Татьяна Васильевна Озерова родилась 31 декабря 1946 года в Воронеже. С 1965 года проживает во Владимире. Окончила исторический факультет Владимирского государственного педагогического института, кандидат педагогических наук, «Почетный работник высшего профессионального образования Российской федерации». Автор книг: «Рисунки» (2000), «Дорога к дому» (2004), «Одноклассники», «Простые люди», (2016). Публикуется в литературно-художественных и краеведческих альманах, газетах Владимира.
вернуться
на главную
страницу |
Татьяна Озерова
СОВЕСТЬ
рассказ
И зачем придуман ад? За все еще при жизни расплачивается человек. Поздно понимаешь это, но за всё платишь, да еще какой ценой! Нюра и Анечка - корни и ветки одного дерева их рода. Бабушка и правнучка.
- Не убережешь корни - погибнут ветки, - всё время размышляла об этой житейской мудрости Клавдия, теперь уже сама бабушка. Не спала она ночами, ворочалась с боку на бок, вспоминала свою молодость и жизнь в замужестве. Душа болела. Ведь от человека что-то и утаить можно, а вот от совести вряд ли!
Бабе Нюре было уже за восемьдесят, болела она старческим склерозом. Бывало, начнет писать письмо деткам, пять строчек одолеет и ничего не помнит, что в них написала. Из стряпни в голове сохранила только, как печь пироги. Про себя говорила:
- Болтаюсь-мо, как помело! Двери дома у нее были вечно нараспашку, взять-то в нем все равно было нечего. Зимой ходит по комнате, перебирает свое барахло: фотокарточки на комоде, катушки ниток, цветы бумажные в узкой стеклянной вазе. Поест нехотя чего-нибудь, так день и протопчется.
Оживала бабка к весне на грядках, которые копал ей внук. Привычно сажала картошку, огурцы, лук.
Старая крестьянская закваска не позволяла ей жить без работы на земле. Дожидалась ягод - земляники и смородины - и совсем «оклемывалась», летом ждала младшего сына с невесткой и внуками.
Те приезжали и наводили в доме порядок. Делали генеральную уборку, все мыли и чистили. Клавдия, бывало, все перестирает и перегладит, на окна повесит новые занавески, «ухорошит» дом, как говаривала бабка. На кухне запахнет вкусной едой - и опять все потянутся к ней под крышу, от рыжей кошки Наташки до собаки Жучки. Набежит на встречу родня, загудят мужики, запоют бабы. А потом снова опустеет ее дом. Как близкие ни рядились о деньгах и об уходе за бабкой, никто ее к себе брать не хотел. За стеной Нюриной коммунальной квартиры жил ее старший сын, человек, которому самому требовалась помощь. Была у нее и дочь, но соседи говорили, что «не доварена она с детства», вечно квелая, не могла она вынести этой обузы.
- Буду ходить к ней, но к себе в дом не возьму, - отвечала она родным. По словам тех же соседей, носила она матери кашу да макароны в газете, чтобы лишний раз не мыть посуду. Та ее уже не узнавала, ела, что дадут, хотя жаловалась невестке, что хотели ее уморить с голоду, да вот она еще живая.
Ее давно уже не водили гулять, и Клавдия летом одевала бабку в зимнее пальто и валенки и выносила, как ребенка на руках, на лавочку подышать. А сама тем временем меняла постельное белье, скребла и мыла дом. Потом доставала детскую ванну, грела воду, мыла бабку, парила ей ноги, стригла окаменевшие ногти, подстригала волосы на голове.
Женская память о чистоте и уюте родного очага возвращалась, и бабка лежала довольная всем и улыбалась про себя чему-то сокровенному.
Старшие дети хотели, чтобы бабка умерла в своем доме, а не в какой-то богадельне. Младший же сын везти 85-летнюю мать на девятый этаж в чужой город не решался. Она еще в старой квартире на первом этаже не могла им открыть дверь, забывала выключить кран с водой. Но там они еще могли решить эти проблемы и забраться в квартиру через окно, а что делать теперь с ней на девятом этаже?
Здесь, на родине, все ее знали и, если она терялась, приводили домой, а в большом городе, если уйдет, где её искать? Ведь они все работают и уходят из дома на целый день. Душа терзалась и ныла у них за судьбу матери, но была все-таки у нее, у души, отговорка, что рядом тоже ее дети: сын и дочь. Но ведь знали, что те бабке не подмога…
Умерла баба Нюра весной в апреле. Вода везде в ту пору стояла большая, реки, озеро разлились широко.
Могила быстро наполнялась водой, как ни откачивай, и так страшно было опускать гроб в талую холодную воду.
И стол на поминках не получился таким, как хотелось бы, магазины в ту поры были пусты. Ведь как при жизни бабушка всех любила вкусно накормить, какие пироги стояли на ее столе, какие соленья и варенья…
Потом уже дочка Клавдии бросит всем в лицо:
- Я вам бабушку никогда не прощу! Надо было ее к себе забрать!
Молодость судит жестоко. Но сердце правда ранила сильно. Права была дочка, все бы на глазах было, все бы по-людски. Теперь-то поди разберись, как было надо, раз родная дочь через улицу не взяла, а ей, невестке, в другой город увозить…
Шли годы, жизнь вроде бы зарубцевала эту рану, не знали они, что ничего не забывается. Долго ждали внучат, и вот, наконец, - долгожданная Аннушка, в честь бабушки. Но внучка родилась не совсем здоровой - сердечко. Предстояли операции… И опять Клавдия вспомнила оставленную свекровь. Вот она расплата! Что бы только сейчас она ни сделала, чтоб успокоить совесть, да поздно.
Как дороги были ей маленькие красивые пальчики внучки, как нежно целовала она их, как просила у Бога для нее здоровья, с тревогой всматриваясь в больные усталые глазки, а в памяти стояла никому не нужная старая женщина, оставленная без ее любви и внимания.
В доме страшит тишина,
Бабка в углу помирает.
За занавеской с утра
Долго и тихо вздыхает.
С ней умирает весь дом,
Запахи, краски бледнеют.
Полог цветной у окна
Жизнь поделил мою с нею.
Владимир
"Наша улица” №222 (5) май
2018
|
|