Фёдор Ошевнев “Предотпускное дежурство" рассказ
"наша улица" ежемесячный литературный журнал
основатель и главный редактор юрий кувалдин москва

Ошевнев Федор Михайлович родился в 1955 году в городе Усмани, Липецкой области. Окончил химический факультет Воронежского Технологического института в 1978-ом и факультет прозы Литературного института им.А.М.Горького в 1990-м. Член Союза журналистов России с 1990 г. и Союза российских писателей с 2014 г. Четверть века отдал госслужбе: в армии и милиции. Службу проходил в Ставрополе и Ростове-на-Дону. Участник боевых действий: Северная Осетия-Ингушетия (1993), Чеченская республика (2000). Ныне - майор внутренней службы в отставке, сосредоточен на литературной работе.
Печатается, как прозаик, с 1979 г., в центральной печати дебютировал повестью «Да минует вас чаша сия» на тему афганской войны в журнале «Литературная учеба», в 1989. Автор девяти книг и более ста публикаций в отечественной и зарубежной периодике, в том числе в Германии, Чехии, США, Канаде, Австралии. Причислен к направлению «жестокого» реализма. За создание повести «Да минует вас чаша сия» награжден медалью «За ратную доблесть» (2001).
Живет в Ростове-на-Дону. В "Нашей улице" публикуется с №186 (5) май 2015.

вернуться
на главную страницу

Фёдор Ошевнев

ПРЕДОТПУСКНОЕ ДЕЖУРСТВО

рассказ

Всякий, носящий военную форму, обязан ходить в наряды на службу: различного рода дежурства, чаще - суточные. А распределением их в учебной воинской части четко ведал начальник штаба подполковник Стецько.      
Именно ему принадлежала богатая идея о введении в жизнь полка обязательных пред- и послеотпускных вахт. Скажем, уже подписан рапорт о предоставлении отпуска с понедельника кому-то из офицеров, - так с субботы на воскресенье Стецько неминуемо запихнет его дежурить по части, либо в караул.
- Это - чтоб тебе потом оттяг слаще казался, - любил говаривать «энша».
Отгулявший же законные «каникулы» прапорщик, лишь переступив порог КПП, сразу наталкивался на солдата-дежурного по штабу, «вооруженного» книгой нарядов - или, кулуарно, «нарядной книгой».
- Распишитесь. После обеда дежурным (по столовой, учебному корпусу, автопарку и т.д.) заступаете, - сообщалось «отловленной» жертве.
- А это - чтоб быстрее в строй войти, и всякие там нерабочие настроения побоку, - довольно пояснял подполковник.
И надо же - удивительное дело! - старшину роты, молодого прапорщика Вальского, перед его уходом на ежегодный отдых, Стецько через «нарядную книгу» не пропустил. Исключение, подтверждающее правило?
Сам Вальский, переправивший в штаб еще во вторник подписанный командиром роты рапорт на реализацию своего конституционного права, всю среду, четверг и пятницу ждал-пождал гонца от «энша», и к полудню субботы окончательно уверился в радостной мысли, что всемогущий подполковник о нем, рядовом прапорщике, почему-то - и к счастью! - запамятовал.
Ур-ра! Считай, к отпуску плюс полтора дня (воскресный и половину субботнего, но укороченный рабочий день имел тенденцию плавно перетекать в полный, и тогда офицеры и прапорщики кисло шутили, что предпраздничные сутки - это, мол, тот же понедельник или вторник, только без обеда).
Итак, Вальский, в превосходном настроении, около часу дня субботы, зарулил в штаб - за отпускным билетом и проездными документами. После этого оставалось лишь «проставиться», то бишь, распить с сослуживцами, остающимися тянуть армейскую лямку, литр-другой очищенной в ротной каптерке - и лети себе, белым лебедем, на месяц с лишним, на волю.
Служащая из строевого отдела как раз вручала счастливцу специальную амбарную книгу, где прапорщик обязан был расписаться за выданные бумаги, когда в кабинете возник подполковник Стецько.
- Это ты чего же, наглец бесстыжий, порядок, твою мать, нарушаешь? - бесцеремонно набросился он на прапорщика.
- А что я такого сделал? - прикинулся шлангом тот, хотя и прекрасно понимал, откуда ветер дует.
- Вот перец! Еще и выспрашивает! Ты мою службу прошел, наряд предотпускной оттащил? Нет? Так какого хрена наглеешь? На дурничку надеялся проскочить? Шалишь, хитрозадый! Я как с утра про тебя вспомнил, дежурному по штабу настрого приказал: появишься - немедля мне доложить! В общем, так, бездельник: сейчас сдаешь отпускной, завтра заступаешь по столовой, послезавтра сменяешься - и, с чистой совестью, оттопыривайся душа в раю!
- У меня совесть и так чистая, - возразил Вальский, которому смерть как не хотелось дежурить: мыслями-то давно был в отпуске. - И потом: с чего это я должен отпускной сдавать, когда он уже и командиром части подписан?
- Ах, ты! - гаркнул подполковник и мгновенно побагровел. - На кого хвост задрал, молокосос?! Я тебе, блин, приказываю: сей секунд положил на стол отпускной билет! Понял?! Выполняйте!!!
Но Вальский тоже закусил удила.
- Не положу! Не имеете права его аннулировать! И обзываться! Сегодня же жалобу в Главное политуправление напишу!
- Имел я в задницу твой ГлавПУР! - взревел Стецько. - Ах, ты, прапор тупомордый! Забыл, перед кем стоишь? Я - начальник! А начальник всегда прав!
Дальше в строевом отделе с полминуты раздавался почти сплошной мат. На громкую ругань, в кабинет и заглянул проходивший мимо, по коридору, командир части. Увидев его, «энша» моментально осекся. Прапорщик же, не будь дураком, вытянулся в струнку и отдал честь:
- Товарищ полковник, разрешите обратиться!
- Разрешаю...
- Вы мне недавно отпускной билет подписывали...
- Было, помню. И что же?
- А вот товарищ подполковник, - кивнул Вальский на Стецько, - приказывает билет сдать. Разве он имеет право отменять ваше решение? И еще нецензурно выразился в адрес Главного Политического Управления Вооруженных Сил - мол, состоял с ним в интимных отношениях, да еще и в извращенном виде...
Теперь побагровел командир части. Он гипнотизирующим взглядом удава уставился на «кролика» в подполковничьих погонах, и под этим пронизывающим взором дородный начштаба обмяк и съежился.
- Вы подтверждаете, что требовали от прапорщика сдачи отпускного билета, на котором уже стоит моя подпись? - жестко вопросил полковник. - И действительно имеете нечто против Главного Политического Управления?
- Да я, товарищ командир... - забормотал Стецько... - Да я ж ведь не в том плане... И насчет ГлавПУРа - виноват, вырвалось... Но это все он, он виноват! - задергал крупным подбородком «энша» в сторону прапорщика.
Командир части зло прищурился. Тут в строевом отделе появился его начальник, майор Кузнечиков. Откозырял начальству и превнимательно посмотрел - сначала на полковника, потом на подполковника и, наконец, на прапорщика: мол, что за проблемы в моем хозяйстве?
Проблемы были.
- Виктор Святославович, - вдруг обратился командир части к Кузнечикову с риторическим вопросом: - Кто командует этой частью: я, или какое-то говно?
Подполковник Стецько открыл рот, да так и замер - видимо, от возмущения дыхание перехватило. На красном лице отчетливо проступили сизые пятна.
- Конечно вы, товарищ полковник! - немедленно ответствовал давно ничему не удивлявшийся «начстрой».
- Так почему же какое-то говно смеет отменять мои приказания? Немедленно выдать товарищу прапорщику отпускной билет на руки, и чтоб я по этому вопросу больше никаких разговоров не слышал! А по поводу нецензурщины в адрес Главного Политического Управления, вы, товарищ подполковник, к исходу дня представите мне отдельный рапорт! Всё! Все свободны!
Лицо «энша» пошло уже всеми цветами радуги...
Из штаба части, в роту, прапорщик спешил, не чуя под собой ног. Поведав сослуживцам о конфликте, Вальский попросил перенести процедуру обмытия к нему домой: от греха подальше. Все единодушно согласились и после службы на славу погуляли у старшины. Вот только сам он особой радости на застолье не выказывал...
Начальник штаба, тем временем, тоже «употребил». В своем служебном кабинете. С горя и в одиночестве.
Ополовинив хранившуюся в сейфе, в заначке, бутылку армянского коньяка, вприкуску с лимончиком, Стецько после этого устроил методичную, дотошную, зашкаливающую за грань разумного проверку несения службы нарядами по части.
Первым «энша» ворвался на контрольно-пропускной пункт. Помимо многочисленных мелких недостатков - типа закопченного стекла на керосиновой лампе, или не опечатанного мешочка с коробком спичек, привязанного к ней - начальник придрался к тому, что по плацу разгуливает давно прикормившийся возле солдатской столовой служивый общественный пес.
- Ты ему временный пропуск выписывал? - добивался начштаба от сержанта-дежурного по КПП. - Нет? Тогда на каком основании, твою дивизию мать, постороннее лицо свободно передвигается по территории части? А может, у него в шерсти пять передатчиков на Пентагон работают?! Где высокая бдительность, сквернавцы тупоклювые, бараны кишкоблудные, пиявки на армейском теле! Посажу! Всех, кучей, на гауптвахту!
В первой же роте, куда Стецько направился, разгромив наряд по КПП, он сменил пластинку и еще от входных дверей предъявил иные претензии:
- Почему не у всех солдат в наличии ножные полотенца?
- У всех, товарищ подполковник, - тихо-несмело возразил ефрейтор, дежуривший по подразделению. - Вы сами посмотрите...
- А чего мне смотреть, дуботол пустоголовый! - тут же разорался на него «энша». - В роте сколько личного состава?
- Ну... По списку - сто сорок девять, в наличии - сто тридцать пять. Четверо больных, один в краткосрочном отпуске, два в командировке, наряд по подразделению и трое в автопарке.
- Вот! А теперь, твою мать, если хоть грамм мозгов имеется, котелком и пошурупь: неужели на столько захребетников не найдется ни одного межеумка, который бы полотенце в умывальной бросил, в бане забыл, на портянки разорвал, или еще что? Значит, тебя, оглоеда, и спрашиваю: почему не у всех на койках ножные полотенца?
- У всех... - чуть ли не шепотом повторил дежурный по роте, стопроцентно уверенный в своей правоте: пятью минутами раньше наряд только закончил эти самые полотенца менять и по грядушкам развешивать.
- Да этого просто не может быть! - возмущенно взвыл начштаба. - Я т-те сейчас докажу и на «губу», за враки, посажу!
Он продефелировал вдоль рядов счетверенных двухъярусных кроватей, бормоча себе под нос: - «Хм... Правда, у всех... Ну, ты посмотри, блин, посмотри! - И вдруг радостно завопил: - Но ведь они ж у вас неправильно висят! А-а-а! С этого и начинается подрыв боеготовности, а потом из оружейки автоматы десятками пропадают! Посажу! Весь наряд посажу!»
В следующей роте Стецько, для почина, прицепился к содержимому прикроватных тумбочек: «Обмылки вместо полноценных мыл в мыльницах - как покойники в гробах лежат!» Потом чуть ли не полчаса лазил по туалету, где обнаружил «массу дерьма и дерьмовых недостатков», а в заключение выкопал из кадки с фикусом обгорелую спичку и, потрясая ею перед носами застывших дневальных, подвел резюме:
- Рота - по уши в грязи, среди казармы - горы мусора, а четыре меднолобых свинтуса даже не чешутся, а только хрюкают!
Воспитательная речь завершилась привычным угрожающим восклицанием.
...Столовая, автопарк, наряд по санчасти, внутренние караулы номер один и два - никого подполковник не пропустил и «всех посадил». Напоследок же столь душевно вставил ума «за бездеятельность» дежурному по части - только пух, перья и нецензурщина летели.
Сам капитан со стажем никак не мог понять, какая шлея попала под хвост начальнику, который что есть мочи разорялся:
- Порядок и распорядок в части пущены на самотек и превращены в беспорядок, а сам ты наибессовестнейшим образом безответственно обозначаешь службу и отбываешь хреновый бестолковый номер!
Про шлею, в деталях, знал, помимо самого «энша», только прапорщик Вальский, который достаточно ясно предполагал, какая расплата за длинный язык ждет его после отпуска. А предстояло молодому ротному старшине, по выходу на службу, целый месяц летать из наряда в наряд, поскольку начальник штаба части распределял их очень четко.

Ростов-на-Дону

"Наша улица” №223 (6) июнь 2018