Владимир Буйначёв "Цаплин" импрессионистический этюд
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Владимир Петрович Буйначев родился 10 января 1938 года в Свердловске. Окончил Строгановское училище. Скульптор, художник, филолог, писатель. Член-корреспондент Российской академии художеств. Участник и руководитель многих выставок и симпозиумов. Памятник Пушкину (1999) его работы стоит в Парке искусств перед зданием ЦДХ. Работы находятся в собраниях Третьяковской галереи, Русского музея, в музеях Германии, Югославии, Болгарии, Венгрии и др. Автор книги "Новое прочтение "Слова о полку Игореве", изданной в 1998 году Издательством "Книжный сад".

Фото Юрия Кувалдина

вернуться
на главную страницу

Владимир Буйначёв

ЦАПЛИН

импрессионистический этюд

Жил такой человек, был такой скульптор Дмитрий Филиппович Цаплин. Выдающийся, известный, даже знаменитый. Порой услышишь от кого или сам подобным образом выскажешься, как сразу почувствуешь какое-то несогласие, нарастающий внутренний протест. Не о нем это как-то, не про него вовсе. Потому что Цаплин - это явление. Труднообъяснимое, неправдоподобное, чудоравное. Он, как комета, как светящийся метеор пронесся над пространством нашей культуры, озарив его небывалым светом своего дарования и оставив по себе нетускнеющий шлейф загадок, тайн и проблем, требующих своего разрешения или осмысления и осознания хотя бы.
Крестьянин по происхождению, малограмотный (всего одну зиму ходил в деревенскую школу), да и в возрасте ведь уже - как никак, а под тридцать - вдруг решил стать профессиональным скульптором. Говорят, в детстве вырезал лошадок не то из дерева, не то из бумаги. Ну и прямая бы ему дорога в народные промыслы. Так нет же, почувствовал непреодолимое желание испытать себя в деле высокого профессионализма.
Первые свои работы, вдохновившись увиденным на армянском кладбище изображением барана, вырезал ножом из мягкого камня. Это были портреты армейских сослуживцев, удостоенные восторженных похвал и одобрений со стороны портретируемых. Вроде бы наметилась реальная перспектива увлечься салонным портретированием, добиваясь все большего сходства и правдоподобия. Но опять - нет. Он самоотверженно посвящает себя поиску своего пути и интуитивному определению пока еще не ясно представляемой истинной цели своего бытия.
Приехал в город Саратов. Поступил даже на какие-то совершенно бесполезные для него художественные курсы, которые вскоре и в полном разочаровании покинул. Увидел на саратовской пристани огромное бревно по виду ценного, явно не местного происхождения дерева и буквально воспламенился желанием создать из него скульптурную композицию. И создал, предварительно купив у купчихи этот великолепный по текстуре и плотности объем древесины. Это была первая в его жизни двухфигурная композиция, изображающая юношу и девушку и названная автором «Песня весны». Высота её была около двух с половиной метров. Вслед за этим он создает еще несколько произведений. Все они массивные, поражающие техническим мастерством исполнения и чудодейственной способностью автора выявить красоту самого материала. А материал все тот же - камень, дерево.
Ну а дальше - чудеса, да и только. Он устраивает персональную выставку своих работ. И не где-нибудь, а в Саратовской консерватории, на пятом этаже здания, которое и по сей день является одним из самых величественных и красивейших по стилю строений города. Местные краеведы и следопыты, историки и искусствоведы до сих пор не могут найти ответ на вопрос: кто позволил, кто разрешил не имеющему никакого статуса самоучке осуществить такое дерзкое и неожиданное мероприятие? Затратное, причем. Вне всякого сомнения, кроме самого разрешения понадобились и подсобные рабочие, и транспорт, и подъемные механизмы, и, конечно же, хоть какое-то финансирование. Странно, что ни документов, ни каких-либо воспоминаний или сообщений в печати на этот счет нет, не найдено. Сплошная тайна. Тем не менее, случилось, произошло и стало событием, навсегда вошедшим в историю города. Выставка открылась и прошла с успехом. Она окрылила Дмитрия Цаплина - он почувствовал себя достойным своего призвания, почувствовал состоявшимся и признанным. Пусть пока только в Саратове, но для него это было чрезвычайно важно.
Поработав еще некоторое время в приволжском городе, он отправляется в Москву вместе со всеми своими скульптурами. Здесь он устраивает вторую свою персональную выставку. Показ работ проходил в центре Москвы, на Тверском бульваре, но в обстановке более чем скромной и в помещении далеко не престижном. В каком-то сарае во дворе литературного института. Однако, выставку посетили А. Луначарский, М. Фрунзе и К. Ворошилов. Они по достоинству оценили титаническую устремленность волжского самородка и решили оказать содействие развитию его несомненного таланта. По их рекомендации Дмитрия Филипповича Цаплина направляют за границу для дальнейшего совершенствования профессионального мастерства. Короче говоря, на учебу. Так Цаплин оказывается в Париже. И опять же со всеми своими произведениями, чтобы сразу заявить о себе и о стране, из которой он прибыл. Тут надо заметить, что все, кто пишут о том, что бревна для создания своих скульптур Цаплин таскал на себе, не совсем представляют, о чем идет речь. Многие из этих объемов были до полу тонны весом. Сам же Дмитрий Филиппович в разговорах неоднократно упоминал и о портовых грузчиках, и о нанятых им подводах. Это к тому, что поездка его за границу была делом не простым и опять же затратным. Но на этот раз деньги на все выделило правительство. Так что Цаплин поехал за границу далеко не бедным и, как говорится, «с комфортом».
Неутомимый труженик и целеустремленный художник, он и там много работает, постоянно находясь в творческом экстазе. Создает новые произведения, участвует в различных выставках и постоянно учится, знакомясь с творчеством других художников. Но главное, как он сам рассказывал, вспоминая, ежедневно ходит в Лувр, где особое, пристальное внимание уделяет искусству древнего Египта и древней Греции. Ну и, конечно же, чередом, одна за другой следуют его персональные выставки. Первая - в Париже, затем в Барселоне, в Мадриде, в Валенсии, в Лондоне. Все выставки проходят с неизменным успехом, сопровождаются неравнодушными и даже восторженными отзывами, выступлениями в прессе. Готовясь к каждой из них, он непременно делает несколько новых работ.
Лебединой песней в творческой жизни Цаплина можно назвать время пребывания его на испанском острове Мальорка. Очарованный великолепием природы, многообразием животного мира, простотой и естественностью жизненного уклада островитян, он полностью раскрепощается и именно здесь начинает создавать свою бесподобную серию анималистических работ. Работает он на острове своеобразно, становясь причастным природе и окружающему миру, уподобясь, по сути, первобытному скульптору. Спускается к морю, выбирает понравившийся ему камень, тут же находит другой поменьше и потвёрже и простейшим способом, ударяя камнем по камню, вырубает скульптуру. Затем, используя морскую воду, солнце и ветер все тем же способом - камень о камень - шлифует, доводит до блеска, выявляет природную красоту материала. И редко, в исключительных случаях применяет какой-либо металлический инструмент. Так созданы им великолепные произведения анималистического ряда. Диковинные рыбы, птицы, звери, домашние животные. В них, несомненно, видится авторская наблюденность, пытливое визуальное исследование объекта изображения, но и фантазийность, личностная интерпретация формы. В них особая, именно цаплинская, пластическая гиперболизация и гротескность. Это его рыбы, птицы и животные, их ни с какими другими изображениями не сравнишь и не спутаешь. В мировой скульптурной анималистике трудно найти что-либо похожее или напоминающее анималистику Цаплина. В этом жанре, в этом виде искусства он уникален, самобытен и, наверное, неповторим. На Мальорке он тоже снискал благодарное внимание тамошнего общества и оставил по себе память небольшой, но опять же персональной выставкой.
А дальше следующая страница его жизни и творчества, которую иногда возникает желание назвать черной, но это будет несправедливо и непозволительно. Потому, что он продолжает работать и создает еще много прекрасных произведений, достойных войти в экспозицию любого музея и произвести неизгладимое впечатление и на профессионалов, и на ценителей искусства, и на обычных, что называется, рядовых зрителей.
В общем, пробыв за границей восемь лет, он, как и обещал, как и стремился, возвращается в Россию, вернее в Советский Союз. В родную страну, но в совсем другое государство, где многое по-новому устроено и регламентировано. Все, что увозил и все, что сделал за время своей зарубежной командировки - привозит обратно. В Москву. Ему выделяют нежилое помещение под мастерскую. Опять же не понятно, кто выделяет, на каких основаниях? Союз художников, который к тому времени уже существует, к этой мастерской никакого отношения не имеет. Мастерская в полуподвале, сырая и затхлая без достаточного дневного света, хотя с высокими потолками. Она была предоставлена ему вроде бы как на время, но оказалось навсегда. Он проработал в ней до конца своих дней. Точно так же, не понятно от кого, по дружбе, звонку или чьей-нибудь протекции он получает трехкомнатную квартиру в центре города на улице Горького.
А дальше его обволакивает серая зловещая рутина. В официальной государственной системе он по-прежнему художник без статуса. Без образования, без званий, без наград. Его признают, считают неплохим, хотя и странноватым скульптором, приглашают участвовать в выставках, дают небольшие заказы, иногда покупают не задорого, по существующим государственным расценкам. Вроде бы живи - чего еще надо. Но! Он естественно обращается с просьбой дать ему возможность сделать персональную выставку, показать себя - затем и вернулся. Его выслушивают, включают в выставочный план, при утверждении которого фамилии Цаплина там не оказывается. Нет возможности - объясняют. Иногда предоставляют ему маленький, неудобный для экспозиции его работ зал, от чего он сам отказывается. Просит выделить ему большую, удобную для работы скульптора мастерскую. Ему охотно идут навстречу, ставят на очередь и со временем предлагают, но только маленькую и где-нибудь на каком-нибудь этаже. И так продолжается годы, и даже десятилетия. Еще мечтал Дмитрий Филиппович о создании музея, где бы были выставлены все его произведения. И этот вопрос рассматривался, обсуждался, прорабатывался, но все заканчивалось ничем.
Его не понимали. Не понимали, почему он не хочет быть как все, почему требует особого внимания к своему творчеству, почему настаивает на персональной выставке своих работ, в то время как другие, рядом с ним работающие скульпторы ни о чем подобном не помышляют, всецело отдавая свою творческую энергию выполнению социальных заказов. А может наоборот, как раз таки все понимали и сознательно не хотели пропускать в лидеры какого-то полуграмотного «чудака», из ревности старались укоротить ему пути успеха. То, что предвзятое недоброжелательство, базирующееся на уничижительном: «а кто он такой», исходило от чиновников и бюрократов можно признать естественным. Бог им судья. Но к этому причастны и художники. В основном приближенные к властным структурам, участвующие в делах управления искусством и практикой художественной жизни - вот ведь что удивительно. Однако, справедливости ради надо сказать, что далеко не все. Многие ясно понимали драматизм ситуации и не отмалчивались, не старались уйти в сторону, спрятаться за спины власть имущих. Принципиально адекватную оценку происходящему не однажды давали в своих статьях искусствоведы, подобным же образом высказывались и некоторые художники, артисты, писатели, музыканты, близко знакомые с творчеством выдающегося мастера. В своей статье, напечатанной в газете «Правда», И. Э. Грабарь определенно и недвусмысленно заявил, что «руководители художественных организаций не попытались разобраться в творческих особенностях Цаплина».
Недавно в городе Саратове прошла конференция, в рамках которой прозвучали выступления, посвященные 125 летней годовщине со дня рождения Д. Ф. Цаплина. Основная же тема конференции была: «Искусство и власть». И вот, если задумаешься и поразмыслишь над этим словосочетанием, то вдруг неожиданно придешь к пониманию, что это только общее базовое представление явления, за которым следует целый ряд уточняющих и раскрывающих его смысл определений. Художник и власть, произведение искусства и власть, развитие или деградация искусства и власть и тому подобное. Но самое необычное, хотя и естественным образом возникшее, порой проявляющее себя в чудовищных формах - это художник и власть художников. Вот как раз этот парадоксальный феномен, эта власть и прошлась по творческой судьбе Цаплина со всей своей откровенной жестокостью.
Когда смертельно больной Дмитрий Филиппович лежал на больничной койке, к нему приходили друзья, почитатели его таланта, искусствоведы. Разговаривали с ним. В разговорах врали, утешая. Выставка, де мол, планируется и скоро будет, вопрос о создании музея продвигается и в ближайшее время будет решён положительно, мастерская, если понадобится, то тут же будет предоставлена. Спасибо им за это. Цаплин умер в утешении и надежде. В надежде на то, что все еще уладится и образуется, восторжествует понимание, справедливость и добро.
После его смерти мастерскую разграбили. Квартиру, где находилось много небольших скульптур - тоже. Все, что можно было унести - унесли и увезли, остальное выбросили на свалку. Часть его работ удалось спасти московским скульпторам. Это в основном большие, неподъемные скульптуры и множество фрагментов (обломков).
Где можно сейчас увидеть работы этого выдающегося самобытного скульптора? Прежде всего, в Третьяковской галерее. Там существует постоянная, небольшая, но вполне достойно представляющая автора экспозиция его произведений. И в мастерских Объединения московских скульпторов, где находится все, что удалось спасти и сохранить после уничтожения его московской мастерской. Ну и, конечно же, в некоторых частных собраниях и галереях, где, можно предположить, его вещи непременно могли оказаться. Собрать воедино все созданное скульптором Дмитрием Филипповичем Цаплиным сейчас уже вряд ли возможно и мечта о большой, персональной выставке его работ в Москве, видимо, так и останется мечтой. Но все-таки, что же делать сейчас? Безусловно, сохранять все, что еще возможно сохранить и обращаться ко всем у кого так или иначе могли оказаться работы Цаплина. И как знать, может быть, еще удастся объединенными усилиями набрать достаточное количество его произведений и тогда вопрос о проведении его персональной выставки, не беда, что посмертной, обретет актуальность. На этой вот оптимистично прозвучавшей ноте и закончу, утирая слезы.

Декабрь 2015.

"Наша улица” №198 (5) май 2016