Татьяна Озерова “Ату-его” рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Татьяна Васильевна Озерова родилась 31 декабря 1946 года в Воронеже. С 1965 года проживает во Владимире. Окончила исторический факультет Владимирского государственного педагогического института, кандидат педагогических наук, «Почетный работник высшего профессионального образования Российской федерации». Автор книг: «Рисунки» (2000), «Дорога к дому» (2004), «Одноклассники», «Простые люди», (2016). Публикуется в  литературно-художественных и краеведческих альманах, газетах  Владимира.

вернуться
на главную
страницу

Татьяна Озерова

АТУ-ЕГО

рассказ

Фамилия у него была музыкальная, известного немецкого композитора, а сам он был из волжских
немцев. Его энергии хватило бы на десятерых русских мужиков. Коренастый, крепкий, с крупными голубыми глазами, он не приехал, не пришел, а ворвался в институт на кафедру педагогики. Жизнь вокруг него сразу закипела, и кафедра стала ведущей, ну а как же ей не быть ведущей, если институт-то педагогический!
Конференции, симпозиумы, выпуски научных сборников, новая хоздоговорная тема по наставничеству, связь с крупными заводами, типографией, и везде он - везде его знают, везде «хотят». В соревновании по прочитанным лекциям по линии «Педобщества» и общества «Знание» кафедра была первой, можно было не сомневаться в этом.
Шумные праздники, где он сразу же становился душой компании, где так красиво и мелодично разводил перламутровый аккордеон, веселил и пел, никому и никогда не забудутся. В институте появилась личность - в городе и в области о ней сразу заговорили.
Но что-то не заладилось в семье, жена написала письмо в партком, он хотел достойно уйти, но кому-то нужен был показательный процесс. И его призвали к ответу.
Сейчас молодежи и не представить эту мясорубку открытого показательного партийного собрания, с президиумом за столом, покрытым бархатной скатертью, с графином, трибуной, с микрофоном, который то гудел, то свистел, то как будто «прорезался» от очередного визжащего оратора так, что сердце у сидящих в зале уходило в пятки.
О, эти партийные, профсоюзные и производственные собрания, долгие и нудные, никому не нужные рассуждения о том и о сем, проработки и переливание из пустого в порожнее ради галочки и плана!
Начинали и заканчивали всегда партийным гимном, слова которого почти никто не помнил и, потупив глаза в пол, как двоечники, не выучившие урок, беззвучно шевелили губами. «Весь мир насилья мы разрушим до основанья», - орало радио, ему вторил зал, не задумываясь, что они сами сейчас, сию минуту будут осуществлять это насилие над личностью с радостью и чувством глубокого удовлетворения, и даже без какого-либо вознаграждения, просто по партийной привычке.
Как, оказывается, мы любим искать врагов народа и с наслаждением распинать их! История повторяется, и опять находится Иуда, и опять в сомнении ученики.
Друзья струсили и по разным причинам не пришли, придумывая болезни и прочие обстоятельства.
В защиту выступили двое, и то те, кто собирался покинуть институт в ближайшее время и, как говорится, уже сидели на чемоданах. Их голоса потонули в общем хоре негодующих.
Раздавленный, не спавший уже несколько ночей герой поднялся на сцену, чтобы сказать последнее слово в свое оправдание. Во рту у него пересохло, и он начал говорить тихо. Ядовитый голос из зала выкрикнул: «Где Ваш ораторский стиль?!» Он смотрел в зал и думал: «Эх, вы, товарищи! Если бы вы только представили себе жизнь русского немца, который еще мальчишкой имел медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов».
Пожили бы вы в моей шкуре, когда тебя не берут ни в вуз, ни в аспирантуру, а ты имеешь голову, талант, способность пробивать эту ужасную стену исторических обстоятельств…» Речь его потонула в топоте и хохоте сидящих:
- Не лей крокодиловых слез! Не прикидывайся, актеришка несчастный!..
Я несла ему стакан воды через весь негодующий зал, руки мои дрожали, и сердце разрывалось от сочувствия. Боже, как трусливы люди! Ведь я видела, как принуждал секретарь парткома выступить того или другого члена партии, а те безропотно соглашались, хотя и не знали казнимого близко, не знали, что следует говорить, но не перечили: надо, так надо.
Главные роли и речи были давно уже распределены и розданы, и заказные ораторы от всей души
старались выместить всю свою нереализованную зависть к его успехам и достижениям в работе.
Он уехал. Устроился в другой институт и так же был интересен и известен, но жизнь, о которой он мечтал, не задалась ни с новой работой, ни с новой женой. Брак был омрачен рождением больного ребенка, и все… Время ушло…
Время ушло и забрало с собой уже многих из тех далеких событий.
Божью заповедь: «Не судите, да не судимы будете!» - вспомнили многие ораторы из того зала. Полоса разоблачений прокатилась по всему институту вплоть до ректора, и дело «музыкального» заведующего кафедрой показалось настолько безобидным и личным, что многие потом недоумевали, а чего это они тогда так разошлись в суровой критике и оценке.
До сих пор не могу понять этих с виду вполне интеллигентных людей с высшим и «чересчур высшим» образованием, педагогов, способных объединяться в стаю захлебывающихся в лае псов и травить, рвать и терзать легкую добычу, только направь таких - съедят, растерзают, проглотят и косточки выплюнут и спать потом будут спокойно.
Только бы им услышать заветную команду псарей:
«Ату - его!»

Владимир

"Наша улица” №214 (9) сентябрь 2017