Маргарита Прошина "Задумчивая грусть" заметки (часть шестьдесят третья)

Маргарита Прошина "Задумчивая грусть" заметки (часть шестьдесят третья)
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

 

Маргарита Васильевна Прошина родилась 20 ноября 1950 года в Таллине. Окончила институт культуры. Заслуженный работник культуры Российской Федерации. Долгое время работала заведующей отделом Государственной научной педагогической библиотеки им. К. Д. Ушинского, затем была заместителем директора библиотеки им. И. А. Бунина. Автор многочисленных поэтических заметок под общим заглавием "Задумчивая грусть", и рассказов. Печаталась в альманахе “Эолова арфа”, в "Независимой газете". Постоянно публикуется в журнале “Наша улица". Автор книг "Задумчивая грусть" (2013), "Мечта" (2013) и "Фортунэта" (2015), издательство "Книжный сад", Москва. В "Нашей улице" публикуется с №149 (4) апрель 2012.

 

вернуться
на главную страницу

 

Маргарита Прошина

ЗАДУМЧИВАЯ ГРУСТЬ

заметки

(часть шестьдесят третья)

 

ЧУВСТВО ПРИРОДЫ

Сейчас пойду чувствовать природу. Это неизгладимое чувство природы во мне всегда хранится, иногда вспыхивает, иногда затихает. В любые невзгоды в объятья природы в любую погоду готова идти, как только пробуждаются во мне первые весенние листочки. Я ведь сама деревце! Милый доктор, друг сердечный бесконечно близок мне. Стоит только взглянуть на небо, услышать шум листвы, симфонию птиц, как самое серьёзное переживание, которое только что казалось ужасной трагедией, уменьшается до маленькой точки и исчезает. Перед вечным цветением меркнет всё.

 

ТЕСНОТА

Роятся пчелами семьи в огромных московских домах, не замечая этого, потому что у каждой, или почти у каждой семьи свои соты. А лет двести назад теснота была присуща почти всему населению. Теснились в избах по нескольку семей, пристраивались, ставили избы рядом, но не разбегались, жили по указке старших. Разорвать оковы запретов и семейных устоев удавалось только очень сильным личностям одержимым творчеством. Не так страшна теснота сот, как теснота духа. Заражённые художеством преодолевают все препятствия домостроя, убегают на волю к холстам и краскам. 

 

ЗАМОСКВОРЕЧЬЕ

Вот слово, которое вытягивает линию судьбы. Замоскворечье! Большие и малые Якиманки, Ордынки, Полянки, переулки и переулочки, тупики, дворики и скверики - все они мне милы бесконечно. Стою перед новыми домами, а разговариваю с их предшественниками, и они, покачиваясь, кивают мне, благодарят за память. Переливы колоколов Замоскворечья исцеляют и вселяют силы для новых дел. Для меня здесь всё родное. Стоит мне ступить в Замоскворечье, как чувство времени исчезает. Даже тень моя меняется! Тут ещё нет станций метро «Третьяковская» и «Полянка», поэтому пустынно. Захожу в булочную на Кадашевской набережной, покупаю мягкие, ароматные бублики. Усталость исчезает мгновенно, ведь я вернулась в молодость! 

 

МЛАДЕНЧЕСТВО

Каждое слово - открытие: сначала слушаю звуки, потом, пытаюсь их произнести, пробую язычком на вкус. Произношу: О-о-о, смеюсь, потому что слышу, вижу и чувствую какое оно круглое. Новые звуки заполняют пространство, складываясь в самые причудливые сочетания. Хорошо быть младенцем! Открытия следуют одно за другим калейдоскопом. Полезно впадать изредка в младенчество. Ничего не знаю, ничего не понимаю, не умею говорить и, тем более, писать. Благодать. Нет вопросов, нет ответов, нет страданий, нет метаний… Рай! 

 

ПУСТОТА

И пустота бывает разная. Как прекрасна пустота переулка. Люблю бродить в одиночестве по залам музеев. Доверительность музыки проверяется в одиночестве. Пустота придает тишине особый оттенок, каждый шорох, каждый звук слышится острее. Пустынный пляж. Волны ласкают ноги, вхожу в воду и, рассматриваю суету маленьких рыбок, надо мной бесшумно спешат облака. Пустота, пустыня, пустынник… Но как невыносима пустота души! Поэтому с особой прелестью в одинокой тишине читаю любимые книги, без посредников, один на один, когда авторы до предела искренни.

 

ЧЕРТЫ ЛИЦА

Вот чудесные большие голубые глаза, а вот маленькие карие, а вот глаза, цвет которых определить весьма непросто, они то рыжие, с вкраплениями серого цвета, то серые в рыжую крапинку, а то, вдруг, выглядят переливающимися зелёными! Синие глаза тоже совсем не простые, в зависимости от света они могут быть васильковыми, бирюзовыми, когда в них отражается море, а то и такими, как ясное небо в сумерках. А изумруд зелёных глаз и вовсе сводит с ума! Черты лица начинаются с глаз. Лепка лица: лоб, нос, губы могут много рассказать о характере человека. Характер и интеллект проступают в чертах лица? Всё же я отдаю предпочтение глубине и выразительности взгляда! 

 

ЧЕЛОВЕК

Сколько оттенков смыслов в этом слове «человек». У Гончарова в «Обыкновенной истории» наткнулась: «Однажды утром, когда он проснулся и позвонил, человек, вместе с чаем, принес ему три письма и доложил, что приходил какой-то молодой барин…» Стало быть, «человек» был никем… А после этого как понимать: «Человек - это звучит гордо!»? Это о лакее, который исполняет всякое желание руководителя? То-то видно, что подобных развелось столько, что некуда яблоку упасть… 

 

КАДРИЛЬ

Прежде у классиков всегда кадрили танцевали. Какой двоякий смысл! У нас кадрили напрямую. Кадр выстраивали художественно. А уж по подбору кадров нам равных нет! Докопаются до участников ледового побоища, найдут родственников там, где тебе и не снилось. Закадрят в отдел кадров, да, такое спросят, что в ответ только руками разведёшь. А на корпоративах фирм у нас, которые, вдруг, вспомнили, что были учреждены ещё до переворота в известном году, после обильных возлияний порой пытаются вновь кадриль отплясывать.

 

НЕ НАДОЕСТ ЖЕ

Утро никогда не надоест. День тоже вроде бы не надоедает, а вечер тем более не надоедает, каждый день его жду. То, что может надоесть сама жизнь как таковая, даже в голову не приходит. Или кому-то надоедает? Не надоест читать и писать слова, которые так многозначны и выразительны в бесконечных сочетаниях. Не надоест слушать музыку. Не надоест и не может надоесть любить. 

 

ВОЛЕЮ СУДЕБ

Волею судеб я оказалась там-то, он сделал то-то, они совершили нечто… Это устойчивое сочетание «волею судеб» снимает необходимость что-то объяснять. Как вы стали великим актёром? Волею судеб, потому что шёл по улице, смотрю, афиша приглашает поступать в артисты, зашёл, спел, сплясал, рассказал анекдот, и взяли, так всю жизнь служу в одном театре. Спросите у супругов, проживших долгие годы вместе: как вы познакомились? Волею судеб, попросила передать за проезд, познакомились, полюбили друг друга, так и живём. 

 

ОшиПки

Поторопишься и наделаешь ошиПок. Или - Бок? Какая разница! И не просто поторопишься, а сделаешь всё очень шибко, или шиПко! Вот корень ошибок в чём - больно шибко решения принимаю. И всё же суть не только в этом. Без ошибок ничего не делается у меня, по крайней мере. И далеко не всегда дело в том, что действую я шибко, ошибки в течение жизни неизбежны у каждого из нас. На то они и ошибки, чтобы на них учиться, важно не повторять их. Вот я и утешаюсь тем, что повторы бывают крайне редко, как шипы ошибок.

 

НА ДНЕПРЕ

Чуден Днепр? О, ещё как чуден, знаю по себе. Днепр с его многочисленными плавнями и озёрами на островах, с большими глубинами и многочисленными заливами с мелководьями зачаровывает. Невозможно оторвать взгляд от утопающих в цветах берегов, отражающихся в синем зеркале реки. С наступлением зимы Днепр неохотно засыпает, слегка покрывается зеленоватым ледком, смиренно ожидая, когда особенный, ни с чем не сравнимый весенний свет пронзит до самого дна, когда дух захватит от чистоты воздуха и побежит по воде золотистая рябь. 

 

РУКИ И СЕРДЦЕ

Частенько говорят: "Руки ваши горячи - а сердце холодно". Зависит ли температура рук от поэтической мысли? Неужели бывает холодное сердце, которое не поёт, всё время молчит, согреть не может? Горячие руки могут и обжечь ледяным равнодушием. Согреть может только чувственное слово настоящего поэта, может и зажечь, и вдохновить! Образ души, жаждущей любви - горячее сердце, но это тоже метафора. Поэтическая мысль зависит во многом от интеллигентного чувства лексики и мастерского владения ритмом.

 

НЕ УЗНАЮ МОСКВУ

Несколько лет подряд я не заходила в свои любимые переулки, потому что там гремели строительные механизмы, всё было в заборах и тесноте. Дома стояли затянутые сеткой. И вот стройки в центре завершились. Стекло, камень и бетон превратили Москву в европейский Лондон или Париж. Появились маленькие зелёные уголки для отдыха. А как преобразилась набережная вдоль Обводного канала! Жду с нетерпением, когда набережные Москвы-реки станут пешеходной зоной. 

 

МОСКВА ОСТРОВСКОГО

Иду по Большому Николоворобинскому переулку к Яузе и слышу голос Липочки из пьесы Островского «Свои люди - сочтёмся»: «Что мне до ваших кошек! Мне мужа надобно! Что это такое! Срам встречаться с знакомыми, в целой Москве не могли выбрать жениха - все другим да другим...». Да, «коренной житель Москвы», как с гордостью говорил о себе наш драматург, любил и знал свой город. Улица его имени и музей расположены в Замоскворечье, но писал свои пьесы Островский здесь, в Николоворобинском, дом 7, стр.1-7, в доме своего отца, где проживал с 1841-го года по 1877-й. Вот навстречу мне чинно шествует Козьма Захарьич Минин-Сухорук со словами: «Москва - кормилица, Москва нам мать!» 

 

МОСКВА ТУРГЕНЕВА

Не так-то просто обойти все памятные Ивану Сергеевичу места в Москве. «Москва - город хлебосольный, рада принимать встречных и поперечных, а генералов и подавно; грузная, но не без военной выправки, фигура Павла Петровича скоро стала появляться в лучших московских гостиных…», - читаю в «Дворянском гнезде».  Много адресов сменил он. Но его «Первая любовь» произвела на меня впечатление столь сильное, что я поспешила в Нескучный сад с книгой, чтобы там, на скамейке ещё раз перечитать эту щемящую повесть. Дачу, против Нескучного я, конечно, не увидела, но на берегу Москвы-реки пережила  первую любовь писателя так остро, что не сдержала слёз. Мне было в ту пору пятнадцать. 

 

МОСКВА ЧЕХОВА

«Ирина. Уехать в Москву. Продать дом, покончить все здесь и - в Москву... Ольга. Да! Скорее в Москву…». Мечта о Москве, где только и возможна совершенно иная, счастливая жизнь. Уехать, избавиться от тоски и серости. В своих воспоминаниях писатель и врач Елпатьевский пишет о том, что Антону Павловичу в Москве всё было мило – люди, улицы, звон колокольный, классический московский извозчик, и вся московская бестолочь. «Отдышится он от Москвы и от московского плеврита, проживет в Ялте два-три месяца - и снова разговоры все о Москве. И все три сестры, повторяющие на разные лады: "В Москву, в Москву", - это все он же, один Антон Павлович, думавший вечно о Москве и постоянно стремившийся в Москву, где постоянно получал он плевриты и обострения процесса и которая, имею основание думать, укоротила ему жизнь».

 

МОСКВА ЛЕСКОВА

«Ну вот, не видала Москва таракана: экая редкость, - что умен!..», - прокричал откуда-то сверху весёлый женский голос. А из окна напротив послышался ободрённый мужской голос: «В Москве нет разума: он потерян. Здесь идет жизнь не по разуму, а по предрассудкам. Свободомыслящих людей нет в Москве…». Тут же низкий голос ответствует: «Так прожить-то в Москве, с умом живучи, и без паспорта можно хоть до второго пришествия». Мы с Лесковым остановились и посмотрели вверх, но увидели в ярко освещённом окне лишь крупную, красивую барыню «с высоким греческим профилем и низким замоскворецким бюстом».

 

МОСКВА СУХОВО-КОБЫЛИНА

Смотрю на воссозданный дом Сухово-Кобылина, Страстной бульвар, девять, и слышу: «Да! Вытащили меня в Москву, пошли затеи, балы да балы, денежная трата всякая, знакомство... суетня, стукотня!..» Слухи и пересуды о трагедии и уголовном деле Сухово-Кобылина долгое время не стихали в Москве, а драматург писал пьесу и своё отношение к происходящему высказал устами Атуевой: «Ну уж вы, батюшка, с вашими рассказами и понаскучили мне... извините меня. Кроме сплетней городских, ничего от вас и не слышно. Ведь вы Москву не знаете: ведь что вам первый встречный скажет, то и несете. Так, батюшка, жить в городе нельзя. Вы человек молодой; вы должны осмотрительно говорить, да и в знакомстве быть поразборчивее. Ну с кем вы это намедни в театре сидели? Кто такой?» 

 

МОСКВА ТОЛСТОГО

В советское время Наташа Ростова жила на улице Воровского! Толстой - это усадьбы с барским домом в центре и хозяйственными строениями, многочисленные семьи, напоминающие пчелиный улей: "…как только Пьер въехал в свой огромный дом с …засыхающими княжнами … как только он увидал… - эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, увидал эту Кремлевскую с наезженным снегом … эти лачужки Сивцева Вражка … увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих век свой, увидал старушек, московских барынь, московские балы и московский Английский клуб, - он почувствовал себя дома…". Уголок Толстого до сей поры живёт в Хамовниках. Да и Толстой жив.

 

МОСКВА ГРИБОЕДОВА

Встречаюсь в начале бульвара у Грибоедова, но, отнюдь, не с ним. Александр Сергеевич молча наблюдает суету нового века, свидания и расставания разновозрастных москвичей, среди которых есть и любители музыки, коих, по его мнению, в начале позапрошлого века в не любимом им городе не имелось: "В Москве всё не по мне, - праздность, роскошь, несопряжённые ни с малейшим чувством к чему-нибудь хорошему». Грибоедов покинул Москву, не предполагая, что обречен вернуться в родной город навсегда. 

 

МОСКВА ШМЕЛЁВА

До чего же люблю я перечитывать, а точнее погружаться, в мир Вани из романа «Лето Господне». Вот мы с ним «едем на Воробьевку… Едем мимо садов, по заборам цветет сирень. Воздух благоуханный, майский. С Нескучного ландышками тянет…вон, богадельня Андреевская, Воробьевка… Небо внизу кончается, и там, глубоко под ним, под самым его краем, рассыпано пестро, смутно. Москва... Какая же она большая!.. Смутная вдалеке, в туманце. Но вот, яснее… колоколенки, золотой куполок Храма Христа Спасителя, игрушечного совсем, белые ящички-домики, бурые и зеленые дощечки-крыши, зеленые пятнышки-сады, темные трубы-палочки, пылающие искры-стекла, зеленые огороды-коврики, белую церковку под ними... Я вижу всю игрушечную Москву, а над ней золотые крестики». Москва и Замоскворечье Ивана Сергеевича Шмелева, дух и быт её с праздниками и горестями живут в моём сердце.

 

МОСКВА ДОСТОЕВСКОГО

Достоевский из села Достоева. Какой Достоевский? Смотрите по родословной. Отец в нервических припадках. Забитый криками отца в угол мальчик Федя. О божий мир на Божедомке! Отсель пошли увечные, больные персонажи по романам. «А в Москве, я помню, пускал мыльные пузыри…» Я вздрогнула, оглянулась - черная фигура Фёдора в смирительной рубашке за оградой. Здесь на больничном дворе Феденька наблюдал “бедных людей”, “униженных и оскорблённых”. Мать Мария, родившая восьмерых детей, угасла в 36 лет. Одно окошко света - тётка Куманина, Александра, сестра матери, привившая любовь к чтению и хорошим манерам. 

 

МОСКВА БУНИНА

Первые впечатления от Москвы, знакомство с которой состоялось в 1895 году, Бунин сравнивал со сновидением похожим на «сложную, пеструю, громоздкую картину». Через два года он вернулся в Москву и провел в ней «около четверти века». Здесь он познакомился и полюбил Веру Николаевну, с которой не расставался до последнего дня жизни земной, здесь бывал на известных «телешовских средах». О Москве той поры Иван Алексеевич поведал в стихотворении   «В Москве»(1906): «Здесь, в старых переулках за Арбатом,//Совсем особый город...». После переворота в 17-м году Бунин делает запись в дневнике: «14 февраля1918. Несет теплым снегом. В трамвае ад, тучи солдат с мешками - бегут из Москвы, боясь, что их пошлют защищать Петербург от немцев…Слухи. Хаос. Старая Москва, которой вот-вот конец навеки». В сентябре 1919  остро чувствуя боль от исчезновения прежней, красочной, сочной, богатой на краски и чувства Москвы, он вновь пишет стихотворение «Москва»: 

Темень, холод, предрассветный
Ранний час.
Храм невзрачный, неприметный,
В узких окнах точки желтых глаз.
……………………………………
Темень, холод, буйных галок
Ранний крик.
Снежный город древен, мрачен, жалок,
Нищ и дик.

 

МОСКВА БЕЛОГО

Меня пленила картина Москвы в первой части романа Белого «Москва», «Московский чудак», увиденная глазами Вани: «Разбросалась высокими, малыми, средними, золотоглавыми иль бесколонными витоглавыми церковками очень равных эпох; под пылищи небесные встали - зеленые, красные, плоские, низкие или высокие крыши оштукатуренных, или глазурью одетых, иль просто одетых в лохмотья опавшей известки домин, домов, домиков, севших в деревья, иль слитых, - колончатых иль бесколонных, балконных, с аканфами, с кариатидами, грузно поддерживающими карнизы, балконы, - фронтонные треугольники домов, домин, домиков, складывающих - Люлюхинский и Табачихинский с первым, вторым, третьим, пятым, четвертым, шестым и седьмым Гнило-зубовыми переулками. Улица складывалась столкновеньем домов, флигелей, мезонинов, заборов - кирпичных, коричневых, темно-песочных, зеленых, кисельных, оливковых, белых, фисташковых, кремовых; вывесок пестроперая лента сверкала там - кренделем; там - золотым сапогом; раскатайною растараторой пролеток, телег, фур, бамбанящих бочек, скрежещущих ящеров - номер четвертый и номер семнадцатый полнилась улица»
Последний роман Андрея Белого «Москва» (1926-1932) был задуман в трёх частях: "Московский чудак", "Москва под ударом" и "Маски" В сентябре 1925 год автор изложил замысел в кратком  предисловии: «Роман "Москва" задуман в трех томах, из которых каждый - законченное целое; но оба лишь создают целое - "Москву", как мировой центр. В первом томе, состоящем из двух частей, показано разложение устоев дореволюционного быта и индивидуальных сознаний, - в буржуазном, мелкобуржуазном и интеллигенческом кругу. Во втором томе я постараюсь дать картину восстания новой "Москвы", не татарской; и по существу уже не "Москвы", а мирового центра. Лишь в обоих томах очертится тема моего романа». Более полувека роман «Москва» Андрея Белого пролежал в недрах спецхрана. Лишь в 1989 году он был переиздан впервые. 

 

МОСКВА ГОГОЛЯ

"А у нас какой лучший город?" - спросил опять Манилов. "Петербург", - отвечал Фемистоклюс. "А еще какой?" - "Москва", отвечал Фемистоклюс. "Умница, душенька!" - сказал на это Чичиков…». Москва для Гоголя началась с Арбата, здесь в  доме Талызина на Никитском бульваре Гоголь умер, здесь же накануне сжег кое-какие рукописи, здесь, во дворе, он застыл в камне со своими литературными героями. Гоголь любил гулять по Москве. 22 августа 1851 года в честь коронации была устроена иллюминация, и Гоголь поднялся посмотреть её на бельведер дома Пашкова. Любуясь восхитительной панорамой Москвы, он задумчиво сказал: «Как это зрелище напоминает мне вечный город…».

 

МОСКВА ПЛАТОНОВА

В 1926 году Платонов переезжает в Москву, получает работу и временное пристанище в доме специалистом в Большом Златоустинском переулке, 6. Но Москва встретила его неприветливо - буквально через несколько недель он теряет работу и обязан освободить жильё. «Я остался в чужой Москве - с семьей и без заработка»,- вспоминает он то время. Для Платонова началась бездомная жизнь, которая продлилась  до 1932 года, в котором он получает квартиру на Тверском бульваре, 25. Постоянные командировки по делам производства, которое позволяло писателю выживать, так и не сделали его москвичём оседлым. Его герои-москвичи тоже легки на подъём. Все они ищут какой-то простой, истинной по внутреннему достоинству жизни. Потому, наверное, такое значение в романе "Счастливая Москва" приобретают описания людных улиц, площадей - тех мест, где люди случайно встречаются и навсегда расстаются, откуда можно выйти в другую жизнь, в другое, немосковское пространство. Старый скрипач-музыкант из рассказа "Любовь к Родине, или путешествие воробья" «любил играть у подножия памятника Пушкину. Этот памятник стоит в Москве, в начале Тверского бульвара, на нем написаны стихи, и со всех четырех сторон к нему подымаются мраморные ступени. Поднявшись по этим ступеням к самому пьедесталу, старый музыкант обращался лицом на бульвар, к дальним Никитским воротам, и трогал смычком струны на скрипке. У памятника сейчас же собирались дети, прохожие, чтецы газет из местного киоска, - и все они умолкали в ожидании музыки, потому что музыка утешает людей, она обещает им счастье и славную жизнь…» Бесприютны герои Платонова в Москве.

 

МОСКВА БУЛГАКОВА

Роман Булгакова с Москвой начался в 1921 году. Булгаков исходил Москву вдоль и поперек, от главных площадей до кривых улочек и переулков, любил кататься на лыжах вдоль набережной Москвы-реки и в Нескучном саду. Серия его очерков «Столица в блокноте» пользовалась большим успехом. Вот несколько цитат из его первых очерков: «Москва - котел, - в нем варят новую жизнь. Это очень трудно. Самим приходится вариться. Среди Дунек и неграмотных рождается новый, пронизывающий все углы бытия, организационный скелет»; «ГУМ с тысячами огней и гладко выбритыми приказчиками, блестящие швейцары в государственных магазинах на Петровке и Кузнецком, "Верхнее платье снимать обязательно" и т. под. - это великолепные ступени на лестнице, ведущей в рай, но еще не самый рай. Для меня означенный рай наступит в то самое мгновение, как в Москве исчезнут семечки»; «Отправился я к знакомым нэпманам. Надоело мне бывать у писателей. Богема хороша только у Мюрже - красное вино, барышни... Московская же литературная богема угнетает». Погружаясь в тексты Булгакова, я хожу по старым улочкам и скверам той Москвы, по которой он так любил гулять. Его книги наполнены приметами московских мест, а Москва, в свою очередь, - булгаковскими историями.

 

РАЗМЕРЕННОСТЬ

Быть размеренным человеком почти невозможно, по крайней мере для меня. Это как-то пресно, а в жизни нужна спонтанность! Вот поднакопишь дел столько, что уже паника охватывает, и пошла работа! Тут-то появляется азарт расправиться со всеми делами одновременно. Конечно, паники в подобной ситуации не избежать, а с ней и тоски с безысходностью, но я их жёстко подавляю, и тут открывается второе дыхание, силы немереные, концентрация и дела одно за другим исполняются. Каждый раз, справившись с ними, я даю себе слово жить размеренно. 

 

НАСКУЧИТЬ

Однообразие, постоянные повторения не могут не наскучить.  Одно и то же лицо то тут, то там, то в телевизоре, то в утюге, такой проворный, шибкий, что не угонишься, всех вытеснил из утюга и телевизора…  Лицо это десятилетиями учит 140 миллионов жителей тому, о чём думать, как и с кем жить, что делать и объясняет, кто виноват. При этом оно, лицо это, нисколько не смущаясь, меняет свои суждения соответственно указаниям того, кто платит. Наскучил до такой степени, что добился устойчивого обратного эффекта. Причём, круглое, лоснящееся, молодящееся лицо само себе очень нравится, но у прочих вызывает недоумение: доколе?!

 

ИМЕНИНЫ

День рождения не надо путать с именинами. Тело родилось отдельно от слов. Это - день рождения. К телу прикрепили имя. Это - именины, день моего имени, по которому мне при крещении ещё и ангел хранитель будет прикреплён. И это всё слова… Я привыкаю к своему имени и даже не догадываюсь пока, что девочек с таким именем в мире не счесть. Я живу в себе, ощущая себя центром мира, но это пока мир вращается вокруг меня в младенчестве. Главное расстаться с этой иллюзией как можно раньше и понять, что вокруг меня такие же тела, которым дан шанс стать людьми. Для этого нужно уважать таких же как я, не мешать никому, не разрушать ничего, а создавать свою вселенную, впитывая всё лучшее, что было создано до меня.

 

ГЕНИЮ СЛОВА КОНСТАНТИНУ ПАУСТОВСКОМУ - 125

И я опять вспоминаю, перечитывая на ночь, «Золотую розу» Константина Паустовского. Эта удивительная вещь пронизана красотой слова. После Паустовского хорошо почитать прозу современного писателя Юрия Кувалдина. Я наслаждаюсь его поэтическим языком, со вкусом построенными фразами, скрытой иронией, нежностью, легкостью. В каждом произведении присутствует интонация, мелодия. Ни одно слово автор не напишет зря. Это настоящая классическая проза, автор выработал свой стиль, в каждом произведении чувствуется своя мелодия, ритм. Например, в романе «Так говорил Заратустра», каждая глава начинается со встречи Нового года, вся жизнь героев строится от одного Нового года до другого, от ёлки к ёлке. А ёлки служат своеобразными вехами на пути человека от рождения к смерти. Меня завораживает мастерство, которым Паустовский щедро со мною делится, например: «…чтобы дать представление о начавшемся крупном дожде, достаточно написать, что первые его капли громко щелкали по газете, валявшейся на земле под окном». Константин Паустовский магически заражает художественным словом. Сажусь писать слова, буду писать их день за днём, собирать в художественные фразы. Слышу, как капли барабанят по перевёрнутому ведру на балконе. Дождь. Художественный мир бесконечно разнообразен и многолик. Я не перестаю удивляться безбрежности книжного моря, открывая новое произведение великой литературы. Чувство благодарности к писателям переполняет меня. Конечно, есть писатели любимые, дорогие моему сердцу: Чехов, Платонов, Гоголь, Олеша, Фолкнер, Фицджеральд и многие ещё. Я возвращаюсь к любимым книгам, и всегда они дарят мне новые эмоции, потому что истинно художественные произведения прочитать нельзя, их нужно читать. Сегодня открыла «Золотую розу». Это блистательное пособие по художественному мастерству. Какое владение словом! Это - поэзия, живопись! Несколькими штрихами Паустовский создаёт полотно, пронизанное великолепными художественными деталями.

 

"Наша улица” №211 (6) июнь 2017

 

 


 
kuvaldin-yuriy@mail.ru Copyright © писатель Юрий Кувалдин 2008
Охраняется законом РФ об авторском праве
   
адрес в интернете
(официальный сайт)
http://kuvaldn-nu.narod.ru/