне уже нравится. Дело за малым.
- Малого-то мы уговорим, - фыркает Нийя.
Капитан Оор ростом даже чуть повыше Ракана. Единственный из команды «Астона», кто не смотрит на него снизу вверх. Солфан смеется.
- А почему его не восстановили, этот ваш Лоантар? - спрашивает он по пути в каюту капитана.
Нийя пожимает плечами.
- Денег не было. После войны ни у кого денег нет. Ни у победителей, ни у побежденных.
- А кто победил?
- Никто.
Капитан их отпускает. Говорит, что они хорошо поработали и заслужили.
- Попробовал бы не отпустить, - шепотом говорит Нийя Солфану
Позволяет на прощание поцеловать себя в щечку. Поцелуй по-къэтански нужно пробовать не впопыхах, поэтому его Нийя приберегает для более комфортной обстановки.
Она вприпрыжку сбегает по трапу. Велик соблазн оттормозиться в Ракана, как баловалась раньше (а девочка она была не мелкая, так что чуть не сшибала его с ног), но Нийя решает, что при къэтанцах это будет неприлично. Все-таки она уже не подросток. Да и Ракан не помолодел.
- Что же ты на меня не напрыгнула, как в старые добрые времена? - спрашивает Ракан.
- Остепенилась.
- Йой. Сейчас вот и поверил!
- Вам не угодишь, - улыбается Нийя. - Во всем подвох ищете.
- Да у тебя без него не бывает.
- Бывает-бывает! Вот про доктора Вирэйн я без подвоха же спрашиваю.
- Ни-ийя!
- Что-о?
- Может, уже хватит?
- Хорошо-хорошо. Не сердитесь.
Они идут в сторону КПП.
- Как прошел прием у сикки Арафуна? Или это тоже спрашивать нельзя?
- Спрашивать можно все. Только знать меру. А также место и время. Желательно.
- Сикки Ракан, не вредничайте. Я уже ничего такого не спрашиваю. Только про генерала Туртыду. Не к ночи будет помянут. Он же сам вас пригласил. Что он вам сказал?
- Много чего сказал. Всего не перескажешь. Одно ясно: защищать он нас не намерен.
- От Айво Атона?
- Ни от чего. От ветра тоже.
Нийя хихикает, но невесело.
- Понятно. Ему просто насрать на свой народ.
- Нийя!
- Что опять? Я сказала, как есть! Разве не так?
- Да все так. Ты права. Именно это ему и наделать.
- Но мы обойдемся без него.
- Нам придется.
До событий рокового дня осталось чуть меньше трех суток. Ночь, день, ночь, день, еще ночь и несколько часов. Ни Ракан, ни Нийя, к их же счастью, не обладали даром предвидения. Поэтому им предстоит долгое счастливое путешествие в Лоантар, не омраченное никакими предчувствиями.
29 шекса 3225 года, Малту Питэ - Лоантар
Солнце еще не выбралось целиком из-за вершины Мызлук. На Дэссе все большие холмы называют горами - за неимением полноценных гор. Солфан Асир, экипированный по-походному, сидит с чашкой кофе на трапе и ждет Ракана и Нийю. Рядом сидит Нява и увлеченно умывается.
- Гостей намываешь? - кивает коту Солфан. - Скоро придут.
Наконец они появляются. Нийя машет Солфану от КПП и ускоряет шаг. Ракан идет не торопясь. Нийя подбегает и гладит кота.
- Тебе не холодно? - спрашивает Солфан, глядя на ее голые ноги.
Она в синих бриджах по колено, серой трикотажной рубашке и тонкой голубой ветровке. Обута в смешные фиолетовые берцы, которые, как она хвасталась, ей Ракан купил.
- Мне нормально! - уверяет Нийя. - Тепло же! Здесь уже сто лет не было нормальной зимы! А мне даже нравится...
Ракан и вовсе в одной тонкой трикотажной фуфайке с капюшоном - называется тре-
хатур, здесь в таких ходят все: и мужчины, и женщины, и взрослые, и дети. На руках перчатки с короткими пальцами - скорее не для тепла, а чтобы лазить по руинам. Неизменные узкие брюки, заправленные в высокие солдатские ботинки. Все черное. За спиной треугольный рюкзак с одной лямкой, идущей наискосок через грудь. С этим рюкзаком он был на «Астоне». Здесь с такими тоже ходят все, от мала до велика. У детей и молодежи обычно цветные, у Ракана - черный с серебристой вставкой.
- Энмаа, сикки Ракан, - здоровается Солфан по-менирски.
- Нма, - кивает Ракан. - Менирский учишь?
- Только начал.
- Здороваться тебя Нийя научила. А Лий и его команда?
- Ругаться, - улыбается Солфан. - Йойкать и йайкать.
- Делаешь успехи. Если знаешь «йой», «йай» и «йумон гах», в Тьяр-Менир проживешь.
Лицо Ракана абсолютно серьезно. Никогда невозможно понять, шутит он или нет. Нийя за его спиной прыскает в ладошку.
- Сикки Ракан, а вы не знаете, самоучители есть?
- Не знаю. Видел менирско-галактический разговорник.
- Это не то.
- Ничем не могу помочь. Придется тебе написать самоучитель самому. Основываясь на своем опыте. Так мы идем или нет?
- Идем, - кивает Нийя. - Нам на электричку. Через вон тот КПП.
По ночам в каюте ощущается вибрация от проходящих поездов. Иногда долетают их гудки, жалобные, как крики къэтанских чаек. Сами поезда похожи скорее на дельфинов. Солфан по дельфинам и чайкам соскучился. Но уже готовится к тому, что увидит их последний раз.
Вагон изнутри не похож на къэтанский: он намного уже, и скользкие пластиковые сиденья без обивки тянутся вдоль бортов. Утром выходного дня вагон почти пуст. Кроме них, только двое дремлющих на угловом сиденье запыленных работяг и сидящая напротив смуглая девушка с копной задорно торчащих черных косичек, в длинной юбке, сшитой из разноцветных лоскутов. Тьярка. Она любопытно постреливает черными глазами поверх журнала в сиреневой обложке. Солфан немного смущается от ее взглядов и рассматривает рабочих. Пожилые, с усталыми лицами и, похоже, не прочь выпить. Может, уже выпили после смены. Дремлют, навалившись друг на друга.
- Станция Эльбэт, без остановки, - объявляет голос из динамиков.
Тянется длинный замусоренный перрон с осыпающимися колоннами. Ни лавок, ни урн, ни табличек. Затем проплывает белеющее в тени Мызлук здание НИИ - массивное, длинное; фасад составлен рядом складчатых арок, похожих на гигантские раковины. Граненый стеклянный купол над центральной частью (над конференц-залом, но Солфан этого не знает) покрыт пылью так, что даже не блестит в лучах выглянувшего из дымки солнца. С пустой парковки выруливает черный дизельмобиль с затонированными окнами.
Нийя что-то говорит по-менирски Ракану, Солфан различает одно знакомое слово, вернее, имя: Туранчокс. Наверно, она сказала, что Туранчокс куда-то поехал. Или наоборот, эта машина его привезла.
- Это институт Глана? - спрашивает Солфан.
- НИИ Биотехнологий, - поправляет Нийя.
- Ну да. Но Глан же там работал?
- Работал.
- А теперь там этот... Туранчокс?
- Туранчокс теперь везде, - говорит Ракан.
- Это хреново... Гм... Извините.
Нийя тихонько прыскает в ладошку.
- Хреново, - соглашается Ракан. - Это слабо сказано.
Солфан расслабляется. Что все его пугают Раканом? Вроде ничего мужик. Да какой бы ни был. Солфан твердо намерен жениться на Нийе, так что придется как-то сосуществовать и с этим человеком.
- Он действительно такой будигог, как про него говорят?
- Я не хочу о нем разговаривать. Но, если тебе так интересно, да. Конченый будигог.
- Извините.
- Ничего. Ты спросил, я ответил.
Довольно долго все трое молчат. Только Нийя время от времени что-то спрашивает по-менирски, Ракан односложно отвечает.
Нийя трогает Солфана за руку.
- Не скучай, скоро приедем.
- Да я не скучаю. А город красивый. Его бы отмыть и подремонтировать.
Поезд проезжает градирни ТЭЦ. Четыре огромные серые башни. Пар, поднимающийся из узких горловин, смешивается с облаками. «Облачная Фабрика, - приходит Солфану ассоциация. - Айво Атон». Ему делается жутко. Хотя это просто безо-
бидная ТЭЦ, просто образ.
Солфан старается придумать какой-нибудь умный вопрос, какую-нибудь тему для разговора, чтобы заинтересовать Ракана, но ничего не придумывается. И с чего он взял, что будет ему интересен?
Нийя сидит между ними, болтает ногой в фиолетовом ботинке, думает что-то про себя и хитро улыбается. По крайней мере Солфану кажется, что хитро. Он-то уж разбирается в Нийе. Наверняка она что-то задумала. Шалость какую-нибудь очередную. И наверняка небезопасную.
Может, просто не лезть к Ракану? У человека выходной, он гулять едет. Разрешил Нийе позвать чужака, а этот чужак еще будет надоедать с разговорами. У него, надо думать, своих проблем выше крыши.
Солфан разворачивает одолженную у Лия Сигдэна карту. Повторяет машрут. От станции Лиллегартон придется идти пешком по заброшенной бетонке, по которой уже лет девяносто почти никто не ездит. Дальше, за ом, еще один заброшенный город - Крантэла. Лий говорил, там какие-то шахты. Но это далеко, так просто по бетонке пешком не дотопаешь...
Нийя поглаживает Ракана по колену. Он аккуратно берет ее руку и перекладывает на колени ей. Нийя хихикает и кладет ладонь обратно. Ракан шикает на нее, она все-таки убирает руку. Солфан смущен, будто нечаянно увидел что-то неприличное. Он переводит взгляд на тьярку, та делает многозначительное движение черными бровями. Солфан отводит глаза. Сонные работяги в углу оживились и осматриваются. Ворчливо переговариваются на каком-то картавом диалекте. На ближайшей станции оба выходят.
- Следующая станция Лиллегартон, конечная!
Тьярка убирает журнал в красную матерчатую сумку. Теперь глазеет на Солфана. Что в нем такого особенного? На его взгляд, он похож на гэди. Но почему-то все безошибочно опознают в нем чужака.
Когда они выходят на серый бетонный перрон с полуразобранным шиферным навесом, Солфан шепчет Нийе, кивая на идущего впереди Ракана:
- К нему инструкция не прилагается?
Нийя тихо фыркает.
- Если была, то давно потерялась. Придется методом научного тыка.
- Понятно.
- Доктор Вирэйн освоила уже весь функционал, по-моему. Без инструкции. Ничего, работает.
- Интуитивно понятный интерфейс? - подмигивает Солфан.
- Он самый. И еще универсальный джойстик.
Оба хихикают. Потом догоняют Ракана.
- Не отставать, куганики! - подбадривает тот. - Держим темп! Не растягиваемся!
Солфан улыбается. Вот так, по-военному, ему нравится. И судя по тому, как Ракан оживился, поход предстоит интересный.
Оглянувшись, Солфан ищет взглядом тьярку, но девушка уже ушла. Ее разноцветная юбка мелькает в самом низу лестницы, ведущей с перрона к каким-то приземистым грязно-белым строениям. Они спускаются по другой такой же лестнице и, минуя длинные серые склады, выходят на дорогу. Она действительно выглядит заброшенной. В трещинах и стыках бетонных плит торчат мертвые бурые стебли бурьяна. Валяются сухие листья, нанесенные ветром, и мусор.
Сам-то Ракан держит темп будь здоров. Через десять минут Солфан уже весь мокрый, хоть выжимай, а Ракан шагает и шагает себе. Он же ровесник Солфанова деда, между прочим! И сравнение явно не в дедову пользу, хотя тот до сих пор занимается подводным плаванием.
Солфану двадцать один, он неплохо сдавал нормативы, а на пешем марш-броске, да без выкладки (подумаешь, маленький рюкзак), - выдохся. Он с искренним уважением смотрит в спину Ракана.
Нийя время от времени обеспокоенно оглядывается. Наконец берет Ракана за пояс и останавливает. Тараторит по-менирски.
Ракан оценивающе смотрит на Солфана.
- Запыхался?
- Есть немного, - признается юноша, расстегивая толстовку.
- А ты бы пуховик сразу напялил.
- Мне показалось прохладно.
- Тебе показалось.
- Я уж понял, - кивает Солфан.
- Соберись. Осталось немного. Быстрее дойдем - дольше побудем, больше увидим. Ты фотоаппарат взял?
- А как же! - улыбается Солфан. - Без него никуда!
Он трогается с места, но Ракан останавливает его.
- Стой, не беги. Обождем полминуты.
Солфан удивленно смотрит на дорогу впереди: плиты колышутся. Одну внезапно раскалывает трещина. Солфан пятится. Под ногами прокатывается волна дрожи. Где-то глубоко внутри земли, как поезд метро, только мощнее. Такое же было в первый день, когда Ракан произносил речь в бункере. Он тогда сказал, что это техногенное землетрясение.
Нийя переступает на месте и опасливо озирается.
- Вроде кончилось, - говорит Солфан.
- Опять Крантэла провалилась? - спрашивает Нийя.
- Она тут ближе всего, - отвечает Ракан.
- А туда трудно добраться? - интересуется Солфан.
- Пофоткать?
- Не только. Я же не турист, я для науки.
- Я бы тебе не советовал. И никому бы не советовал. Там можно просто наступить и исчезнуть.
- Там очень глубокие шахты?
- Не знаю, не заглядывал. Надо думать, глубокие. Раз проваливается там, а трясет до самого Малту Питэ.
Какое-то время все трое идут молча. Впереди уже показываются в желтовато-перламутровой, как мыльная вода, дымке полуразрушенные высотки. Солфан достает камеру, делает первые снимки.
- Мы сами довели свою планету до такого состояния, - говорит Ракан. - Выскребли недра до того, что земля проваливается под ногами. Истощили почвы, вырубили леса, загадили все, что можно, даже воздух. Может, уже поздно что-нибудь делать.
- Наши ученые считают, что не поздно, - отвечает Солфан. - Конечно, большинство изменений необратимы, но их возможно компенсировать. Сначала да, показалось, что вашей планете, извиняюсь, крендибобин.
- Будем верить, что пока не крендибобин... Обрати внимание, Нийя: какое произношение. Его уже можно дразнить «бэл-бэл-бэл». Вот что значит погружение в языковую среду.
Солфан с леденящей ясностью осознает масштабы. Человек. Один человек. И планета. Целая громадная планетища, ответственность за которую он взвалил на свои плечи. Вот на эти самые. Образно выражаясь, конечно. Взвалил сам, потому что не решился взвалить никто больше. А его, Солфана, волнует какая-то дребедень, вроде: симпатичен ли он этому человеку.
- Вы не один, - говорит он.
Наверно, слишком тихо. Ракан ушел вперед и не расслышал. Или расслышал, но не подал виду.
Нийя тянет Солфана за руку.
Лоантар
Эффектный вышел бы кадр: одинокая фигура Ракана на фоне постапокалиптического пейзажа. Может, этот кадр стал бы самым знаменитым, знаменитее, чем силуэт Ракана на фоне голубого неба после операции «Пылесос». Если бы сам же Ракан его не испортил.
Пока Солфан наводит резкость, Ракан оборачивается. Делает недовольное лицо.
- Сикки Ракан, улыбнитесь! - просит Солфан.
Ракан отворачивается и, присев и опершись о плиту ладонью, соскакивает в бурьян. Солфан со вздохом опускает фотоаппарат.
- Ний, он вообще улыбаться умеет?
- Умеет, - кивает Нийя. - Сама сколько раз видела.
- Мне, значит, просто не везет. Это что-то особенное сделать надо?
- Просто будь собой. Не старайся понравиться.
- Хороший совет...
- Не обижайся, - Нийя ласково трогает его за плечо. - Тебя никто не хочет обидеть. Ни сикки Ракан, ни я. Тебе вот нелегко его понять? А ему тебя тоже.
- Как по-твоему, я его раздражаю?
- С чего ты взял?
- Мне так кажется.
- Тебе кажется, - улыбается Нийя. - Если бы раздражал, ты бы заметил. Уж он бы ясно дал понять.
- Утешила...
- Да не напрягайся ты так.
- Легко сказать: не напрягайся...
Солфан смотрит на Ракана, перепрыгивающего с плиты на плиту. Еще один прекрасный кадр упущен. Ракан идет по железной балке, раскинув руки для равновесия. И это тоже был бы отличный кадр.
- Нарочно он, что ли? - бурчит Солфан.
- Ну, он такой человек, - пожимает плечами Нийя.
- Какой - такой?
- Вот такой вот.
- Объяснила! - фыркает Солфан.
- Йей, куганики! - зовет Ракан. - Идите сюда, здесь кое-что интересное!
- Пойдем, - улыбается Нийя, беря Солфана за руку.
Ракан показывает обломок бетонной плиты с фрагментом мозаики: спираль из разноцветных фрагментов неправильной формы, красиво подобранных по оттенкам: от темно-синего до бледно-зеленого. Что-то вроде галактики. Или просто водоворота. На первый взгляд кажется, что это мозаика из смальты, но нет. При ближайшем рассмотрении видны металлические ячейки, залитые расплавленным стеклом. Это же перегородчатая эмаль, только огромная! Вот это технологии...
- Думаю, это тебе стоит заснять, - кивает Ракан. - Больше нигде такого не увидишь.
Солфан увлеченно ползает вокруг плиты в пыльной траве, выбирая лучший ракурс.
Они делают привал на крыше бункера, поросшей короткой и жесткой, как синтетическая щетка, травой. Трава ржаво-коричневая и на вид сухая. Но Нийя говорит, что она не отмирает на зиму. И вообще это не трава, а гигантский мох.
- Как называется? - спрашивает Солфан.
- Туэтакис, кровянка. Растет там, где пролилась кровь.
- Глупости, - возражает Ракан. - Туэтакис растет везде. Хоть на помойке. Там тоже, по-твоему, кровь пролилась?
- Это просто поверье, - пожимает плечами Нийя.
Они перекусывают рулетиками из чего-то вроде соевого белка. На вкус напоминает какую-то рыбу. Нийя свой рулетик разматывает и расщепляет на волокна. На Дэссе много странной еды, какой нигде больше нет. Совсем не найти хлеба и прочей мучной выпечки. Ни тебе печений, ни пирожных, ничего. Зато полно всевозможных хлопьев и чипсов со вкусами, не похожими ни на один знакомый Солфану. Он даже не может определиться, нравится ему или нет. Из чего все эти хлопья и чипсы делают? Солфан не может прочесть - на пачках все по-менирски. Зато травяной чай неописуемый. Солфан дует в походную кружку и нюхает, нюхает, прикрыв глаза. Иногда Дэсса все-таки цветет, и он определенно хочет это видеть. И обонять.
Нарезанные Солфаном бутерброды с къэтанским сыром Ракан и Нийя съели, как он понял по их лицам, чисто из вежливости. Но Солфан не обижается. На что тут обижаться? У них принято по-другому. К тому же они все-таки семья, а он пока чужак.
Нийя лежит на плотном ковре туэтакиса, примостив голову на бедро Ракана, и грызет штуковину, похожую на спрессованный пучок сухой лапши. Солфан попробовал такую, но ему не особо понравилось. Уступил свою, надкушенную, Нийе.
Вокруг, насколько хватает глаз, простираются заросшие бурьяном и опутанные плетями какого-то вьюна руины. Солфан уже устал фотографировать. Здесь все обойти - жизни не хватит. Лоантар был большим городом. Не мегаполисом, как Элвабастэ, но все-таки большим.
- Сикки Ракан, - спрашивает Солфан, - а что такое Димитра?
- Ну, ты нашел, что спросить, - осуждает Нийя.
- А что такого? Это что-то, чего нельзя спрашивать? Ну, я любопытный инопланетянин. Если нельзя, извините. Я же не знаю всех ваших правил...
Ракан смотрит на него непонятно.
- Твои извинения приняты, любопытный инопланетянин, - уголок его рта чуть вздрагивает. - Где ты слышал про Димитру?
- Один волонтер из местных рассказывал, что устроил крысам Димитру. Что значит «устроить Димитру»?
- То, что я расскажу, может тебя шокировать.
- Еще как, - шепотом добавляет Нийя.
Ракан кладет ладонь ей на голову. Такая большая ладонь. Длинные пальцы, как у музыканта. Красивые у него руки.
- Если не хотите, не рассказывайте, - говорит Солфан. - Считайте, я по глупости спросил.
- Димитра была шахтерским городом.
- И там что-то случилось? Обвал в шахте?
- Нет. Там было восстание. Власти его подавили. Ввели войска и отдали приказ стрелять на поражение. Уцелевшие спустились в шахты. Тогда город разбомбили с воздуха.
- И все погибли?
- Все.
- А это давно было?
- Сорок три года назад.
- Вы так точно помните? - удивляется Солфан.
- Я там был. Пояснить, с какой стороны?
- Вы... служили в армии?
- Да.
- Простите, - тихо произносит Солфан, опуская глаза. - Простите, я не знал.
- Тебе и неоткуда было знать.
- Простите.
- За что? Ты спросил, я ответил, - Ракан придвигает ему термос. - Допивай. Я вижу, тебе нравится.
- Лопну, - морщится Солфан.
- Углов здесь много. Заходи за любой. Только не за тот, за которым занято.
- Извините.
- За что на сей раз?
- За угол. В первый день, на свалке.
- Я так понял, у вас принято справлять нужду в компании?
Нийя хихикает.
- Нет, - смущается Солфан. - Просто у нас это как-то... попроще.
- Проехали, - кивает Ракан.
- Кстати, - заявляет Нийя, вставая, - мне как раз надо за угол! Не скучайте, скоро вернусь.
Она спускается с крыши, ловко перепрыгивая с выступа на выступ. Лестница совсем рассыпалась с тех пор, когда она была здесь последний раз.
- Простите, - еще раз говорит юноша, когда они с Раканом остаются одни.
- Тебя заело?
- Нет, - смеется Солфан.
- Могу теперь я задать тебе вопрос?
- Насчет Нийи?
- Да. Насчет Нийи.
Солфан чувствует, что краснеет.
- У нас ничего не было, если вы об этом. Мы только целовались...
- Это ваше личное дело. Вы уже взрослые. Разве нет? Я хотел спросить о другом.
- Спрашивайте.
- Каковы твои планы на ближайшее будущее?
- Я доучусь, получу диплом и вернусь. К Нийе. И к Дэссе.
- Долго доучиваться?
- Полгода.
- А на кого учишься?
- На эксперта-планетолога. Экология, климатология...
- Понятно.
- Не верите, что я вернусь?
- Ты же не мне это обещаешь, а Нийе.
- И Дэссе.
- Да. Обеим. Перед ними тебе и отвечать.
Дальше они сидят молча и смотрят на встрепанное грязно-красное небо. Какие-то невидимые в бурьяне птички пересвистываются: тиу-тиу, тиу-тиу...
Нийя вскарабкивается на крышу.
- Ну, как вы тут?
- Не успели соскучиться, - отвечает Ракан.
Он начинает собирать рюкзак. Солфан подает ему опустевший термос.
Закат все тлеет, когда они трогаются в обратный путь.
Лиллегартон - Малту Питэ
Электричка из Лиллегартона уходит из-под носа. Ракан сверяется с расписанием: следующая через час. По выходным они ходят с увеличенными интервалами. У наших путешественников есть целый час, чтобы побродить по городу. Все лучше, чем сидеть на заплеванном перроне.
Солфан с самого начала путался в названиях: что в округе Элвабастэ считается отдельным городом, а что - районом города? На карте Лия Сигдэна все более-менее понятно - он даже специально для Солфана подписал некоторые названия на галактическом. Но между городами действительно нет никаких пробелов. Сплошное лоскутное одеяло разновеликих муниципальных образований, обозначенных для наглядности разным цветом. Лиллегартон - это город. А все, что они проезжали, - районы Малту Питэ. По масштабам Дэссы город-миллионник - статус солидный.
Темнеть пока не собирается - сумерки здесь долгие-долгие, Солфан обратил внимание. Они идут смотреть градообразующее предприятие - стекольный завод. Нагромождение пыльных построек из крупного красного кирпича с отделкой из белого камня: белые фризы с рельефным орнаментом, карнизы, колонны, балюстрады, ступени. Похожие дома Солфан уже видел в Малту Питэ. Например, так называемые Бригадирские дома в Альдэмае. Но нигде в степи Нын Манатан не встречал такой красной глины. Вероятно, ее добывают (или добывали) где-то в другом месте.
Контора завода - голубое башнеобразное здание неправильной формы: точно смятый и слегка перекрученный рулон бумаги. Натыканные беспорядочно окошки с сероватыми затемненными стеклами. Стены облицованы плиткой, нет, даже не плиткой, а кривыми, оплавленными, обколотыми кусочками стекла разных оттенков голубого, от совсем бледного до почти синего. Кое-где облицовка уже осыпается - кислотные дожди размывают цемент. Солфан подбирает небесно-голубую плиточку с блестками.
- Это можно взять на память? За это не арестуют?
- Она же на земле валялась, - говорит Нийя, пряча в карман сразу несколько стеклышек.
В замусоренном овраге течет чумазенькая речушка. Судя по белому налету на мусоре у берегов и лежащем в воде ржавом остове дизельмобиля, на котором сидит и чистит перья бурая ворона, речка соленая. Только на Дэссе Солфан встречал соленые реки. В недрах планеты очень много соли. Единственное, чего на Дэссе много. Соль вряд ли когда-нибудь выскребут всю. Когда-то на Дэссе был океан. Может, она вся была океаном. Как Латона, например.
Солфан проверяет по карте: речушка называется Ырт - по-менирски это значит просто «русло». Ырт впадает в Талгу возле Сагнийеры. Только там она пошире и почище. Относительно, конечно.
Ракан смотрит на часы.
- Если не хотим упустить и эту электричку, пора выдвигаться.
В уже полюбившихся ему коричневатых сумерках Солфан прощается с Раканом и Нийей у КПП.
- Спасибо, сикки Ракан.
- Мне-то за что? Это Нийя тебя пригласила.
- Спасибо, Нийя, - улыбается Солфан.
- Рада стараться! - Нийя шутливо отдает честь.
- Все равно, сикки Ракан. Вам тоже спасибо.
- Не за что, обращайся.
- Я многое сегодня понял.
- Рад за тебя.
- Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вашей планете, - говорит Солфан, глядя ему в глаза. - Я вам обещаю.
- Чтобы выходить эту планету, одной науки мало, - отвечает Ракан. - Она обижена на нас и разочарована в нас. Мы должны сделать что-то, чтобы Дэсса снова начала нам доверять.
У Солфана в горле встает вязкий ком. В глазах жжет от подступивших слез. Но он не маленький мальчик. Он взрослый мужчина. Этот человек говорит с ним как с мужчиной. На равных.
- Ее нужно любить, - говорит он. - И я люблю ее.
- Увидим, - кивает Ракан.
Нийя из-за его спины с пафосной гримаской показывает сцепленные руки - знак солидарности. Солфан не может удержаться от улыбки. Ракан, заподозрив подвох, оборачивается. Нийя стоит с серьезным лицом.
- Что?
- Ничего, - говорит Ракан. - Дома поговорим.
Нийя закатывает глаза.
- Ну-у, началось...
- Идем, - Ракан разворачивается и решительно шагает к трамвайной остановке.
- Держись там, - улыбается Солфан.
- Постараюсь, - кивает Нийя.
30 шекса 3225 года
Утром Нийя долго ходит по квартире с чашкой горячего руваына, то и дело подходя к двери кабинета и прислушиваясь. Ракан не подает никаких признаков жизни, кроме размеренного сопения. Спит и спит. Не реагирует даже на запах руваына. Впрочем, Нийя уже все выпила. Ничего, сварит ему персонально, когда соизволит проснуться.
На базу она уже опаздывает. Нийя затаскивает телефон в спальню и звонит в оперативный штаб. Попадает на Сальхат.
- Йлатис, привет, это я, Нийя. Вас не затруднит передать капитану Оору, что я сегодня не смогу прийти?
- Ты здорова? - тревожится Сальхат.
- Я-то здорова! Вот сикки Ракан чувствует себя не очень хорошо. Я бы хотела побыть с ним.
- Может, нужен врач?
- Не думаю. Ничего серьезного, просто устал. Отоспится - и будет как новенький.
- Хорошо, передам, - говорит Сальхат. - Звони, если что понадобится. Я сегодня дежурный офицер, весь день на базе буду. Могу хоть войска прислать.
- Войска не надо, - смеется Нийя.
- А этой къэтанк... доктору Вирэйн как сказать? Она беспокоится.
- Скажите как-нибудь обтекаемо.
Нийя ставит телефон на место и идет к Ракану. Он лежит, натянув одеяло до самого уха. Нийя садится рядом, поглаживает его бок, потом ворошит пальцами волосы. Наклоняется к уху.
- Сикки Ракан, вы в спячку впали?
- Угу.
Нийя щупает губами его висок, затем лоб.
- Я не заболел, - не открывая глаз, говорит Ракан.
- А что тогда?
- Просто уходился.
- Что ж вы вчера не сказали, что устали? Мы вас еще в Лиллегартон потащили...
Ракан выглядывает из-под одеяла.
- Нийя, хорош надо мной причитать. В Лиллегартон я вас потащил, а не вы меня. Уж и продрыхнуть лишний час нельзя.
- Да дрыхните хоть весь день.
- Угу. С тобой подрыхнешь, пожалуй. А что ты про меня по телефону наговорила?
- Вы же спали!
- Я твою болтовню даже сквозь сон слышу. На базу-то опоздала? Все уже выехали, небось? Придется в корабле ковыряться.
- Я отпросилась. За этим и звонила.
- Понятно. Будешь весь день надо мной причитать. Без технических перерывов.
- Какой вы вредина, - улыбается Нийя.
- Ты у нас полезина та еще.
Нийя гладит его по щеке.
- Вам завтрак в постель тащить? Или все-таки вылезете из своего логова?
- Нет, в постель не надо. А в логове я, с твоего позволения, еще ненадолго останусь.
- А вот смотрите, какой мне Софэ браслет подарила! - Нийя выставляет руку.
На тонком запястье семь разных браслетов: из цветных ниток, из бисера, даже из мелких гаек. Какой из них подарок Софэ, Ракан не представляет.
- Ну как? Нравится?
- Который из них? У тебя их сто штук. Я все не упомню.
- Вот этот, - Нийя подцепляет пальцем нитяную тесемку с узором: желтые крестики на серебристо-зеленом фоне.
- Как сауба, - говорит Ракан.
- Ага, - улыбается Нийя.
- Это традиционный браслет желания. Что ты загадала?
- Если скажу, даже вам, не сбудется.
- Осмелюсь предположить, что-нибудь романтическое?
- Угадали.
- Я тоже такие плел. Когда был немного помладше тебя.
- Вы сами? - удивляется Нийя.
- Вот этими руками, - Ракан шевелит пальцами.
- А для кого?
- Для себя.
- Так, наверно, тоже можно. А вы что загадывали?
- Я не загадывал. Я задавал вопросы. У меня это были браслеты вопросов. Принцип тот же: порвался - значит, есть ответ.
- И работало?
- Нийя, ты же умнейшая девушка. Сама могла бы догадаться. Работает не браслет, а твоя голова. Ты формулируешь желание или вопрос, завязываешь на руке эту штуку - и она все время у тебя перед глазами. Ты ее на себе чувствуешь. И твой мозг в фоновом режиме разрабатывает алгоритм: как добиться желаемого результата. Желание тоже не сбудется просто так. Чтобы оно сбылось, нужно что-то сделать. А так как решение любой задачи требует времени, браслет успевает обветшать и порваться. Вот и вся наука.
- И тут наука! - вздыхает Нийя.
- А любое поверье - на самом деле наука.
- Ну что, пойду завтрак генерировать?
- Руваыну нагенерируй. Покрепче.
- А от покрепче у вас сердце не заболит?
- Сердце у меня заболит от твоих выходок.
- Каких, например?
- Тебе список написать?
- Ну, какая последняя?
- Ты с кем по телефону говорила?
- А вам-то что?
- Нийя, не дерзи. Если уж берешься сплетничать, делай это потише.
- Учту на будущее, - притворно насупившись, говорит Нийя.
- Раз ты меня упоминала, имею право знать. Не находишь?
- А нечего подслушивать!
- Так кому ты наболтала, что я тут лежу помираю?
- Я говорила с Сальхат. Но, что помираете, не говорила. Вам послышалось.
- Ах, послышалось!
- Послышалось. Я просто сказала, что вы, кажется, не очень хорошо себя чувствуете.
- Я как раз хорошо себя чувствовал. Пока ты на начала бродить, скрипеть дверьми и вонять руваыном. Да еще болтать по телефону о моем самочувствии.
- Судя по зашкаливающему градусу занудства, вы действительно чувствуете себя отлично. Зря я беспокоилась, - Нийя встает и направляется к двери. - Пока вы нудели, я бы не только завтрак, я бы уже ужин успела приготовить. Когда-нибудь изобрету занудометр и на высшей отметке шкалы напишу ваше имя.
Она едва успевает поймать метко брошенную Раканом подушку.
- Отличный бросок, сикки Ракан! - Нийя кидает подушку обратно и выходит.
После завтрака она делает уборку. К Ракану даже не заходит. Пускай себе валяется на диване и смотрит телевизор в свое удовольствие. Ему надо отдыхать и от нее тоже. Раньше она этого не понимала. И за выходные его совершенно замучивала. Но жить без него не могла. Да и он без нее тоже.
У себя в кабинете пусть сам пылесосит, когда сочтет нужным, решает Нийя, меняя в пылесосе фильтр. Относит пылесос в кладовку. Стиральная машина уже достирала. Нийя выгружает постиранные веши, развешивает сушиться.
К Ракану она все-таки заходит - полить цветы. Ракан лежит на диване и смотрит телевизор.
- Подоконник не залей. В прошлый раз текло отовсюду.
- Ну, описались, - пожимает плечами Нийя. - С кем не бывает.
- Однажды ты так соседей затопишь.
Нийя хихикает.
Она старается поливать аккуратно, но один горшок - с кустом мелиссы (это посев на Койр Итико так разросся? Ничего себе!) - все-таки дает течь. Нийя бежит за тряпкой.
- Вот почему у меня ничего не протекает? - ворчит Ракан.
- Я же все вытерла.
- Учись у Софэ. После нее все сухо и чисто.
- И часто она тут бывает?
- Нийя!
- Что?
- Прекрати эти свои намеки. Это уже не смешно. Софэ, к твоему сведению, просто приходит поливать цветы, когда я в отъезде. Между прочим, я ей за это плачу.
- А вы не оправдывайтесь, не оправдывайтесь. Для своего возраста вы еще ого-го!
- А подзатыльник?
- Это будет первый подзатыльник от вас.
- Нийя!
- Все-все, ушла. Считайте, подзатыльник сэкономили.
Она поливает остальные цветы: къэтанское алоэ в спальне и какую-то жесткую фиолетовую растопырку на кухне. Напоследок проходится по квартире с мокрой тряпкой. Потом забивается в спальню - практиковаться в плетении браслетов желания. Софэ ее научила.
Слышно, как Ракан проходит в кухню и утаскивает к себе бутылку пива из холодильника.
Нийя сосредоточенно вяжет цветные узелки. Раньше ей не хватало усидчивости. Не получалось - она сразу бросала. Оказывается, немного настойчивости - и пальцы начинают слушаться гораздо лучше. Да и нитки тоже. Хотя до скорости Софэ ей, конечно, пока далеко. Заодно можно потренироваться распутывать нитки телекинезом. Нийя плетет ответный браслетик для Софэ и думает о том, что в этой квартире ни разу не пользовалась своими способностями. Правильно, потому что здесь она была обычной девочкой.
А жить с Раканом ей все-таки нравится. Главное она усвоила за время разлуки: бессмысленно обижаться на человека за то, что он такой, какой есть. И сколько бы он ни ворчал, он на самом деле любит ее и вовсе не желает обидеть.
Из кабинета доносится знакомая мелодия. Нийя прислушивается. Да, по телевизору начинается «Онн и Халис» - фильм, который она в прошлой жизни обожала.
- Нийя! - зовет Ракан. - Тут твой любимый фильм начинается!
- Иду!
Вот, пожалуйста, доказательство: он помнит, что сколько-то лет назад ей нравилось это кино. Нийя спрыгивает с кровати и бежит в кабинет, волоча за собой пучок ниток. Усаживается около Ракана, привалившись к нему.
- Вам так не тяжело?
- Нормально. Если не будешь тыкать мне локтем в печень.
- Извините.
- Ничего. Давай уже кино смотреть.
«Онн и Халис» снят по древнеменирской легенде, но действие перенесено во времена Великого Провала. Онн в этой истории не король, а главарь банды. Халис, соответственно, не придворная певица, а выступает в баре. Сути истории это не меняет. Халис пробуждает в Онне сострадание, а Онн в Халис - силу и решимость сражаться за свою жизнь и за свою любовь. В оригинальной легенде король уходит на войну, пообещав певице по возвращении взять ее в жены и сделать королевой, но погибает во время переговоров от руки предателя. Верная Халис отправляется его искать, так как не верит в его смерть, странствует долгие годы и в итоге находит гибель в степи. В фильме героям удается спастись и встретиться, но они вынуждены всю оставшуюся жизнь провести в бегах.
Идиллию нарушает звонок в дверь.
- Кого еще принесло? - ворчит Ракан, пригревшийся возле Нийи и даже слегка задремавший.
- Это Джи-и-ила, - улыбается Нийя. - Пришла вас реанимировать.
- Да ну тебя. Наверняка соседи.
Нийя откладывает почти доплетенный браслет.
- Пойду выясню.
- В глазок посмотри. Сразу не открывай, - наставляет Ракан. - Спроси, кто.
- Сикки Ракан, я давно не маленькая.
- Но доверчивая.
- Скажете тоже!
Нийя выходит в коридор и смотрит в глазок.
- Сикки Ракан, вы не поверите! Это правда доктор Вирэйн!
Она клацает замком. Ракан нехотя встает и выходит в коридор. В дверях стоит Арджила с докторской сумкой через плечо. Тревожно глядит на него.
- Здравствуйте, доктор Вирэйн. Чем обязан?
- Я вижу, вы на ногах, - констатирует она. - Выглядите вроде неплохо. На что жалуетесь?
- На Нийину болтовню.
- Офицер Абани передала, что вы нездоровы. Я решила вас навестить. И подлечить, если потребуется.
- Сперва осмотреть надо, - говорит Нийя.
- Нийя! - хором одергивают Ракан и доктор Вирэйн.
- Йай! У меня завелись родители!
Доктор Вирэйн смеется.
- Я просила офицера Абани сказать обтекаемо, - объясняется Нийя. - Наверно, она немного преувеличила.
- Значит, ты так сказала, что она так поняла, - говорит Ракан.
- Чай будете? - предлагает Нийя.
- Не откажусь, - улыбается доктор, снимая с плеча сумку и подавая ей. - Там горячие колбаски. Еще не остыли. Можем перекусить.
- То-то мне колбасками запахло. А я думала, от соседей, - Нийя расстегивает сумку и нюхает. - Я вас позову, когда все будет готово.
Девушка скрывается в кухне.
- Вы уж простите, что я без приглашения, - говорит къэтанка, проходя с Раканом в кабинет. - У вас тут очень уютно.
- Это Нийя порядок навела. Ждала вас, наверно.
- Не сердитесь на нее.
- Сердиться ни Нийю - пустое занятие. Просто иногда она не знает меры. Проспал лишний час, а она уже доктора вызывает.
- Она вас очень любит.
- Ключевое слово «очень».
В комнате къэтанка берет Ракана за плечи и ласково смотрит ему в глаза.
- Я по вам скучала.
Ракан проводит кончиками пальцев по ее шее, от вылезшего из прически завитка за ухом до воротника толстовки.
- Только не считайте симптомом болезни, что я сейчас не включился от одного рубильника. Сегодня такой день. Придется долго щелкать разными тумблерами. И то может не законтачить.
- Вас это огорчает?
- Нисколько. Включусь в другой раз. Причем в самый неподходящий. Всю жизнь так.
Къэтанка с улыбкой гладит его по щеке.
- Я не тороплюсь. Мне ведь давно не двадцать. Да и вам тоже.
- В двадцать была чаще фаза, чем ноль. Теперь чаще ноль, чем фаза. Зато жить спокойнее.
- К тому же здесь Нийя, - къэтанка оглядывается на дверь.
- Она бы нам не помешала.
- Она про нас знает?
- Конечно.
- Вы ей сказали?
- Думаете, я ей обо всем докладываюсь? Нет. Просто она наблюдательная.
- Они с Солфаном давно уже перешептываются и хихикают при виде нас, - Арджила прижимается к нему, но его тело остается совершенно спокойным.
- Нормально для молодежи, по-моему, - улыбается Ракан.
- Я вижу вашу улыбку или мне это снится? - она касается пальцами его губ.
- По-моему, мы оба бодрствуем.
Нийя намеренно не торопится - пускай там понежничают, пошепчутся. Им надо. Она слышит, как къэтанка смеется. Наверно, Ракан опять проявил чудеса занудства. Нийя улыбается, разрезая колбаски.
Лий Сигдэн подробно проинструктировал доктора Вирэйн не только как добраться, но и насчет подарков, с которыми принято ходить в гости. Он только не упомянул один нюанс - и, возможно, сознательно. Если женщина приносит еду мужчине, да еще и приходит одна, это значит, она пришла ему отдаться. Ну, как минимум, предложить себя. Правда, Ракан сегодня еле живой, как бы ни бодрился. Ничего она от него не добьется. Или почти ничего. Нийя-то не собирается ни подсматривать, ни подслушивать - что она, дурочка, что ли. Нахлобучит наушники и будет музыку слушать. Пусть они там хоть на ушах стоят.
Сначала не помешает их накормить.
- Чай готов! - кричит Нийя в коридор.
Они выходят сразу. Значит, ничего особенного не было, просто болтали.
- Где можно руки помыть? - спрашивает доктор Вирэйн.
Нийя показывает.
- Ну как? - спрашивает она Ракана, пока къэтанка возится в санузле. - Вы на меня все еще сердитесь?
- Не сержусь. Только больше так, пожалуйста, не делай.
- Как - так? Я же ее не вызывала. Она сама. Видите, она о вас беспокоится. Это же хорошо!
- Не всегда. Если бы ты знала мою маму, то рассуждала бы иначе.
- Сикки Ракан, ваша мама давно умерла. А вы все еще чувствуете себя виноватым, когда кто-то беспокоится о вас. Вы ни в чем не виноваты. Просто вы этим людям небезразличны.
- Золотые слова, Нийя, - хвалит вышедшая доктор Вирэйн. - Вы должны гордиться такой дочерью.
- Я этим и занимаюсь, - отвечает Ракан, заходя в санузел. - Только не повторяю каждые пять минут.
- Не обращайте внимания, - советует Нийя, провожая гостью в кухню. - У него сегодня настроение такое: ворчит и ворчит.
- Нийя, я все слышу! - заявляет Ракан, сопровождая свои слова энергичным журчанием.
Обед проходит чинно и прилично. Нийя старательно играет хозяйку. Подсовывает гостье лакомые кусочки: попробуйте это, а еще вот это. Ракан с аппетитом уминает принесенное къэтанкой угощение. Доктор Вирэйн делится впечатлениями, как приятно просыпаться под военный марш. Ее отец был офицером военно-космических сил, Арджила все детство провела в гарнизонах. Къэтанские марши немного другие, как-то беззаботнее звучат, но марш - всюду марш.
- Хищники большую часть суток спят, - замечает Ракан. - А вояки большую часть суток маршируют.
Къэтанка улыбается. С нежностью наблюдает, как он ест. Нахваливает чай с вэвэем. Спрашивает, где такой можно купить. Ракан обещает купить ей целую коробку на оптовой базе ДепКоСо.
- Только вам придется все выпить здесь. Иначе это будет контрабанда.
- Почему его не экспортируют? - спрашивает доктор Вирэйн.
- Запрещенные к вывозу растения, - объясняет Ракан.
- Жаль. Это бы улучшило состояние вашей экономики.
- Думаете, он пользовался бы спросом?
- Уверена!
Став президентом Тьяр-Менир, Нийя рискнет изменить этот закон. Ей придется припугнуть телекинезом хамоватого штвалинского посла, опрокинув ему на колени чашку с горячим супом, но соглашение в итоге будет подписано. На Къэтане можно станет купить дэссианские чаи и некоторые продукты. Например, вяленую диккеставрятину к пиву. Экспорт действительно приподнимет экономику Дэссы. А кроме того, начнет развиваться туризм. До курорта Дэссе, конечно, далеко, но посмотреть есть на что, и желающие найдутся.
После обеда Нийя моет посуду. Ракан и Арджила удаляются в кабинет. Когда Нийя заходит забрать оставленный браслет, они непринужденно сидят рядом на диване. Арджила как раз рассматривает браслет, а Ракан рассказывает поверье, что такие браслеты исполняют желания. Научную базу на сей раз не подводит.
Нийя уходит к себе. Доплетая браслет, прислушивается: ничего такого они не делают, просто разговаривают. Ракан рассказывает о банкротстве городов, о том, как Туранчокс скупает земли и как Туртыда ему во всем потворствует.
- Как бы сковырнуть этого клеща? - спрашивает къэтанка с ненавистью и омерзением.
- Вы только, ради всех богов, в это не лезьте, - предостерегает Ракан. - Не то у нас у всех будут проблемы покруче имеющихся.
- Понимаю.
Доктор Вирэйн расказывает о сбросе радиоактивной воды с АЭС в Сагнийере. Ракан ругается по-менирски. Къэтанка просит перевести.
Нийя заканчивает браслет, начинает другой - для Солфана. Можно и для Ракана сплести. Только он, наверно, носить не сбудет. Тогда для доктора Вирэйн. Хорошая идея, кстати.
Нийя одарит браслетиками всю команду «Астона». Каждый получит из ее рук узорчатую тесемку с завязками. Каждый загадает желание. Арджила будет всю жизнь хранить порвавшийся от долгой носки браслет, а капитан Оор станет надевать свой только в опасные рейсы - как оберег.
Вечером за доктором Вирэйн заезжает Бэга Лойтани, чтобы проводить ее на базу. Ему поручил это Лий Сигдэн, потому что чужачке одной вечером в городе небезопасно. Пусть она и умеет стрелять.
В сумерках Ракан и Нийя опять сидят у телевизора. Ждут окончания новостей - потом будет какой-то новый фильм под названием «Неуязвимость». Вдруг интересный? Показывают демонстрацию протеста в Штвалине - народ требует убрать из города предприятие, принадлежащее корпорации «Свежий воздух».
- Тьфу! - говорит Нийя. - Есть на этой планете хоть одно место, где Айво Атон не коптит?
- На Южном полюсе, - хмуро отвечает Ракан. - Или на Северном. И там скоро навоняют.
- Он прямо как зараза какая-то.
- Скорее как раковая опухоль.
- А мы кто?
- Мы - химиотерапия. От которой не столько опухоль дохнет, сколько самого пациента тошнит и ломает.
Нийя вздыхает.
- Что-то вы опять какой-то грустный. Что мне с вами делать, а?
- Да не грустный я.
- Ага. Я не пессимист, я реалист, - передразнивает Нийя его тон.
Ракан фыркает.
- Вот актриса!
- Я еще умею причитать, как Лий Сигдэн.
- На ночь не надо!
- Ну вот, хоть улыбнулись.
«Неуязвимость» оказывается психологической драмой о подростках. Главная героиня - девочка, над которой издеваются однокласссники. Не найдя поддержки у взрослых, она учится справляться с этим сама.
Странно, что в такое время кто-то еще снимает подобные фильмы. Конечно, на свои деньги - такое финансировать никто не станет. Невыгодно. Почти все кино времен Катастрофы, как документальное, так и художественное, снималось на собственные средства режиссеров. Изредка находились спонсоры. Но искусство живо, пока жива душа. И кино времен Катастрофы дэссиане вправе гордиться.
Этот фильм Нийе досмотреть тоже не удается. Потому что в какой-то момент она обнаруживает, что Ракан уже спит. Нийя укрывает его одеялом, выключает телевизор и сама идет спать.
Она полагает, что знает, чем «Неуязвимость» может закончиться. Вероятно, героиню все же примут одноклассники. Каково же будет удивление Нийи, когда уже после рождения Гинто она пересмотрит фильм в видеозале базы Нын Манатан. Она увидит совершенно не такой финал, какого ожидала.
Героиня не помирится с одноклассниками. Она перепробует все, но взаимопонимания не добьется. Наоборот, заводила, науськивающий на нее других, станет еще изобретательнее по части издевательств. Тогда героиня в состоянии аффекта убьет его. Ее переведут в закрытую военно-дисциплинарную школу.
Кончается фильм тем, что героиня - уже младший офицер - получает от генерала медаль за отвагу, проявленную при тушении большого пожара в соседствующем с военной базой городке.
Тогда Нийя уже будет знать, что режиссер - бывший десантник, служил под началом генерала Абани, а прототипом героини послужила Сальхат. Которая сама же и рассказала ему эту историю. Правда, она своего обидчика не убила, а только покалечила, ударив головой о стену.
Зато Сальхат стала хорошим офицером. Ракан и Нийя многим ей обязаны. Без нее и ее десантников Нийя, будь она хоть трижды сверхчеловеком, не справилась бы.
Вот мы и снова дошли до тридцать первого шекса.
31 шекса 3225 года. Нийя
Нийя опоздала, и все уехали без нее. Почти вся команда «Астона» отправилась в промзону Сагнийера брать пробы воды из озера Ны Йооз. На корабле остались только доктор Вирэйн и Нуто.
Нийя в сопровождении Ирумы поднимается по изгрызенному эрозией склону Мызлук. Здесь была свалка химических отходов. Что-то вывезли, но что-то и осталось. Надо выяснить, что именно. Нийя присаживается на корточки, начинает откалывать молоточком подозрительные бурые наслоения с камня, когда приходит сигнал. Даже не сигнал, а сигналище. Он ввинчивается в мозг, как сверло. Невозможно сосредоточиться. Нийя бросает работу. Ждет, пока отпустит. Не отпускает. Болит голова. Нийя, морщась, трет висок. Надо идти, говорит сигнал. Куда идти-то?
Она знает, что происходит. В НИИ Биотех где-то сохранилась копия программы управления. Они ее нашли, люди Туранчокса. И теперь учатся пользоваться. На днях уже баловались, играя с частотами. У Нийи тоже разболелась голова. К счастью, быстро прошло - потеряли частоту или отключились. Нийя решила ни в коем случае не говорить Ракану. Он же пойдет крушить НИИ! Это же Ракан! Никому не скажет, пойдет один, нарвется на неприятности...
Что же делать? Нийя пытается синхронизироваться с сигналом, раз уж оператор сам не может. Только так она поймет, чего от нее хотят. Тело начинает действовать само: она встает и спускается по склону.
- Куда вы направляетесь? - спрашивает робот.
«Сама пока не знаю», - думает Нийя, а вслух говорит:
- Мне нужно ненадолго уйти...
В голове внезапно звучит голос Туранчокса:
- Нийя, детка, это я. Здравствуй. Хочу с тобой повидаться. Приходи ко мне в офис. В Эльбэт. Первый этаж, кабинет один-ноль-ноль-пять. Жду тебя с нетерпением.
Обратной голосовой связи нет, она не предусмотрена, а то Нийя обложила бы карлика в душу-мать. Ладно, дойдет - лично обложит.
- Я иду с вами, - говорит Ирума.
Надо связаться с доктором Вирэйн, предупредить, но Нийя спохватывается, что при ней нет рации. Скорее всего, забыла ее на борту.
С горы она видит едущую внизу по шоссе служебную машину Ракана. Она поднимается в горку от Эльбэт. Куда это он? Нийя машет, но ее не видят. Машина скрывается из виду. Не проблема. Нийя нащупывает сознание Ракана. Сигнал сильно мешает, свербит в голове, сбивает настройку. Нийя морщится, трясет головой. «Да иду же, иду, - раздраженно думает она. - Не буравьте вы так, пожалуйста...»
Получилось. Однако Ракан не в машине. Может, она ошиблась? Нет, все верно: он в здании НИИ. У Нийи холодеет за грудиной от страха. Зачем он туда пошел? Из-за сброса воды? Или по какому-то своему делу? Какая разница. Он там один, в этом логове вечно голодных квятов...
- Куда мы идем? - беспокоится Ирума.
Нийя касается пальцами головы робота.
- Ирума, не ходи за мной. Иди на «Астон».
- Я должна вас сопровождать, - возражает робот. - Долг службы.
- Ирума, три-шестнадцать, - это протокол действий на случай нештатной ситуации, используемый на всех планетах Содружества. - Если я не вернусь через час, скажи доктору Вирэйн - пусть вызывает Сальхат с ее ребятами.
Робот не задает больше вопросов. «Три-шестнадцать» не обсуждается. Шустро перебирая ножками, Ирума убегает.
Нийя спускается на шоссе. Смотрит туда, куда уехал шофер Ракана, затем поворачивает в сторону НИИ.
31 шекса 3225 года. Туранчокс
Туранчокс довольно потирает маленькие квадратные ладошки. Получилось! Наконец-то получилось! Повозиться пришлось-таки, да, но каков результат! Интерфейс у программы какой-то невнятный - вот что бывает, когда за дело берется непрофессионал. Глан, несомненно, писал ее сам, никакому программисту не доверил. Или у профессора не было денег нанять программиста. Ничего, теперь-то он покажет этим чужакам!
Он знает, что большая часть команды в Сагнийере. Сам же их туда и направил, организовав сброс радиоактивной воды в озеро. Его цель - не убить ученых, сующих носы не в свое дело, а напугать. Лучше всего - уничтожить их корабль. Куда они без оборудования? Вот то-то же.
А пока Нийя идет (с курса она не собьется - сигнал стабилен), он успеет поработать с кое-какими документами. Дела корпорации идут не ахти. Вот на графике спад наметился... Туранчокс кисло кривится, рассматривая принесенные аналитиком распечатки. Пожалуй, стоит провести небольшую чистку кадров. А старательным подкинуть премию... Простимуливать, так сказать...
Вошедший Торки Го докладывает: пришел Ракан.
- Я ждал этого визита. Пусть войдет.
Туранчокс действительно ждал. Целый месяц, даже больше. Его мучил вопрос: что за бешеная муха укусила исполнительного директора ДепКоСо? Ракан Эарани всегда был таким удобным: ни в каких интригах не участвовал, в политические игры не вмешивался. И вдруг ни с того ни с сего пошел вразнос. Мало того, что устроил этот балаган на конференции, куда его, между прочим, не приглашали, так еще притащил с собой любопытных къэтанцев, которые лезут и лезут во все щели, как ящерицы-буравчики!
Рано или поздно он пришел бы сам на переговоры, никуда бы не делся. Туранчокс принял меры, чтобы от встречи ему было не отвертеться. Да и не такой человек Ракан, чтобы отверчиваться. Вот он и пришел.
Туранчокс будет рад выслушать его объяснения. К тому же теперь у него есть, чем этого выскочку припугнуть. Нийя! Доченька, утешение на старости лет... Любовь делает нас уязвимыми. Нашлась коррозия и на Железного Ракана. Туранчокс предвкушает полный и окончательный триумф. Конечно, Ракан может выкинуть еще какой-нибудь фортель, но Туранчокс надеется, что в нем осталась хоть капелька благоразумия.
На пороге вырастает высокая величественная фигура в серовато-коричневом плаще.
- Здравствуй, Кани Эарани, - ласково говорит Туранчокс.
- Меня зовут Ракан.
Ну, начинается... Один есть у Ракана недостаток: он зануда. К этому Туранчокс относится снисходительно: никто не идеален... Пока они вяло обмениваются любезностями, Торки вешает на вешалку плащ Ракана и выходит. Ракан наконец озвучивает, зачем пришел.
- У меня к тебе личная просьба.
- Для тебя - все, что пожелаешь! - радушно улыбается карлик.
Туранчокс - виртуозный манипулятор, и он этим гордится. Нащупывать уязвимые места - его любимое развлечение. А тут и нащупывать особо не надо. Пара удачно сформулированных фраз - и Ракан выходит из себя. Начинает орать, размахивать руками, бегать кругами по кабинету. Туранчокс наслаждается представлением.
31 шекса 3225 года. Нийя
Нийя подходит к двери с нужным номером. Ее встречает Торки, который разыгрывает вежливого секретаря. Даже переходит на «вы».
- Что вам угодно?
- Я к сикки Туранчоксу.
- Вам назначено?
- Да. Он лично вызвал меня.
- У сикки Туранчокса сейчас другой посетитель. Вам придется немного подождать.
- Хорошо.
Торки выносит ей стул.
- Присаживайтесь.
Нийя спрашивает, где туалет, хотя знает.
- Все там же, - взмахивает рукой Торки. - С вашего отъезда ничего не изменилось.
Нийя идет в туалет, умывается холодной водой. Дискомфорт от свербящего в голове сигнала немного притупился. Она пытается войти в контакт с Раканом, но безуспешно. Его сознание фонит гневом. Иногда люди открываются в момент сильных эмоций, она это где-то читала. Только не Ракан. До него не достучаться. Что же делать? Что же теперь делать? Ее быстрый обычно ум стал таким неповоротливым... Нийя ничего, ничего не может придумать.
Торки уже поджидает в коридоре.
- Сикки Туранчокс готов вас принять.
Нийя входит в знакомое помещение. Когда-то она здесь тренировалась, оттачивала навыки телепатии. Всю дальнюю стену занимала мудреная измерительная аппаратура, к которой Нийю подключали электродами. Теперь аппаратуры нет, на столе стоит одинокий компьютер с переговорной системой. Это и есть пульт? Нийя никогда его не видела. А вот эта стена по правую руку - на самом деле окно. Изнутри и не заподозришь. В смежной комнате сидел профессор, наблюдал, записывал...
Сидящего за столом карлика в бордовом костюме и смешных детских ботиночках она даже не сразу замечает. Пока он не подкатывается ей под ноги. Ростом он едва до середины ее бедра. Это и есть великий Туранчокс? Нийя смотрит на него с высоты своего роста и не может удержаться от ухмылки. Если бы не сигнал, путающий ее мысли и сковывающий волю, она бы нашла для него язвительное словцо, да не одно. Она бы ого-го ему высказала...
- Здравствуй, Нийя, - говорит карлик, обходя ее кругом, оценивающе осматривая со всех сторон. - Надо же, как ты выросла.
На макушке у него лысина, а на затылке - хвостик. Какой маленький... Ох, и пнула бы она его, чтобы через всю комнату покатился! Даже нет, швырнула бы телекинезом. Нет, все-таки пнуть гораздо приятнее... Если бы не сигнал в голове. Физическая агрессия против оператора блокируется. Добрый профессор добавил эту опцию в программу. А то был прецедент: Нийя в гневе бросила в него ботинком. И довольно метко.
Но говорить-то она может! Вот сейчас и... Хотя лучше сразу его не злить. А попробовать вежливо.
- Я не буду с вами разговаривать, пока не скажете, где сикки Ракан.
Не очень вежливо прозвучало, но уж как получилось.
- Понятия не имею, где он, - разводит короткими ручонками карлик. - Откуда мне знать?
- Вы врете, - мысли вялые-вялые. Нийя прилагает усилие, чтобы их удержать. - Я знаю, он здесь. В этом здании.
- Телепатия? - подмигивает Туранчокс.
- Она самая, - Нийя сжимает в кулаки немеющие пальцы. - Послушайте, сикки Туранчокс, я серьезно. Если вы причините какой-то вред сикки Ракану, я вас убью. Я не шучу, - добавляет она, видя его улыбку.
- Лапочка! - умиляется карлик.
Как противно он это говорит, буэ... Лишь бы лапать не начал - тогда Нийю, наверно, стошнит прямо ему на лысину.
- Я восхищен твоей храбростью, Нийя! Но ты же посмотри на меня. Что я могу сделать твоему отцу? Да он меня одной рукой сломает!
Ах, вот как? Он знает? Пытается манипулировать, понятно. Но Нийя не поддастся, она проходила эти штучки.
- И ваша рука может держать оружие. На это много силы не нужно.
- Мудро замечено, - кивает Туранчокс. - Ты очень умная девушка. Из тебя может вырасти вождь. Если будешь мудро себя вести.
- Зачем вы меня позвали?
Нийя спрашивает напрямик. Она устала сопротивляться сигналу. Мысли все сильнее путаются. При профессоре она немного натренировалась сопротивляться, но не так долго. Хоть бы скорее это кончилось. Хоть бы скорее уйти.
- У меня к тебе поручение. Небольшое, но важное.
- Что я должна сделать?
- Сейчас объясню.
- Вы отпустите сикки Ракана, если я это сделаю?
- Деточка, - качает головой Туранчокс. - Ты ошиблась. Сикки Ракана здесь нет.
- Вы врете, - повторяет Нийя.
Туранчокс начинает раздражаться. Вот же упрямица какая! Заладила, как заведенная: Ракан, Ракан... Может, у них вовсе и не отцовско-дочерние отношения? Дерзит... Разве так этот сигнал должен действовать? Разве она не должна беспрекословно повиноваться? Наверно, это он что-то неправильно сделал. Но подправлять настройки программы прямо сейчас не решается. Вдруг Нийя выйдет из-под контроля? Кто знает, где предел ее силы? Туранчокс ни в коем случае не хочет проверять это на себе. Ладно, решает он, будем довольствоваться тем, что есть.
Он открывает маленький сейф, вынимает что-то похожее на наручные часы - мужские, массивные, с широким браслетом. Надевает Нийе на запястье, защелкивает замок и запирает его крошечным ключиком, который кидает в мусорную корзину.
Нийя вяло шевелит рукой. Браслет тяжелый.
- Что это?
- Один полезный прибор. Твоим къэтанским друзьям он очень пригодится. Иди и отнеси его на «Астон».
- Вы должны отпустить сикки Ракана! - чеканит Нийя.
- Деточка, - терпеливо повторяет Туранчокс. - Я тебя не обманываю. Его здесь нет. Да, он приходил. Накричал на меня. Уж не знаю, что на него нашло. Вроде ты не похожа на трудного подростка... Накричал, а потом ушел. Он уже наверняка ждет тебя дома. Но ты же не хочешь, чтобы с ним что-то случилось?
Нийя качает головой.
- Умничка. Тогда иди.
- Хорошо...
Нийя все хуже осознает, где находится и что делает. Может, на воздухе полегчает? Торки провожает ее к выходу. Какой уж там воздух... Ветер метет соленую пыль. Она что-то забыла? Нийя останавливается на пустой парковке, видит на столбе камеру наблюдения. Взмахивает рукой, чтобы проверить, работает ли. Камера поводит объективом, точно какая-то несуразная зверушка носом.
- Иди, детка, иди, - звучит в голове голос Туранчокса. - У тебя очень важное задание. Не отвлекайся.
В глаз попала соринка, Нийя автоматически протирает его. Поворачивается и идет дальше. Она что-то забыла. Надо вернуться... Но отходит от НИИ все дальше и дальше. Идет, будто на автопилоте. Ей надо на «Астон». Через пустошь короче, и Нийя сходит с шоссе.
На пустоши к ней подбегает доктор Вирэйн. Засыпает вопросами, которые Нийя с трудом понимает. Старается сосредоточиться. Голос доктора Вирэйн пробивается глухо, как будто заложены уши. Нет, не уши, сознание у нее заложено. Забито сигналом.
- Ты что, пьяная? - тормошит ее доктор Вирэйн. - Нийя, ты выпила? Где ты была?
- Я ходила... в Эльбэт.
- Боги всесильные! - восклицает доктор. - Зачем?!
- Было одно дело...
- Что за дело? - доктор Вирэйн берет ее за руку. - Что это у тебя? Где ты это взяла? Нийя! Да очнись же! Что с тобой?
Нийя недоуменно смотрит на браслет. Откуда он у нее взялся? Кто-то его дал? Всплывает запрокинутое лицо карлика с хитрыми карими глазами и лысина, вид сверху. Нелепый хвостик на затылке... Детские спортивные ботиночки... Вкрадчиво-приторный голос... Туранчокс. Она правда была у него. Это он надел ей браслет. Она идет на «Астон».
«Это же бомба! - осеняет ее. - Я несу туда бомбу... Я смертница...»
Нийя пугается, а от страха начинает лучше соображать. С силой отталкивает доктора Вирэйн.
- Уходите! Бегите! Скорее! У меня бомба!
Доктор Вирэйн реагирует грамотно: пускается наутек. Нийя по привычке хватается за пояс комбинезона. На ней же сумка с инструментами! Как она забыла? Нийя дергает молнию, достает отвертку, свинчивает крышечку корпуса, лихорадочно перебирает насадки, уронив пару штук. Выбирает самую тонкую, чтобы влезла в скважину крохотного замка. Старается поддеть защелку. Доктор Вирэйн уже на безопасном расстоянии. Если сейчас эта штука рванет, погибнет одна Нийя. Ей страшно, но не за себя. За Ракана. Если ее разорвет на кусочки, он не переживет... Куда более сильная волна страха накрывает ее. Он же там... Надо бежать... Пусть же эта штука наконец расстегнется! Моан благодатная, пожалуйста! Пожалуйста...
Замок щелкает. Нийя сдергивает с запястья браслет и собирается зашвырнуть как можно дальше, в овраг. Но передумывает. Это можно использовать как оружие. Если успеть, пока тикает таймер. Она зовет доктора Вирэйн, и та бежит обратно - к ней. Нийя кричит, что в НИИ остался Ракан, что его держат в заложниках, и пусть доктор Вирэйн вызывает военных и «скорую». Потом срывается с места.
Только бы успеть...
Ее нагоняет Ирума. Быстро семенит ножками. Если бы этот робот умел стрелять! Нийя приказала бы бежать вперед и открыть огонь.
Бунт богини
Запыхавшаяся, Нийя вбегает на парковку. Останавливается, согнувшись, упершись ладонями в колени, старается отдышаться. Еще секунду, еще секунду...
«Нийя!»
Это не голос в голове. И не сигнал. Ракан сам у нее в голове. У него получилось! Получилось даже лучше, чем у нее.
«Нийя! Нийя! Это я! Слышишь меня? Нийя... Нийя... Нийя...» - он несчетное количество раз повторяет ее имя. Как позывной. Это и есть позывной.
«Да. Я вас слышу, сикки Ракан. Я знаю, где вы».
Нийя сканирует его. Больно. Он ранен. Задыхается и истекает кровью. Плохо. Очень плохо.
«Держитесь, пожалуйста, помощь уже...»
«Поздно. И слишком опасно. Я, похоже, умираю...»
Вот с этим Нийя никак не может согласиться. За смирением, за принятием неизбежного - это не к ней.
«Заткнитесь, сикки Ракан!»
Она впервые так ему грубит. Но он сам нарвался. Когда выздоровеет, пусть ругается на нее, сколько влезет. Это если еще будет помнить, как она ему нагрубила. А сейчас она вытащит его оттуда. Нийя не умеет исцелять раны, но врачи уже едут. А в ней есть кровь, полностью совместимая с его кровью. Она это знает, потому что прочитала заключение о родстве, которое он прячет в ящике стола. Верхнем слева. У нее много крови. И она отдаст столько, сколько нужно.
«Деточка, соберись, - говорил ей Глан, когда что-то не получалось. - Ты должна поработать».
Да. Она должна поработать.
Нийя выпрямляется и идет к среднему из трех вентиляционных киосков, торчащих посреди сожженного солнцем газона. «Свежий воздух» экономит на воде, все лето эти газоны никто не поливал. Трава сгорела, превратившись в желтый пепел.
- Что она делает? - спрашивает Нуто.
- По-моему, она знает, - говорит доктор Вирэйн.
Нийя опускается на колени и приникает к ржавой решетке, за которой медленно вращаются лопасти вентилятора.
- Сикки Ракан! Вы там?
В ответ доносится невнятный стон.
- Да поняла я! Хоть сейчас не нудите!
Нийя усилием воли останавливает мотор, приводящий в движение вентилятор. Просовывает сквозь решетку браслет и зацепляет его за лопасть.
- Сикки Ракан! Если можете, уши зажмите. Не можете - не надо. Я вас и глухого любить буду. Глухой даже лучше... Не шевелитесь, поняли?!
Она отбегает и падает на газон, накрыв голову руками. Воображает бетонную плиту позади вентилятора. Задерживать и направлять взрывную волну ей еще не приходилось, но это, она надеется, не сложнее всего остального...
Нийя успевает увидеть бело-желтую вспышку. Зажмуривается, уткнувшись лицом в колючий суглинок. У суглинка неописуемый запах, она жадно вдыхает его... Ее накрывает ударная волна. На спину сыплются комья земли, камешки, мусор, больно секут по сцепленным рукам, накрывающим голову. У локтя со звяком падает осколок стекла. Нийя вскидывает голову. Ветер растаскивает пыльное облако.
Она вскакивает и бежит к развороченному киоску.
На парковку с воем сирены влетает военная «скорая».
Ирума оттаскивает искореженный вентилятор. Нийя падает плашмя и свешивает голову в пролом.
- Сикки Ракан! Вы живой?
- Нийя...
- Сикки Ракан! Сейчас вас вытащат! Все будет хорошо! Доктор Вирэйн, будьте тут! - она вскакивает и бросается к бегущим по газону врачам. - Он там! Внизу!
В этот момент из парадных дверей вырывается биомасса.
- Это еще что за хрень?! - орет Нуто, отбегая от крыльца.
Он хватает Нийю за плечи, но та, решительно отстранив его, направляется к крыльцу. Привычным движением разминает плечи, встряхивает кистями. Она должна поработать. Еще поработать. Сегодня такой день - работать придется много.
Она обрушивает на этот поток всю мощь своего дара.
Нуто, Солфан, а затем и все подоспевшие къэтанцы становятся у нее за спиной. Протягивают руки с выставленными ладонями. Нийя ощущает их поддержку. Они отдают ей свою энергию, чтобы она продержалась. Хотя их этому наверняка никто не учил.
Тем временем военный фельдшер в альпинистской обвязке ныряет в наклонник и вытаскивает окровавленного, перемазанного в цементной пыли, безжизненного на вид Ракана. К нему бросается доктор Вирэйн, ее удерживают, она кричит:
- Пустите! Я врач!
Ракана кладут на носилки. Проверяют пульс и дыхание. Вводят адреналин в вену. Затем поднимают на каталку. Протирают лицо влажной салфеткой. Нацепляют кислородную маску. Доктор Вирэйн склоняется над ним... Нийя видит боковым зрением, как они все вокруг него суетятся.
Пальцы свесившейся с носилок руки Ракана разжимаются, и на бетон, вертясь, как перышко, слетает маленькая фотография. Молодая светловолосая женщина в коричневом комбинезоне военного медика подбирает ее и бережно прячет в нагрудный кармашек. Эту женщину зовут Илеана Коониц. Она вернет фотографию Нийи Ракану, как только он очнется.
Наконец подъезжают броневики, лихо разворачиваются на парковке.
Сальхат громогласно спрашивает в мегафон, есть ли в здании люди. Несколько женщин-аналитиков машут из окон второго этажа. Туранчокс пока не успел развернуть офис. Народу не набрал, рабочие места не оборудовал. И повезло им, что биомасса не поползла наверх.
- Поднимитесь через пожарные выходы на крышу! - командует Сальхат. - Все на крышу! На крышу!
Над НИИ кружат два вертолета. Спускаются на тросах ловкие десантники, эвакуируют женщин с крыши.
Биомассу пока опшикивают из огнетушителей. Это ей не нравится. Наконец сотрудницы «Свежего воздуха» в безопасности. Вертолеты отлетают подальше, потому что сейчас начнется операция.
- Все назад! - ревет Сальхат в мегафон. - Все назад! Отойти от здания! Внимание расчетам! Огнеметы к бою!
Нийя тоже отбегает. Бежит к врачам. Доктор - пожилой седой гэди - говорит про большую потерю крови. Высказывает опасение, что не довезут. Однако требует плазму. Доктор Вирэйн подталкивает к нему Нийю.
- Вот его дочь.
Нийя задирает рукав.
- Переливайте напрямую.
Первые струи огня обливают сползающую по ступеням биомассу.
Вечером Нийя сидит, подтянув колени к груди, на табурете в маленькой кухне. За окном на коричневатом небе, размытая сквозь дымку, встает чуть срезанная с краю Моан. В стороне - убывающий серп Куртуты.
- Может, все-таки пойдем на «Астон»? - в который уж раз предлагает Солфан.
Нийя мотает головой.
- Там доктор Вирэйн...
- Я в порядке, - тихо возражает Нийя, почесывая заклеенный пластырем след от иглы на внутренней стороне локтевого сгиба. - И ей тоже нужно отдохнуть.
- Тогда я останусь с тобой. Можно?
- Не возражаю. Я постелю тебе в спальне. Душ вон там.
- Я пока не хочу спать. Давай поговорим.
- О чем?
В этой квартире пахнет Раканом, тут повсюду его вещи.
Нийя пытается войти в контакт, но Ракан не отзывается. Она почему-то видит зеленую лужайку, усыпанную мелкими голубыми цветочками - нэлкари. Как заставка на экране компьютера. Понятно, что Ракан жив, раз видит сон. Но одна и та же картинка так долго... Наверно, это видение под наркозом, решает Нийя. Иначе объяснить она не может.
Солфан смотрит на ее осунувшееся личико и чувствует, что жить не может без этой похожей на мушку-златоглазку инопланетянки. Пусть в него всю жизнь тычут пальцем, что он чужак. Ради нее он готов потерпеть. Сколько будет нужно.
Ему хочется как-то ее поддержать. Дать надежду.
За окном полторы луны медленно плывут в пелене смога. Половинка догоняет полную и никак не может догнать. Они убывают наоборот - с левого бока. Солфан влюблен в Нийю и в Дэссу, и в два ее спутника. Луны называются именами менирских богов. Большая - Моан, богиня крови. Малая - Куртута, бог соков травы.
У мениров (а недавно для него все дэссиане были просто дэссианами) красивые обычаи. Когда человек умирает, его тело кремируют и прах развеивают. Потом родные умершего должны посетить святилище на вершине холма, где растет священное дерево - вэвэй. Ему показывал Лий Сигдэн. Сказал, вэвэй красиво цветет и приятно пахнет. На ветку вэвэя повязывают зеленую ленту и произносят молитву: «Аннэс таа ранна, иссвэ Куртута нанна». Переводится: «Стал травой, упокой тебя Куртута». А в честь новорожденного молитва другая: «На туэ ранна, сайвэ Моан нанна». Что значит: «Стал кровью, храни тебя Моан». И ленту повязывают красную. То дерево на горе Йохзва, низкорослое, старое, скособоченное злыми ветрами, было все увешано бьющимися, хлопающими лентами, выгоревшими и совсем новыми, яркими, хрустящими. Некоторые, истлевшие, сорвавшиеся с веток, валялись в сухой пыльной траве по склонам. Зеленых, кажется, было больше...
- Он очень сильный и мужественный человек, - говорит Солфан, стараясь вложить в свой тон максимум уважения. - И он тебя очень любит. Я уверен, что он выживет. А тебе надо как следует выспаться. Ты сколько ему своей крови отдала?
Нийя слабо улыбается.
- Не больше, чем попортила.
- Да ладно! Уж ты-то попортила?
- Я... У него и так была... безрадостная жизнь. А я плохо себя вела. Чаще плохо, чем хорошо. Все время с ним спорила...
- Но ты его любишь, и он это знает. Ради тебя он будет бороться.
Телефонный звонок заставляет обоих не то что вздрогнуть - подпрыгнуть.
- Я возьму, - встает Солфан.
- Ты не знаешь менирского. Я сама.
Она выходит в коридор и берет трубку.
- Квартира Эарани.
- Могу я поговорить с Нийей? - спрашивает мужской голос. Это тот самый врач, который так тревожился из-за кровопотери.
- Да. Это я. Вы из госпиталя?
- Я доктор Соки Тулай. Операция прошла успешно. Ваш отец вышел из наркоза.
Нийя шумно выдыхает.
- И как он?
- Пока очень слаб. Но прогноз скорее положительный. Сейчас ему главное - пережить эту ночь.
- Спасибо!
- Вам спасибо. Такой преданной и бесстрашной дочери я за всю свою практику не встречал.
- К нему можно прийти завтра?
- Можно. Но в палату вас, скорее всего, не пустят. Вам лучше поговорить с доктором Куэйдом, он его лечащий врач.
Нийя снова пытается нащупать сознание Ракана. Там больше не заставка с цветами нэлкари. Там очень-очень усталый Ракан.
«Сикки Ракан, я здесь».
«Я, по-моему, тоже».
Нийя ложится спать в кабинете. Ракану этот диван коротковат, зато ей в самый раз. Натянув на подушку свежую наволочку (подушка все равно хранит запах его волос - и хорошо, и пусть будет), Нийя сворачивается в клубочек под одеялом.
«Я смотрел в лицо Элфир. Оно абсолютно безразлично. Ей тебя не жалко, она тебя не ненавидит, она тебя даже не хочет», - так ответил когда-то Ракан на Нийин вопрос, было ли ему страшно, когда ему грозила смерть. Когда-то давно, в прошлой жизни...
Но у менирской богини смерти нет лица. У нее нет никакого зримого облика. Поэтому ее изображают как плащ, облекающий невидимую фигуру. Из-под капюшона глядит пустота. В Авиньенне, куда Нийя несколько раз ездила с Раканом, есть статуя Элфир, именно такая - пустой плащ. В пустоту под капюшоном туристы кидают монетки и записки.
Нийя думает об Элфир и засыпает. Она очень устала за этот день.
Больно оживать
Умирать чаще всего больно. Но оживать, как правило, больнее.
Ракан по секрету сказал Нийе, что, когда очнулся после операции, весь облепленный датчиками, с трубками в разных, в том числе интимных, местах, ему было так плохо, что он малодушно подумал: «Лучше бы я умер».
Первая фраза пришедшего в себя Ракана станет поговоркой:
- Доктор, я слышу голоса.
- Какие голоса? - интересуется Илеана Коониц, дежурящая в палате.
- Туранчокса Аблаи. И Торки Го.
- Они с вами разговаривают?
- Нет. Они... кричат.
- Сикки Ракан, эти люди не могут кричать! Они мертвы. Даже больше, чем мертвы. Эта... субстанция их поглотила. Вам, вероятно, приснились их голоса.
- Глюки? От наркоза?
- Скорее всего. Вот фото вашей дочери. Вы его обронили на парковке, - доктор Коониц показывает фотографию Нийи. - Я вот тут на тумбочку положу. Потом возьмете. Отдыхайте, - и делает ему укол снотворного.
Утром тридцать второго шекса Нийя и Солфан входят в провонявшее горелой пакостью здание НИИ Биотех. Отлепив на парадной двери оранжевую полицейскую ленту с принтом «рещен! Проход воспр», идут по гулкому коридору к комнате номер один-ноль-ноль-пять. Солфан стоит на стрёме. Нийя вынимает из поясной сумочки отвертку, снимает крышку с системного блока компьютера. Извлекает жесткий диск. Устанавливает крышку на место.
Они с Солфаном выходят и приклеивают на место ленту.
Идут пешком, через пустошь, на базу Нын Манатан. Нийя просит Сальхат достать ей компактное взрывное устройство с таймером. Та приносит. Втроем они едут на вездеходе на полигон. Нийя приматывает клейкой лентой бомбу к жесткому диску. Сальхат показывает, как выставить таймер. Нийя заботливо укладывает сверток в ямку. Все трое спрыгивают в окоп, Сальхат сверяется с часами.
- Ложись!
Скорчившись, зажимают уши руками. Взрыв получается негромким: пук! - и все.
Нийя отыскивает обгоревшие, перекрученные остатки жесткого диска. Пинает железяку кроссовкой, зашвыривая в овраг.
- Теперь все? - спрашивает Солфан.
- Теперь все.
Едут обратно на базу, Сальхат высаживает их у госпиталя и отгоняет вездеход в гараж.
Взявшись за руки, Нийя и Солфан входят в приемный покой.
Приникнув к стеклу, смотрят на утыканного трубочками и датчиками Ракана. «Когда-то я такая же была, вся в трубках и проводках, - думает Нийя. - И он смотрел на меня через стекло. Теперь наоборот. Теперь он - мой ребенок». Она прижимает ладонь к стеклу. Когда ее пустят к Ракану, она отходить от него не будет, пока он не выздоровеет.
Подходит менир лет сорока в бледно-зеленом комбинезоне и такой же шапочке.
- Вы Нийя?
- Да. Здравствуйте.
- Додор Куэйд, лечащий врач вашего отца.
- Очень приятно.
- У меня для вас хорошие новости. Ваш отец будет жить. Теперь мы уверены. Когда его переведут из реанимации, можете смело просить у него «Ауэллу».
- Мне не нужна машина. Мне нужен он.
- Извините, - смущается врач. - Пожалуй, я пошутил неудачно.
Доктор Куэйд сказал, что у Ракана была кратковременая остановка сердца во время операции, но оно запустилось. Арджила насчет его сердца оказалась права. Оно проявило себя как хороший, надежный двигатель. На третьи сутки Ракана отключили от приборов, однако решили пока подержать в палате интенсивной терапии - на всякий случай.
Первой к нему просочилась Нийя. Легла рядом, уткнувшись лбом ему в плечо, и долго лежала. Не плакала, перемогалась молча. Ракан гладил ее стриженый затылок. Выбирал, что сказать. И сказал наконец:
- Меня трудно убить.
- Какое счастье...
- Нийя, не дразнись. Как не стыдно?
- А вам не стыдно? «Я, похоже, умираю»... Я вам умру! Ох, и стукнула бы я вас сейчас! Но нельзя.
- Попозже стукнешь. Успеется.
Они еще долго лежали, обнявшись. Пока не пришла Арджила.
- Ты что тут делаешь нестерильная?
- Ага! Как кровь переливать, так стерильная! - оскорбилась Нийя. - А как обнять, так сразу нестери-и-ильная... Сикки Ракан, вам что-нибудь вкусненькое принести?
- Даже и не знаю...
- Ладно, я вам бульона сварю. Принесу вечером.
Нийя поцеловала Ракана в лоб и вышла, провожаемая их улыбками. Этим двоим тоже необходимо поговорить. А она пока пойдет и скажет всем, что сикки Ракану гораздо лучше. Всей толпой-то их ни за что не пустят: тут и Бэга и Софэ Лойтани (заплаканная), и Сигдэны в полном составе (Така, естественно, заплаканная тоже), и Тарра Кру (тоже зареванная, не исключение). Даже Иггори Тумо приперся - трезвый и скорбный. Правда, трезвым он пробыл недолго, кто-то об этом позаботился - не иначе, сердобольный Лий.
Это только местные. А еще ведь къэтанцы.
Слухи расползлись мгновенно. Быстрее эпидемии чумы в старые времена. По Дэссе из конца в конец прокатились волны народного возмущения - надо признать, праведного: что же у нас тут такое творится, что людей уже из-за экологии убивают?! Неважно, что чуть не убили. Могли же! В данном случае чуть очень даже считается. Ракан ведь не за себя пострадал, а за всю Дэссу.
Сам генерал Туртыда раз в жизни, в виде исключения, проникся. Приготовил для Ракана медаль. «За гражданское мужество» первой степени. Ракан ее, конечно, не возьмет. Это же Ракан. Шрамов на нем прибавилось, левое ухо слышать стало хуже (врачи сказали, еще повезло, что не оглох на него), но он остался Железным Раканом. Положил медаль на стол, повернулся и вышел со словами:
- Попробуйте остановить меня, генерал.
Но это случится через две недели. Через двадцать долгих дэссианских дней. Уже зимой. Которая в том году абсолютно ничем не отличалась от осени.
Первое время Ракан даже не может сам встать и дойти до туалета, хотя он буквально в трех шагах. Нийя, как подобает истинному сверхчеловеку, подает и выносит судно. Об этом отдельный роман написать можно.
Уж как она первый раз уговаривала его помочиться в подставленную посудину!
- Сикки Ракан, ну, миленький, ну, надо. Абстрагируйтесь. Я же не смотрю. Уж там-то у вас все в порядке. Вот берите пример с меня: мне если очень-очень приспичит, я могу хоть посреди улицы пописать, и плевать на всех. Что ж, помирать, что ли? Ну, хотите, я вам водичкой пожурчу, как маленькому?
И ведь пожурчала. Ракан посмеялся, расслабился - и из него полилось. Проблема-то была надуманная, как в къэтанском общественном туалете. Потом уже никаких затруднений не возникало. Ноги еще несколько дней ни в какую не соглашались его держать, так что приходилось пользоваться посудиной.
Из наклонника его вытащили вдобавок ко всему еще и мокрого, но тогда-то уж было не до стыда. Потом катетер ввели, а в Ракане пусто - иссяк, как озеро Итэрул. В экстренном порядке пролили капельницами - почки завелись. Опять же, сказали врачи, повезло, что без значительных последствий. Со всех сторон, как ни крути, повезло. А считал себя невезучим.
Вот над посудиной первый раз замкнуло. Хорошо, что отомкнуло. Потому что трубка там - это врагу не пожелаешь.
С другим делом обошлось проще. Поначалу у Ракана был запор, пришлось прибегнуть к чудодейственному чаю. А как чай подействовал - было уже не до стеснения.
Нийя осваивает медсестринскую науку. Обрабатывает операционный шов. Промывает дренажную трубочку и катетер под ключицей. Ставит капельницы. Она не была ясновидящей, однако это умение ей пригодится. Нийя станет сама ухаживать за умирающей дочерью. Но это будет нескоро. Через целых десять лет. Даже больше. На данный момент ее ребенок - Ракан. Он даже не очень капризный. Видимо, силенок пока маловато.
Нийя помогла ему первый раз помыться. Салфетками протираться - это не то, все равно ощущение, что весь потный и липкий. Ничего, разделся, посидел на табуретке под душем в чем мать родила, от стыда не умер.
Солфан послушно бегает по поручениям. Покупает все, что Ракан просит. Он рад ему услужить, а уж какая языковая практика! Солфан даже пиво проносит под курткой, рискуя схлопотать от доктора Куэйда. Потом так же, под курткой, выносит пустую тару и выкидывает за территорией госпиталя. Если что, это его бутылка, он ее сам выпил.
Медсестра Теринтия, наблюдательная тьярка, конечно, все примечает, но доктору Куэйду их не выдает. Наоборот, говорит, что в восстановительный период после большой кровопотери пиво не вредно, а даже полезно - стимулирует работу почек. Главное, не пить слишком много и не крепкое. Нийя обещает строжайше контролировать.
Нийя буквально живет в палате. А что, душ есть, туалет есть, за едой Солфана можно послать. Да и одежку переодеться он из дома принесет. Изредка только она уходит домой отсыпаться - и то по настоянию Ракана.
Первое, что Ракан сказал Нийе, когда его перевели в обычную палату:
- Нийя, мы должны помочь семье Торки. Они без него пропадут.
- Торки? Это ведь он... вас?
- У него не было выбора... Это неважно. Его семья не виновата. Мы должны им помочь. Прошу тебя. Сходи к ним, пока я сам не могу.
- Конечно, сикки Ракан. Конечно...
Он диктует адрес. Нийя запоминает.
Ракан закашливается, отхаркивает в салфетку кровяной сгусток. Обессиленно откидывается на подушку. Нийя заботливо вытирает ему губы.
- Ничего. Пройдет. Все будет хорошо, - она гладит его по колючей небритой щеке.
Эти сгустки и врачей пугают. Но хорошо, что они выходят сами. Все проверяли - ни кровотечения, ни воспаления нет. Просто кровь затекла в какие-то закоулки в бронхах и там свернулась. Доктор Куэйд говорит, хорошо, что Ракан не лежал, а ходил. Кровь вытекала из раны наружу, а не скапливалась внутри. Нийя украдкой рассматривает сгусток в салфетке, прежде чем скомкать ее и выбросить в урну. Не такой уж он и страшный. И, главное, небольшой.
- Езжай завтра к Го, - говорит Ракан, продышавшись. - Я тут сам выживу как-нибудь.
При всем при том, что Торки Го был ей крайне несимпатичен, Нийя исполнила просьбу Ракана. Эти женщины и этот мальчик действительно ни в чем не виноваты. По большому счету, не виноват и сам Торки. Ракан простил Торки Го. Нийя тоже простила.
В Касинэ Алессин Нийя едет одна, без Солфана. Как он ни взывал к здравому смыслу, она настояла: поедет одна. Потому что так надо.
Гета, открыв ей дверь, зажимает рот рукой и пятится в глубь квартиры, точно от убийцы.
- Не бойтесь, - говорит Нийя, выставляя ладони. - Я ничего вам не сделаю. Я...
- Я знаю, кто вы такая!
Гета начинает плакать. Нийя целый час или больше ее успокаивает. Тэрки и Ингути нет - они пошли в детскую поликлинику, на процедуры - мальчик с начала лета кашляет, и ничего сделать не могут. Так что у Нийи есть время.
- Что же он натворил, - повторяет Гета, как заведенная. - Что же он натворил! Сколько раз говорила ему: беги без оглядки от этого поганого карлика!..
- Госпожа Го, послушайте меня! - взывает Нийя. - Ваш муж поступил плохо, очень плохо, но он думал, что делает это ради семьи. Ради вас.
- Ради нас?! Да как у него язык повернулся такое сказать? Ради нас человека живого зарезать! Как нам теперь жить-то с этим? Уже все знают! Соседи пальцами тычут! Куда нам деваться? Из города бежать?
- Не надо никуда бежать! Госпожа Го, я не дам вас в обиду! Перечислите мне поименно этих соседей, которые вас оскорбляют. Я пойду к ним и скажу, как все было!
- Вы святая! - завывает Гета. - И отец ваш святой! А мужу моему, дураку, так и надо! Нет ему прощения! Чтоб его Куртута не принял!
- Ваш муж вас любил, - уверяет Нийя, сжимая руку вдовы. - Он очень хотел вам помочь.
- Да лучше бы я умерла, чем с таким позором жить теперь!
Переубеждать тьярку, которая что-либо вбила себе в голову, - гиблое дело. Ни к какому рациональному соглашению Нийя и Гета в тот раз не пришли. Гета наотрез отказалась даже взять деньги. Хотя Нийя и уверяла, что это не от Ракана, а лично от нее - на лекарство. Для Ингути, раз Гета для себя не хочет. В конце концов Нийя вышла, отыскала во дворе Тэрку, покачала Ингути на качелях, заодно послушала его кашель, и уговорила-таки Тэрку взять деньги.
Вернулась в госпиталь выжатая, как церцера в чане винодела, и доложила о проделанной работе.
- Как вы, такие беспомощные, так долго живете? - проворчал Ракан. - Придется все самому делать. Вот встану - я вами всеми займусь вплотную.
- Ждем не дождемся, - улыбнулась Нийя.
Ракан приедет в Касинэ Алессин, как и обещал. Рявкнет с порога на Гету, попытавшуюся ему поклониться, даст Тэрке еще денег, подарит Ингути машинку. При нем Гета выть и рыдать не посмеет - просто побоится. Но это будет нескоро.
А для начала Ракан заставляет себя понемногу шевелиться. День на шестой или седьмой он первый раз, опираясь на плечо Солфана (не на Нийе же виснуть, она ж переломится!), выходит на балкон. Столпившиеся во дворе госпиталя экологи и волонтеры молча кланяются. Ракан озадаченно смотрит сверху на их склоненные головы. Никогда в жизни ему столько народу разом не кланялось. И он не знает, как реагировать. Как вообще на это реагировать можно?
Потом он говорит Нийе, с аппетитом уплетая приготовленную ею дома и принесенную в термопосуде лапшу с мясом:
- С мертвых героев спросу нет. Но ни в каком регламенте не прописано, как быть живому.
- Это вы насчет поклонов? Они перестанут.
Однако Нийя ошиблась. Не перестанут. Ему придется еще целых тридцать лет наблюдать эти поклоны. Смущаться Ракан со временем перестанет, а вот раздражаться - нет.
Нийю, которую Ракан убедил пойти домой и выспаться, ибо он уже не умирает и не собирается, сменяет Арджила. Ракан ее приходу радуется так, что на нем даже одеяло топорщится.
- О, похоже, вы быстро идете на поправку! - улыбается къэтанка, запуская руку под одеяло.
Поглаживая и пожимая «безымянного помощника», восторженно реагирующего на ее прикосновения, Арджила рассказывает о совершенно отвлеченных вещах: об утечке из газопровода, о том, как захваченные Айво Атоном предприятия разбегаются во все стороны, точно жуки из-под выковырнутого из земли камня. О том, какую галиматью рассказывают по телевизору и по радио о событиях в НИИ Биотех. Будто люди Туранчокса пытались засунуть в биореактор раненого Ракана, и поэтому вырвалась биомасса.
- Но мы-то знаем, как все было на самом деле, - говорит Ракан.
Он поддерживает беседу до тех пор, пока может себя контролировать. Дальше только постанывает.
Утром заступившая на вахту Нийя замечает на простыне весьма выразительное пятно. Она никак его не комментирует, но удержаться от улыбки не может. Как вот представит, что доктор Вирэйн тут сидела и тягала Ракана за...
- Ну, что ты все ухмыляешься? - ворчит Ракан.
- Я не ухмыляюсь, я улыбаюсь.
- И что улыбаешься, спросить вот если?
- А нельзя? Радуюсь, что вам лучше. Судя вот по этому.
- И не стыдно тебе?
- А что тут стыдного? Сейчас принесу свежую простыню и перестелю, раз уж вас так смущает. И все. Никаких проблем.
- Уж будь добра. Век буду обязан.
Нийя идет за сменной простыней, сгоняет Ракана на край кровати и перестилает.
- Вот и все, располагайтесь. Чудной, право слово. Можно подумать, вам двенадцать лет, и у вас такое первый раз.
- Первый раз было в тринадцать.
- Вы еще и храните это бесценное воспоминание, - веселится Нийя. - Можете праздновать юбилей! Полвека - это серьезно. Может, вам подарок купить?
Ракан кидает в нее подушкой, Нийя ловит ее и хохочет. Потом возвращает подушку на место. Заботливо подтыкает Ракану под спину. Полусидя ему удобнее, чем лежа. Он и спит пока так.
Труднее всего привыкать к мысленному контакту. Установившись раз, этот контакт никуда уже не девается. Не то чтобы Нийя постоянно в эфире - этого еще не хватало, особенно когда здесь Арджила, - но он чувствует контакт. И как от него отключиться, как закрыться, Ракан теперь не знает.
Нийя сама заводит об этом разговор. Кладет ему ладонь на голову и спрашивает:
- Боитесь?
- Чего?
- Чего-чего... Телепатии. Думаете, я теперь за вами следить буду?
- Не знаю, чего от тебя ожидать.
Нийя гладит его по щеке, уже тщательно выбритой - электробритву она ему принесла.
- Теперь ты можешь читать мои мысли?
- Могу. Но не буду. Потому что они ваши.
- Но можешь мне что-нибудь внушить? - прищуривается Ракан.
- Ага, чтобы вы не ворчали! - хихикает Нийя. - Шучу! Ворчите, сколько сочтете нужным. Обещаю, что никогда ничего не буду вам внушать. Считайте, что это просто переговорная гарнитура с выделенной частотой, которая всегда при вас. Я никогда не вторгнусь в ваш разум без вашего на то согласия.
- А я никогда и не дам согласия на вторжение в мой разум. Даже тебе.
Нийя улыбается.
- Да мне и не надо. Это же ваш разум. Мне там делать нечего.
- Вот и хорошо.
- Просто я всегда могу знать, где вы и все ли с вами в порядке. Даже с другого конца галактики.
- А ты собралась на другой конец галактики? - тревожится Ракан.
- Да нет же! - смеется Нийя. - Это я к тому, что у этого средства связи нет зоны устойчивого приема. Для мысли ни время, ни расстояние не преграда.
- Звучит фантастично.
- Я знаю.
- Об этом, наверно, лучше помалкивать?
- Да что в этом такого? - улыбается Нийя. - Если кому-то и скажете, решат, что выпросто... слегка фантазируете.
- Ну да. Я же теперь контуженый, мне можно.
- Как ваше ухо, кстати?
- Немного получше. Первые пару дней вообще не слышало.
- А я говорила вам, уши зажмите!
- Я зажал... Или думал, что зажал, - на самом деле Ракан не помнит, зажимал ли он уши. И говорила ли Нийя что-то об ушах. - Не помню. Помню, что камни на голову сыпались.
- Ничего вы не зажали. Потому что сознание потеряли, - Нийя снова гладит его по щеке. - Ничего. Главное, что вы живы.
Продолжение жизни
Софэ Лойтани сочинила песню. Но она долго не отваживается прийти. Пускай и военная, но все-таки больница. А с больницами у Софэ в детстве были отношения трудные. Хотя и близкие. С одиннадцати до двенадцати лет она из больниц не вылезала. За один тот год у девочки случилось несколько спонтанных коллапсов легкого. Стоило попеть - и пожалуйста. А не петь-то Софэ не могла. Это для нее было как дышать. Но дышать она не могла, если пела. Помощь ей успевали оказать своевременно, благо рядом обычно был брат, который вызывал «скорую». А вот установить причину не могли. Вероятнее всего, это была какая-то врожденная патология, проявившаяся с началом полового созревания. В конце концов один молодой хирург решил рискнуть и удалил ей часть правого легкого. И весь больничный кошмар для Софэ закончился. Но воспоминания-то остались.
- Я к сикки Ракану. Можно?
- Это у вас что? - спрашивает дежурная медсестра, указывая на чехол с тилиолом.
Софэ пугается: сейчас не пустят. Ну уж нет, она пойдет тогда без инструмента. Не украдут же его. Споет так. Потому что спеть до зарезу надо. И сикки Ракана она так давно не видела. На балконе он был далеко, а ей необходимо близко. Чтобы убедиться.
Софэ показывает тилиол. Медсестра улыбается.
- Хотите ему сыграть?
- Да. И спеть тоже.
- Проходите.
Фух, пронесло! Софэ почти бежит по коридору. Стучит пальцем в нужную дверь.
- Сикки Ракан! Это я!
- Заходи.
Софэ боязливо заглядывает. Ракан в палате один, сидит с журналом на кровати. Улыбается.
- Смелее!
- А где Нийя?
- Пошла к доктору Куэйду. Тебе разве она нужна?
- Нет. Вы. Я к вам. Это даже хорошо, что Нийи нет. Я вам песню сочинила.
- Лично мне?
- Ну, не совсем. Песня-то для всех. Но про вас. И первому я хочу спеть вам. Одному.
- Хорошо, давай свою песню.
Софэ расчехляет тилиол. Перекидывает через плечо собственноручно сплетенный узорчатый ремень.
- Называется «Злое солнце».
Певица берет первый аккорд. Тихим голосом, от которого бегут мурашки, начинает:
- Не смотри на восход,
не смотри на восход.
Там злое, злое солнце встает.
От злого солнца земля болит,
от злого солнца река кипит.
Кто защитит?
Голос певицы начинает звучать громче и отчаяннее:
- Не смотри в зенит,
не смотри в зенит.
Злое солнце в небе стоит.
От злого солнца горит трава,
от злого солнца гудит голова.
Бессильны слова.
Не смотри на закат,
не смотри на закат.
Злое солнце ложится спать,
Чтобы утром опять пылать.
Спать ложится в горький туман
Нын Манатан.
Не смотри на восход,
не смотри на восход.
Солнце ярость и боль несет.
От злого солнца болит земля,
как сердце ваше за всех дэссиан,
сикки Ракан.
Растроганный Ракан вытирает слезы.
- Растешь. Вот, уже слезу вышибла.
- Это мое призвание - вышибать слезу, - улыбается Софэ. - Я и раньше вышибала.
- У меня первый раз.
- Просто мы с вами одни, - пожимает плечами Софэ. - А то бы вы, наверно, застеснялись.
- Возможно, - улыбается Ракан. - Спасибо. Отличная песня.
- Я рада, что вам понравилось.
Софэ застегивает чехол и смущенно мнется.
- Ты что-то хотела спросить?
- Попросить. Пока Нийя не пришла.
- Что же это за просьба такая?
- А вы не рассердитесь?
- Ты же не сказала.
Софэ собирается с духом.
- Сикки Ракан, покажите, а?
- Что, извини?
Софэ густо краснеет.
- Трубочку, которая у вас в спине торчит.
- Зачем тебе? - удивляется Ракан.
- У меня тоже была в спине трубочка. Когда мне было двенадцать. Меня оперировали. Кусок легкого вырезали. А вам вырезали?
- Не знаю. Вроде что-то вырезали, что-то ушили. Это ты у Нийи лучше спроси.
- Не покажете? Ладно, тогда не надо. Извините...
- Покажу. Ты же мне песню спела.
Ракан задирает рубашку и поворачивается спиной. Силиконовая трубочка, высовывающаяся из-под пластыря, не такая уж и страшная. Ниже приклеен плоский пакетик. В нем немножко сукровицы. Софэ осторожно трогает пакетик пальцем.
- У вас не кровит. У меня сильно кровило. А болит?
- Только если кашляю. Но последнее время уже не кашляю почти. Так что терпимо.
Ракан опускает рубашку. Софэ помогает, поправив завернувшийся край.
- Вас, наверно, скоро выпишут. Придете к нам?
- Конечно! Куда я от вас денусь.
- Ладно, я тогда пошла. А то Бэга орать будет, что шляюсь вечером одна, - Софэ берет свой инструмент под мышку. - Выздоравливайте. И не скучайте. А я понесу песню в народ.
- Неси, - улыбается Ракан.
- Обожаю, когда вы улыбаетесь! - говорит Софэ на прощание.
Помногу посетителей за раз не пускают - таковы правила. Двое к одному больному - это предел. На следующий день приходят капитан Оор и старпом Фариа. Стоят в дверях и улыбаются, подталкивая друг друга плечами.
- Нийя, - говорит Ракан, - пойди погуляй, если тебе не трудно.
Капитан и старпом расступаются, пропуская ее.
- Если «Шавэлу» принесли, - предупреждает Нийя, - бутылку унесите. А то сикки Ракану попадет. И много ему не наливайте.
- Одну мензурку! - уверяет капитан, показывая двумя пальцами не больше наперстка.
- Надеюсь на ваше благоразумие.
Нийя выходит, къэтанцы выразительно переглядываются.
- Серьезная девочка, - улыбается Фариа.
- У такой не забалуешь, - поддерживает Оор. Достает маленькую бутылочку настойки и показывает Ракану. - Тут реально по мензурке на троих выйдет. Так что, господин Эарани, пусть Нийя не волнуется.
- Что мы, не понимаем, что ли, - солидно произносит старпом.
- Когда меня отсюда выпустят, - обещает Ракан, - выпьем не по мензурке. Я вам по цистерне должен.
- Это мы вам должны! - возражает капитан.
Старпом вынимает из кармана настоящие мензурки - не иначе, в медотсеке у доктора Вирэйн позаимствовал. Самые маленькие, какие нашлись. Открывает бутылку и разливает.
«Шавэла» идет хорошо: сразу бросает в жар - и полная расслабуха.
- Йах, хорошо, - улыбается Ракан.
- А вот скажите, чего вы один на разборки поперлись? - интересуется старпом. - Никому не сказали?
- Я надеялся, он понимает слова.
- Хороший ты мужик, Ракан, - вздыхает капитан Оор. - Но наивный. Странно, как таким наивным до таких лет дожил.
- Да ну! Как-то не замечал за собой!
- Нам со стороны виднее. Правда, старпом?
Фариа кивает и наливает по второй. Как раз бутылочка и кончилась. Ну и хватит. А то доктор Куэйд заметит. Он и так-то заметит, пожалуй. И Нийя будет сердиться.
- Джил-то приходила? - подмигивает капитан.
- Приходила.
- Сегодня вечером опять собиралась. Будь готов!
- Постараюсь.
- Э! - восклицает капитан Оор. - Ну, мировой же мужик! Нет, нам с тобой обязательно надо как следует напиться. Не улечу отсюда, пока не напьемся!
- Ловлю на слове, - кивает Ракан.
Фариа споласкивает в умывальнике мензурки. Капитан прячет в карман пустую бутылку. Къэтанцы прощаются и уходят.
Чуть погодя заглядывает Нийя.
- Уже можно?
- Можно.
Нийя подозрительно приглядывается к нему.
- Все-таки выпили.
- Чуть-чуть, - уверяет Ракан.
- Вижу, что чуть-чуть.
- А эти къэтанцы - действительно ничего ребята.
- Да что вы! - смеется Нийя. - Только заметили?
К приходу доктора Куэйда «Шавэла» успевает выветриться. Но он что-то подозревает. Ракану так кажется.
- Скучаете? - спрашивает доктор, осматривая его.
- Есть немного.
- Потерпите еще денька три-четыре. И я вас выпишу. Это все можно вынимать. Я пришлю Теринтию.
- Я могу сама, - говорит Нийя.
- Уверены?
- Сомневаетесь - проконтролируйте.
- Охотно проконтролирую.
- Хорошо.
Нийя идет в процедурную за всем необходимым. Теринтия все-таки приходит с ней - на всякий случай. Нийя справляется сама: вытаскивает дренаж, обрабатывает, наклеивает повязку.
- Молодец! - хвалит доктор Куэйд. - Может, вам стоит заняться медициной?
- Я подумаю.
- У вас очень способная дочь, сикки Ракан.
- Она сверхчеловек.
Доктор и медсестра смеются. Они думают, это такая шутка.
Ближе к вечеру приходит Арджила. Ракан снова просит Нийю пойти погулять.
Она выходит во двор и качается на качелях. Зачем тут качели? Может, в госпитале раньше было детское отделение? Или их поставили просто так - мало ли любителей. Нийя забыла в палате плеер и, после недолгого колебания, возвращается за ним.
Задвижки на двери в санузел нет. Не полагается. Вдруг больному станет плохо.
На сей раз больному хорошо.
Они оба совершенно голые и делают это стоя. Доктор Вирэйн, наклонившись, упирается руками в стену. Ракан пристроился сзади и энергично двигает задом, держа ее за грудь. Ее груди целиком помещаются в его ладонях. Лежат в них, как в чашечках лифчика.
Нийя дает задний ход, но поздно: Ракан оборачивается.
- Нийя! Будь добра, закрой дверь снаружи!
Она закрывает.
- Ушла? - спрашивает доктор Вирэйн.
- Ушла, - ритмично пыхтит Ракан, глубоко проникая в нее. - Да если... не ушла... какая теперь... уоу... разница.
Остановиться, даже затормозить они уже не могут и вскоре сотрясаются в почти синхронном оргазме. Потом стоят вдвоем под теплым душем, благодарно лаская друг друга. Времена, когда Ракан мог хоть пять раз подряд, давно прошли, и это даже к лучшему. Теперь ему одного раза надолго хватает.
Пластырь, конечно, отклеился. Еще в процессе, когда Ракан вспотел. А под душем окончательно отмок и отвалился. Арджила аккуратно налепляет новый.
Нийя так и ушла без плеера. Качается на качелях до одури, стараясь дотянуться ногой до ветки суугама. Опять придется извиняться. Хотя что она такого увидела? У них с Солфаном все то же самое уже не раз было. Они же взрослые. И вовсе она не собиралась подглядывать. Просто не ожидала, что Ракан так быстро наберется сил. Сами виноваты. Если уж им так припекло, могли бы хоть дверь чем-нибудь заблокировать. А если медсестра зайдет? Хотя в это время не заходят, если не вызвать...
В конце концов, Нийя уже давно не подросток с интеллектом шестилетки и все понимает, как надо. Надеется, что Ракан и доктор Вирэйн тоже как надо поймут.
Нийя возвращается, скребется в палату.
- Уже можно?
- Можно, - говорит Ракан. - Вбрасывайся.
Сидят с невозмутимыми лицами, пьют къэтанский чай - доктор Вирэйн принесла в термосе.
- Извините. Я нечаянно. Просто за плеером зашла.
- Ничего страшного, - улыбается къэтанка. - Чай будешь?
- Буду.
Ракан вроде тоже не сердится. Нийя приносит себе табуретку и пьет с ними чай.
Когда Арджила уходит, Нийя говорит:
- Я рада, что вы выздоравливаете.
- Спасибо. Только впредь, пожалуйста, сперва стучись.
- Ладно, - улыбается Нийя. - Вы уж извините.
- Проехали. Езжай-ка ты домой. Поспи по-человечески, - советует Ракан.
- Хорошо. До завтра.
Нийя целует его на прощанье в висок и уходит.
Она идет первым делом на «Астон», там ужинает, потом они с Солфаном едут на трамвае во Вриндо. Когда Ракана выпишут, на квартире уже не повстречаешься. Нийя не обижается - это же его квартира. А пока можно пользоваться.
Список подвигов
После выписки у Ракана много дел. Он даже составляет «Список подвигов», над которым Нийя ухохатывается всякий раз, как видит лежащий на столе листок, где все расписано по пунктам. Ракан добродушно ворчит:
- Ну, ну, опять завелась, хохотушка...
Первым делом он, конечно, заходит в палатку на летном поле - филиал кают-компании. Как раз все вернулись из полей.
Его встречают радостными воплями. Софэ Лойтани и Тарра Кру обе разом виснут на нем и целуют каждая со своей стороны в щеку. И эти набрались къэтанских штучек.
Капитан Оор и старпом Фариа аккуратно похлопывают по плечам.
Лий Сигдэн опять плачет.
Подходит Иггори Тумо, почти совсем трезвый, и кланяется.
- Ну, снова-здорово! - закатывает глаза Ракан. - Прекрати сию же секунду! А то опять получишь! - и показывает кулак.
Арджила, протолкавшись к нему, нежно обхватывает ладонями за виски, пригибает к себе и целует при всех в губы. Это, конечно, не къэтанский поцелуй рот в рот, одно легкое касание, но это смело - и вызывает всеобщее «Ийах-х!».
Его все-таки уговаривают выпить рюмочку «Шавэлы», потом Нийя его уводит, и они едут домой. Нийя разогревает заранее приготовленный ужин, а Ракан в кабинете пишет свой список.
Первым пунктом значится: «Послать ДепКоСо подальше».
Утром Нийя приходит, как прежде. Садится рядом, гладит по щеке.
- Как самочувствие?
- Отлично, - улыбается Ракан.
Нийя тоже улыбается.
- Выглядите посвежевшим и отдохнувшим.
- Само собой, две недели провалялся кверху днищем, только жрал да спал. На мне вчера штаны еле застегнулись. Откормила ты меня все-таки.
Нийя умильно щурится.
- Ну, последнее время вы не очень-то валялись.
- Нийя!
- Ну что, что? Вам друг с другом хорошо, и я за вас обоих рада. Что в этом стыдного?
- Ровно ничего.
- Ну, то-то же! А вот смотрите, вам Така метеорит нашла, на счастье.
Нийя показывает самодельный кулон: маленький серый кусочек оплавленного металла с просверленной дырочкой, в которую продет черно-желтый шнурок.
- Шнурок сегодня утром доплела, - поясняет Нийя. - Вот. Голову поднимите, - она надевает кулон ему на шею. - Это талисман будет.
- Зачем мне талисман? У меня уже есть, - Ракан взлохмачивает ее затылок. - Не стригись больше так коротко, тебе вот так больше идет. Ну, это просто пожелание. Я не настаиваю.
- Ладно, не буду. Только челку подровняю. Вы его понюхайте! - Нийя берет талисман двумя пальцами и подносит к носу Ракана. - Пахнет кровью, правда?
- На самом деле железо не пахнет.
- А ржавчина?
- Сама по себе - нет.
- Но я же чувствую запах! И вы тоже!
- Это ионы железа взаимодействуют с испарениями кожи, с дыханием. Получаются какие-то летучие органические соединения. Эволюционная фишка: чтобы человек чувствовал запах крови. И мяса.
- Зануда сикки Ракан возвращается! - зловещим голосом провозглашает Нийя. - Смотрите этой зимой во всех кинотеатрах округа Элвабастэ!
- Артистка! - улыбается Ракан. - И в кого ты у меня такая?
- Наверно, в вас, больше не в кого, - пожимает плечами Нийя. - Сегодня в ДепКоСо поедем?
- Да я вроде помню дорогу.
- Я вас одного не пущу!
- Хорошо, поедем вместе.
- Хорошо?
- А я разве не это сказал?
- Все неправильно! - смеется Нийя. - Вы должны начать спорить!
- А я не хочу.
- Какой вы вредный! Ладно, вставайте. Пойду генерировать завтрак.
Ракан приезжает в офис и подает досрочное прошение об отставке. Совет директоров одобрит, никуда не денется. Преемником он указывает Утто Тфогэна.
Заходит в пока еще свой кабинет. Вармэ, не стесняясь ни Нийи, стоящей в дверях, ни проходящих по коридору сотрудников, бросается ему на шею. Вот он-то стесняется ее от себя отцепить. Ждет, пока отцепится сама.
Вармэ хочет вернуть ему машинку.
- Оставь себе на память, - говорит Ракан. - Считай, что это подарок.
Он приедет сюда еще раз через несколько дней. А пока пункты второй и третий. Надо сходить к парикмахеру. И к стоматологу - заменить разболтавшуюся коронку, а то, неровен час, Ракан ее проглотит. Новая коронка не стальная, а металлокерамическая. Дома Ракан, оттянув пальцем губу, рассматривает ее в зеркале - она ничем не отличается от настоящего зуба.
На заседание совета директоров он явился безупречно подстриженным и причесанным (Нийя ему даже брови расчесала). Без синего кителя, который, весь в крови и цементе, раскромсанный ножницами, утилизован в мусоросжигателе госпиталя. В новой, приятно поскрипывающей коричневой куртке из кожи диккеставры. Сказал совету директоров, что его жизненные обстоятельства изменились, и он намерен посвятить себя семье. Отнеслись с пониманием.
Четвертый пункт «Списка подвигов» - самый ответственный: «Две вдовы Го».
Ракан едет в Касинэ Алессин. Тоже с Нийей - она его одного пока не отпускает.
Гете он даже не позволяет заговорить. Не то что плакать или, убереги ее Моан, кланяться. Она только беззвучно открывает и закрывает рот, пока Ракан деловито обходит квартиру, оценивая условия жизни. Квартирка на редкость запущенная. По стенам соль и грибок. Ребенок без передышки кашляет. Обе женщины выглядят измотанными. Гета шаркает ногами. Тэрка шепотом говорит, что сегодня она еще ничего, а до этого пару дней было плохо - до туалета едва доходила, переставляя перед собой стул.
Этим надо заниматься. Причем всем сразу и срочно. Для начала найти всем троим адекватных врачей. Троим, да. Тэрка ему тоже не нравится. Она тоже явно нездорова. По-хорошему, отправить бы их всех троих на Къэтан - морской воздух, сосновые рощи, лечебные грязи, плавание с дельфинами. Но они, конечно, не согласятся. Опять примутся рыдать и кланяться. Ну их. Обойдемся пока чем попроще.
Деньги Ракан отдает Тэрке. Потому что Гета - он по глазам видит - ничего не возьмет из его рук. Ей святого трогать не подобает. Это она сама себе внушила.
Ингути он вручает машинку. Мальчик тут же принимается ее запускать по полу. И кашляет, кашляет. Скверно.
«Дура ты дура, Гета», - думает Ракан, спускаясь по грязной заплеванной лестнице. Приручать Гету Сакоути Го ему придется долго-долго. Годы пройдут, прежде чем с ней можно станет нормально разговаривать.
Пункт пятый: «НИИ ЭЭ».
Ракан идет в банк (Нийя и туда увязывается с ним, хотя офис в соседнем доме) и анонимно перечисляет на счет НИИ солидную сумму. Кутить так кутить, чего уж теперь мелочиться. Лий Сигдэн, конечно, понимает, от кого это. При следующей встрече рыдает и благодарит.
- Ерунду ты выдумываешь, Лий, - говорит Ракан. - При чем тут я?
- Конечно, - шмыгает носом эколог, - само собой перечислилось. А то я вас не знаю, сикки Ракан!
- Само перечислилось. Экология, видишь ли, в моду входит. Иди работай уже!
- Иду, - всхлипывает Лий. - Работаю.
Дальше в список вклинивается без очереди генерал Туртыда. Нийя решительно заявляет, что на месте Ракана вообще не пошла бы.
- Ты не на моем месте, - говорит Ракан.
- Конечно.
- Интересно, зачем я ему понадобился?
- Может, он решил извиниться?
- За что?
- За то, что не прижучил Туранчокса, пока он не начал людей убивать, - пожимает плечами Нийя. - Не думаете же вы, что Туртыда его боялся? Значит, между ними была договоренность. Вот Туранчокс и почувствовал себя безнаказанным. Возомнил, что ему вообще все можно.
- И ты полагаешь, генерал Туртыда осознал свою неправоту? - Ракан смеется, чем очень ее радует. - Не смеши мои носки, а то сползут!
- Наверно, он хочет вас наградить, - предполагает Нийя.
- Ничего я у него не возьму, - мрачнеет Ракан.
- Правильно сделаете! У него пуговицу возьмешь - всего себя должен будешь! И то мало окажется!
- Вот именно. Умница!
Нийя ожидает в приемной. Рассказывает скучающему за компьютерным гаданием адъютанту байку про кота Няву: как он прошелся по пульту и отклонил корабль от курса, и решили не исправлять, а потом узнали, что по прежнему курсу шел астероид. Столкновения было бы не миновать, если бы не кот. И не оплошность пилота, не заблокировавшего панель управления.
Писателя из Нийи не выйдет, не станет она и режиссером, но всю жизнь будет собирать и рассказывать истории. Всем: друзьям, случайным знакомым, своим и чужим детям. Истории - это и есть тонкие связи мира. Облеченные в слова.
Вторую байку про кота она даже начать не успевает, потому что выходит Ракан. Он бледен и раздувает ноздри от ярости.
- Идем, Нийя.
Уже на автобусной остановке, отдышавшись и немного успокоившись, рассказывает: Туртыда предлагал ему медаль. Медаль! За то, что он пережил, и за то, что выжил. Да его никогда в жизни так не унижали!
Нийя гладит его руку.
- Тише, тише... Ну, чего вы разошлись? Пусть он подавится своей медалью. Пусть ее себе в задницу засунет! Вы все правильно сделали.
Туртыда остался в расстройстве и недоумении. Сикки Ракан обиделся? Но ведь он в прошлую встречу вежливо объяснил, почему не имеет возможности ему содействовать. Он бы рад, но... В самом деле, сикки Ракан сам не специалист в этой области. А уж генерал и подавно. Как бы он смог помочь, спрашивается, если ни стручка зеленого не смыслит в экологии? А тем более - в спасении мира.
Медаль на стол брякнул - невиданное дело. И ведь чувствует себя в полном праве так поступить! Да, Туртыда его не остановил. Не приказал вернуть. Он знает Ракана Эарани. Такой был бы скандал - позору на всю Дэссу не оберешься.
Теперь этот упрямый и гордый старик - народный герой. Никогда в жизни Туртыда не осмелится встать у него на пути. Никогда голоса на него не повысит. Вот единственный человек, перед которым генерал будет лебезить и даже этого не стыдиться. Он же не хочет восстания? Не хочет. Ракан Эарани - не революционер, не бунтовщик, баламутить народные массы не будет, но обижать его не надо. Не то народные массы сами подымутся. Попрут, как квашня, на глазах разбухая. Как та субстанция из НИИ Биотех. Всех, до кого добралась, пожрала, костей не оставила, один этот сердитый старик из нее живым вышел.
Что-то там было нечисто, в НИИ Биотех. Но теперь даже ему всей правды не узнать, потому что первой успела дочь генерала Абани. Рапорт-то она прислала, но это, воля ваша, отписка. Хотя придраться не к чему - все по форме. И с ее отцом Туртыда ссориться - йох, не хотел бы. Тоже старик нравом крут. К тому же он друг Ракана и за него голову вместе с фуражкой откусит.
Что за агрессивная биомасса? Откуда? Был в НИИ какой-то экспериментальный биореактор, но его же вроде демонтировали? По документам так. Но написать-то можно что угодно, бумаге не стыдно. Выходит, Туртыду провели, как дурачка на ярмарке: сказали денежка, а оказалось - пуговка. Никто ничего не демонтировал. Оставили опасный объект без присмотра - и вот результат. Могло все еще хуже быть, если бы не десантники из Нын Манатан. Ракану очень сильно повезло, что его не успели засунуть в реактор. Наверняка смерть в этой субстанции мучительна настолько, что злейшему врагу не пожелаешь.
А про дочь Ракана в городе болтают ерунду. Какой, к стручкам зеленым, сверхчеловек из пробирки? Видел Туртыда эту девушку - в приемной сидела, с адъютантом кокетничала. Самая обыкновенная. Хорошенькая. Глазищами хлопает. Щебечет без умолку. Как и положено девушке ее возраста. Ну, нагулял Ракан на старости лет себе утешение. Для этого никаких пробирок не надобно - дело нехитрое. И старику под силу, если попыхтит-постарается. К тому же на момент зачатия этого щебечущего глазастика Ракан был еще вовсе не старым.
Размышления о Нийе настраивают генерала на благостный лад. Он даже жалеет, что у него нет дочери. Это, наверно, здорово - иметь дочь. Тем более такую. Генерал слегка завидует Ракану Эарани.
Дома Ракан ложится на диван, и Нийя беспокоится.
- Вам нехорошо?
- Да все со мной нормально. Устал просто.
- Вы еще не совсем окрепли, - сочувствует Нийя. - Перенервничали.
- Скорее уж перезлился.
- Тоже может быть. Есть хотите?
- Не откажусь.
Нийя идет готовить обед, а Ракан, немного повалявшись, встает и вычеркивает из списка все пункты, кроме последнего: «Напиться с къэтанцами».
Дело Биотеха
Довольно долгое время широкие массы не знали всей правды о событиях в НИИ Биотех. Но Ракана единодушно признали народным героем. Потому что любому дэссианину в минимально здравом уме было известно, какой проблемой занимался Ракан, а также очевидно, зачем он пошел к Туранчоксу.
Человек, который вошел в логовище Крошки-Олигарха один, без оружия, да в глаза его бесстыжие высказал все, что о нем думает он, а вместе с ним его народ, да и вся Дэсса, - такой человек заслуживает здорового преклонения. То, что его попытались убить, да еще исподтишка, в спину, только лишний раз подтверждает, что Аблаи и его пигарики - конченые будигоги.
А уж то, что его хотели бросить в биореактор... Это народ додумал сам. Какой-то журналист сказал - и все подхватили. Будто раненого Ракана пытались засунуть в биореактор, однако Ракан сумел отбиться и задраиться в вентшахте. Откуда его уже десантники вытащили. На самом деле логично: знай Туранчокс, что биореактор цел и исправен, он бы не преминул воспользоваться им, чтобы замести следы. Следов не осталось бы никаких.
Случившееся с Туранчоксом и его пигариками очевидно, очевиднее некуда: биомасса взбесилась и пожрала их. И поделом. Посмели на старого уважаемого человека, еще и безоружного, руку поднять - вот вам и расплата. Боги никогда не спят, все видят. Да и бог ТБ ошибок не прощает.
Но легенды легендами, а полицию интересовала правда - и только правда. Следственный отдел полицейского управления Малту Питэ самолично Туртыда вздрючил, как новобранцев желторотых, заставив день и ночь бегать, пока на стол ему, Туртыде, не ляжет отчет, который его по всем статьям устроит.
Ракан Эарани - достойный человек, и генерал его уважает. То, что произошло с ним в НИИ Биотех, - случай из ряда вон. Не сказать, что Туртыда питает к нему личную симпатию, но хорошо знает, кто в Тьяр-Менир кто. Хоть Ракан и делает иногда непонятные генералу вещи.
Генерал в чем-то даже сочувствовал начинаниям Ракана. Надо быть бесчувственным чурбаном вроде Туранчокса Аблаи, чтобы не видеть в упор очевидного: с природой на Дэссе полная беда. Или не желать видеть. Что только служит отягчающим обстоятельством. Туртыда вовсе не против того, чтобы къэтанцы работали на его земле. Может, они правда хорошие специалисты в этом деле. Может, правда станет лучше.
Туртыда даже подумывал выделить хоть какое-нибудь, чисто прожиточное, финансирование НИИ Экологической экспертизы. Кстати, и выделил в конце концов. Не сразу, конечно, не сразу, а через несколько лет после Дела Биотеха. После того, как Ракан ему раз пятьдесят напомнил. Но выделил же. Конечно, финансирование было - что птичкина кака. Но хоть что-то. Не мог же один Ракан из своего кармана целый НИИ содержать, у него еще семья была все-таки. Внук родился, потом внучка, которая оказалась неизлечимо больной...
Будь Туранчокс Аблаи жив - Туртыда из него самолично душу бы выколотил. Это ж до какой степени надо было всякий страх потерять? Что этот карлик о себе возомнил? Вероятно, сам Туртыда допустил в чем-то оплошность, раз Туранчокс вообразил, что ему все дозволено. Но хоть какие-то тормоза у человека должны быть? И хотя бы иногда они должны срабатывать? Словом, генерал Туртыда был вне себя. Но выколотить душу было не из кого, поэтому нахлобучку получили те, кто был доступен, - следственный отдел.
Итак, следственный отдел полицейского управления Малту Питэ бегает с топотом и ревом, как табун диккеставр от степного пожара. Допрашивают свидетелей. Вызывают и Нийю. Она идет к следователю одна. Ей приходится поспорить с Раканом, но она все-таки убеждает его, что сама со всем разберется.
Этот парень, Кидрасил Уман, приходил один раз в госпиталь, но его к Ракану не пустили. По личному распоряжению генерала Абани, который клятву свою держал и был готов заслонить старого друга своей широкой грудью с побрякивающими орденами. Сослались на то, что пострадавший очень слаб, лежит под капельницей, вообще мало что отражает. И правильно сделали, считает Нийя. Ракан врать не умеет, обязательно сболтнет лишнего. Сальхат и вовсе посоветовала ему на все вопросы тупо твердить, что после удара заточкой он был не в себе, бредил, ничего не помнит. Очнулся уже в палате. Какой с него спрос.
Да его больше и не вызывали. Логически рассудив, что от Нийи получат информацию адекватнее и полнее.
Нийя едет в полицейское управление и рассказывает Уману - квадратному рыжему гэди с перебитым носом кулачного бойца - так называемую Каноническую Версию. Но предварительно Уман выясняет, кем она приходится Ракану Эарани.
- Я его дочь, - говорит Нийя. Теперь это можно произносить открыто, теперь она ничего и никого не боится. - Энгу - родовое имя моей матери.
- Ваша мать была родственницей профессора Глана Энгу?
- Да, дальней. Я точно не знаю.
- Как познакомились ваши родители?
К делу это прямого отношения не имеет. Но Уман слышал кое-что о Нийе. Весьма и весьма странное. Он надеется понять истину не столько по ее ответам, сколько по реакции на вопросы.
- Мать приезжала в Малту Питэ по каким-то наследственным делам. Профессор их познакомил. Отец как раз развелся с женой. Профессор, видимо, решил о нем немного позаботиться, - девушка многозначительно улыбается. - Мать с отцом встречались недолго, потом ей пришлось уехать. А потом она обнаружила, что ожидает меня.
Нийя почти не врет. У Глана действительно была такая родственница с трудновычисляемой степенью родства. Ее звали Манола Энгу, она была лет на десять моложе Ракана. Манола действительно приезжала в Малту Питэ к профессору, и связь с Раканом, который недавно развелся и слегка скучал по женской ласке, у нее действительно была. Правда, не принесшая никаких плодов. Они повстречались немного, затем безболезненно расстались. Но Манола Энгу умерла (какое совпадение - в тот самый год, когда Глан извлек Нийю из бака) и никак не может опротестовать Нийину ложь. Она значится ее матерью в новых тьяр-менирских документах.
- Ваша мать умерла в... - следователь заглядывает в папку с делом и уточняет год.
- Да, верно. Мне было двенадцать. Никто из ее родственников не мог взять меня к себе, и я приехала к отцу.
Уман решается спросить в лоб:
- Что вам известно о проекте профессора Энгу?
- Каком проекте?
- «Дочери королевы Эйтьянен».
- Я только песню такую знаю. Ай, короле-ева Эйтьянен, - напевает Нийя, - отчего твои дочери молчат...
- Песню и я знаю, - кивает следователь. - Но вопрос не о песне.
- А о чем? О нелегальных экспериментах по клонированию?
- О них самых.
Нийя смеется.
- Да мало ли, что болтают! Это выдумка! Я много общалась с профессором. Он был фантазер, выдумывал всякие истории. Если бы не стал ученым, стал бы писателем. Он мог рассказать что-нибудь, а люди подумали, что он правда кого-то клонирует.
- Вы считаете, профессор был не в себе?
- Он же был очень старый!
- Вы сказали, что много с ним общались. В чем это общение состояло?
- Я жила у него. Отец брал меня к себе только на выходные. Потому что целый день был на работе и не мог оставлять меня без присмотра, - Нийя улыбается. - Я была трудным подростком, за мной нужен был постоянный контроль.
Уман подглядывает в папку.
- Вы не посещали школу?
- Я в детстве много болела, поэтому обучалась на дому. Профессор Энгу за мной присматривал и давал мне уроки. Он помог мне сдать экзамены, потом я полетела учиться на Къэтан. Это было примерно в то время, когда профессор бежал.
Уман снова подглядывает в папку. Да, все сходится.
- Два года назад къэтанские ученые нашли вас на борту потерпевшего аварию космического судна, насколько мне известно. Что это был за корабль?
- Не корабль, а станция, - уточняет Нийя. - Частная научная лаборатория. Я проходила там практику. В нас врезался астероид. Все погибли, выжила я одна.
- Попахивает чудом.
Нийя обворожительно улыбается.
- Да, мне повезло. Не считая того, что я была в коме, а потом целых полгода не могла разговаривать. А еще у меня была полная амнезия.
- О продолжении учебы не могло быть и речи, - сочувственно кивает следователь.
- К сожалению, да. Меня приютила семья профессора Асира, который меня нашел. Когда я немного оправилась, пошла работать. В команде «Астона» его сын, Солфан. Можете спросить у него, он все подтвердит.
- Ваш отец, вероятно, разыскивал вас?
- Конечно! Но вышло какое-то недоразумение с той станцией. Къэтанские военные заподозрили, кажется, какой-то теракт, поэтому все документы засекретили.
- Вас засекретили тоже?
- Вроде того! - смеется Нийя. - Я сама засекретилась. Я же ничего не помнила!
- Как же вы вспомнили?
- Увидела отца по телевизору.
- Вы узнали его?
- Да.
- И после этого память к вам вернулась?
- Да, вся сразу. Доктора говорят, так бывает от потрясения. Похоже на какой-то роман, правда?
- Жизнь бывает позавернутее любого романа, - задумчиво кивает Уман. - Хорошо, с этим мне все ясно. Я рад, что ваша семья воссоединилась. У вашего отца и у вас, похоже, семейный талант попадать в приключения.
- Это уж точно! - смеется Нийя. - Но мы постараемся получше друг за другом присматривать!
- Вы - хорошая дочь. А теперь расскажите мне о том дне, когда ваш отец отправился в НИИ Биотех.
- Это был первый рабочий день после выходных. Накануне отцу нездоровилось, и к нам приходила доктор Вирэйн, из къэтанской команды.
- У них с вашим отцом близкие отношения?
- Да, - улыбается Нийя. - Я давно знаю доктора Вирэйн, она прекрасная женщина. Очень помогла мне на Къэтане. И я рада за отца.
- Хорошо-хорошо. Что было дальше?
- Доктор Вирэйн рассказала, что в оперативнй штаб позвонил какой-то мужчина и сообщил, что в озере Ны Йооз резко подскочил радиационный фон. Отец решил, что это сделали люди сикки Туранчокса. Пробрались на АЭС и открутили какие-то вентили.
- Ваш отец разбирается в оборудовании АЭС?
- Он инженер. Его основная специальность - бортовое оборудование космических судов, в том числе реакторы.
- Но на АЭС реактор другой системы.
- Да. Но у отца были знакомые инженеры, которые работали на этой АЭС.
- Понятно. Он предположил, что утечка радиоактивной воды - следствие диверсии людей сикки Туранчокса.
- Да.
- Хорошо, вернемся в тот день. Продолжайте.
- Все, кроме меня, доктора Вирэйн и старшего лаборанта Нуто Тэтэнуко, уехали в Сагнийеру. Доктор Вирэйн и Нуто были в корабле. Готовили отчеты. Я хотела поехать со всеми в Сагнийеру, но опоздала. Трамвай сломался.
- Они последнее время часто ломаются, - кивает следователь. - Дальше.
- Я взяла робота и пошла на гору Мызлук. Там была свалка каких-то химикатов, я решила взять образцы для исследования. Около часа после полудня я увидела на шоссе внизу служебную машину отца. Она ехала со стороны Эльбэт. Я стала кричать и махать, но машина проехала мимо. Я заметила, что отца в ней нет. Шофер был один.
- Тос Лапудо утверждает, что не видел вас на дороге.
- Я спускалась по склону, когда он проезжал. Он, наверно, меня не заметил. А если заметил, то не узнал. Я была в полевом комбинезоне.
- Камуфляжном?
- Нет, просто коричневом. Цвета суглинка, - уточняет Нийя.
- Вы решили, что ваш отец находится в здании НИИ?
- Да.
- Зачем, по-вашему, он туда поехал?
Нийя пожимает плечами.
- Чтобы встретиться с сикки Туранчоксом.
- Какова была ваша реакция?
- Я испугалась за отца.
- Почему? Сикки Туранчокс ему угрожал?
- Угрожал. Раньше. До моего отъезда на Къэтан он часто просил отца обо всяких услугах, в основном транспортных: провезти груз, минуя таможни...
- Вы обвиняете сикки Туранчокса в контрабанде?
- Нет. Но я так поняла по разговорам.
- Вы подслушивали?
- Нет. Услышала случайно. Отец говорил громко, потому что был раздражен. В его квартире хорошая слышимость.
- А у вас хороший слух, - улыбается следователь.
- Да, - простодушно кивает Нийя.
- Ваш отец соглашался на предложения сикки Туранчокса?
- Чаще нет. Насколько я поняла, сикки Туранчокс его шантажировал. Напоминал, что поспособствовал его повышению по службе.
- Понятно. Итак, что же вы предприняли дальше? После того, как испугались за отца.
- Пошла в НИИ. Я знала, где кабинет сикки Туранчокса, и пошла прямо к нему.
- Вашего отца там не оказалось?
- Нет. Сикки Туранчокс был один. Секретарь, Монторкил Го, проводил меня к нему и вышел. Я спросила, где мой отец. Сикки Туранчокс ответил, что его в здании нет.
- Вы предположили, что он лжет?
- Конечно. Я так ему и сказала.
- Но вы не видели, как ваш отец входил в здание.
- Нет, не видела, - Нийя задумывается. - Не могу объяснить. Но я чувствовала, что он там. Я была в этом уверена.
- У вас сильно развита интуиция?
- Пожалуй, да. Я привыкла ей доверять. Она меня ни разу не подводила.
- Допустим. Сикки Туранчокс сказал вам правду, когда вы его уличили?
- Он сказал, что отец был у него, но ушел. Потом стал заговаривать меня каким-то НЛП.
- Вы разбираетесь в таких технологиях?
- Я об этом читала. Когда сикки Туранчокс начал говорить, у меня возникло странное ощущение, - Нийя делает замысловатый жест вокруг головы. - Как будто меня гипнотизируют.
- Вы сопротивлялись этому воздействию?
- Да. Я даже ему нагрубила. Сикки Туранчокс начал нервничать и проговорился.
- Он сказал, что ваш отец у него?
- Не совсем. Он сказал, что, если я не хочу, чтобы с моим отцом что-то случилось, я должна пойти на «Астон» и убедить къэтанцев улететь. Якобы меня они послушают. Не знаю, почему он так решил. И если я это сделаю, отец будет ждать меня дома.
- А если нет?
- Он не сказал этого открытым текстом, но я поняла, что сикки Туранчокс держит отца в заложниках. И вполне способен причинить ему вред. Даже убить.
- Как вы поступили, поняв это?
- Ушла.
- Просто ушли?
- Ну, а что я могла одна сделать?
- Почему вы не обратились в полицию?
- Военная база была ближе. Я пошла туда. На пустоши меня встретила доктор Вирэйн. Она искала меня, потому что я забыла на корабле рацию, и они с Нуто беспокоились. Стала спрашивать, где я была. Я все ей рассказала. Тогда она вызвала по рации офицера Абани, и та приняла решение о штурме здания НИИ.
- Отец офицера Абани - друг вашего отца?
- Так точно.
- Что делали далее вы?
- Я взяла взрывное устройство и побежала к зданию НИИ.
- Что за взрывное устройство?
- Компактное, с таймером. На браслете. В отличие от динамитной шашки, его удобно носить с собой.
- Я не понял, откуда оно у вас взялось. Вам дала его доктор Вирэйн?
- Нет. Офицер Абани. Мы часто заходим в разные заброшенные здания, в шахты. В случае обвала можно попытаться пробить этим выход. Или хотя бы подать знак спасателям.
- Ясно. Офицер Абани проинструктировала вас по технике безопасности?
- Конечно!
- Вы хотели использовать это устройство как оружие?
- Скорее я хотела напугать сикки Туранчокса. Или отвлечь внимание, по обстановке... Если успею раньше военных.
- Но вы воспользовались устройством иначе.
- Да. Когда я прибежала на парковку, услышала из вентиляционного киоска голос отца. Он звал на помощь. Сказал, что ранен и ему очень плохо. Тогда я решила подорвать киоск, чтобы его вытащить. У меня все получилось. Тут как раз приехала «скорая».
- Вы смелая девушка, - кивает следователь. - Ваш отец может вами гордиться.
Нийя, скромно потупившись, улыбается.
- Ваш отец объяснил, что с ним произошло?
- Довольно сумбурно. Он был не в себе, сами понимаете... Сказал, что он говорил с сикки Туранчоксом. Они спорили. Сзади подошел Монторкил Го и ударил его в спину чем-то острым. Отец потерял сознание. А потом очнулся в вентшахте.
- Его туда притащили или он забрался туда сам?
- Он сказал, что не помнит. Вроде бы он полз по коридору. Но, может, ему это привиделось.
- Мы нигде на обнаружили следов крови. Только в том наклоннике, из которого вытащили вашего отца.
Нийя пожимает плечами.
- Может, та субстанция все съела? Или его волокли на полиэтиленовой пленке.
- Возможно, - кивает Уман. - А когда появилась субстанция?
- Примерно в то время, когда отца вытащили из наклонника. Она вытекла на крыльцо. Мы все испугались.
- Значит, до этого она уже была в здании?
- Скорее всего. Но я этого не знала. Когда я выходила от сикки Туранчокса, в коридоре ничего не было, я бы заметила. Биомасса вырвалась в мое отсутствие. Боевые расчеты подоспели вовремя, она не успела расползтись.
- Как вы думаете, откуда эта субстанция взялась?
- До моего отъезда на Къэтан профессор Энгу говорил о каком-то биореакторе.
- Он рассказывал о нем вам?
- Нет, отцу.
- Тоже случайно услышали?
- Они говорили при мне.
- Вы видели это устройство?
- Нет. Я даже не знала, в этом ли здании оно находится.
- Как вы полагаете, субстанция вырвалась из биореактора по вине людей сикки Туранчокса?
- Скорее всего, да.
- Они могли знать, что это за оборудование?
- Не знаю, - мотает головой Нийя. - Может, случайно нашли и открыли из любопытства.
- Или знали, что это такое, и пытались сбросить в него вашего отца.
- Может быть. С сикки Туранчокса станется.
- Полицейские нашли монтерский ломик. Он валялся в коридоре. Возможно, им вскрыли биореактор. Как вы считаете?
- Не знаю, - пожимает плечами Нийя. - Я никогда не видела этого реактора и не знаю, как он устроен.
- А может, ваш отец применил ломик как средство самообороны?
- Он не упоминал ни про какой ломик. Судя по его состоянию, отец вряд ли мог драться.
- Помимо колотой раны грудной клетки, у вашего отца были ссадины на костяшках пальцев. Шишка на голове и синяки на теле. Вот протокол врачебного осмотра, - следователь приоткрывает папку.
- Ну-у... тогда, может, и дрался, - пожимает плечами Нийя. - Он сказал, что не помнит.
- Что ж, мне все ясно, - Уман постукивает пальцами по папке. - Можно считать, вашему отцу крупно повезло. И больше всего ему повезло с дочерью. Как сейчас его самочувствие?
- Хорошо, спасибо, - улыбается Нийя. - Его уже выписали. Мы даже ездили с ним навестить семью Го.
- Зачем?
- Там две больные женщины и маленький ребенок. Они остались без кормильца. Отец хочет им помочь.
- Ваш отец - очень добрый человек.
- Они же не виноваты.
- А вот ответьте мне еще на один вопрос. Не для протокола.
- Что за вопрос? - настораживается Нийя.
- Свидетели говорят, что вы пытались как-то воздействовать на эту субстанцию. Вы и къэтанцы. У вас были какие-то приборы? Или что это было?
Нийя смотрит в его прохладные серые глаза. Этот человек не пытается ее подловить. Ему просто любопытно.
- Если не для протокола, я скажу правду, - улыбается она. - Я владею телекинезом. Немножко.
- Можете сдвинуть эту ручку? - Уман кладет ручку на стол.
- Запросто, - Нийя подносит ладонь, и ручка катится через весь стол к Уману, пока он не прихлопывает ее на самом краю.
- Давно это у вас?
- С рождения.
- Что еще вы умеете делать... из этой области?
Нийя улыбается.
- Снимать головную боль. Если у вас заболит голова, обращайтесь.
- Спасибо, - улыбается и следователь. - Я уж лучше таблетку... А ваши къэтанские друзья вас, стало быть, поддерживали? Там, на парковке.
- Скажем так, воображали, что поддерживают.
- Понятно. Ну что ж, вы свободны. Передавайте привет отцу.
- Хорошо. Его вы не будете вызывать?
- Нет. Конечно, нет. Не вижу смысла подвергать дополнительному стрессу человека, который пережил такое. Думаю, ему хотелось бы скорее забыть обо всем этом. Пусть будет здоров и постарается больше не искать на свою голову приключений.
Нийя хихикает.
- Вряд ли это можно гарантировать!
- Я слышал, он подал в отставку?
- Да. Решил уделять больше времени семье.
- То есть вам?
- Не мне одной. Нам всем. Мы все его семья. Особенно теперь.
- Понимаю, - улыбается следователь. Нийя его совершенно очаровала. - Подарите ему внуков.
- Я как раз работаю в этом направлении.
Нийя прощается и едет домой.
Дома Ракан спрашивает:
- Что ты ему рассказала?
- Не поверите. Правду.
Ракан хватается за сердце.
- Прямо вот всю правду? Нийя! Ты меня так не пугай!
- Сикки Ракан! Ну, что вы такой впечатлительный? - ласково говорит Нийя. - Конечно, я рассказала такую правду, которая всех устроит. Даже генерала Туртыду. Это будет называться: Каноническая Версия Дела Биотеха. Как вам?
- Слишком громоздко.
- Тогда просто Каноническая Версия.
Дело Биотеха было вскоре закрыто. Состав преступления, да и не одного, был налицо, но от подозреваемых ничего не осталось, так что предъявить обвинения было некому.
Кидрасил Уман был далеко не дурак. Иначе ему не доверили бы это дело. Он наверняка много о чем догадался, сопоставив показания разных участников событий. Но Каноническая Версия устраивала действительно всех. Даже генерала Туртыду.
Ракан на эту тему распространяться не любил, поэтому всю правду знали только самые близкие ему люди.
Загадка ломика в диэлектрической обмотке довольно долго будет загадкой. Криминалисты убедятся, что замки с крышки биореактора сбили именно им, но кто это сделал, установить не удастся, потому что биомасса очистила ломик от любых органических следов. Ни отпечатков пальцев Ракана, ни крови на нем не осталось. Предполагали, что человек, взломавший биореактор, убегал от биомассы и просто бросил ломик в коридоре. Довольно долго так думали. Пока Ракан не рассказал, как было дело. За давностью лет к нему уже не возникло никаких претензий.
Последний по списку подвиг
Перед выполнением последнего пункта «Списка подвигов» Нийя, предварительно посоветовавшись по телефону с Теринтией и прочитав параграф в медицинском учебнике, вооружившись маникюрными ножничками и пинцетом, снимает Ракану швы. Выщипывает из его спины ниточки. Протирает все смоченным в спирте ватным шариком и наклеивает бактерицидный пластырь. Практически все уже зажило. Так, небольшая корочка присохшая осталась. Может, на самой Нийе все так хорошо и быстро заживает вовсе не потому, что она сверхчеловек, а это просто наследственность?
- Ну вот, теперь у вас есть новый боевой шрам, - говорит Нийя. - Можете хвастаться.
- Шрамы воина не портят.
- Ай-нэй-нэй, во-о-оин! - Нийя хлопает Ракана по спине, стараясь не задеть место под левой лопаткой. - Не смешите мои носки, а то они сползут!
- Где ты этого набралась? - хмыкает Ракан.
- От вас. Вы так сказали, когда мы ехали к генералу Туртыде. Забыли?
Этот шрам станет у Арджилы любимым. В чем Ракан тем же вечером и убедится.
Дойдя до базы, он немного отклонился от намеченного курса, посетив сперва медотсек. Арджила, как у них повелось, напоила его чаем и угостила печеньем из истощившихся запасов. Ракан рассказал о визите к двум вдовам Го. Арджила выразила желание все-таки попытаться свести с ними знакомство. Может, она чем-то сможет помочь. Хотя бы сориентировать Ракана, каких специалистов следует для них подыскать.
А потом, благо Нийя ушла с Солфаном в штаб базы - танцевать на празднике принятия присяги молодыми офицерами, - можно было спокойно, никуда не торопясь, не опасаясь вторжения, насладиться друг другом. Все на той же кушетке для осмотров. На койке все-таки неудобно: пространства для маневра нет.
Ракан, естественно, от трудов своих вспотел, и пластырь опять отлепился. Еще и Джил зацепила его рукой. В общем, отвалился пластырь и затерялся где-то в складках сбившейся от их возни стерильной пеленки. Джил, нащупав сухую корочку на оставшейся после дренажа ранке и два ряда крошечных дырочек от ниток, вдруг расплакалась, уткнувшись ему в плечо. И плакала долго, никак не могла успокоиться.
Ракан все это время лежал молча, расплетая ей косичку. Потом попытался заплести обратно, но у него не получилось. Утратил навык. А ведь Нийе раньше заплетал почти такую же, следуя инструкции в популярном девичьем журнале.
- У вас не принято говорить глупые слова утешения? - спросила Джил, отплакавшись.
- Мне показалось, они были бы неуместны, - ответил Ракан.
- Всегда только хуже, - сказала, шмыгая носом, Джил, - когда говорят «не плачь». Если я плачу, значит, мне нужно!
- Я не запрещаю вам плакать.
Джил нежно водит пальцем по этому месту под левой лопаткой. Под корочкой последнее время люто чешется. Ракан все норовит потереть это место - хотя бы через одежду, раз чесать нельзя. То есть чесать-то можно, но раскровянится, придется обрабатывать. Самому неудобно. Нийю просить? Она отругает, что чесал. Ракан старается об этом не думать, но если уж подумает, то потом долго изнывает от желания почесать.
- Болит? - спрашивает Джил.
- Жутко чешется, - жалуется Ракан.
- Заживает, - Джил легонько почесывает ногтем по краю.
- О-о-о, как хорошо... - млеет Ракан. Даже «безымянный помощник» поеживается от удовольствия.
- Скоро совсем заживет. Потерпите.
- Стараюсь.
- На вас хорошо заживает. Быстро. Швы Нийя сама снимала, да?
- Она. Как вы догадались?
- Она все хвасталась, что снимет, - Джил играет висящим у него на шее талисманом, наматывая шнурок на палец. - Такин метеорит носите? Неужели она набралась храбрости и сама подарила?
- Какое там... Нийя передала.
- Понятно. Така пошла по пути наименьшего сопротивления, - Джил взлохмачивает ему волосы. - Вас красиво подстригли.
- А вы меня красиво растрепали, - улыбается Ракан.
- Ничего, приглажу, как было. Даже лучше. Еще спрашивать будут, кто вас так хорошо причесал.
- Не будут.
- Это почему же?
- Мужчины не обращают на это внимания.
- Ха! А у вас после меня свидание с мужчиной? - смеется Джил.
- Вообще-то я целенаправленно шел напиться с вашим капитаном.
- Серьезное дело! Не буду вас задерживать! - веселится къэтанка, а сама его не отпускает. Обвивает руками за шею. А ногой - за ноги.
Он бы и не прочь остаться. Но на второй заход у него прозаически не хватит жизненных сил. Все-таки двадцать, тридцать и даже сорок Ракану было давно.
- Нет, мне все-таки надо идти, - говорит он, выпутываясь из ее объятий. - Напрасно я, что ли, две бутылки волок?
Джил не обижается. Она смеется и выпускает его. Ракан втискивается в душевую.
- Но, пока не причешу, не уйдете! - шутливо грозит къэтанка.
- Хорошо.
- Мочалкой не трите! А то сдерете. Лучше я вам почешу аккуратно.
- Буду премного благодарен.
- Ну-ка, покажите, - требует она, когда Ракан выходит (безо всяких полотенец - чего стыдиться, если она столько раз видела его ни в чем).
Ракан послушно подставляет спину.
- Немножко размокло. Давайте все-таки заклею. Чтоб к одежде не прилипло.
Джил налепляет ему пластырь. Он одевается, она его причесывает, как обещала, и он идет наконец к капитану.
Тот сидит в каюте, что-то тыркает в портативном компьютере.
- Я пришел, - сообщает Ракан, расстегивая рюкзак и выставляя на стол две бутылки «Шавэлы».
- Смотрю, серьезно подготовился, - улыбается къэтанец. - У Джил был?
- Был.
- Отработал?
- Отработал.
- Имей в виду, Арджила нам с Агундо как сестра, - внушительно говорит капитан.
- Я понял, - кивает Ракан. - Я ее не обижаю.
- Смотри у меня!
Капитан вызывает по внутренней связи старпома. Фариа приходит с закусками: къэ-
танская сухая колбаса из каких-то неприкосновенных запасов, воздушные сухарики в вакуумных пакетиках (из сухпайков. Ракан этих сухпайков уже достаточно слопал, чтобы даже по цвету упаковки запомнить, где какой вкус), банка консервированной ветчины (местная, с военного склада). Ко всему этому менирские чипсы - къэтанцы к ним пристрастились, за уши не оттащишь, только и хрумкают.
- Мы его ждем, ждем, - ухмыляется капитан. - А он, прикинь, у Джил время с пользой проводит!
- То-то я заметил, жестянка наша качается, - подыгрывает старпом. - Какая-то подозрительная вибрация по переборкам - дыр-дыр, дыр-дыр... Обратил внимание, капитан? Да так долго...
- Это опять Крантэла провалилась, - говорит Ракан, и къэтанцы дружно гогочут.
На троих мениров два «Шавэлы» - сущее тьфу. Но на одного старого опытного менира и двух не менее опытных, но помоложе къэтанцев расклад выходит несколько иным. Они так стремительно доходят до кондиции, что даже неинтересно. Хотя познавательно.
Оба наперебой травят космические байки, то и дело перескакивая с галактического на
къэтанский. Где-то посередине истории рассказчик спохватывается, переходит обратно на галактический, но потом снова сбивается на родной. Ракан где-то с пятого раза перестал напоминать, что къэтанский вообще-то знает неплохо. А раза с седьмого бросил переспрашивать то, что все-таки было непонятно. Догадывается интуитивно или по контексту. А где не догадывается - не больно-то много теряет.
Большинство космических баек похоже на большинство других космических баек. Во время переаттестаций, когда пилоты толкутся в коридорах офиса ДепКоСо, можно, просто проходя мимо, наслушаться такого, что все наличные волосы дыбом встают. Если не встают, то седеют. С космосом ведь нельзя на «ты». Космос полон неожиданностей.
Так что Ракан не напрягается. Сидит, попивает настойку, закусывает, наслаждается обществом.
Арджила, оказывается, была с Нандаром на Яурун Манире. И там они напоролись на контрабандистов. Которые семнадцать дней продержали их в заложниках. Арджила лечила прихворнувших бандитов, пока Нандар приводил в летабельное состояние их ушатанную вусмерть посудину. Конечно, свои их искали, но это же Яурун Манира. Там запросто можно не найти, даже если искать, - и скольких так и не находили. Правда, главарь той банды свое слово сдержал: Арджилу и Нандара отпустили. У контрабандистов свой кодекс чести. Это в вольном переводе с къэтанского.
Насколько Ракан еще понял из некоторых недомолвок, в прошлом они были любовниками - Нандар и Арджила. А теперь просто друзья.
«Шавэла» - поистине волшебный напиток. Сближает людей разных цивилизаций. Даже если бы Ракан был вовсе ни бум-бум по-къэтански, все равно бы, наверно, все понял. По интонациям. Как музыку.
- Ракан! А чего это ты с пустой рюмкой сидишь? - Фариа тянется долить. - Не отставай от коллектива!
- Это ты отстаешь, я свою уже выпил.
- Да-а? - Фариа подозрительно всматривается в его лицо. - А чего трезвый такой?
- Я трезвый?
- По сравнению с нами - трезвый, как телескоп!
- Почему как телескоп?
- А где ты видел пьяный телескоп? - регочет Фариа.
В общем и целом къэтанцы - вполне ничего мужики. Но сдуваются быстро. Ракан мог бы спокойно еще столько же просидеть и еще столько же выпить. Без экстремальных последствий и угрозы здоровью. Тут ведь главное что? Главное - поймать нужный ритм.
Капитан Оор кладет руки на стол, а голову на руки и вырубается. Фариа, пошатываясь и вращаясь вокруг дверного косяка, выходит из санблока и обваливается на койку. Ладно, пускай себе спят. Похмелья от «Шавэлы» не бывает, это вам не къэтанский коньяк. Выживут.
Ракан выходит и встречает в коридоре Нийю.
- О, сикки Ракан! А я вас искать иду! Доктор Вирэйн сказала, вы у капитана, - Нийя вглядывается в его лицо. - Да вы вроде и не такой уж пьяный. А она-то меня напугала...
- Я не забывал об ответственности.
Нийя хихикает.
- Идти можете?
- Без проблем.
- Тогда выдвигаемся домой.
- Только сперва в красную будочку.
- А здесь вам чем не нравится?
- Не помещаюсь.
- Сочувствую, - улыбается Нийя.
Они заходят в медотсек, прощаются. Арджила тоже отмечает, что Ракан не сильно пьян. Она как-то иначе представляла себе его «напиться».
- Сикки Ракан, - говорит Нийя по дороге к трамвайной остановке. - Ваш «Список подвигов» кончился. Что вы будете делать дальше?
- Жить.
- Понятно.
- На самом деле у нас еще куча дел. Я говорил с доктором Вирэйн, она все-таки хочет посмотреть Гету и Тэрку. И мелкого.
- Его зовут Ингути, - напоминает Нийя.
- Да знаю я.
- И вы не боитесь, что из этой затеи ничего не выйдет?
- Нийя, кто не рискует, тот не пьет всяких вкусных и вредных напитков.
- «Шавэлы», например?
- Хотя бы.
Подходит трамвай. Они занимают любимые места в хвосте. Народу вечером много, еще и электричка из Шаблдона пришла, но какие-то молодые парни при виде Ракана подскакивают, как игрушечные солдатики на пружинках. Хорошо, хоть не кланяются. Ракан благодарно кивает и садится. Нийя тоже садится, но через остановку уступает место пожилой тьярке с тележкой на колесиках. Та долго устраивается, заталкивая тележку под сиденье, косится на Ракана, однако заговорить не решается.
Наутро у Ракана все-таки болит голова. Пожалуй, было и многовато. Или стареет - здоровье уже не то. Нийя его лечит. Не может удержаться от ехидного комментария:
- Ай-йай, и не стыдно вам, пьяница?
- Что это мне должно быть стыдно? - говорит Ракан, балдея от копошения ее пальцев в волосах. - Я себя прилично вел.
- Хи-хи! Прилично! А вдруг вы не помните? А на самом деле неприлично?
- Нийя, ты нахалка. Знаешь об этом?
Капитана и старпома, проснувшихся в гораздо худшем состоянии, подлечила Арджила, о чем не преминула доложить. Оба даже в поля не поехали. Сидели в каюте и хмуро играли в карты, попивая соленую минералку.
- Нет, ты глянь, глянь на этого вампира! - гыгыкнул Фариа, увидев Ракана в дверях. - Мы тут чуть не умерли, а он аж лоснится весь!
- Крови нашей насосался, - хмыкнул капитан.
- Не-е, Нандар, проблема не в этом. Он нас покусал, теперь мы в дэссиан превратимся!
Ракан отлично понял, о чем къэтанцы толкуют. Легенды о племени, пьющем кровь, на Дэссе тоже есть. В них тоже говорится, что от укуса кровохлёба можно стать таким же. Так что все втроем посмеялись.
Две вдовы Го
- Утопиться я хотела, - говорит Гета, вертя на столе опустевшую чашку. - Думала, когда ноги совсем откажут, стану всем обузой. Хотела Тэрку от этого освободить - чужую тетку на горшок сажать... Знаете, что меня остановило? - Гета горько смеется. - Холодно было! Вышла на пристань, где Водоотводный канал из Талги выходит, думаю: пальто у меня хорошее, на полом волокне, теплое, ничего не весит... Торки на распродаже купил. Сниму, думаю, повешу тут на столбик - кому-нибудь бедному пригодится. Пусть берет, кому надо, хоть бродяга какой... Хоть зиму перезимует. Ботинки тоже новые, хорошие. Думаю: жалко тонуть-то в них. Мертвой-то на что? Разуюсь, тоже тут поставлю. Живому кому пригодятся. А холодно же! Так и не собралась с духом - раздеться-разуться. Так домой и пошла... Не пальто жалко было, а холодно... и вода холоднущая - в этом все дело... Вот дура я, да? Умирать побоялась, потому что холодно...
Она смотрит на Ракана. Он-то знает, каково это - умирать.
- Жить, я вам скажу, больнее, - морщится Ракан. - Оживать особенно. После того, как уже совсем-совсем решил, что умер.
- Да уж представляю, - качает головой Гета. - Простите вы его, дурака!
- Простил.
- Он же не из ненависти к вам это сделал, не-ет! Он вас уважал. Этот выродок ему башку задурил!
- Знаю, Гета. Знаю. Проехали уже, ладно?
Ракана еще долго будет передергивать от воспоминания о том, как заточка входила ему между ребрами. Но он простил Торки. Потому что понял причины его поступка.
Арджила листает блокнот, анализируя записанное. Говорила Гета много, и довольно путано, кое-какие термины запомнила, но все, какие запомнила, перепутала. Ну, ей простительно, она ведь не медик. Картина какая-то все-таки вырисовывается. Безрадостная, но хоть какая.
Вначале Гета говорила очень эмоционально и только по-тьярски. Нийя замучилась переводить. Тэрка слушала-слушала, да и выдала:
- Мама, вы же знаете галактический! Зачем вы притворяетесь? Эта женщина помочь вам хочет, она врач.
Тогда Гета разрыдалась и заговорила на галактическом. Прорвало ее. Всю свою жизнь рассказала. Целый чайник у нее под этот рассказ ушел. Большой чайник, семейный.
Даже Нийя не выдержала - ушла в комнату играть с Ингути. Слышно, как мальчик говорит:
- Быстрая мафына!
- Правильно не мафына, а машина, - отвечает Нийя. - У тебя машина и у меня машина. Давай устроим гонки.
Машинки Ракан выбрал попроще и прокрепче. Чтобы ребенку поломать было труднее. Да поломает - он еще принесет. Ему не жалко, он их еще наклепает. Ему ведь важен сам процесс.
Машинки жужжат моторчиками. Ингути заливисто хохочет. Потом надрывно кашляет. Нийя учит его, как правильно откашляться. Уговаривает принять лекарство. Ингути рассказывает, как заболел от дыма. Дым кусал глаза, и он плакал. А потом стало чесаться в груди, и все чешется, и чешется. Но внутри почесать - никак.
Арджила уже пометила «Вменяемый пульмонолог!» в своем блокноте.
Тэрке нужна консультация хорошего гинеколога. Она стеснялась говорить при Ракане, пришлось его попросить выйти. Тогда Тэрка призналась, что у нее «полный бардак по женской части: то ничего-ничего, а то ни с того ни с сего ка-ак польет, аж по ногам течет, никаких прокладок не хватает». У Арджилы сложилось впечатление, что возможна серьезная патология, миома, например. Осмотр профессионалом необходим. Ракана позвали обратно.
Он все равно слышал весь разговор: стены в этой квартире - одно название. Его сосед по площадке как раз гинеколог. Работает в клинике для богатых. Вполне, прикидывает Ракан, можно будет пристроить Тэрку туда.
Тэрка сидит в углу и сосредоточенно вяжет фуфайку для Ингути.
С Гетой действительно дело серьезное. И непонятное.
- Я правильно поняла, что ваши проблемы с ногами начались во время беременности? - переспрашивает Арджила.
- Да, правильно, - кивает Гета. - У меня многоводие было. Не представляете, какой был живот. Я его еле с места сдвигала. Задыхалась. Особенно лежа. Сидя спала: подушку под спину поставлю и сплю...
Ракан сочувственно кивает. Он хорошо представляет, каково это - не мочь дышать лежа и потому спать сидя. Воспоминания еще свежи.
- Меня два раза на сохранение клали, - продолжает Гета. - А мест-то нету. Привозят таких, которым еще хуже. Меня подремонтируют чуток - и выписывают. А мне опять хужеет... А где-то за недели две до родов правая нога начала отставать. Я ей шаркала. И тянет так противно, тянет... Думала, ступила неловко, потянула. А после родов и левая стала отказывать. Один раз я хочу утром встать, а ног не чувствую. Так испугалась, что аж описалась, извините. Ору: «Торки! Торки! Меня паралич разбил!» Торки перепугался, «скорую» вызвал. Пока они ехали, ноги мои как-то хоп! - и нормальные. Осмотрели - не поймут ничего. В больницу забирать не стали. Говорят: понаблюдайте... Потом, где-то через неделю, опять... С тех пор сколько лет прошло... - она утирает слезы. - Сыночка моего уж третий год как Куртута принял... Сколько врачей меня пережмякало - ничего не находят.
Нийя в комнате объясняет Ингути, как заставить машинку ехать задом-наперед.
- Позвоночник, - говорит Арджила. - Вот сто процентов позвоночник!
- Да смотрели позвоночник! Сто раз!
- Кабы не двести, - поддакивает Тэрка, постукивая спицами.
- Значит, плохо смотрели!
- Или смотрели не там, - замечает Ракан.
- Вот! - назидательно поднимает палец Арджила. - Сикки Ракан не врач, и то понимает!
Найдут у Геты грыжу межпозвоночного диска в пояснично-крестцовом отделе. Прооперировать не удастся - очень уж неудачное расположение. Но получится стабилизировать. Гета никому не станет обузой. Сможет прекрасно себя обслуживать до преклонного возраста.
С кашлем Ингути - да, придется повозиться. Но и его вылечат. Вырастет здоровый, крепкий мальчик.
И Тэрку подлечат. Ничего опасного у нее не обнаружат. Не потребуется никакой операции или сложных процедур. Достаточно будет грамотно подобранных медикаментов и гормональной терапии. Она сможет нормально жить и работать, не опасаясь внезапного кровотечения.
Тэрка устроится в НИИ Экологической экспертизы оператором баз данных. Зарплата будет маленькая, но Гета получит государственную пенсию по инвалидности и потере кормильца (тоже Ракан похлопочет), так что проживут. Запросы у них скромные. Даже квартиру удастся обменять без затрат.
- Меня ужасают эти дома, - делится впечатлениями Нийя по пути к автобусной остановке. - Доктор Вирэйн, вы видели, какие стены? Они же картонные!
- Не картонные, а слоистый бетон на пористых заполнителях, - уточняет Ракан.
Нийя заводит глаза.
- Сикки Ракан в своем репертуаре! Я знаю, что это бетон! Но они же в ладонь толщиной, эти стены!
- Вот и не в ладонь, - возражает Ракан. - Брэ с четвертью - все по нормативам.
- Какие там с четвертью? От силы половина! Если вы сунете руку в ту трещину на кухне, у вас пальцы наружу вылезут!
- Не вылезут.
- Вернемся и проверим?
- Тут, Нийя, не в толщине дело. Тут другая проблема: тепла эти плиты на практике не держат. Хотя считалось, что должны.
- Кем считалось?
- Разработчиком.
- Может, просто, когда строили, всю теплоизоляцию украли? - предполагает Нийя. - Со звукоизоляцией вместе. Особенно в туалете у них слышимость отличная. Слышно, как соседи кашляют и пукают.
- А ты не прислушивайся.
- Не могу.
- Мне та трещина тоже не понравилась, - говорит Арджила. - Из нее прямо сифонит.
- Конечно, сифонит, - соглашается Ракан. - Она же сквозная.
Тэрка рассказывала, трещина появилась еще до рождения Ингути. Сколько ее ни заделывали, все высыпалось. Потом перестали заделывать. Напихали стекловаты, заклеили нетканкой, поставили маячки, сказали: будет расти - дом придется расселять. В холодную зиму в ней нарастал иней. Оставили на ночь недопитый стакан с чаем - промерз до донышка. А этим летом трещина выросла так, что из нее все маячки повыпадали. Потом, буквально через несколько дней, обвалился целый пролет лестницы - между третьим и четвертым этажами. Если бы Торки не пошел в контору и не поднял хай до небес, так и ходили бы по деревянной лесенке. Повезло еще, что никто не пострадал. Хотя тогда бы дом наверняка расселили.
- Кошмарные домишки! - мотает головой Нийя.
- Это времянки, - говорит Ракан.
- Что? - оборачивается Арджила.
- Времянки. Строили их наспех. С расчетом на временное размещение рабочих, которых переселяли из Хармандонара.
- Это что за место? - интересуется Арджила.
- Это город, - говорит Ракан. - Был. Давно. Он уже лет двадцать как заброшен и затоплен. Кое-что от него осталось, конечно, но почти все под водой.
- Что там случилось? - спрашивает Арджила.
- А кто знает? Может, шахта провалилась по соседству. Где-то что-то сдвинулось, водоносные горизонты дестабилизировались, и город поплыл.
- Мама дорогая! - восклицает къэтанка. Она никак не может привыкнуть к разнообразию дэссианских катаклизмов.
- Люди полгода жили в затопленных домах, - рассказывает Ракан. - А куда им деваться? Весь город фактически на одном заводе работал. Хармандонарский металлургический завод - может, слышали что...
Арджила качает головой. Она слышит о Хармандонаре впервые. Как и Нийя.
- Их уверяли, что ничего страшного, обычное половодье, - продолжает Ракан. - Никто не верил, конечно. Тогда еще снег выпадал, но настолько мало, что такому половодью взяться было неоткуда. И потом, половодье рано или поздно уходит, а тут только прибывало и прибывало. Жители первых этажей дома в сапогах резиновых ходили. Завод повыше стоял, он поплыл последним. Тогда его перевели в Касинэ Алессин и рабочих всех переселили. Эти четырехэтажки для них строили. Знаете, почему там везде такие высолы на стенах?
- Представляю, - кивает Арджила. - Бетон замешивали на соли. Возможно, чтобы быстрее застывал.
- Правильно. Только эта соль ядовитая. В этих домах по санитарным нормам вообще жить нельзя.
- А куда смотрит руководство завода?
- Эти дома давно не принадлежат заводу. Он уже лет семь стоит. Или все восемь. А дома передали в муниципальную собственность.
- А город - банкрот.
- Теперь уже нет, - говорит Нийя. - Ему все вернули.
Она изучала экономику. Особенно не углублялась, но ей понятно, что сейчас происходит: разоренные Туранчоксом частные и государственные предприятия возвращают себе все то, что он у них отнял. Оживет производство - деньги у городов будут. Будут деньги - в городах будет жизнь. Иногда действительно достаточно вывернуть камень, чтобы жуки разбежались. Из прихлебателей Туранчокса ни один не захотел продолжать его политику. Об этом по телевизору без умолку талдычат. Ни один.
Большой пыльный инопланенятин
В медотсеке «Астона» все трое умываются и пьют чай. Втроем там устраивать чаепитие тесновато. Столик привинчен к полу, его не подвинешь, можно только развернуть столешницу. Ракану приходится сесть на кушетку. Нийя устраивается рядом с ним, скинув ботинки и забравшись на кушетку с ногами. Арджила садится на стул напротив и любуется обоими. До чего же они все-таки похожи!..
После Тэркиного пойла во рту стоит пакостный металлический привкус. Вода в Касинэ Алессин дрянная. Фильтры на водозаборной станции давно пора менять. Да и сам чай паршивый, дешевенький. «Надо будет им в следующий раз чаю хорошего привезти, - думает Ракан. - С травами какими-нибудь. Общеукрепляющими. Хоть иммунитет приподнять». Этим он займется сам. В чаях и травах Ракан разбирается. Дед-тьяр разбирался и его научил.
Гета этому не удивится, скажет:
- А я знала, что вы разбираетесь. Торки рассказывал, как вы его подлечили. Вы добрый человек, сикки Ракан. Мне век не искупить вины моего мужа перед вами.
Ракан глубоко вдохнет, выдохнет. Не наорет, нет. В позапрошлый раз наорал, но на сей раз он сдержится. Будет сдерживаться и впредь. Его раздражение - это его проблема. Гета ни в чем не виновата. И уж во всяком случае, она говорит от сердца.
Нийя придвигает ему коробку с печеньем.
- Сикки Ракан, ваше любимое. Йей! - она помахивает перед его лицом ладонью. - Сикки Ракан! Вы вообще с нами?
- Нийя, - мягко осаживает доктор Вирэйн.
- Понятно. Завис. Перезагружается. Сообщите, когда заработает. Я там видела Таку Сигдэн, пойду к ней, поболтаю.
Нийя споласкивает свою чашку и уходит.
- Меня тоже все это заставило задуматься, - говорит Арджила, коснувшись руки Ракана на столе.
- Мой отец всегда говорил: «Если кто-то живет хуже нас, это не значит, что он сам хуже».
- Ваш отец был мудрым человеком.
- Похоже на то. Я с ним не всегда соглашался... Вот, например, эта семья. Они ничем не хуже ни меня, ни вас. Просто так сложилось, что две больные женщины остались одни. Я думал, они сами не хотят изменить свою жизнь. Привыкли, смирились, сами не хотят бороться. Я был неправ.
Арджила с задумчивой улыбкой смотрит на него. Ракан продолжает:
- Или вот Иггори Тумо. Он хуже меня? Хуже любого из нас? Нет. Просто в чем-то слабее. Но слабее не значит хуже.
- Вы правы, - мягко говорит Арджила. - Но вам не в чем винить себя.
- Я, когда заговорил, тоже боялся, что моя жизнь изменится. Но просто не мог больше жить, как прежде. Смотреть на все это и делать вид, что так надо. Убеждать себя, что я один ничего не могу изменить.
- Но вы заговорили. Вы поступили правильно. И мужественно.
- Мужественно! - кривится Ракан. - Мне, Джил, просто терять было нечего. Я тоже слабый человек. Не сильнее и не мужественнее Геты или Иггори. Все говорят: подвиг, подвиг. А я заговорил от отчаянья. Мне уже все равно было, даже если меня убьют. Но если бы я знал, что Нийя жива, то и вякать не стал бы.
- Ее присутствие вас удержало бы?
- Да. Торки был готов меня убить, потому что боялся за свою семью. И я готов был бы молчать, если бы боялся за Нийю.
- Я понимаю, - говорит Арджила. - У меня нет детей, но я вас очень понимаю.
- Вы смогли бы пожертвовать своим ребенком ради спасения планеты?
- Я скорее пожертвовала бы собой!
- Значит, действительно понимаете.
Ракан вздыхает, и Арджила чувствует, как он расслабился. Разжался.
- Ешьте печенье, - улыбается она. - А то Нийя все слопает, вам ничего не останется.
- Ваши запасы на исходе?
- Я вам привезу в следующий раз. Это же не контрабанда.
Ракан вдумчиво жует печенюшку.
- Даже в детстве особо сладкое не любил. Может, в ваше печенье что-то подмешивают? Какой-нибудь къэтанский наркотик?
Арджила смеется.
- Да тут у вас повсюду какие-то наркотики витают. Вот скажите, доктор, почему аромат ваших медикаментов так на меня действует?
- Как - так?
- Ну, так, - Ракан указывает глазами вниз, на свой живот и ниже. - Понимаете, да?
- О, боюсь, ваш случай непростой, - воркует къэтанка, подходя и обнимая его за шею. - Я должна вас как следует осмотреть. Не возражаете?
- Я готов, доктор. Приступайте.
Арджиле нравятся запахи Дэссы. Этот вездесущий запах суглинка и соли. Даже въедающийся в волосы, не вымывающийся ничем запах гари ей теперь нравится. Но больше всего ей нравится запах Ракана. О чем она и говорит, садясь верхом ему на колени и зарываясь носом в его волосы.
- Вы изумительно пахнете!
- Чем?
- Большим пыльным инопланетянином.
- Тут полная планета таких, - отвечает Ракан, деловито распаковывая ее груди из топика. - Больших, маленьких, на любой вкус. Пыльные все.
- Мне нужен вот этот.
Така Сигдэн и Нийя сидят на решетчатом рукоходе на полосе препятствий, отпивая по очереди из жестянки пива и болтая ногами.
Таке шестнадцать, но она маленькая и пухленькая, точно кукла, с нежным, совсем детским личиком. Пиво ей не продают. Она всякий раз возмущается и спорит, доказывая, что по закону имеет право. Все равно не продают. Тогда она зовет на выручку Софэ и Бэгу Лойтани. Иногда Нийю. На сей раз Така сама добилась справедливости. Правда, добыча скромная - на больше денег не хватило. Но Таке плевать. Нийя рассказала ей потрясающую новость: что сикки Ракану понравился ее амулет. Он его носит!
- Правда, что ли? - переспрашивает Така.
- Ну, а что я, врать тебе буду? Не веришь - подойди сама и спроси!
- Уй, нет! - Така зажмуривается. - Ни за что!
- Да почему? - смеется Нийя. - Укусит он тебя?
- Ну... - Такины щеки заливаются краской, это даже в сумерках видно.
- Ладно, ладно, - Нийя сует ей в руку банку. - Я все понимаю. Не обижайся.
Они разговаривают о птицах, о пересохшей реке, о племянниках Таки, которых за время отсутствия Нийи народилось уже двое, потом снова о Ракане. Каждый считает своим долгом спросить, чем он теперь намерен заниматься, и Така не исключение. Нийя пожимает плечами.
- Не знаю. Сама спроси.
Они дружили с того самого дня, когда Ракан и Нийя впервые вошли в квартиру Сигдэнов. Первое время десятилетняя Така настолько смущалась, что при появлении Ракана, которого с нетерпением ждала всю неделю, убегала и пряталась. Импа Муэр Сигдэн всякий раз оправдывалась за дочь:
- Вы уж извините, сикки Ракан. Она у нас такая стеснительная...
Нийе удавалось уговорами выманить Таку к столу, но при малейшей попытке Ракана с ней заговорить девочка заикалась, краснела и норовила сползти под стол.
- И не стыдно тебе? - выговаривала Импа. - Ведешь себя, как маленькая!
Старший брат Номар смеялся и дразнил ее, один раз даже сказал, что Така, не иначе, влюбилась. Тогда уже самолично Ракан на него цыкнул. Импа снова заизвинялась, а Ракан прочел Номару краткую нотацию:
- Это твоя сестра. Ты не должен над ней насмехаться.
Номар притих и впредь от комментариев воздерживался. Однако непонятно: осознал ли он свою неправоту или просто испугался Ракана.
Така отважилась заговорить с Раканом только когда он первый раз пришел без Нийи. И очень грустный. Така переборола свою стеснительность, поздоровалась и спросила:
- А где Нийя?
- У профессора.
- Он ее не пускает к нам? - сообразила Така.
- Да. Он ее теперь и ко мне не пускает.
- Почему? Вы с ним поссорились? Из-за того, что вы ходили с Нийей к нам?
- Нет, дело не в этом. Просто у профессора проблемы с генералом Туртыдой. Он боится, что Нийя может из-за этого пострадать. Теперь им, скорее всего, придется надолго уехать. Даже улететь на другую планету.
- Я буду скучать по Нийе.
- А уж я-то.
- Но вы к нам будете приходить?
- Конечно.
Однажды Ракан пришел и сообщил, что Нийя улетела. Якобы профессор решил отправить ее учиться на Къэтан. Почему Къэтан пришел ему на ум, а не, скажем, Латона? Может, просто потому, что дэссиане там редко бывают.
- А когда она вернется? - спросила Така.
- Не знаю.
Така не перестала робеть и краснеть, но теперь она могла с ним разговаривать. Понимала, что ему нужно ее сочувствие. Спрашивала, есть ли новости от Нийи и как у нее дела. Ракан всякий раз отвечал, что все в порядке, Нийя передает привет. Говорил он так даже после того, как сигнал от «Гайи» пропал. Така видела, что на нем лица нет, но истолковывала по-своему: он очень тоскует и думает, что Нийя, скорее всего, не вернется.
Разумеется, Така не знала правды. Думала, что Нийя - родственница профессора, а Ракан просто принимал участие в ее воспитании. Видимо, оплатил ее учебу. Всю правду Нийя рассказала подруге только теперь. Вот прямо сейчас, сидя на рукоходе.
В медотсеке Ракан и Арджила обессиленно отваливаются друг от друга. Лежат, приятно опустошенные. Арджила щупает губами его плечо.
- Какая у вас нежная кожа... - потом поглаживает его влажный бок. - А вы немножко поправились. Все-таки были очень худой, а теперь такой гладкий...
- Двигался мало, - дремотно отвечает Ракан. - Нийя так вкусно готовит...
- Я знаю, - улыбается Арджила.
Обходит с порциями ласки любимые места: целует едва заметный шрам, рассекающий левую бровь, водит кончиками пальцев по зажившему рубцу под левой лопаткой. Он такой приятный на ощупь - шелковистый...
- Уже не чешется?
- Нет.
- Хорошо... - Арджила нежно поглаживает его расслабленно лежащий на бедре член. - Не нужно ему никакое прозвище. Пусть будет безымянный помощник.
- Я теперь сам его так называю, - не открывая глаз, отвечает Ракан. Его пальцы блуждают в ее волосах, разбирая косичку на пряди. - Это теперь его имя. Хотя помощником он не так давно стал. Лет до тридцати жил своей жизнью и причинял мне много хлопот.
Арджила тихо смеется. Настолько он умилительный, этот серьезный инопланетянин... Водя пальцами по любимому шраму под лопаткой, она тоже дремлет, пока снаружи не доносится шум вездеходов.
Нийя и Така за это время успевают допить банку, сходить в киоск еще за двумя (Нийе-то без проблем продают, и деньги карманные у нее водятся в количестве достаточном, не то что у Таки), покачаться на качелях, раза три сбегать в пыльные кустики, еще покачаться.
- А как ты думаешь, они с доктором Вирэйн поженятся? - спрашивает Така.
Она не первая задает этот вопрос. Тарра Кру уже спрашивала. И Софэ Лойтани. И - в виде исключения, а то все женщины да женщины, - Иггори Тумо, стеснительно дыша в сторону, поинтересовался: «На къэтанке-то сикки Ракан женится иль чо?» Нийя честно ответила, что Ракан ее в свои планы пока не посвятил. Что вот им всем за дело?
- Не знаю, - говорит Нийя. - Не спрашивала. Скорее всего нет.
- Почему?
- Доктор Вирэйн не сможет остаться здесь.
- Но почему?
- У нее там друзья. И работа.
- К друзьям можно в гости летать. А работа здесь есть! Врачи везде нужны!
- На Къэтане она нужна тоже.
- Кому?
- Така, ты глупая, что ли? Друзьям нужна. Коллегам. Пациентам. Она не может вот так взять и их всех бросить.
- Даже ради любви?
- Думаю, сикки Ракан не принял бы такой жертвы. Она будет прилетать. Так часто, как сможет.
Арджила Вирэйн умрет на Дэссе. Всего на несколько лет пережив Ракана. После его смерти она уже не сможет покинуть эту планету. Отдаст ей без сожаления остаток жизни. Но до этого она долгие годы будет разрываться между Дэссой и Къэтаном. Это будет тяжело, но Арджила сама сделала этот выбор.
- И потом, - добавляет Нийя, - думаешь, это так легко - выйти замуж за инопланетянина?
- Ты же собираешься.
- Я - другое дело. Мне лет-то всего ничего. А они уже прожили по целой отдельной жизни. Причем в разных мирах.
- Но они любят друг друга!
- Да, но они все равно очень разные. Может, они вообще не смогут вместе жить.
- Не знаю... По-моему, если любишь, можно привыкнуть ко всему...
На качелях их находит Солфан.
- Все уже вернулись. Тебя сикки Ракан ищет.
Нийя лихо соскакивает с качелей на ходу. Така повторить этот трюк боится. Замедляется и тормозит ногами. При ней Солфан Нийю не целует, даже в щеку, только приобнимает за плечи.
- Как съездили к двум вдовам?
- Нормально. Сегодня Гета хотя бы не рыдала, а разговаривала. Оказалась ничего тетка, кстати. И малявка смешной. Когда-нибудь у нас такой будет.
- Два, - уточняет Солфан.
- Три. Пять. Десять.
Солфан смеется. Они идут на летное поле.
Ракан Нийю вовсе не ищет, а копается в блоке привода буровой установки. Нэво Арьиндэ, изображая руками, рассказывает, как бур сделал «вз-з-жи-иу!» - и встал. Никто из къэтанцев так и не нашел, где коротнуло. Хотя они с этой буровой сто лет уже работают. Ракан сосредоточенно сопит и кряхтит, что-то откручивая. Доктор Вирйэн держит наготове разводной ключ.
- А ты спрашивала, чем он будет заниматься, - улыбается Нийя, подталкивая Таку в плечо. - Уж этот человек всегда найдет себе занятие.
Нэво замечает ее.
- Слушай, а есть что-нибудь, чего он не умеет?
- Врать, - пожимает плечами Нийя. - Остальное умеет вроде...
Ракан недовольно бурчит из-под крышки блока привода. Нэво хватает ящик с инструментами, лихорадочно роется, что-то роняя, наконец находит и подает Ракану отвертку-пятигранник. Доктор Вирэйн собирает упавшие инструменты и помогает Нэво сложить их в ящик.
- Дэсса, - говорит Ракан, выныривая из-под крышки, - способна уходить любого. Не надо мериться с ней, кто круче.
- Учту, - кивает Нэво.
Доктор Вирэйн потрошит пачку влажных салфеток. У нее всегда припасена, по докторско-походной привычке.
- Запускай! - командует Ракан, оттирая перемазанные в смазке руки. - Должна делать «взу-взу-взу»?
- Точно! - улыбается Нэво. Запрыгивает в кабину, заводит двигатель. Потом включает бур. Он начинает вращаться. Именно с таким звуком, как Ракан изобразил.
Така смеется. Ракан оборачивается.
- Что смешного в буровой?
- Сикки Ракан! Вы на их языке говорите!
- На чьем?
- На машинном!
- Еще одна фантазерка.
Доктор Вирэйн заботливо стирает Ракану пятно со щеки. Таку бросает в жар. Это такое прикосновение... Это же почти что секс! А у сикки Ракана такой вид... Ему явно приятно. Причем не просто приятно, а в том самом смысле. По выражению лица видно.
На трамвайную остановку Ракан и Нийя приходят уже совсем в сумерках. Провозился он с этой буровой, да и темнеть стало раньше. Зима все-таки. Хотя никаких признаков зимы не наблюдается. Разве что похолоднее, и то ненамного.
Трамвая долго нет. Ракан подходит к ограде НИИ Биотех и смотрит на темные, с пятнами копоти над ними, окна. Фонари на территории тоже не горят - подстанцию отключили. Светятся только несколько оранжевых огоньков на сетке, которой огородили взорванный вентиляционный киоск.
- Сикки Ракан, вам не страшно на него смотреть?
- Ты сто раз уже спрашивала.
- Вы ни разу не ответили.
Ветерок гоняет по пустой парковке какие-то бумаги, пакеты, клубок спутанной перфоленты.
- Опять не скажете?
- Нет.
- Ну и ладно. И не говорите.
- Я имел в виду: нет, не страшно. Нечего на меня дуться. Я тебя разве обидел?
- Нет, не обидели. Просто я не знаю, что у вас на душе.
- Скажем так, вид этого здания вызывает не самые приятные ассоциации. Но что не убивает, то дает бесценный опыт.
- Вы хотели бы об этом забыть?
- Нет. Но и говорить об этом не хотел бы.
- Я поняла. Извините.
- Проехали.
Трамвая все нет. Слышно, как он лязгает на разворотном кругу, но не едет. Может, сломался и ждет следующего, чтобы пропустить вперед.
- А вы изменились.
- Отъелся, что ли? Говори уж как есть. Арджила тоже считает, что поправился.
- Нет, - улыбается Нийя. - Не это. Хотя немножко да. У вас какой-то свет в глазах. Я такого не помню.
- Фантазерка.
- Но менее вредным вы не стали.
- Только менее костлявым?
- Ну, это дело поправимое.
Трамвай наконец приходит и везет их домой.
Два счастливых месяца
До отбытия «Астона» осталось чуть больше двух месяцев. С Къэтана пришло окончательное заключение, что Дэсса не безнадежна. У Дэссы есть будущее. Начинающий эксперт-планетолог Солфан Асир оказался прав: необратимые изменения возможно компенсировать. А обратимые - обратить. Пускай и не легко и не быстро.
Через два месяца, в начале весны, прибудет «Карантилла» и немножко - для начала - пролопатит атмосферу плазменным конденсором. Это даст хорошие результаты, даже лучше ожидаемых. «Карантилла» будет еще несколько лет прилетать. Как и «Астон».
А пока у них есть два счастливых месяца.
Нийя уже, безо всяких тестов, уверена в своей беременности. Но никому пока не говорит, даже Солфану. Никаких проблем вроде тошноты и перепадов настроения у нее не наблюдается. Только время от времени хочется съесть что-то странное, но она всегда этим отличалась. Ни у кого не возникает никаких подозрений. Кроме Ракана.
Нет, коробочки с тампонами и тампоны в коробочках он не пересчитывает. Правда, Нийя их время от времени передвигает, убирает одну коробочку, потом ставит на место, чтобы создать впечатление, что ими пользуется. Она знает Ракана. Он спросит.
Потому что Нийя последнее время постоянно какая-то не такая. Вариантов у Ракана два. Либо у нее посттравматическое расстройство в легкой форме, с которым она, благодаря заботе близких, успешно справляется. Либо она беременна. Конечно, Ракан ей все уши пронудел: не торопись, не торопись. Но он ничего не имеет против внука или внучки. Девочка даже лучше - будет еще одна Нийя, только маленькая. Ракан будет только рад. И без Солфана, если тот передумает, они прекрасно обойдутся.
Но Нийя разговора не заводит, Ракан тоже. Нийя сама скажет, когда сочтет нужным. Или, если не решится сказать, спровоцирует его на вопрос.
В развилке старой суолы напротив окна кухни пара орро строит гнездо. Первой их замечает Нийя.
- Сикки Ракан! Идите скорее! Только тихо! Смотрите, какие у нас новые соседи.
Одна из птиц старательно прилаживает в постройку ветку. Вторая сидит рядом, держа в клюве обрывок пластиковой упаковочной ленты. Желтой - химически опасное содержимое. Вопрос, куда, на какую из окрестных помоек выбросили эту ленту и где остальное: упаковка, тара, содержимое? Ну вот, он уже думает как эколог...
- Надеюсь, никто, кроме нас, не обратит на них внимания, - говорит Ракан. - Тогда у них будет все хорошо.
- Вам не откажешь в логике, - соглашается Нийя.
Идут дела на лад и у НИИ Экологической экспертизы. Поступают первые заявки на оценку ущерба - последствий бурной деятельности Айво Атона. Лий, объединив усилия с несколькими местными предпринимателями, расширяет лабораторию. Открывается даже ветеринарный кабинет, куда местные жители приносят больных или раненых птиц и зверей. Мало, но несут. Один раз вызывают к провалившемуся в канализационный коллектор сибеку. Бедолагу вытаскивают, отмывают, отогревают, досыта кормят и выпускают в степь.
Нийя ездит с къэтанцами в поля, а Ракан целыми днями пропадает в гараже НИИ. Он нанял по объявлению двух толковых автомехаников. Обе девушки - менирки с созвучными родовыми именами: Дайати Аконен и Пыпа Суонен. Катастрофа немного выправила гендерный перекос: в некоторые профессии, считавшиеся мужскими, пришли женщины, показавшие себя специалистами не хуже мужчин.
Втроем они возвращают в строй старый вездеход. Теперь у НИИ имеется собственный транспорт. Военные, конечно, дадут напрокат технику, когда къэтанцы улетят, но иметь свою все же приятно. Придает уверенности.
Пыпа, оказывается, еще и художница. Это выясняется случайно, когда она вызывается воспроизвести на капоте и бортах заново выкрашенного в степной камуфляж вездехода голубой с зеленым контуром знак: лист, похожий на ладонь, или ладонь, похожая на лист. Его придумала Така Сигдэн. Принесла эскиз и была готова рисовать сама, но Пыпа заявила, что умеет. Теперь обе художницы с упоением водят кистями.
Позже Пыпа приносит в НИИ несколько своих картин - для интерьера. Она пишет промзоны, переулки и дворики Малту Питэ. На ее картинах они как живые, так и хочется зайти в арку или подъезд, посидеть на скамейке...
Дочь Пыпы, Ллиуона Сэффенс, станет женой Гинто Асира и матерью Эбин. Но это будет еще очень и очень нескоро.
А пока Пыпа выводит тонкой кисточкой зеленые линии - прожилки листа, они же щели между пальцами. Такие же знаки, с разрешения Сальхат, Така и Пыпа нарисуют на четырех вездеходах, принадлежащих базе. На тех, которые будут брать в прокат экологи. Лий Сигдэн зарегистрирует этот знак в Гербовом Реестре.
Самолично Туртыда одобрит его заявку. Туртыда теперь что угодно подпишет, лишь бы не спорить с Раканом. Как-то позвонил ему, деликатно завел разговор, не возьмет ли сикки Ракан свою медаль все-таки. Ракан брякнул трубку. Туртыда все понял. Ни от кого другого генерал не потерпел бы такого обращения. Ни от кого другого.
Наступает день, когда прилетает «Карантилла». Все сидят на вершине Мызлук: и местные, и къэтанцы. Смотрят, запрокинув головы, как серебристое брюхо гигантского корабля проплывает над ними, на военной базой, над городом. Очень впечатляющее зрелище. Солфан снимает видео для архива.
«Карантилла» стоит в Минкасе - на базе Нын Манатан она просто бы не поместилась. Командный состав во главе с капитаном приедет пообщаться с земляками и засвидетельствовать свое почтение Ракану. Но экипаж «Карантиллы» семьей ему и Нийе не станет. Все ограничится сугубо деловым сотрудничеством.
- Я прилечу через полгода, - обещает Джил, поглаживая пальцем шрам на спине дремлющего рядом Ракана. - Солфан прилетит - и я с ним. Постараюсь на подольше.
- Я буду скучать, - отвечает Ракан, утыкаясь носом в ее ухо. - Но скучать иногда полезно.
С прощального ужина они сбежали, как подростки с выпускного. Бродили по холмам вокруг базы. Встретили молодого любопытного сибека, который даже подошел на расстояние вытянутой руки, понюхал пальцы Ракана, но сразу же удрал. Потом кружным путем пробрались на корабль.
- Это не так уж и долго. Наш год короче вашего. Вы, главное, постарайтесь больше не влипать ни в какие истории, - говорит Джил.
- Угу...
- Скажу Нийе, чтобы за вами присматривала.
- За ней самой глаз да глаз нужен. Да еще глаз. Да еще глаз.
- Вас никого оставить без присмотра нельзя! - смеется Джил. - Я еще не улетела, а уже волнуюсь. Буду звонить на базу. У них всегда связь хорошая.
- Мы галактическая глухомань...
- Ракан! Я нигде не была так счастлива, как в вашей глухомани!
Наступает день отбытия «Астона».
- Я с тобой еще не закончил! - говорит Ракану на прощание капитан Оор. - Прилечу - еще напьемся!
- Аммэ тиола, - кивает Ракан.
- Это вот ты что сейчас сказал? - притворно хмурится къэтанец. Менирский он знает достаточно, чтобы понять, просто дурачится.
- Он сказал «всенепременно», - подсказывает Солфан. - Сикки Ракан, можно вас на минутку?
- Минутка пошла.
Солфан отводит его в сторону, к палатке. Ее пока оставляют - будет штабом волонтеров, которыми теперь командует Лий Сигдэн.
- Сикки Ракан, не знаю, как у вас принято, но я прошу у вас руки вашей дочери.
- Не поздновато?
- В смысле?
- Ты уже получил и руку, и все остальное.
- Я имею в виду, официально. Я хочу жениться на Нийе.
- Прилетишь - обсудим.
- Но вы не против?
- Посмотрим на твое поведение, - Ракан разворачивается и идет обратно к трапу.
- Сикки Ракан!
- Что? - оборачивается Ракан.
- Знакомство с вами - честь для меня, - Солфан подает руку.
Ракан ее пожимает и повторяет:
- Посмотрим.
- Спасибо вам за все.
- Не за что. Обращайся.
Солфан бежит прощаться с Нийей, которая обнимается у трапа с доктором Вирэйн. К Ракану подходит старпом.
- С Арджилой-то попрощался?
- Попрощался.
- Как следует попрощался?
- Я сделал все, что в моих силах.
Фариа гогочет и хлопает его по плечу. Этот дэссианин с его простодушием - нечто невероятное. Фариа тоже еще не раз вернется. К Дэссе и к Ракану.
Напоследок подбегает Джил, обнимает его и целует в глаза: в правый, в левый, снова в правый, опять в левый.
- Какие же у вас глаза красивые! Я буду по ним скучать, - а сама прижимается, трется животом о «безымянного помощника».
- Я бы вам дал их на память, но они мне нужны, - улыбается Ракан. - И он тоже.
Арджила смеется. Гладит его губы. Целует в уголок рта, прихватив бородку губами. Выскальзывает из объятий.
- Надо идти. А то не смогу. Ждите меня! - и бежит к трапу.
Она последняя. Трап поднимается. К Ракану подходит Нийя, берет его за руку.
- Всем покинуть зону старта. Идемте домой.
- Идем.
После «Астона»
Они направляются к КПП. Туда же тянутся группками экологи. Завтра работа продолжится. Но на сегодня Лий Сигдэн всех отпустил. Така понуро бредет за отцом. Она бы лучше покачалась на качелях с Нийей, но Нийя с Раканом уходят. А попросить ее остаться и составить компанию Така не решается.
На газоне перед НИИ Биотех трое рабочих в коричневых с оранжевыми вставками комбинезонах и ярко-оранжевых касках курочат отбойными молотками остатки взорванного вентиляционного киоска.
- Смотрите, - говорит Нийя, - уже какой-то ремонт начали.
Венткиоск скоро отстроят - точно такой, как был. Как остальные два. Он ничем не будет отличаться: такие же белые стены, голубая полоса понизу; такая же решетка, за которую если заглянуть, увидишь такой же вентилятор; такая же односкатная крыша. Первое время она будет даже без солнца сверкать новой жестью, но скоро потускнеет. А через год уже будет не различить старые киоски и новый.
Нийя теперь работает в НИИ ЭЭ, под началом Лия Сигдэна.
Ракан с Дайати и Пыпой в гараже ставят на колеса жиденький автопарк. Обедают обычно там же, накрыв на ящике из-под запчастей. Если только Така Сигдэн не приготовит что-нибудь эдакое - тогда поднимаются в столовую.
Вечером Нийя заходит за Раканом, и они едут домой. Ужинают. Наблюдают за семейством орро.
Ракан терпеливо ждет, когда Нийя ему скажет. Он уже знает, потому что Сальхат - единственная, кому Нийя доверила свой секрет, - проболталась. Конечно, из наилучших побуждений. Взяла с него клятву не подавать виду, пока Нийя не скажет сама.
Нийя смотрит на трех птенцов, разевающих полупрозрачные красные рты, похожие на ненасытные цветы каахти, и думает, как лучше начать.
Суола оделась листвой только там, где смогла. Гнезда она почти не закрывает. Орро поняли свою ошибку, но птенцы уже вылупились, тут ничего не поделать. По-хорошему, сухие ветки стоило бы обпилить, но нужна раздвижная лестница. Ну, и не сейчас, конечно.
Нийя выкладывает на жестяной отлив окна разные съедобные обрезки. Самец очень застенчив, с окна не берет. Вот самка понахальнее. Подлетает и хватает, даже если Нийя смотрит.
Кот Нява воронами интересуется, но чисто как объектом созерцания. Ложится на подоконник, за горшком с фиолетовым растением, и созерцает, не выражая никаких эмоций, лишь изредка подергивая кончиком хвоста. Ворона, забирающая угощение, на него внимания не обращает - понимает, что он за стеклом. Может, и не считает его за кота, ведь Нява не похож на утури.
Вот тиу-тиу Нява пытается ловить. Замахивается лапами, даже прыгает, стукаясь лбом в стекло. Нийя над ним ухохатывается, а Ракан беспокоится:
- Это животное не заработает сотрясение мозга? Хотя там и сотрясать, судя по всему, нечего.
- Хотите сказать, он дурак? - веселится Нийя.
- Орро понимает, что это стекло, а он нет. Кто из них дурак, по-твоему?
Нийя смеется.
В тот вечер даже видно небо. На поредевших облаках играет перламутровый свет, как в отшлифованом кабошоне ниннифиля. Такого неба Нийя на Дэссе не видела никогда. Ракан говорит, что последний раз видел что-то подобное в детстве, но плохо помнит, если честно. Нийя решает, что момент как нельзя более подходящий.
- Сикки Ракан, такое дело...
- Излагай.
- Я беременна.
- Ты уверена или подозреваешь?
- Уверена, - кивает Нийя.
- Отлично.
- Отлично?
- Я рад, что у меня будет внук. Или внучка. Только мне теперь что, лететь на Къэтан и тащить сюда за шиворот твоего Солфана?
- За шиворот-то зачем? Он доучится и прилетит!
- Ну, а если нет? Ты допускаешь такую возможность?
- Не допускаю!
- А я бы все-таки допустил... Ладно, не буду за шиворот. Если не прилетит, одного гражданина мы как-нибудь воспитаем. Наймем Софэ нянькой. А что? Она песен знает уйму, с малявками опыт имеет...
Нийя хихикает.
- Вы уже строите планы!
- А как их не строить? - Ракан грозно сдвигает брови. - Йей! Не вздумай делать аборт, поняла?
- Си-и-икки Ракан!
- Что?
- Ничего! Скажете тоже! Да у меня и в мыслях такого не было! - Нийя подходит и обнимает его, уткнувшись носом ему в волосы. - Хорошего же вы мнения о человечестве, господин Эарани, - цитирует она капитана Оора, правда, не совсем точно. - А Солфан прилетит. Он уже знает. Сальхат связалась с орбитальной станцией Коринской Академии наук. И все передала профессору Асиру.
- Будущий папаша, конечно, получил нагоняй, - кивает Ракан.
- Получил, - улыбается Нийя. - Как вы проницательны! Можно подумать, вы знаете его отца! Он прилетит. И мы поженимся.
- Когда вот успели только? - ворчит Ракан. - Ни на секунду без присмотра оставить нельзя...
- Пока вы в больнице лежали, Солфан ночевал со мной.
- Нийя, ты же знаешь наизусть содержимое всех моих ящиков.
- Так мы нашли! И пользовались. Я потом докупила... Просто мы решили попробовать без них тоже.
- Я так и понял. Значит, уже третий месяц. То-то я обратил внимание, что ты все время какая-то не такая... На стресс списывал.
- На самом деле я хотела ребенка, - улыбается Нийя.
- Не рано?
- Ну, сикки Ракан, вам не угодишь! Вы же сами говорили, что пора!
- Разве?
- Говорили-говорили!
- Ну, значит, это уже старческая забывчивость.
Нийя со смехом обнимает его.
- Вы лучший отец во Вселенной!
Статус народного героя - все-таки удобная штука. Кто бы что ни думал при виде Ракана и Нийи с уже заметным животом, прокомментировать это никто не посмел. По крайней мере вслух в их присутствии.
А Солфан, вопреки опасениям Ракана, прилетел. Вместе с Арджилой, которая умудрилась заключить договор с Департаментом Медицины и здравоохранения на целый год.
Для вступления в брак с гражданкой Тьяр-Менир Солфану потребовалось самому получить гражданство. Это заведомо было не так просто, как в Нийином случае. У нее-то имелись документы, подтверждающие, что она родилась на Дэссе и ее отец - гражданин Тьяр-Менир.
Зато у Солфана Асира был влиятельный будущий тесть. Ракан ни разу в жизни не воспользовался привилегиями народного героя для себя лично, разве что ездил бесплатно на общественном транспорте. Но для кого-то другого он теперь мог запросто пойти хоть к самому Туртыде и попросить. Даже потребовать. Даже треснуть кулаком по столу, если до чиновника будет туго доходить. Поэтому Солфан успел получить гражданство еще до рождения Гинто.
Сосед Ракана по площадке - Йоринго Маар - известный в городе врач-гинеколог. В клинике, где он работает, лечится Тэрка.
Само собой, раз у Ракана есть Нийя, такое знакомство рано или поздно пригодилось бы. Он идет к соседу. Застает дома, излагает ситуацию. Тот его поздравляет с грядущим прибавлением в семье и говорит, что всегда рад помочь и что, конечно, примет Нийю в любое время и совершенно бесплатно.
- Ну, вот это лишнее, - возражает Ракан. - Заплачу по прейскуранту.
Утром они с Нийей едут к доктору Маару в клинику. Заключение и прогноз самые оптимистичные.
- Ваша дочь абсолютно здорова, сикки Ракан. Плод развивается идеально, никаких отклонений нет. Удивительно - при нашей-то экологии.
- При мне нельзя ругать экологию, - говорит Ракан. - Я нервничать начинаю.
- А нервничать сикки Ракану вредно, - улыбается Нийя.
- Простите, - смущается доктор Маар.
Ракан и Нийя смеются. Когда смеются, они еще больше похожи. До доктора доходит, что оба пошутили. Он еще раз уверяет, что с Нийей и ее будущим ребенком все в порядке. Йоринго Маар не ясновидящий. Не может заглянуть на сорок лет вперед, когда Гинто меньше чем за год сгорит от рака.
Эпилог. Весна
После «Карантиллы» идут дожди, и измученная засухой Дэсса на глазах покрывается зеленью. Ко дню рождения Ракана, двенадцатому элва, расцветает все разом, вне всякой принятой очередности: тополь, лодрикия, суугам, церцера, мырна, шулаф, ранифлута, даже кариула и вэвэй, которым еще рано. Кусты нинир превращаются в фонтаны белой пены. Одевается серебристой листвой сауба. Туросор выпускает крохотные резные листики и сережки: зеленые ниточки с мелкими катышками. Ярко-желтые цветы карн-виэлы осыпают пустоши.
Если вечером выйти в степь подальше, то слышно, как ноют озабоченные сибечки, призывая самцов. Жизнь продолжается. Мир продолжает вращаться.
Пока все счастливы. И вот здесь мы можем со спокойной душой их оставить.
КОНЕЦ
“Наша улица” №177 (8) август 2014
Охраняется законом РФ об авторском праве