Владимир Бреднев “Может быть, и это любовь” рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Владимир Николаевич Бреднев родился 15 августа 1965 года. Окончил Челябинский Государственный педагогический институт. До 1997 года работал учителем в деревенской школе. В 1997 году был приглашен на работу в районную газету. Член Союза журналистов РФ с 2002 года, в 2008 году стал лауреатом  международного журналистского конкурса « Вся Россия-2008» в  городе Сочи за редакцию детского областного журнала «Апельсинка». Прозаические произведения опубликованы в Челябинских сборниках начинающих прозаиков. Рассказ «Хороший ученик» опубликован в журнале «Север», короткая сентиментальная повесть «Послезвучие вальса» опубликована в журнале «Молоко», повесть «Годины» - в журнале «Новая литература».

вернуться
на главную страницу

Владимир Бреднев

МОЖЕТ БЫТЬ, И ЭТО ЛЮБОВЬ

рассказ

1.

Возвращаясь из путешествия, под самый закат, разыскали районную гостиницу «Колос». Здесь мы остановились на ночлег. В небольшом ресторанчике гостиницы шел праздник.
- Помолвку празднуют, - объяснила хозяйка. - Не беспокойтесь, своё отгуляют и разойдутся.
Действительно, часа через два стало тихо. Спутники видели третий сон, а я мучился бессонницей. В сумрачном коридоре была слышна возня, шепот и громкое дыхание. В углу холла, в импровизированном кафе за одним из столов сидел припозднившийся шофер, пивший из гостиничного самовара чай. Я спросил разрешение составить компанию. Какое-то время мы сидели молча. Я иногда поворачивал голову в сторону сумрачного коридора, когда шепот или вздохи становились слишком громкими.
- Молодость, время страстей, - сказал мужчина.
- Любовь, - откликнулся я.
- Любовь, это когда тихо. Всё остальное - страсти, - мужчина облокотился на стол и подался чуть вперед, ко мне.
Я решил, что мой собеседник хочет высказаться. Еще подумалось о прошлых временах, когда путники вот так же встречались на постоялых дворах и вдруг разражались друг перед другом откровениями.
- Вы полагаете?
- И полагать нечего, - компаньон начинал лихорадочно торопиться.
Так бывает, носит человек в себе что-то, думает, соображает, перебирает. И взрывается. Наступает тот момент, когда молчать уже нельзя.
- Тут и полагать нечего, - повторил он. - Вот Вера с Семёном друг друга любили, так у них по всей жизни тишь да благодать. Он её - Верочка! - она ему - Сёмочка! И никакой нервотрёпки. Посмотришь, рай - да и только.
- А у вас не так?
- У меня никак. Дочка только замуж вышла, развелись. Не обо мне речь. У меня всё просто. Да? - Да! Нет? - Нет! Как дважды два. Может, оно и к лучшему? А вот у товарищей моих. О! Страсть!
Я понимал, что должен сделаться внимательным молчаливым слушателем.

2.

Немного подумав, мой знакомый заговорил.
Трое нас было. Я, Паша Воронцов и Серега Гущин. Выросли и в школу ходили, Наташку Кривцову вместе провожали. Не заметили, как эта Наташка для всех троих стала светом в окошке. Но Паша наш просто разум потерял. Что бы ни делал, о чём ни говорил - всё к Наташке сводилось: как она оценит, что она скажет, как посмотрит, понравится ли ей это? Наташка для него стала божеством, в котором невозможно отыскать изъяна. Серёга же, наоборот, весь в понты ударился. Что ему какая-то Наташка, когда и Катька, и Верка, и Валентина друг другу готовы волосы рвать, только бы с Серёгой встретиться. Я бы, наверное, тоже в историю эту влип, да годом старше своих друзей был. Меня от первой любви военком отстранил. После уроков заставил на курсы шоферов ходить. Туман из головы как-то вышибло. Потом Томка появилась. И получилось так, что я со стороны на товарищей своих смотрел и диву давался, что девка с парнями делает.
Кривцова сначала Пашу выбрала. Нормально это, Воронцов при ней становился ангелом во плоти. Какое внимание оказывал - не описать. Трепетно он к ней относился, как к драгоценности. Сам рассказывал, что поцеловал её, и чуть от инфаркта не умер. Сказать же, чем она лучше других, не мог. Не находил слов. Лучше, и всё. Дурак человек. Потому что Наташка на одном школьном вечере просекла, Пашенька её боготворит, а Серёга не замечает. Игнорирует её Серега. Такую драгоценную, такую обожаемую - и побоку. Думаю, замкнуло у Кривцовой. Иначе, чем объяснить, что в один вечер она переметнулась на Серёгу? Картина, я тебе скажу, гадкая. Паша за Наташкой, а Наташка за Серёгой, как собачонка. И разлад в нашей мужской дружбе. Паша на Серёгу с кулаками. Паша Серёге фингал под глаз. Тварь за это последняя. А Серёженьку утешают. Мне, я скажу, тоже несладко. Смотрю на такую «Санта-Барбару», у самого комок в горле. Знаешь, обидно мне. Обидно за выбор Наташкин.
Вот такая она вся из себя, а на жлобов позарилась. Один - тряпка, другой - сеньор кобелино. И только я не при делах. В мою-то сторону Наташка даже не оборачивается. Не нужен я ей. За мной Томка таскается. Наверное, меня зависть заела. На выпускном я Томке мозг расплющил. Мол, вот Томочка, нелюбим я никем, а жить-то мне осталось не больше полугода. Заберут в Вооруженные силы, обучат да и бросят в самое пекло войны. Томка сначала шикала, говорила: «Типун тебе на язык!» А я своё: «В пекло! В Афган! Как пить дать, в Афган! Сгорю в БМП, так и не узнав, а любил ли меня кто?». Случилось у нас с Томкой. Через две недели меня в армию забрали, а через год, когда я на побывку приехал, встретила меня Тома на вокзале с коляской. Я вроде счастлив был, что вот так всё произошло. Вернулся из армии, мы расписались. Семья у нас. Паша в это время тоже в армии был. А Наташка с Серёгой к свадьбе готовятся. Серёга поступил в ЧИМЭСХ, там кафедра военная была. Инженер, офицер - жених завидный. Гуляем свадьбу, по улице ряженые идём. Гармоника наяривает, Наташкины родители встречный народ из стаканов потчуют. А народ шушукается: «Не по любви Наташка за Серёгу выходит. По строптивости и по залёту». Надо ж такому случиться, останавливается автобус и выходит Пашка. Красавец. Голубой берет, аксельбанты, значков полный иконостас, в перчатках на кнопочке, с кожаным кейсом в руках. Лицо круглое, довольное, в плечах сажень. Под кителем мышцы бугрятся.
Замерла свадьба. Парни и мужики ближе к центру протиснулись, вокруг жениха сгруппировались. Наташкина мамка из-за спины вынырнула с полным стаканом.
- Ой, Пашенька! Молодец-то какой! Парень-то какой, девки, завидный! Выпей за молодоженов!
Взял Паша в руки стакан:
- Наташа, - говорит, - будешь ты еще счастлива!
Выпил и в руке стакан раздавил. Ой! Какая несуразица вышла. В наших краях ходило поверье - если распадётся стакан в руках у тостующего, беды жди неминуемой. Хочешь - верь, хочешь - нет, но не заладилось у них с самого начала. Сергей Наташку в город увез. В общагу, в комнату.
Говорят, с милым и в шалаше рай, а тут в благоустроенном общежитии хуже, чем дома. Наезживать стала Наталья домой на день, другой. На третий Серёга пригонит. Далеко от Челябинска-то. Пригонит, но гнев сдерживает. Так, поспорят. Наташкина мать в магазине, когда соседки стали донимать про житье-бытьё молодых, только и ответит: «Милые бранятся, только тешатся», - посмеётся с горчинкой и, ничего не купив, уйдет.
Тут на меня накатило. Вроде бы всё хорошо. Дочка растет, дома чистота, Томка такие борщи да кулебяки готовит, язык проглотишь, вечером, если футбол смотрю, не перечит, мается то с книжкой, то с вязанием, а слова не скажет. Живи и радуйся. А мне тоскливо. Подумываю: Пашка вроде в сторону отвалил, в Карталинское депо устроился. А Наташка наезжает, с Серёгой у них швах полный. Не попытать ли счастья, не спробовать ли Наташки? Не для чего ради, а понять, чем она так мужиков зацепила? Вот такие пироги! Сам себе отчета не отдавал.
Только не появилась Наталья более у нас. Остепенилась! Стерпелось, слюбилось! По одной дороге пошло! Бабушка моя так всё говаривала. Да и как иначе быть? Сергей закончил учёбу, спецом приехал в райцентр, квартиру сразу получили. С меня схлынуло. Вновь я вечера дома коротаю. Всякую лабудень для себя выдумываю, да с дочкой нянькаюсь. Иногда, на рыбалке, задумываюсь: «Что же это такое со мной?»
Собеседник мой принялся наливать чай. Потом поднялся из-за стола, пошел к выходу, обернулся:
- Подожди, я сейчас. Пирожки у меня есть и курево возьму.
Я вышел следом. Вокруг гостиницы в траве и кустах жили сотни кузнечиков, не знающих страстей человеческих и радующихся обычной погожей, теплой ночи. Рассказчик не заставил себя ждать. Мы вернулись в здание и вновь расположились за столом. Прислушавшись к темноте, мой безвестный знакомый жестом попросил прислушаться:
- Всё воркуют.
- Им кажется эта ночь самой главной.
- Наверное, только этого не угадаешь, - рассказчик глубоко вздохнул, отодвинул чайную чашку подальше.
Стоило ждать продолжения.

3.

Прошло лет семь. Однажды поехал я в Карталы, груз повез. Угораздило меня на станции, пока под разгрузкой стоял, перевесить запаску. Стал я болты крутить. Сорвал гайку, да рукой по железу. Распорол, дай Бог! Вот шрам остался. Кровь хлещет, я терять себя начал. Куда такого? В больницу. Не вспомню сейчас, как меня туда доставили, только открываю я глаза и вижу перед собой женщину. И женщина эта - Наташка.
В шапочке белой, в халате. Докторша. Улыбается она мне, а я лежу и думаю: «Умер! Или сон такой хороший снится». Я ведь полагал, что с годами Наталья как-то подурнеет. Потолстеет, как моя Томка, или в халате задрипанном ходить будет, или губы красной помадой мазать. А тут - будто не было тех лет.
- Ожил, бедолага? Сегодня мы тебя с Пашей к себе ждём.
Вечером явился я к другу Пашке. Нормальные мужики на стол заглядывают, а я? Наташка - красавица. Понимаешь, такая красота в бабе, которую не расскажешь. Паша весь светится. Не то, что в школе. Теперь он не угождает - угадывает. Как говорят: «Понимают друг друга с полуслова». А то и молчком. Мне ведь, клянусь, показалось, что Наталья Пашу тоже кожей чувствует. Такое во мне закипело, водки выжрали море, а у меня ни в одном глазу. Всё мимо. Потом, уже ночью, на кухне сидели, не удержался я, спросил, как она к Паше попала. А просто всё. Серёга сначала крепился. Ревновал, но крепился.
Потом Серёга вообразил, что бегает благоверная к Паше. Начал выпивать на работе и погуливать. Где тайна, там доброжелатели. Но Наталья всё ему прощала. Он к бабе чужой, а она у подъезда ждёт, чтобы его пьяного до дому увести. У любовниц своих Серёга пил крепко. Не знаю, что он с подругами своими делал - не делал, а то, что в дым напивался - факт. Пашка зуб давал.
Наверное, так бы и жила собачонкой Наташенька за Серёгой, но однажды приволокла она его домой, он отошел от большого хмеля и решил отомстить супруге за все причинённые ему обиды. Бил до тех пор, пока она шевелиться не перестала. Соседи спасли. До Паши донеслось. Приехал он в больницу и забрал при выписке Наталью к себе. Она сразу согласилась. Развелась с Серёгой и вышла замуж за Пашку.
Теперь он смазливый и довольный сидел передо мной и всё это мне рассказывал. Я только глотал немую слезу. Вот Пашка молодец, дождался, добился своего. А я? Я погнался за тем, что рядом лежало.
Подлечили меня, швы сняли. Не удержался я. Заскочил в кабинет к Наталье, дверь на замок и её в охапку. Думал, сейчас по морде получу. А у неё дыхание жаркое, сердце сквозь одежды в мои губы колотится. Лезу я к ней под халат, ладони горят. Трясёт меня всего.
И тут я испугался. Веришь, нет?
Хорошо, что потом девяностые начались. Разное было. Я то падал, то поднимался. Развелся. С дочкой отношения не сложились.
Одному я не изменил - баранки не бросил. Тем и жив. Сейчас вот на дальние рейсы хожу. До моего дома тут рукой подать, только не хочется. Пусто там. Вот посплю с часок, и в рейс. В дороге не так несправедливость всей жизни чувствуется.
- Разве жизнь так несправедлива?
- Несправедлива! - воскликнул рассказчик, - Вот ты думаешь, что где-то, в каком-нибудь уголочке она есть? Справедливость эта. Хоть крошечка? А я тебе скажу - нет. Всё на страстях! На каверзах! На изменах, предательстве, выгоде. Как ты думаешь, долго ли Паша с Наташей счастливы были? Полгода!

4.

Он обхватил голову руками, покачался китайским болванчиком, проглотил ком и продолжал далее.
Я подумывал Наташке позвонить, потом покатило. И вжик! - Жизнь пролетела.
Года три назад тащу я груз через Верхнеуральск. Подруливаю на тягаче к кафешке, и тут ко мне под колеса мужик лезет. Мать ты ж, ети! Выскочил я из кабины, пригреб в две руки этого хмыря, а это Пашка.
Рассказал мне Паша, что после моей выписки потускнели у Натальи глаза. Полгода ещё как-то туда-сюда жили. И, бах! Она призналась, что ждет её, не дождется, перспективный и молодой доктор.
Ёкнуло у меня сердце. Я к Паше с вопросом. Я же помню, что он из ВДВ. А он мне такое - хоть стой, хоть падай. «Не мог, - говорит, - я Наташеньку тронуть. Она уходит, а я переживаю - вернётся ли?» Понимаешь?! Она, стерва, домой после гульбища возвращается и спрашивает: «Пашка, жена нужна?» - Нужна! И так пять лет». Вообрази! Пять лет! Потом Паша заболел. Думал, она его бросит. И подохнет он в районной терапии от онкологии. Потому что ни средств к жизни, ни желания жить не было. Что ты думаешь? Вернулась однажды домой, увидела, как он кровью давится. И больше никуда не пошла. Прикипела. Только поздно. От одной болячки она его спасла, к нему другая привязалась. Выходила. Третья напала. Сидит в кафешке передо мной старик Пашка и конец этой истории досказывает. Обнаружили у него рак почек. Кранты мужику - факт. Доктор говорит, вырежем, только донорской нет. И ждать особо нельзя, и убирать - смерть. Паша в депресняк. Не знаю, другой бы в Урал, и дело с концом. А Паша в депресняк. Жить очень хочет. Не все дела на этом свете переделал. И так он Наташу достал, взяла она тайно все справки, мазки, анализы и приехала в Челябинск. Ей тут говорят: женщина - вы подходите. Но есть проблемка. По боку! Легли они под нож вдвоём. Мужик - слизняк, даром что в десантуре служил, и верная жена.
И вдруг мой собеседник замолчал. Лег на стол, от меня отвернувшись.
- Выжили? - спросил я.
- Он через год умер.
- Значит, Наташа осталась одна? Судьба!
- Офонарел, что ли?
Он дернулся и вскочил, будто я предложил непотребное.
- Скукожило Наташку без почки, как куриную… Понимаешь! Этим баба-красавица, а мне? Как же я их всех ненавижу!
Он махнул рукой, снеся со стола чайную чашку, и пока по ночному коридору гуляло звонкое эхо, убежал во двор. Я не успел за рассказчиком. Взревевший мотор подсказывал, что его мне уже не догнать.
«Странно, может быть, и это любовь?» - подумал я и вернулся за стол допивать свой ночной чай.

Челябинская область, Сосновский район, село Большое Баландино

“Наша улица” №185 (4) апрель 2015