Валерий Бохов “Квартира" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Валерий Амурханович Бохов родился в 1941 году в Москве. Окончил Московский инженерно-экономический институт им. С.Орджоникидзе. Работал в различных НИИ. Произведения публикуются в периодических изданиях, альманахах и сборниках.

вернуться
на главную страницу

Валерий Бохов

КВАРТИРА

рассказ

Капитан Матросов Юрий Васильевич был краток:
- А что Виктор, может старик и наведет тебя. Раскачай его! Старики бывают очень словоохотливы. Как, да что, как раньше было…Будь жадным слушателем! Успехов, старший лейтенант!
Получив напутствие начальства, я отправился распутывать этот клубок.
Уголовное дело открыли три недели назад, но неделю я проболел. Параллельно были и другие дела. До болезни успел побывать лишь у местного полицейского, в поликлинике и на работе умершей или убитой девицы. Во всяком случае, у похороненной девицы.
В настольном календаре, лежавшем на офисном столе этой девицы, я обнаружил слова, написанные по всей ширине семидневки, охватывающей с восьмого по четырнадцатое февраля, - «Я должна убить. Иначе меня убьют. Обязательно должна убить! Обязательно!»
На работе её я уточнил, что календарь принадлежал ей, Иришиной Зинаиде Ивановне.
А Юрий Васильевич, со словами «Смотри, как быстро пришёл ответ на твою заявку на анализ», показал мне перед уходом заключение графологической экспертизы, в котором говорилось, что сравнительный анализ подчерка в письмах, рабочих записях, анкете Иришиной З.И. и подчерка в записи на календаре, заключающийся в сопоставлении наклонов, характера написания, направления, длины и величины букв, изучении связанности и разорванности в написании, уверенности и размашистости подчерка, расстояний между буквами, характерных подчёркиваний и ещё около тридцати параметров и особенностей, позволяют сделать заключение о безусловном авторстве записи на календаре в пользу Иришиной З.И.
Звенел апрель. По улицам, залитым солнцем, уже шли люди без пальто и шапок.
- Пора и мне скидывать эту надоевшую за зиму тяжесть, - подумал я.
Вот и нужная мне арка. Двор был глухим, очерченным со всех сторон старыми пятиэтажными кирпичными домами.
При входе, в подъездном фойе, возвышалось огромное мутное зеркало. Лестница была мраморной с выбитыми многими поколениями жильцов ступенями. По бокам каждой из этих ступеней были медные колечки, в которые можно было вставлять прутья, прижимавшие когда-то ковер.
Наконец-то, вот и четвертый этаж. Уф! Квартира номер 15. На двери, рядом со звонком табличка «Гуляев Александр Иванович». Дверь открыл мужчина лет семидесяти, сидевший в инвалидной коляске.
Я показал удостоверение, сказав:
- Старший лейтенант Камышин Виктор Евгеньевич, если помните меня. Я по поводу смерти Иришиной Зинаиды Ивановны хотел бы ещё с вами поговорить.
- Да, я вас помню! Вы же были здесь пару недель назад. С участковым сюда заглядывали.
- Верно!
- Раздевайтесь, вот вешалка.
- Спасибо! - сказал я, сняв своё тяжёлое пальто.
- Заходите, - проговорил он, лихо развернул коляску и покатил в комнату. - Или, может, в кухню пройдём, чаю там попить можем?
- Нет, давайте в комнате поговорим!
- Давайте! Садитесь! Выбирайте! - он показал на кресло и стул.
Я выбрал кресло. Огляделся. Открытые окна. Стол с набросанными альбомами и журналами; приёмник, стоявший на нём. Два книжных шкафа. Телевизор на тумбе. В комнате было чисто; пыль, видно, регулярно вытиралась.
- Вам не дует? А то я привык, а для вас - всё внове! Хоть и двадцать градусов тепла за окном, но сквознячок может подвести.
- Нет. Не дует! Я тоже очень люблю свежий воздух! Это ваша комната, Александр Иванович?
- Это моя келья. Будет прохладно, пожалуйста, говорите!
- Хорошо! А вторая комната - это комната вашей снохи?
- Да, правильно! Раз я - свекор, то она мне сноха! Первый раз, насколько помню, использую эти слова, применительно к себе!
- А вы, Александр Иванович, один живёте в квартире?
- Сейчас один-одинёшенек! История моя такова. Жена моя умерла… тридцать лет уже прошло. Умерла при родах сына. Понятно, один я не вытянул бы сына. Я работал. Работал в школе. Вот друзья по школе и нашли нянечку для сына - Пашу. Прасковья Федоровна Васина, она как член семьи стала. Без неё мы бы пропали! У неё и самой есть семья. Дети теперь уже взрослые. Муж - Васин Сергей Сергеевич, слесарь. И он бывает у нас. Паша! Паша! Это золотой для меня человек. Без Паши я бы не смог поднять сына. Да и сейчас… что я могу? - он растерянно развёл руки.
- В школе я преподавал историю и географию. Хорошим учителем был. Я это знаю точно. Предметы свои очень любил и читал много помимо учебников! Ученики в восторге от уроков были, заслушивались порой! Я и сам иной раз рассказываю, а сам зримо представляю картину, тугаев, например. Это заросли в низовьях Сыр-Дарьи и Амур-Дарьи. Там не удалось побывать, но читал о них. Во многих же местах успел побывать! Некоторые ученики пошли по моим стопам! Это о многом говорит! Ученики, да и учителя школы навещают меня до сих пор!
Я не очень длинно рассказываю?
- Нет, нет! Я с удовольствием слушаю вас.
- Не все время я был вот таким, как сейчас - обросшим пеньком, похожим на мох, плесень, лишайник, тину. Кто там ещё? Ряской стал, травой или водорослями? Я школьную самодеятельность вёл, капустники ставил, много чего придумывали. На экскурсии, в походы ходили. Сейчас никуда из дома не выхожу. Привязан к коляске после инсульта. После смерти сына он случился. Пять лет уже прошло. Сейчас - телевизор, книги. Перечитываю Чехова, Хэмингуэя… Люблю их! Альбомы с живописью вот смотрю. Вы, Виктор … ?
- Виктор Евгеньевич. Можно, действительно, Виктор. Нет, вы не растение, каким себя рисуете. Вы в работоспособном состоянии многих ребят воспитали, сына воспитали, со многими людьми своими знаниями делились!
- Да, это верно!
- Сейчас беда: много молодёжи, которая только поглощает: Интернет, музыку, телевидение. Поглощает много, а будет ли отдача? Это большой вопрос!
- Но, может, придёт к пониманию? Это больной вопрос, безусловно. А вы любите, Виктор, картины смотреть, знаете художников?
- Надо сказать, что в этом плане незрелый я человек. Мало интересовался. Не до того! То одно, то другое! Основное, конечно, - не тянуло меня к живописи. Баловством это считал, забавой для детей! Ошибался, сейчас так думаю!
- Попробуйте! Пересильте себя! Это увлекательно! И никогда не поздно! Захотите, то я охотно буду вашим гидом в этот мир. Вернее, могу быть. У меня ведь времени много. Вот обращу ваше внимание на испанца Веласкеса. Знаете такого?
- Думаю, что слышал! Но вот, назвать его какое-нибудь произведение затруднюсь.
- А я, Виктор, страстно люблю его. И знаете, например, за что? За одну каплю! Есть у него картина «Продавец воды». Сейчас я найду её.
Александр Иванович достает альбом «Диего - Родригес да Сильва - и - Веласкес. Живопись».
- Смотрите, вот картина, XVI век. Правильное и полное её название сейчас прочту. Вот - «Продавец воды в Севилье». Посмотрите, какой прекрасный и гордый идальго носит и продаёт воду. Можно придумать его биографию. Дворянин, разорился…Но обратимся к картине. Вот кувшин для воды. Видите, видно, что он глиняный. Фактура видна! А когда кувшин этот пустой, то он, наверняка, звонкий! Стоит стукнуть по нему, и он отзовётся! А вот она эта капля воды, видите? Настоящая! Если дотронуться, то она перетечет на руку; рука будет влажной! Еще смотрите, от капли тянется заметный след на кувшине. И чувствуете, что вода холодная?
- Никогда не слышал, Александр Иванович, чтобы о картинке говорили так много и так страстно!
- Ну, вы сами, если будете ходить по выставкам, то со временем сами будете азартно воспринимать какие-то вещи. Ещё пример. Вот фламандец Тенирс, - Александр Иванович достаёт другой альбом. Он, как никто, смотрите, мог великолепно рисовать медную посуду. Поэтому совал ее во все свои картины. Повсюду! Вот, видите? Ну, вот я опять стал многословен. Это Владимир Высоцкий за одну - две минуты мог выстроить целую законченную историю или даже жизнь! Внутренний ритм Владимира Семёновича Высоцкого диктовал ему песни. Я тут не касаюсь таланта поэта и актёра. Могучий был талант! Штучная величина! По-моему, Юрий Любимов именно так его характеризовал.
Я подумал, что время аккуратненько возвращать дядю к прозе жизни; очень он отодвинулся от наших реальных задач.
- А это, Александр Иванович, на стене фото вашего сына?
- Да, его снимки. На протяжении его жизни. Разный возраст - разные снимки. Тут на стене, вообще отражение и всей моей жизни. Вот большой портрет жены. Мой товарищ - художник нарисовал. Очень похоже! А это - поменьше, цветной снимок Прасковьи Фёдоровны, Паши.
На фотографии была изображена женщина с привлекательным лицом, с большими зелёными глазами, излучающими добрый взгляд. В тон её глаз в ушах зеленели серьги в форме крестика.
- Этот снимок давно был сделан. Сейчас ей, как и мне, уже за 70.
Все эти фотографии и рисунок очень меня поддерживают. Как будто ежедневно встречаюсь с женой, с сыном…
- Как его звали?
- Володя. Владимир Александрович Гуляев.
- А жена его не стала, как вижу, брать фамилию вашего сына?
- Нет. Какие-то доводы она, видимо, приводила. Но я не спрашивал, не интересовался. Никогда не чувствовал я её родной. Как-то так сложилось с самого начала.
- О сыне своем расскажите. По моему, мы с ним здорово похожи: светлые волосы, причёска, овал лица, черты, уши также оттопыриваются.
- Похожи, очень похожи! Вот поэтому вы симпатичны мне и поэтому я столько рассказываю вам.
- Расскажите о нём, Александр Иванович!
- Вот тут он в панаме и матроске - это в ясельном возрасте! А вот он с Пашей снят у школы, с портфелем в руках. Очень жизнерадостный, прилежный, любимый мальчик. Всю жизнь я его любил, а в то время - сын и работа - для меня - всё, ради них я жил! Тут я бы сказал, что большим непоседой он был. В яслях он с двумя такими же пятилетними мальчуганами удрал на весь день. Провели этот день они на рынке. Мы с Пашей места себе не находили, пока вечером он не вернулся. В школе в третьем классе после первого экзамена он друзьями удрал за город, купались, загорали, благо солнечный май был. В темноте появился дома.
А это уже институт, походы пешком и на байдарках. Всегда в окружении друзей, всегда жизнерадостный.
- На его работе я был, Александр Иванович, сослуживцы вспоминают о нём с теплотой и помнят только хорошее.
- Да, он компанейский парень был. Потом вот женился на этой самой Зинаиде Ивановне. Зинаида - единственное женское имя, которое не люблю! Зинаида! Зина! Какое-то колючее оно, не ласковое, не мягкое.
- А как они познакомились?
- Они вместе учились. Окончили физмат МГУ. Вместе выбрали место работы. Их специальность - молекулярная спектроскопия. Эта область знаний на стыке наук - физики и химии. Теория гармонических колебаний многоатомных молекул - вот их интерес. Нужно тут абстрактное мышление, чтобы представлять себе, как выглядит молекула, как происходят колебания, взаимодействия молекул. Их лаборатория разработала программу для решения колебательных задач и способов представления исходных данных. Спектроскописты - экспериментаторы в своих исследованиях и применяют эти расчетные методы… А состав лаборатории вы, Виктор, видели. Это математики, программисты, физики, химики. В летние отпуска - совершали походы на байдарках. Карелия, нижняя Волга - это их любимые места. Ребята в их походной группе из их же лаборатории.
- Александр Иванович, а как погиб ваш сын? Вам не трудно говорить об этом?
- Скажу! Мне обстоятельства все известны со слов ребят и снохи. У меня сложилась такая картинка. Речка была сложной, порой бешенной. Много порогов и узостей. Володя с Зиной прошли очередной порог. Течение реки было стремительным. Подошли к берегу, заросшему ивняком. Чтобы затормозить и подождать напарников Зинаида схватилась за ветви. Но течение продолжало нести лодку. Она перевернулась. У обоих были пристёгнуты фартуки. Это делается для того, чтобы меньше воды попадало во внутрь байдарки. Сноха выбралась, а вот Володя… У него на голове была обнаружена обширная гематома. Дно реки было скалистое с массой камней.
- Вы сноху не подозреваете в случившемся, Александр Иванович?
- Нет! Тут она не причём. Это случай! Нет, не виню её! Она же любила его. Это видно!
- Она была прописана в вашей квартире?
- Володя, как только женился на ней, сразу прописал её. Я считал, что это нормально для нормальной семьи. Поэтому возражений с моей стороны не было!
- А она откуда? Где до учёбы жила?
- Она из Ногинска. Небольшой городок такой.
- Ещё у меня несколько вопросов. За квартиру, за коммунальные услуги кто из вас платил?
- Так уж повелось у нас, что всю оплату затрат на текущее содержание квартиры, на ремонты, я взял на себя. Это потому, что я - хозяин квартиры, я - ответственный квартиросъёмщик. Так повелось у нас ещё при Вове. Они молодые, у них много своих забот. А мне - с собой же туда их не возьмёшь? - доверительно взглянул на меня Александр Иванович.
- А квартира ваша приватизирована?
- Да, благодаря Паше, года три - четыре тому назад она долго бегала к нотариусу, в БТИ, в ЖЭК… Сейчас квартира в собственности.
- А как пенсия ваша перечисляется - на расчётный счёт в сберкассу или через почту?
- Мне её приносила почтальон на дом. Открыть дверь и расписаться я ещё сам могу! И не надо Пашу утруждать!
- Понятно! А вот на еду, продукты ведь тоже деньги нужны, потом оплата труда Паши. Как и кем это осуществлялось?
- Тут, Виктор, так. На оплату труда Прасковьи Фёдоровны Васиной с незапамятных времён деньги выдаю я. Кстати, если, на что-то ей нужны деньги, то она, зная, где они у меня лежат, сама их берет. На покупку продуктов ей же, при жизни Володи он давал, потом сноха выдавала.
Готовит обеды всегда Паша. Но мы и сами - я и сноха - умеем и можем готовить. Вернее, она умела и могла.
Паша ещё убиралась в квартире, бельё сдавала в прачечную, в чистку; получала и приносила, естественно. И эти услуги оплачивал я. Кроме того, покупка лекарств; их у меня, как в маленькой аптеке! Оплачивал я; пенсия моя позволяет это.
Но в ту, другую комнату ещё при Владимире и, конечно без него, позже, было запрещено заходить и Паше и мне. Это было табу!
- Александр Иванович! Как же вы с Зинаидой Ивановной сосуществовали? Мне кажется, не очень дружно жили? Расскажите, пожалуйста, об отношениях с ней - при сыне, после него и во время её последней болезни, перед её смертью? Ведь она более месяца болела?
Александр Иванович долго молчал, собираясь с мыслями:
- В начале, как только они с Володей поженились, я не мог не радоваться за них. Ко мне отношение её было уважительным. Было гладко, великолепно, хорошо! Я бы сказал, у них между собой, были солнечные отношения. И блеск их отношений перепадал и мне!
После гибели Володи долгое время не было чёрных туч в наших отношениях с Зиной. Но потом небо, что называется, заволокло.
- В чём это проявлялось, Александр Иванович?
- Примерно, года два назад началось. Сначала она обо мне заботилась. Какие-то вещи дарила. Например, стакан из тиса. Говорила, что вот стакан. Он будет специально мой. Будет служить мне, чтобы запивать лекарства. Этот стакан специально вытачивали для меня. Мебельная фабрика существует в Ногинске. Там у Зинаиды работает кто-то из родственников.
Но когда-то я читал, что в старину отравляли, используя посуду из тиса. Тогда я избавился от этого стакана. Мусоропровод расположен у нас на кухне. Попросил Пашу купить мне стаканчик с крышкой. Раньше специальной посуды у меня не было. Снохе я ничего не сказал. Она ведь о тисе могла ничего и не знать.
Потом появился другой подарок - помазок из того же дерева. Если знаете, то текстура у тиса своеобразная, древесина терпкая по запаху и имеет красно - бурый цвет. Я, безусловно, насторожился. Отдавало системой! От помазка избавился.
Потом я как-то заметил, что вкус воды - запивки лекарств из моего стаканчика какой-то не такой и крышка стаканчика закрыта не так - накидная пластиковая петелька не защёлкнута.
Я стал запивать свои медикаменты из другой посуды - из кружки, которую держал в этой комнате. Сейчас она на кухне. Лекарства держал в телевизионной тумбе.
А содержимое того, купленного Пашей стаканчика, естественно, в самой ёмкости, я передавал напрямую, при личной встрече, или через Пашу, моей хорошей знакомой школьному учителю химии, очень хорошему учителю, Ольге Васильевне Гороховой. Передавал периодически, когда обнаруживал признаки того, что в воду добавлено что-то иное.
Так вот она очень помогла мне - проводила анализы передаваемых ей веществ. Что же это были за вещества? Это или слабые растворы или разбавленные уксусная эссенция, мышьяк, серная кислота, соляная кислота.
Автоматически у меня промелькнуло: Покушение на убийство с применением отравляющих веществ - статья 105 УК РФ. Наказание - от 8 до 20 лет. Незаконное хранение ядовитых веществ - статья 234 УК РФ. Это ещё года три или штраф.
- Александр Иванович, а с Ольгой Васильевной могу я встретиться, поговорить?
- Ольга Васильевна работает ещё в школе. Школа находится на нашей улице, за углом. Она ежедневно на работе. Всегда, Виктор, можете поговорить с ней.
Кстати, адрес Паши всегда Вам могу дать. Она поблизости проживает.
Одну из её записок Гороховой О.В. я Вам сейчас передам. Других, может, у меня и не осталось. Александр Иванович вытащил из блокнота, из которого торчали рецепты, записку и протянул её мне.
Записка гласила: «Александр Иванович! Это се́рная кислота́ H2SO4 - сильная двухосновная, отвечающая высшей степени окисления серы. Безусловно, приём её в любой концентрации чрезвычайно опасен для жизни. Ольга Васильевна».
Я смотрел на Александра Ивановича и думал, мог ли он инсценировать всё это: держать отравляющие вещества и химикаты дома; и запускать их время от времени в оборот.
Все полицейские, ведущие следственные и розыскные мероприятия, работающие с людьми, - немного психологи. Психологию изучали в ВУЗе, но большему их научила работа.
Мой вывод: нет не мог он инсценировать покушение на своё отравление; не его это!
- Продолжайте, Александр Иванович! Я перебил вас!
- Продолжу! Вот в это же время из уст Иришиной Зинаиды Ивановны услышал угрозы в мой адрес.
Утверждать не могу, но, вероятно, кто-то появился у нее. Это понять можно - она молодая женщина. Всё естественно! А сужу я потому, что она задерживаться стала, поздно приходить, часто «под шафе». Раньше не замечал я, чтобы ей нравилось вино. А тут «под шафе» и очень сильным «шафе»! Запах этот! Я вино не пью. Бог миловал! В юности какое-то время увлекался. Но, слава богу, не долго и не много!
Итак, угрозы в пьяном виде. И только в пьяном!
В трезвом - ни-ни.
- Угрозы эти, какие? Или какого характера, Александр Иванович?
- Могу сказать: «Склеишь ласты когда?», «откинешь коньки», «отбросишь копыта», «дуба дашь», «зажмуришься»...
Или «Квартира нужна. Мне, мне одной. Без тебя».
«Ты раздражаешь меня».
«Мерзкий, противный, хрыч старый. Паразит».
Повторю, когда она трезва - ничего, ни звука. Не слышно её, да и не видно!
Каково это слышать мне? Представляете, Виктор Евгеньевич?
- Согласен! Трудно перенести! Трудно! Когда я был на работе Иришиной. Говорил с коллегами вашего сына и её, то заметил, что не очень-то жалуют её. Хотя она, конечно, не грубит там. Но закрыта, не радушна, не приветлива, замкнута.
- Понятно! И что мне было делать? Сначала угрозы, потом прямые действия. Нет, не хотел я, чтобы квартира досталась ей. Хотя законы сейчас многое допускают. Я жизнью свой уже не дорожу, совсем не дорожу!
Я решился. Я решил действовать. Все оказалось очень просто!
Виктор Евгеньевич! Я убил и готов понести. Мне терять нечего! Ничего не держит меня на этом свете. Мне всё уже не интересно. А теперь я спокоен. Квартира перейдет моей сестре и ее сыну. А не ей!
- Что же Вы сделали? - я хотел казаться спокойным.
- Я собрал все градусники, какие были в доме. По разным ящичкам их набралось пять штук.
В градуснике, ну, сколько - около 2 граммов ртути. Человеку нужно всего-то несколько долей грамма, чтобы расстаться с жизнью. Это кумулятивный яд. Интоксикация со смертельным исходом развивается при вдыхании 2,5 г паров ртути.
Когда она, Зина, была на работе, я всё и осуществил. Закрыл входную дверь на цепочку. Кожаные перчатки, несколько полиэтиленовых пакетов, газеты, защитная маска, градусники были приготовлены. Я надел маску и перчатки. Держа всё остальное на коленях, въехал в комнату, больно это говорить, снохи. Там я откинул подушку и постельное бельё с кровати и стал ломать по одному градусники. Ртуть мелкими шариками разбегалась по кровати, которые забивались в щели. Остатки градусников я бросал в строенный пакет. Действовал я предельно быстро. Когда бельё и подушка заняли своё обычное положение я выехал из комнаты. На кухне, куда я подъехал, крышка мусоропровода была открыта. Пакет сунул еще в один пакет. Завернул его в газету и сбросил вниз. Свёрток был компактным и поэтому без задержек он пролетел в мусоросборник. Потом снял маску и, опустив её в очередной пакет и завернув в газету, отправил следом. Тот же путь был предназначен для перчаток; одной, а потом - другой. Мне оставалось снять цепочку со входной двери и всё - отравитель свою трёхминутную работу закончил.
- В каком месяце, Александр Иванович, это произошло?
- Месяца я не помню. Знаю, что год с небольшим уже прошёл с тех пор.
- А Иришина З.И. продолжала оскорблять вас?
- И слова и дела её оставались прежними! Но мне было сравнительно легче их переносить. Не скрою, в то время я откровенно злорадствовал! Конечно, молча!
- И вот, прошло время и сноха Ваша, Александр Иванович, заболела и слегла. Кто-нибудь навещал её, был у неё?
- Никого, ни родителей, ни друзей, ни врачей - никого! Паша спросила как-то через дверь, нужно ли ей чего. Она ответила, что нет. Я не спрашивал. Это было бы верхом цинизма. Да, и желания спрашивать её у меня не было. Выходила она только по надобностям. Есть - ничего, по-моему, не ела. Жаловалась по мобильному кому-то на слабость, одышку, тошноту, кашель, температуру под сорок, головокружение, отсутствие аппетита…
Мои личные наблюдения говорят, что апатия, безразличие - вот её состояние в дни болезни.
- А она выходила, может быть? В поликлинику?
- Нет. Никуда.
- И квартиру во время её болезни никто из посторонних не посещал?
- В квартиру? Паша только приходила. Телефонист один раз был. Вызвала Паша - не работал наш телефон. Кстати, Пашу и телефониста я просил надевать маски; говорил, что у снохи заразное заболевание!
- Во время болезни Иришиной З.И. ученики Ваши бывшие, учителя школы были у вас, Александр Иванович?
- Нет, точно никого! Если кто звонил, я просил не приходить пока! Мало ли, пары ртути, как могут воздействовать? В комнате же своей я держал окна открытыми.
- Как определили, что она умерла?
- Звонил мобильный её очень долго, несколько раз.
- Я открыл дверь в её комнату. Увидел, что она лежала в нелепой позе, торс её свешивался с кровати. Сразу всё понял. Позвонил Паше. Обрисовал ей картину. Сказал, что позвоню в поликлинику и позвонил.
Пришла врач из поликлиники. Констатировала смерть, ушла.
Я сразу открыл окна в комнате у снохи. Весна, ведь!
Потом приходил участковый с напарником, осмотрели тело. Ушли.
Похоронный агент не заходила. Вызвала труповозку, позвонив из моей комнаты.
Пришла Паша. Позвонила её родителям.
Родители ее были здесь. Взяли её мобильный, какие-то вещи.
Через пару дней были похороны. Все документы собрала похоронный агент.
После ее похорон собирались в кафе. Я не поехал ни на похороны, ни на поминки. Деньги похоронному агенту я дал столько, сколько требовалось. Прасковья Фёдоровна тоже нигде не была.
Я подумал, что мне следует, для проверки правдивости рассказа Александра Ивановича, прояснить несколько вопросов:
Сможет ли коляска Александра Ивановича проехать в двери комнаты снохи? На первый взгляд, дверь комнаты Иришиной З.И. для этого узки.
Ничто не препятствовало ли ему открыть окна в комнате снохи?
Есть ли в кухне мусоропровод?
Ну, и следовало бы, хотя бы, взглянуть на комнату Иришиной З.И., приняв меры предосторожности.
Я спросил Александра Ивановича, найдётся ли защитная маска для осмотра комнаты Зины?
- Да, конечно! Вот, Виктор, - он достал из тумбочки маску и протянул её мне.
Я взял маску и, стоя напротив кресла - каталки Александра Ивановича, зафиксировал за тесёмочки габариты коляски; потом надел маску:
- Оставайтесь здесь, Александр Иванович, я сейчас вернусь!
В дверях комнаты Иришиной З.И. я, обернувшись к закрытой двери, быстро снял и растянул маску так, как измерял ею размеры коляски. Потом быстро надел маску. Коляска по ширине вписывалась в проём двери.
Серьгу в виде каменного зелёного крестика я увидел, откинув матрац, лежавший на кровати.
Зелёный камень. Что это может быть? Малахит, нефрит, амазоний, зелёный полевой шпат, змеевик, фарфель, моховой агат? Конкретно я определить визуально не мог. Да и нужно ли?
Окна в комнате были открыты и ничто из мебели не препятствовало тому, чтобы к ним подъехать на инвалидном кресле.
Затем я закрыл дверь в комнату, которую осмотрел, и прошёл в кухню. Там тоже было приоткрыто окно.
Я снял маску и бросил её в мусоропровод.
Найденную мною серьгу я положил на холодильник.
Я вернулся в комнату Александра Ивановича.
- Александр Иванович! Если вы не против, то вот теперь я бы попил чайку! - дело для меня приобрело уже ясные очертания.
Мы расположились на кухне.
Гуляев А.И. поставил чайник, который вскоре шумно заработал, достал сахар, вазу с сушками и сухарями. Поставил чашки.
- Пожалуйста, Виктор Евгеньевич, наливайте, угощайтесь.
- Спасибо! А как вы, Александр Иванович, думаете избавиться от последствий влияния ртути на экологию в квартире?
- Приглашу СЭС. Демеркуризацию сделают. Потом кровать попрошу выкинуть. На всякий случай.
Тут в дверях раздалось звяканье открываемого замка.
- Это Паша, - лицо Александра Ивановича просветлело.
В кухню вошла Прасковья Фёдоровна Васина:
- Я буквально на минуту. Занесла вам яиц, чай и хлеб. А то на ужин у вас - ничего. Здравствуйте, - сказала она, заметив меня.
Я обратил внимание, что в ушах Прасковьи Фёдоровны были какие-то темные серьги.
- Здравствуйте! А где же ваши зелёные крестики? - спросил я её.
Прасковья Фёдоровна не смутилась, не отвела глаза:
- Должно быть, посеяла где-то. Очень жалею!
Похоже было, что она и не заметила, что серьга была потеряна в комнате Зинаиды Ивановны.
- Вы её потеряли на кухне, под плитой. Я положил её на холодильник, - сказал я.
Прасковья Фёдоровна поблагодарила меня, взяла потерю, попрощалась с нами и ушла.
Мы молча пили чай, и я думал. Все ли следственные действия я провёл? Нет! Расследование можно вести и дальше. Опросить подробно Пашу, Ольгу Васильевну Горохову, родителей Иришиной, её родственника - мебельщика, неизвестное лицо, с которым она проводила вечера.
Есть ли ещё какие-то версии, ветви, отходящие от основного ствола? Возможно. Но я уже составил собственное мнение. С одной стороны - запись в календаре, устные угрозы и угрожающие конкретные шаги. С другой - применение ртути. Это та же 105 статья. Ртуть пустил в ход Александр Иванович, а может, и Паша. А может, и каждый из них независимо друг от друга.
Во всяком случае, есть закон УК, а есть ещё закон совести. Старики не первыми начали эту войну, они защищались. Они отвечали!
Мне все стало абсолютно ясно. Поэтому прощался с Александром Ивановичем так:
- Знаете что, Александр Иванович, будем прощаться. Напоследок я скажу, что у меня только ваши слова. Никаких подтверждений им я не вижу и, вряд ли, смогу обнаружить. Я буду опираться на Акт участкового о том, что на теле Иришиной З.И. никаких следов насилия, а также травм или побоев, не обнаружено, и на медицинское заключение, что она со следами воспаления слизистой, набухания и кровоточивости дёсен, умерла от атипичной пневмонии.

"Наша улица” №219 (2) февраль 2018