К 50-летию со дня рождения поэта Евгения Лесина
Евгений Лесин: "Слова сильнее людей" Юрий Кувалдин беседует с поэтом Евгением Лесиным
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин

вернуться
на главную
страницу

Поэт Евгений Эдуардович Лесин родился 15 декабря 1965 года в Москве. Окончил Литературный институт им. М.Горького. Ответственный редактор приложения "Экслибрис" "Независимой газеты". Член Союза писателей Москвы. В “Нашей улице” публикуется с 1-го пилотного 1999 года номера.

Евгений Лесин

СЛОВА СИЛЬНЕЕ ЛЮДЕЙ

Юрий Кувалдин беседует с поэтом Евгением Лесиным

Кувалдин: Литература многогранна, а чем для вас, Евгений Эдуардович, она является?

Лесин: Науки, Юрий Александрович, разделяются на естественные, неестественные и противоестественные (вроде теологии). А еще есть математика, она сверхъестественна, потому что она не наука, а язык. Так и литература. Она и язык, и воздух, и религия. Говорят, что литература не кормит, а только спаивает. На самом деле, конечно, кормит, хотя и не приносит доход. Литература - пища и духовная, и душевная и, что самое важное, задушевная. Писатель Дмитрий Данилов говорит, что существуют такие стихотворения, которые хочется перечитывать бесконечно, буквально часами. Для каждого они, конечно, свои. Но ведь они есть, а значит, кто-то сочинил их специально для тебя. Твою личную молитву тебе придумал. Ну так и молись.

Кувалдин: С чего началась ваша литературная жизнь и почему?

Лесин: Еще в школе, помнится, сочинил поэму, которая начиналась примерно так: пришли делегаты на съезд. В приподнятой атмосфере. Они знали, что съезд их не съест, потому что они в СССРе.
С тех пор и пишу. В армии по указанию начальства писал сам на себя ругательные эпиграммы. А в 1990-м вдруг кончилась Советская власть и я поступил в Литературный институт. Так и началась моя литературная жизнь.

Кувалдин: Кто из авторов, классиков и современников, повлиял на ваше литературное развитие?

Лесин: Более всего Венедикт Ерофеев. В принципе именно с него и началась (продолжу отвечать на предыдущий вопрос) моя так называемая литературная жизнь. Услышал по зарубежному радио «Москву-Петушки» и как по голове ударило. Вот, подумал, что такое вообще литература. Сочинил несколько стихотворений «под впечатлением», с ними и поступил в Литературный институт. До того занимался чем попало, но никак не литературой. Первые опубликованные тексты - и стихи, и не только - так или иначе посвящены Ерофееву. Диссертацию, правда, так и не написал. Потому что уже работал в газете и писать что-либо не для публикации разучился.
Что касается классиков, они тоже есть. И Николай Глазков, и Николай Олейников, и Олег Григорьев. Особенно почему-то Олейников. Он оказался настолько близок своими, казалось бы, ерундовыми стихами, что просто не мог поверить. Многие, когда говорят о Маяковском, любят добавлять, что им больше нравится Хлебников. Я не буду врать и говорить, что Олейников лучше Хармса. Просто мне ближе Николай Макарович Олейников. Вот, пишу, а компьютер подчеркивает слово «Макарович» - красным. Советует писать «Макаревич». При всем уважении к Макаревичу, я все-таки сейчас о Николае Макаровиче Олейников.
Хотя можно и о Макаревиче, точнее, о политике, конечно. Сейчас (и не только в связи с Украиной) все, как с ума посходили. Одни проклинают Макаревича, хотя когда-то любили. Другие проклинают Юнну Мориц, хотя тоже когда-то любили. Ребята, так нельзя. Если и в самом деле они вам нравились, никакие сегодняшние их заявления и выступления не могут отменить вашу любовь. Не могут отменить того, что они написали. Вот был бы сейчас жив Высоцкий или тот же Венедикт Ерофеев. Кого именно они поддерживали бы сейчас - я не знаю. Но ведь поддерживали бы. И что? Их выбор и их решения отменили бы уже написанные и спетые песни? Перечеркнули бы «Москву-Петушки»? Нет, конечно. Ну, не согласен ты с позицией своего кумира. Ну и все. Не разделяй позицию, а самого кумира не бросай и предавай.
Так что я, например, как любил, так и продолжаю любить, ну вот, ту же упомянутую, например, Юнну Мориц. Или Макаревича. В пионерском лагере, в 1980-м году слушал же я «Машину времени». Слушал. А в армии неожиданно узнал, что он совсем еще молодой человек.
Кстати, о возрасте.
Когда-то я писателей только читал. А теперь со многими знаком. И горжусь, что знаком. Горжусь, что когда-то в соседнем от меня доме жил Емелин. А теперь - в соседнем от меня доме живет Яркевич.

Кувалдин: Влияет ли на ваше творчество атмосфера Москвы, московская литература?

Лесин: Только они и влияют. Есть у меня стишок, начала не помню, а кончается он так. Мне хочется уехать из России, но как я заберу с собой Москву? Из России уезжать, конечно, не хочется. Ничего лучше России человечество еще не придумало. Но Малая Родина, считаю, всегда больше, так сказать, большой Родины.
Мне жалко Гомера, который не знал Москвы. Впрочем, он может быть, и не существовал. А вот римский император Флавий Юлий Валерий Майориан существовал. Правил с 457 по 461 год. Никакой Москвы тогда не было, так что он про Рим писал.
«Мы, правители города, - писал он, - решили положить конец бесчинству, благодаря которому обезображивается вид почтенного города и которое давно уже вызывает у нас отвращение. Нам известно, что общественные здания, которые составляют всю красоту города, подвергаются разрушению из-за преступной снисходительности властей. Под тем предлогом, что камень нужен для возведения зданий, древние величественные сооружения подвергаются разрушению, и таким образом уничтожается великое лишь для того, чтобы построить где-то что-то ничтожное… А между тем то, что составляет блеск города, должно бы оберегаться гражданами с любовью.
Поэтому мы устанавливаем как общеобязательный для всех закон, что все те здания, которые были воздвигнуты в древности для общего блага и для украшения города, будут ли то храмы или иные памятники, не должны быть никем разрушаемы, и никто не должен к ним прикасаться. Судья потворствующий нарушению этого закона, подлежит штрафу в пятьдесят фунтов золота. Если должностные лица согласятся исполнить противозаконный приказ судьи о разрушении здания и не окажут ему сопротивления, то за это они будут подвергнуты наказанию плетью и им будут отрублены руки, так как они вместо того, чтобы оберегать памятники, оскверняют их…»
Комментарии излишни.

Кувалдин: Существуют параллельно как бы два лексических языка: разрешённый и табуированный, как сделать, чтобы вся правда слов обрела полнокровную жизнь под кистью художника?

Лесин: Не знаю. Слова сильнее людей. Табуированной лексикой тоже нужно уметь пользоваться. Рифма, например, может быть сколь угодно матерной, лишь бы была точной и богатой.

Кувалдин: Есть ли различие в вашем миропонимании сегодня и, скажем, 30 лет назад?

Лесин: Еще бы. Тогда ничего не понимал в окружающей действительности. И сейчас ничего не понимаю. Но тогда еще надеялся, что может быть когда-нибудь хоть что-то пойму. А сейчас понимаю, что вряд ли.

Беседовал Юрий КУВАЛДИН

“Наша улица” №193 (12) декабрь 2015