Леонид Рыбаков "На хвосте у весны" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин

Рыбаков Леонид Александрович родился 30 октября 1941 года на Урале. С 1945 года живет в Киеве. Три года служил в армии. Доктор технических наук, работает ведущим научным сотрудником в Институте телекоммуникаций и глобального информационного пространства НАН Украины. Сравнительно недавно издал в Киеве две повести «Проверка гороскопа» и «Следы на песке». В “Нашей улице” публикуется с №162 (5) май 2013.

вернуться
на главную страницу

Леонид Рыбаков

НА ХВОСТЕ У ВЕСНЫ

рассказ

После новогодних праздников я, прихватив карты Архангельской и Вологодской областей, зашел к своему кузену Владику, чтобы поговорить о возможных вариантах очередного нашего путешествия по Русскому Северу. Выслушав мои соображения, он на минуту задумался и сделал неожиданное предложение:
- А как ты смотришь на то, чтобы сплавиться по глухой таежной речке с хорошей рыбалкой. - И с улыбкой добавил: - заодно и родню навестить.
- То есть с заходом в Архангельск, - уточнил я, зная о его родственниках, живущих в этом городе.
- Нет, в Архангельск еще успеем. Когда-нибудь съездим. А в этом году давай заглянем в Яренск. Это село на юго-востоке области, почти на границе с республикой Коми. Совсем близко Вычегда. Там живет мой двоюродный брат Юра. Он постарше нас будет, мужик то, что надо. Мы с Борисом, давным-давно, были у него летом в гостях. Неплохо бы снова повидаться. Представляешь, приезжаем в гости на байдарке.
Тут я вспомнил, что Борис, младший брат Владика, что-то говорил мне о дяде из Яренска.
Необычный маршрут заинтересовл меня и я сказал:
- Давай посмотрим, как это можно сделать, - и стал раскладывать на кухонном столе пятнадцатикилометровку Архангельской области.
Из карты следовало: для того чтобы приплыть в Яренск на байдарке, нужно сплавиться сто пятьдесят километров по Яренге, выйти в Вычегду, а затем немного подняться вверх по течению до правого притока - речки Кижмолы, которая протекает через Яренск.
- На первый взгляд, ничего сложного, - резюмировал я. – Однако, есть одно но - летом Вычегда и Яренга сильно мелеют. А маловодная Кижмола может и совсем пересыхает.
- Вполне возможно, - согласился Владик. - Тогда нам нужно идти вслед за половодьем, когда еще воды в реках много. И по Яренге будет проще сплавляться, и в Кижмолу войдем без проблем. Там половодье всегда сильное. Юра писал, что, не так давно, вода в Вычегде поднялась на семь с лишним метров. Потом река долго входила в межень. Насколько я знаю, половодье там заканчивается в конце мая. Стартанем в первых числах июня. В это время уже теплеет, но гнуса еще не будет. Он меня в Карелии достал основательно.
Я принял его доводы, и маршрут на лето 1979 года был выбран.

***
Скорый поезд Москва – Сыктывкар пришел на узловую станцию Микунь без опоздания. Мы выгрузили на перрон, мокрый от недавно прошедшего дождя, два больших рюкзака и упрятанную в две брезентовые упаковки двухместную байдарку «Салют». Здесь у нас была пересадка на поезд, идущий в сторону Селогвожа. Свободно взяли билеты в общий вагон. Было непривычно холодно для начала лета – всего +5. А выезжали из Киева при +24. Пришлось натягивать на себя свитера и куртки. Поезд ждали недолго. Рассовав поклажу по полкам, заняли два боковых места. Вагон дернулся, и поезд, медленно набирая ход, пошел на север. Мы ехали до станции Еринь (поселок Яренга), четвертой по ходу поезда.
Я перестал смотреть в окно, с однообразным лесным пейзажем, и осмотрелся. В полупустом вагоне сидели молчаливые мужчины с небольшими чемоданчиками или вообще без поклажи. Большинство из них были в ватниках и черных картузах. Было и несколько женщин со скорбными лицами, с какими-то узлами. Не слышно было ни оживленных разговоров, ни смеха - таких обычных в дороге. Гнетущую тишину вагона лишь иногда нарушал тихий женский голос, с жалостливыми нотками. Это в купе напротив немолодая женщина в темном платке и суконном полупальто, судя по репликам ехавшая по этой дороге не впервой, успокаивала всхлипывающую молодую спутницу, одетую в коричневое пальто с полушалком на плечах.
Я легонько, под столом, толкнул ногой, сидящего напротив Владика, разомлевшего в тепле:
- Тебе не кажется, что какие-то странные пассажиры в нашем вагоне?
- А чего ты хотел, - отозвался Владик. - Район куда мы едем, нафарширован исправительно-трудовыми колониями и поселениями, как арбуз семечками. Тут, что ни поселок, так ИТК. Вот и ездят этой дорогой поселенцы, а также матери и жены с передачами к тем, кто здесь срок отбывает. Прислушайся, о чем говорят эти две женщины, Выясняют, где и как сидят сын и муж, и что лучше класть в передачи, прикидывают сколько дней, месяцев или лет им осталось до освобождения, надеясь увидеть их дома живыми и здоровыми.
Разговаривать расхотелось. Живую иллюстрацию к сказанному мы вскоре увидели на остановках - «печальных полустанках», как их я назвал про себя, где под хриплый собачий лай и резкие команды конвоиров, строились в колонны прибывшие партии осужденных.
Под вечер приехали на нужную нам станцию. Сойдя с поезда, пошли вдоль путей вперед к железнодорожному мосту через Яренгу, до которого было чуть более километра. Проходя мимо шеренги вооруженных автоматами солдат с немецкими овчарками на поводке, услышали, как кто-то громко сказал: «Вот снова турье приехало. Ищи их потом». Мы внешне никак не среагировали на это высказывание, продолжая молча тащить свое снаряжение к реке. Но оно, конечно, усилило наши не очень веселые дорожные впечатления.
Палатку разбили на левом берегу Яренги, чуть отойдя от моста. Ночью температура упала до нуля, и утром вылезли из палатки, покрытой инеем. Хотелось побыстрей оказаться на воде и поэтому готовить завтрак не стали, ограничившись бутербродами с салом. Собрали байдарку и пошли вниз по узкой и извилистой Яренге.

***
Половина маршрута осталась позади. Река оправдывала наши ожидания. Она неторопливо текла по таежной местности, между живописных высоких обрывистых, в большинстве своем песчаных берегов, сплошь поросших пихтой, лиственницей и елью с примесью березы, лишь изредка прерываемых вкраплениями песчаных пляжей в обрамлении ивняка. Ускоряясь на перекатах и шумных многоводных шиверах, замедляясь у завалов, образовавшихся из принесенных в паводок вывороченных с корнем деревьев, Яренга не создавала  серьезных препятствий для сплава. Такие условия позволили нам сплавляться, не особо напрягаясь. Удили рыбу, которая хорошо ловилась на красных червей, привезенных с собой в холщовом мешочке с перегноем. Хотя и улов был однообразный – все больше плотва или сорога по-местному, рыбалить было не скучно, так как попадались весьма бойкие и крупные (до четырехсот грамм) экземпляры. Для более полного ознакомления с таёжной флорой и фауной мы, на короткое время, заходили в притоки Яренги.
Во время очередной такой вылазки, продираясь через кустарник правого берега речушки Вежай, увидели на противоположном берегу медведя, щипавшего траву, на зеленой лужайке. Взволнованные мы замерли, не веря своим глазам. Ведь с начала сплава не встречали ни людей, ни зверей.. А тут медведь!
- Вот жалость, фотоаппарат не прихватил. Могло бы получиться редкое фото, - расстроился Владик.
- Вряд ли, медведь далековато, - усомнился я. – Давай вернемся и попробуем подойти к мишке со стороны Яренги.
- Пошли быстрей пока он еще пасётся, - загорелся фотограф.
Так и сделали. Вернулись к байдарке и спустились по течению чуть ниже устья Вежая. Взяв фотоаппарат и топор, на всякий случай, вскарабкались на голый берег Яренги. Стараясь не шуметь, пошли в сторону густого ельника с примесью березы. Примерно на полпути остроглазый Владик тихо, почти шепотом говорит:
- Смотри. Вон он – наш медведь.
В нескольких десятках метрах от нас из бурелома вышел зверь, медленно двигаясь в нашу сторону. Мы замерли. Учуяв приближение людей, остановился и медведь. Темно-бурый, почти черный в неярком свете пасмурного дня, он уставился на нас.
- Давай фотографируй, - заволновался я, - а то уйдет.
- Или, наоборот, попрет на нас, - сказал Владик, наводя камеру на медведя.
- Ну, тогда быстро побежим, байдарка рядом.
Громко щелкнул затвор «Смены». Медведь мгновенно развернулся и вразвалочку скрылся в чащобе. Я от «хозяина тайги» такого поведения не ожидал и пошутил:
- Наверное, косолапый опять пошел изображать из себя корову.
- Мы ему совсем не интересны, - добавил Владик. – Пошли обратно. Фото, надеюсь, получилось.
На следующий день, наконец-то повстречали трех местных рыбаков, которые ставили переметы. От них узнали, почему не ловится на удочку хариус. Оказывается, его клев начинается позже, когда река входит в межень и теплеет вода. А я, так хотел поймать эту бойкую и красивую рыбу.
Река изменилась - стала полноводней и замедлилось течение. Чувствовалось близость устья. По нашим расчётам грести оставалось дня три, не более. Произошли перемены и в погоде - с утра, зарядами шел густой мокрый снег. К обеду немного распогодилось. Даже изредка проглядывало солнце. Проходя мимо высокого берега, заметили сидящую возле высокой ели лайку. Увидев байдарку, собака встала и начала отрывисто лаять. Это нас озадачило и мы, перестав грести, стали всматриваться в берег, предполагая, что где-то рядом находиться хозяин собаки. Увлекаемая течением байдарка медленно плыла вдоль берега, на котором никого, кроме замолчавшей и смотревшей на нас собаки, не было видно. Когда снова взялись за весла, лайка, тоскливо завыла.
- Может, стоило выйти и узнать, в чем причина такого поведения лайки, - засомневался Владик.
- Вряд ли, - усомнился я. - Ну вышли бы на берег, а что дальше делать? Кругом тайга.
Мы молча гребли слыша, еще какое-то время, вой, перемежавшийся с лаем.
Вообще, тот день выдался на редкость унылым. Вначале мокрый снег, потом этот печальный собачий вой. А ближе к вечеру, когда подбирали место для стоянки, попали на участок леса, сгоревшего при низовом пожаре. От обугленного подлеска, обгоревших почерневших стволов лиственниц и елей шел тошнотворный запах. Стоя у кромки гари, я чувствовал себя, как на похоронах знакомого.
На закате следующего дня подошли к большой запани в устье Яренги. Там же заночевали. Утром обнесли запань по левому берегу и вскоре вошли в Вычегду. Пик половодья прошел, но вода еще стояла высокая. И к Яренску шли, огибая верхушки затопленных кустов. Не заметили, как вкатились в село.
Высадились под деревянным автомобильным мостом. Владик пошел разведать путь к родственникам, а я занялся разборкой байдарки. Примерно через час, по мосту протарахтел мотоцикл с коляской и через минуту ко мне спустился Владик в сопровождении коренастого широкоплечего мужика в расстегнутой фуфайке и кожаной кепке. Я догадался, что приехал Юра. С дубленным обветренным лицом и шеей, он выглядел лет на пятьдесят. Обменявшись со мной крепким рукопожатием и мельком взглянув на наше снаряжение, предложил:
- Все это грузите на мотоцикл, я отвезу. А сами пешечком. Владик дорогу знает. Идти недалеко.
Юра уехал с нашей поклажей.
Налегке мы быстро пришли к добротному деревянному дому с мезонином и резными наличниками, возле которого нас поджидала Мария - жена Юры. Жили они вдвоём. Их дети выросли и разъехались по российским городам и весям. Невысокая, сухонькая Мария выглядела старше мужа. Приветливо улыбаясь, поздоровалась со мной за руку и пригласила нас в дом.
В просторных сенях, соединяющих жилую часть дома с хозяйственными помещениями Мария, показав на широкую скамью, сказала:
- Раздевайтесь, умывайтесь и за стол. Небось проголодались. - И обращаясь к Владику добавила с легким укором: - Чего ж ты не сообщил загодя, когда приедете. Мы бы баньку истопили. Намерзлись, небось, на реке-то. - Мария вздохнула:
- Мы бы вас тогда встретили по-другому. А так всё наспех.   
- Да, как тут сообщишь, когда сами толком не знали когда поедем и сколько будем в пути, - оправдывался Владик, - где многое зависит от случайностей. Жаль конечно. Банька - это всегда хорошо.
Умывшись у рукомойника и сменив походную одежду, пропахнувшую дымом костров, на обычную, мы зашли в светлую комнату Там нас ждал стол, накрытый без разносолов, но с рыбным пирогом. К нему мы добавили бутылку «Столичной», которую придержали для этого случая. Выпили за встречу, закусив соленной сорожкой из кадушки. Пошли разговоры о житие-бытие. Хозяева рассказывали о своей северной жизни, а мы - немного о нашей городской. Не обошлось без разговоров о рыбалке и погоде. Засиделись допоздна.
Спать нам постелили на полу в уютной комнатке в мезонине.
- Почти, как в палатке, только воздух не тот, - пошутил Владик, - и открыл настежь окно. Привыкшие к речному прохладному воздуху мы сразу заснули.
Рано утром выпив по стакану теплого молока с серым хлебом, мы тепло попрощались с Марией, а потом и с Юрой, который помог нам сеть на рейсовый автобус до станции Межог Северной железной дороги.

***
Купив билеты на поезд Воркута – Москва, мы в ожидании его прихода сидели на безлюдном перроне и разбирали особенности сплава по Яренге. Да, не было ни грибов, ни ягод. Не добыли ни одного хариуса, хотя старались. Можно сказать, что и с погодой не повезло – прохладной и пасмурной. Ночью при прояснении доходило до заморозков. Иногда приходилось грести в снегопад, когда руки коченеют, обхватив мокрое цевье байдарочного весла. Но было в этом движении на хвосте у весны своя романтика: к холоду привыкли и даже были рады, что шел снег, а не дождь; впервые встретились с медведем на его территории; впервые услышали концерт дрозда, красиво и задорно певшего всю белую ночь напролет.
В этом простом походе пришло осознание того, что в нашем мире всё перемешано - радостное и печальное, красивое и опасное, привычное и удивительное. Всё это вокруг тебя и почти рядом с тобой, но нужно хотеть не только смотреть, но и видеть.
Объявили посадку на наш поезд. Свободные места нашли в предпоследнем купе третьего вагона, где в одиночестве скучал молодой белобрысый старший лейтенант внутренних войск. Познакомились. Офицер ехал из Воркуты, Он служил в одной из многочисленных в этих местах исправительно-трудовых колоний, сокращенно ИТК.
- Из похода, домой? – в свою очередь, поинтересовался старлей.
- Да. Хватанули свежего таежного воздуха, - ответил Владик, - скоро на работу. Всего несколько дней от отпуска осталось.
- А я даже не знаю, когда у меня отпуск будет. Вот еду на четыре дня в Москву и то хорошо.
- В командировку? - спросил Владик.
- Да, на совещание по обмену опытом работы со спецконтингентом. Хотя, если честно, то я не понимаю, чем обмениваться, когда условия содержания и состав контингента везде разные. Взять, например, ИТК в московской или Рязанской области, там убийство осужденного в зоне является чрезвычайным происшествием. Так как происходит это крайне редко. Один два случая за год. А у нас на севере таких происшествий десятки и случаются они регулярно. Поэтому они и не воспринимаются, как чрезвычайные. И начальство спрашивает с нас и с них по-разному.
Отвечая на вопросы Владика, офицер интересно рассказывал о жизни в зоне и о своей работе.
Я не вступал в разговор. Лежа на верхней полке, ждал проводника с чаем, и слушал, о чем говорили внизу. Когда там стали сравнивать условия жизни на Севере и на Материке, как выразился наш попутчик, я отключился, так и не дождавшись чая.
Под стук колес мне снился нагретый жарким солнцем песчаный берег Днепра. Лето все-таки пришло.

Киев

“Наша улица” №178 (9) сентябрь 2014