Дан Маркович "Про деда Борсука" рассказ

Дан Маркович "Про деда Борсука" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин

 

Дан Семенович Маркович родился 9 октября 1940 года в Таллине. По первой специальности биохимик, биофизик, энзимолог. С середины 70-х годов профессиональный художник. Писать прозу начал в 80-е годы. С 1997 года редактор электронного литературно-художественного альманаха "Перископ". С 1966 года жил в городе Пущино Московской области. С 2015 года живёт в Болгарии. В "Нашей улице" публикуется с № 94 (9) сентябрь 2007.

 

 

вернуться
на главную страницу

Дан Маркович 

ПРО ДЕДА БОРСУКА

рассказ

 

1.
………………………………………...
Как умер Дед Борсук.

Прототипом старика в моей повести «Перебежчик» был Афанасий Платонович Борсуков. Моя мастерская и его квартира рядом были, и познакомились мы просто - оба кормили бездомных зверей, а потом уж я узнал, что он художник, и мы подружились с ним. Он был старше меня на тридцать лет, но я не чувствовал разницу в годах, такой это был живой интересный человек. Все звери, описанные в повести «Перебежчик», существовали на самом деле, с теми же именами, чистая правда. Повесть я закончил весной 97-го года, все наши с ним друзья благополучно пережили зиму, этим кончается повествование. Но с осени они стали исчезать.
Сначала пропал Макс. Я не сказал деду - нашел его убитым в подвале, с разбитой головой. Похоронил тайно, а Дед до конца верил, что кот вернется - «бывает, они надолго уходят…» Вторым был Клаус, старый кот с одним белым усом, он пропал, как в воду канул. Мы долго ходили с Дедом, звали, обшарили все подвалы - не стало Клауса. Следующим стал Хрюша, тоже исчез бесследно. Черный маленький котик с обрубком хвоста, он встречал меня каждое утро, мы шли вместе в мастерскую, в тот самый десятый дом, который в повести, да… И он рассказывал мне про все события ночные, с большим выражением умел говорить… В городе в тот год было много голодных бродячих собак, люди стали выбрасывать их на улицу. Но если собаки разрывали кошек, то оставались следы, а тут ничего от Хрюши не осталось. «Люди - звери…» - говорил Дед, он страшно переживал, каждого из этих зверей он спасал, лечил, кормил, и жизни себе не представлял без них. Они ходили к нему на второй этаж через балкон, каждый мог прийти, поесть, отоспаться и уходил на волю…  Потом исчез Стив, он появлялся не чаще чем раз в неделю, и не сразу стало ясно, что кота нет. За ним пропал Серый, а через месяц мы нашли его шкуру около дома в кустах. Старый кот, шкура во многих местах в шрамах. Думали, наверное, авось пойдет на шапку - не получилось… Старую Алису разорвали собаки, ее мы нашли и похоронили. Последней исчезла Люська, дочь Алисы, и у Деда не осталось никого.
Все это продолжалось осенью, зимой и до весны 98-го года. Дед болел, и в тот год картин не писал. А летом понемногу пришел в себя, начал рисовать пером точные маленькие пейзажи, деревья, дорогу к реке…
В день смерти он сидел в кресле около окна и на небольшом листочке «чиркал перышком», как он говорил. Я пришел, он говорит - «сходи на кухню, поставь чайник». Я пошел, налил воду, зажег газ, подошел к окну. На балконе было пусто, не стало его друзей, все погибли. Почему? За что? Взяли и убили - «ходют тут, гадют…» Многих раздражало, что Дед делился со зверями последним.
Я вернулся в комнату, в ней была странная тишина. Сначала я не понял, в чем дело, ведь и раньше было тихо. Перышко больше не скрипело! Заснул, наверное… Подошел, а он уже не дышит. Дед умер как художник Коро, с кистью в руках, но тот был знаменит, всеми любим...  Ну, что сказать, убили Деда? Что ни говори, окажется, никто не виноват… или сразу все, и что-то изменить совершенно невозможно, так и живем. Мне объясняли - соседям звери мешали, а что для нас звери, если люди - ничто?.. Когда талдычат про особую нашу душу, меня тошнит. Если нет простого уважения к жизни, говорить не о чем.

 

2.
…………………………………..
Паоло и Рем

Однажды Дед рассказал мне историю. Оказывается, Рембрандт и Рубенс жили рядом, но так и не встретились. Их разделяло тридцать верст. И тридцать лет: Рубенс был старик, знатный, богатый, жил с новой молодой женой… и несчастливый, потому что все позади, но нет у него достойного ученика.
- Ну. да! У Рубенса был Ван Дейк, - говорю.
- Дейк подражатель, он выше учителя не прыгнет. Паоло был не дурак, понимал, что нужен ему другой парень. Он ждал. Вроде всего добился, но знал, что мог бы и побольше свершить, если бы не кинулся за рублем… ну, этим, гульденом…
- И не дождался?
- Погоди, история не простая. Рембрандт несколько лет ходил к нему. Утром проснется - чувствует, надо бы к Рубенсу сходить... А дороги в Голландии тогда как наши были, весной так развезет… Рембрандт надевал свои русские сапоги и шел, разбрызгивая лужи, по дороге мимо вогнутых голландских полей. На обочине домики стоят, в них сидят малые голландцы, молча из окон наблюдают, как плосколицый мясистый парень, тяжеловатый от местного питания, идет к своему кумиру.
- Что ему нужно было?..
- Поговорить хотел. Подойдет к ограде - роскошное имение, в глубине замок. А у окна стоит Рубений, Паоло в расшитом золотом кафтане и молча смотрит на Гарменса. И ничего. Так они стояли и смотрели друг на друга много раз. Рембрандт не осмеливался войти, а Рубенс его не звал.
- Он же хотел ученика...
- В том-то и дело, что хотел. И промолчал. Значит, понимал, так надо.
- Он его знал, Гарменса ван Рейна?
- Конечно, знал, картины смотрел, но больше рисунки любил. Этот парень, он говорил, великим рисовальщиком будет. Но ему нельзя скурвиться… как мне: начнет заказы шлепать, и все пропало. Я его только испорчу, говорит.
- А Рембрандт, что хотел сказать?
- А что он мог, он ничего еще не знал, не верил в себя. Поговорить… как с отцом, понимаешь?..  Научиться хотел - скажи, мол, как великим стать и при этом богатым, умным, счастливым, родину спасти… Ведь это Рубений мир с испанцами заключил! Но тайну, как одновременно все успеть, Рубенс с собой унес. Приходит как-то Гарменс к дому, там суета, вещи выносят… Паоло умер, а супруга его картинки продает. Рем заплакал, повернулся и пошел домой. Так ему счастья и не было. Паоло ему специально секрет не передал. Ничего в нем хорошего, говорит.
С тех пор художники, настоящие, мучаются, а наглецы живут припеваючи.

 

3.
……………………………………………….
Художник не жилец

Лет двадцать тому назад я начал писать короткие рассказики, накопил довольно много и решился, наконец, показать одному известному писателю, которого уважал. Мы встретились, разговорились, я передал ему рукопись, он, не глядя, сунул ее в портфель. Он возвращался в Москву, я тоже туда ехал,  мы сидели в автобусе и говорили. Потом разговор угас, он полез в портфель, достал рукопись, стал ее перелистывать... Я сжался, замер. Он посмотрел на меня -  сунул рукопись обратно и говорит: «Я знаю, это больно.» Потом мы не раз встречались, он многое мне говорил, но эти слова я запомнил лучше всего. Когда чужой читает - это больно. Потом привыкаешь, и становится все равно, но об этой первой боли забывать не стоит. Пишущему, рисующему человеку почти нельзя помочь. То, чему можно научить, большой ценности не имеет.  Как говаривал Дед Борсук - «сделано умело, да не в этом дело…» Ему так сказал художник Хазанов, а тот слышал эти слова от Фалька, а Фальк, говорят, узнал от самого Сезанна. Вы скажете, не может быть, хронология не позволяет?..
- Вполне дозволяет, - Дед говорил. - А вот если бы о Фальке сказали, что он их слышал от своего приятеля Пикассо…  то было бы вранье, Пикассо так сказать не мог.
Вот и протянулась через сотню лет цепочка родственных душ.
Дед не раз повторял:
- Пишущему трудно…
Знаю, некоторые легко шутят, лихо управляются с концепциями…  Каждому свое, а мне важней слова Деда. Как-то он грустно говорит - «художник не жилец - шкура тонка…»
Он давно умер, но его слова теперь моими стали.

 

 

Болгария

 

"Наша улица” №220 (3) март 2018

 

 


 
  Copyright © писатель Юрий Кувалдин 2008
Охраняется законом РФ об авторском праве