Денис Рогалёв “Реинкарнация Петрова” рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Денис Вадимович Рогалёв родился 20 декабря 1981 года в Петропавловске-Камчатском. С 1996-го года проживает в Ставропольском крае в городе Изобильном. Окончил среднюю школу, затем поступал в техникум связи, во ВГИК, на филологический, но отовсюду уходил из-за потери интереса к происходящему. Публиковаться начал недавно. Журналы "Вокзал" Санкт-Петербург, "Литературный Ковчег" Омск, "Южная Звезда" Ставрополь.В “Нашей улице” публикуется с №176 (7) июль 2014.

вернуться
на главную страницу

Денис Рогалёв

РЕИНКАРНАЦИЯ ПЕТРОВА

рассказ

Когда трёхлетний Дима Петров впервые увидел по телевизору рояль с распахнутой крышкой, похожей на два горба, и услышал звучные аккорды «Марша Черномора» из оперы Михаила Глинки «Руслан и Людмила», то ощутил непонятный цепкий страх, вдруг овладевший всем его детским существом.
Мальчик смотрел на экран телевизора, боялся от макушки до пят, и всё же не мог оторвать своих широко распахнутых глаз от страшного инструмента, не мог заткнуть ладонями свои уши, чтобы не слышать страшной музыки.
Отражавшиеся в поднятой крышке пальцы пианиста подвергались ежесекундной опасности - зубастый монохромный зев в любой момент мог захлопнуть свою пасть и оттяпать ловкие пальцы музыканта.
Впечатление оказалось столь сокрушительно сильным, что потом Дима не мог спокойно спать несколько ночей кряду - чёрный рояль с распахнутой крышкой преследовал его в тёмном коридоре, караулил во мраке спящей мертвецким сном родительской спальни и хлопал крышкой, под которой сверкал и глухо громыхал клавишами чёрно-белый оскал невиданного доселе чудовища…
Судьба ли, рок ли, но так уж совпало, что в те смутные дни родители как нарочно привели Диму в гости к тётке, у которой было пианино. Поначалу мальчик сторонился чёрного инструмента, но потом поборол в себе страх, медленно открыл крышку и несмело нажал на клавиши, интуитивно угадывая указательным пальцем пугающую мелодию, которая неустанно преследовала его во сне и наяву. В конце концов, Диме удалось подобрать пресловутый мотив на слух, и с того момента он с утра до вечера наигрывал его на тёткином инструменте, стараясь тем самым добить в себе непонятный цепкий страх. Родители были крайне удивлены, когда узнали, что это за мелодия, и что их отпрыск подобрал её сам без чьей-либо посторонней помощи, непонятно где и когда её услышав, заподозрив в сыне музыкальный талант.
В семь лет по обоюдному согласию родители решили записать Диму в музыкальную школу на класс фортепиано. Мальчик не испытывал никакого рвения посещать ещё одну школу, но воспротивиться желанию родителей не смел. Впрочем, Дима довольно быстро освоился, инструментом начал овладевать с ходу, ноты давались ему легко, как и музыкальные сочинения, которые он разучивал с остальными учениками вместе со своим педагогом, немолодым уже, сутулым и худощавым, с выдающимся кадыком мужчиной лет сорока. С непослушными бесталанными учениками, которые прозябали в классе по одной лишь прихоти родителей, Андрей Иванович Козинцев (так звали педагога) был строг, но без перегибов. Нерадивым ученикам он любил повторять:
- Если не прекратишь свои выкрутасы, я скажу твоим родителям, что у тебя талант…
Как ни странно, сомнительная эта угроза срабатывала моментально, делая из отъявленных хулиганов смиренных середнячков, получавших свои удовлетворительные оценки и не отвлекавших более от занятий любимцев педагога. Надо ли говорить, что Дима Петров у Андрея Ивановича был первым из любимцев? Оба - учитель и его ученик - частенько задерживались после занятий, чтобы внеклассно разучить какой-нибудь сложный этюд. Дима совершенно искренне и без потуг полюбил Баха, Моцарта и Бетховена. Как у большинства музыкантов, его первой любовью стал Амадей Моцарт, который тогда казался ему непревзойдённым композитором и мелодистом. Позже, однако, приоритеты мальчика поменялись в пользу Людвига Ван Бетховена, который покорил его своим мятежным духом и стоической верой в то, что музыка способна изменить мир. Постепенно Андрей Иванович познакомил Диму с Листом, с Рахманиновым и Скрябиным, рассказывая мальчику, какими неподражаемыми виртуозами они были в своё время и остаются таковыми по сей день в многочисленных интерпретациях самых известных и великих пианистов всех времён, почитающих за честь исполнить их волшебную музыку. С завидной лёгкостью мальчик постигал произведения Равеля и Стравинского, открыв для себя заново и с неожиданной стороны барокко Баха и Генделя, отчётливо услышав их влияние на авангардную музыку двадцатого века, будь то Шнитке или Таривердиев. Дима мгновенно угадывал незнакомую ему вещь любого из композиторов, хотя бы единожды им услышанных, буквально по первым аккордам! Андрей Иванович Козинцев не мог не нарадоваться своим даровитым учеником, передавая ему все свои знания и посвящая ему всего себя, решив, что встреча с Димой Петровым его счастливый случай и его предназначенная свыше судьба (таких вундеркиндов Козинцев за свою педагогическую жизнь ни до, ни после Димы не встречал).
В то время как сверстники забивали свои головы и уши вездесущим рэпом или буйной электроникой, Дима собирал внушительную коллекцию классической музыки, лучше которой он ничего себе вообразить не мог. Популярная музыка казалась Диме примитивной и узкой, беспощадно обкрадывающей его космическое пространство, дарованное классической музыкой, хотя он мог оценить оригинальное звучание того или иного эстрадного исполнителя, полученное благодаря возможностям современных технологий в студии звукозаписи, но не более того. Он не хотел покидать свою аспирантуру и возвращаться в первый класс, в каковом, по его глубокому убеждению, обитала вся популярная музыка.
- А вы бы променяли безбрежный океан на мутный пруд? - вопрошал он, рассуждая о классической и эстрадной музыке. Он не воспринимал всерьёз западные мюзиклы, симфонические обработки известных шлягеров так называемого прогрессивного рока, и даже классическую оперу Дима выносил с трудом, говоря, что музыка в ней уходит на второй план, а предпочтение своё отдавал многослойным симфониям и струящимся фортепианным концертам. Опасения Андрея Ивановича, что его ученика постигнет участь многих вундеркиндов, растерявших с взрослением свои способности, были совершенно напрасными - с каждым годом Дима совершенствовал своё мастерство, тайком от родителей и педагога сочиняя собственную музыку…
Странные изломанные фигуры учителя и его талантливого ученика сутуло восседали за чёрным инструментом, послушным каждому прикосновению к податливым клавишам тонких и умелых пальцев. К двадцати годам из вечно лохматого и рассеянного подростка Дима превратился в длинного и худого юношу, зацикленного на себе и своей музыке, помимо которой для него в мире больше ничего не существовало. Он жил музыкой. Он был музыкой, наполняя себя ею, словно драгоценный сосуд волшебным эликсиром. Дима слышал музыку постоянно, даже во сне. Он всюду видел ноты (в камнях на земле, в пятнах на стекле, в рисунке на обоях), сочиняя на ходу очередную свою мелодию.
Разъезжая по миру с концертами, Дима мало обращал внимание на внешние обстоятельства, на какие-то достопримечательности той или иной страны, где он бывал, ожидая с нетерпением ночные часы уединения в гостиничном номере (всегда одном и том же), когда он мог раздеться до гола и сыграть на фортепиано свои собственные сочинения. Как любого творческого человека юношу одолевали сомнения - достойны ли его произведения искушённого слушателя и настолько ли они хороши, чтобы повсеместно исполнять их в концертных залах? Сомнения и не позволили ему открыться близким людям: ни родители, ни любимый учитель ничего не знали о существовании внушительной кипы из дюжины папок, в которых хранились нотные партитуры Дмитрия Петрова.
Жизнь ради музыки требует своих жертв. В случае с Димой жертвой этой, для него совсем незначительной и никак им не ощутимой, стала его личная жизнь, а точнее - её полное отсутствие.
Друзей у Петрова было немного. Он сторонился новых знакомств и тяготился элементарным общением даже с близкими ему людьми. Впрочем, с одной девушкой он поддерживал давние отношения, звали её Анастасией. Дружеские отношения у них завязались ещё в детстве в музыкальной школе. Как и Дима, Настя посещала класс фортепиано, хотя и без всякого энтузиазма, стоически продержавшись в кругу середнячков до самого окончания музыкальной школы. Впоследствии она увлеклась неформальной музыкой и вошла в состав группы игравшей тяжёлый электро-рок в качестве клавишника. Настю Дима забавлял своей преданностью предмету и вечно растрёпанными на голове волосами. Нередко она защищала его от сверстников-хулиганов, так и норовивших задеть Диму с явной целью довести его до слёз - совершенно безбоязненно Настя раздавала тумаки мальчишкам и те её откровенно боялись, оставляя в покое и Диму.
Он принял её покровительство, и у них сама собой сложилась негласная дружба. Лёгкая на подъём, Настя постоянно что-то выдумывала. Однажды она купила акварельные краски, предложив Диме разрисоваться ими с головы до ног. Раздевшись до плавок, ребята поочерёдно разукрасили друг друга во все цвета радуги, обхохотав десяток фотографий, мгновенно сделанных Поляроидом в тот день на долгую память. Как правило, все затеи случались на квартире у Насти, пока её родители пропадали на работе. Иногда ей удавалось вытащить Диму на прогулку, а позже, будучи старшеклассниками, сводить его на концерт какой-нибудь модной группы. В толпе подвыпивших подростков, пронзительно свистящих и бушевавших рядом со сценой, на которой резвились их чудаковатые кумиры, Дима чувствовал себя неловко, терпя всё это безобразие ради одной лишь Насти.
Как-то Настя пригласила его в компанию. Дима всегда держался особняком, молча сидел в сторонке и нервно покусывал заусенцы на своих длинных тонких пальцах. Другие ребята не обращали на него никакого внимания, давно смирившись со странным спутником своей подруги. Одетая во всё чёрное, с распущенными волосами и густым макияжем Настя время от времени подходила к своему нелюдимому другу, дабы он не заскучал в обременявшей его компании подростков окончательно.
Дима вдруг заметил старенькое хозяйское пианино, уныло и забыто пылившееся у дальней стены. В следующее мгновение комнату оглушили стремительные аккорды третьей части «Лунной» сонаты Бетховена. Эффект был неожиданный и поразительный. Все в один миг умолкли, уставившись на изломанную фигуру пианиста, погрузившись в бурную стихию его страстной музыки. Ловкие пальцы Димы уверенно бегали по клавишам, отражаясь в поднятой крышке, как казалось со стороны - хаотично и наугад. Дима очнулся и удивлённо посмотрел на притихшую компанию подростков так, словно видел всех их впервые. Он узнал сидевшую рядом с ним Настю и печально улыбнулся ей.
- Ты странный, - сказала Настя, обняв его. - Ты даже страннее чем я. Мы все из кожи вон лезем, чтобы быть другими. А ты и есть другой. Понимаешь?
- Не очень, - ответил Дима, скривившись от окатившего его запаха алкоголя.
- Этим ты мне и нравишься, - прошептала Настя. - Ты непосредственный. Ты настоящий…
Дима зажмурил глаза, ощутив на своих губах влажные и горьковатые губы Насти.
Время летело. Вселенная расширялась, как и личная вселенная Петрова.
Фанатичная преданность музыке имела свои последствия. Реальность и фантазии окончательно перепутались в голове пианиста. Он видел яркие сны наяву, и сны эти возобладали над суровой действительностью. Повсюду Петров слышал свою музыку. Он видел её в домах, в толпе людей, в листве деревьев и в математических ребусах. Он пропускал музыку через себя, как радужный спектр через призму, научившись видеть музыку в цвете.
Он обонял её и осязал.
Он окончательно замкнулся на себе, чем дал повод распускать слухи о своём мнимом безумии. На знаковой премьере органного концерта собственного сочинения Петрову сделалось плохо - в финале концерта он потерял сознание и под гул ахнувшей публики шлёпнулся на пол. Врачи тогда признали крайнее истощение пианиста (как физическое, так и психическое). Критика произведение Дмитрия Петрова восприняла весьма неоднозначно, кое-кто из уважаемых людей даже покинул зал, впрочем, с тех пор за автором закрепился новый статус современного композитора. «Легендарная посредственность», «Сумасшедший перфекционист», «Он сочиняет не саму музыку, а её тень» - вот некоторые из высказываний уважаемых таблоидов. Ему сулили большое будущее, с нетерпением ждали новых его произведений, однако вскоре после премьерного концерта в соборе музыкант внезапно пропал…
Никто не знал, куда исчез знаменитый пианист и композитор. Слухи ходили самые противоречивые.
Прошло три года.
Был дождливый летний день. Мать музыканта и её первая помощница Настя (с которой она сдружилась, считая её своей несостоявшейся невесткой) прибирались в загородном доме. Когда обе добрались до музыкальной комнаты, женщина опять всплакнула, доверив Насте убрать с инструмента пыль. Девушка деликатно и со всей осторожностью, как это обычно делал сам Дима, подняла крышку и мягкой тряпкой коснулась умолкших клавиш рояля, как по волшебству оживавших некогда под натиском длинных тонких пальцев Дмитрия Петрова. Рояль был немного расстроен. Настя подняла похожую на два горба чёрную крышку вверх… и отстранилась.
- Что там, дочка? - спросила мать Димы, заметив в Настином лице замешательство.
- Там нотные тетради, - ответила Анастасия дрогнувшим голосом. - Там кучи исписанных нотами лисов.
- Вот где он хранил их всё это время! - радостно всплеснула руками женщина.
Она поспешила к инструменту, извлекая на свет одну за другой зашнурованные папки с нотными партитурами сочинений Петрова с небрежными авторскими пометками «фортепианных концертов, квартетов, симфоний, хоров и органной музыки». Пока женщина радостно копошилась в недрах чёрного рояля, Анастасия медленно отступала назад, покидая музыкальную комнату.
Там, под ворохом папок с нотами, она успела заметить нечто такое, от чего ей отчаянно захотелось закричать во весь голос и броситься из дома наутёк.
Там в глубине, в сплетении металлических нитей, деревянных молоточков и высохших человеческих жил пылились по углам коробки с бесценными и неизученными партитурами, а между ними в позе эмбриона неприметно покоилось ничем не пахнущее высохшее тело человека похожее на мумифицированного ребёнка…

Изобильный, Ставропольский край

“Наша улица” №191 (10) октябрь 2015