Валерий Петков “Второй голос” рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Валерий Васильевич Петков родился 10 января 1950 года в Киеве. Окончил Рижский институт инженеров гражданской авиации им. Ленинского комсомола. Публиковался в Альманахe "Белый ворон"(Россия-США), спецвыпуске "Северная Аврора"(Спб), альманахе "Согласование времён"(Германия), в Сборнике рассказов МАПП (Международная ассоциация писателей и публицистов). "Русская премия 2013" ("лонг-лист" - сборник рассказов "Скользкая рыба детства"). В издательстве "Алтаспера" (Канада) вышли две книги на русском языке - "Скользкая рыба детства" и "1000+1 день" (2014 г.). Живёт в Риге и Дублине. В “Нашей улице” публикуется с №179 (10) октябрь 2014.

вернуться
на главную страницу

Валерий Петков

ВТОРОЙ ГОЛОС

рассказ

                                                                                                                                                              
Перед отбоем меня вызвал для беседы в канцелярию командир роты. Ротного я - уважал. Он даже фамилию сменил, чтобы карьера отца - генерала, не повлияла на его службу. Закончил «кадетку» - суворовское военное училище и честно пахал с утра до вечера.
- Присаживайся. - Предложил он, - тут такое дело. Открываются в нашем военном округе курсы по подготовке офицеров запаса. Два месяца. Ты же потом - в институт, а там - военная кафедра. Вот и пригодится!
Мне оставалось служить три месяца. Я согласился с мудрым предложением ротного.
Курсы организовали в бывшем Тильзите, а назывался он теперь - Советск.
Там была знаменитая танковая часть, покрывшая себя неувядаемой славой в Великой Отечественной Войне, при освобождении Польши. Часть была на виду и в неё постоянно приезжали всякие проверяющие, чтобы удостовериться, что добрые воинские традиции не утеряны в мирное время. Командование это нервировало, и ему было не до нас.
Жили мы в старых немецких казармах. Добротных, угрюмых и пропахших насквозь прусским воинственным духом. Причем к утру - дух усиливался до головокружения.
Сохранились даже ниши, в которых стояли ружья и автоматы прежних солдат. Это было удивительно, потому что теперешняя оружейная комната была зарешечена и опечатана множеством печатей, а получение оружия, даже просто, перед заступлением в караул - означало прохождение долгой процедуры доступа к автоматам, пистолетам и патронам, с благословения начальника штаба.
Будущих офицеров запаса набралось три взвода по тридцать человек. Старшим приставили сверхсрочника-сержанта, трубача полкового оркестра. Человека пожилого, обременнего семьей, чадами и домочадцами, и только форма говорила, но не убеждала, что он военный. Потому, что сидела на нем, как плохой наездник - косвенным образом.
Он приходил утром, зычно кричал: - Курсы - пыдъё-ё-ё-ём!
Дембеля и ухом не вели. Тогда он доставал трубу и начинал наяривать соло - бравурные мелодии.
Кто-то из дембелей кидал сапог, или ботинок. Он уходил не сразу - просовывал трубу в приоткрытую дверь и надеялся разбудить нашу кодлу. У него была большая выслуга, поэтому он знал очень много партий для трубы!
- Трындец! - говорил кто-то с верхнего яруса, - труба наше дело!
Сна уже не было. Начинался медленный утренний моцион - длительные позевки, кряхтение, потягушки, умывание и изучение прыщей на морде и теле.
Город был странной смесью из уцелевших немецких построек, пустых прогалин от разбомбленных домов и железобетонными, пятиэтажными, типовыми бараками. Идти было некуда.
Пару раз свозили на уборку картошки и капусты тех, кого смогли отловить. Едва набрали человек двадцать.
Мы были предоставлены сами себе.
Напротив КПП части была баня. Мы переодевались в комбинезоны, клали на плечо длинную лестницу, в каждый пролет влезал один - воин, старший группы рапортовал, что идем в распоряжение зама по тылу, проходили благополучно дежурного, оставляли лестницу у входа и шли пить пиво.
В углу был неприметный закуток и окошко, где продавали веники в выходные дни. Здесь мы наслаждались чудесным, березовым ароматом и мирно попивали отличное пивко.
- Сдаётся мне, господа, что это настоящий баварский «кюммель»! - втягивал воздух носом бывший студент физтеха, умница и балагур - Витя Васильев.
- Полегче насчет гусиных шкварок, - сказал больной «раком желудка», - нет ничего лучше гусиных шкварок! - цитировал Коля Редькин, знавший наизусть Похождения Швейка.
Мы возвращались, ставили лестницу на место, до следующего раза. Поскольку дежурные по части менялись регулярно, то и мы систематически баловались пивком. Светлым, веселым, как новая жизнь после дембеля.
Кого-то привлекли к оформлению наглядной агитации, кто-то при штабе околачивался - кому, что нравилось.
Молдаванин Вася Яворив подрядился отливать многочисленные ордена из бетона, которыми награждена была часть. Их собирались водрузить возле трибуны комсостава, на плацу, там, где проходили парады и разводы караула. Дело было большое, и над ним трудилась от нечего делать целая бригада из восьми человек.
Мне нравилась тишина библиотеки и хорошая подборка книг.
Некоторые делали задания для офицеров, обучающихся в академиях, выполняли контрольные по математике, теоретической механике, рисовали большущие листы - исторические сражения Александра Македонского, Генералиссимуса Суворова и других видных полководцев.
Я написал за неделю для майора Ясюка реферат на тему «Общий рынок - этапы формирования и распада».
В ту ночь мне снился гуталин. Он тек черной рекой, приятно пах необычным снадобьем, я плескался в его жирной, медленной неге и удивлялся - откуда у гуталина такой аромат и обволакивающая нежность?
Я приписал этот сон тесной немецкой казарме, плохо проветренному помещению и обычным ветрам, пускаемым во сне утомленным за день личным составом. Но - благовоние еще долго не отпускало меня, перебивая резкие служебные запахи.
Вдруг, среди дня нас построили в две шеренги и повели в гарнизонный клуб. Там мы рассчитались на первый-второй.
- Первая шеренга будет петь первым голосом, соответственно вторая - вторым. - Радостно сообщил сержант-сверхсрочник. - Вы поступаете в полное распоряжение начальника клуба, майора Ежова.
Так я узнал, что обладаю вторым голосом. Это было большим потрясением для меня!
На сцене стояли ступеньки, мы взгромоздились на них в два ряда.
Литературно-музыкальная композиция называлась незатейливо - «В братской семье народов - едины».
Наша задача была простой, как мычание: вступать по знаку из-за кулис и на этом фоне пойдут задушевные стихи, в исполнении детишек комсостава части и участников литературного кружка «Залп».
Раздали слова. Вторым голосам было лучше, потому что листочки с текстом прикрепили к спинам первых голосов комсомольскими значками. И начинать пение должны были вторые голоса, а первые - подхватить, потому что слов они тоже - не знали, а петь с листа - не разрешили.
Концерт должен был состояться вечером.
Мы прорепетировали несколько раз, получилось вроде бы неплохо, ответственные за мероприятие вдохновились и нас отпустили пообедать.
Кто-то потопал в часть, а лично я - в буфет. Поел беляшей, перемигнулся с разбитной «подавальщицей», как её называли, и тихонько попил пивка. Время пролетело приятно и незаметно.
Надо сказать, что пиво в тех местах - отменное, завод еще немецкий был сделан на совесть и продукцию выдавал качественную. Хорошую организацию трудно испортить, на это надо очень много сил и времени.
Меня слегка сморило, а тут уж и «хор» на сцену пригласили.
Встали мы. Занавес открылся. Пошло всё своим чередом. Дебютную песню одолели сносно, приободрились, появились робкие улыбки.
Занавес то открывался, то закрывался. Меня стало клонить в сон, после пивка, в тепле, потянуло прилечь - в кулисах.
До антракта оставалась одна «ария». Вступил баянист, вышла маленькая девочка с огромными белыми бантами. На фоне песни «Едут новоселы» она должна была прочитать стихотворение.
Баянист заиграл очень тихо. Возникла пауза, очевидно девочка испугалась большого зала. Строем привели всех свободных от службы, и он был заполнен - битком. Солдаты цинично разглядывали и давали нелицеприятные характеристики происходящему на сцене. Не все и -довольно тихо, но было неприятно видеть их морды со сцены. Большая же часть - спала, откинув головы назад, раскрыв рты, как приспособления для ловли насекомых.
Пахло кирзой и гуталином, как известно тоже изобретённого немцами, и замешанного на пиве и уксусе.
Вдруг издалека, словно это было не со мной, встряхивая оцепенение мягкой пивной анестезии, очень громко вступил - я:

Родины просторы, горы и долины,
В серебро одетый зимний лес грустит.
Едут новосёлы по земле целинной,
Песня молодая далеко летит.

Девочка в ужасе закрыла лицо ладошками, заплакала и убежала.
Баянист сдвинул мехи, оглянулся - ничего не понял и вновь заиграл, хор посмотрел в кулисы, увидел ужас в глазах майора Ежова и выполнил команду - «равнение «налево» - то есть, на меня.
Я стал раскланиваться. В зале раздались жидкие аплодисменты, потом они превратились в бурную овацию и ураганный смех.
Занавес задвинули, объявили антракт, меня с позором сдернули со второй «ступеньки». Майор Ежов пообещал отправить утром на гауптвахту.
Кстати, слово это тоже - немецкое, означает - главный караул, помещение для содержания военнослужащих под стражей.
Я сидел в зале, строил рожи несчастным «хоровикам», мне завидовали и мучились еще одно отделение. Даже показалось, что отсутствие моего - окрепшего, второго голоса плохо сказалось на общем звучании хора. Такие нахальные мысли лезли в мою голову.
Впрочем, я не настаиваю, слуха у меня не было и - нет.
Это, как красота - она либо есть, либо её - нет!
А всё началось со сна в бывшей немецкой казарме и немецкого же -светлого пива, которое я трепетно полюбил и мнение своё не меняю.
Пью и вижу угрюмые монастрыские стены, Лейпциг, монахов с круглыми, лакированными танзурами - на макушках, колдующих в пивоварне и кто-то произносит - «Сохрани, Господи, солод и хмель!»...

Недавно полез в поисковик и нашел - Если вам приснился гуталин или вы пользовались гуталином - значит, вас подстерегает неожиданное событие, которое полностью изменит ваши планы.
С тех пор я зауважал хоровое пение, люблю его слушать и телевизор не переключаю на другие каналы.
Я вглядываюсь в лица певцов, пытаюсь представить их жизнь и строю догадки - как они оказались на сцене?
Особенно те, что стоят повыше - вторые голоса...
Иногда пою сам. С бокальчиком нашего, настоящего, светлого - баварского «кюммеля».
Только когда дома, да и то, если - один.

Рига

"Наша улица” №197 (4) апрель 2016