Инна Иохвидович "Домочадцы" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Инна Григорьевна Иохвидович родилась в Харькове. Окончила Литературный институт им. Горького. Прозаик, также пишет эссе и критические статьи. Публикуется в русскоязычной журнальной периодике России, Украины, Австрии, Великобритании, Германии, Дании, Израиля, Италии, Финляндии, Чехии, США . Публикации в литературных сборниках , альманахах и в интернете. Отдельные рассказы опубликованы в переводе на украинский и немецкий языки. Автор пятнадцати книг прозы и одной аудиокниги. Лауреат международной литературной премии «Серебряная пуля» издательства «Franc-TireurUSA», лауреат газеты «Литературные известия» 2010 года, лауреат журнала «Дети Ра» за 2010. В "Нашей улице" публикуется с №162 (5) май 2013.
Живёт в Штутгарте (Германия).

вернуться
на главную страницу

Инна Иохвидович

ДОМОЧАДЦЫ

рассказ

Наверное, своих немногих кукол девочка любила ещё и потому, что была  сама. Не одна, у её родителей был ещё и сын, её старший брат, разница между ними была в семь лет. Она и в детский сад ходила. А вот как-то получалось, что везде, всегда, всюду была она  сама, что дома, что в саду.
На неё не особо обращали внимание, маленькая особа не причиняла хлопот, была тихой и послушной, разве что только обидчивой и плаксивой. Вероятно, по этой же причине, и в детсаду она не привлекала внимания.
И, потому у неё была «своя» семья, пусть и «понарошку», но  семья! Состояла она из куклы Тани, вернее была это не обыкновенная кукла, а просто большой, женского рода, (пол определялся по лицу), розовый пупс; второй пупс был средних размеров, с алыми толстыми губами, приплюснутым носом, яркими белками глаз, негритёнком Петькой. Как когда-то Адам, первый на земле человек, и она дала им имена. Проживала её семья на маленькой табуретке у детской кровати.
По воскресеньям, в те времена это был единственный в неделе выходной, если её не уводили через большую площадь в гости к бабушке, то к ней приходили двоюродные брат с сестрой, её сверстники.
И, тогда уж её «семейство» бывало в полном сборе. Потому что ключом открывался огромный, смахивавший на железнодорожный контейнер, шифоньер, и оттуда, из недр его, доставали её гордость -  настоящую  тяжеленную куклу. Эта кукла, хоть и была немкой, то есть привезенной после войны из Германии, но звалась красивым русским именем - Светлана! И девочке никогда бы в голову не пришло обратиться к своей иностранке с уменьшительным именем - Света. Ни у кого, даже у двоюродной сестры Нонны, у которой были не пупсы, а куклы, настоящие, подобной не было! Она - Светлана, и вправду была великолепна, в матерчатых белых туфельках с тесёмками и носочках на толстеньких ножках, в трусиках и майке под красным в белый горошек платьем; со светлыми, заплетёнными в косы, волосами, с крупным лицом, на котором открывались и закрывались осенённые пышными ресницами веки, под которыми были большущие стеклянные глаза; но самое главное - если потянуть у неё на спине за верёвочку, то из как бы полуоткрытого  Светланиного рта  отчётливо доносились два слога: «Ма-ма!» И девочка знала, что обращается Светлана к ней, и только к ней, ведь всей своей «семье» она была повзаправдошнему - заботливой и любящей мамой.
И, только пойдя в школу, она «ушла» из «семьи», оставила их, всех. Пупсов тоже переселили в шкаф, к Светлане. Нет, она их не предала, просто больше она не могла быть им «мамой», всё кончилось...
Но вот, то ли в начале, то ли в середине 60-х годов началась повальная мода на подарки - большими плюшевыми мишками. Как раз прошёл фильм с особо популярным среди женщин актёром - Жаном Маре, в котором он киногероине, своей возлюбленной дарит на Рождество большого мягкого мишку.
И все, кому на дни рождения или на другие праздники, дарили мишек, считались уже взрослыми, уже не девочками, а девушками. Во всех домах мишки сидели на почётных местах - на диванах или на кроватях, рядом со взбитыми, громоздящимися друг на дружку подушками. Особым шиком было тогда и фотографироваться со своими мишками. А апофеозом стала песня: «Мишка, мишка, где твоя улыбка?», по-нынешнему названная бы хитом.
И, ей, тоже подарили мишку, дождалась и она, светло-бежевого, с чёрными глазками и с красным бантом на шее. Конечно он очень ей понравился, но привязаться, вплоть до «одушевления», как в детстве к пупсам, она так и не смогла. Видно   не  её   этот мишка был...
А «родным существом» он стал десятилетиями позже, уже для её дочери, полюбившей его ещё в ту пору, когда только говорить начала.  И потому дочка называла его: «Муся», а уж когда суффиксы освоила: «Мусенька». Малышка была привязана к своему медведю, так что и куклы, настоящие, не пупсы, в количестве то ли пяти, то ли шести штук, были ей и не нужны. Однако медведь был уже «старым», и он понемногу разваливался. В детских руках он быстро стал безухим, а после уж и одноглазым, а потом уж из него и опилки посыпались...
Старая Светлана тоже была извлечена на свет Божий. Но и она быстро стала калекой от бесконечных падений, и её «ма-ма» звучало уж совсем глухо, не то, что у современных кукол. И вот уже к куклам присоединилась и Светлана вместе с брошенным Муськой. Все они теперь валялись на столике для игрушек, пока и совсем куда-то не поисчезали.
Муськина трагическая заброшенность вовсе не обеспокоила маленькую девочку, потому как мамина знакомая - красавица Люся Щеглова подарила ей гэдээровского игрушечногомальчика, лицо и руки его были сделаны из какого-то новейшего пластического материала, у него было задорное личико усеянное веснушками, белые верёвочные волосы, мягкое, будто ватное тельце и такие же ноги.Одет был он в полосатую рубашонку и коричневые штанишки. Вот ему, красавчику Тошке девочка и подарила всю нежность, что раньше изливалась на Мусеньку.
Прошли годы: Люся Щеглова, подарившая когда-то Тошку, наложила на себя руки, её сын Денис уехал вместе с семьёй отца в США.
Они с матерью тоже, уже несколько лет как ждали разрешения на переселение на постоянное место жительства в Германию.
Как-то мать заговорила о том, что вещи нужно перед отъездом подарить или раздать, и добавила, что девочке наверное и с Тошкой придётся расстаться.
- Тебе уже скоро шестнадцать, куда его туда везти. Давай отдадим его Милкиной Юльке?!
Девочке не хотелось дарить Тошку кому бы то ни было, но и делать было нечего, приходилось расставаться.
И Тошку отдали упитанно-крепкой, хулиганистой Юльке.
Приехали они в Германию с одним чемоданом да двумя спортивными сумками. И началась новая, непохожая на прежнюю, без огромного числа знакомых, жизнь. Среди чужих людей, на чужой стороне, в чужом углу...Были они подобны птицам, покинувшим гнездо своё.
Всё приходилось делать как бы с начала, с самого начала, осваивать пространство, строить что-то вроде «своего» жилья, вроде своего дома...
И, естественно, что внутри «большого» дома, почти всегда есть маленький, «кукольный» дом.
Вскорости по приезде купили мягкого небольшого бегемота, дававшего ласку рукам!  Но Бобо, так обе называли его, так и не стал главной игрушкой, тем, кого любят и ласкают.
Потом были куплены мягкие, средних размеров мишка, оставшийся, как сирота, никому не нужным и безымянным; большой снеговик в чёрной вельветовой шляпе, с шарфом и носом морковкой; динозавр Хаки, чья голова стала служить как бы подставкой для соломенных шляп, правда уши его были украшены девичьими браслетами из бирюзы; безымянный ёжик, сидевший опираясь на задние лапки, в позе суслика перед норой, занимал на ручке кресла как бы «председательское» место; ещё был мишка в свитере и шапочке св.Николауса, присланный каким-то каталогом, множество мелких зверушек...
«Главные» определились не сразу.
Для матери нашелся в келлере(подвале), у знакомой, небольшой плюшевый слон. Вернее слоник. Ведь и её, с детства неуклюжую, называл «слоником» уже покойный старший брат.
Дочь же, на пятом году жизни в Германии тоже, после незабвенного Муськи и отданного в чужие, наверняка не ласковые руки, Тошки, наконец нашла...
Этот белый медведь - мягкая игрушка, был, на удивление некрасиво-калечным. Девушке же он приглянулся почему-то из-за близко посаженных глаз. К тому ж он и сидеть-то толком не мог, заваливаясь на правый бок. С круглой спиной, словно он страдал одновременно и кифозом и спондилёзом, бесшеий, с опущенной книзу вытянутой мордой, с нелепо расставленными лапами...совершенно исстрадавшийся медведь!? Трудно было бы найти столь же уродливую игрушку!
Мать прозвала его «Еврёшей», как обзывали уже в немецкой школе, выходцы из России и Казахстана, мальчишку, бывшего их соседа по общежитию.
Девушка сердилась, она была в восторге от него - мягенького, с приятно пахнувшей шёрсткой.
- Ма, да ты только посмотри на него! Лучше него, никого на свете не найти! Ведь правда?!
- Правда, правда, уродец редкий! Найти подобного, по крайней мере, сложно!
И подумала, что в славянских языках: красота - врода - урода... нет различия между красотой и уродством.
                       
Январь 2003 г.

Штутгарт

“Наша улица” №189 (8) август 2015