Маргарита Васильевна Прошина родилась 20 ноября 1950 года в Таллине. Окончила институт культуры. Заслуженный работник культуры Российской Федерации. Долгое время работала заведующей отделом Государственной научной педагогической библиотеки им. К. Д. Ушинского, затем была заместителем директора библиотеки им. И. А. Бунина. Автор многочисленных поэтических заметок под общим заглавием "Задумчивая грусть", и рассказов. Печаталась в альманахе “Эолова арфа”, в "Независимой газете". Постоянно публикуется в журнале “Наша улица". Автор книг "Задумчивая грусть" (2013), "Мечта" (2013) и "Фортунэта" (2015), издательство "Книжный сад", Москва. В "Нашей улице" публикуется с №149 (4) апрель
2012.
вернуться
на главную
страницу |
Маргарита Прошина
ДЕТСТВО
рассказ
Круглый стол в центре комнаты застелен скатертью с кистями. Лампа в оранжевом абажуре висит прямо над столом, на столе лежит открытая книга. Мягкие, таинственные тени в углах комнаты дают простор для воображения. В дальнем углу на изящном резном столике светиться то ли аквариум необычной формы с золотыми рыбками, которые исполняют только им понятный танец, то ли необычная лампа с золотыми пляшущими человечками внутри. Вся семья в сборе. Пахнет пирогами, чай уже остыл. Кто-то читает вслух, остальные внимательно слушают. Для меня это самые счастливые воспоминания детства, в которых я прячусь от всех жизненных невзгод. Когда я включаю свет дома, непременно всплывают картинки из детства, и всегда это связано с лампами: настольными, ночниками, торшерами. На протяжении жизни так много ламп сменилось, но ощущение защищённости при включении света в комнате осталось.
Может быть и иначе. Потёмки, как некоторые думают, обволакивают чужую душу. И даже больше того, очень замечательно всю жизнь провести в потёмках. Никто ничего не видит. И ты счастлив. Ибо неведение - есть детское состояние души, к которому всегда и всюду призывал Христос: «Будьте как дети!» Мы и ходим как дети, вывесок прочитать не можем. Бросаемся за поездом метро, как будто он последний, как будто поездов больше не будет, с остолбенелым взглядом, ничего не видящим, сшибая всех, кто попадается на пути, и влетаем в тут же за спиной закрывающиеся двери, едем, как это всегда и случается со спешащими, не в ту сторону. Мы же как дети, какой с нас спрос?!
Вот, например, Мотька живёт у соседей, но я не знала об этом. Полное имя её - Матильда, это - мудрая трёхцветная кошка. Летом она живёт на даче, ловит мышей и ящериц, охотится на птиц. Как- то раз весной я зашла к соседям по делу и, вдруг, как будто из четвёртого измерения, передо мной возникла обаятельная кошачья мордашка и сказала: «мур». При виде её я неожиданно для себя спросила: «Ты родишь мне котёнка?» Мотька внимательно посмотрела на меня и молча исчезла, также непонятно, как и появилась. Прошла весна, мне позвонила соседка и сообщила, что у Мотьки родился котёнок, для меня. Так в моём доме появился бежево-розовый котёнок, который вырос, стал умным котом и ежедневно дрессирует хозяйку.
В детстве мне не пришлось побывать в деревне. Я знала о деревенской жизни из книг, фильмов и по рассказам мамы, она родилась, и жила до школы в большом старообрядческом селе на берегу Волги. Мои дедушка и бабушка с детьми, бросили дом и бежали в Горький (Нижний Новгород) от раскулачивания, добрые люди предупредили их накануне. Самым ярким был рассказ о том, как они всей семьёй носили воду на коромыслах из Волги по лестнице, которая насчитывала несколько сот ступеней. Представить это я не могла. Увидеть дом, в котором родилась мама и семь её сестёр, эту лестницу и посчитать ступени, было моей заветной мечтой. Прошло много лет, мечта моя сбылась, я приехала в Безводное и испытала чувство абсолютного счастья.
У меня маленькой была страсть к учительству. Я рассаживала кукол в классе. Каждая кукла имела у меня своё имя: Наташа, Нелли, Инна, Татьяна и Геночка. Наташа была самая крупная целлулоидная с большими синими глазами, в бордовом, строгом платье в складку. Она была отличницей и старостой класса. Нелли - очень кокетливая, немецкая, из папье-маше, с белыми кудрявыми волосами и платье у неё было легкомысленное - белое, в оборочках с синими цветочками. Училась она на тройки. Инна была со стрижкой мальчика. Она была дисциплинированная и хорошистка. Татьяна - самая красивая ученица в классе, немецкая кукла с закрывающимися голубыми глазами и прекрасными белыми локонами. У неё было самое красивое гипюровое платье и белые туфельки с белыми носочками. Только Танечка ходила в школу с красной сумочкой, которую я ей сделала. Танечка была гордостью класса. Геночка, почему-то я всегда называла его ласково, был болезненным мальчиком, в синих штанишках и белой водолазке. Маленькие тетрадки и книжки я шила для них сама.
Жара. Раскалённый белый песок обжигает подошвы. Чтобы добраться до колонки с водой нужно изловчиться и, перепрыгивая с редкой травинки на травинку, добраться до тени от разросшейся старой шелковицы. В тени можно наслаждаться сочными, сладкими плодами этого дерева-долгожителя, которое уже не один век утоляет голод и жажду путников, спасает их от нестерпимого зноя. В двух метрах от шелковицы источник жизни - колонка. Пью из ладоней, вода сводит зубы от холода. Набираю в ведро воды и отправляюсь в обратный путь, ловко преодолевая все трудности. Живительная вода и сладкие ягоды чудесным образом придали мне сил. В ненастную погоду я накрываюсь лоскутным одеялом воспоминаний, которые мне бесконечно дороги.
Квадратный стол у окна в деревенской избе. Тлеет лампада перед иконами в углу комнаты. Стол накрыт домотканой скатертью, тщательно отбеленной, накрахмаленной и слегка подсинённой. На столе только керамическая, отполированная руками миска с серым хлебом, накрытая вышитой гладью салфеткой. Бабушка сидит за столом и смотрит в окно, справа от неё лицом к иконам сижу я. Бабушка одета в тёмное штапельное платье с синими цветами, чистый белый платок бантиком повязан под подбородком. Я чувствую сильный запах сушёных трав. Всё так чётко. Бабушка спрашивает меня: «Что же ты, внученька, только маминых бабушку с дедушкой вспоминаешь, на могилку к ним ездишь, а ко мне никогда не приезжаешь?» Я оправдываюсь: «Бабушка, да я ведь о тебе ничего не знаю. Где твоя могила? Как её искать? Я ведь даже отчества твоего не знаю». Всё происходит буднично и спокойно. Я очнулась, не проснулась, нет, а как будто прошла сквозь паутину. Надо ехать на родину отца, найти и навестить могилу бабушки. Займусь этим в отпуске. Но бабушка сама чудесным образом помогла мне. Через два месяца я уже была на её могиле.
Свет угасал с каждым днём. Ночи становились всё длиннее и длиннее. В лубяной лесной избушке было сумеречно даже днём. Старик со старухой охали и ахали, пугая друг друга тем, что со дня на день вовсе не будет рассветать. На опушке ворчал, шумел, ругался ветер. Вьюга бранилась: «Замету, занесу!» Страшно. Вдруг старуха насторожилась, и толкнула старика в бок: «Слышишь, там кото-то есть». «Выдумываешь, нет там никого, почудилось тебе», - ответил он. Затихли оба. Вдруг опять странный звук раздался за дверью. Старуха решительно слезла с печи и тихонько прокралась в сени. Встала у двери, и услышала какие-то жалобные всхлипы. Приоткрыла дверь, а там свёрток большой лежит. Не удержалась, втащила свёрток в избу и позвала старика, чтобы вместе открыть. Одной-то боязно. Развернули, а там - младенец, да такой беленький, да такой ладненький и улыбается. «Господи, чудо-то какое!» - воскликнули они одновременно. И давай младенца обнимать и целовать. В избе внезапно стало светло-светло. В замёрзшем окошке заиграли солнечные лучи. С этого дня ночи становились всё короче, а день - всё длиннее. И было счастье. Для меня оно выражалось в странном слове «богачество».
Оно родилось у меня, маленькой девочки, которая утром первого января увидела под ёлкой подарки: «У богачество какое!» - воскликнула она. Все вокруг весело подхватили новое слово и включились в игру в новые слова. Богачество - это честное богатство, а богачиство - богатство чистое. Чудо, чудесный, чудесная, чудесные, чУдные, чуднЫе, чудесатые, чудаки, чудаковатые, чудаковатый, чудаковатая, что-то мне чуднО и чУдно! Играю в слова и словами, как хочу. Новый год всё ближе, ближе, а настроение - всё игривее. Веселюсь!
Как-то, убирая на место посуду после встречи Нового года, я переставила на полке графин. Пузатый, розовый графин из стекла с выдавленным растительным орнаментом, узким, высоким, гладким горлышком, и стеклянной пробкой в виде «пики». Этот графин старше меня, поэтому он мне особенно дорог. Их было когда-то два. Мама всегда наливала в них домашние компоты и ставила на детский праздничный стол. Второй графин разбили мы, дети, в мой день рождения. Вспомнила лица всех своих друзей на том дне рождения, на котором мы разбили второй графин. Ребята из двора нашего. Веселые, озорные лица возникают передо мной! У нас было заведено ходить друг к другу в гости на дни рождения. Родители придумывали игры и развлечения для нас. Мы же больше всего любили играть в фанты, веселиться без взрослых и даже дурачились порой. Графин отчётливо напомнил мне вкус маминого абрикосового и вишневого компота. Я вспомнила и чудесный аромат маминых пирогов. Ничего вкуснее я в жизни больше не пробовала.
А потом я вспомнила папу. С детства он мечтал строить корабли. Откуда только появилась у него такая мечта? Ведь он родился в одной из подмосковных деревень ещё до Первой мировой войны. Там не то что речки, там даже пруда не было. Знойными летними днями мальчишки в холщовых рубашках до колен обливали друг друга ледяной колодезной водой. Километрах в пяти от деревни, если лесом идти, был карьер, в котором брали белый песок для строительства. Вот они с ребятами бегали туда частенько. Мужики, работающие в карьере, ругали их, гоняли, но всё же ребята исхитрялись купаться. Корабли он видел только на картинках и в газетах. Семья их в деревне была самая грамотная. Отец уезжал на заработки в Москву, и привозил в дом книги, газеты и картинки. Батюшка, наведываясь в их деревню по мирским делам, чай пил всегда в их доме. Дома отец редко бывал. Хозяйством занималась мать, старшие брат с сестрой и мой будущий папа. Ещё у них была младшая сестренка, совсем кроха. Друзья и родные смеялись над его мечтой, но он упрямо повторял, что обязательно будет строить корабли. Папа был очень целеустремлённый. Он не изменил своей мечте, прошёл армию, окончил Егорьевский индустриальный техникум, участвовал в строительстве Шатурской и Каширской ГРЭС. К тридцати годам окончил институт по специальности «инженер кораблестроитель». Потом строил корабли на заводах в разных концах огромной страны.
Наблюдая за искренним и непосредственным поведением детей, невольно ловлю себя на мысли - «Куда всё это исчезает по мере взросления человека?» Как скучно и натянуто проходят встречи, презентации, вечера, дни рождения, праздники у нас - взрослых. Вдруг бы все люди внезапно стали самими собой (искренними и простодушными). Веселились бы от души, грустили, ведь в каждом из нас есть огромный запас чистоты, великодушия, добрых желаний, умных мыслей, остроумия. Ведь не всегда мы догадываемся о скрытых в тайниках души качествах. Никто не знает, как мы хороши, даже мы сами. Посмотрите на детей! Сколько в них естественности. Позвольте себе роскошь быть самими собой! Возможно, тогда мы увидим, как мы прекрасны.
Оглянусь назад на значительную часть прожитой жизни. Да, наступают моменты, когда хочется и стоит оглянуться, но робость охватывает меня. Каждый раз, пролистывая память, я вижу, как много было пустоты и суеты в моей жизни. Корю себя за то, что жила, порой не задумываясь, небрежно, как бы наспех. «Потом исправлю, я ещё всё успею», - говорила я себе, - «впереди - целая жизнь». Жизнь шла, пестрела разными событиями - значительными, незначительными. Иногда приходила разумная мысль записать что-то, но я всегда надеялась на память. Милые воспоминания детства. В памяти остались только яркие вспышки. Школа - десять лет! Но я не любила школу, нет у меня любимого учителя. Самое яркое воспоминание - сопротивление лозунгам: «Ты должна!», «Делай, как все!» Эти годы связаны с бесконечными запретами. Конечно, есть светлые воспоминания - друзья, и насыщенная интересная жизнь вне школы. Вечера, особенно выпускные – в восьмом и десятом классах! Девочки все такие красавицы! Какое будет платье, туфли, причёска, макияж (тогда ещё это называлось «накраситься»), каждая держала в строжайшей тайне. Главная задача - поразить воображение всех своей неземной красотой, особенно - мальчиков! Первая любовь, такая трогательная, неумелая, чудесная… Работа, учёба в институте, потом разные курсы. Хочется всего и сразу, а в сутках всего двадцать четыре часа. А семья!? Годы-то летят. А хочется на концерт, на выставку, в театр, в гости, в отпуск - всё хочется! Оглянулась и ужаснулась, а где моя жизнь?
Солнечные дни настроили меня на весенний лад, и я решила подготовиться к весне. Разобрать шкафы, освободиться от ненужных вещей, освободить место для новых совершенно необходимых приобретений. Руки сами потянулись к книжному шкафу, всё-таки больше всего я люблю заниматься книгами, берёшь из второго ряда забытую книгу, а за ней тянется целая история. Именно так произошло сегодня. Сначала я решила достать с нижних четырёх полок все книги, а потом, протерев их, поставить иначе, учитывая мои сегодняшние интересы. Вдруг, во втором ряду нижней полки, в углу, я обнаружила нежно мной любимую книгу Гарина-Михайловского «Детство Тёмы», изданную в Москве издательством «Детская литература» Министерства просвещения РСФСР, в серии «Школьная библиотека», с рисунками Давыдовой. Картонный переплёт, синяя рамка на обложке в косую клеточку, а в середине картинка: Тёма в гимназической форме с ранцем на спине играет с собачкой. Но самое главное для меня это надпись на книге, рукой моего папы: «Риточке в День рождения. Папа», - и дата. В памяти тут же всплыл этот удивительный день, такой счастливый! Это последняя книга, подаренная им. Никто в тот день не предполагал, что ему осталось жить меньше двух месяцев. Мой необыкновенный папа, он за одиннадцать лет моей жизни своими мудрыми советами научил меня главному в жизни: уважать людей, читать как можно больше, не ходить в чужой монастырь со своим уставом, быть честной перед собой и перед окружающими. Особенно мне врезались в память его слова: «Запомни, на этой земле тебе никто ничего не должен. Ты все должна делать сама». Я неуклонно следую его советам всю свою жизнь и бесконечно люблю его.
Дверь в большую комнату была приоткрыта. Луч света отбрасывает изломанную тень на стену, покрытую накатом с растительным узором. Воображение моё рисует внутреннее убранство средневекового замка. Осторожно приоткрываю половинку двустворчатой высокой белой двери, робко вхожу в комнату и замираю перед зеркалом. Нет, не от своего отражения, я себя маленькую даже не заметила. В зеркале отражаются платья, которые принесли от портнихи, на каждом из них играют в лучах заходящего солнца разноцветные искры и огоньки совершенно невероятные. Такую красоту так близко я увидела впервые. На миг зажмурила глаза, ущипнула себя больно за руку, чтобы убедиться в реальности блеска драгоценных камней, осторожно открыла сначала один глаз потом - другой, и, о чудо, красота не исчезла. Потом мне объяснили, что украшения сделаны из чешского стекла, но это объяснение нисколько не умалило моего восторга. Я стала примерять их - все сразу: бусы, броши, браслеты, клипсы. Я была абсолютно счастлива и необычайно хороша. Мне казалось, что даже зеркало любуется мной.
Примерно с пяти лет я изводила своих близких вопросом: «Как это вы могли жить, когда меня не было?» Я искренне считала какое-то время, что до меня мир не существовал. Чтобы успокоить меня, мне объяснили, что, конечно, я жила и раньше вместе со всеми, просто была цветком - «маргариткой». Вообще проблемы жизни и смерти беспокоили меня лет до четырнадцати. Только первая, настоящая, на всю жизнь любовь, в этом я была уверена в четырнадцать лет, переключила мои мысли. Вечером во дворе со своими друзьями детства мы обсуждали беспокоящие нас вопросы о будущей жизни. В старом парке рядом с нашим домом был старый дуб. Как-то раз одна пожилая дама, которая читала на скамейке под дубом книжку, сказала нам, что этот дуб - старше Пушкина. Эта информация вызвала новый поток фантазий у нас. Дело было летом после окончания второго класса. Один мальчик, Витя, он был старше на два класса, с умным видом объявил нам, что мы все до того как родиться людьми сначала рождаемся деревьями, разными, а после человеческой смерти мы рождаемся птицами и улетаем. На вопрос: «Куда?» Он махнул рукой вверх и неопределённо ответил: «Туда!»
Высунув кончик языка, я старательно вырезаю лепестки мака из красной гофрированной бумаги. Один за другим они падают на стол. Мне нужно пять лепестков для каждого цветка, чтобы собрать букет. Вот уже их набралось вполне достаточно. От усердия даже шея онемела, я поднимаю голову и верчу ею слева направо. Теперь предстоит самое сложное: собрать цветы. Для этого мне необходимо обмотать такой же, но уже зелёной бумагой проволоку для стебельков, при этом аккуратно прихватив кончики лепестков. «Утро красит нежным цветом/ Стены древнего Кремля…» доносится из приёмника. Я готова идти на демонстрацию по случаю 1-го Мая. Мне семь лет.
Ребёнка всегда привлекают особенно маленькие предметы и детали. Страсть понять, рассмотреть, что из чего, как сделано, затихает по мере взросления. Увидев в траве жёлтое пятнышко, мы говорим - цветок. Слово «цветок» означает вообще цветы. Но я увидела конкретный цветок в осенней траве. Напоминание о минувшем лете. Мне захотелось рассмотреть его очень внимательно. Вот отсюда начинаются подробности. Сначала, конечно, возникает название этого второй раз от тёплой ноябрьской погоды расцветшего жёлтого цветка - одуванчик. По жёлтому цвету уже можно предвидеть его преображение. Вглядываюсь пристальнее в этот привычный цветок, который прекрасно приспосабливается к любой ситуации. Поздним осенним днём, чувствуя краткость и ненадёжность тепла, одуванчик, едва успев появиться, спешит раскрыться, чтобы выполнить своё главное предназначение - посеять семена, оставить свой след в семье бесчисленных растений. Я внимательно рассматриваю каждый тоненький золотистый лепесток. Сколько их в маленьком цветке? Сосчитать невозможно. Чем ближе к центру, тем плотней лепестки приникают друг к другу, образуя плотное соцветие. Как происходит волшебное перевоплощение частицы солнца, отражающейся в одуванчике, в белую головку с семенами парашютами, мне рассмотреть не удастся. Эту подробность из своей короткой жизни одуванчик мне не покажет. Я только смогу наблюдать, как ветер разносит семена-парашюты, чтобы весной одуванчики появились вновь.
Память избирает из ушедших дней какие-то незначительные, но милые сердцу картины. Вот я лет пяти сижу во дворе и глажу рыжего щенка, которого принесли в наш двор ребята. Почему перед глазами возникла сегодня именно эта картинка, всплыло это воспоминание? Прежде я не вспоминала об этом. Картинка такая чёткая: зной, потрескавшаяся земля, рыжая трава. Я сижу в новом розовом сарафане из поплина, расшитом белой тесьмой, кокетливые плечики завязаны пышными белыми бантами на плечах. Щенок сосет бант на левом плече. Прохладный мокрый носик его я чувствую своей кожей, как будто это было вчера. Этот щенок объединил всех ребят нашего двора. Мы назвали его Тузик и устроили ему уютную пещеру за кочегаркой. Кормили под руководством старших ребят, потом ему сделали прививку от бешенства. Через какое-то время у Тузика родились щенята, и мы стали называть молодою мамашу - Тузиха. Сколько страстей мы пережили, защищая Тузиху от охотников за бездомными собаками, которые жестоко отлавливали их в те времена. Прятали у себя дома, потом купили ошейник и надписали его. Тузиха была очень свободолюбивой, в квартире жить не хотела, выла ужасно. Щенков куда-то раздали, а собака часто пропадала, иногда даже на несколько месяцев. Потом вообще исчезла. Мы её долго искали, но не нашли. Никак не могли смириться с мыслью, что больше её не увидим, а потом забыли. Перед глазами до сих пор стоит наш дружный, уютный двор, даже ощущаю запахи из окон, слышу крики наших мам, которые звали нас через форточку. Вспомнились некоторые имена ребят, которые я не вспоминала десятки лет. Картинка эта вызвала у меня слёзы умиления.
В долгой жизни моей растворились, растаяли многие тысячи дней. Память же хранит несколько сотен, но никак не больше. Из этого следует, что тысячи событий, произошедших со мной, не происходили. Их не было? Задумалась я об этом не случайно, в мае случай свел меня, виртуально, конечно, с бывшей одноклассницей. Расстались мы несколько десятков лет назад. Событие это очень меня взволновало, нахлынули воспоминания, ведь общались мы более десяти лет. Я знала, что она поступила в медицинский институт, теперь уже в другой стране, и всё. Она позвонила мне с другого конца света, у неё все сложилось удачно, разговор наш, доставил взаимное удовольствие, я надеюсь. Так вот, она мне рассказала эпизод, как мы с ней зашли в церковь, нам было 12 лет, там было пустынно. К нам подошёл священник и строго спросил, зачем мы пришли и крещёные ли мы. Сурово, посмотрев на подругу, сказал: «Вы, наверное, даже не крещёные?» Я возразила смело, что обе мы крещёные, даже не совсем понимая смысла вопроса. Он попросил нас перекреститься. Подруга моя от страха перекрестилась правильно, хотя и не знала, как эту нужно делать, возможно, видела в кино. Я же перекрестилась левой рукой, демонстрируя свою скрытую левизну. Меня долго переучивали на правую руку. А я ничего подобного не помню, хотя, казалось бы, забыть это невозможно. Я не сомневаюсь, что всё было именно так, как запомнила моя одноклассница. А ведь дней и событий, достойных того, чтобы закрепить их в памяти было очень много. Сколько лиц в суете московской пронеслось мимо меня, среди них попадались знакомые, причём - не случайные, а я так и не смогла вспомнить, где я сталкивалась с ними.
В детстве я долгое время считала, что существую только во сне маленькой девочки. Меня мучил страх, что она вдруг проснётся, и я исчезну. Это наваждение преследовало меня особенно перед сном. Я боялась заснуть и исчезнуть. Страх этот пропал как-то внезапно. На смену пришла забота: мне хотелось стать взрослой, чтобы носить красивое бельё (в то время пределом мечты для меня было немецкое), тонкие чулки, красивые платья, туфли на высоких каблуках, и чтобы вокруг меня было облако аромата тонких духов. Я украдкой примеряла платья из шелка, крепдешина, креп-жоржета, панбархата и бархата, в которых буквально утопала. Рассуждения о смысле существования, о его сути пришли позже, точно вспомнить когда, не могу, но возникают постоянно. Ответы зависят от моего внутреннего состояния, настроения. Собственно, существовать и жить это для меня понятия разные. Жить - значит заниматься только тем, что мне интересно - чтение, музыка, живопись, посещать театры, музеи, концерты, выставки. Позже, пришло желание заниматься творчеством. Увидеть мир и путешествовать тоже хочется. Так было в молодости. Хочу всё самое интересное. Не хочу заниматься бытовыми проблемами. Повзрослев, поняла, что любовь является главным смыслом жизни. Всё, что окрашено этим животворящим, пьянящим чувством и составляет смысл существования. Иначе, зачем жить? Понятие «любовь» - настолько всеобъемлюще и многозначно, что каждый вкладывает в него свой смысл. Естественно, ведь каждый из нас есть центр мира. Но чувства, эмоции - это ведь сфера не плоти, а духа. А ведь существование - понятие более ёмкое, чем жизнь всего живого. Гора, айсберг, озеро тоже существуют, значит живут? Безусловно, жизнь их, при этом, гораздо дольше, чем существование конкретного человека. А как быть с настроением, чувствами - они же не материальны? Да сущность, существование - понятие очень ёмкое, выражающее в единстве все многообразные и противоречивые формы бытия. Я не раз читала об этом, но вопросов, по-прежнему, у меня много, а ответы меняются вместе со мной. Но главный смысл слова «сущий» - это Бог.
Когда я была маленькая, то очень любила конфеты. Сладости я могла есть в неограниченных количествах, при этом никаких неприятностей в виде диатезов не наблюдалось. Конечно, меня пытались ограничивать, убеждая, что это вредно, но подобные аргументы на меня не действовали. Отвлечь моё внимание можно было только красочными фантиками, особенно, если они были из фольги. За такой фантик я готова была отдать любимую игрушку. Сокровища мои хранились в ярких коробках из-под шоколадных наборов. В одиночестве я перебирала дорогие сердцу фантики, разглаживала их нежно и придумывала истории. Например, любуясь фантиком от конфеты «А ну-ка отними», на котором девочка дразнит собачку конфетой, я придумывала каждый раз новые приключения маленькой девочки и собачки, говорящей человеческим языком. Фантик от конфеты «Мишка на Севере» я связала с малопонятной мне «вечной мерзлотой», в три-четыре года я видела её такой.
Сплошь увитая вьющимися растениями, тёплая зимняя веранда, стены которой украшают рисунки детей нескольких поколений в самодельных рамках, всё чаща предстаёт перед глазами моими. Большой овальный стол, соломенные кресла и стулья, продавленный диван с множеством подушечек, расцвеченных вышивкой крестиком и гладью. На синем фоне окон красуются ажурные узоры, похожие на вологодские кружева. Таинственный полумрак и бесконечные разговоры, споры, задушевные беседы. Лица скрывают тени, только горящие огоньки глаз мелькают на них. Сколько прекрасных зим и лет пронеслось в этом надёжном замкнутом мире и кануло бесследно. Растворились, исчезли люди и слова. А в те сладостные минуты уверенность в том, что так будет всегда, меня не покидала. На месте дачного посёлка стоят безликие многоэтажки, но зимняя веранда живёт во мне.
В покосившемся бревенчатом доме, который одним боком врос в землю и покрылся мхом, жили часы с кукушкой. Тикали секунды, равнодушно и степенно разматывали пружину, повинуясь тяжести подвешенной гири. Каждый час и каждые полчаса из крохотного домика выскакивала деревянная кукушка, кивала головой и куковала, сколько полагалось. Часы считали минуты, часы и дни, наблюдая за тем, как рождались, росли и взрослели новые жизни, а те, кому пришло время, уходили на вечный отдых. Когда и откуда появились в доме эти часы, не помнил уже никто из членов семьи, но спокойное движение стрелок и неизменное «ку-ку», вселяли чувства уверенности и покоя. Все радости и горести, праздники и печали, тайны и признания наблюдала кукушка, но ничего, кроме неизменного «ку-ку», она не расскажет.
"Наша улица” №197 (4) апрель
2016
|
|