Денис Вадимович Рогалёв родился 20 декабря 1981 года в Петропавловске-Камчатском. С 1996-го года проживает в Ставропольском крае в городе Изобильном. Окончил среднюю школу, затем поступал в техникум связи, во ВГИК, на филологический, но отовсюду уходил из-за потери интереса к происходящему. Публиковаться начал недавно. Журналы "Вокзал" Санкт-Петербург, "Литературный Ковчег" Омск, "Южная Звезда" Ставрополь.
вернуться
на главную страницу |
Денис Рогалёв
АСИСЯЙ
рассказ
В сущности, я ничего не знал об этом пятилетнем пацане, которого звали Глебом, кроме того, что он по какому-то дурацкому стечению обстоятельств приходился мне сыном.
Я возвышался над ним, как исполин, и сурово смотрел куда-то сквозь него. Глеб спрятался за спиной у бабушки, моей мамы, которая его растила и воспитывала с пелёнок. Я не видел своего сына с тех пор, как умерла его мать (моя жена). Она умерла через минуту, после того, как на свет появился Глеб. Мне тогда было как-то всё равно и как-то не до сына, который убил мою жену самим фактом своего рождения. Я любил свою жену и не любил Глеба. Так уж вышло.
Я не знал наверняка, зачем я явился сюда теперь, когда ему исполнилось пять лет. Он был для меня чужим. Я был для него чужим дядей. Мы виделись всего-то пару раз, да и то как-то всё мельком и неуклюже. Я помогал деньгами - не более того. Я был чужим дядей, который зачем-то явился забрать его. Вот и всё. Видно, время пришло явиться и забрать.
Глеб заплакал, испуганно поглядывая на меня из-за бабушкиного бедра. Он продолжал плакать, когда я вёз его в автомобиле к себе домой. Он хныкал весь день, нарушив мои планы на озеро, куда я хотел с ним съездить. Моя мама звонила каждые полчаса, дабы осведомиться о том, как происходит наше с сыном сближение. Что я ей скажу? - у нас происходит никак? В итоге я выключил все свои телефоны. Чтобы занять Глеба хоть чем-нибудь, чтобы отвлечь его и прекратить непрерывное нытьё, я показал ему его будущую комнату, на обустройство которой я потратил больше недели, ответственно подойдя к выбору обоев, мебели и занавесок. Он застыл перед игрушками, не зная, можно ли их взять? Я утвердительно кивнул, выдавив из себя по возможности отеческую улыбку. Глеб присел на колени, выбрав из всего изобилия разнообразных машинок и роботов, старого носатого боксёра с забавной причёской в кожаных перчатках и в полосатой майке, который начинал месить своими механическими руками на право и налево с помощью рычажков, имевшихся в его нутре. Странно, что он выбрал именно эту старую игрушку родом из моего детства (когда-то я любил этого уродца, заставляя его бить меня по надутым щекам). Глеб нахлобучил боксёра на свою руку и привёл в действие скрытые рычажки, помесив воздух перчатками. Весь остаток того памятного дня Глеб проходил с боксёром на своей руке, даже не притронувшись к совершенно новым машинкам и роботам…
Вечером я приготовил для нас двоих вкусный ужин. Глеб ковырялся в своей тарелке вилкой, превращая еду в живописные сценки. Я смотрел на своего сына и невольно сравнивал его с собой. Светловолосый, голубоглазый и хрупкий - он больше походил на свою покойную мать, нежели на меня. Сходство напрашивалось само собой и с первого взгляда. От меня - мужской пол, группа крови и имя. Посматривая на Глеба украдкой, я вспоминал свою жену, вспоминал нас двоих без Глеба. Я не мог отделаться от жалости к этому пацану, и на душе у меня становилось ещё гаже…
В полночь я уложил Глеба спать, так и не решившись снять с его руки боксёра. Я поправил одеяло и погасил ночник в виде полумесяца. Ночью я слышал, как Глеб просыпался и тихо хныкал в подушку. Я принёс ему стакан кипячёной воды и проводил в туалет (он не выдавил из себя ни капли).
Утром, подкрепившись в кафе, мы отправились на озеро. Я взял напитки, кое-что из съестного и фотоаппарат, чтобы поснимать сына на фоне природы. Глеб был угрюм и несговорчив. Он побродил у кромки озера, бросил в воду камень и посидел на коряге. Я сделал несколько снимков и убрал фотоаппарат. Пока я стелил на берегу плед и раскладывал еду, Глеб пил лимонад и недоверчиво поглядывал на меня. «Что за дядька? Что он делает?» - отчётливо читал я в его голубых чуть прищуренных глазах. Неподалёку от нас послышались громкие мужские голоса и неприятный женский визг. Глеб испуганно посмотрел за мою спину. Я обернулся назад, увидев двух парней и девушку, вышедших к нам из-за высокого кустарника. Они продолжали громко разговаривать, сдабривая наш слух щедрыми матюгами. Их не смущало присутствие ребёнка. Девица так и заливалась, ухахатываясь над плоскими шутками своих друзей (или кто они там ей приходились). Втроём они встали у коряги, распивая пиво и продолжая сквернословить. Когда один из них разбил бутылку, я не выдержал и сделал им замечание. Они переглянулись между собой и глупо загоготали. Один из парней подошёл ко мне, жеманно извинился и ударил меня под дых. Я упал на колени, схватившись за живот. Продолжая гоготать, они добили о камни оставшиеся две бутылки и медленно скрылись за кустами. Я перевёл дух и поднялся на ноги. Глеб поглядывал на меня исподлобья. Похоже, он испугался меньше, чем я ожидал. Я попытался улыбнуться сыну, но у меня ничего не вышло. Настроение испортилось окончательно и безвозвратно. Да и мой без того зыбкий статус надёжного сильного отца потерпел явное фиаско. Мы молча посидели, попили лимонада, оставив еду нетронутой. Через час мы вернулись домой.
После ужина Глеб, наконец, обратил внимание на машинки, которые я ему подарил, устроив в зале гоночную возню. Я включил телевизор и по привычке автоматически принялся переключать кнопки на пульте. На экране мелькала всякая ерунда, которую я ежесекундно менял на другую всякую ерунду. Потопы, перевороты, телепаты, гомеопаты, дрессированная мышь и мадагаскарский таракан по кличке «Спот»…Стоп! В какой-то момент в моём сознании что-то щёлкнуло, и я вернулся на канал, который только что переключил. На экране возник клоун Полунин, забавно говоривший сразу по двум телефонам.
- Асисяй? - послышалось из телевизора.
Я знал этот номер наизусть. Ещё с детства. Мне нравился этот номер, и я, невольно улыбнувшись знакомому слову, отбросил пульт в сторону, чтобы ещё раз пересмотреть «Асисяя». Глеб сидел на ковре, оставив машинки в покое. Всё его внимание мгновенно привлёк и поглотил забавный клоун с надувными телефонами. Мы смотрели на клоуна, переглядывались и сдержанно посмеивались. На какой-то короткий миг мы с Глебом стали товарищами, приобщившись к чему-то детскому и весёлому; на какой-то короткий миг мы породнились, увлечённые забавным зрелищем. Увы, единственный раз за все выходные. Когда номер с клоуном благополучно завершился, между мной и Глебом вновь выросла непробиваемая стена отчуждения. Я выключил телевизор и проводил сына в его спальню, чтобы уложить спать. В ту ночь я почти не спал, забивая свою голову разными вопросами. Выводы напрашивались малоутешительные. Пожалуй, я переоценил свои отцовские возможности. Зря я всё это затеял. Насильно мил не будешь, чёрт возьми!
В понедельник я отвёз Глеба обратно к бабушке. Я не хотел обманывать ни себя, ни сына. Мы чужие друг другу люди, и с данным фактом я ничего поделать не мог. В то утро Глеб как никогда был от меня далёк – угрюмый и обиженный он всё понимал без слов и совсем со мной не разговаривал. Я собрал все его вещи…
Мы подкатили по узкой дорожке к дому моей мамы, которая встречала нас уже с порога. Интересно, сколько она тут простояла, ожидая нас? Глеб выбрался из автомобиля и как-то весь сгорбился, словно спрятался в скорлупу. Я помог ему донести два больших пакета с новыми игрушками (боксёр из моего детства лежал среди машинок и роботов на самом верху). Я торопился, поэтому от предложения матери позавтракать втроём я отказался. Пожав Глебу его маленькую ладонь, я уселся в автомобиль и медленно покатился по шуршащей под тугими шинами узкой дорожке. Вот и всё. Пообщались. Завтра я улечу в другую страну. Улечу на край света. Моя сказка странствий.
Неожиданно Глеб вырывался из бабушкиных рук и побежал за мной во всю прыть, на какую только был способен. Он бежал за мной и кричал, задыхаясь от накативших слёз:
- Асисяй!
Должно быть мне послышалось. Я видел сына в зеркале заднего вида и проклинал себя за своё малодушие. Во мне кипели самые противоречивые чувства: досада и жалость боролись во мне. Моя мама закрыла своё лицо обеими ладонями.
- Асисяй! - отчётливо услышал я. Глеб вдруг споткнулся о собственную ногу и упал на щебёнку. - А-ти-тя-ти-тя-я-яй!
Моё сердце вырвали из груди и разрезали пополам. Досада и жалось больше не имели надо мной власти - их поглотила бесконечная и пронзительная любовь к этому пятилетнему пацану (моему пацану!), которого звали Глебом.
Я распахнул дверцу автомобиля и выскочил на улицу. Со всех ног я бросился навстречу Глебу, спотыкаясь и падая, царапая ладони о щебень, снова поднимался на ноги и кричал сквозь душившие меня за глотку слёзы… Я не могу сказать наверняка, что я кричал своему сыну - невнятное что-то и нечленораздельное, как и он мне. Так, полагаю, ревут животные, которых ранили предавшие их хозяева. Мы бежали навстречу друг-другу.
И когда мы встретились на середине дорожки, я упал перед Глебом на колени и сгрёб его в охапку. Я прижал его к своей груди крепко-крепко, чтобы больше никогда не отпускать от себя.
Никогда-никогда…
Изобильный, Ставропольский край
“Наша улица” №177 (8) август
2014
|
|