Юрий Кувалдин "Доброжелатель" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Юрий Кувалдин родился 19 ноября 1946 года прямо в литературу в «Славянском базаре» рядом с первопечатником Иваном Федоровым. Написал десять томов художественных произведений, создал свое издательство «Книжный сад», основал свой ежемесячный литературный журнал «Наша улица», создал свою литературную школу, свою Литературу.

вернуться
на главную
страницу

Юрий Кувалдин

ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ

рассказ

 
Жарко, но Зуев, тощий и маленький, был в зимней из черного потёртого каракуля шапке и в коричневом полупальто из плащёвки.
Меня не столкнёшь с той мысли, что все люди рождаются одинаковыми. Кроме физиологических отклонений. Как одинаковыми сходят компьютеры с ленты конвейера сборочного цеха. Кроме бракованных. Операционная система - жесткие диски - свободна. Можно загружать её всевозможными программами. Родился ребёнок в Москве, где действует русская версия метафизической программы, а родители тут же с младенцем переехали в Нью-Йорк. Кто он, ребёнок, русский или американец? Национальность, имя, язык и всё на свете, осуществляемое Словом, является приобретаемым, а не врождённым, и делает из животного человека. И тут начинается различие, неравенство. Менее способные и неразвитые занимают быстро свою ячейку на лестнице штатного расписания государства. Поэтому так ненавидят они свободных и творческих людей. Это разнонаправленные силы. Функционеры исчезают вместе со своим временем. Творческие люди живут жизнь вечную.
Ещё за километр можно было разглядеть его клюв, ястребиный, орлиный, тонкий, хищный, клюнет, свалит наповал. Зуев сновал по рынку, то и дело мешая всем и каждому, что доставляло Зуеву неизгладимое, греющее поджелудочную железу удовольствие. Очарованный собственным хищным величием Зуев прилип носом к стеклу очередной палатки.
Для убийства времени необходимо время. Именно так. Ведь сразу время не убьёшь! Захотелось купаться, так надо ехать час до пляжа, а уж сходить на танцы, вообще, весь вечер будет убит, но это для молодежи, а тут в преклонном возрасте убийство времени много проще, лучше всего казнь времени осуществляется на скамейке у подъезда, когда вышел за хлебом, присел, а тут соседка с третьего этажа подошла с маленькой такой востроносой собачкой, просто прелесть, пришлось незаметно просидеть за обсуждением видоизменения собак с больших до карликовых три часа, после чего поход за хлебом был отменён, так как звал диван перед телевизором.
Надо сказать, рынок был спланирован, как когда-то спланировали на Красной площади ГУМ. И там и тут, на рынке, было три длинных линии, справа и слева каждой из которых шли бок о бок застеклённые палатки, такие маленькие магазинчики, некоторые из которых были попросторнее и в них пускали через дверь внутрь, другие же торговали через открытые окна-прилавки.
Зуев заскакивал в каждую дверь, стараясь как можно острее навредить покупателям. Старушка в дырявой вязаной в прошлом веке кофте только протянула руку, чтобы пощупать персики, как Зуев выскочил из-под её руки, даже подбросил эту руку и вонзил нос в персики. Старушка отпрянула в испуге.
- Чего ты, милай?!
Зуев отклонился всем корпусом назад, кругленькие маленькие глаза его ещё больше округлились, готовый долбануть бабку в лоб. Зуев даже удивился, что люди могут быть меньше него ростом. В его отклонённой нахохленной зимней шапкой позе была явная угроза. Бабка, и впрямь, подумала, что этаким-то клювом может долбануть, вмиг ретировалась из палатки, громыхая своей тележкой.
Итак, идёт неостановимая борьба человека с животным. Оглядываюсь по сторонам. Где животное? Рядом никого нет. Пустынная набережная великой Москвы-реки. Но борьба продолжается. Животное есть я. Всё моё тело есть животное. Оно мычит, желая делать всё то, что присуще животному. А операционная система высокоразвитого существа крутит в миксере мозга слова, которые выстраиваются в любые образ и сентенции, и, главное, отдают приказы животному: будь человеком. Я человек, потому что Словом управляю животным.
Зуев сделал два шага за ней, и застыл в дверях, взглянув на небо. В пурпурной тональности, акварельно подчёркнутой восходящим солнцем, не сразу можно было разглядеть пуховые робкие облака... Такое небо дождя не обещает. Лучше б, конечно, сразу снег пошёл, подумал Зуев, зорко рассматривая редких посетителей утреннего рынка, как бы подбирая того, кому можно помешать.
Зуев увидел толпу крепких ребят в воротах рынка. Шли уверенно, с палками в руках.
- Это чего-то не то они придумали! Решили прибить, кажется, меня?
Нелишне напомнить, что центром мира является человек. И созданный им звёздный мир содержит бесконечное количество солнц, вокруг которых вращается бесконечное количество планет, на которых живут бесконечные количества центров мира, соединенные все без исключения одной фокусирующей силой - Словом. «Космос» есть слово. Как и «Москос», где я центрирую мир. Изукрашенный мечтой, как мечеть - «Mosque».
Толпа молчала. Зуев дрожал.
Люди растекались по всем линиям и уголкам рынка.
Зуев продолжал дрожать. Он не смеет произносить ни единого слова, по всей видимости, оттого, что всё отлично понимает. Проще говоря, соучастник убийства, прикидывается жертвой.
Подрожи, помучайся!.. Твои страхи есть только намечающееся возмездие.
Однако все мучения Зуева абсолютно не уместны, если он не постарается помешать этим бандитам с палками. Но кто может гарантировать, что они узнают, что Зуев наметил их, чтобы помешать им, не дать пустить эти палки в ход?!
Конечно, они пошли в тот ряд, где несколько палаток торгуют сырами и молочными продуктами.
Более того, у них не заржавеет при надобности и продавщиц принести в жертву.
Глаза говорят, слух видит, уста слышат, все прочие вкушают графику цифры, ставшей словом для операционной системы тела, брошенного на произвол судьбы в немое пространство природы, совершённое после удачных родов на паперти страсти.
Зуев немедленно последовал за теми, с палками и, миновав узкую щель, оказался в новой просторной палатке, которую эти, не другие же, ребята обшивали этими, именно этими, палками, оказавшимися рейками.
И чего это Зуев напугался так? Сам пугает всех, и сам же боится. Зуев, подобно зверьку, не сразу врубился в то обстоятельство, что щель, в которую он просочился, надеясь вырваться на свободу, была дверью в клетку... Мужики колотили молотками, не обращая никакого внимания на Зуева, а тот, наконец, как рыбка, догадался что толстое стекло аквариума, в которое он несколько раз ткнулся своим ястребиным носом, есть стена камеры... Зуев обезоруженно смотрел на работяг, поскольку оружие находилось в руках у них.
То, что происходит со мной, происходит со всем миром, который вдруг впадает в дикий страх оттого, что видит себя в небе на маленьком шарике, которым он пытается управлять. Отрекаясь от себя, принижая себя человек передаёт все свойства миру некой потусторонней силы, которая кроме страха внушить человеку ничего не может. Вот он, маленький, и катается среди звёзд, ожидая не только своей кончины, но и кончины всего мира, не понимая, что центр мира в нём и в зачатии нового индивида. Скажу жёстче: центр мира в зачатии, то есть в Боге. Мне с этими катающимися не по пути, поскольку я есть центр мира, я создаю миры посредством инструмента Господа - Слова.
Очередь к окошку палатки с сырами тем временем росла. Вместо молотков у мужиков оказались авоськи, полиэтиленовые пакеты и хозяйственные сумка, из которых кое у кого, уже отоварившихся, торчали рыбьи хвосты или стрелки зелёного лука.
Начало дней совпало с их окончанием, но начала и концы никогда не начинаются и никогда не кончаются, поскольку образуют замкнутое, не размыкаемое никем кольцо, согнутое в восьмерку, где понятие времени отсутствует, а пространство заключено в каждой букве любого алфавита единого языка Бога. Производство всё новых и новых тел совершается по этому знаку бесконечности, ибо тело, впитывая букву, становится Богочеловеком. Каждый отдельный человек есть абсолютная копия с оригинала, с Бога. Размножаясь бесконечно, Бог присутствует везде и всегда. Кольцо говорит о том, что всё в этом и в том мире круглое, и является всего-навсего операционной системой компьютера, пишущего метафизическую программу.
Прямо через стекло шагнул Зуев к очереди, даже удивился, что не как бестолковая рыбка принял воздух за стекло, а воздух для рыбки хуже стекла, что никакой камеры стеклянной не было, а был воздух, окрашенный плоской занавеской солнечного света с пылинками, воздух шёлковый, искрящийся, сквозь который, осмелев, и вышел Зуев прямо к очереди за сыром.
Каждый рождающийся известным образом субъект, впоследствии становящийся (или не становящийся) человеком, обладает новенькой операционной системой и чистым жестким диском, как в компьютере. Он ничего не знает, но едва открыв глаза, начинает заносить впечатления на этот девственный диск. По мере продвижения по жизни, записываются собственное имя, формы языка, через который постигается всё остальное, с возникновением понятия знания самого себя, или - самосознание. Я стал размышлять об этом, обнаружив у Данте в «Божественной комедии» следующие строки:

Коль я был телом, и тогда, - хоть это
Постичь нельзя, - объем вошел в объем,
Что должно быть, раз тело в тело вдето,
То жажда в нас должна вспылать огнем
Увидеть Сущность, где непостижимо
Природа наша слита с божеством.

Каждый рождающийся есть копия меня, тебя, его, её и их, во всех временах и пространствах (в совокупности - Бог). Но так как диск чист, то тот неоспоримый факт, что он был мною, тобою и всеми, не осознается. В этом божественный секрет бессмертия человека (человечества), а не индивидуального тела. Тело есть лишь временное вместилище духа. Сломанный компьютер заменяется следующим, который способен овладеть всем миром через загрузку всего того, что сохранено в Знаке (Слове).
Очередь стояла параллельно стеклянной витрине, а за стеклом на многоэтажном стеллаже красовались десятки сыров разных сортов.
При разговоре о бессознательном в голове возникает туман. Как это действовать без сознания? Это, по-видимому, относится к другому человеку, поскольку в его центр управления мы проникнуть не можем, а он совершает какие-то действия без нашего знания. У него есть своё знание, о котором мы не знаем, но хотим знать. Но в конечном итоге всё самое затуманенное бессознательное выражается в словах и не как иначе. И с точки зрения вечности бессознательное есть роман «Преступление и наказание», написанный бессознательным преступником, превратившимся в сознательного Достоевского. Бессознательное - это непрочитанное, и, тем более, ненаписанное. Иными словами, бессознательное не существует.
В какой-то комнате, озирая ей, Зуев забормотал, но будто про себя: уходить тяжело и приходить назад тяжко, да к тому же думать, как бы не захлопнулся твой дом перед носом и не пришлось бы выяснять отношения с незваными хозяевами.
Душа настолько непонятна, что можно думать обо всём. Самое ясное смысловое свойство слова «душа» - доброта. Душевный человек, значит, добрый человек. Злому человеку отказывают даже в наличии у него души. Нет у него души. Бездушный человек. Иными словами, душа пролетает мимо интеллекта, мозга, ума, и частенько противопоставляется им. Слишком умён, а души нет. Вот тут и совершается ошибка, поскольку речь ведут о чувствах. Но чувств без мозга не существует. Мозг, операционная система тела, управляет всеми чувствами, которые являются как бы щупальцами, датчиками мозга. Вот в таком заблудшем состоянии и блуждает душа, пока не гаснет вместе с телом.
Студенты листали перед экзаменатором-профессором любые книги, а потом читали вслух, что подвернулось симпатичное глазу. Профессор брал зачётку и всем подряд вписывал «отл» и расписывался, как положено. Более действенного метода вряд ли можно было придумать, ибо прочитанное на экзамене запоминалось на всю жизнь, что и требовалось доказать.
Зуев склонился и буквально стал расталкивать очередь носом, чтобы те подумали, что Зуеву необходимо рассмотреть весь репертуар играющих сегодня сыров.
Очередь покорно расступалась, видя заинтересованного в ассортименте покупателя, правда, странноватого, в жару в шапке и в полупальто.
Заметил удивительное свойство людей, заключающееся в том, что все они ходят под напряжением. Нет, не током их бьёт, а под психическим напряжением. Даже из-за пустяка напрягаются, из-за какой-то, допустим, необходимости сходить в магазин за подсолнечным маслом, потому что не на чём жарить кабачки, дольками такими румяными. И только подумают любители кабачков о подсолнечном масле, как сразу вспоминают трамвай. Вот истоки напряжения.
Видя, что настроение у очередников не очень-то портится, Зуев решительно, на распрямляясь, вклинился самым первым к окошку, как только отошла с покупкой какая-то женщина, и стал стеной между очередью и продавщицей. Несколько секунд очередь смиренно выжидала. На прилавке стопкой стояли мягкие сыры, брынза, творожные сырки, плавленые, копчёные и прочие. Зуев, вперив ястребиный взгляд в ценники, водил носом снизу вверх, справа налево и сверху вниз. И так - до белого каления очереди.
Первой опомнилась продавщица:
- Вам что?
От искры понимающего взгляда дождливая погода хороша. Поэзия восторга госпожа в квадрате чёрном молнии разрядом. Повсюду и всегда, когда ты рядом, легко воспламеняется душа. Закручена винтом строфа стрижа цветением рифмованного сада. В квадрате чёрном молнии разрядом цветением рифмованного сада поэзия восторга госпожа. Легко воспламеняется душа от искры понимающего взгляда. Дождливая погода хороша. Закручена винтом строфа стрижа повсюду и всегда, когда ты рядом.
- Минуточку! - приказным тоном взвизгнул Зуев.
И опять пошёл волнами оглядывать товар. При этом сгорая от нетерпения, когда очередь достигнет точки кипения.
Постепенно привыкаю к мысли. Не имеет значения, к какой мысли. Дело не ней, а в самой этой конструкции: к мысли привыкаю постепенно. Не сразу к мысли привыкаю, а именно постепенно. Понемногу эта мысль о постепенности привыкания доходит до меня. Сразу бы я эту мысли не понял, потому что в самой этой мысли заложено изначально понятие привыкания. Мысль без привыкания постепенного ничего не значит. И даже, больше того, её как бы не существует. Мало ли вокруг и около мелькает мгновенных мыслей, которых ты и уловить не успел?! Так что та мысль, к которой ты привыкаешь постепенно, чего-то стоит.
Но странно, очередь послушно молчала.
До свидания, двойники! Жизни вы отныне не требуетесь. Как не требуюсь я сам. Жизнь, нарекшая биологическое существо с операционной системой самого совершенного компьютера, желает похоронить смерть, продлив до бесконечности существование одного только индивида! Ужас охватывает двойников, но очень быстро всё встанет на свои места. Любовь, зачатие, рождение и прочая - всё отменяется, ибо один будет жить вечно и бессмертно.
Ястребиный нос ходил туда-сюда по прилавку, не позволяя никому из очереди расслабиться.
Наконец, молодой человек в джинсах не выдержал и вежливо попросил:
- Неужели же вы не понимаете, что вы всем мешаете?
Редко бывает в Москве палящее солнце, но бывает. Редко в Москве бывает лютая стужа, но бывает. Редко в Москве бывают тропические ливни, но бывают. Редко в Москве бывают наводнения, но бывают. Редко в Москве бывают песчаные бури, но бывают. Редко в Москве бывают ледяные дожди, но бывают. Редко в Москве бывают землетрясения, но бывают. А когда Москва стала прозападной и отделилась от Золотой орды, поставив на купола мечетей кресты, никто не помнит. Может ли отдельный человек держать все эти редкости в своей голове? Нет, не может. Вместо головы человека существует книга. Индивидуальный человек появляется и исчезает. Причём, производство его значительно легче, приятнее и надёжнее, нежели производство компьютеров. Книга вечна. Человечество, как операционная компьютерная система, работающая в цифре и знаке, бессмертно, вечно.
Зуев резко выпрямился, отсёк взглядом сказавшего, округлил крохотные птичьи глаза, отклонился и закричал:
- Это вы мне?!
- Вам…
- Моё лицо вам не нравится?! Да?
Новый день наступает только потому, что мы его видим, едва открыв глаза, которые передают картинку в мозг, умеющий размышлять и что-то помнить, но он не может в деталях воссоздать день накануне твоего явления в мир, ибо тебя ещё нет, а день уже есть, вот именно поэтому возникает сомнение по поводу наступления нового дня с твоими открытыми глазами, но ты тут же прозреваешь, открывая книгу, в которой уже записаны в образах и красках твои переживания, стало быть, кто-то уже был тобою, и исходя из этого ты делишь мир всего лишь на две части: на краткую жизнь твоего серийного, самовоспроизводящегося тела и на книгу вечности.
- Лицо моё вам не нравится?! Да? - повторил Зуев.
- При чём здесь ваше лицо… Вы умышленно держите очередь…
“Тут, брат, нечто, чего ты не поймешь. Тут влюбится человек в какую-нибудь красотку, в тело женское, или даже только в часть одну тела женского (это сладострастник может понять), то и отдаст за нее собственных детей, продаст отца и мать, Россию и отечество; будучи честен, пойдет и украдет, будучи кроток - зарежет, будучи верен - изменит. Певец женских ножек, Пушкин, ножки в стихах воспевал; другие не воспевают, а смотреть на ножки не могут без судорог. Но ведь, не одни ножки... Тут, брат, презрение не помогает, хотя бы он ее и презирал. И презирает, да оторваться не может... А вот тебе еще один случай. Приходит к старику патеру блондиночка, лет двадцати, девушка. Красота, телеса, натура - слюнки текут. Нагнулась, шепчет патеру в дырочку свой грех. “Что вы, дочь моя, неужели вы опять уже пали?.. - восклицает патер. - О, святая Мария, что я слышу: уже не с тем. Но доколе же это будет продолжаться, и как вам это не стыдно!” - “Ах, мой отец, - отвечает грешница, вся в покаянных слезах. - Это доставляет ему такое удовольствие, а мне так мало труда!”... Красота - это страшная и ужасная вещь... Тут берега сходятся, тут все противоречия вместе живут... Иной, высший даже сердцем человек, и с умом высоким, начинает с идеала мадонны, а кончает идеалом содомским. Еще страшнее, кто уже с идеалом содомским в душе не отрицает и идеала мадонны, и горит от него сердце его и воистину, воистину горит... Нет, широк человек, слишком даже широк, я бы сузил. Черт знает, что такое даже, вот что! Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красоты. В содоме ли красота? Верь, что в содоме-то она и сидит для огромного большинства людей, - знал ты эту тайну или нет? Красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с богом борется, а поле битвы - сердца людей”.
Зуев хлопнул по бокам себя руками, как крыльями, и перешёл на «ты».
- Тебе моё лицо не нравится?! Да? Я вижу, что ты ненавидишь меня. А за что? Я спрашиваю, за что ты меня ненавидишь?!
С чего начинается личность? Сразу нужно сказать о предшествии личности: с отличного изготовления устройства под названием «человек», и особенно с мощной операционной системы, называемой «мозгом». Личность проходит этапы становления с нуля, с чистого листа, до гениальности. При старте (выхода головкой вперёд из лона матери) все устройства, отвечающие знаку качества Господа, находятся в равных условиях. Дальнейшее становление личности зависит от загрузки классическими образцами, и от выгрузки вовне (Книга) своих производных ума посредством Слова, ибо всё есть Слово.
В очереди кто-то вздохнул, кто-то усмехнулся, а кто-то даже повертел пальцем у виска.
Зуев не унимался:
- Я, что, должен пластическую операцию делать, чтобы тебе понравиться?! Ну и что, что нос у меня орлиный… Мало ли что! Но тебе больше не жить!
Дорогие близкие, родные, далекие, знакомые, незнакомые, сослуживцы, коллеги, однокашники, однополчане, рижане, парижане, пражане, вологжане, рязанцы, казанцы, магаданцы, ньюйоркчане, мардридцы, ерусалимцы, устьилимцы, колымчане, воркутчане, кубанцы, китайцы, малайцы, турки, миланцы, албанцы и весь остальной народ, спешу сообщить вам, что все вы созданы под копирку, как устройства компьютерного типа с операционной системой, способной вас превратить в индивидуальности, при условии воплощения себя в Слове, после смерти.
- Ну, понесло, - вздохнули в очереди, у которой настроение быстро портилось.
- Да, идите вы подобру-поздорову, - сказал пожилой толстяк с авоськой.
- Это кто, я должен идти?! Это вы у меня сейчас всё разбежитесь. Ты, толстый, помрёшь не своей смертью! - вскричал нечеловеческим голосом Зуев.
Толстяк сделал пару шагов ему навстречу. Зуев попятился, развернулся и зайцем отскочил на несколько метров от очереди.
- Соглашатели, патриоты! Я вас всех вижу в гробах! - кричал Зуев.
- Шагай-шагай! - припугнул его широкоплечий работяга.
Зуев отбежал ещё на несколько метров, крича что есть мочи:
- Ты-то точно своей смертью не помрёшь, конформист!
Мысли сверкнули молнией в чёрном влажном тяжёлом небе, а потом омрачились начисто, то есть вовсе никаких мыслей в голове не обнаруживалось, мрак наступил, а уж какие мысли во мраке души, хотя голова была на месте, и операционная система компьютера была чиста и невинна для вхождения детородного органа знаков из книги вечности, но зачатия мысли не происходило, глаза лупили по сторонам без запоминания, магнитофон испортился, оглушил до потери памяти гром.

"Наша улица” №213 (8) август 2017