Инна Григорьевна Иохвидович родилась в Харькове. Окончила Литературный институт им. Горького. Прозаик, также пишет эссе и критические статьи. Публикуется в русскоязычной журнальной периодике России, Украины, Австрии, Великобритании, Германии, Дании, Израиля, Италии, Финляндии, Чехии, США . Публикации в литературных сборниках , альманахах и в интернете. Отдельные рассказы опубликованы в переводе на украинский и немецкий языки. Автор пятнадцати книг прозы и одной аудиокниги. Лауреат международной литературной премии «Серебряная пуля» издательства «Franc-TireurUSA», лауреат газеты «Литературные известия» 2010 года, лауреат журнала «Дети Ра» за 2010. В "Нашей улице" публикуется с №162 (5) май
2013.
Живёт в Штутгарте (Германия).
вернуться
на главную страницу |
Инна Иохвидович
В ПОСТЕЛИ СО СТУКАЧОМ
рассказ
С Игорем Катя познакомилась на новогоднем институтском вечере. В политехническом учились тысячи студентов, потому даже в лицо на третьем курсе она знала далеко не всех. Его увидала впервые. Сокурсника Кости, с которым она встречалась, на этом вечере не было, он грипповал.
Он пригласил её на танец. Свет отключили, только в центре зала на потолке крутился зеркальный шар, его блики падали на танцующие пары. Лица его Катя толком и не видела, только блестящие глаза.
Из динамика полился голос Марии Пахоменко, пела она «Карелию». В медленном танце парень притянул её к себе, всем телом почувствовала она его, поцелуем впился ей в рот. Чуть было не задохнувшаяся девушка вдруг ощутила неиспытанное раньше странное чувство. Это горело, пылало, жаждало этого незнакомого мужчину, её тело. И она сама прижалась к нему. Чувствительный, он, как-то благодарно, по-щенячьи, стал тыкаться, и целовать её лицо, шею, уткнулся в углубления ключиц…
Взявшись за руки, вышли, нет, выбежали они из зала. Забежали в одну из тёмных аудиторий. Не включая света, он вставил в дверную ручку стул. Они припали друг к другу. Целуя, приникая друг к другу, проникая друг в друга, они стали узнавать познавать, любить…
Недавняя ещё девственница Катя, не успевала справляться с потоком новых сладостных ощущений, то тихо постанывала, то так же слегка подвывала…
Так же, рук не разнимая, они вышли из здания института и поехали к нему, в квартиру его бабушки, что забрали к себе на житьё, родители Игоря. Так началась главная любовь Катиной жизни. Стали они жить вместе, не расставаясь ни на день. Да и ходили они, всегда обнявшись, словно отлепиться один от другого не могли. Да, как все любящие по-настоящему счастливы, времени они не замечали. А оно, время, шло… И в какой-то из дней, Катина подружка, которой она доверяла, вдруг предупреждающе сказала:
- Катюша! Не очень хотелось бы об этом говорить, но предупредить тебя я обязана! Хочу, чтоб ты знала: твой Игорёк - сексот!
- Секс, что?! - заулыбалась Катя, - если секс-гигант, то это правда! - засмеялась она счастливо-рассыпчатым смехом.
- Я серьёзно, Кать! - сказала подруга, - все говорят, что он - стукач!
Оборвался девичий смех, разбился на мелкие, неслышимые уже осколки. Ту, счастливую душёвную лёгкость сменила тяжёлая пустота…
Катя не любила Советскую власть, как и множество других. Да она и не знала тех, кто б её любил?! Как и все, её и родители, и знакомые, слушали, забиваемые «глушилками», «Голоса». Как и все, ей известные, люди сострадала, сочувствовала, восхищалась она диссидентами, была против высылки А.Солженицына за рубеж и академика Сахарова в г. Горький. В комсомол вступила почти перед тем, как школу закончить, только для того, чтобы поступить в ВУЗ. Как сама она говорила, из соображений жизненной пользы, хоть подчас ей от этого противно становилось.
И, как ни старалась Катя скрывать свою антисоветскую позицию, ей это не всегда удавалось. Так, ещё на первом курсе её вызвали в институтский комитет комсомола по поводу её, как это сформулировал комсорг института, «антиобщественного поведения». Так он назвал её всяческое уклонение от воскресников-субботников, неучастие в демонстрациях на праздники, отказ от подписки на комсомольско-партийные издания и прочее в этом роде. Кроме того на неё имелся ещё и компромат. На летней практике она пришла на работу с подаренным самодельным украшением: на железной цепи висел тоже железный, как бы кулон, череп с перекрещенными костями. Руководитель практики сообщил в институт, что их студентка носит в качестве украшения нацистскую символику эсесовской дивизии «Мёртвая голова». А ведь ничего не подозревавшая Катя была уверена, что это украшение смешное, что пародирует знак предупреждения от поражения током (как на трансформаторной будке). В этом вся её тогдашняя «антисоветчина», заключалась.
Конечно, как и все, она боялась КГБ. У многих доходило до кагэбэфобии. А то, что всюду были внедрены стукачи, так в этом не сомневался никто.
Катя в своей любви к Игорю, в радости её, забыла обо всех своих страхах, о несправедливости власти, обо всём, ей, счастливой было не до всего мира…
Слова подруги оказались для неё не ушатом холодной воды, отрезвляющим, а кипятком всё внутри стыдом обжигающим, умертвляющим… Пусто и мертво…
Увидев Игоря, стоящего в дверях комнаты сама себя предупредила: «Никаких разговоров о третьих лицах!» И тут же подумала, что никогда ни о ком, кроме себя самих, всего только своего, они не вели разговоров.
Игорь мгновенно почувствовал перемену в ней.
- Тюша! - так он часто называл её, ласково сокращая от Катюши, - что-то случилось?!
«Ага, так я тебе всё и рассказала», - думала она, содрогаясь от собственной отчуждённости, отгораживающей её от любимого.
И после Игорь ненавязчиво пытался разузнать, что же произошло, откуда возникла вдруг эта её чуждость?! Потерпел он в этом полную неудачу…
У Кати началась «другая жизнь». И всё в этом новом существовании было по-иному. Даже улыбка, что нынче она натягивала на лицо, словно маску.
И ласки Игоря, не радовали как прежде, не приносили того, совершенного состояния , когда и душа её, не только тело, парили!
- Что ж, буду жить с ним, пока полностью не изживу это своё чувство к нему. Пока не разлюблю его тело, блеск его глаз в полумраке, эти чуткие губы, что «знают» каждый миллиметр меня, во всех самых потаённых моих местах. Иначе стану сохнуть по нему, да ещё прибегу назад, страдая, - говорила Катя себе, оправдывая себя, еженощную, по-прежнему ждущую его объятий…
Но душевная трещина всё расширялась, становилась всё больше и больше, грозно зияла…
И, наступил день, вернее ночь, когда Катя ничего не почувствовала?! Когда она, страстная в одночасье стала фригидной!
Растерявшийся Игорь не удерживал любимую, собиравшую вещи.
После их разлуки прошли не годы, а десятилетия…
Вышла Катя замуж, развелась.
Вышла снова, родила дочь, развелась.
И, никогда во всю её последующую жизни, несмотря на влюблённости, не настигло её больше это сумасшедшее, с головою накрывающее чувство сладости и радости, чудесного, всепоглощающего, взаимного телесно-душевного равновесия.
А в стране рухнула нелюбимая Катей Советская власть. Следом закрылась Катина химическая лаборатория. Правда, старинные знакомые Катиных родителей помогли ей устроиться в лабораторию при частной медицинской клинике.
Теперь Катя невзлюбила уже капитализм, или то, что было вместо Советской власти.
Как-то, задумавшись, сидела она воскресным днём в кресле, раскрытая книга покоилась у неё на коленях. Почему всплыл этот вопрос, она не знала, не удивляясь, думала: «А откуда, да и кому это стало известно, что Игорь - стукач?! С чего это вдруг они взяли? Я с ним «этих» разговоров не вела, сам он никогда и ни о чём, ни о ком в этом плане, меня не спрашивал?! Всё и всегда было только обо мне, только о нём, только о наших отношениях, только вокруг того, что было между нами двоими…
Почему я слепо поверила в сказанное? Почему не защитила его, своего единственного? Наверное, потому что в плохое, верится больше, чем в хорошее. Отошла душою от него, разлюбила, не захотела быть с ним, с его позорящим клеймом. Отшатнулась от него как от прокажённого. Побоялась, испугалась того, что буду как и он отверженной, что будут шептаться однокурсники, что сплю с сексотом!
- Зачем? - неожиданно закричала она, - сама, своими руками единственное своё счастье разрушила! Может это от зависти шло. Ведь таких отношений, такой любви ни у кого не было! Ведь и я больше никогда ничего подобного ни у кого, никогда не встречала. Мы же друг другом только и жили. А они, эти горбатые друзья, возвели напраслину, а я, как круглая дура поверила! Вместо того, чтоб защищать его, требовать доказательств! И, где они, эти друзья тех дней?! Где? Все за границей! Все сбежали! Эх, дура, я дура!
Замолкла Катя внезапно, испугавшись, что услышат её домашние, ведь воскресенье, все дома…
Да и впору было лекарство от повышенного давления принимать.
Штутгарт
“Наша улица” №180 (11) ноябрь
2014
|
|