Маргарита Прошина "Часть целого"
рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Маргарита Васильевна Прошина родилась 20 ноября 1950 года вТаллине. Окончила институт культуры. Заслуженный работник культуры Российской Федерации. Долгое время работала заведующей отделом Государственной научной педагогической библиотеки им. К. Д. Ушинского, затем была заместителем директора библиотеки им. И. А. Бунина. Автор многочисленных поэтических заметок под общим заглавием "Задумчивая грусть", и рассказов. Печаталась в альманахе “Эолова арфа”, в "Независимой газете". Постоянно публикуется в журнале “Наша улица". Автор книг "Задумчивая грусть" (2013), "Мечта" (2013), "Фортунэта" (2015) и "Голубка" (2017), издательство "Книжный сад", Москва. В "Нашей улице" публикуется с №149 (4) апрель 2012.

вернуться
на главную
страницу

Маргарита Прошина

ЧАСТЬ ЦЕЛОГО

рассказ

Было утро, когда из Таллина прибыл поезд в Тарту, и Елена вышла из вагона. Крупные снежинки беспорядочно мельтешили перед глазами, мешая смотреть.
Елена вся была, если так можно сказать, в рамках научного направления, получившего название «Тартуской», или «Тартуско-Московской» школы структуральной поэтики и семиотики, поэтому понятно, что не окружающая реальность интересовала Елену, а мир невидимый, который создаёт бесконечно многозначный язык. Возникает вопрос о степени адекватности мира, создаваемого языком, миру, существующему вне связи с языком, лежащему за его пределами. 
Параллельно с этим в голове Елены звучала одна тема, запомнившаяся ей из третьей симфонии Брамса. И странным образом в ткань мелодии вклинивалось вошедшее в моду словечко «концепция». Ну, просто сплошь и рядом вставляют эту «концепцию». Даже муж, Валерий, машинально бросал:
- Какой концептуальный ужин, - пытаясь разрезать тупым ножом недожаренную говядину.
Или:
- Феллини создал концептуальный фильм из, как бы потока сознания, хаотичного набора театрализованных живописных сцен. Провидческий фильм, в котором каждый раз я открываю для себя что-то новое.
Валерий при этом наливает тонкий стакан воды и смотрит через его объём на Елену. Глаз Валерия устрашающе увеличивается в несколько раз, как в «Андалузском псе» Бунюэля.
- До чего утончённый фильм! - подхватывала Елена. - Он всегда попадет в моё настроение.
- Да! А музыка Нино Рота… 
- Она придаёт картине особый карнавальный привкус!
Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
Валерий слегка обнял Елену.
- Ты обратила внимание на концептуальную сцену в лифте?
- Когда?
- Ну, там…
Елена задумалась.
- В лифте?
- Да…
Елена вспыхнула, вспомнив:
- Ещё бы, какие портреты! - и сделав паузу, добавила: - Концептуальные…
Валерий со стаканом вышел в центр комнаты. Остановился и принялся медленно пить, пока не опустошил стакан.
- А как Марчелло идёт по коридору и вдруг делает танцевальный поворот стопы… раз…
Елена рассмеялась и издала губами звук:
- Фю-ю-ить…
- Именно «фю-ю-ить»!
Валерий поставил стакан на стол и взял сначала в руки пепельницу, затем извлёк из пачки сигарету. Закурил...
- А этот маленький… входит с видом профессора, когда Марчелло лежит на кровати… Ну в первых кадрах…  в очках, как тебе? - спросил он.
- Который говорит, что не понимает концепцию фильма?
- Да, именно он… Чудесный образ зануды-киноведа…
Валерий курил в квартире повсюду, при этом носил с собой бронзовую массивную пепельницу в виде клубящейся змеи, отливающей золотом, и когда курил стоя, допустим, у окна, то держал её в одной руке, а в другой - дымящуюся сигарету, как свечку, наблюдая прибавление вертикального столбика пепла.
Пепельница была не простая, ею пользовался более двухсот лет назад ещё приснопамятный пра-и ещё раз пра-пра-прапрадет Валерия, служивший при Петре-Августе-Фридрихе Гольштейн-Бекском, генерал-губернаторе Эстляндии и Петербурга. В Ревеле ещё, нынешнем Таллине… Бывало закурит парижскую папиросу, затянется, пустит голубой дымок к расписному потолку, и небрежно стряхнёт пепел в змеиную пепельницу. Потом пепельница перешла к другому «пра», затем к слудующему «пра», потом к прадеду, который преподавал в Таллинской учительской семинарии, следом пепельница с золотой змеёй, хотя была бронзовой, но её вечно называли «золотой», мол, где моя золотая пепельница? - перешла к деду, от него - к отцу и теперь уж она у Валерия.
- Да, гений! Какая выразительность в показе нервных импульсов, которые влияют на длящийся бесконечно процесс творчества.
- Весь такой умный, как наш концептуальный кот Филя… Умора!
Белые облака, цепляясь своими длинными хвостами за низкие крыши, шелестя железом, носятся по улице.
Елене представляется, что она в телестудии, на экране, а зрители расспрашивают её, конечно, о личной жизни и о семье, а о чём же ещё расспрашивать известную лингвистку?! Что она расскажет собравшимся? Произнесёт какие-то общие слова о семье? Что муж - Валерий, доктор наук? Что и она сама тем же званием накрыта и приправлена магическим словом «профессор». Отличная защита от нападок окружающих, как генеральские золотые погоны на рядовом теле! О знакомстве, о свадьбе, о счастливой жизни, о дочери?
Гладкие русые волосы, высокий умный лоб, приветливый взгляд и плавные движения Елены вызывали предельно доброжелательное отношение окружающих. Она почти никогда никого не критиковала, напротив, в каждом знакомом, прежде всего, старалась заметить только положительные черты, тактично, без нажима, отмечала способности.
Со своим мужем, Валерием, Елена познакомилась ещё в студенческие годы на вечеринке. Как только их представили друг другу, между ними как будто пробежал электрический разряд. Валерий пригласил Елену на танец, и они настолько увлеклись беседой о прозе Бабеля, что весь вечер не расставались.
Очень дружная семья? Читают книги каждый день с утра до вечера?
И что значит «читают»? То есть находятся на каком-то отрезке текста, который следует ещё преодолеть, вдумчиво и с аналитическим интеллектуальным откликом. Не дочитали ещё одну книгу, как берутся за другую.
И родителей, и бабушек с дедушками Елена всегда видела с книгами. Они либо читали, либо писали, либо обсуждали написанное. При этом никто никого не перебивал и не переубеждал, только высказывал свою точку зрения, мнение каждого при этом находило глубокое понимание и сочувствие.
Елена естественным образом погрузилась в мир слов, с их многозначностью и таинственностью, с магией преображения реальности в мифологемы, которые незаметно стали необходимыми, как воздух.
Письменные столы у них с Валерием были так и завалены раскрытыми книгами. Вот лежат справа налево и сверху донизу на всём необъятном пространстве столов раскрытые книги, которые постоянно читаются. А то ведь как бывает у людей, читают-читают, но не дочитывают. Хорошо, что хоть что-то за жизнь прочтут. Весёлый разговор сразу получается о недочитанных книгах.
Да ничего и никому Елена не расскажет о личной жизни!
Она шла по тихой заснеженной улочке, как по строчкам книги Лотмана, которую она взяла с собой в дорогу, и в конце слегка улыбнулась на последней фразе: «Давно уже было пущено в ход сравнение искусства с жизнью». Елена тут подумала, кем пущено, зачем? Разве она может сравнить свою жизнь с искусством?! Но Лотман сравнивает. Как подумает Елена о Лотмане, так сразу Пушкин возникает. Лотман с Пушкиным слились воедино в представлении Елены, и тут вспыхнула догадка, что и она с Валермем так же слилась более четверти века назад.
В университет идти было ещё рановато, поэтому Елена направилась в отель, расположенный недалеко от руин собора, в восстановленной части которого находилась университетская библиотека.
Библиотека для Елены и есть ни с чем не сравнимая настоящая жизнь, в книгах, в строчках, в буквах, в знаках. Всё есть знак: и нота, и цифра, и буква, и все прочие символы. Как думает Елена, умело используемые писателями или композиторами знаки, имеют отличительную особенность вскрывать то, что остаётся за кадром, иными словами, за явленными нам знаками читается воздух подтекста, сообразно интеллектуальной подготовке читателя или слушателя, или зрителя.
В жизни преобладает звучащее слово, устное, многие люди даже простенького письма не в состоянии написать, но говорят безостановочно бойко, и будучи записанным, слово сохраняет тембры, дыхание, отблеск недосказанного. Из этого недосказанного и вырастают всё новые и новые тексты, сплетённые мастерами по звукописи, мыслеписи, чувствописи, разрушая каноны филологических установок, расширяя границы принятых жанров, выводя на свет новые науки без страха и упрёка, из одной только любви к созиданию языковых структур. Что такое «Преступление и наказание»? Это языковая структура в тональности художественного предикативного синтеза.
- Были бы знаки, а новую концепцию лингвистического структурализма создадим! - смеялся иногда Валерий.
- Да, без семиотики никуда, как без рук! - восклицала Елена и щёки её румянились.
Создавалось такое впечатление, что у неё было всегда прекрасное настроение, несущее людям радость.
Они жили душа в душу, были друг для друга, казалось, открытыми книгами.
Невероятное родство душ и совпадение вкусов настолько поразило обоих, что Валерий использовал любую возможность, чтобы встретиться с Еленой. Они бродили по Таллину, а через несколько месяцев в канун Нового года поженились и стали жить отдельно в квартире бабушки Елены.
Новый год стал для них особенным праздником. Свою первую ёлку Елена с мужем отправились покупать на рынок на Балти яаам. День был морозный, серый. Ёлки стояли под снегом, прижавшись друг к другу сиротливо, в ожидании, когда их унесут в тёплые дома, где они оттают, расправят свои лохматые лапки, которые украсят золотыми шарами, яркими огнями и сверкающими игрушками, конфетами, орехами, мандаринами. Ёлка для Елены была символом детскости, подарков и исполнения желаний. Праздник проходит, осыпаются с веток иголки, как и отдельные люди, которых заменяют другие.
Вдруг лучи солнца пробились сквозь облака, и в его оттенках заиграли огни на рождественских ёлках. Кругом гирлянды. От обилия иллюминации душа по-детски трепещет.
Супружеская жизнь складывалась у них на редкость гармонично. Часто они сами поражались тому, насколько чувствуют друг друга, когда каждый занимался любимым делом в своей комнате и внезапно вскакивает, чтобы поделиться с родным существом своими мыслями, и тут же выяснялось, что и другой так же спешит ему навстречу, почувствовав то же самое озарение. В такие мгновения у них возникала невероятная страсть. Никакие житейские проблемы и мелочи не омрачали их отношений, поскольку они старались свести их к минимуму.
Свой первый отпуск Елена и Валерий провели на берегу высокогорного озера Рица, в палатке на туристической базе в буковой роще. Эти сказочные места влюблённые постоянно вспоминали в пасмурные хмурые дни. Шум деревьев, дымно-прозрачный Млечный Путь, наполненный мелкой звездной россыпью, царство июльской ночи создавали столь прекрасное настроение, что они не могли заставить себя уснуть, до рассвета всматриваясь в золотое лицо лунного диска.
- Неужели эта же луна тревожит мой сон дома? - спрашивала Елена Валерия. - Даже не верится!
- Да, чудо моё, она, - шептал ей на ушко Валерий, и тянулся за очередной сигаретой.
Летнее утро было спокойно. Солнце пригревало сквозь туман. Но долины, озеро и дальние горы ещё не простились с холодом. Елена вышла на набережную, и остановилась в изумлении, увидев простор озера с высоты. Горы как будто таяли в светлой утренней дымке и, только пристально вглядываясь в них, можно было различить тонкую золотистую линию хребта, исчезающую в небе. Вблизи, в долине, в прохладной и влажной свежести тумана, лежало прозрачное и глубокое озеро. Оно ещё дремало. Две чайки низко и плавно скользнули над водою, и одна из них вдруг блеснула над головой Елены и метнулась вверх. Туман рассеялся. В голубой воде видны были песчаное дно и стаи мелких рыбок, играющих в золотых лучах солнца. Впереди вода блестела так ослепительно, что Елена невольно зажмурилась. Сладко было сидеть с закрытыми глазами и чувствовать ласку волшебного солнца на лице и мягкую прохладу от воды. Вдруг всё исчезло, но через одно мгновение она поняла, что это ласковые руки Валеры.
Путешествие как знаковая форма.

Какие, - он вскричал, - волшебные места!
Вдруг вижу горы, лес, озера и долины!
Великолепные картины!

Это озеро стало их любимым воспоминанием и каждый Новый год они, нежно касаясь друг друга, вспоминали свой первый отпуск.
Через пару лет у них родилась дочь, которая, как и родители, не расставалась с книгами, Родители воспитывали её любовью, уважением и своим примером. А она, не доставляя им хлопот, росла самостоятельной девочкой, которая с детства откликнулась на зов книг, которые окружали её и манили. Она с увлечением пошла на этот зов. С той поры книги стали её лучшими друзьями, без которых жизнь потеряла бы смысл. Они стали её призванием. Книги открывали ей свои тайны. Встречи с пишущими потрясающими людьми, окружающими её, естественно, сформировали у неё интерес к науке.
Цитатами рождается пространство, завешенное тайной бытия, где в знаках продвигается структура, меняющая стройный образец. Различение структуры и элементов тоже выявит наиболее интересные проблемы; всё ли одинаково необходимо в одной сис­теме или нужно допустить наличие ступеней в целом и, следо­вательно, существование элементов относительно независимых. Изучение структуры сочетаний, которое, несомненно, сможет и должно будет черпать вдохновение у соответствующей языковой теории, будет здесь решающим.
Вот отблеск для Елены, вот знак.
С другой стороны, возникнет вопрос и о том, всюду ли обязательно встречаются структуры, иначе говоря, в какой степени и в каких условиях форма, будь то внешняя или внутренняя, сло­ва, языка может быть сведена к нулю. Старая проблема бесформенности в лингвистике будет, таким образом, обновлена и обобщена с точки зрения структуралистской.
В программной статье Юрия Лотмана “Литературоведение должно стать наукой”, Елена особо выделяла для себя следующее: “Литературовед нового типа… должен совместить в себе литературоведа, лингвиста и математика”.
И вот сам Лотман, кумир интеллигенции, бесстрашный диссидент идёт по коридору.
Елене показалось, что в нём было что-то от памятника, от того величия, которое памятникам присуще, и эти свисающие, почти запорожские усы, и грозное выражение лица, и суровый взгляд, и причёска «под Битлов», с сединою Толстого или Тургенева.
Елена подметила, что все невысокие мужчины так именно ходят и держатся, величественно и гордо, дабы компенсировать свой малый рост, и не просто говорят, а изрекают, с паузами, весомо и обязательно с цитатами для укрепления своего авторитета. Но Лотман приветливо пожал руку Елене и поклонился, как подобает джентльменам. Он знал, что Елена приедет от доверенного лица, поэтому без всякого опасения передал ей переплетенный том ксерокопии неопубликованной работы «Тайна нулевого знака».
Но потом, в кабинете, Лотман, сидя напротив Елены в кресле, приосанился, чтобы выглядеть внушительнее и избавиться от мало-мальски добродушного или равнодушного выражения на своём лице, тем самым скрыв своё отношение к гостье из Таллина. Всё подчёркнуто нейтрально. Так часто бывает с людьми известными и почитаемыми, которые стараются держать дистанцию с теми, кто к ним стремится попасть в друзья.
- Пушкин… - вздохнула Елена.
- Да, Пушкин…
- Он острой шпагой тайных смыслов пронизывает все ваши работы, - сказала Елена и добавила: - Концептуально…
- Без концепции ныне никуда, - согласился Лотман и стал объяснять, почему именно Пушкин стал фундаментом его лингвистических изысканий, а именно, чем популярнее автор, коим является Пушкин, тем шире развёртывается поле понимания научной работы обычными читателями. И тут, усмехнувшись в усы, Лотман медленно читает наизусть вслух:

Всё в жизни суета, и все желанья тленны,
Навеки мы в цепях, и безнадёжен бунт!
Цветы любви, страстей и радостей мгновенны,
Уносит их поток мелькающих секунд.

Природа нам чужда; у ней иные судьбы:
Неведом нам экстаз, которым пьян червяк...
О, если б умереть, о, если утонуть бы
В твоей пучине, Смерть, в тебе, могильный мрак!

Но жизни не любя, мы в Смерть давно не верим,
И, не желая жить, не можем Смерти ждать...
Увы! давно ко всем привыкшие потерям, -
Мы только веру в жизнь не можем потерять!

- Чьё это? - спросила Елена и склонилась к своей сумке.
Что-то такого стихотворения у Пушкина она не помнила.
А Лотман промолчал, давая понять, что это надо знать по умолчанию, затем привстал, принимая в качестве сувенира от Елены бутылку «Vana Tallinn».
Лотман несколько расслабился, видимо, решил из памятника превратиться в обычного человека, достал из груды книг её брошюру, Елена сразу узнала, уверенно открыл на закладочке, надо же, восхитилась Елена, и прочитал:
«Для равнодушных, живущих в своей скорлупе людей слово «невидаль» означает отрицание всяческого интереса ко всему, их не касающемуся, главным образом, к театрам, архитектуре, картинным галереям. «Эка невидаль!» - восклицают они, демонстрируя своё пренебрежительное отношение к возвышенному, которое никак не укладывается в их ограниченное сознание. Так и живут, бесцветно и бессмысленно, упиваясь своим мирком. К некоторым из них, всё же, в конце жизни приходит внезапное прозрение - невидаль оказывается печалью о несостоявшейся жизни…»
После этого Лотман сунул брошюру в среднюю часть высокой стопы книг, на место, отведённое ей в видимом книжном беспорядке, и сказал:
- Помимо того, что вы хорошо пишете, вы ещё натолкнули меня на мысль сделать работу об одном этом удивительном слове «невидаль».
- Правда?! - в сильном смущении воскликнула Елена.
- Да…
- У Пушкина?
- Я тоже так сначала думал, - сказал Лотам, маленькой ладошкой проводя по седовласой своей шевелюре. - У меня как-то были коллеги из Оксфорда. Я их попросил эту «невидаль» поискать у Александра Сергеевича… У них ведь он весь сидит в компьютере… По бумажному Пушкину ведь замучаешься искать… Да, сильно мы отстали от просвещённого мира… Да, ладно… В общем, получил я от них ответ, что слово «невидаль» встречается у Пушкина всего один раз, и то в удлинённом виде: «…что за невидальщина, смею спросить?», «невидальщина», в «Капитанской дочке»…
- Вот никогда бы не догадалась, - сказала Елена.
- Теперь попробую поискать у Льва Толстого…
Наполненная могуществом семиотики, Елена вернулась в Таллин, и буквально на следующий день принялась за статью о знаковой сущности человека, как персонажа божественного промысла.
Колесо времени неумолимо вращалось.
Как только структура Великого, Могучего и, главное, Нерушимого государства распалась, части целого вдруг стали Независимыми Государствами. В Таллине и Тарту не могли в это поверить, поэтому хаотично забегали с опьянённым взором, ощущая вулканический прилив сил, так что головы искрились нимбами, и возникало такое ощущение полноты счастья, что оно стало буйно переливаться через край.
И опять наступила зима. И опять пошёл снег. Вообще, надо сказать, Елена любила гулять под вечерним снегопадом, когда с тёмного неба падают пушистые легкие хлопья, как будто искусный ткач создает у Елены на глазах графическое полотно в стиле Казимира Малевича: белое на черном, или черное на белом.
Сколько помнила себя Елена, детское любопытство привело её к желанию самовыражения. Но не только. Она стала размышлять над этим. Зачем люди пишут? Потом как-то незаметно до Елены дошло - они сохранили для нас свою душу, своё искусство. Значит, и душа Елены не умрет. Она стала переносить свои мысли на бумагу. Желание узнать, с чего начинается художественная литература, как художник создаёт свой отличный от внешнего свой единственный и неповторимый мир, - жажда понять истоки творчества, собственно постоянно мучила Елену. Так она открывала для себя многообразный, яркий, неисчерпаемый мир искусства. Всё и сразу узнать и понять хотелось Елене с детства.
В канун Рождества настроение в семье Елены всегда царило особенное. Она же больше всего любила, как и большинство людей, не сам праздник, а подготовку к нему. Придумать оригинальные подарки, розыгрыши для дочери и друзей. И сюрпризы…
На ёлке всё сияет! Горит особенным светом! Царит любовь! Звон бокалов, пробка - в потолок, красная икра, белые грибы в маринаде…
Когда утром Елена открыла глаза, то мужа рядом не обнаружила. Подумала, наверно, уже курит где-нибудь. Она поднялась, голова побаливала, во рту была невероятная сухость. Она сделала глоток из чашки с простой водой, которую всегда ставила на полочке рядом с кроватью.
В квартире было почти темно. Елена включила люстру и золотая звезда, венчавшая ёлку под самым потолком, печально подмигнула ей. Елена полусонно прошла в другую комнату, мужа не было, затем заглянула в кабинет, а потом уж на кухню. Валерия нигде не было. Только в его золотистой змеиной пепельнице покоился столбик пепла истлевшей сигареты.
А рядом лист бумаги со словами: «Не ищи меня».
Он как-то незаметно, без всяких объяснений покинул квартиру, отвалившись, как часть целого.
Всё перевернулось с ног на голову.
Сердце у Елены так стукнуло, что она чуть не упала.
Структура организма помутнела.
Спустя время, Валерий, конечно, позвонил, и нейтральным голосом профессора сообщил, что теперь он уже в Америке, его ждут с распростёртыми объятиями в университете, и прочее, что можно сказать в подобном случае.

"Наша улица” №218 (1) январь 2018