Татьяна Озерова “Дурочки” рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Татьяна Васильевна Озерова родилась 31 декабря 1946 года в Воронеже. С 1965 года проживает во Владимире. Окончила исторический факультет Владимирского государственного педагогического института, кандидат педагогических наук, «Почетный работник высшего профессионального образования Российской федерации». Автор книг: «Рисунки» (2000), «Дорога к дому» (2004), «Одноклассники», «Простые люди», (2016). Публикуется в  литературно-художественных и краеведческих альманах, газетах  Владимира.

вернуться
на главную
страницу

Татьяна Озерова

ДУРОЧКИ

рассказ

Просторечное слово «дурочка» она всегда произносила безобидно, каждый раз окрашивая его новыми оттенками. Сразу рисовался образ из русской сказки, там ведь всегда какой-нибудь Иван-дурак умного за пояс заткнет.
Всю жизнь проработала Лидия медсестрой, прошла фронт, и, уговаривая больную, чтобы она не пугалась перевязки, или укоряя трусившего мужика при болезненном уколе, с улыбкой шутливо говорила:
- Ну, что ты, дурачок, боишься - раз, два и готово. Ну, что, миленький, не больно? Рука у нее действительно была легкая. И никто на нее не обижался.
Подружки фронтовые и тыловые все у нее почему-то были дурочки. Прожив тяжелую жизнь, полную утрат и потерь, она даже к любимой красавице-дочери иногда обращалась:
- Ляль, дурочка, не гуляй с ним, не верь, обманет! Всем сердцем желая защитить свое дитятко от случайной и непоправимой ошибки.
Девчонкой, окончив курсы медсестер, она ушла на фронт из маленького районного городка и героем возвратилась назад. Каких только страданий и бед не перевидала и не пережила Лида за эти годы. Но молодость всегда остается самым лучшим и ярким воспоминанием в жизни, а тут еще и любовь красивого офицера, замужество, первые годы счастья.
Оперировали они везде: и в стационарных госпиталях и палатках рядом с линией фронта, куда подвозили раненых бойцов прямо с передовой. От бесконечной усталости врачи и сестры буквально валились с ног, иногда, чтобы подбодриться выпивали по 100 грамм, или делали уколы, чтобы не уснуть. Никто в ту пору себя не жалел.
Оказавшись в окружении, рассказывала она, выходила к своим по снегу в белых медицинских тапочках, в которых стояла у операционного стола. Но настолько велико было волнение за раненых, что даже не заболела. Растерли спиртом ноги, пропустили внутрь «для сугрева», отоспались и снова к столу.
После войны вернулась домой, работала с ведущими хирургами в районной больнице, была неутомимой, могла отстоять две смены и бежать на третью в городскую тюрьму (там тоже нужна была медицинская помощь). Никого никогда не боялась.
Когда она входила к больному, от нее веяло такой поддержкой и оптимизмом, что люди безоговорочно подчинялись и вверяли ей не только свое больное тело, но и душу в придачу. Авторитет у нее в городе был большой, кто только не обращался к ней за скорой помощью: и соседи, и совсем чужие люди, прослышавшие про ее особый талант милосердия.
В местных газетах ко Дню Победы печатали ее фронтовые фотографии, писали хвалебные статьи, перечисляли ордена и медали, которыми она была награждена, а на работе вручали грамоты и подарки. Но, вот, счастливой женской судьбы у нее почему-то не сложилось. Красавец-офицер, подарив ей дочку, уехал искать новое счастье, а она так больше замуж и не вышла.
- Одинокая женщина, как ковыль у дороги - ветер затреплет, а человек затопчет - с грустью говаривала она, хотя по своей натуре была оптимисткой: веселой, работящей, не унывающей. Всегда любила крепкую шутку и так хорошо знала глубинный русский язык, что всегда поражала нас какой-то звучной фразой или поговоркой, необычным определением и оценкой. Потом мы все допытывались у нее, что означает то или иное слово, почему о зеленом луке, она сказала, что он -«терхавый», и какая- такая вода могла течь «чиром»…
Рассказывая о своих отце-матери, она живой притчей учила нас, молодых женщин уму-разуму.
Отец ее был хорошим сапожником, мастером своего дела, но как водится на Руси, талант у нас любит загулять, устроить себе праздник. При очередном таком загуле и исколотил он в доме всю посуду. Мать стерпела, ни слова упрека, гнева, слез. Утром, проспавшись, торопясь на работу, отец с удивлением увидел, что завтрак ему подан в собачьей миске, вымытой и начищенной до блеска. Он с удивлением глянул на жену. А та смиренно ему отвечала:
- Вот, батюшка, извини, посуды-то больше нет, из Жучкиной поешь! Вечером отец принес в большой хозяйственной сумке новые тарелки и чашки, и больше такой моды бить посуду не имел.
Сейчас даже родные, если только большая беда в дом не постучит, мало общаются друг с другом - все дела да дела. А вот их фронтовое братство было особенным. Они не ленились писать друг другу длинные и подробные письма, звонить друзьям, бегая на почту и подолгу ожидая в очереди, когда телефонистка соединит их с тем или другим абонентом. По праздникам посылали красочные телеграммы и встречались друг с другом не только у Большого театра в Москве, но на маленьких площадях своего города, на кладбищах у братских могил.
И вот как-то в очередной День Победы, когда она уже никого не ждала, к ней нагрянули ее фронтовые подруги. Кто-то уже из бывших медицинских сестричек стал врачом, кто-то возглавлял в столице больницу. Они все списались между собой и решили сделать Лидии Михайловне дорогой подарок-сюрприз, собраться всей своей фронтовой семьей у нее, общей любимице, в маленьком древнем городке. Приехать внезапно, чтобы она заранее не готовилась, прекрасно зная, какая она хлопотунья. Как раз другой ее талант, проявившийся еще на фронте, и состоял в умении из ничего сотворить какое-нибудь съестное чудо, а уж традиционно русское угощение: пироги, куличи, пасхи, растягаи, студни, похлебки, окрошки, всего и не перечислить, были всегда отменного качества. Иногда соседи или друзья просили ее приготовить стол на свадьбу или поминки, она и на это с готовностью откликалась, такая у нее была натура: во всем помогать людям.
Когда в тот памятный вечер она открыла дверь и увидела, кто перед ней стоит, от переполнившего сердце волнения и радости ничего не могла им сказать, кроме своего неизменно ласкового: «Дурочки вы мои любимые!». А они в ответ лишь дружно рассмеялись от такой знакомой и дорогой интонации ее голоса.

"Наша улица” №208 (3) март 2017