Фёдор Ошевнев “Торжество справедливости” рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Ошевнев Федор Михайлович родился в 1955 году в городе Усмани, Липецкой области. Окончил химический факультет Воронежского Технологического института в 1978-ом и факультет прозы Литературного института им.А.М.Горького в 1990-м. Член Союза журналистов России с 1990 г. и Союза российских писателей с 2014 г. Четверть века отдал госслужбе: в армии и милиции. Службу проходил в Ставрополе и Ростове-на-Дону. Участник боевых действий: Северная Осетия-Ингушетия (1993), Чеченская республика (2000). Ныне – майор внутренней службы в отставке, сосредоточен на литературной работе.
Печатается, как прозаик, с 1979 г., в центральной печати дебютировал повестью «Да минует вас чаша сия» на тему афганской войны в журнале «Литературная учеба», в 1989.Автор восьми книг и более восьмидесяти публикаций в отечественной и зарубежной периодике, в том числе в Германии, Чехии, США, Канаде, Австралии. Причислен к направлению «жестокого» реализма. За создание повести «Да минует вас чаша сия» награжден медалью «За ратную доблесть» (2001).
Живет в Ростове-на-Дону.

вернуться
на главную страницу

Фёдор Ошевнев

ТОРЖЕСТВО СПРАВЕДЛИВОСТИ

рассказ

Люди из давнего прошлого - часть его самого. А случись нежданная встреча с ними, так поневоле ностальгически впадаешь в «горькую усладу воспоминаний». Или - реже, конечно, - в воспоминания без услады. Как вместо терпкого старого вина вдруг да выхлебнуть уксуса. Эх, житие наше, житие…
Поначалу моя супруга, наконец-то выбившая летний отпуск, в Подмосковье собиралась одна. Тетка у нее в Сергиевом Посаде. Единственная здравствующая. Бабуле уже за восемьдесят, но она еще весьма шустра, плюс дока в кулинарии. И гостей принять всегда готова, как пионер со стажем.
К поездному вояжу в столицу и окрест ее я присоединился в последний момент, потому и угодил на верхнюю боковую полку плацкарты. (У жены - нижняя, купе, соседний вагон.) Э, да чего там! Докатим! У меня ведь тоже в Подмосковье не без родственников. Дядька. Двоюродный. В Истре. В прошлом году семьдесят разменял.
В Москву прибыли утром, на Казанский вокзал. Когда и откуда электрички на Сергиев Посад идут, жена давно в телефонном режиме выяснила. Запрятали мы дорожную сумку «мечта оккупанта» и одноосную тележку в камеру хранения, прихватили остатки домашней еды, зонтик да и двинули просвещаться по вечно спешащей столице.
Программу нам за полдня освоить предстояло плотную. Красная площадь и Александровский сад, Московский зоопарк и Третьяковская галерея… И вот, когда на фоне памятника самому Третьякову нас сфотографировала девушка, личиком напоминавшая няню Вику, и мы сосредоточенно оценивали семейный портрет на экране цифрового аппарата, рядом кто-то загадочно произнес:
- Това-арищ старший лейтенант… Или кто вы там теперь, а?..
Я же вовсе майор; правда, с недавних пор - запаса: к сорока семи годам от роду двадцать пять «календарей» выслуги (с учетом очного вуза) набежало. Дальнейшей перспективы тянуть погонную лямку не просматривалось, так что поразмыслил и подал свой последний в армейской структуре рапорт: на увольнение. После нравоучительных бесед на тему «надо бы еще на благо Родины годок-другой потрудиться» перманентно недовольное начальство неохотно подмахнуло бумагу, и вот уже третий месяц, как я безуспешно пытался адаптироваться на «гражданке».
- Это вы мне? - удивленно переспросил я, тщетно вглядываясь в лицо раздобревшего - хоть на мясо сдавай - мужчины лет тридцати пяти-сорока. Начесанные на уши и шею русые волосы, ниточка черных - крашеных? - усиков под острым носом. Светлая, с мягким фиолетовым отливом, сорочка еле сходится на выпирающем тугом животе. Коричневые наглаженные брюки, в тон им - туфли с длинными острыми носками. Солнцезащитные очки скрывают глаза, а в пухлой ладони с ухоженными ногтями - изящная барсетка. Хм… Когда-то виданное неявно проглядывало сквозь сытость фигуры.
- Ну так как, не признали? - расплылся в довольной улыбке знакомый незнакомец. - А вот я - так сразу.
- Сними очки, - полуприказал я.
- Да без проблем… - И мужчина неспешно, с достоинством размаскировался, явив хитрый взгляд узких водянистых глаз. Несколько секунд я вглядывался в их щелочки - процесс узнавания шел вяло, трудно - а по завершении его торжествующе воскликнул:
- Семыкин!
- Точно! - Мой бывший подчиненный горделиво усмехнулся. - Оно конечно, столько лет откатило…
Уточним: целых двадцать. Призван был в ряды тогда еще Советской Армии, на срочную службу, гражданин Семыкин Виктор Борисович в апреле 1990-го.
К тому времени ваш покорный слуга успел окончить химический факультет Воронежского технологического института, два года повкалывать на Воронежском же шинном заводе сменным мастером, а потом внезапно и решительно проторил дорогу до военкомата: хочу, мол, стать действующим офицером. Но скоро только сказка сказывается. Лишь еще через полгода я наконец впрягся в хомут ваньки-взводного в Школе младших авиационных специалистов (ШМАС), готовившей лаборантов горюче-смазочных материалов и водителей спецмашин для аэродромных рот летных полков.
Процесс врастания в армейскую шкуру давался тяжко. Еще на первом месяце своего офицерства я - сам не нюхавший солдатской службы лейтенант-«пиджак», как порой со злой иронией именуют призванных в Вооруженные Силы выпускников гражданских вузов профессионалы-военные, - задал командиру роты философский вопрос. Представляет ли он город, в котором вообще, совсем никогда не совершается противоправных поступков? И даже улицы все переходят только строго по правилам дорожного движения, а матерного слова ну просто не услышишь. Ротный поскреб затылок и честно признался: таковое в нашей стране ныне и присно будет совершенно нереально.  Тут-то я и ляпнул победно, что добиться идеальной дисциплины в любом отдельно взятом взводе столь же нереально, поскольку это - лишь частный случай, «маленький переулочек» идеального несуществующего города. И к его постройке можно разве что только стремиться, как стремится к оси абсцисс, никогда ее не достигая, один из концов экспоненты.
На сей раз ротный затылка не скреб, а немедленно обложил меня смачной тирадой с активным вкраплением ненормативной лексики. По сути же тирада сводилась к мысли, что «нехрен тут, понимаешь, дешевую демагогию разводить, когда во взводе срочно требуется уставной порядок наводить». Плюс отцовский совет на перспективу: перед старшими заморскими словами не козырять, поскольку «никогда лейтенанту не быть умнее майора».
Так я получил первый урок расхождения теории и практики укрепления воинской дисциплины и соблюдения одной из важнейших статей Устава внутренней службы: «Все военнослужащие должны обращаться по вопросам службы друг к другу только на «вы».
Вскоре мое «образование» продолжилось во время экзамена по общевойсковым уставам (для людей несведущих: всего их четыре), который по итогам обучения сдавал взвод. Неожиданно в учебный класс пожаловал комбат. Подполковник бесцеремонно спихнул меня со стула, на который тяжело взгромоздился сам, взять другую «сиделку» грубо не разрешил - молодой еще, не облезнешь, постоишь! - и, не дослушав ответа экзаменуемого солдата на вопрос «О воинской вежливости и поведении военнослужащих», чмокнул и заявил дословно:
- Але, боец, да ведь ты ни хрена не знаешь вопросов воинской вежливости твою же ж мать!
Другая сторона служебной медали. Мой ротный, - большой любитель спиртного, одно время взял за правило гонять меня за водкой - покупать оную лично для него. Когда же я по наивности рискнул устно пожаловаться комбату на превышение непосредственным начальником должностных полномочий, в ответ услышал, что от меня не убудет командиру по мелочи услужить. Попытался мягко возразить: извините, но я же все-таки не лакей!
- Ишь ты, умник, куда клонишь! - мгновенно взъярился комбат. - Так вот: вместо дурацких жалоб шел бы да состояние противогазов во взводе проверил, а то я вот как сам проверю и накажу - мало не покажется!
Эдак постепенно и вживался я в армейскую действительность.
Кто-то из классиков выразился примерно так: человек есть высокоорганизованная скотина, которая ко всему привыкает. Целиком согласен. Ведь всего через три года, имея на плечах погоны старшего лейтенанта, я на многие изъяны службы смотрел куда менее болезненно, а то и даже с долей сарказма.
Как раз к тому времени, в апреле 1990-го, выпустил я свой очередной учебный набор. И не успели вчерашние подчиненные после экзаменов разъехаться в боевые части, как комбат и ротный приняли краеугольное решение: впервые доверили мне подготовку так называемого нового караульного взвода. На хрена бы мне явились такие почести!
Для сведения людей сугубо гражданских: караульная служба в воинских частях - процесс непрерывно-круглогодичный. Уставы же разъясняют, что «караулом называется вооруженное подразделение, наряженное для охраны и обороны порученного ему объекта».
В нашем ШМАСе, в двух батальонах, имелось тридцать взводов. Ежесуточные караулы они несли, сменяя друг друга в нарядах поочередно. Но это только во время основного курса обучения продолжительностью четыре месяца, дважды за год. А на время очередных призывов в апреле-мае и октябре-ноябре весь отлаженный ритм несения боевых дежурств ломался.
Сначала каждый батальон загодя формировал из небольшой части своих выпускников, коих не спешили отправлять к новому месту службы, так называемый старый караульный взвод. Отобранные для них обоих солдаты сменяли друг друга в нарядах по выполнению боевой задачи на постах «через день на ремень» целый месяц. Тем временем из прибывших в часть первых ласточек молодого пополнения отбирались наиболее толковые парни. Из них-то и сколачивали новые караульные взвода - также по одному на батальон, - раньше прочих проходившие курс молодого солдата (КМС), принимавшие Военную присягу и далее - эстафету караульных-«старичков» на последующий месяц. Тем временем закономерно завершался КМС и для остальных двадцати восьми взводов. Личный состав начинал грызть гранит основного курса подготовки младших авиаспециалистов, одновременно с этим возвращалась и проверенная практика несения боевых дежурств: один взвод - один караул в месяц.
В общем, без меня меня женили и - вперед, с песней, а главное - совершенно добровольно! Эх, и хлебнул же я горя со своими новыми подчиненными! Память-то у большинства оставляла желать много лучшего, а статьи Устава гарнизонной и караульной службы (УГ и КС) требовалось заучивать наизусть целыми абзацами. Чтобы четко знать, например, кто есть такой часовой, кто - караульный, а что называется постом. Общие обязанности часового (они одни занимали две трети книжной страницы!). Что ему запрещается и в чем заключается его неприкосновенность. Порядок заряжания-разряжания оружия и порядок смены постов. И т.д., вплоть до размеров постового грибка и температуры, при которой разрешается надевать валенки и постовой тулуп.
Обучались солдаты под моим неусыпным оком нещадно. Ну а кто к концу дневных занятий не в состоянии оказывался без запинки отчеканить очередную статью УГ и КС, обречен был на дополнительную - вечернюю, за счет личного времени - зубрежку. А то и продолжал ее час-полтора после отбоя. Последнее действо официально запрещалось, однако практиковалось в любой роте. К слову: проверяющие на такое нарушение распорядка дня обычно смотрели сквозь пальцы. Особенно если нештатными занятиями руководил сам командир взвода, в итоге попадавший к родному очагу за полночь.
И вот однажды, завершив очередной сеанс «послеотбойной» учебы, собрался я было восвояси. Тут-то ко мне и подошел Семыкин - тощий лопоухий солдат, на котором даже только что выглаженное обмундирование смотрелось мятым, - откозырял и попросил разрешения обратиться.
- Пожалуйста.
- Това-арищ старший лейтенант, - заунывно затянул рядовой, уже доставший меня своей дырявой памятью и нежеланием хоть немного ее поднапрячь. - А давайте вы меня в караул не будете ста-авить - вы же видите, я ничего запомнить не могу-у-у. Лучше в кухонный наряд, в хлеборезочную-у…
Вместе с последним словом в безразличном взгляде рядового мелькнула искорка материальной заинтересованности.
- Не выйдет! - сразу отрезал я. - Губенки даже и не раскатывай.
- Ну почему-у-у?
- Потому что, товарищ рядовой, армия хитроделаных не любит! Это что же: пока вместо тебя кто-то на боевом посту должен караульную службу тащить, ты в тепле да уюте бутербродами с маслицем хочешь обжираться да сахарком загрызать? А задница не слипнется?
- Ну зачем вы та-ак, товарищ старший лейтена-ант? Я же все равно чего-нибудь в карауле забу-уду…
- А вот чтоб не забыл, мы тебе загодя поможем. Сержант Бережной! - окликнул я своего заместителя. - Этому «забывчивому», чтоб ему служба медом не казалась, еще полчасика дополнительных занятий! Проконтролируй! Запомни, Семыкин, в армии один закон: не можешь - научим, не хочешь - заставим! А если до тупой головы это сразу не доходит, то допрет через руки. Или - через ужатие сна. Вперед, укреплять память!
Лопоухий проситель, сгорбившись, удалился походкой ведомого на плаху.
- Он и ко мне насчет хлеборезочной тоже подкатывался, - проинформировал Бережной.
- Что ж ты мне сразу не доложил? - слегка пожурил я зама.
- Да чего вас по пустякам беспокоить? - искренне удивился сержант. - Я его сам уважил - два часа в поте лица унитазы драил. Думал, это чмо все поняло, а выходит, ошибся… Ладненько, ничего, это мы живо поправим…
- Только палку не перегни, - предупредил я и наконец поспешил домой.
… Дырявую память хитроделанного рядового мы с сержантом, по мере сил и возможностей, за последующие несколько суток подлатали. Хотя не более чем с удовлетворительными результатами. Впрочем, в состав второго внутреннего караула, несшего службу на автодроме, Семыкина все же включили. В воскресенье наш взвод в полном составе принял Военную присягу, и уже на следующие сутки подошло время заступления моих подчиненных на первое боевое дежурство.
В тот день, сразу после завтрака, взвод завершал теоретическую подготовку к наряду. Проверялись знание многочисленных статей УГ и КС, а также табелей постам, моделировались нештатные ситуации, кои могли бы возникнуть во время непосредственного несения службы. Свои наставления рьяно озвучили командир роты и замполит подразделения, и даже комбат в учебном классе ненадолго появился, менторскую речугу толкнул, еще и с причмокиваниями, - имеет быть у него такая привычка. Что ж, серьезных претензий к подготовке моих подчиненных у начальства не возникло. И в двенадцать тридцать отправился я домой, на короткий отдых. Дабы ровно через три часа, переодетый в бриджи и хромовые сапоги, затянутый в портупею и с личным оружием в кобуре, прибыть в караульный городок, где перед нарядом солдаты обязаны были потренироваться в практических приемах с оружием.
Тут-то меня и подстерег неприятный сюрприз. Да какой!
- А ты знаешь, что у тебя во взводе ЧП? Самовольная отлучка! - огорошил меня дежурный по части, когда я через окошечко оружейки получал штатный пистолет Макарова и шестнадцать патронов к нему.
- Кто? - напряженно вопросил я.
- Какой-то Семыкин… - сообщил дежурный, сверившись со своей рабочей тетрадью.
- Понял… - тоскливо кивнул я и принялся сосредоточенно заряжать магазины к «пээму». Вот уж не было печали!
Еше на подступах к караульному городку меня отловил и в лобовую атаковал ротный.
- Ну ты и осюрпризил! - с кислой гримасой заявил он, рубанув ладонью воздух. И ткнул вытянутым указательным пальцем ввысь. - Надо же, так обговнять все подразделение!
- Это почему я-то? - Слабость собственной позиции осознавалась, но глупо ведь сразу кивать на любое обвинение начальства.
- А кто же еще? - яростно возмутился ротный, брызнув слюной. - Солдат твой?
- Ну…
- Б…дну! А ты понюхай! Твой, спрашиваю, или как?
- Мой, без или… - вынужденно согласился я.
- Так почему?..
- Что?
- Не придуряйся! То самое! Почему ты, командир, не предусмотрел, не предупредил, не предугадал? А был должен, обязан, ответственен, чтоб тебе до самой пенсии старлеем протрубить!
- Да каким еще было макаром? Разве черепок распилить на всякий пожарный? Чтобы крамольные мысли изыскать?
- Это уж как угодно действуй! Только по уставу и результативно! Иначе на хрена мне такой офицер, который не в курсе, чем его подчиненные дышат! Эхх! «Пиджак» был, «пиджаком» и остался! Марш к личному составу!
… Уже в подразделении накоротке выяснил, что испарился рядовой после того, как заступающие в караул солдаты улеглись в койки. На двухчасовой отдых - как и регламентировал УГ и КС. Семыкин тут почти сразу у дежурного по роте в туалет попросился, а отхожее место во дворе. Нет, конечно, в казарме сортир тоже наличествует, но сие привилегированное место - лишь для офицеров и сержантов. В общем, не вернулся любитель хлеборезочной на свое спальное место. Вероятнее всего, через забор, возле мусорных баков, махнул - такое в нашей практике уже бывало, там «слабое звено», и в бега. Пока суть да дело, первые поиски успехом не увенчались. Пришлось в срочном порядке с заменой в составе караула решать и табель постам полностью переписывать, с новой фамилией уже. Впрочем, это-то еще полбеды. Беда, что всю роту залихорадило, что отчасти сказалось и на несении моим взводом караульной службы. Хотя, как ни странно, серьезных нарушений проверяющие в ходе ее не выявили. Ладно, не будем сейчас подробно про тот боевой наряд: пронесли без ЧП - значит, первый блин не комом. А вот Семыкин…
Короче, когда я через сутки с гарнизонного караула сменился, хитроделаного еще не обнаружили. Зато мне при сдаче личного оружия «подвезло» на комбата напороться.
- Ага, виновник торжества! Наконец-то обозначился! - критически причмокивая после каждого восклицательного предложения, заявил подполковник, словно я невесть где сутки пропадал, отлынивая от всеобщих поисков. - Ну и где твой самовольщик ныне обретается?
Я благоразумно смолчал, что Семыкин не только мой солдат, а вообще-то целой Советской Армии, стало быть, отчасти и комбатов. Тем паче соображений насчет места пребывания нынешнего его у меня тоже не имелось. Но, поскольку начальник сверлил меня требовательным взглядом, я, кашлянув, проинформировал:
- Он сильно в караул идти не хотел. Упирал все на память дырявую. УГ и КС он, значит, не воспринимает. В хлеборезочную вместо того лыжи навострял, на масло и сахар...
- Ну и?.. - живо заинтересовался комбат.
- Так мы с ним дополнительно занимались. И я лично, и сержант. Буквально за уши тянули. Считаю, для внутреннего караула соответствовал вполне. Только, предполагаю, испугался почему-то самого дежурства на посту. Может, с детства темноты боялся?
- Может, может… Лапшу мне тут, понимаешь, на уши! Детские сказки - и никакой конкретики! - выпучив глаза и яростно причмокнув, заорал подполковник. - А солдат твой! Твой, заруби себе на носу! Где он, хотя бы предположительно? Так и знал, что не в курсе! Тьфу! И наберут же, мать твою, умников с «гражданки»! Сам еще не сформировался как офицер, а туда же: караульным взводом командовать! Напросился!
- Так ведь это ж вы мне лично и приказали… - опрометчиво ляпнул я.
- Молчать! - рассвирепел комбат, зримо багровея, и глаза его чуть не выкатились из орбит. - Только препираться, на большее не способен! Бездельник! Очковтиратель! Шлангом гофрированным прикинулся! Значит, так: бегом марш в роту! Активно включиться в поиски самовольщика! Исполняйте!
- Есть… - нехотя откозырял я. Это после суток-то боевой службы! Увы, приказ есть приказ: вперед, обжаловать имеешь право только после его исполнения.
…Семыкина тогда искали до полуночи. К тому времени мы город уже частым бреднем прочесали, а толку…
На следующий день учебные занятия уплотнили (читай - частью пожертвовали), и личный состав после обеда чуть ли не полностью был брошен на прочесывание обширных дачных участков за городом. Кроме меня: тут статья нежданно оказалась особая…
- Почему именно я - понятно. А вот почему за свой личный счет - совершенно нет! - к тому времени отбивался я в кабинете комбата сразу от трех старших офицеров: хозяина помещения, ротного и начальника политотдела. Активнее всех наседал именно он.
- Вот! Сразу видно: военного училища не заканчивал! Как результат - незрел во всех аспектах! Не понимает главного: это его солдат! Которому командир взвода отца и мать заменять должен! А из него какой родитель, если рядовой в самоволку подался?! Вопрос: почему? Обидели? Кто? Чем? А взводный отгородился от личного состава и даже и не заметил? - втолковывал начпо комбату и ротному, намеренно ведя речь обо мне в третьем лице. - Плюс и сейчас делает вид, будто ни при чем!
- Ремешком прикидывается! С темы съезжает! Ух, моя бы воля! - чмокнув, танком наехал и комбат и даже погрозил мне пухлым кулаком.
- Да пойми ты, дурья твоя голова! - наконец подключился к разговору и ротный. - Ну нет у начфина такой расходной статьи: на командировки в гости к совершившим самовольную отлучку. В смысле к их родителям. Скажи спасибо, командир части липовое командировочное удостоверение подписать согласился. Как вернешься, сразу порвешь. И заказ на билет «с кровью» из брони выцарапывали. Лететь край надо! Да, за личный счет. Но солдат-то ведь твой!
- Ну а если бы он не из Симферополя, а с Сахалина призывался? - предположил я. - Туда-оттуда мне на билеты надо было бы год трубить!
- Опять с темы съезжаете? - переквалифицировался и начпо на лексикон комбата.
А тот чмокнул и выразился еще резче:
- Если бы у бабушки был хрен, она была бы дедушкой! Короче, тебе приказывают немедленно вылететь к родителям Семыкина! Вот и изволь исполнять. Если же нет - пойдешь у меня на суд офицерской чести!
«Чтоб это тебя до рядового разжаловали - и на «гражданку» пинком без пенсии! - подумал я. - Чмоки-чмоки хренов… Сам-то даже и рубля из кармана не собираешься выкладывать! Равно как остальные господа-товарищи - все за мой счет норовят проскочить! Да еще и не факт, что из этой командировки хоть какой-то толк будет. И-эхх, где она, социальная справедливость?»
Но вслух произнес лишь:
- Понял. Есть. Лечу.
- Политически созревает… - расплылся в довольной улыбке начпо.
…Инициатива направить меня к родителям Семыкина, чтобы на родине самовольщика поглубже вникнуть в обстановку, в которой он рос, принадлежала как раз ему. Подполковнику, видите ли, взбрело в голову побеседовать с капитаном Тюлькиным из соседней роты, ездившим «купцом» за призывниками в Симферополь. Ну, тут интересные факты и выяснились. Семыкин-то, оказывается, дважды из военкомата и однажды уже с поезда деру дать пытался. Да не везло: всякий раз ловили. Отсюда и «блестящая» «политическая» идея с командировкой за мой счет. Правда, отец солдата, с которым еще в первый день, как сынок пятки салом намазал, по телефону связались, категорически отрицал наличие беглеца в родных пенатах, и не очень-то было и ясно, чего там в итоге выяснять. Тем не менее через два часа меня скоропалительно забросили на борт лайнера.
И кто бы мог предугадать, что еще минут через сорок, в ходе дачных поисков, беглец, уже переодетый в какую-то рванину, будет опознан одним из сержантов нашей роты и под усиленным конвоем препровожден на ковер к руководству полка, а оттуда белым лебедем на гарнизонную гауптвахту. Сроком на десять суток: максимально, что мог объявить командир части.
…Все это мне прямо в аэропорту Симферополя сообщил отец убегуна - худосочный и тоже лопоухий, как и сын, мужчина в возрасте под шестьдесят (самовольщик, оказывается, последышем был).
За счет Семыкина-старшего, из его квартиры, связался по межгороду с ротным.
- Подробно выясни, как он себя зарекомендовал в школе и ПТУ, - будто заезженная пластинка, повторял он. - В милицию зайди: состоял ли на учете. Про военкомат не забудь. Да везде чтоб, если какие «подвиги», пусть на бумаге зафиксируют. И завтра к исходу суток - назад! Ясно?
- Как с билетом будет. На самолет навряд ли удастся экстренно вписаться.
- Черт с ним, езжай поездом! Но не позднее завтрашнего вечера!
…А портрет беглеца из справок ПТУ и районного отделения милиции вырисовался следующий.
Начиная с восьмого класса несовершеннолетний Семыкин дважды в год стабильно устраивал себе дополнительные каникулы - с уходом из дома. Конечно, не с пустыми руками: обязательно прихватывал что-либо из бытовой аппаратуры, принадлежащей старшему - на двенадцать лет - брату. Тот давно в торговом флоте подвизался, но проживал пока вместе с родителями. Младшенький сопрет фирменный музыкальный центр или тот же фотоаппарат «Никон», быстренько фарцовщикам за четверть цены толкнет (а в конце восьмидесятых большого наплыва первоклассной импортной техники, хоть и в Крыму, но все одно не было) - и с песней гулять по всему Черноморскому побережью. Прокутит денежки, сам в местную милицию заявляется: вот он я, пропащий, навеселился всласть, домой хочу!
- Это, знаете, редкостный был пакостник. И еще бездельник, каких свет не видывал! - охарактеризовал своего бывшего «клиента» капитан милиции из службы по предупреждению правонарушений среди несовершеннолетних. - Надеялись, хоть в армии за ум возьмется! Ага, конечно! Опять за старое! Да еще нам за его «подвиги» прошлые отписывайся! Делать будто нечего! Сволота! Намучаетесь еще с ним - не завидую…
- Права так обзывать не имеете! - встрял было Семыкин-старший, сопровождавший меня в визитах по учебным и силовым инстанциям.
- Вполне имею! - обрезал капитан милиции. - Это еще даже мягко сказано - в отношении дезертира!
- Он всего лишь совершил самовольную отлучку, - доказывал оппонент. - Ведь меньше двух дней в итоге получилось. Уже вчера в часть возвратился.
- Да какая разница - что в лоб, что по лбу, - остался при своем мнении капитан. - Тем более, он не возвратился, а возвратили его, насилком. Эх, случись такое в особый период… - мечтательно протянул он. - Тогда бы разговор короткий: к стенке и - пиф-паф!
Папаша сморщился, будто лимон целиком разжевал…
- Кто? Семыкин? А-а, был у нас такой. Сплошная головная боль, вечный прогульщик, - сообщил директор ПТУ. - Какой там из него плиточник - одно название… Мы даже ему диплом выдавать не хотели - так вот этот гражданин… -кивок в сторону отца самовольщика, - шум до небес поднял…
- Да! И поднял! И права сына отстоял! - рванулся в бой Семыкин-старший.
- Так теперь-то вы от нас чего хотите?
Я коротко пояснил ситуацию.
- Характеристику? Это пожалуйста, - и директор ПТУ потянулся к внутреннему телефону…
Побывал я потом и в школе, и в военкомате. Тоже характеристики на Семыкина добыл - и везде ни единой фразы положительной. Разумеется, родители его оказались крайне недовольны моими визитами «по местам боевых подвигов» их сына.
- Ну да, было: чего не случается по глупости да по малолетству, - усиленно втолковывал мне Семыкин-старший, кстати, оказавшийся начинающим пенсионером. Про свою трудовую деятельность он лишь вскользь сообщил: мол, на разных участках работать доводилось. Но обставлена была трехкомнатная квартира весьма достойно. - Ну, наидиотничал и у вас на первых порах. Уверен: в дальнейшем служба пойдет нормально. Я ему тут письмо большое написал, уж будьте добры, передайте...
- И вот еще конфеты его любимые, сигареты… - вклинилась в разговор мать нерадивого солдата, настойчиво суя мне весьма объемистый пакет. - Пусть мальчик сладенького покушает, а то у вас перловка одна… - и брезгливо поморщилась.
…Конфеты брать я отказался категорически, что вызвало бурное недовольство мамы и сдержанное - папы «мальчика». Сам же подчиненный, которого я по возвращении посетил на «губе», прямо огорошил своим нахальством.
- Вам что-о-о, жалко было пару кило моих любимых «Мишек» довезти-и-и? Тяжело, да-а-а? И почему это на гауптвахте курить совсем нельзя-а-а? У меня без курева голова кру-ужится-а… Ну хоть одну пачечку, поговорите, вам не отка-а-жут… - ныл и ныл он.
- Ах, конфетки, ах, сигаретки… Ты бы лучше об ином задумался, -назидательно произнес тогда я. - Сколько людей из-за тебя, вместо сна и отдыха, розысками занимались! За то совсем вины не чувствуешь?
- Ну это же все давно прошло-о-о…
- Хм. Не столь уж и давно. Ладно, а за форму свою, которую неизвестно где бросил, рассчитываться как думаешь? Это же утрата госимущества. Я уж не говорю про мой проезд к месту жительства твоих родителей…
- А они вам об этом что сказали-и?
- Промолчали скромно.
- Ну а я чем помогу-у-у? У меня вообще денег не-е-ет… Ну хоть одну сигаретку, а-а-а? Ну, пожа-алуйста-а…
- Да ты, я вижу, только в направлении «подайте мне» думаешь. Понятно. Потому-то финчасть соответствующий начет за утрату формы на тебя оформит - и в личное дело. Уволишься, в военкомате на учет станешь, работать на благо общества начнешь - тогда и вычтут. Вот только мне, что к тебе домой попусту слетал-скатал, никто не компенсирует.
- Ну я же сказа-а-ал, я тут совершенно ни при че-о-ом…
Поговори-ка с эдаким кадром. Кстати, пока мой взвод целый месяц «тащил» караульную службу, Семыкин по выходе с гауптвахты обречен был летать из наряда в наряд дневальным по роте. А куда его еще прикажете деть? Тем более, ротный приказал: чтоб двадцать четыре часа в сутки чепешник на виду! Вот и следили. В несколько пар глаз. Потом, правда, начались занятия основного курса обучения и наблюдение за неблагополучным рядовым несколько притупилось. Как выяснилось, совершенно напрасно…
Да, совсем забыл. За семыкинскую самовольную отлучку дежурный по роте сержантскую лычку потерял, до ефрейтора разжаловали. Мне, как командиру взвода, соответственно, объявили выговор, ну а уж ротному и замполиту - «строго указали» за потерю бдительности и слабое воспитание личного состава. И попробуй я только рот раскрыть: мол, когда Семыкин «ноги делал», меня в подразделении вообще не было. «Но солдат-то твой? Твой… Значит - «заполучи, фашист, гранату!» И сиди тихо, радуйся, что до строгача или, тем паче, неполного служебного соответствия не дошло». Так-то. Виновных в армии назначают.
…В ШМАСе, в середине периода обучения, всякий день похож на другой. Так что с момента семыкинской «самоволки» быстро минуло полтора месяца. И тут меня прямо с занятий нежданно выдернул в свой кабинет комбат, у которого уже находились ротный и наш замполит.
- В адрес части выделено энное количество боеприпасов и артвооружения, - предварительно чмокнув, сообщил подполковник. - И для их доставки в полк по железной дороге решено назначить тебя начальником караула по сопровождению воинских грузов. Значит, завтра с утра следует убыть в город Ростов-на-Дону, в штаб округа. С собой возьмете трех бойцов: лучших из взвода отобрать! Командир роты, замполит - проконтролировать лично! Это вам не абы что, а оружие! Пусть и в опломбированном вагоне. И сами с оружием. А то еще додумаетесь… - и хозяин кабинета скорчил гримасу, - кому-нибудь типа Семыкина автомат заряженный доверить!
- Товарищ подполковник, все ясно! - поспешил заверить ротный.
А я додумался уточнить:
- Кстати, насчет того же Семыкина. Не исключена вероятность, что если я убуду, он может еще раз «ноги сделать».
Фразу эту я произнес, отчасти действительно опасаясь этого. Но куда больше потому, что не хотелось неизвестно сколько суток по сильной жаре трястись в теплушке, прицепляемой к вагону с грузом. И каждому полустанку кланяться. И спать в собачьих условиях, на голых досках, - знаем, однажды уже проходили, только в тот раз командировка зимняя была.
- Товарищ старший лейтенант! - особенно громко чмокнул комбат и недовольно перешел на «вы». - Ваше единственное право - стремиться как можно лучше выполнить приказ вышестоящего начальника! Сосредоточьтесь только и именно на этом! А за Семыкиным я, так и быть, лично сам прослежу!
«Держи карман шире!» - мысленно не поверил я. А вслух произнес:
- Задача ясна. Разрешите приступить к отбору караульных?
- Разрешаю, - смилостивился комбат. - Через час доложите фамилии кандидатов, да чтоб с подробными характеристиками! А к вечеру подготовить табель постам, недельный паек получить - и ко мне на инструктаж! - И вальяжно махнул рукою: - Пока свободны, исполняйте!
… В командировку, связанную с выполнением боевой задачи, отобрали командира первого отделения, комсгрупорга - таковые в Советской Армии имелись в каждом взводе - и еще одного толкового бойца. Все подготовили; все, в том числе и оружие, непосредственно перед убытием получили. И, как говорится, в добрый путь!
В Ростов-на-Дону приехали поздно вечером тех же суток. Добрались до военной комендатуры, там доложились, переночевали на жестких топчанах в комнате, больше напоминающей тюремную камеру. С утра по спецсвязи отзвонился дежурному по нашей части: так и так, прибыли на место без происшествий.
- Ну, это у вас без, - кисло усмехнулся он. - А у нас имеется. Семыкин-то твой опять испарился.
- Как?
- Известно: ножками. Вчера вечером роту в город на помывку повели…
- И?.. - Мне прекрасно было известно, что в связи с затянувшимся капитальным ремонтом гарнизонной бани личный состав уж который месяц пользовался одной из городских.
- И он оттуда-то не помылся, а смылся. Сначала зашел вместе со всеми в раздевалку, а потом, вроде как в первую партию не уместившись… Знаешь же, там в две смены процесс, - на двор вернулся, курил с остальными дожидающимися. А затем втихаря - шмыг на улицу. Построились после помывки, проверились - одного нет. Кого? Семыкина. Форы у него часа полтора имелось. Единственно же, кто его еще наблюдал, - мороженщица. Подходил, стало быть, худосочный да лопоухий солдатик, пилотка в руках. Пломбир приобрел. Ну, дальше следы теряются. Тут уже давно все на ушах стоят, а за то, что старшина ваш шлангануть решил, сам роту в баню не повел, на сержантов спихнул, его чуть ли не увольнять собрались.
- Дела-а-а… - протянул я и подумал, что все-таки вовремя комбату про возможность нового ЧП ввернул. Оно как-то само собой получилось. Проку с того, конечно, будет маловато, и все же…
Про саму командировку особо рассказывать, полагаю, здесь не к месту. Тем паче ничего примечательного за ее время и не произошло: долго ехали, на всякой остановке патрулировали-охраняли, питались сухпаем, отдыхали по очереди. Бойцам своим про новый побег сослуживца сказал, только уж когда через неделю, благополучно доставив опасный груз на нашу станцию, с рук на руки сдал его начальнику артвооружения. Еще и поинтересовался у него же:
- Семыкина-то так и не нашли?
- Нет-с, - по-старомодному ответствовал пожилой майор. - Хотя всю часть задействовали. И город, и все дачные коттеджи прошерстили. Увы-с… Приказ о наказании, кстати, уже родили и вчера на собрании офицеров зачли. Тебе, кажется, строгий выговор-с…
«Что и следовало ожидать», - уныло подумалось мне, и мы с бойцами пошагали к крытому тентом грузовику.
Едва я успел сдать пистолет и патроны в «дежурку» и выйти из нее в район большого плаца, как узрел дефилирующего по нему начальника политического отдела. Тот, в свою очередь, обнаружив меня, резко остановился и властно призвал рукой: ко мне! А когда я, чеканя строевой шаг, остановился напротив второго лица воинской части, откозырял и проорал традиционное:
- Товарищ подполковник, старший лейтенант такой-то по вашему приказанию прибыл! - старший офицер едва поинтересовался итогом ответственной командировки и тут же обрушил на меня поток обвинений.
Из таковых прямо-таки напрашивался вывод, что в новой «самоволке», закономерно перешедшей по времени - более двух суток - в самовольное оставление части (минула неделя, а следов солдата так и не было обнаружено), виноват лишь я, только я, и вообще: кто дал право забирать с собой в командировку лучших бойцов, и всех из семыкинского отделения?
- Дак комбат же… - аргументировал я свои действия. - Прямым текстом приказал: лучших! Не абы что, сказал, а оружие повезем!
- Но это же ваш солдат сбежал, - зашел начпо с другой стороны. - Вы же должны были предвидеть и предупредить!
- Что я и сделал, - поспешил сообщить я. - И предвидел, и предупредил… накануне командировки.
- Кого именно и о чем? - набычился сбитый с толку начальник.
- Командира батальона, командира роты и ее замполита, - браво отрапортовал я. - Именно о том, что Семыкин сбежит немедленно после моего отъезда.
- И что?
- Мне было резко указано, что мое единственное право - стараться наилучшим образом исполнить отданный свыше приказ! А за Семыкиным комбат пообещал лично проследить. Так и заявил: лично!
- Проверим! - недовольно рявкнул начпо. - И если выяснится, что неискренни… Мало не покажется!
…На сей раз ротный и замполит в голос подтвердили о легкомысленном заявлении комбата. Тот до поры до времени ничего на сей счет ответствовать не мог: несколько дней назад рьяно выехал к родителям сбежавшего, дважды отзвонился оттуда с нулевым результатом и… потерялся. Похоже, решил воспользоваться шансом и маленько погреть пузо у Черного моря.
Вернулся он еще через день. Не буду описывать очную ставку с ним в кабинете командира полка и в присутствии начпо, но орали они оба на отдохнувшего и загоревшего старшего офицера без стеснения, прямо в моем присутствии. Позднее же ротный проговорился, что, по проверенным сведениям, полученным из строевой части, нашему общему прямому начальнику, как и ранее старшине роты, вкатили неполное служебное соответствие - «за самоустранение от служебных обязанностей» - отдельным приказом.
- Опять ты дешево отделался, - подытожил ротный. - Всего строгач, как мне и замполиту. А ведь солдат-то твой…
- Товарищ майор, ну я ведь прямо предупреждал: сбежит он, гад! И к тому же сам выполнял боевую задачу за полтысячи километров от части! Так в чем тогда моя личная вина?
- Семыкин, спрашиваю, твой?! Или как? Так почему ты всех нас не убедил, раз такой умный?
Дальнейших аргументов у меня не нашлось.
Шло время… Поиски солдата продолжались, но - постепенно затухая. Оно понятно. И только к концу августа дезертира наконец-то обнаружили. В Новороссийске, на пляже, карманы в без присмотра оставленной одежке чистил: кушать-то и на море хочется. Отдыхающие вора сами задержали и милицию вызвали.
Как мы узнали много позднее, выскользнув с банного двора, самовольщик выяснил, где в городе расположена железнодорожная товарная станция (повезло - оказалась не столь уж и далеко), и направился туда. Удачно добрался до цели, по пути затарился двумя буханками хлеба, помидорами и колбасой, найденную банку из-под томатной пасты водой из колонки наполнил. И со всеми припасами спрятался в облюбованном товарном вагоне, зарывшись в солому. Двое суток дрожал от страха: вдруг обнаружат, а на третьи сформированный состав, куда прицепили и вагон-убежище, отбыл в южном направлении.
Дня через три в часть поступила новая информация: Семыкина направили для освидетельствования в дом для умалишенных.
- Тут без родителей явно не обошлось, - приняв на грудь стакан очищенной, рассуждал ротный. - Они, похоже, на все готовы, лишь бы любимого сыночка не посадили, ну и срочную чтоб дальше не служить. Мол, лучше пусть их оглоеда официально дуриком объявят...
От нас потребовали представить в спецмедучреждение ряд документов на обследуемого. Подготовили. Служебную карточку, характеристику, результаты индбесед и т.д. Из всего следовало, что на солдате клейма ставить негде - это в принципе действительности соответствовало. Но, прежде чем из штаба отправить пакет бумаг спецпочтой, меня вызвали к комбату.
Серия номер два многопрофильной беседы с участием его, начпо, ротного и - прицепом - замполита новшествами не блистала.
- Мы же обязаны всемерно заботиться о чести и престиже родной воинской части, - непривычно ласково вещал начальник политического отдела. - Вот потому-то командир и приказал отработать вопрос: что, если направить в Новороссийск офицера с отношением и забрать дезертира на поруки? Глядишь, общими усилиями и с учетом прошлых ошибок перевоспитаем. Тогда, само собой, не столь жирное пятно на коллективе…
- А ехать именно тебе, - мрачно буркнул комбат, свято убежденный, что я его с потрохами политотдельцу заложил, чтобы с больной головы на здоровую ответственность перекинуть (ничего, тебе, старлей, это еще аукнется!). - Чмокнул и весомо добавил: - Это же твой и только твой выкормыш!
- Все ясно… почти. Можно только один вопрос?
- Ну?
- Так понимаю, поездка предполагается снова за мой личный счет?
- Опять ремешком прикидываешься? - на все тридцать два зуба рявкнул комбат и даже чмокнуть забыл.
- Нет, вы скажите: а он как хотел? - возмущенно взвопил начпо в сторону ротного и замполита. Те скромно промолчали, на пару отведя глаза.
- Я один раз уже так скатал! - поняв задумку кучи начальников, отчаянно ринулся я в словесную атаку. - И средств мне никто не вернул! А тут предлагается в поезде идиота - и в одиночку - везти! Так как с ним прикажете отдыхать, путь-то неблизкий… Или в туалет водить? Смирительной рубашки-то не имеется…
- Наручники изыщем! - зло рявкнул комбат. - И самого здоровенного сержанта в помощь! А гадить - ночную вазу укупишь, пусть в отдельном купе тужится! Потом в сортир снесешь, чай не барин!
- Понял, понял, - побежденно вскинул я руки вверх. - Значит, до Новороссийска два плацкартных билета, назад - четыре купейных. Множим, плюсуем и делим сумму поровну на присутствующих.
- Это почему же купейных четыре билета? - впервые подал голос ротный.
- А тужиться он в присутствии посторонних будет? Женщины там, с ребенком… Или вдруг полковник какой именитый в купе до комплекта окажется. Академик, знатный комбайнер, спортсмен. Да как вызовет бригадира, да накропает жалобу - чего там мелочиться! - прямиком министру обороны! Если же довезу «ценный груз» до части без происшествий, кто из вас гарантирует, что он до конца периода обучения больше ничего не выкинет? Всяку ночь над ним наблюдателем стоять? Каждый день следом, не отрываясь, поспешать? Кругломесячно? Ну, если б он у меня один был, а то ведь и остальным тридцати гаврикам внимание уделить треба! Они ж ведь все м о и ! А как, если умалишенный кого среди ночи придушит? Ему - ничего, а кто виноватым будет? Не один же я, тут мно-огих пристегнут!
- Эка ведь умеет с темы съезжать! - поморщился засомневавшийся начпо.
- «Пиджак» хренов! - вскочил комбат, а следом живо поднялись и мы с ротным и замполитом. - Ему лишь бы ничего не делать! Я вот те на суд-то офицерской чести!
- Товарищ подполковник! А ведь он отчасти прав! - неожиданно стал на мою сторону ротный, видимо, представив, насколько сложно будет уследить за Семыкиным, а в случае чего отвечать за дурака или какой там у него сейчас непонятный статус… Замполит, в унисон чужим словам, часто закивал.
- Молчать! - сжал кулаки комбат.
- Я лично молчать не буду! - окончательно закусил я удила. - Прикажете за убегуном ехать - так в ГлавПУР телеграмму подробную отобью! Имею полное право! И про то, что руководство раньше предупреждал, да только вот слепы и глухи оказались! И снова на те же грабли толкаете!
- Так! Все свободны! - подытожил начальник политотдела, поднявшись из комбатова кресла. - Я доложу командиру части, что вопрос отработан.
И на богатой идее взятия дезертира на поруки был поставлен большой жирный крест.
А вскоре в часть пришел новый запрос относительно моего бывшего солдата. Перевели его, оказывается, из одного дурдома в другой. В нашем уже городе. И оттуда аналогичное требование в ШМАС поступило. По поводу документов. Поскольку пока пациента из Новороссийска везли, бумаги его все оказались утеряны при невыясненных обстоятельствах…
Флаг вам в руки! Наш штаб оперативно ответил, что однажды мы таковой пакет уже отправляли, копий не имеем, стало быть, сами ищите, да обрящете.
Спустя еще несколько суток мой взвод, вместо послеобеденных занятий, в полном составе разогнали на всякие хозработы. Неожиданно оказавшись свободным, я по собственному почину махнул на окраину города, в дурдом. Ну вот хотелось мне на этот штучный со знаком минус экземпляр поглядеть, который у всех массу крови попил, да и высказаться от души.
Добрался. Удостоверение личности офицера предъявил на входе. К главврачу попросился. И о короткой встрече попросил. Удовлетворили. Только говорить пришлось с разных сторон массивной решетки. Однако это уже детали.
- Ну что, рядовой Семыкин, со свиданьицем, значит! - с неприкрытым сарказмом поздоровался я. А чего, собственно, его жалеть? - Во-он куда ты, значит, поспешал-то со всех ног. И как обстановочка за решеткой? Соседи не забижают? Персонал конфетки-сигаретки регулярно выдает?
- Зачем вы та-ак, товарищ старший лейтена-ант?
- Как?
- Издева-аетесь. Не ду-умал, что вы тако-ой злой.
- Ты-то чего хотел? Может, чтоб тебе за все про все да орденок на грудь? В такое говно часть вогнать - на все Вооруженные Силы прогремели!
- И что-о тепе-ерь?
- Тепе-е-ерь у тебя две-е-е дороги, - передразнил я бывшего подчиненного, глядя прямо в его узкие глаза. - Или в компанию с дураками, или - на нары. Так вот: хотя и оба варианта решеточные, все же от души желаю именно второго. Побыстрей и надолго!
- Вы за э-этим только и приходи-или?
- Отчасти. А еще - очень уж захотелось в твои честные глазки поглядеть.
- Ну и как? Чего увидели? - неожиданно перестал растягивать слова патологический убегун.
- Скорее, чего не увидел. Раскаяния. М-да. Не зря про тебя, кого ни спроси - сплошной негатив. Как же ты дальше жить будешь?
- Вот это уж точно не ваша забота, - отрезал Семыкин. Безразличный взгляд его мгновенно исчез, переродившись во взор превосходства. - И неизвестно еще, куда именно я отсюда пойду. А поскольку конфет и сигарет вы мне явно не принесли, общаться больше не желаю.
Повернулся спиной ко мне и закричал:
- Санитар! Санита-ар! Помогите! Плохо мне!
- Чтоб тебе еще хуже стало… - негромко произнес я, и дезертир зябко поежился. Тут к нему подошел здоровенный санитар и увел в глубь длинного коридора.
Нет, далеко не столь прост оказался на деле солдат, на словах всячески давящий на жалость.
Едва успел я возвратиться в часть, как на меня тут же наскочил ротный.
- Где тебя носило? Комбат искал, куда-то с заданием срочно заслать хотел! Так орал, так орал!
- К Семыкину ездил, - ответил я.
- А на хрена? - изумился майор. - Какого лешего: тебя ж к нему никто не посылал?!
- Вот и я говорю: а на хрена? - взвыл комбат, едва мы с ротным перешагнули порог его кабинета. - В дурдом? Что еще за такая непонятная самодеятельность?
Я как мог пояснил. Однако начальство не убедил. И чуть ли новое взыскание не заработал. За свою, так сказать, самовольную отлучку. Наверное, именно из-за этого как-то так и не успел рассказать прямым начальникам, что, выйдя из спецмедучреждения, на улице едва не столкнулся с родителями горе-рядового, как раз подъехавшими сюда на такси. Беседовать с ними мне совсем не хотелось, и я резко ускорил шаг.
… Минуло еще дней десять. Вместе со взводом заступил я в очередной караул, который мы пронесли без замечаний. А вернувшись после наряда в подразделение, застал в канцелярии уже остограммившегося ротного.
- Все нормально? - осведомился майор. - Тогда присаживайся. Выпьешь?
- Благодарствую, что-то не хочется.
- Лучше прими. А то сейчас такое скажу…
- Говорите, я, если что, всегда успею.
- Водка имеет обыкновение заканчиваться, - глубокомысленно заметил ротный и хлопнул еще граммов пятьдесят. Тщательно зажевал корочкой и проинформировал: - Семыкина нынче из дурдома доставили. Признали, стало быть, полностью негодным к армейской службе. Мол, ошибочка с призывом вышла. Историю болезни толщиной со спичечный коробок стоячий в медсанчасть передали. А самого идиота - папаше на руки. Под роспись, как вещь. В каптерке переоделся - сплошь джинса, кроссовки навороченные. Адью, говорит, товарищ майор, пусть у вас другие дураки службу дальше тащат, а мне и на «гражданке» неплохо будет. Тут папаша на него цыкнул - они и отвалили. Да-а, похоже, особого рода сволочь из него выйдет. Ну так как, примешь?
- Наливайте! - решительно согласился я…
Месяцем позже, после некоторых раздумий, я записался на прием к командиру части. По заведенному порядку вместе со мной в кабинет полковника вошли ротный и замполит. А начпо и комбат там уже находились.
- Товарищи офицеры, - несколько робея, начал я. - Как вам всем известно, по причине самовольной отлучки, а позднее дезертирства рядового Семыкина, я, как его командир взвода, получил два взыскания. Подчеркну, что в обоих случаях у меня просто не имелось физической возможности пресечь противоправные действия нарушителя воинской дисциплины. Особенно во втором, о возможности которого я тщетно предупреждал руководство. Но дело даже не в этом. Поправьте, если не согласитесь со следующим. Полагаю, когда взводный получает под свое начало очередное молодое пополнение, он не должен задумываться над тем, что ему могут подсунуть идиота, дебила, сумасшедшего - словом, юношу, не подлежащего призыву. А поскольку я не имею соответствующего образования психоаналитика и психотерапевта, полагаю также, можно считать, что проколы медкомиссий военкомата и нашей части несправедливо приписали мне. Приписали и наказали. Ошибочно.
- Позвольте, позвольте! - прервал меня начальник политического отдела. - Но это же был ваш солдат!
- Да. Но он им не должен был быть ни при каких обстоятельствах! - твердо заявил я. - Раз впоследствии официально оказался признан идиотом.
- Что ты тут нам ваньку валяешь! - вклинился комбат. - Родители отмазку у врачей купили - и делов! Липа там все! - И яростно чмокнул.
- Товарищ подполковник, а чем вы можете подтвердить свое заявление? Есть факты подделки анализов, неправомерные выводы или еще там чего по медицинской части? Я, повторюсь, не специалист; вы и остальные присутствующие тоже. Давайте тогда старшего врача части сюда пригласим, пусть он расскажет, соответствует ли диагноз Семыкина действительности.
- Допустим, по бумагам вполне соответствует, - опять перехватил инициативу начпо. - Вы-то, собственно, чего хотите? Выражайтесь яснее.
- Да куда уж, - усмехнулся я. - Отмените неправомерные взыскания. Всего лишь.
Присутствующие отреагировали бурно: несколько матерных фраз, наползая одна на другую, прозвучали в комнате.
Затем ротный уничтожающе произнес:
- Ну, только «пиджак» до такого и мог додуматься! Слышь, мы здесь, по-твоему, в бирюльки играем? Ведь если по твоей ущербной логике, то и мне следует требовать строгий выговор снять! И ему! - кивнул на замполита. - Да и товарищ подполковник тоже пострадал! - Теперь кивок в сторону комбата. - Я вообще такой наглости - двадцать лет служу, а не видывал! Это же открытое посягательство на основы основ армии - на единоначалие!
- А ваше мнение, товарищ капитан? - впервые вступил в разговор полковник, обращаясь к замполиту роты.
- Э-э-э… - заерзал тот на стуле. - Полагаю, старший лейтенант еще не осознал в полной мере свою роль как офицера.
- А разве здесь театр? - удивился полковник. - Вот уж истинный ответ политработника: вокруг да около и мало толку.
- Почему мало? - тут же бросился начпо на защиту замполита. - Скорее, неточно. Да, у командира взвода, не прошедшего закалку военного училища, недостаточно опыта; да, он пока не сформировался как офицер, склонен в своих неудачах винить окружающих… Но рациональное зерно в человеке присутствует, пытается логически мыслить…
- Словом, не потерян пока для армии полностью, - хмыкнул полковник.
Остальные офицеры настороженно молчали.
- Так что делать-то будем? Солдат твой был, а быть, говоришь, не должен. За что всех наказали, а сатисфакции требуешь ты один. Вот с чем единственно безоговорочно согласен - идея со взятием на поруки действительно гнильцой отдавала. - И полковник метнул быстрый взгляд в сторону потупившегося начпо. - Только такая штука. Правомерны там они, твои взыскания, либо неправомерны - можно спорить до хрипоты, но так мы ни к чему не придем. Это вроде судья в футболе другой раз гол не зачтет, а он, как потом просмотр покажет, был. И что? На результат матча не повлияет, даже если этого судью позднее с работы турнут. Дело уже сделано, и никакого сослагательного наклонения! Так что об официальной отмене взысканий даже не мечтай. Нравится вариант?
- Тогда, товарищ полковник, я вынужден буду написать несколько жалоб.
- Даже несколько?
- Так точно. В штаб округа, в политотдел штаба округа, в военную прокуратуру, в Министерство обороны, в крайком партии, наконец. Может, какой адрес еще и забыл - помараковать следует…
- Мал клоп, да вонюч, - бесстрастно произнес полковник и потянулся к трубке внутреннего телефона. - Строевую часть… Где начальник?
Спустя пять минут тот уже бережно положил перед командиром мое личное дело в красной папке с надписью «секретно» на белой полоске, приклеенной сверху.
- Ну-с, делаем таким образом. - Полковник раскрыл папку, полистал. - Разошьешь, старую служебную карточку порвешь, а вставишь новую и на нее поощрения перенесешь. Взыскания же - вот эти: раз, два - не разноси. Понял?
- Так точно! - И ни единый мускул больше не шевельнулся у начальника строевой части.
- Свободен!
- Есть!
- Вот видишь, - задумчиво произнес полковник, - а ведь приказ-то я отдал противоправный. И майор вполне может на меня свыше пожаловаться. Только не станет, и сделает совершенно правильно. С волками жить… А тебе, мыслю, товарищ старший лейтенант, не в армии бы служить. Запомни: сегодня ты по чистой случайности «торжество справедливости» отыскал. Другого такого шанса не будет. Так что иди и думай. Хорошенько! И вы все тоже свободны.
Начпо моментально подал команду:
- Товарищи офицеры!
По дороге в подразделение ротный уважительно сказал:
- Командир - он действительно командир. Настоящий. Не стал тебя ломать, пожалел. Только помни: это просто стечение обстоятельств. Редкостное. Тем более нехарактерное для закоснелого «пиджака». Ты все же поразмысли: а может, рапорт на увольнение наваяешь?
Подумал я тогда действительно крепко, однако «ваять» ничего не стал.
С годами служба все больше обтесывала меня, зато уже никто не называл «пиджаком». Ближе к концу своей пологой карьеры, серединой пришедшейся на конец лихих девяностых, когда люди учились держаться за место, дослужился я до должности командира роты. На коей имел достаточно взысканий - главным образом, конечно, за дело, хотя и перегибы случались. Только больше такой глупости, как отмены взыскания требовать, и в голову не приходило. А уж каким сам начальником был - про то пусть мои бывшие подчиненные расскажут.
… Вот и сейчас один из них, человек из давнего прошлого, хитровато прищурясь, поглядывал на меня водянистыми глазами.
- Ну что ж, Семыкин, где нынче живешь, чем занимаешься? - решил я слегка поддержать разговор, хотя желания к тому и не испытывал.
- Да все там же, в Симферополе. Свой бизнес небольшой имею, многопрофильный. Автозапчасти, конфеты, сигареты… С Москвой кое-чего иногда перетираю, потому наездами и тут. Жилье? Дом двухэтажный, дача в Севастополе… Две машины, катер хороший недавно прикупил… Женат, один сын, семнадцать годков, на полголовы меня выше.
- Значит, не за горами и армия? - решил я наступить собеседнику на больную мозоль.
- Вот это вряд ли, - расплылась сытая физиономия в несимпатичной улыбке. - Я ведь, учитывая личный опыт, загодя все продумал, хоть и в копеечку влетело. У моего парня уже сейчас «белый билет» аж по пяти разным болячкам. Так что не видать его украинским ВС родимым никогда и нипочем. Так-то оно, товарищ старший лейтенант.
- Положим, майор (я почему-то не стал упоминать о своей отставке).
- Ну, невелика разница. Один черт, гроши получаете, а полканы во все дыры жарят. И так по понижающей.
- А ты, стало быть, мильонами деньгу гребешь?
- Хм… Не буду хвалиться, но, можно сказать, почти так.
- В таком случае как насчет старого должка? За тот давний проезд туда-сюда к твоим родителям? Для моего старшелейтенантского кармана весьма накладно было, да и для майорского тоже подспорьем станет.
Нет, не надеялся я вовсе на то, что Семыкин тут же раскроет бумажник. Интересно просто было: как с темы съезжать будет?
- Ох, това-арищ старший лейтенант… - Бывший подчиненный упорно величал меня, как в далеком 1990-м. - Это неуклюжая попытка удара ниже пояса.
- Обоснуй.
- Так козе понятно. Глупо отдавать старые долги, если они документально не подтверждены. Да и то - только если суд принудит. И потянуть еще, сколько судебные исполнители и сам заимодавец перетерпят.
- Понятно. Сняли тему. Ладно, тогда скажи еще: тебе бумаги твои медицинские - ну, из дурдома - никогда потом в жизни не мешали?
Бизнесмен средней руки Виктор Борисович Семыкин тяжко вздохнул. Потом спрятал хитрые глаза за темными очками и скучно протянул:
- Ох и злой же вы, товарищ старший лейтена-а-ант. Я к вам, можно сказать, со всей душою, а вы-ы…
Обреченно махнул рукой и, круто развернувшись, вперевалку зашагал прочь. А я неожиданно ощутил на губах невесть откуда взявшийся привкус уксуса.
- Это кто был-то? - спросила жена, до того, как и положено здравомыслящей супруге, в мужскую беседу не встревавшая.
- Да так… Одна большая толстая крыса, которая давным-давно слегка подъела наш семейный бюджет.
- Не поняла…
- Ну, пошутил я, пошутил, не принимай всерьез… Слушай, а давай еще разок здесь щелкнемся?

Ростов-на-Дону

“Наша улица” №187 (6) июнь 2015