Татьяна Озерова “Шинель отца” рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Татьяна Васильевна Озерова родилась 31 декабря 1946 года в Воронеже. С 1965 года проживает во Владимире. Окончила исторический факультет Владимирского государственного педагогического института, кандидат педагогических наук, «Почетный работник высшего профессионального образования Российской федерации». Автор книг: «Рисунки» (2000), «Дорога к дому» (2004), «Одноклассники», «Простые люди», (2016). Публикуется в  литературно-художественных и краеведческих альманах, газетах  Владимира.

вернуться
на главную
страницу

Татьяна Озерова

ШИНЕЛЬ ОТЦА

рассказ

Страдания и нищета были
перед глазами повсеместно.

И. Бродский

Есть у художника Виктора Попкова замечательная картина с таким названием. Стоит он в полный рост на полотне и примеряет старую шинель.
Сюжет глубок и многозначен. Как примерить беды войны на плечи другого поколения? Смогли бы они выстоять так же, как и их отцы? Рассказывали, что в его мастерской хранилась шинель отца его жены, пробитая в нескольких местах пулями Великой Отечественной войны. А он укрывался ею в холодные ночи.
И вот однажды надел ее и понял, что напишет об этом картину-размышление, картину-притчу.
На памяти детей послевоенного времени много было разных шинелей. Любила советская власть одевать людей разных специальностей в эту форменную одежду. Шинели носили не только военные, но и горные инженеры, лесничие, железнодорожники. Ну как тут не вспомнить фразу, что мы все вышли из гоголевской шинели. Это стало русской традицией, хотя и слово, и форменная одежда пришли к нам из Франции.
А сколько рассказов у воевавших было о ней, родной, которая и от холода, и от снега, и от дождя, и вместо одеяла, и вместо подушки, и кручена, и верчена, и через плечо перевязана.
Мой свекор рассказывал, что лежал как-то на телеге в обозе и всего-то шинелькой укрытый. А как началась перестрелка, то кубарем перекатился на землю.
Тем спас себе жизнь. Друзья-однополчане потом с удивлением рассматривали его шинель, словно прошитую дырками от шрапнели, сам же он чудом остался невредим, и даже без царапин. Всего сантиметр, а не четыре шага, как пелось в песне, часто отделяли жизнь от смерти. В общем, весь народ относился к шинели, как к матушке-спасительнице от всех бед. Но был в нашей жизни случай из ряда вон выходящий.
Жили мы после войны бедно, новое пальто для всех было роскошью. Поэтому старший брат донашивал шинель и не отца даже, погибшего на фронте, а отчима. В ней он ходил и в школу, конечно, без погон и прочих знаков отличий. Как и каждый мальчишка того времени, он мечтал покорить небо. Стать летчиком, иметь кожаный шлем или летную фуражку.
Он даже в школу ходил не с портфелем, а с полевой сумкой-планшетом.
Мы, его маленькие сестры, часто играли этой сумкой, рассматривали ее кожаную поверхность, длинный ремень-ручку с металлической пряжкой, чтобы удобно было носить на плече, прозрачную твердую пленку, где можно хранить карты маршрутов, узкие кармашки для ручки или карандаша. В сумку эту мы запихивали газеты, картинки, фантики, рисовали карты путешествий и тоже мечтали когда-нибудь полететь.
Все в школе уже привыкли к его шинели. Некоторые даже ему подражали. Время было трудное, послевоенное, у многих отцы не пришли с войны, и к этому дети уже стали привыкать. Играть в войну, почтальонов, разносящих телеграммы, играть в победу, возвращение и смерть… Но что так же могут умереть сами или их матери, в это никто не мог поверить.
Когда брат однажды пришел из школы и сказал, что у его друга девятиклассника Сережи умерла мама, нам всем стало страшно. Ребята всей школы откликнулись тогда на горе товарища и пошли провожать его маму в последний путь до самого кладбища. Десятый класс друг доучивался в школе при детском доме, а потом ушел в военное училище. Мальчишки в то время взрослели рано. Бегали на вокзал разгружать вагоны, приносили в дом матерям свои первые заработанные рубли, по пути покупая хлеба, молока и сахарного песку по сто грамм, чтобы было с чем попить чаю. Эти маленькие кулечки - наши сладости - не забудутся никогда. Мы все мечтали поскорее вырасти, устроиться на работу и на первую зарплату купить маме красивое шелковое платье и туфли на высоких каблуках.
Когда осенью школьники помогали в колхозе убирать урожай, наш брат по вечерам взялся помогать хозяйке - копать картошку, чинить забор, поправлять и утеплять на зиму погреб. Та за работу насыпала ему полную сетку и сумку деревенских гостинцев: картошки, яблок, кружок домашнего творога в тряпице. Дома тогда был настоящий праздник, а брат, как настоящий его хозяин, сиял от материнской и нашей благодарности.
Так о шинели … Праздники у нас были не только домашними, но и городскими, а еще и праздниками всей страны. Мы их очень любили. Вся школа гудела от приготовления к ним. Все, от мала до велика, думали, как украсить колонну, какие плакаты нести. А что писать на транспарантах, белым по красному или красным по белому, спускалось (нашими идеологами) свыше и печаталось в газете «Правда». Праздники 1 мая и 7 ноября были для нас всех священны. Духовой оркестр играл на площади революционные марши и песни, трибуна алела флагами, через микрофон разносились громкие приветствия демонстрантам.
Мой брат пришел на демонстрацию, конечно, в шинели, а в чем он еще мог прийти? Был он красивым, крепким, светловолосым и голубоглазым. С его лица не сходила улыбка, и как бы тяжело ни было на душе - всегда наготове была шутка или прибаутка. Друзей по жизни у него было много, так как любое дело горело в его в руках. С ним всегда было интересно, легко и весело, а самое главное - человеком он был верным и надежным. Уже в десятом классе он умел водить машину, бегал на местный аэродром, подружился с летчиками и мечтал о полетах.
И вот брат в колонне среди своих мальчишек и девчонок, а директор школы проходит рядом, проверяет строй, придирчивым взглядом еще раз просматривает лозунги и плакаты, портреты членов Политбюро (не дай Бог взять кого-то из бывших членов).
И вдруг его глаза останавливаются на мальчишке в военной шинели.
- Анишин, выйди из строя! Ты почему так одет?
Что мог ему ответить мой брат перед всей школой? Что у него нет пальто? Что он носит шинель по необходимости?
- Выйди из строя и иди домой! Не порть своей шинелью вид нашей школьной колонны!
Господи! Да потом всех будут упрашивать пойти на демонстрацию, давать лишние дни к отпуску, деньги, поощрять любыми способами, только бы пошли!
Студенты будут бросать ненавистные транспаранты по дороге, чтобы сразу свернуть на вокзал и уехать домой. Но во времена комсомольской юности моего брата эта демонстрация была для него и всех нас, еще раз повторюсь, - священна!
Он гордо вышел из строя, не проронив ни слова, а дома разрыдался от горя и перенесенного унижения.
Мама ласково прижимала к себе его стриженую голову, гладила его рано поседевший ежик. Седина в светлых волосах посторонним была не видна, но она-то о ней все знала.
Это был ее любимец, напоминавший о ее коротком довоенном счастье. Брату было всего десять месяцев, когда пришла похоронка, извещавшая о смерти отца.
Мать вспоминала: ехали на Украину - новое назначение мужа. 22 июня застало их в дороге. На ближайшей станции они вышли, и муж купил ей обратный билет на родину, к матери, подальше от границы. Он хорошо представлял себе всю меру опасности, так как воевал уже на Халкин Голе. С той войны он вернулся живым, с этой, чувствовал, что не придет. Он прижимал к себе сына, целовал, гладил, нежно покачивал на руках и все вглядывался и вглядывался в его детские глазенки, словно прощался с ним навсегда. Чуяло его сердце, что видит ребенка и жену в последний раз. Наверное, тогда, в сорок первом, он и представить себе не мог, что его любимого сынулю когда-нибудь, в невероятно далеком будущем, за шинельку не пустят на праздник…

Владимир

"Наша улица” №219 (2) февраль 2018